Текст книги "Мемуары мертвого незнакомца"

– Зачем?

– Без тебя я ничто…

Она положила руки на его предплечья и надавила. Ей хотелось, чтобы Дато чуть отстранился. Он так и сделал. И она смогла заглянуть в его глаза… Шоколадно-карие в опушке угольно-черных ресниц. В них было столько всего, что она потерялась.

– Что ты этим хочешь сказать? – выдохнула Маша, мысленно коснувшись губами его глаз…

– Я люблю тебя, – услышала она. – И не представляю свою жизнь без тебя.

Маша зажмурилась. Из-под ресниц выкатились слезы.

– Отчего ты плачешь? – испугался Дато.

– От счастья, – пробормотала она и зарыдала. Дато приподнял ее и обнял. Она обвила его шею руками, уткнулась носом и подумала о том, что теперь и умереть не страшно. За эту мысль Маша тут же себя отругала. Какая смерть? У них впереди целая жизнь…

Счастливая-пресчастливая, как эти мгновения.

Они ушли с пляжа, держась за руки. А когда ехали домой, Дато целовал Машу в затылок. Она довольно жмурилась и мечтала о том, чтобы дорога никогда не кончалась.

С того дня все изменилось. Их стало тяготить общество Зуры. Хотелось побыть вдвоем где угодно, но только чтоб никто не мешал наслаждаться друг другом. Зураб не сразу это понял. Но когда увидел, как в парке, где они втроем сидели, его младший брат украдкой целует Машу в плечо, а она легонько пожимает его руку, все встало на свои места. Невероятно смутившись, Зураб вскочил, что-то соврал про неотложные дела и унесся. Больше он с ними гулять не ходил. Они если и встречались втроем, то у Ристави дома. А там Дато рукам и губам воли не давал.

Они упивались своим счастьем, не видя ничего вокруг. Поэтому вскоре их «расколол» не только Зура, но и, что хуже, родители Маши.

Был приятный прохладный вечер. После изнуряющей дневной жары, от которой устали все тбилисцы, хотелось чуть остудиться, подышать свежим воздухом. Маша с Дато шли по Плеханова, держась за руки. Обычно они прощались, не доходя до ее дома, но тут потеряли бдительность. Находясь на седьмом небе, трудно вовремя опуститься на землю. И когда они очнулись, оказалось, что под ногами асфальт, разрисованный цветными мелками. Точно такой, как у подъезда Маши.

Они стали торопливо прощаться, но Дато не успел ретироваться, его заметили.

– Это опять ты? – услышал он возмущенный женский голос. С другой стороны дома им навстречу шли родители Маши. И ее мама сразу узнала Дато.

– Здравствуйте, – сказал он.

Но ему не ответили. Мать Маши отпустила руку мужа и торопливо зашагала к ним.

– Маша, я же просила тебя держаться подальше от этого мальчика!

– Что он тебе плохого сделал? – возмутилась Маша.

– Поговорим об этом дома… – Она попыталась увести дочь. Но та вырвалась.

– Нет, давай сейчас. Что ты имеешь против Дато? Ведь ты его даже не знаешь!

– Я вижу, что он собой представляет.

– И что же?

– Он башибузук, – ответил за супругу Сергей Селезнев, отец Маши. – Я знаю этого мальчишку.

Маша удивленно воззрилась на него.

– Узнаешь меня, парень? – обратился он к Дато.

Тот понуро кивнул.

– Он с моей служебной «Волги» оленя украсть пытался. Я его за руку поймал. И выдрал за уши.

– Дато? – Маша повернулась к любимому. – Зачем?

– На спор, – буркнул он. – Но я не знал, что это машина твоего папы.

– Но это не все. Обидевшись на меня за взбучку, твой друг начал мне пакостить. Со своей «бандой» преследовал мою «Волгу» на велосипедах. А потом шины оказывались проколоты или поцарапана дверца.

– А я как-то видела, проходя по Руставели, как этот тип избивал другого мальчика, – подключилась мама. – Ногами!

