Текст книги "Азия. Время красоты"

Мы с ней понимаем: это скорее всего не случится.

На следующий кастинг я тоже приглашена. Мое сердце дрожит от несмелой надежды: раз пригласили, вдруг дадут контракт?

Мы с Зиночкой пьем чай в поезде, мечтаем о моем счастливом модельном будущем.

Алла едет с нами, но уже получать рабочую визу во французском посольстве.

Мы ждем в офисе одного столичного агентства известного международного скаут-менеджера. Я с радостью встречаю Галю, мою соседку по злополучной старой усадьбе. Мы обнимаемся. Галя рассказывает новости о девочках, которые так отважно сражались вместе с нами за гонорары. У многих моделей настоящий успех на лучших подиумах Европы. Некоторые девочки завершили карьеру, вышли замуж. Кто-то подался в актрисы кино.

Долгожданный скаут появляется в агентстве незаметно: он маленького роста, плотный, в шапке-ушанке, все время смеется. Модели называют его Вальсок. Он очень любит этот танец. И кастинг проводит, вальсируя с моделями. Мило шутит, ободряюще улыбается… Кого не выбирает – прощается, завершая танец, целует руку. Вроде и не так обидно девчонкам за отказ: словно пригласил на танец. Только и всего… Отобранные девочки сидят на стульях отдельно.

Остаются пять юных моделей. И я в их числе.

– Здравствуй, Саша, – улыбается мне Вальсок.

Такой знаменитый скаут называет меня по имени. Мне очень приятно.

Мы снова танцуем с ним. Он оборачивается к Зиночке и говорит:

– У Саши метр шестьдесят девять.

Безошибочно оглашает мои параметры и размер ноги. Вот так сразу! Снайперски точно на его профессиональный глаз. Затем он танцует с Галей, так же безошибочно указывает ее рост и параметры.

Итак, отобраны пять девочек.

Вальсок садится за стол, достает бумаги.

– Мадам, я хочу, чтобы ваша Саша поработала фотомоделью в Польше. Есть хорошее агентство, сильные заказчики…

Я осознаю, что Франция в очередной раз закрылась для меня. Слезы подступают к глазам.

– Вот, мадам, я беру ручку и подписываю контракт, если ваша Саша немедленно улыбнется мне и ответит по-английски, согласна она или нет…

Зиночка умоляет меня глазами. Я чувствую, что мои челюсти намертво свело. Мышцы заклинило… Я отступаю на шаг назад, чуть не падаю. Ноги из мокрого песка. Вальсок хмурится, затем снова улыбается, но уже не смотрит в мою сторону:

– Мадам, я не могу послать ее в Польшу, там работа, нагрузки. Капризы никому не интересны. Она еще очень молода для серьезных контрактов.

Слезы ручьем текут у меня по щекам. Откуда они взялись? Вспомнилось из детства: Саша рева, Саша плакса. Неужели выдала меня давно пережитая и, казалось, похороненная навсегда плаксивость?

– Мадам, вашей девочке лучше идти в актрисы…

Я выбегаю в коридор. Закрываюсь в дамском туалете. Затем тихонько выбираюсь, молясь, чтобы никого не встретить. Слышу, как Вальсок обсуждают с мамой Гали возможность операции на носике девочки. Мама Гали смущенно-радостно согласна. Тем более Вальсок берется оплатить все расходы за операцию. Гале сделают шикарный носик. Восстановят переносицу, сломанную в детстве. Новый носик сделает Галю еще более симпатичной. Скоро я увижу ее новое лицо в журналах, на подиуме по «фешен ТВ». Идеально прямой носик гордо смотрится на ее восточном личике. Она будет семь лет работать в том агентстве. Ровно, прилежно, но большой карьеры не получится…

Зиночка обнаруживает меня, обнимает, ведет к выходу. Мы быстро покидаем агентство. Встречаем безэмоциональную Аллу в условленном месте. Алла невозмутимо, словно это обычное дело, показывает только что полученную визу во Францию. Победно поглядывает в мою сторону. На вокзале Зиночка берет нам билеты домой. Мы уже в поезде. Едем молча.

