Текст книги "Я и Тёмка"

Кеша, или Охота на охотников

Тёмка давно просил родителей, чтобы ему кого-нибудь купили. Но так как дядя Толя был против собаки, а тётя Оля против кошки, то Тёмке на день рождения подарили хомячка.

– Вольга! Приходи! У меня кто-то есть! – позвонил Тёмка: это он меня так называет, как-то буква «о» у него вместе с «в» выговаривается.

Я быстро поднялась наверх. Смотрю, а у него клеточка на полу стоит. В клеточке коробочка с круглой дыркой. По краям две кормушки с какими-то зёрнышками висят, а ещё мисочка с водой стоит.

– И кто там? – спрашиваю.

– Кеша, – отвечает Тёмка, – мой хомяк.

– Ну и где же твой Кеша? Нет никого!

– Сейчас появится. Он толстый, быстро ходить не умеет.

Сидим, ждём. А Кеши всё нет. Я давай в отверстие коробки заглядывать!

– Фу, – говорю, – какой твой Кеша пахучий!

– И ничего не пахучий, – обиделся за хомяка Тёмка.

Сидим, опять ждём. Тишина.

– Может, он спит? – спрашиваю.

– Может, спит, – отвечает Тёмка, – сейчас посмотрим.

Открыл клетку, вытащил домик и в отверстие посмотрел.

– Нет. Не видно ничего. Он забаррикадировался.

– Что сделал? – спрашиваю.

– Забаррикадировался. Видишь, вата и тряпочки торчат? Сейчас мы его оттуда достанем, – и палец в домик сунул. – Что-то я его нащупать не могу…

– Может, он убежал уже? – спрашиваю.

– Куда убежишь из клетки? – начинает сердиться Тёмка. – Сейчас я его вытряхну.

И давай коробочку трясти! Никакого результата. Я говорю:

– Постой, даже если там кто-то был, то он уже давно от страха умер. Ты его до меня тряс?

– Не тряс. Не мешай, – отстраняется Тёмка, – это мой хомяк: хочу – трясу, хочу – не трясу. Я сейчас коробку ножницами разрежу.

Прибежал, ножницы принёс. Разрезал коробку. Смотрим, а там нет никого!

– Нет никого… – говорит Тёмка.

– А тебе точно хомяка подарили? – с сомнением спросила я. – Ты его видел?

– Ты чего? Обалдела? – злится Тёмка. – Мы же вчера с мамой ему из коробки домик сделали.

– Ну и куда он делся?

– Не знаю. Сейчас бабушку спрошу.

Дядя Толя и тётя Оля ушли на работу: с нами баба Валя дома была.

– Баб, где хомяк? – спрашивает Тёмка.

– А кто его знает, где она, ваша крыса!

– Как – крыса? – испугалась я.

– Да это баба так хомяка называет: она думает, это мышь толстая. Его в клетке нет, баб!

– Ну, значит, уже сбежала. Прогрызла дырку и сбежала.

– Баба! Ну как он дырку в прутьях мог прогрызть?

– Не знаю. Но сыр из холодильника пропал.

Баба Валя что-то ещё говорила, но мы уже не слушали.

– Если он сбежал, нужно его найти! – отвечает Тёмка. – Поисковая экспедиция под названием «Спасти мыша» приступает к действиям.

Тёмка побежал в соседнюю комнату, я тоже за ним побежала, но Тёмка меня остановил:

– Ты не участвуешь!

– Почему?

– Потому что обмундирование у меня в единственном комплекте. Я почти ничего из того, что он сказал, не поняла. Поняла только, что он будет играть один.

– Зачем же ты меня позвал?

Мне стало сразу скучно. Я села на диван, а Тёмка принёс из соседней комнаты компас.

– Зачем тебе компас? – спрашиваю.

– Чтобы не заблудиться, – отвечает. А сам упал на пол и ползёт под стол. Под стульями прополз, под шкаф залез.

– Классный компас? Мне его дядя Вадик прислал.

Я пожала плечами.

– Освещения маловато, – говорит, – сейчас.

Убежал в соседнюю комнату. Принёс фонарик.

– Классный фонарик? – спрашивает, и сам же отвечает: – Здоров-ский! Мне его дядя Вадик подарил!

Потом опять на пол упал и снова под стол полез. Я ему говорю:

– Ты уже там был! Там нет никого!

– Кого нет? – удивился Тёмка.

