Текст книги "Похождения пропавшей наследницы"

Ольга Волошина
Похождения пропавшей наследницы

Пролог

Крошечное судёнышко, словно в шутку названное Volny prostor[1]1
  Свободная территория (чешск.).²
  Посмотри! (чешск.).


[Закрыть], ловко скользило по вспененной поверхности беспокойной реки. Карел на диво искусно управлял корабликом, казавшимся Еве игрушечным. Однако на миниатюрном моторном катерке всё было настоящее: симпатичный диванчик, столик, маленький шкафчик для посуды, умывальная кабина и – главное – настоящее рулевое колесо и множество рычажков, указателей с лаконичными и непонятными надписями по-чешски. Карел держал руки на руле – штурвал, вот как он, в самом деле, называется! – очень серьёзно смотрел вперёд, на тёмно-синюю гладь Влтавы, и выглядел настоящим капитаном. Даже суровая капитанская морщинка прорезала его лоб, уходя глубоко на переносицу. Девушка неохотно отвела глаза от лица молодого человека и принялась разглядывать высокий правый берег, густо поросший лесом с неправдоподобно яркой зеленью листвы. Пейзаж хорош и вполне достоин кисти художника, но перед рассеянным взглядом Евы на фоне пышной растительности и причудливых скал у кромки воды маячил тот же гордый мужской профиль. Карел был для Евы не просто представителем местного населения этой восхитительной маленькой страны, по счастью, неплохо говорившим по-русски, но и руководителем их небольшой экспедиции, капитаном корабля (пусть катера – неважно!), фантастическим рассказчиком и ещё… Да что там – он был настоящим принцем, которого ждёт любая юная девушка, но очень редко дожидается. Евиного героя не портили ни обильные веснушки, ни курносый нос, ни даже слишком юный возраст – всего двадцать два года. Ведь согласитесь, принц должен быть взрослым и ответственным, а в двадцать два года только девушки бывают серьёзны и по-взрослому мудры. Еве было уже двадцать два с половиной – за плечами институт, жизненные испытания и потери, даже поиски работы, – и она ощущала себя гораздо старше Карела. Что не мешало ей чувствовать себя безрассудно счастливой и не вспоминать о скором и неминуемом возвращении в унылые будни.

Широкая река сердито захлёстывала потемневшими от недавнего дождя водами островки и высокие скалистые берега, круто огибала громоздкую, причудливой формы гору. Заросшая сосновым лесом горка казалась лохматым чудовищем. Впрочем, совсем нестрашным. Катер резко свернул, следуя речному повороту, накренился – и Ева едва удержалась на ногах. Карел протянул правую руку и обхватил девушку за плечи, слегка притянув к себе. Сам он от резкого толчка даже не покачнулся и теперь легко выправил судно, держа штурвал одной рукой. Ева на секунду замерла: ощущать на плече большую крепкую ладонь было приятно, – но через мгновение ей показалось, что они стремительно несутся к скалистому подножию горы.

– Осторожнее! Впереди камни!

– Не бойся, я здесь проходил уже тысячу раз, – медленно сказал Карел, тщательно выговаривая русские слова. – Ejhle!² Взгляни туда!

Ева подняла глаза и застыла в изумлении: прямо за крутым склоном горы на высоком скалистом берегу между группами пышно цветущих деревьев вольготно расположился сказочный замок. В лучах заходящего солнца светлые строения казались белоснежными. Островерхие башенки с узкими фигурными окнами, ажурные перила изящных балконов, эркеры и витражи, металлические кружева ограждений на площадках между башнями – всё напоминало искусно сделанную иллюстрацию к сказке. Но вот на правой площадке перед башней показалась фигурка вполне реальной женщины в брючном костюме и светлой шляпке. Она была совсем обычной и современной. Очарование замка, веками отражавшегося в водах Влтавы, с появлением дамы в будничной одежде не исчезло. Скорее наоборот, дама в стандартном костюме обрела сказочный облик.

– A to je cíl cesty[2]2
  И это цель путешествия (чешск.).


[Закрыть]… Мы прибыли на место!