Алла витает в мыслях где-то над бутиками в Париже, Зиночка со мной не разговаривает. А я просто не знаю, что мне сказать в свое оправдание… Осознаю, что подвела Зиночку, провалила контракт. Скорее всего, Зиночка попрощается со мной…

Алла улетит в Париж, пробудет три месяца. Агентство попросит ее скинуть вес, дадут ей две недели. Терпеливо будут ждать, когда сойдет семь килограмм. Купят Алле красивую одежду.

– Мадам, последний раз мы так возились с Клаудией Шиффер. Вы знаете, что ваша Алла прилетела не в форме, грузная?

Когда же она успела? Зиночка контролировала ее параметры. Алла за неделю до вылета уехала к бабушке. Алла уверяла по телефону: с фигурой все в порядке. Она следит. Много двигается: плавает, гуляет. Бабушкины пироги сделали свое дело. Алла набрала четыре килограмма за неделю. Как же надо лопать, чтобы так быстро набрать вес?

Во второй раз Алла поступит точно так же, хотя Зиночка возьмет с нее слово больше не позорить агентство и свою «модельную маму». Алла согласится только для того, чтобы ее оставили в покое. Она прилетит в Париж с объемом талии семьдесят сантиметров. У этой девочки не нервы, а канаты. Агентство снова даст ей две недели на потерю семи килограммов. Алла начнет бегать, поголодает. Невероятными усилиями ее ленивый организм потеряет эти семь килограммов, но сантиметровая лента будет упрямо показывать все те же параметры! Талия семьдесят сантиметров. Кожа и мышцы не успеют за потерей килограммов. Аллу отправят домой, потребовав объяснений от Зиночки:

– Почему ваша модель не понимает, где она находится? Что это за уик-энды за наш счет?

Это был намек на плохую подготовку моделей в нашем агентстве. Зиночка, умирая от стыда, вынуждена была оправдываться.

После возвращения из Парижа домой Алла даже не зайдет в родное агентство. И вдобавок оставит в Париже красивые трикотажные вещи, которые Зиночка ей одолжила. Она ни разу не ответит на звонки. Ее родственники станут откровенно хамить Зиночке по телефону. Мама Аллы объявит, что дочка не хочет больше сидеть на диетах. Пусть голодает ваш Гальяно. А она будет кушать, что хочет, сколько хочет и когда захочет.

На родном перроне Зиночка отводит меня в сторону:

– Саша, я думаю, что тебе не нужно быть моделью, лучше готовиться в актрисы. Ты так мастерски умеешь себя жалеть. В модельном мире никому не интересны твои слезы. Просто неприлично выставлять переживания напоказ. Мы с тобой десятки раз это обсуждали. Ты даже новеньким моделям объясняла, что такое модельный этикет. Ты много думаешь о себе, Саша, так сладко рыдаешь. В театре, в сериалах умение лить слезы очень пригодится. Модель – это тебе не по плечу.

– Нет-нет, я все поняла, я постараюсь больше никогда…

У Зиночки синяки под глазами. Переживала всю ночь в поезде…

– Хорошо, – строго обрывает меня Зиночка. – Тогда я сообщу тебе, что пришло приглашение из японского агентства. Оно малоизвестное, но можем попробовать…

Я лечу в Японию? Вот это новость… Неужели настоящая?..

Япония

Я сижу перед послом в японском посольстве, как учила Зиночка: на краешке стула, ноги вместе, руки на коленях, спина прямая, взгляд приветливый. Человек лет сорока находится за стеклянной стеной. Он полностью лысый. В очках. Получается, за двойным стеклом. Все модели его опасаются. Кто говорит – посол. Кто – визовый офицер. Слово «посол» пугает меня меньше. Посол может дать визу, а может не дать. И все на этом. Не пикнешь.

Он долго, придирчиво листает мое портфолио. Как хорошо, что успели выйти мои фото в журнале! Дима – настоящий мастер. Сессия получилась здоровская.

– Чего вам дома не сидится? – спрашивает меня посол.

Я непонимающе моргаю:

– Простите, что вы сказали?

– У вас плохо со слухом?

– Нет, я слушаю вас внимательно.

Ответила правильно. Молодец. Хвалю себя.

– Зачем вам Япония?

Я понимаю: посол ждет, чтобы я растерялась, сорвалась, ляпнула что-нибудь такое или тупо замолчала, не сумев ответить на его вопрос… И он скажет: «Вот видите, вы еще не готовы ехать, еще маленькая, надо подрасти». Это я уже проходила раньше. Саша плакса жива еще во мне, но я контролирую ситуацию.