– Никого, – говорю, – нет!

– А кто нужен? – спрашивает.

– Ты что, – отвечаю, – издеваешься? Ты ведь хомяка ищешь!

– Да? – удивлённо говорит Тёмка. – Ну да!

Так он ползал, ползал. Сверялся с компасом, светил под шкаф и под диван. А я на диване сидела, наблюдала за все этим. Вдруг слышу, кто-то в диване тихонько шуршит. Прислушалась… А Тёмка сам с собой разговаривает и ничего не замечает. Только команды себе раздаёт: куда ползти, куда светить.

Я поскребла по обивке. Шуршание прекратилось, но через минуту опять началось. Я покачалась на диване: в ответ тихонько застучали убегающие коготки. «Ах, вот ты где!» – подумала я и стала ждать.

Шуршание продолжалось недолго. Скоро на подлокотник дивана выбежал замечательный рыженький хомячок. У него были глазки-бусинки, смешная мордочка и надутые щёки. Он посмотрел на меня и стал умываться, лихо ныряя мордочкой в лапки. Затем пристроился на самый край и замер. Наверное, удивился, что это его хозяин по полу ползает.

Наконец Тёмке надоело ползать: он сел на пол, а когда посмотрел в мою сторону, глаза его округлились.

– Так вот же он, Кеша! – заорал Тёмка.

Кеша от такой громкой радости упал на пол и бросился под диван.

– Ты видела? Видела? – кричит Тёмка. – Хомячок мой! Кешечка!

– Ничего себе, – говорю, – толстый, ходить быстро не может! Оставь его в покое, а то он у тебя долго не проживёт.

Но Тёмка меня не слушал: он согнал меня с дивана, поднял верхнюю часть и стал свободной рукой перебирать старые игрушки, которые там хранились. Никакого хомячка опять не было.

– Это просто какой-то заколдованный хомяк, – почесав затылок, сказал Тёмка, – то появляется, то исчезает. Сейчас мы на него капкан поставим!

– Как? – закричала я. – Тебе и капкан дядя Вадик подарил?

– Нет, – вздохнул Тёмка, – к сожалению, только книжку, как на зверей охотиться.

– И как же на хомячков охотятся? – ехидно спросила я.

– Не знаю ещё. До конца не прочёл.

– Никак на хомячков не охотятся! – авторитетно заявила я. – Ты бы ещё на тараканов охотился. За хомячками можно только наблюдать.

– Давай наблюдать, – быстро согласился Тёмка. – Будем на него фонариком светить и записывать, в какую сторону света он побежал.

– Я записывать не умею.

– Я тоже, – сказал Тёмка, откладывая компас. – Ну, тогда просто смотреть будем и фонариком на него светить…

– А тебе бы понравилось, если бы на тебя фонариком светили?

Тёмка подумал и говорит:

– Нет, не понравилось бы, – и отложил фонарик. – Совершенно ненужные в экспедиции вещи, оказывается: фонарик и компас, – сделал вывод Тёмка.

– Ладно, сядь на диван и посиди тихо, – говорю, – Кеша сам вылезет.

Сел Тёмка на диван. Сидим. Тишина. Тёмка ёрзать начал.

– Сиди тихо, не ёрзай. Кто так наблюдает?

– За кем наблюдать-то? Никого нет!

– Сейчас. Жди.

Тёмка головой в разные стороны крутит: чувствую, сейчас соскочит с дивана и опять шуметь начнёт. Тут как раз в диване хомяк зашуршал.

– О! – зашипел Тёмка. – Он всё-таки в диване.

– Конечно, в диване, где ж ему ещё быть? Сиди тихо. Он сам вылезет.

И, действительно, через некоторое время выбежал Кеша из дивана на самый центр комнаты. Сел на задние лапки, опять стал чиститься. Тёмка хотел было его схватить, но передумал:

– Красивый, правда?

– Правда, – говорю.

Хомячок побежал обратно к дивану. Мы свесили головы вниз – тут-то меня и осенило:

– Ты не нарочно ли хомяка из клетки перед моим приходом выпустил?

Тёмка смутился и говорит:

– Да. Понимаешь, мама всегда говорит, что хвастаться нехорошо. А мне тут всего столько наприсылали ко дню рождения…

Я хотела с ним поругаться, но тут Кеша из-под дивана вылез и опять в центре комнаты сел. К задней лапке хомячка прицепилось крохотное игрушечное ружьё. Тут в комнату дядя Толя заходит – он на обед пришёл. Увидел хомячка и говорит:

– О! Уже братья наши меньшие вооружились! К чему бы это?