«И ведь придётся учить чешский», – подумала Ева.

Часть первая
Жанна

Глава первая
Бабушка и внучка

– Куда ты делась среди ночи? – строго спросила эффектная голубоглазая блондинка с некоторым избытком косметики на совсем ещё юном фарфоровом личике. – Мы с Толиком тебя везде искали. И Мишка тоже… высматривал.

– Не люблю я танцев с подвыпившими партнерами, Лиль, – нехотя объяснила худенькая темноволосая девушка, наклонилась над крошечной клумбой с ноготками и петуньями, помахала длинной хворостинкой – из зелёных зарослей выкатился маленький рыжий котёнок и вцепился в бегающий между цветами кончик ветки.

– А где ж ты ухитрилась найти себе невыпившего парня? – ехидно поинтересовалась блондинка, названная Лилей. – Не одна же ты свалила с мероприятия в неизвестном направлении.

– Я ушла домой, потому что устала. И мне было скучно. Дома выпила чаю с бабушкой, почитала немного и уснула с книжкой в руках. Ничего дурного в этом нет.

– Чудная ты, Жанка! – заявила блондинка. – Все веселились почти до утра, а она пошла к бабуле, как детсадовская лохушка. Второго выпускного у нас больше никогда не будет. Это же дико памятное веселье, гораздо торжественнее… м-м… свадьбы, например.

Девушка, названная Жанной, рассеянно слушала подругу, продолжая дразнить котёнка теперь уже пояском от собственного платья. Похоже, рыжий проказник ей очень понравился.

– …К тому же погода была просто сказочная, над Окой звёзды сияли как нарисованные, ветерок был такой лёгкий и приятный…

Кончик пояска пополз ближе к девушкам, котёнок робко тронул его лапкой и осторожно отступил назад на клумбу. Однако охотничий азарт заставил его продолжить преследование странной глупой добычи, которая «убегала» как-то уж очень медленно.

– …Целоваться в такую волшебную ночь – вот оно, удовольствие! Мы с Толиком, конечно, ненадолго сбежали в сады. Не при народе же было…

Обтянутая пикантной сеточкой Лилина ножка оказалась в опасной близости от крошечных лапок с коготками, котёнок не удержался и потрогал узорчатую девичью конечность.

– Ах ты, бандит! – взвыла Лиля. – Брысь немедленно, негодный кот!.. Или кошка! Испортил мне лучшие колготки!

Её подруга весело рассмеялась. Обиженная блондинка надула губы и отвернулась, но быстро оттаяла и тоже захихикала.

– Видишь, красивые ноги даже коту нравятся, – пошутила она, отсмеявшись. – Что уж говорить о Толике, он просто голову потерял. А вообще он и сам был очень даже неплох в этом сереньком костюмчике. Папка с мамкой классно мальчика одевают. Конечно, симпатичному спортивному парню всё к лицу… Жан, неужели тебе совсем уж никто не нравится?

– Я как-то об этом не думала особо, – призналась Жанна. – А раз так, то выходит, что никто и не нравится. Иначе я обязательно обратила бы на это внимание.

– Ты прямо как в монастырь готовишься: никаких эмоций и грешных мыслей, – разочарованно сказала белокурая Лиля, которой очень уж хотелось поболтать о мальчиках и прелести поцелуев летней ночью на свежем воздухе, без контроля взрослых.

– Толик так сильно тебе нравится? – удивлённо спросила Жанна. – Никогда бы не подумала. Ты ведь целую вечность его знаешь, класса с первого, кажется.

– Со второго, – уточнила Лиля. – Он мне давно нравится, я просто вида не подавала. Чтоб не задавался больно-то.

– Ты что же, влюбилась и замуж за него собралась?

– От «нравится» до любви ещё далеко, – сразу поскучневшим голосом объяснила Лиля. – Кроме того, в браке получаются дети, а их кормить надо. И жену одевать, между прочим. Пока Толик научится зарабатывать нормальные бабки, я состарюсь… Но целуется он просто классно! Он вообще единственный классный мальчик в нашей школе, правда ведь?