Посол вопросительно поднял бровь…

Я набираю воздух, невинно распахиваю глаза:

– Я мечтаю поехать в Японию, потому что хочу стать звездой. Хочу, чтобы меня узнавали на улицах, просили автограф. Очень хочу много журналов, обложки. Хочу стать настоящей моделью.

Посол испытующе глядит на мою невозмутимо-приветливую физиономию. Что с меня взять? На голове хвостик, ни грамма макияжа, сама непосредственность.

– Я думаю, автографы вам не грозят. В жизни и на фото – вы два разных человека. Но будет интересно посмотреть, что из вас получится…

Я выхожу из посольства. Прижимаю к себе паспорт, спешу обрадовать Зиночку.

– Ну что, Саша? – спрашивает похудевшая на глазах Зиночка, измученная четырехчасовым стоянием возле посольства.

– Дал визу, дал, – обнимаю я Зиночку. – Вот она…

Зиночка целует страничку паспорта. Вытирает свои мокрые глаза.

– А ты знаешь, три модели не получили визу, он им отказал, девочки вышли такие грустные…

Мне сказочно повезло.

Сегодня я лечу на самолете первый раз в жизни. Да еще с пересадками. Первый полет, такой длительный… Через три часа пересадка в Париже. Моя нога коснется заветной Франции. Затем летим одиннадцать часов до Токио.

В аэропорту Зиночка знакомится с пожилым японцем, объясняет ему, что я плохо знаю английский, что лечу впервые, что мне всего шестнадцать лет. Японцу деваться некуда. Он без восторга соглашается взять меня на буксир до самолета, чтобы я не потерялась. И в Токио помочь встать в нужную очередь на проверку документов. Зиночка целует меня. Обнимает.

– Саша, ничего, всего два месяца. Да, девочка?

Я киваю. Сейчас не удержусь и зареву на весь аэропорт. Японец торопит. Я машу Зиночке, посылаю воздушный поцелуй. Все, проходим за линию. Меня настигает паника, хочется рвануть назад, к Зиночке. Что же это я как маленькая? Надо срочно брать себя в руки.

Мы подходим сдавать багаж. Оказалось, у меня небольшой перевес.

– Будете платить? – спрашивает таможенник.

Я узнаю расценки. Невероятно дорого за каждый килограмм.

– Нет, у меня нет таких денег, я еще маленькая. Мне всего шестнадцать, а перевес – это средства по уходу за собой. Я – модель. Лечу в Токио.

Таможенник рассматривает мой новенький загранпаспорт.

– Действительно шестнадцать… – Таможенник думает, как ему поступить. – Давайте переложим вашу парфюмерию в другую сумку. Один-два килограмма. Я, так и быть, не замечу.

– Спасибо, – улыбаюсь я моему спасителю. – Посмотрите, пожалуйста, вон на того пассажира. Он весит килограммов сто восемьдесят, а я – сорок шесть. И у меня всего килограмм – максимум два – перевеса…

– Я тоже подумал об этом, – признается таможенник. – Но существуют правила, а я на работе…

Мое место в салоне у окна. Я присаживаюсь, чувствую себя как в театре. Замечаю пару пожилых японцев. Мужчина так заботится о своей спутнице: то плед достанет, укроет ей колени, то поцелует в макушку. Столько нежности, внимания. Нисколько не стесняются показывать взаимную любовь. Я растрогана. Неужели в мире действительно существует любовь, которой не страшны годы? Тогда стоит ждать ее, верить, что она меня не потеряет… Вижу и другую семейную пару с двумя детьми. Супруг тоже очень внимателен к жене, к детям. Целует жену в щечку, что-то шепчет ей на ухо…

Я невыносимо хочу влюбиться. И чтобы меня так славно любили, не стесняясь моих морщин. Не обзывали, когда придет время, старухой…

Стюардесса просит пристегнуться. Мы набираем высоту. На земле все становится меньше, нам остается только небо. Снежные облака, сверкающее солнце… Необыкновенно!

Стюардесса демонстрирует, как обращаться с кислородной маской, со спасательным жилетом. Затем разносит напитки. Спустя несколько минут предлагает горячие салфетки. Приносят еду…

Наконец – приземление

Пожилой японец, конечно, забыл обо мне. Но я внимательно за ним следила. Догнала, заглянула ему в глаза, улыбнулась.