Тёмка затылок почесал:

– Это, папа, охота на охотников началась.

Тёмка так серьёзно сказал, что сначала все молчали. Потом я засмеялась. Вслед засмеялся дядя Толя. Баба Валя, подошедшая с кухни, ничего не поняла, но тоже смеялась. Но больше всех хохотал Тёмка. Мы с ним даже упали с дивана от смеха – никак не могли остановиться. Было так весело, что я не стала на Тёмку сердиться. В конце концов, я тоже люблю похвастаться!

Целина

Наступила зима. Снегу выпало – ну прямо по колено! И обе наши дворовые горки снег укрыл толстым слоем. Пришло время доставать санки. Я очень люблю кататься на санках. Они у меня уже старенькие, облезлые, одной дощечки посередине не хватает, но полозья у них скользкие-скользкие! И я всегда дальше всех с горки скатываюсь.

Посмотрела я утром во двор. Всю ночь снег падал. Всё кругом белым-бело. Звоню Тёмке:

– Тёмка, пошли с горки на санках кататься!

– Пошли! – отвечает.

Выбежали во двор. Ну, прямо до горки дойти – и то проблема. Валенки в снегу вязнут! Дошли всё-таки. Забрались наверх. Первым Тёмка поехал. Раз – и внизу! Я следом скатилась. Ух! Здорово! Но нам с Тёмкой просто так кататься неинтересно. Нам нужно обязательно соревнование устроить! В прошлом году мы с самой вершины не просто «кто дальше проедет» катались, а так, чтобы не отталкиваться больше. Как один раз оттолкнёшься, так и лежи на животе до остановки санок. Другой раз мы на спине скатывались: тоже кто дальше. Третий раз прыгали на санки с лёту. Как скатываться – всегда я придумываю. Потому что мне всё равно как, я всегда и всех обгоняю! Вот такие у меня волшебные санки.

– Как кататься будем? – кричит Тёмка, а сам уже на горку поднялся.

– Кто дальше! – отвечаю.

Тёмка с разбега прыгнул на санки и покатился. Когда санки остановились, встал – и давай варежками махать. Я тоже с разбега на санки упала. Вжик! И оставила Тёмку далеко позади.

– Давай ещё! – говорит Тёмка.

– Давай! – отвечаю. А у самой настроение отличное: кажется, хоть сто раз ещё поднимусь и спущусь!

– Нет! Давай пять раз спустимся. У кого больше удачных попыток, тот и выиграл.

– Хорошо, – соглашаюсь.

У него ни разу дальше меня съехать не получилось. Я смеюсь, а Тёмка сердится:

– Давай по целине! Кто дальше! – вдруг предложил он.

– Как? – не поняла я.

– Ты чего, не знаешь, что такое целина? – смеётся Тёмка. – Она не знает, что такое целина!

Я потащила санки в горку. Тёмка меня догоняет:

– Кулёма ты! Целина – это место, где ещё снег лежит, там, где мы не катались. Вот сбоку горки, например.

– И как же мы там прокатимся? Мы же не съедем тут даже… – удивилась я.

– Почему не съедем? Горка покатая. Съедем.

Тёмка поставил перед собой санки – и как прыгнет! Вжик! И проехал. Машет мне снизу, весь в снегу, без шапки…

– Отойди, – кричу, – сейчас попробую.

В общем, поставила я перед собой санки и прыгнула. Всё замелькало. БАХ! Открываю глаза – кругом белизна, тишина. Боюсь пошевелиться, но чувствую – как-то не так всё. Закрыла глаза и снова открыла: белым-бело.

«Наверное, я умерла, – подумала я. – Не больно это совсем».

Тут слышу: ДУН. ДУН. ДУН. Что такое? Возле моего лица что – то зашевелилось – показался Тёмка, но как бы наоборот. То есть Тёмка как Тёмка, только рот у него на лбу, а лоб на подбородке.

– Ты чего разлеглась? – спрашивает Тёмка-наоборот. – Вставай.

Я медленно начала подниматься. Оказывается, я с горки кубарем скатилась, а потом в сугроб головой вниз воткнулась.

– Я, – говорю сердито, – думала, что умерла на твоей целине.