– Само собой, классный! – охотно, но неискренне подтвердила Жанна. По её твёрдому убеждению, классным парням просто неоткуда было взяться в их захолустье. Настоящие мужчины, занятые серьёзными делами, обладающие твёрдыми характерами и способные на сильные чувства, водились только в интересных больших городах, а ещё вероятнее – в романтических дальних странах. Вроде Франции или там Швеции. Ну, Испании, на крайний случай.

Вчерашняя Жаннина одноклассница, однако, не почувствовала фальши в ответе подруги и с увлечением принялась развивать тему:

– Теперь возможностей у тебя будет больше: уроки учить не надо, да и в институт, небось, поступишь (Жанна утвердительно кивнула), найдешь себе классного мальчика, тоже целоваться научишься. Только не вздумай замуж выскочить за первую же симпатию: кандидат в мужья должен иметь какое-никакое положение в жизни. На ногах, как говорится, стоять. Иначе и пропасть недолго в таком замужестве.

– А как же быть с любовью? – заинтересовалась Жанна. – Про неё даже все сериалы галдят, не говоря уже о более художественных источниках информации.

– Начиталась! Нашла источники информации! Все-таки бабушка-библиотекарша – это вроде матери-настоятельницы в старорежимных школах для благородных девиц. Впрочем, я не уверена, что даже монастырские воспитанницы были так же наивны, как ты.

Жанна не ответила, хотя нисколько не обиделась на подругу. Каждый имеет право на собственное мнение по столь важному вопросу. Пусть себе Лиля ищет мужа с положением в их скромном провинциальном обществе, а она, Жанна, непременно встретит кого-то, о ком можно сладко мечтать бессонными весенними ночами…

– А твой котёнок сбежал, – сообщила Лиля, разглядывая спущенную петлю на колготках. – Небось, хотела его домой прихватить.

– Хотела, – с сожалением ответила подруга. – Да всё равно бабушка не разрешит. Пошли к нам домой, у нас царское варенье ещё осталось.

– Пойдём, – мгновенно согласилась Лиля. – Лучше Натальиванниного варенья может быть только французское шампанское с трюфелями!

И вчерашние выпускницы отправились угощаться чаем с царским вареньем – крыжовник, начинённый орехами, – варить которое умела только бабушка Жанны.

* * *

Жанна всегда жила в пятиэтажке на улице Парковой в самом центре маленького подмосковного городка. «Всегда» для семнадцатилетней девушки означало и много, и ничего: именно столько времени она себя помнила, так что это было немало. Но что такое тринадцать-четырнадцать лет для Жанниной бабушки, например? Сущая ерунда! Ведь бабушка уже прожила пять раз по тринадцать и наверняка совсем забыла, о чём она мечтала в свои давнишние семнадцать лет.

Родителей у Жанны не было так давно, что она не только не могла их вспомнить, но иногда даже думала, что их вовсе не существовало. Хотя от них сохранилось несколько фотографий, но кто мог с уверенностью подтвердить, что именно они – те двое молодых людей со старых снимков – и были Марией и Константином Бобровыми, что вписаны в Жаннино свидетельство о рождении. Во всяком случае, бабушка о них никогда не рассказывала, друзей и всяких иных родственников не имелось, дневников, писем, документов Жанна никогда не видела. Если честно, девушка считала, что семнадцать лет назад её просто подкинули бездетной, уже немолодой и одинокой женщине Наташе, которая с тех пор и была её бабушкой. Для матери она сама, видимо, считала себя старой.

Собственных детей у Наташи никогда не было, и замуж она не выходила, а Константин Бобров считался её племянником. Такова была версия самой бабушки, хотя ни говорить, ни вспоминать о тех давнишних временах она не любила. Молчаливой старушка не была, даже пошутить могла и умела. Но темы для разговоров тщательно выбирала: что будет с российской культурой через пятьдесят лет, если читают теперь одни детективы, а то и что похуже? Сможет ли общество победить преступность? Были в разговорах и оптимистичные мотивы: метро до городка обещали дотянуть уже в нынешнем столетии, а наши спортсмены вот-вот вернут стране былую славу.

