Текст книги "Тогда и сейчaс"

Белка

Наша жизнь как девка-замарашка,

Она грязна, смешна и коротка!

Она ж обосрана как детская рубашка,

И как рубашка эта нам мала!

Эту некрасивую, но очень обаятельную девочку звали Ленкой. А мы её за мелкие зубки, маленький ротик, ореховые волосы и вечную подвижность называли «Белкой». Она не могла сидеть на месте, всё время что-то делала или изучала, брала любые туристические группы, которые давал ей «Интурист». Ленка готова была уехать даже на край света, лишь бы только не сидеть без дела. А дел было много и друзей тоже. Всегда весёлая, добрая, без зависти и злобы в сердце, с большим чувством юмора, она магнитом притягивала к себе людей.

В компаниях она была первой! Великолепно танцевала, красиво напивалась, рассказывала анекдоты (очень любила про финнов, потому что её тогда от «Интуриста» послали зачем-то на курсы финского языка). Способная, юморная девочка могла выучить даже китайский. Но в данном случае это был финский. Вот с него мы и начнём.

Хорошо подготовившись, Ленка идёт проводить экскурсию индивидуальному туристу. Господин Куусинен был не простым туристом, а родственником революционера Куусинена, который вёл нашего Ильича по льду в Финляндию. Господин Куусинен занимался бизнесом и успешно сотрудничал с Советским Союзом. Контрактов у него было немереное количество, соответственно и миллионов. Молоденькая переводчица увидела его на втором этаже валютного бара гостиницы «Интурист», куда её привели комитетчики. Перед ней стоял блондин, который явно был с бодуна. Однако белёсое лицо было чисто выбрито, волосы прилизаны водой, а костюм, галстук и идеально начищенные ботинки придавали их владельцу чуть приличный вид. Но для экскурсии в Кремль этого было недостаточно. Да Куусинен туда и не собирался. Перед финским бизнесменом стояла совершенно другая задача – опохмелиться. Но у Куусинена так тряслись руки, что он не мог поднести огромный фужер с коньяком ко рту. Изо всех сил стараясь, господин Куусинен проносил мимо рта злополучный бокал и ругался на родном языке на бармена, который не спускал с него глаз.

Где наша не пропадала! Леночка, подойдя к столу, представилась и дала дельный совет: поставить стакан на шёлковый галстук и подтянуть его ко рту. Бизнесмен серьёзно прислушался и был чрезвычайно обрадован, когда у него всё получилось. Злополучный бокал дошёл до места назначения (прямое попадание в рот). Представьте: десять утра, полупьяный финн с младенческой улыбкой, бармен, валюта, раздаваемая финном всем подряд на радостях, что опохмелился, и слегка ошалевшая девочка-переводчица, которая без стеснения приняла от него в подарок несколько стодолларовых купюр, составивших её годовую зарплату. Экскурсия в Кремль была тут же отменена, а вместо неё наша сообразительная девушка по приглашению щедрого финна составила ему компанию. Ленку не смущали его несвязная речь, винный перегар и водка, которую он то и дело проливал ей на юбку. Она стремилась к сближению с сыном революционера. И надежда Белки оправдалась.

Куусинен приезжал часто в Москву, привозил Элене подарки, водил по ресторанам, ничегошеньки для неё не жалел, просиживал с весёленькой девочкой до пяти утра в валютных барах. К этому времени Леночку уже, конечно, выгнали с работы. Кто настучал, не знаю, стукачей у нас было много, а может, и близкие родственники постарались: чтобы жизнь малиной не казалась или из лучших побуждений. Но Лена не переживала: «жигули», одета, как кукла, немереное количество денег. Ну что же ещё надо?