– Он обидел моего младшего брата, – рыкнул Дато. – Я что, должен был простить ему это? Никто не смеет причинять моим близким боль. А этот пацан пнул Гио. Маленького больного мальчика.

– Но зачем же бить ногами?

– А руками я бы не справился. Он старше меня на два года!

– Боже, – простонала мама. – В какой семье его воспитывали?

– В той же, что и Зуру. Я его брат.

– Ты? Брат Зураба Ристави? – Мама была бы больше шокирована лишь в том случае, если бы услышала, что Давид сын сатаны.

– Выходит, ты врала нам все это время, – сумрачно проговорил Селезнев, взглянув на дочь.

– Насчет чего?

– Своей дружбы с Зурабом. Прикрывалась ею, чтобы встречаться с этим башибузуком?

– Зура мой добрый друг. Дато тоже. Ближе них у меня никого нет, только вы.

– Домой! – скомандовал отец.

– Я туда и направлялась, – огрызнулась Маша и зашагала к подъездной двери.

– Я позвоню! – крикнул ей вдогонку Дато.

– Даже не думай, – покачал головой Селезнев.

И захлопнул подъездную дверь.

Утром Машу разбудили и велели срочно собираться.

– Куда? – сонно спросила она.

– В Батуми.

– Но мы же планировали поехать туда в августе…

– Отправимся пораньше, – бросила мама, деловито достав Машин чемодан и складывая в него заранее приготовленные вещи. – У меня нестерпимо болят суставы.

Каждое лето они ездили в одно и то же место – батумский санаторий для «элиты». Селезнев отправлял туда своих девочек на две-три недели, сам навещал их лишь по выходным. Маша там просто купалась, загорала и играла с детворой, а мама проходила всевозможные процедуры. У всех ее предков по женской линии был артрит. И она очень боялась, что эта болезнь не минует и ее. Пожалуй, именно этот страх и провоцировал боли. Но врачи ничего не находили, а мама все равно жаловалась. Особенно плохо ей бывало, когда она нервничала…

– Вставай скорее, – прикрикнула она на Машу. – Машина скоро будет. А тебе еще умываться и завтракать. Вещи я, так и быть, за тебя соберу.

Спустя двадцать минут они садились в ту самую «Волгу», с которой Дато пытался снять оленя, а через полчаса отправлялись с вокзала в направлении Батуми.

Чего родители хотели добиться, увозя дочь из Тбилиси? Разлучить ее с Дато? Бесспорно. Неужели они думали, что это так легко? Да, она уехала, можно сказать, пропала, не предупредив его. И пробудет вдали от своего башибузука больше месяца. И что? Разве это что-то изменит? Она все равно будет думать о нем, любить его и ждать встречи. Она напишет ему письмо. Нет, лучше пошлет телеграмму. А еще позвонит соседям Ристави и попросит позвать к трубке Дато. Он все поймет. И так же, как и она, не перестанет думать о ней, любить и ждать.

Она сделала так, как планировала. Благо, у нее имелись деньги на телеграммы, письма и звонки. И все пять недель, что Маша находилась в Батуми, они общались. Разлука только разожгла их чувства. Маша безумно скучала. Иной раз ей казалось, что она умирает без Дато. Перед глазами – черно, как будто клиническая смерть наступила от душевной боли, вызванной разлукой. Но, как удар электрошока, вспыхивала мысль о том, что, потерпев, она увидит Дато, прижмется к его стройному телу, покрытому выгоревшим на солнце пушком, заглянет в его шоколадно-карие глаза в окружении угольно-черных ресниц, коснется его губ, ярких, как гранат, который он так любит… И Маша воскресала!

Все же она была хорошей актрисой, раз мама не поняла, что творится в душе ее дочери. Решила, что блажь прошла и ребенок думать забыл о башибузуке. Поэтому, когда они вернулись в Тбилиси, Машу никто не «пас». И она вместо того, чтобы пойти гулять с одноклассницами, хорошими девочками, одобренными родителями, помчалась в Сололаки к Дато.