Бабушка работала в Центральной городской библиотеке и покидать свой пост не собиралась, несмотря на почтенный возраст. Пенсии им с Жанной не хватало, а за библиотечные оклады желающих занять бабушкину должность не находилось.

В общем, Наталья Ивановна Боброва была старушкой бодрой и общительной, хотя и чересчур строгой к своей внучке. Суровые домашние правила не допускали развлечений и поездок вне школы и дома. Даже в Москве Жанна была всего дважды: один раз с бабушкой, другой – с подругой Лилей и её матерью. Дискотеки и шумные вечеринки Жанну не прельщали, больше в городке и пойти было некуда. Разве что в единственный кинотеатр.

Близких подруг у девушки было две: одноклассница Лиля и Анжела, дочь руководительницы танцевального кружка, в который бабушка Наташа привела внучку ещё восемь лет назад. Фольклорно-хореографический молодёжный коллектив банально назывался «Звуки музыки» и состоял преимущественно из девочек в возрасте от десяти до семнадцати лет.

С окончанием школы у девушки появилась заманчивая перспектива учёбы в Московском институте. Другой возможности вырваться из тоски и однообразия своей серенькой жизни Жанна не видела. Правда, Институт культуры её не вдохновлял. Да и находился он не так чтобы в Москве, а в Химках. И всё же это была какая-то свобода и совсем другая жизнь. В том, что студенткой она непременно станет, Жанна не сомневалась. В себя она верила всегда и не без оснований считалась девушкой умной.

Учёба в институте представлялась началом другой жизни – интересной, полной важных встреч и событий – почти сказочной. Увидеть хоть краешек другого мира мечтала не только Жанна, но и её подруги. Правда, Анжеле информация, полученная из сериалов и глянцевых журналов, казалась истинной картиной «той», заоблачной жизни-мечты. Жанна была двумя годами старше и относилась к чересчур ярким, приторно-сладким историям скептически, хотя и считала их лёгким преувеличением, а не заведомой ложью.

Жизнь в их маленьком городке все три юные девицы считали пресной и тусклой. И каждая старалась скрасить блёклую обыденность по-своему. Лиля не пропускала ни одной премьеры в местном кинотеатре и регулярно посещала здешние танцевальные вечера, неизменно сопровождаемая верным Толиком. Анжела старательно смотрела все сериалы и фильмы про любовь, скупала в ближайших киосках яркие глянцевые журналы для девушек, жёстко экономя для этого карманные деньги. Жанна зачитывалась любовными романами в броских обложках. Девушка тщательно скрывала своё увлечение от строгой Натальи Ивановны, воспитанной на качественной серьёзной литературе, достойной занимать полки публичных библиотек. Денег на запрещённое чтиво Жанна тратила совсем немного, за небольшую плату обменивая прочитанные книги на новые у старушки Потаповны из соседнего подъезда.

Вот и теперь, проводив подругу до дверей, Жанна устроилась в бабушкином кресле с недочитанным вчерашней ночью романом «Пламя страсти» малоизвестной английской писательницы Глории Шейлинг.

«– Сьюзан, любовь моя! – громким шёпотом произнёс он, не сводя горящих глаз с пылающего лица девушки. Затем взгляд молодого лорда скользнул по её нежной шее, остановился на волнующей груди в соблазнительно низком вырезе пеньюара, прикрытом, однако, шелковистыми прядями длинных вьющихся волос. Он протянул руку и осторожно коснулся пальцами полуобнажённого плеча, легонько погладил его и чуть сдвинул узорчатый шёлк рукава, освобождая изумительно нежную белую руку девушки.

Затем он вдруг шумно вздохнул, покачал головой и с отчаяньем в голосе проговорил:

– И ведь ты чуть не стала женой другого!

– Вовсе нет, Роберт! – мягко возразила Сьюзан. – Я всегда любила и ждала только тебя. Никто не смог бы заставить меня уступить желаниям сэра Генри».