– А, да, да, – не очень-то обрадовался он. – Сейчас будем получать багаж.

Я следую за ним.

Все процедуры закончены. Я стою посередине зала в аэропорту Токио, так далеко от дома… Но лучше об этом не думать… Достаю подсказку Зиночки с подробными описаниями моих действий. Сначала иду менять пятьдесят долларов на японские йены. Перевожу время на мобильнике и ручных часиках на местное. Направляюсь к необычному таксофону. На маленьком экране появляется японочка, кланяется, приветствует, снова кланяется и благодарит за то, что воспользовались этим телефонным аппаратом. Я оглядываюсь: кто бы помог мне позвонить Сатоши? Замечаю красивую высокую девушку. Наверняка моя соотечественница.

– Привет, помоги, пожалуйста, справиться с этим монстром, – показываю на телефон.

Девушка мило улыбается:

– Ты – модель? Первый раз в Токио?

– Да, первый раз. Меня Сашей зовут.

– А меня Яной.

Яна набирает телефон Сатоши. Говорит с ним на прекрасном английском.

– Все, не боись, он сейчас подъедет. Успехов тебе…

– Спасибо. Может, еще увидимся…

– Может быть. – Девушка легко подхватывает свои сумки.

Я завороженно смотрю на харизматичную девчонку, не могу оторваться от ее грациозного танцующего шага, царственной красивой головки. Что-то знакомое, очень узнаваемое в ней. Загадка, игра, волнение. И облегчение: ну спасибо, вспомнила, наконец, – это же та самая модель из рекламы известного шампуня! Точно так же она там движется на высоченных каблуках, высоко держит голову. Вот только где же роскошные густые каштановые волосы ниже плеч?

Яна коротко подстрижена. Вот я и не узнала сразу. Она повернулась, улыбнувшись мне. Да, это ее улыбка блистает в рекламе. Я поспешила восхищенно улыбнуться в ответ. Она поняла, что я ее узнала. Помахала мне…

– Привет девчонка, как дела, спасибо, пока, – раздался за спиной металлический голос робота, проговоривший этот спич на одной ноте, без выражения, на моем родном языке. Я вскрикнула, обернулась как ошпаренная.

Передо мной стоял Сатоши. Он присылал нам свое фото по компьютеру. Зиночка распечатала.

– Ему лет тридцать восемь – сорок, – спрогнозировала Зиночка, разглядывая фото. – Я уже сделала скидку на то, что японцы очень моложаво выглядят и у них практически отсутствуют морщины.

Появившийся Сатоши выглядел так, как будто за ним гнались.

Он тяжело дышал. Красная рубашка взмокла разными по размеру пятнами, нагеленные волосы торчали в разные стороны. Ему явно было наплевать на свой внешний вид и на гостей японской столицы в аэропорту, которые посматривали на него с интересом.

Сатоши исчерпал свои познания в русском языке, голос робота поменял на человеческий, перешел на английский. И я с ужасом поняла: он не собирается делать мне скидку, учитывать, что я из захолустья… Вероятность прибытия в нашу провинцию хотя бы одного носителя языка равна появлению инопланетянина. Да и вообще, из года в год отсутствие в школе по нескольку месяцев педагога по английскому давало о себе знать.

Сатоши хватает мой чемодан, я беру сумку, и мы бежим к его машине. Куда так спешить?

– Время – деньги, – говорит Сатоши.

Оказывается, у меня прямо сейчас кастинг. Затем еще два…

Сатоши ездит как камикадзе. Несколько раз я мысленно попрощалась с родными и Зиночкой… Но вот мы паркуемся у высоченного здания. Сатоши просит меня взять купальник и босоножки, сумочку с косметикой. Лифт бесшумно и сверхбыстро поднимает нас на тридцать второй этаж. Я переодеваюсь в дамском туалете, разглядывая стерильную чистоту кафеля и сантехники. Опухшие после перелета ноги не хотят помещаться в босоножки… К моему облегчению, получается застегнуть ремешок на последнюю дырочку.

Сатоши критически оглядывает мою фигуру в купальнике. Перед поездкой я хорошенько подкачала пресс, ноги, руки… На кастинге в небольшом зале сотня девушек. Подходит моя очередь.