Маша не знала, дома ли он. Предполагала, что, скорее всего, нет. Что ему делать в четырех стенах, когда такая хорошая погода, каникулы и куча друзей, с которыми интересно? Она не смогла поставить Дато в известность о том, когда точно приедет. И теперь шла на авось. Не его, так Зуру застанет дома, что вовсе неплохо. С ним повидаться тоже приятно.

…Арка, двор, липа, отцветшая, но все равно прекрасная. А на ее ветке он – Дато. Сидит, свесив ноги, и смотрит на Машу лучистыми глазами. На щеках «завитушки». На носу огромная царапина.

– Кто тебя так? – спросила Маша.

– Бандит, – сообщил он. – Вон он… – И указал на крупного кота, разгуливавшего по двору.

– Ты от него на дереве прячешься? – рассмеялась Маша.

– Нет. Я тут из-за него оказался. Он забрался на липу, а слезть боялся. Гио попросил меня его снять.

С этими словами Дато спрыгнул с дерева. С четырех метров. Маша испуганно ахнула. Но Дато аккуратно приземлился и уже через пару секунд держал ее в объятиях.

– Я как знал, что ты сегодня вернешься, – прошептал он, зарывшись своим исцарапанным носом в копну ее волос.

– Я так скучала…

– А я просто умирал.

Маша была гораздо ниже его. Он долговязый, она миниатюрная. Ее макушка обычно находилась на уровне его подбородка. Но за те пять недель, что они не виделись, Дато еще больше подрос. Настоящий великан! Маше пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ.

– Твои родители не дадут нам встречаться, – сказал он, когда их уста разомкнулись.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Новую стратегию?

– Точно. И будем осторожнее.

– Как считаешь, Зура теперь тоже в черном списке твоего отца?

– Вряд ли.

– А то он уже расстроился. Зурабу очень нравятся твои предки. Говорит, они мировые.

– Они на самом деле такие. Зура дома? Хочу с ним повидаться.

– Пойдем.

– Только я ненадолго. Домой надо вернуться. Я сказала, что иду к однокласснице на часок, чтоб взять список книг для внеклассного чтения.

– Я отвезу тебя. – Он обнял ее за плечи и повел к лестнице.

– Казбек еще не развалился? Перед моим отъездом он едва выдерживал одного тебя.

– Я заварил раму, покрасил ее. На спицы новые катафоты поставил. Теперь Казбек настоящий царский скакун, а не старая кляча.

Маша поднималась по ступеням, слушала веселый треп Дато и млела от счастья. Он рядом. Он ее. Он самый лучший…

* * *

– Маша! – услышала она мамин оклик и стряхнула с себя задумчивость. – Хочешь чаю?

– Нет, спасибо.

– С тортом.

Маша покачала головой. Мама, вздохнув, удалилась. Если дочка отказывается от сладкого, значит, дела плохи.

Торт был именинный. С курагой, черносливом и взбитыми сливками. Огромный, красивый и невероятно вкусный. Его преподнесла Маше на шестнадцатилетие соседка-кондитер. Праздновали позавчера. Отметив его в кругу семьи, именинница убежала, чтобы отметить день рождения с подружками. Мама хотела, чтобы те пришли к ним в дом, да еще Зура, но Маша сказала, что хочет сделать все по-взрослому. То есть без родителей. Ей все же шестнадцать – совершеннолетняя.

– Только обещай, что не будете выпивать, – попросила мама.

– Ты же позволила мне фужер шампанского за столом?

– Дома, пожалуйста. Но не за его стенами.

– Хорошо, мамочка, обещаю.

– И не объедайся пончиками, а то опять щеки обсыплет. Вы ведь в ресторан у телевышки пойдете?

– Да. И я буду есть хачапури. Сладким я и дома объелась…

Она на самом деле не собиралась выпивать и лакомиться пончиками. С подружками, впрочем, встречаться тоже не планировала. Они чисто символически отметили ее день рождения заранее. Забежали после занятий в кафе и до отвала наелись мороженого. Маша угощала. День своего рождения она намеревалась отметить с любимым. И не в ресторане, а на природе.

Они договорились поехать на Казбеке-2 к тбилисскому морю (водохранилищу) и устроить пикник. Для него было уже все подготовлено. И корзина с продуктами, и плед, и уголь со спичками, чтобы костер развести.