– Ну, умереть – не знаю, но летела ты классно! А я вот шапку чуть не потерял. Кое-как нашёл. Короче, я выиграл. Ты до меня не доехала. Ещё будем здесь соревноваться?

– Нет, не будем! Я домой хочу.

– Как – домой? Мы же только что вышли.

– Ну и что? А я уже домой хочу.

– Это потому ты домой хочешь, что я у тебя выиграл!

– И ничего не потому, – ответила я, закусив губу. Мне было ужасно обидно, что я не выиграла у Тёмки. Я всегда на санках выигрывала, но второй раз скатиться по целине боялась.

– Ну и иди! Кулёма! А я кататься буду.

Я понуро поплелась домой, таща за собой санки на верёвочке. И всё думала, как это неприятно – не выигрывать. Ужасно неприятно!

Пожар

Зимой быстро темнеет. Вот только вышел во двор засветло, как уже темно. И это замечательно! Ни одного фонаря у нас во дворе нет. Но светло! Потому что весело горят огни в окнах нашего дома. Я очень люблю лежать на сугробе и смотреть на разноцветные огоньки окон. Хотя мне это и не разрешается. Но я лежу, когда никто из взрослых не видит. Если прищуриться и покачать головой, то кажется, будто дом – корабль, окна – иллюминаторы, а корабль на волнах покачивается. Это мне Димка подсказал так смотреть.

Как-то раз мы катались с Тёмкой с горки. Было уже хоть глаз выколи, и из форточек то моего, то Тёмкиного окна кричали, чтобы мы шли домой, но у нас никак не заканчивалось соревнование. Мы хотели понять, на какой раз с санками на горку подняться не сможем. И я, и Тёмка ужасно устали, еле-еле перебирали ногами. Но вновь карабкались и съезжали. Тут Тёмка скатился и лежит себе внизу. Я к нему подъезжаю и говорю:

– Нечестно! Отдыхать нельзя!

– Я не отдыхаю. Я смотрю. Гляди на третий этаж. Что там?

Смотрю на третий этаж соседнего подъезда. Там поэт Листов-ский живёт, он парализован – ходить не может… У него на балконе облако чуть заметное, беловатое.

– Облако, – говорю, – как пар, только висит и не улетучивается.

– Да. Что-то непонятное, – подтвердил Тёмка, – ну, бежим!

Мы встали и опять поплелись на горку. Съехали ещё пару раз. Смотрим на окно, а там всполохи красные.

– Телевизор, что ли, работает? – спрашивает Тёмка.

– И облако расползается, да?

– И гарью пахнет…

– Пошли, бабе скажем.

– Пошли.

Побежали к нам. Рассказали дедушке: он нам дверь открыл. Дед накинул пальто и вышел во двор: возле третьего подъезда уже несколько человек стояло. Дед подошёл к ним и тут же побежал куда-то звонить. Спустились Тёмкины дедушка и бабушка, потом наши мамы и папы вышли, потом весь подъезд вышел. Про нас с Тёмкой забыли.

– Это пожар! – кричит Тёмка.

– Ты чего радуешься? – спрашиваю.

– Не знаю, – тут же осёкся Тёмка, – радостно… и всё.

– А если этот поэт умрёт? А если он уже сгорел?

– Да, страшно, – ответил Тёмка и опять с горящими от любопытства глазами на окна смотрит. – Слушай, давай на горку залезем. Она как раз на уровне третьего этажа!

Мы побежали в самую глубь двора, на горку: оттуда было действительно лучше всего видно. Тут подъехали две пожарные машины. Пожарные начали быстро выскакивать, что-то разворачивать, сворачивать… Всё у них так здорово получалось! Выросла лестница – пожарный по ней проворно вверх поднялся. Потом раздался звон стекла – через окно стали вырываться огни пламени с чёрным дымом. Пожарные что-то включили – тут же побежала пена. Много-много пены. Вся стена в пене, второй и первый этаж залили. Смотрим – соседка с четвёртого этажа с замотанной полотенцем головой стоит, прямо в махровом халате. Она уже спала и стала задыхаться от дыма, как потом рассказала нам баба Валя.

Пожарные поливали, поливали, а пожар всё никак не заканчивался. Тут я увидела свою бабушку, которая искала нас. Мы нехотя слезли с горки – нас тут же подхватили родители и увели по домам.