Работодатели морщатся. Говорят что-то по-японски для Сатоши, показывая на мои фотографии в портфолио. Я догадываюсь, фоток пока очень мало, всего пять. Сатоши вежливо объясняет ситуацию. Все приходят к согласию. Кивают друг другу. От потока незнакомой речи у меня начинает трещать голова. Японцы переходят на английский, так как за их столом находятся трое мужчин европейского вида. Обсуждают мою внешность, как будто меня нет.

– У нее тяжеловатый подбородок, большие скулы, тонкие губы…

Сатоши недовольно осматривает меня вместе с ними. Точно: жук и дюймовочка из советского мультика.

– У нее нет хорошего бука, вы должны сделать ей тесты…

Сатоши усердно кивает, сердито посматривая на меня, – не оправдала доверия…

Точно как тот жук.

Мы выходим из офиса. Сатоши сразу меняется.

– Дураки, идиоты, тупые червяки, – ругает он работодателей.

Но и мне спуску не дает:

– Если у тебя не будет через неделю заказов, полетишь домой к маме.

Осиливаем еще два кастинга. Я ужасно хочу есть и пить. И не мешало бы принять душ. Выспаться. Разница во времени, перелет. Я спешу за моторным Сатоши из последних сил.

– Тебя надо покормить, – раздраженно вспоминает Сатоши.

Мы едем в ресторан. Я прошу заказать мне суши. Так мечталось попробовать модное японское блюдо.

Сатоши нехотя соглашается.

– Если будешь кушать часто суши, растолстеешь как бочка. Там много сахара, соли. Ничего полезного в них нет. Экзотика для туристов.

Сатоши просит меня рассказать о моей семье, о моем городе. Но мой английский годится больше, чтобы слушать, понимать, что говорят, чем болтать самой. Сатоши сердится:

– Если ты, Саша, через три дня нормально не будешь говорить по-английски, я тебя отправлю домой.

Как же я устала от его нападок! Ну и поеду назад на родину. Подумаешь – страшно, аж жуть. Мы едим что-то интересное. Необычный овощной супчик. Острый, кисловатый. Затем запеченную рыбу с ананасами, на десерт заварной кофе. Сатоши рассказывает о себе. Всего два года назад он был владельцем большого модельного агентства, хозяином просторного офиса, трех дорогущих машин. Но все за одну ночь проиграл в казино. И с тех пор он практически живет в казино. Надеется выиграть и вернуть себе все, что потерял. Удача пока не спешит к азартному Сатоши. По-моему, это – болезнь. Но тем лучше для меня. Буду меньше его видеть.

Мне придется долго привыкать к его манере разговаривать. Сатоши не умеет спокойно говорить. Он – кричит!

Сатоши привозит меня в модельные апартаменты. Это две небольшие комнатки с тесной ванной и мини-кухней. На кухне стоит упаковка питьевой воды из супермаркета.

– Из крана не пей, заболеешь, – напоминает Сатоши.

В холодильнике ничего нет.

– Завтра купим еду. Я приеду в девять утра. Поедем на три кастинга.

Я с облегчением прощаюсь с оглушительным Сатоши. Распаковываю вещи, обживаю новое пространство. Мои вещи пахнут домом. Я сразу успокаиваюсь. Целую своего любимого медведя. Я решила положить его в чемодан в самый последний момент. А сейчас он – центр моего душевного равновесия. Принимаю душ. Вода невыносимо отдает хлоркой. У нас так пахнет в общественных туалетах.

Просыпаюсь ночью. Мой организм не успел настроиться на японское время. Работает по отечественному биологическому расписанию. Тело чешется. Включаю свет – вся кожа в мелких бордовых прыщичках. Кажется, поднялась температура – это аллергия на воду с хлоркой. Я обливаюсь питьевой водой, мажусь детским кремом. Пью таблетку от аллергии.

Утром приезжает Сатоши. Видит меня еще в красном цвете, расстраивается.

– Ладно, что делать, пойдем знакомиться с Токио.

Через два дня прилетает Катя. Моя соотечественница. У нее рост метр восемьдесят один. Опытная. Смелая. Кажется очень гламурной. Может, подружимся? Она мне так много может рассказать о модельной профессии… Сатоши недоволен Катей. Ее бедра на четыре сантиметра шире, чем указано в ее композитке.

– Даю три дня, – скрипит зубами Сатоши. – Бедра должны начать уменьшаться. Я буду каждый день контролировать.