– Во сколько тебя ждать? – крикнула мама из кухни. Маша в это время торопливо обувалась в прихожей. Она уже опаздывала.

– Не знаю, ма! Я постараюсь не очень поздно вернуться.

– В одиннадцать?

– Да ты что? Это же детское время…

– Хорошо. В двенадцать. Но не позже.

Маша мысленно застонала. Сейчас уже семнадцать пятьдесят. То есть у них всего шесть часов!

Она выскользнула за дверь и поскакала по ступенькам вниз. Стук в сердце, в ушах, дрожь в коленках, в руках, томление в душе и лоне. Сегодня она займется с Дато любовью! И это будет лучший подарок на день рождения.

Он уже ждал ее в назначенном месте. Сидел на мотоцикле, широко расставив ноги в грубых башмаках, и грыз чурчхелу. Грузинские мужчины, в том числе подростки, почти поголовно курили. Дато – нет. И Маше это очень нравилось. Ее папа не страдал этой вредной привычкой, а именно он был ее идеалом. К тому же целоваться с парнем, от которого несет табаком, наверное, не очень приятно.

– Я уж боялся, что ты не вырвешься! – воскликнул Дато. – С днем рождения! – И смачно поцеловал ее в губы.

– Ничего не забыл? – Она имела в виду вещи, предназначенные для пикника.

– Ой, а ведь правда… забыл!

Маша посмотрела на него с упреком. У них всего шесть часов, и они не могут разбазаривать драгоценные минуты на заезд к нему домой за забытыми вещами.

– Закрой глаза, – услышала она.

– Что?

Дато красноречиво накрыл подушечками пальцев свои веки. Показывая, чего просит от Маши.

Она зажмурилась.

– Не подглядывай, – предупредил Дато. Маша услышала шуршание, затем почувствовала прикосновение к шее. Он что-то вешает на нее? – Все, теперь можно!

Маша открыла глаза, достала зеркало и увидела в нем свое отражение. Шею обвивала золотая цепочка. Длинная, тонкая, закрученная в жгут. И на ней висела небольшая, усыпанная камешками подвеска в форме ключика.

– От моего сердца, – сказал Давид. – С днем рождения еще раз.

– Дато… – только и смогла вымолвить Маша.

– Не нравится? – напрягся он.

– Очень нравится, но…

– Я долго искал именно такую. Чтоб и со значением, и камни подходящие.

– А что это за камни?

– Гранат и искусственный сапфир. Ты – Весы. И это твои камни по гороскопу.

– Ты же в них не веришь.

– Зато в них веришь ты.

– Спасибо тебе огромное… Но…

– Опять «но»?

– Это же дорого, Дато! Где ты взял деньги?

– Тебя это не должно беспокоить…

– Как же не должно? А если ты, чтобы купить подвеску, совершил что-то противозаконное?

– Значит, будешь сушить сухари и отправлять их мне в тюрьму, – как всегда, отшутился Давид. – Мешками! Потому что поесть, как ты знаешь, я люблю…

– Перестань, пожалуйста, зубоскалить! Я серьезно с тобой разговариваю…

– Деньги я заработал честно, – отчеканил он. – И если ты будешь продолжать меня допрашивать, я развернусь и уеду.

– Прости, – прошептала она. – Просто я очень за тебя переживаю. – И бросилась ему на грудь. Какая она дура! Человек старался, готовил для нее подарок-сюрприз… а она?

– Тебе правда понравилось? – услышала Маша над своим ухом.

– Очень-очень. Это самый лучший подарок в моей жизни… – Она не обманывала. На самом деле для нее не было ничего дороже, чем этот ключик. Не по деньгам (родители ей преподнесли видеомагнитофон и набор кассет с классикой кино), он был ценен по иной причине. – Спасибо тебе огромное!

– Лучшие подарки впереди, – усмехнулся он довольно. – А теперь запрыгивай, едем к морю.