Но Куусинен женат, в Москву приезжает пить (особенно после удачных сделок), а что делать бедной Ленке? Гормоны играют, молодость берёт своё. И параллельно с Куусиненом появляется в её жизни некий житель республики Азербайджан Фархат. Ничегошеньки плохого в этом нет. Во-первых, соблюдена гармония: в «Национале» – пьяный финн-миллионер, а дома – азербайджанец. Это, конечно, не Муслим Магомаев, но Фархату тридцать, а не пятьдесят восемь. Он работает на рынке, продаёт фрукты (меня не раз угощали хурмой) и души не чает в своей Леночке. Знакомство у них тоже было не простое. Как-то, сделав очередной аборт, Лена задержалась в больнице. Курила «Мальборо», шутила, рассуждала о жизни. Угощала сигаретами всех подряд: и персонал больницы, и пациентов. Вид у неё был так себе: ничем не примечательная девочка, разгуливавшая в байковом больничном халате, завязанным сзади на узелок поясом, бледное, невыразительное лицо, приземистая неспортивная фигура, кривые ноги. Зная все свои недостатки, Лена блистала остроумием. Все умирали от смеха от её шуток. Врач не хотел её выписывать из больницы, потому что боялся потерять такую весёлую, обаятельную милашку, способную развеселить даже умирающих. Лена была на вес золота. Её приглашали в палаты поговорить с тяжёлыми больными, врачи – в ординаторскую, а медсёстры – в процедурные кабинеты: девочка веселья и добра заряжала всех хорошим настроением и бодростью. Она любила покурить и похохмить и не забывала всем улыбаться. Вот так за сигареткой и познакомилась с тихим сухопарым азербайджанцем. Фархат влюбился сразу. Наша штучка не отвергла его любовь, а наоборот, приняла в жаркие объятия.

Начался роман. Влюблённый молодой азербайджанец, носивший в Ленкину квартиру ящики с сухофруктами и овощами, и Ленка, вечно шутившая над кротким парнем, что он только что из «офиса». Фархат не сводил с неё глаз. Они у него были густого коньячного цвета. Всё, что имел, он отдавал Лене. Да разве ему могло прийти в голову, что у неё есть любовник финн? А то, что отсутствовала ночами, так это же по работе. Его девушка много работает, совсем себя не щадит! Вопросов никаких не задавал, да и к чему? Она так устаёт после поездок, просто валится в постель. Были, конечно, и выходные, свободные недели и даже месяцы, но это было очень редко. Всё произошло неожиданно для Фархата. Занося ящики с сухофруктами, молодой парень услышал приглушённую речь, хихиканье, переходящее в шёпот, слова, произносимые на незнакомом языке. Всё ясно! У неё любовник-иностранец. Неважно, из какой страны. Главное, что он есть. «Елена Кочеткова, – закричал он ей из коридора, не выпуская ящик из рук, – вы – валютная проститутка!»

Что было дальше и рассказывать не надо. Успокоился Фархат только через час, когда его выгнали из квартиры вместе с сухофруктами. Но нам с Ленкой было его не жалко, в конце концов, пусть знает своё место! Фархат с этим не соглашался по многим причинам. Во-первых, он был влюблён, во-вторых, не мог перенести такого вопиющего предательства. Всё было против него! Мы же не понимали его состояния влюблённости. Не хотели заглянуть поглубже в его душу. Не слышали его звонков, не хотели видеть его рядом. Он стал нам ненавистен, этот приторный азербайджанец, кажись, ещё и верующий. Ну, так пусть идёт своей дорогой! На Восток, а за фрукты спасибо.

А он не шёл, не хотел от себя отпускать Ленку, любил, не мог забыть, не мог дышать без неё. Его страсть была подобна Каспийскому морю, его вера в неё как вера во что-то святое. Он не хотел верить в очевидное, надеялся, что это ошибка, что можно ещё всё исправить. Он просил, умолял, плакал – всё безрезультатно. Тогда Фархат впадал в ярость, она была неуправляема, казалось, что он убьёт Ленку.

– Вот убьёт же, Лен, – говорили мы, когда она, закатываясь от смеха, вынимала вату из порезанного в двери дерматина. Фархат это проделывал регулярно по ночам, когда Елена встречалась с Юханом.

Чем больше он за ней гонялся, угрожал, плакал и молил о прощении, тем меньше он становился интересен. В его адрес сыпались нелестные слова, чуть ли не матерные. Маленький южанин с неуправляемым темпераментом был смешон и гадок, особенно в сравнении с господином Куусиненом. Для Юхана весёлая, добрая, лёгкая, всё понимающая Леночка была единственной и неповторимой, она не шла ни в какое сравнение с его женой – безразличной к нему и его интересам стареющей особой с шестимесячной завивкой. Между ними уже давно ничего нет, потеряны страсть и любовь, они стали чужими. А он живой человек, его выматывает работа: постоянные поездки за границу, встречи с заказчиками, заключение контрактов. Это огромный стресс. Всё, что теперь у него в жизни есть, так это Елена со своей жизнерадостностью, лёгким юмором, способностью ответить любовью на любовь, да наконец надраться с ним в валютном баре, отвести его в номер, раздеть и проснуться счастливой, намекая на то, что этой ночью он превзошёл все её ожидания!