Жанна захлопнула книгу. «Глупость, конечно, если разобраться, – подумала она. – Но очутиться ненадолго на месте этой Сьюзан я бы не отказалась. Хотя в этом и нет особого смысла, ведь уже через полгода этот Роберт будет возвращаться домой со своих староаристократических тусовок накачанный элем. А бедной Сьюзан ничего не останется, как воспитывать пятерых его отпрысков, в одиночестве шить им рубашонки, толстеть и стареть понемногу. Но все же…» Тут следует заметить, что Жанна частенько читала и корифеев литературного реализма, прививших ей некоторую трезвость мышления.

Однако правда жизни не вдохновляла и воображения не будила. Тем более что реализма в достатке было в событиях, происходивших вокруг них с бабушкой: замученные нищетой и нескончаемыми заботами жёны, пьющие мужья с одутловатыми серыми лицами и потухшим взглядом, вечно орущие и дерущиеся малыши во дворе, шумные послепраздничные скандалы…

Девушка мысленно вернулась к простенькому, но совершенно небудничному сюжету «Пламени страсти». Неужели когда-то давно, хотя и не здесь, встречались неглупые страстные красавцы, владеющие к тому же просторной замковой жилплощадью? Жанна взглянула в большое бабушкино зеркало в облупившейся серебристой раме. С помутневшей от времени мерцающей поверхности строго смотрела серьёзная, безусловно красивая шатенка с большими блестящими карими глазами, затенёнными густыми длинными ресницами. Чёткие, чуть резковатые черты лица, придавали внешности девушки оттенок дерзости. Ничуть она не хуже книжной, придуманной Сьюзан! Жанна улыбнулась своему отражению – и оно немедленно потеплело и расцвело улыбкой. Но девушка довольно скоро загрустила, и лицо её снова стало строгим и задумчивым. «А ведь я сама состарюсь, поседею и буду жить одна в этой же квартире и работать в той же пыльной бабушкиной библиотеке. И даже ребёнка мне никто не подбросит».

Из прихожей послышался звук открываемой двери: вернулась с работы бабушка. Внучка моментально припомнила о своём обещании начистить картошки к ужину, сунула «Пламя страсти» под стопку тетрадей и побежала на кухню.

Поздно вечером, сидя перед телевизором с чашкой свежего чая, Жанна с удовольствием подумала о свободном от школьных проблем завтрашнем дне. Радовала не возможность выспаться, пойти к реке в любое время, а то и вовсе пролежать весь день на диване со «…Страстью» в руках. Вдохновляло начало вступительных экзаменов уже послезавтра: листочек отрывного календаря утверждал, что заканчивался день 29 июня 1996 года.

Глава вторая
Студентки и поклонники

Вступительные экзамены промелькнули запланировано успешно и до странности буднично. Списки счастливых абитуриентов, зачисленных на первый курс, должны были появиться только во второй половине августа, но это уже не волновало Жанну. Она твёрдо знала, что для неё первого сентября начнётся новая студенческая жизнь. Бывшая одноклассница и лучшая подруга Лиля сдавала экзамены в обстановке полной секретности и таинственно намекала, что название вуза, который она удостоит своим поступлением, можно будет узнать только после официального зачисления. «Это от сглаза, – уверяла она. – Хотя я не совсем в него верю». На самом деле она откровенно боялась провала и, вероятно, готовила запасной вариант на такой печальный случай: у Лилиного отца в Институте стали и сплавов имелся близкий родственник с достаточно важной должностью. Конечно, Лиля не мечтала стать инженером-металлургом, но в институте должен быть ещё и экономический факультет. Однако Жанна не сомневалась, что её подружка предпочла бы библиотечный институт металлургическому.