Утром дедушка рассказал, что в квартире Листовского взорвался телевизор. Пожар очень быстро охватил всю комнату, но сам Лис-товский успел выехать в подъезд на коляске, хотя по ступенькам спуститься не мог. Его потом соседи вниз спустили. А ночью вспыхнула вторая комната в его квартире. Это была библиотека. Как-то искра туда попала. Тлела, тлела и загорелась. И опять приезжали пожарные! Но Листовского в квартире не было, его в больницу ещё вечером увезли.

Квартира выгорела дотла… Вот если бы раньше пожар заметили, такого бы не произошло. А то пока Листовский с кровати на коляску пересаживался, уже всё горело… Как только дед это сказал, у меня дыхание остановилось. Я побежала к Тёмке: он уже всё знал. Я потащила его в комнату:

– Тёмка! Если бы мы с тобой сразу побежали и рассказали, что увидели облако или мелькание красного света, то квартира Листовского бы дотла не выгорела, понимаешь?! Ему теперь жить негде!

– Понимаю, – кивает Тёмка, – но знаешь, даже когда мы домой к тебе побежали, я не думал, что это пожар.

– Что теперь делать?!

– А что делать? – не понял Тёмка.

– Мне страшно, – говорю я шепотом. – Мы с тобой во всём виноваты.

– Мне не страшно, но как-то не по себе.

На этом и разошлись. Несколько дней я никому ничего не говорила, но так мне было нехорошо… Бабушка это заметила и спросила:

– Ты что ходишь, будто в воду опущенная?

Я залезла к бабушке на колени и рассказала, как мы с Тёмкой могли спасти квартиру Листовского, но не сделали этого. Слёзы текли по щекам. Мне казалось, что это самое страшное, что я сделала или не сделала в своей жизни. Бабушка внимательно меня выслушала и сказала:

– Всё вы правильно сделали. Вы ведь не знали, что это пожар. Думаю, ты и Тёмка даже не поняли, что это такое. Вы ведь пожар в жизни ни разу не видели. А когда вам стало тревожно, побежали и рассказали. А если бы не рассказали, пожарные, может, ещё позже приехали – сгорели бы соседние квартиры. Но этого не произошло. Так что вы даже молодцы. Не расстраивайся.

Я пошла успокаивать Тёмку:

– Ничего, – говорю, – в следующий раз мы с тобой уж точно будем знать, что это пожар.

Тёмка посмотрел на меня как-то странно и говорит:

– Ты что думаешь, пожары так часто бывают? Может быть, это первый и последний пожар, который мы с тобой в жизни видели.

От его слов я сначала расстроилась, а потом обрадовалась. Ну и хорошо, что больше не увидим. Мне и одного раза хватило.

Игрушечная посуда

Не всегда бывает так, что мы только у Тёмки играем. По выходным он иногда приходит поиграть ко мне. У меня Тёмка всё разбрасывает и никогда не помогает убирать. Меня это злит. Как-то раз собрались мы у меня:

– Что будем делать?

– Не знаю, – говорю, – давай в лото поиграем.

– Нет, – отвечает Тёмка, – в лото не хочу.

Это у нас так всегда. Как соберёмся вместе, ну никак придумать не можем, во что бы нам поиграть. А потом – БАЦ! – и интересная игра придумывается. Так и в этот раз.

– Тащи свой ящик, посмотрим, что у тебя есть, – говорит Тёмка.

Ящик – это место, где у меня хранятся игрушки. Он лежит под шкафом. Там и старые, и новые, и поломанные игрушки хранятся. И даже какие-то непонятные части от неизвестных игрушек. Я всё берегу, ничего не выбрасываю. Тёмка залез в мой ящик и вытащил оттуда кукольную кастрюльку.

– Вот, – говорит, – что нам надо! Будем что-нибудь варить. Ты варить умеешь?

– Нет, не умею. Да как же мы будем варить? – засмеялась я. – Это же кукольная посуда.

– Ну и что? Она же из металла сделана. Значит, её можно нагревать.

Это мне никогда в голову не приходило, но сразу стало интересно. А что мы будем варить?

– Ну, лапшу или горох давай.

– Лапша в кастрюльку не войдёт, да и гороха нет.

– Тогда нужно что-то мелкое варить, – ответил Тёмка, – кашу.

– Самая мелкая каша – манка, – со знанием дела ответила я.

– Тащи манку.