– Это правда? – спрашивал смущённый Куусинен.

– Правда, любимый, правда.

Юхан не хотел возвращаться в Хельсинки, не хотел расставаться с любимой девочкой, не хотел приезжать на выходные к своей Ингрид.

– Пиркка, муйяни, он нютхювинкаала (моя баба сейчас в деревне). Я ей не нужен, дети выросли и живут своей жизнью, жене помогает косить траву сосед Тимю, хороший тихий человек. Мы вместе выпиваем, когда я приезжаю. У меня вроде бы всё есть, но для полного счастья не хватает только тебя, матушка (девушка любимая).

Лена с таким положением дел не соглашалась.

– Развод с женой или я тебя брошу, Юхан!

– Развода быть не может, любимая. У нас дети, дома, фабрики. Это невозможно, просто невозможно!

Свою вину влюблённый бизнесмен искупал дорогими подарками. Правда, сделать это было нелегко. Продавщицы в валютных магазинах иной раз по сорок минут ждали подписи на чеке, так как Юхан постоянно находился в состоянии алкогольного опьянения и его росчерк выглядел сплошной кривой линией. Наконец чек подписан, продавщицы с благодарностью принимают в подарок французские духи, а довольная Елена выходит с очередной шубой и японским магнитофоном. Ну вот, видите, мы во всём разобрались, никто не обижен.

Фархат от любви режет ножом по ночам дверь, но не убивает. И пусть режет, раз ему так нравится. Вечера в Москве тёплые, романтичные, иногда он даже был Леной прощён и между ними снова возникал интим, который вселял в молодого человека надежду. Он любил самоотверженно, страстно любил всем сердцем и душой, а Лена принимала его любовь как нечто должное, издевалась и насмехалась над слабостью Фархата. Его слёзы и просьбы не трогали Лену. Чем больше Фархат её любил, тем скучнее ей становилось. В конце концов, он ей надоел, но избавиться от поклонника Лене не удавалось. Вы, наверное, ждёте, когда он её «зарэжэт»? Напрасно!

Вероятно, это и произошло бы, если не тот трагический случай на трассе в районе Хорошевского шоссе. Лена неслась, как Шумахер, и не справилась с управлением. Серьёзные травмы, многочисленные переломы, разрыв диафрагмы, сердечная недостаточность. Господи помилуй, это конец! Обезумевший от горя Фархат обзванивал всех подруг и друзей. Он нервно, скороговоркой, путаясь в русских словах, пытался объяснить случившееся: «Леночка в больнице «Скилифасофская», она умирает, что повреждено, не знаю, я по-рюски всё забыл».

Из его слов я поняла, что она в реанимации и надежды на жизнь никакой. Утром приехала в «Склиф» и увидела Фархата. Он спокойно объяснил, что устроился на работу санитаром. «Всё сделаю, всё буду пробовать, чтобы Леночка жила! И если ей суждено умереть, то я прошу Аллаха подарить только один день на этой земле».

Когда я зол – ручьями плачу,

Когда вскипает месть во мне.

Решил я для себя одну задачу – не камень,

Хлеб держу в своей руке.

Я им заем любое горе и предложу его тебе,

Когда я зол – ручьями плачу,

Когда вскипает месть во мне.

Фархат выносил судна, протирал тряпкой полы, мыл лестницы, повторяя: «Я прошу Аллаха подарить Лене ещё один день и ещё один, ещё». Он спал в больнице на полу, приходил с чистым проглаженным бельём и всё время просил Аллаха совершить чудо. И оно свершилось. Лена начала поправляться, реагировала на вопросы, пожимала ему руку и даже улыбалась. Фархат не мог сдержать счастливых слёз. Значит, Аллах всё-таки услышал и подарил ей жизнь. Значит, будет жить! Через месяц Лену перевели из реанимации в палату. Фархат трогательно ухаживал за ней, надевал тёплые носочки (чтоб не простудилась), кормил супчиком с ложечки, вытирал ротик, сам стирал и гладил её бельё («это Леночкины вещи, и я их никому не доверю!»).