Рано или поздно любое ожидание заканчивается неким значимым событием. Наступил день официального объявления результатов зачисления. Жанна спокойно просмотрела список новоявленных студентов, увидела свою фамилию в самом его начале и отметила попутно, что мальчиков на первом курсе зачислено всего трое на весь поток. Дома сообщила бабушке о своём новом положении: называть себя студенткой доставляло удовольствие. Наталья Ивановна на радостях немедленно отправилась на кухню печь праздничный пирог с абрикосами, внучка её устроилась в кресле поразмышлять: сообщать Лиле новость по телефону или дождаться встречи? Пирог ещё не был поставлен в духовку, а Жанна задремала под нудное телевизионное обсуждение проблем внедрения каких-то технологий, когда затрещал звонок в прихожей и звенел непрерывно, пока бабушка и внучка не побежали открывать настырному визитёру. За дверью обнаружилась сияющая Лиля в восхитительном, воздушном голубом платье и такого же цвета лаковых туфельках, обеими руками она прижимала к груди бутылку шампанского и огромную золотистую коробку конфет, несомненно, иностранного происхождения.

– Ура, ура! Я с сегодняшнего дня студентка! Угадайте, какого института? – проорала Лиля восторженно в совершенно не свойственной ей манере, затем, не дожидаясь вопроса, продолжила чуть тише, но не менее эмоционально: – Иностранных! Языков! Имени! Мориса Тореза!

От удивления Жанна открыла рот, да так и застыла, не произнеся ни звука. Заподозрить в подруге способности к иностранным языкам ей и в голову не приходило, и о своём желании посвятить себя изучению лингвистики Лиля ни разу не проговорилась. Опомнившись, Жанна радостно расцеловала подругу, ничем не выдавая лёгкой обиды от невнимания к её собственному поступлению в учебное заведение, пусть даже и более скромному. Жанне языки давались легко, но бабушка и думать не позволяла о специальном образовании, казавшемся ей весьма легковесным. Совсем иное дело – солидная библиотекарская работа…

Лиля тем временем торопилась исправить положение и так же громогласно поздравляла с успехом подругу:

– Тебя даже не спрашиваю – ты не могла не поступить! Ведь правда?

– Ну да, я вишу в списках, – призналась Жанна. – Да ты проходи. Бабушка там парадный пирог стряпает. Так что шампанское нам будет в самый раз.

Она ещё не окончила фразу, а Лилечка уже порхала в тесных пространствах бобровской малогабаритной кухни в своём шёлковом голубом великолепии. Всякий раз, когда край воздушного Лилиного платья оказывался в опасной близости от накрытого стола, Жанна вздрагивала. «Я бы уже промокнула подолом и масло, и вазочку с вареньем, и аппетитную абрикосовую начинку», – подумала Жанна и немедленно окунула тоненький поясок скромного светлого платья в чашку с недопитым чаем.

– Здрасть, Натальиванна! – затарахтела Лилька в полном восторге. – Как восхитительно пахнет ваш абрикосовый шедевр! Как только будет готов, я немедленно открою шампанское. На троих!

– Can you? – удивилась Жанна.

– Что ты сказала?

– Так, ничего особенного, – едва слышно пробормотала студентка Института культуры и усмехнулась.

Тем временем Лиля ловко откупорила бутылку, позволив ей издать лёгкий хлопок, не выплеснув ни капли пенного напитка. Закусывать шампанское тёплым пирогом оказалось замечательно вкусно, и девушки дружно подставили бокалы под весело кипящую светлую струю.

– Ну, за успехи, теперешние и особенно будущие! – торжественно провозгласила гостья, протянула руку к подруге, звякнула стеклом в завершение тоста, отпила порядочно и взяла большой кусок пирога.

Бабушка Наташа немного помедлила, покачала головой, но от шампанского не отказалась. Внучка пила крошечными глоточками и пыталась представить себе конкретные будущие успехи. Картинка не складывалась, то ли от приятного тепла, растекавшегося по телу, то ли от звонкого Лилиного смеха. Шампанское было вкусным, алкоголь за язык не цеплялся, но настроение странным образом улучшалось безо всяких видимых причин. Жанна вдруг поняла, что пьянеет – медленно и приятно. Она заглянула в свой бокал и удивилась: выпила-то всего ничего. Но она ведь малопьющая. Да что там – совсем непьющая! Всего-то и пробовала пару раз под Новый год разрешенные несколько глотков.