Сатоши оставляет на кухне пакеты с едой.

Катя брезгливо вынимает бумажные кульки, судочки, баночки. Открывает, нюхает.

– Ты будешь есть это? – спрашивает Катя. – Это диетическое, ужасно невкусное…

– Надо бы попробовать, – неуверенно предлагаю я.

– Лучше выбросим эту гадость и купим нормальной еды.

– Сатоши еще ни разу не оставил мне суточные. Он все покупает сам, отвозит меня на кастинги.

– Ничего, даст суточные как миленький…

Катя собирается куда-то идти. Наносит макияж, наряжается.

– Ну, как тебе? – спрашивает меня Катя, демонстрируя визаж и костюм.

Ее волосы зачесаны назад, глаза подведены черными тенями. Алая помада. Элегантный черный брючный костюм. Белая шелковая блуза в тонкую красную полоску, красная бижутерия. Красные лодочки на высоченных каблуках.

– Я повторила образ, который был у меня на показе. После шоу этот наряд мне подарил сам дизайнер. Блеск, да?

Катя называет имя модельера. У меня сводит от волнения сердечко. Катя не только видела этого фантастического человека, а еще общалась с ним по работе и получила такой подарок на память!

– Ничего, будет и на твоей улице праздник. Но через три дня налетят высоченные девчонки на неделю моды в Токио. Недели две у тебя работы не будет, все силы будут брошены на «фешен вик». Пока!

Катя убегает в ночной клуб. Там ее ждут знакомые. А я остаюсь одна. Дружбы не получится. Я вздыхаю, собираю по всем апартаментам раскиданные вещи Кати.

Девочка еще та неряшка, оказывается. Вряд ли она будет сидеть на диете. Кажется, Катя приехала потусоваться в ночных клубах. О работе она совсем не беспокоится.

Через неделю у меня первая работа. Хорошо, а то я уже поглядывала на чемодан – не пора ли собирать вещи домой? Я стараюсь не показывать волнение. Еду на метро сама. Сатоши отсыпается после битвы за выигрыш в казино. Сегодня ночью он немного выиграл. Обещает меня и Катю повести вечером в ресторан. Я прихожу немного раньше. Дверь студии закрыта. Я захожу в соседнее кафе, заказываю зеленый чай. Поглядываю на заветную дверь. Никто в кафе не подозревает, что я – модель и у меня сегодня настоящая съемка для весеннего каталога одежды. Появляется молодой, модно одетый японец… Открывает дверь студии. Я, стараясь не спешить, захожу в студию.

– Привет! – Я слышу голос парня, но не вижу его. Он где-то наверху, передвигает прожекторы.

Я сажусь за столик. Рассматриваю журналы. Прибегают сразу три девушки. Начинают меня тормошить. Накладывают макияж, переодевают очень осторожно, чтобы не запачкать одежду. В студии появляется еще одна модель. Это Яна! Я сразу узнаю ее, энергично машу ей! Мы будем работать вместе.

– Вот и встретились, – прохладно-вежливо приветствует меня Яна.

Я понимаю, она опытная модель, намного старше меня. Профессионально сдержанна. Я буду ей подражать. Делаю лицо построже. Глаза повзрослее.

Яночка работает первая. Я подсматриваю ее позы. Подходит моя очередь. Я стараюсь не забыть придуманных фигур. Использую арсенал из родной модельной школы, добавляю позы Яны, слегка их видоизменив.

– Видишь вон того парня, молодого японца? – поворачивает меня за плечи Яна. – Он записывает количество наших разнообразных поз перед камерой. Потом звонит в агентство, докладывает, довольны они или нет. Так что старайся.

– Понятно, сексот, – начинаю волноваться я.

Со страху я вспоминаю все, что мы проходили с Зиночкой:

– Где находятся глаза у модели? Там, где пресс. Одними глазами много не наработаешь перед софитами по восемь часов. Тренируем дыхание, укрепляем пресс.

Как все это пригодилось сейчас!

– Моргай почаще. Смазывай глаза, – советует Яна. – А то сейчас тушь потечет – макияжу конец. Придется новый наносить, станут сердиться, что уходит время.

Как хорошо, что Зиночка подсказала мне брать на съемку глазные капли. Они успокаивают в один момент. Уходит зуд. Отдыхают глаза.