Лена боролась за жизнь, Фархат радовался: «Она уже ест протёртые фрукты с рынка, она смеётся, она шутит надо мной: называет Фархом и азерботом, как тогда. Я каждый день дарю ей розы, она их так любит! Мои друзья на рынке, азербайджанцы, тоже радуются с нами: говорят, Аллах не забыл и помог. Слава Аллаху!»

Фархат потихоньку, бережно держа под руку выздоравливающую девушку, прогуливал её по больничному садику. «Это дело серьёзное, – говорил он, – я такое никому доверить не могу!» Молодой человек уже начинал планировать отъезд в Баку с любимой. «Там моя родня вылечит, выходит. Солнце ей нужно, море, доброта. Песню такую Муслим Магомаев поёт про море, знаешь да? Наш Муслим просто так ничего петь не станет. Все помогут, мы Аллаха будем просить! Она поправится, а я потом предложение буду делать».

Лена выздоровела, похудела, изменилась. От неё прежней остался только юмор. Рассказывала анекдоты, смеялась, подшучивала над собой и радовала Фархата.

– Фарх, всё! Ты меня достал по полной! Вали на фирму!

Это означало: вали на свой рынок! А он всё принимал, всему радовался и поздравлял нас, себя и Леночку с жизнью. Языки Елена не забыла, отлично помнила все пять. В чудеса надо верить, друзья!

Я знаю, что вы радуетесь вместе с нами, вы растроганы до слёз, вы всем сердцем полюбили Фархата, этого наивного, доброго, малограмотного бакинца, который говорил нараспев, искажая русские слова, этого горячего чудака, который может и «зарэзать», этого влюблённого Ромео, который не ушёл и не бросил любимую в трудную минуту, который плакал от злости и радости, не имея возможности до конца объяснить свои чувства. С ним пока всё.

Вы, наверное, хотите меня спросить про финна, почему он исчез. Не надо думать, что он предал Лену. У Юхана Куусинена была уважительная причина: за три дня до этого ужаса наш герой-любовник уснул в лесу в машине, взятой напрокат, в двадцати километрах от Звёздного городка. Его разбудил милиционер и трое в штатском. Юхан, ничего не понимая, смотрел на людей в штатском, которые задавали ему один и тот же вопрос: «Господин Куусинен, объясните нам, пожалуйста, как вы здесь оказались и почему спите в этом месте? Вам что, больше негде спать? Номер в гостинице «Националь» к вашим услугам, подружка Елена всегда готова вас принять в своей однокомнатной квартире (адрес был назван), в чём же дело?» Куусенен пожал плечами, замотал головой, что-то забормотал по-фински и попросил комитетчиков разъяснить ситуацию.

– Мы ещё раз постараемся, господин Куусинен. Но это уже будет в пятый раз. Каким образом вы оказались в районе Звёздного городка, что вас сюда привело?

Куусинен заплакал. Ему предложили пересесть в чёрную «Волгу». Уже через час Куусинен сидел в кабинете на седьмом этаже, хотя этаж в данном случае не играет никакой роли, и отвечал на вопросы комитетчиков. Всё, что он помнил, – это гостиничный бар и молодую девушку, которая к нему подсела, но не Елена. Кэгэбэшники не могли не согласиться:

– Верно. Елена Кочеткова была в этот вечер дома. Так всё же кто к вам подсел?

Куусинен начал заикаться, плакать и объяснять, что подсела высокая девушка в очках с металлической оправой, длинный плащ, блондинка, хорошо говорила по-немецки и по-французски (других языков Юхан не знает) и что-то предлагала, но вот что, он, убей бог, не помнит.

– А вы уверены, что это была девушка? – улыбаясь, спросил следователь.

Куусинен заорал на весь этаж:

– Вы за кого меня принимаете? Да вы что? Я же с ней целовался! Значит, девушка! Я, Юхан Куусинен, – родственник революционера, который вёл вашего сифилитика по льду. Я буду жаловаться, я требую встречи с послом Финляндии. Вы на что это намекаете? Я серьёзный бизнесмен, а не какой-нибудь паршивый американский шпион!