Лиля уже справилась со своей порцией и вновь взяла нарядную бутылку. Бабушка тоже поставила на стол свою опустевшую посудину, чем немало удивила внучку. «А я и не подозревала, что бабуля у меня такая… опытная дама», – подумала Жанна и тихонько хихикнула.

– За шикарную жизнь и реальное благополучие! – громко объявила Лиля продолжение «банкета», быстро налила себе и Наталье Ивановне, разумно решив, что подруге с дополнительной дозой не справиться.

Шампанское быстро иссякло, но оставалось ещё много ароматного румяного пирога. Бабушка Наташа достала из вместительного старомодного кухонного шкафа банку восхитительного вишнёвого компота, вполне достойного преемника шипучего аристократического алкоголя. Лиля вновь произнесла застольную тостообразную фразу, немного странную и почти загадочную:

– Этот божественный и необычный напиток предлагаю выпить за удачное восхождение по общественной лестнице! – Тут она сделала паузу, жестом фокусника извлекла непонятно откуда листочек плотной бумаги, сложенный на открыточный манер, помахала им перед носом у подруги и с торжеством в голосе закончила: – А это счастливый лотерейный билет персонально для тебя!

Жанна нерешительно раскрыла открытку и с удивлением прочла:

«Уважаемая госпожа Боброва!

Настоящим Вы приглашаетесь на торжественный вечер во Дворец искусств 9 августа сего года. Начало в 19:00. Приветствуются улыбки и праздничное настроение».

Первая строчка была старательно вписана шариковой ручкой явно Лилиным почерком над типографским текстом. В самом низу имелась приписка мелким шрифтом: «Опоздавшие в зал не допускаются».

Покрутив приглашение перед глазами, Жанна спросила:

– Что за вечер такой?

– Юбилейные торжества по случаю сорокалетия Алексея Петровича Кузьмина, – со странной гордостью в голосе произнесла подруга.

Жанна напряженно соображала, кто же такой Кузьмин? И почему на его солидный юбилей приглашаются девчонки вроде них с Лилей? Может, он кому родственник? Бабушка Наташа с любопытством заглянула в текст сбоку, щуря близорукие глаза.

– Батюшки! – ахнула старушка, с трудом прочитав непослушные строчки. – Это ж который Алексей Петрович? Городской начальник, что ли?

Жанна запоздало сообразила, что фамилия Кузьмин принадлежала нынешнему мэру. И озадачилась ещё больше.

– Конечно же, он и есть тот самый Алексей Петрович, – подтвердила Лиля, явно довольная произведённым эффектом.

От дальнейших расспросов ошарашенные бабушка с внучкой воздержались.

* * *

В день юбилейного приёма с самого раннего утра Лиля досаждала Жанне телефонными звонками: первый нарушил тишину в квартире Бобровых ровно в пять минут восьмого. Видимо, Лиля сочла, что подъём по случаю дня рождения большого городского начальника повсеместно назначен на семь часов утра. Однако её подруга ещё сладко спала, с удовольствием досматривая новую серию фантастически взрослых студенческих снов. Нынешней ночью во сне Жанне вручили студенческий значок отличия, подозрительно смахивающий на старинный нагрудный знак «Университетской школы прапорщиков», поразивший воображение девушки простотой и вместе с тем изысканностью во время недавнего посещения выставки в том самом Дворце искусств. Во сне знак был ещё ярче и эффектно выглядел на новом сиреневом платье, сшитом бабушкой Наташей специально к вечеру вручения… То есть к юбилейным торжествам Кузьмина… После официальной части объявили о начале первого студенческого бала, и Жанна уже искала глазами понравившегося ей старшекурсника, когда вдруг услышала: «Проснись, детка! Твоя Лилея трезвонит уже в третий раз». Сквозь растворяющиеся остатки счастливого сна бабушкины слова пробивались с трудом, теряя интонацию и объёмность. Тем не менее даже плоское и бесцветное бабушкино «Лилея» свидетельствовало о крайней степени раздражения. От этой мысли Жанна и проснулась, решив досмотреть сон в следующий раз.