Она взгромоздилась на мотоцикл, обняла Дато, положила голову на его спину, и они помчались. Скорость была очень высокой. Но Маша не боялась. С Дато ей сам черт не страшен.

На море они прибыли, когда стало смеркаться. Устроились, развели костер. Продукты и напитки покупала Маша. Поэтому знала, что увидит в корзинке. Однако ее ждал сюрприз.

– Что это? – спросила она, достав из нее глиняную бутылку.

– Вино. Очень хорошее. Выдержанное. Настоящий нектар.

– Ой, нет, Дато. Я не буду, – покачала она головой.

– Как – не буду? Тебе шестнадцать. За это надо выпить.

– Я маме обещала…

– Маш, у нас в Грузии вино даже детям наливают. Чуть-чуть. Оно же полезное. Одуванчик в Кахетии по полстакана, правда, молодого, каждый день выпивал. И болеть перестал.

– Ладно, я чуточку.

– Чуточку? – Дато рассмеялся. – Что за слово такое?

– Это значит, совсем немного.

– Мне нравится, как это произносится… – И он несколько раз повторил новое для себя слово, будто смакуя его, как то самое вино, что они собирались выпить.

– А это что? – спросила Маша, увидев еще один сверток.

– Это подарок от мамы. Ачма с сулугуни.

– Ой, как здорово! Спасибо ей передай…

С матерью Дато и Зуры Маша за все годы их дружбы встречалась раза три. Она вежливо с девочкой здоровалась, задавала несколько вопросов и погружалась в домашние хлопоты. О том, что между Машей и Дато происходит, она наверняка не знала. Просто решила сделать приятное подруге своих детей. О дне рождения ей мог сообщить Зура.

– Я сказал ей, Маш, – смущенно проговорил Дато.

– Что именно?

– О нас.

– Да? – Маша испугалась. – И что она?

– Обрадовалась! – Улыбка осветила его лицо. И Маша не удержалась, чмокнула Дато в «завитушку». – Сказала, что ты хорошая девочка и будешь на меня благотворно влиять.

– Эх, если бы, – вздохнула она.

– Что – если бы?

– На тебя можно было влиять! Ты же все равно сделаешь по-своему.

– Я мужчина, – пожал плечами он. – И я сам принимаю решения. Но к твоему мнению я прислушиваюсь.

– Хорошо. Тогда послушай его сейчас… и прими решение.

– Какое? – с опаской спросил он.

– Я думаю, нам нужно выпить за мой день рождения, – с нарочитой серьезностью ответила она. – Ты согласен?

Он расхохотался. И выразил свое согласие действием.

Вино было красным, с оттенком рубина. Маша сделала маленький глоток, опасаясь, что оно окажется крепким. Но вино пилось легко.

Есть не хотелось, и все же Маша попробовала ачму. Она не очень ее любила, предпочитала хачапури с сыром, но эта оказалась вкусной. Жаль, желудок был полон, и именинница смогла осилить всего кусочек. Дато, в отличие от нее, сильно проголодался за день и поглощал еду с огромным аппетитом.

Маше нравилось смотреть, как он ест: с настроением, смаком, но аккуратно. Она мечтала для него готовить. Когда они станут жить вместе, она будет кормить его вкуснейшими ужинами. И сидеть рядом, глядя, как он кушает. Правда, пока Маша умела лишь яйца варить да гренки жарить. Но она планировала научиться. Даже у мамы на Восьмое марта в подарок попросила «Книгу о вкусной и здоровой пище».

Когда Дато наелся, они пошли прогуляться по берегу «моря». Погода стояла чудесная, почти летняя, но вода уже остыла. Однако они разулись и немного побродили по ней. Маше захотелось подурачиться, и она обрызгала Дато. Тот шлепнул ее за это по попе.

– Ах так!? – Маша, издав воинственный клич, кинулась на «врага».

Дато бросился от нее, хохоча и крича: «Помогите! Спасите!» Хорошо, что вокруг никого не было, а то могли бы принять его призывы о помощи за чистую монету и нарушить их идиллию.

Маша догнала Давида (естественно, он ей поддался), запрыгнула на него сзади. Так, на закорках, он и нес ее до их «лагеря», припрыгивая и издавая ржание, как оказавшийся под седлом норовистый рысак.