И тут он услышал, как один из комитетчиков тихо произнёс: «Барон, это был Барон…»

– Всё ясно, господин Куусинен. Вы, очевидно, очень устали, да и мы тоже.

Ночью недовольного финна отвезли в аэропорт Шереметьево на той же чёрной «Волге», с тем же шофёром и проводили до трапа самолёта. Прощание было изыскано вежливым, после которого Куусинен понял для себя следующее: контракты накрылись, на визу больше можно не подавать, с Россией покончено. Оставалось только спеть: «Как хороши в России вечера…» Этой песенке он обязан Елене. А как же их отношения, что с ними будет? Пока не ясно. Но разлука-мать – вещь жестокая! И скоро она тебя накроет, Куусинен, придёт к тебе с печалью и тоской. И его накрыло, ох, как накрыло! Юхан похудел, осунулся, стал ко всему безразличен. Такое состояние врачи называют депрессией. Жизнь кончена, без Елены она потеряла смысл, теперь ему абсолютно всё равно. Нет той, которая всегда была рядом, напевала песенки, учила русскому языку и матерным словам, подсмеивалась, просыпалась с ним в гостинице, намекая на бесподобную ночь… Бежать некуда, да от себя и не убежишь.

Куусинен несколько раз пробовал навестить жену. Съездил в хювинку: там всё та же безысходность. Попробовал выпить с соседом Тимю: ничего не помогает, ничего не радует. Родственник легендарного финского революционера спивался в несчастье. На помощь пришёл бармен Аку – ушлый парень, который за свою жизнь и не такое видал. Предложил послать в Москву своего брата Йоа. «Он не женат, тихий, скромный, девушками не интересуется и мужчинами тоже. Между прочим, не напивается, как некоторые. Заплатишь ему, и всё будет чики-поки. Привезёт он тебе твою Лену. Мой брат ещё никогда никого не подводил». Предложение было принято. Юхан воспрял духом, оставалось только выполнить задуманное. Деньги – вообще не разговор: сколько скажет, столько и получит.

Доверительное лицо выехало в Москву. Там, на вокзале, молодого флегматичного парня встречала похорошевшая и очень похудевшая женщина, которую можно было принять за девочку. Его пригласили в бар пропустить по рюмашечке. Там ребята поближе познакомились и духовно сблизились. Елена пришлась Йоа по сердцу. Говорили по-фински, шутили, выпивали (вот это она умеет). Это была судьбоносная (я не боюсь этого слова) встреча для них обоих. Скромная свадьба, ожидание счастья и отъезд молодой женщины, друг Йоа и, конечно же, Юхан. В аэропорту Хельсинки Вантаа Лену встречал шофёр миллионера. Теперь молодая особа живёт на улице Хуйетие, буквально в нескольких шагах от Китайского города. Это очень престижный район, рядом улицы Хииралантие и Сракикуйя. Началась новая жизнь, которая больше была похожа на виток мотоциклиста под самым куполом цирка, виток бесстрашный, в блестящем костюме, когда зрители с затаённым дыханием, закрыв от страха глаза, ждут завершения трюка. Смотри не разбейся, циркач! Будь осторожен! А мы пожелаем тебе удачного приземления.

Мы так увлеклись Леночкиным успехом, что совсем забыли про Фархата. Наверное, потому что про него совершенно забыла наша красавица. А зачем он, собственно говоря, нужен? Пусть не мешается под ногами и занимается своим делом. Фархат исчез тихо и незаметно для всех нас, без воплей и угроз, без лишних слов, проклятий и предложений. Да мы и сами поняли, что звонков от него больше не будет. Ночами не просыпались от разрывающегося телефона, не ждали от него оскорблений, не хихикали в трубку, когда он называл свою подругу жизни проституткой. Теперь, через столько лет, я понимаю всю боль этого доброго, отзывчивого человека. Хочется верить, что он жив, нашёл своё счастье и живёт достойно со своей женой, детьми и внуками в солнечном Азербайджане. Теперь, спустя столько лет, я понимаю его и прошу у него прощения: Фарх, прости, прости ради Аллаха. А тогда мы все облегчённо вздохнули. И никто из нас не пришёл, не посидел с ним, не помолчал, не пожевал с ним сухофруктов (он же не пил). Это было его горе, а не наше. Тогда я не придавала этому большого значения, а теперь, спустя столько лет…