– Что там случилось? – осторожно спросила ещё сонная внучка, с трудом открывая глаза и отчаянно зевая. – Стихийное бедствие? Ограбление Сбербанка? Смена власти?

– Типун тебе на язык! – испуганно вскрикнула бабушка. – Не ровён час кто услышит! И подружка твоя заполошная сейчас снова звонить будет. Уж ты поговори с ней, бога ради.

Не успела она закончить фразу, как раздался новый звонок. Жанна вскочила с постели и босыми ногами прошлёпала в гостиную.

– Соседей перебудит, хулиганка! – неслось ей вслед.

– Здрасти, пожалста! – рявкнула в ухо трубка Лилиным голосом. – Уж пора красоту наводить, а она всё дрыхнет.

– Какую ещё красоту? Куда наводить? – пробормотала Жанна, борясь с желанием чихнуть. Все же не удержалась и разразилась оглушительным: – Апчх-хи!!

– Час от часу не легче! – взвыла Лиля из трубки. – Угораздило её мороженого переесть накануне такого дня. Или ты в реке купалась?

– Нигде я не купалась. И мороженого не ела. Я вообще и глотка кофе не сделала с самого утра. И какой такой день особенный?

– Мы же с тобой идём на вечер – праздновать день рождения нашего городского руководителя – Алексея Петровича. Забыла, что ли?

– Эт-то я помню. Бабуля даже платье мне сшила по такому случаю. А на ноги придётся босоножки надеть, новые туфли мы пока купить не можем.

– Босоножки – ладно уж. А вот на голове не возводи высоких и пышных сооружений: там не принято. И косметики не много: не одобряют.

«Там – это где? И откуда ей знать, что одобряют, что нет?» – подумала Жанна, но вслух произнесла:

– Ты же знаешь, что я из косметики употребляю только тоник для протирания лица в сильную жару. А высоких и пышных сооружений из волос не смогу научиться делать за оставшиеся полдня. Так что всё будет с учётом тамошних требований.

– Не обижайся, Жан! – взмолилась Лиля жалобно. – Я ж переживаю, ты пойми.

– Да ничего, Лиль. Я ж своя, что мне обижаться, – успокоила подругу Жанна, хотя и не имела понятия, к чему вся эта глупая паника с утра пораньше.

Лиля положила трубку, и в ухо Жанне противно затренькали гудки. А может, ну его к черту, этот дурацкий вечер? Зачем только она согласилась пойти? Торжественное собрание первых лиц, их обслуги и поклонников никакого интереса у неё не вызывало. Да и повод так себе, не стоящий такой суеты и траты денег. Когда ей, Жанне, будет сорок лет, уж она постарается, чтобы узнало об этом как можно меньше людей. К чему устраивать праздник из такого печального события: старость – она и есть старость, будь ты хоть академиком, хоть народным артистом, не говоря уж о градоначальнике. Как выглядит мэр города, она понятия не имела, интересовалась этим совсем мало. Можно сказать, ни капельки не интересовалась. Вот институтский бал с немногочисленными, но вполне приятными внешне молодыми людьми она с удовольствием досмотрела бы. Пусть даже и во сне.

– Бабуль, может, мне не идти на этот юбилейный вечер во дворце? – крикнула Жанна не видимой из комнаты Наталье Ивановне. – Так не хочется, уж лучше почитать или погулять подольше, пока погода стоит тёплая. Или я пирог испеку сама, хочешь?

– Что ты там нового удумала? – сурово спросила старушка, высунув голову из кухни.

– Да не хочу я идти ни на какой юбилей!

– Это я как раз слышала. И скажу тебе: не дури. Когда ещё представится случай на таких людей посмотреть. Я удивляюсь только, как твоя вертлявая подружка достала такое серьёзное приглашение?.. И платье я тебе шила, старалась для важного торжества, а не для каких-то глупых дискотек.

– Бабуль, в институте сейчас не бывает дискотек. Только очень серьёзные студенческие вечера и устраивают. И вообще, давай будем завтракать. Я ужасно проголодалась от всех этих пустых разговоров.