Я пошла на кухню и отсыпала в розетку для варенья манки, а в стакан налила воды.

– Так, – сказал Тёмка, – я тут у тебя ещё одну кастрюльку нашёл, она меньше, но для тебя будет как раз. Моя кастрюлька была на длинной деревянной ручке и действительно меньше, чем у Тёмки.

– Теперь спички неси и свечки, – скомандовал Тёмка, – ты знаешь, где у вас спички лежат?

– Я-то знаю, – гордо ответила я.

– И где? – поинтересовался Тёмка.

– На кухне, в ящике старого серванта.

– А-а-а-а, – протянул Тёмка, – мои от меня спички на шкафу прячут.

– Мои тоже прячут, наверное, – неуверенно произнесла я. Потом я побежала на кухню и принесла спички и две свечки.

Пока ходила, Тёмка расположился на моём столе. Нам в этом году в школу идти, поэтому родители мне и Тёмке купили настоящие ученические столы. У него с двумя дверками, у меня с одной. Зато у меня есть полочки справа! Свой стол я протираю каждое утро: у него красивая полировка и замечательные золотые ручки-шарики на ящиках.

Мы зажгли свечки, налили в кастрюльки воду и высыпали манку.

Через несколько секунд Тёмка говорит:

– Чего-то мне пальцы жжёт твоя кастрюля!

– Да? – сказала я. – А мне не жжёт.

– Ну, понятно, ты же за деревянную ручку держишь, – сказал он и уронил свою кастрюлю на стол.

– Ой, что ты натворил! – зашипела я. – Сколько грязи! Убирай сейчас же!

– Чем я тебе буду убирать? – сказал Тёмка, пальцем трогая размазанную кашу.

Я побежала на кухню за тряпкой. Пока я бегала, он заново налил воды в свою кастрюлю и опять насыпал манку.

– Сейчас буду держать за краешек через носовой платок, – говорит Тёмка, вытаскивая носовой платок из брюк.

Я забыла про размазанную кашу, схватила свою кастрюлю со стола и закричала:

– Мамочки! Я стол испортила!

Тёмка с интересом посмотрел на место, откуда я только что подняла свою кастрюльку.

– Да, – сказал он, – ты лак прожгла, теперь навсегда останется белое пятно.

Тут у него в кастрюльке каша забулькала и разбухла. Я решила подумать об этом пятне потом, а сейчас кашу свою доварить. Схватила кастрюльку и поднесла к свечке. Очень быстро и моя каша забулькала.

– Моя, кажется, сварилась, – сказал Тёмка, – ложку давай, пробовать будем.

Я полезла в ящик за игрушечными ложечками, а когда повернулась, смотрю, теперь на моём столе уже две кастрюли стоят: моя и его.

– Ты что делаешь! – завопила я. – Ты мне стол прожжёшь!

Я подбежала и схватила обе кастрюли вместе. Как тут мои пальцы обожжёт! Я выронила Тёмкину кастрюлю, она упала на пол и заляпала ковёр манкой. А пока я смотрела на упавшую кастрюлю, моя кастрюля в руках наклонилась, и каша тоже полилась на ковёр.

– Что-то у вас палёным пахнет, – сказала бабушка, открывая дверь.

Она увидела две горевшие свечки и спички на столе.

– Откуда у вас спички? – строго спросила она. – Сейчас же верните! И потушите свечки.

Я задула свечки и отдала бабушке спички.

– А на столе у вас что за пятна? – спросила бабушка. – Безобразие, немедленно всё убирайте!

Я стала возить тряпкой по столу; как убрать манку с ковра, я даже не представляла.

– Ну, я пошёл домой, – сказал Тёмка, – жалко, что не удалось кашки попробовать.

– Ты что же, не будешь помогать мне убираться? – спросила я.

– Нет, мне пора, – серьёзно ответил он и ушёл.

Я посмотрела на пол, на ковёр, на два белых и одно почти чёрное пятно на столе, на разводы от каши, на совершенно чёрные кастрюльки… так мне досадно стало!

«Я ему всегда помогаю убирать игрушки, а он ушёл?! После наших игр у него дома такого кошмара никогда не остаётся, а у меня, значит, можно?! Больше никогда его не позову, а у него дома тоже что – нибудь разбросаю и разломаю».

Так я думала и водила пальцем по следам от кастрюлек. Очень мне было себя жалко.