Они раскраснелись, вспотели и даже немного устали. Поэтому повалились на плед.

– Пить хочу, – сказала Маша.

– Сока налить или воды?

– Давай вина. Только немного.

– Чуточку, – вспомнил понравившееся слово Дато. Произнося его, он проглатывал букву «о», и звучало оно очень забавно.

Разлив вино, он протянул Маше стакан. Она, чуть приподняв голову, сделала глоток. Пить в таком положении было неудобно, и вино пролилось. Струйка стекла по подбородку вниз. Маша хотела вытереть, но ее опередил Давид…

Он лизнул ее шею.

– Думал, она будет сладкой, – пробормотал он. – Как вино…

– А она? – прошептала Маша.

– Соленая. Но все равно приятно….

Она хотела сказать что-то, но Дато накрыл ее рот ладонью. Затем очень нежно, едва касаясь губ, пробежал по ним подушечками пальцев, погладил подбородок. Рука заскользила ниже.

Теперь она на шее… Язык там же…

Под поцелуями и прикосновениями жилка робко вздрагивает. Подушечками пальцев это не так ощутимо, как языком…

Рука Дато под ее выгнутой шеей, подставленной под поцелуи. Его пальцы в волосах. Ей нравится, когда они там…

Его губы, горячие и мягкие.

– Прости, я зашел слишком далеко, – услышала она сдавленный голос Дато.

Он хочет отстраниться, но она не дает.

Поцелуй. Еще один. На губах соль. Дато впивается в них.

– Я готова, – шепчет Маша.

– К чему?

– Стать твоей.

* * *

Хотелось в туалет. Маша покинула свою комнату.

Чтобы попасть в уборную, надо было пересечь прихожую. Она огромная, в ней не только шкаф, вешалка и зеркало, но и два кресла, между ними столик. На нем телефон. Сколько часов Маша провела с трубкой у уха, не счесть! Дато звонил ей и от соседей, и из автоматов (выискивал те, что по причине каких-то неполадок соединяли бесплатно), и из школы, тайно пробираясь в кабинет директора…

Позвонил он и сейчас!

Едва по прихожей разнеслась трель, как Маша поняла – это Дато! И бросилась к телефону. Но ее опередила мама. Сняла трубку параллельного аппарата и тут же положила. Как будто чувствовала, что это «башибузук». Но звонок повторился. Маша проявила чудеса расторопности, подняла трубку быстрее мамы и выпалила:

– Да!

– Маша, здравствуй.

– Вы не туда попали, – донесся мамин голос. Она все же вклинилась.

– Нет, туда! – закричала Маша. – Дато, это я!

Мама показалась на пороге комнаты. За ней отец. Оба недовольные, даже злые.

– Положи трубку, – отчеканил папа.

– Нет.

Тогда мать решительно шагнула к Маше и попыталась вырвать ее. Однако дочка вцепилась в трубку мертвой хваткой. Отец смотрел на противоборство своих девочек с ужасом. Наконец сказал жене:

– Надя, дай им поговорить.

– Сережа! – всхлипнула та. – Ты же только что рассказал…

– Дай. – И уже дочери: – У тебя пять минут. Потом ко мне. Есть серьезный разговор.

Маша кивнула. Родители ушли, прикрыв за собой дверь.

– Дато, я так соскучилась, – выпалила Маша.

– Я тоже… Очень-очень.

– Говорила же, не звони сюда.

– Маш… я бы не стал, если б… – Голос его дрогнул. Маша поняла, что случилась беда. – Мама умерла.

– Как? Когда?

– Сегодня. Послезавтра похороны. Ты придешь?

– Сейчас же приду. Жди!

И, бросив трубку на столик, чтобы родители не поняли по сигналу, что разговор закончен, начала собираться. На ней были байковый розовый халатик и гольфы с помпонами. Она носила их вместо тапок. И тепло, и шрам прикрыт. А надо надеть джинсы, футболку, куртку – сегодня резко похолодало, подул противный ветер, небо затянуло тяжелыми синими, похожими на гематомы тучами. Но где это все лежит, Маша не могла вспомнить. В ее голове не укладывалось, что женщина, позавчера испекшая для нее ачму, сегодня лежит в гробу, и ее дети остались сиротами.