Съемочный день окончен. Нас приглашают в ресторан.

– В модельном мире так принято, – объясняет Яна. – Если заказчик солидный, пригласят в ресторан, если нет – отделаются противным ланч-боксом с надоевшим уже рисом.

Яна держится уверенно в японском ресторане. Лучше бы мы пошли в итальянский. Я растеряна. Не знаю, что мне заказывать. В меню не указаны цены.

– Может, взять это? – советуюсь с Яной.

– Как хочешь, – невозмутимо отвечает она.

Мне приносят огромную пиалу с рисом и тушеными овощами. Хватит двум персонам на пару дней…

Затем подают сырую печенку. Так вот что скрывалось за манящим названием! Яна не подсказала. Она слегка надменно поглядывает на меня. Прячет улыбку. Японцы из съемочной группы помогают мне справиться с блюдом. Воодушевленно разрезают печенку на маленькие кусочки, макают в какой-то соус бордового цвета, демонстративно улыбаясь для меня, отправляют себе в рот. Низа что на свете! У меня такое творится с мимикой, что официанты, юные японцы, приседают и очень противно хихикают.

Яна смакует что-то очень красивое. И, наверное, вкусное. Но ничего, у меня еще будет время научиться выбирать японские блюда. Приносят десерт. Это мороженое из зеленого чая с соусом из сладких бобов. Есть невозможно. Я остаюсь голодная. Вспоминаю, что лежит съедобного в холодильнике в апартаментах…

Яна быстро прощается со мной. Обмениваемся телефонами. У нее встреча сегодня вечером. Она спешит.

Я возвращаюсь на метро в свою маленькую квартиру. Кати снова нет. Повсюду валяются ее вещи, косметика, бижутерия. Видно, и с Яной не получится подружиться. А мне бы очень хотелось общаться с ней. Она милая, хоть и придерживается образа Снежной Королевы. За ужин я на нее не сержусь. По крайней мере, я запомнила, как называются эти блюда. И никогда больше не попадусь на их выбор.

Сатоши пропал куда-то на два дня. Конверт с гонораром притягательно лежит на столе. Я уверяю себя: ничего плохого не будет, если я возьму часть денег, куплю еды, прогуляюсь в выходной по магазинам. Что-нибудь из вещей просто померяю. Присмотрю на будущее. Яна советует проехаться за свежей рыбкой на рынок Сукидзи. Там потрясающие морепродукты, рыба, о которой я даже не слышала… По дороге я перекусила не японским, а классическим вкуснейшим мороженым хаген-дазс (эту сладость я могу есть с утра до вечера).

Решила поменять маршрут. Яна советовала при случае посетить рынок сезонных распродаж. Здесь бывают прекрасные вещи, настоящие модные бренды по умеренным ценам. На рынке я заметила фиолетовый пиджак невероятной красоты. Он поразил меня прямо в сердце. Сидел как влитой. К нему я присмотрела тонкие эластичные черные брючки, как у Яны, и сказочную бижутерию в тон к пиджаку.

Теперь остается помереть голодной смертью. Я потратила половину гонорара.

Это неслыханно большие деньги. Сатоши меня просто закопает. Боюсь даже представить, какой он закатит скандал. Откажет в суточных…

Звоню Яне.

– Да, это мне знакомо. Сама по молодости попала в такую ситуацию. Соблазн велик.

Яна соглашается приехать. И как-то помочь. Я жду ее в условленном месте. Яна берет меня под руку. Мы едем в кафе.

– Хочу тебя покормить для начала. Я делала большую рекламу для серии бренда этого кафе в Токио и Осаке. Они меня помнят. Угощают бесплатно. Я давно не заходила к ним. Поедим вместе. Если что – помни: есть такое спасительное кафе – это раз. А второе – существуют ночные клубы, где модели могут перекусить бесплатно. Курицу. Напитки. Немного, но с голоду не умрешь… Возьмут твою композитку, внесут данные в компьютер, наденут определенного цвета браслет на руку. В некоторых клубах ставят легко смываемый штамп на руку. В дорогих клубах сделают карточку с твоим фото. Я дам тебе адреса.

Яна улыбается официантам, что-то говорит им по-японски. Они оживленно кивают.

– Сейчас принесут нормальную пищу. Не то, что тогда в ресторане. Помнишь?