За окном громыхнуло. Гроза? И это в октябре? Да что такое происходит? Неужели с грохотом рушится мир, в котором она была беспредельно счастлива? Когда Дато вешал ей на шею ключ от своего сердца, катал ее на закорках, притворяясь Казбеком-3, слизывал с ее шеи капли вина, она пережила лучший день в своей жизни. И тогда все было прекрасно, в том числе погода. И что теперь? Открытая конфронтация с родителями, смерть мамы Дато… да еще это свинцовое небо, гром, холод… будто природа заодно с высшими силами, которые решили разрушить радужный Машин мир…

И нога ноет!

Ее разговор с Дато занял меньше минуты, значит, у нее есть еще четыре. Их хватит, чтобы собраться и покинуть квартиру. Потом, когда вернется, пусть ее накажут. Отругают, даже высекут, хотя родители никогда ее не пороли. Но это в том, радужном мире. Теперь Маша была готова ко всему.

Нога заболела сильнее. Шрам, давным-давно зарубцевавшийся, запульсировал так, будто он совсем недавно зажил. Под ним – пожар. И мышцы скручиваются в узел. Из-за погоды? Возможно…

Маша, подволакивая ногу, подскочила к шкафу. Вспомнила, что в нем лежит ее спортивная одежда. Решила напялить костюм и бежать…

Если верить часам, висящим на стене, у нее есть еще две с половиной минуты!

Халат долой! Олимпийка на голое тело. Молния – вжик.

Левая нога всунута в штанину, правая…

А вот она подвела!

Ее так свело судорогой, что Маша еле удержалась, чтобы не рухнуть. На помощь пришел шкаф, в котором лежал костюм. Она о него оперлась. Но тишину нарушила. Створки загрохотали, родители за дверью услышали шум и тут же выглянули.

– Куда? – сурово спросил отец, поняв, что дочка намеревается сбежать.

– К Ристави. – Она не стала скрывать правду.

– Нет. Ты останешься дома.

– У них мама умерла сегодня! – выкрикнула Маша, сунув-таки ногу в штанину. – Я должна их поддержать!

Отец сразу смягчился.

– От чего? Она же молодая еще.

– Не знаю, не спросила.

– А ты не врешь? – заговорила мама. Но лучше бы она молчала.

– Надя, прекрати! – одернул ее отец. И уже к дочери: – Деньги есть?

– Да, немного…

– Им нужна финансовая помощь. Похороны не дешевы. Подожди, я дам. – Он сунул руку в карман пиджака и достал из него бумажник. – У меня только сорок рублей наличными. Но возьми хотя бы их.

– Сережа, это месячная зарплата уборщицы! – возмутилась мать. – Десятки будет достаточно…

Но он пропустил ее слова мимо ушей.

– Завтра еще дам. Только знай, дочка, это ничего не меняет. Я по-прежнему против твоих отношений с Давидом.

– Не так мягко, Сережа, – потребовала жена. – Скажи, что запрещаешь ей категорически!

– Вы не можете этого сделать, – замотала головой Маша. – Я не ваша рабыня или пленница.

– Он вор, Маша. Мне буквально минут десять назад позвонил мой хороший знакомый и сказал, что твой ненаглядный «чистит» машины. Снимает с них зеркала, дворники, забирается в салон и прочее. Пока авто они не угоняют, но то ли еще будет.

Маша знала, что папа не станет наговаривать на человека. Он не такой. А вот Дато… вполне вероятно, как раз такой, каким его выставил знакомый отца… вор!

Отсюда мотоцикл и деньги на дорогой подарок.

– Его скоро поймают и посадят, – добила ее мама. – И что ты будешь?..

– Сушить сухари! – выпалила Маша. – Много сухарей, потому что Дато очень поесть любит!

И выскользнула за дверь, даже не завязав шнурков на кроссовках.