Еще бы, помню, конечно. До сих пор есть хочется…

– Ешь побольше. Впрок. До отвала, – весело командует Яна.

– Жаль, что нельзя за один раз наесться на всю жизнь… – постанываю от удовольствия. Мне давно не было так вкусно, как сейчас.

За соседним столиком сидит симпатичный парень. Яна кивает ему. Он отвечает нам широкой улыбкой.

– Где же я могла его видеть? – спрашиваю Яну.

Она берет Меня за плечи, поворачивает к стеклянной витрине. На высотке напротив огромный билборд – реклама парфюма известного бренда.

– Узнаешь? – Яна слегка кивает на нашего соседа.

Да, это он. Только на рекламе волосы тем нее, легкая щетина. Темный загар…

– Это Стефан. Он сто лет работает в Японии. Мой бывший парень.

– Понятно, – почему-то вздыхаю я.

– Ешь, набирайся сил, – напоминает мне Яна.

Я благодарно улыбаюсь ей. Жую активно. Яна покровительственно улыбается. Наверно, я напоминаю Яне ее саму в семнадцать лет. Стефан расплатился, кивнул нам, быстро ушел.

– Я с ним рассталась два года назад, – призналась Яна. – Даже странно, что с этим чужим человеком меня что-то связывало.

Зачем тогда вся эта любовь, нервы, слезы, если все проходит и человек остается обманутым. Чувствует себя голым. Покинутый и нелюбимый. Страшно. Зачем нужна эта любовь?

После кафе мы с Яной едем в парк. Гуляем, подтанцовываем уличным музыкантам, едим мороженое.

– Я могу одолжить тебе деньги, – предлагает Яна. – Отдашь, когда подсоберешь свои. Тебе сколько еще осталось до свободы?

Я отбила Сатоши только билеты на самолет. Осталось еще полторы тысячи долларов за проживание, питание, карманные деньги, композитки, тесты… Во всем моделинге мира по контракту принято обеспечить приглашенную модель всем необходимым на три тысячи долларов. В Японии модель должна отработать шесть тысяч долларов, и затем она трудится на себя и на проценты для агентства, оговоренные в контракте. Это самое классное занятие: считать свои собственные деньги, заработанные самой. Это очень приятно.

– Успеешь хорошо заработать, – уверяет Яна. – Всего только две недели прошло, а ты уже отдала ему долг за билеты.

Я соглашаюсь взять у Яны взаймы. Я спасена. И все благодаря Яночке. Неожиданно у меня появилась подруга. Да еще какая!

Новая страна – это лакмусовая бумажка, камертон для тебя истинного, неподдельного. Ты никогда не можешь быть готов к тому, чего еще не знаешь. Нет расставленных знакомых знаков в общении, в новом социуме, незнакомом менталитете, традициях. Ты вынужден реагировать немедленно, спонтанно, искренне, иначе не выдержишь испытания ситуациями и узнаешь о себе много нового, не всегда приятного. Некрасивое в себе прячешь, работаешь с ним, изучаешь этот мусор на предмет корней – откуда это у меня? Вот явно тетины черты: плаксивость, паникерство, куча всевозможных страхов, умение молниеносно соврать, выкрутиться. Последнее еще не самое плохое. Такой вот особенный талант по наследству. Ну, спасибо и родственникам, и прошлым моим жизням: во мне нет подлости, склонности к предательству по-крупному и по мелочам, воровству и черной зависти. Но кое-что я в себе нарыла новенькое – я могу быть довольно жестокой, когда дело касается любви. Но не я одна. Девчонки с такой силой отвоевывают свою лучшую долю в любви, «убивая» соперниц, как Зены – королевы воинов. Я не одинока.

Да еще этот дар, Община, Дед.

Никогда не задумывалась, почему я – Морозова. Дед – Матвей Морозов. Мама – Валентина Морозова. Я – Саша Морозова. Мама мне дала фамилию не папы, а свою, а еще точнее – Деда. Спрашивается, зачем? Так хотел Дед. Оказывается, перед своим уходом из Общины мама успела все это дело обсудить. В сочетании с моим именем мальчика-девочки Александра (если бы родился мальчик, был бы Александр) и фамилии Морозова (Морозов) был вложен Дедом защитный код. Дед оберегал меня, был со мною рядом все мои годы. Он ждет меня и сейчас.