Наша подруга занимала всё наше внимание. Это уже была красивая, шикарно одетая дама. За три года, пролетевшие как один день, она ещё больше похорошела, похудела, изменила фигуру – шейп, как говорят англичане. Объездила весь мир с Куусиненом, жила в огромной квартире с Йоа, который её обожал. Это было необходимо, потому что финский паспорт получить не так уж просто. Власти обманывать нельзя. Влюблённый Юхан ничего для неё не жалел. Сюрприз за сюрпризом. Елена забеременела, и Юхан Куусинен собрался разводиться со своей деревенской женой. Его нудная и долгая супружеская жизнь подошла к концу: дети выросли, жена всё время в саду, им мало интересуется, фабрики по всей Финляндии. Он же известный фабрикант. Пора узаконить отношения со своей подругой, тем более что она успокоилась, стала более нежной, внимательной, гладила себя по животику, ожидая ребёночка. Это было настоящее чудо: предсказания врачей не сбылись, она всё-таки станет матерью! Жизнь подала ей руку, как близкая подруга, как сестра, не забыла, не отвернулась, а ещё раз улыбнулась красным толстым накрашенным ртом, как улыбаются только падшие женщины в Париже на Пляс Пегаль. Давайте же порадуемся за эту лаки гёрл (удачливую девочку). Через семь месяцев она родит очаровательную малышку, которую назовёт Кристиной. Матерью Лена была сумасшедшей: никому свою доченьку не доверяла, носила её на руках, целовала и наотрез отказывалась от всех поездок, хотя и могла бы взять с собой пару нянек. «Я очень боюсь за мою Кристинку. Душа не на месте. А вдруг что-то случится? Только бы росла здоровенькой и не осиротела»,– всё время твердила она.

У Юхана с разводом проблем не было. Жена подписала документы о разводе, состояние поделили, он свободен. Всё произошло мгновенно, по взаимному соглашению, без слёз и упрёков. Оставалось только узаконить свои отношения с Еленой, что, по мнению Юхана, не представлялось сложным: он свободен, богат и способен заплатить любую сумму для ускорения процесса. Документов потребовалось много, они все были готовы, кроме одного – справки о разводе с Йоа. Заминка произошла по вине самого Йоа – он исчез. Два месяца его безуспешно искали. Йоа, чёрт возьми, имей совесть! Наконец он ответил Лене: «Приезжай, пожалуйста. Я просто лежал в больнице, нервы». Договорились на конец недели. Подъехали, как договорились, ровно в полдень. Время хорошее, все трезвые, вменяемые, выспавшиеся. Лена передала девочку Юхану. И тут судьба-злодейка решила пошутить. Лена не вышла ни через обещанные двадцать минут, ни через тридцать, ни через сорок. Пришлось подняться в квартиру. Дверь никто не открыл, за ней была полнейшая тишина. Вызвали полицию, взломали дверь, и перед их взором открылась страшная картина: мёртвая молодая женщина лежала в луже крови, на её лице застыла улыбка, видно, она шутила перед смертью. Выстрел был произведён в затылок. Чуть дальше в луже крови лежал Йоа, выстреливший себе в сердце. Предсмертная записка на столе гласила: «Я не могу без тебя жить!» Юхан потерял сознание.

…Господин Юхан Куусинен позвонил мне из гостиницы «Клэриджис», когда был в Лондоне. Договорились поужинать. Я сразу же узнала его жену (по шестимесячной завивке, очкам и простоватому виду). Милая финка радушно обняла меня. Мы даже не познакомились: всё было ясно и так.

За столом нас было пятеро: я с супругом и финн с семьёй. Девятнадцатилетняя девочка была скучна, лениво водила по ресторану отсутствующим взглядом, казалось, ей было всё неинтересно. Кристина была точной копией Лены, а пожилая финка не сводила с дочери любящих глаз.

– Она у нас с Юхо последний, поздний, любимый ребёнок, и мы её очень балуем.

Я решила пошутить:

– Господин Юхан Куусинен, вы наконец-то вспомнили, каким образом очутились в двадцати километрах от Звёздного городка?

Куусинен пожал плечами. Он так вспомнить ничего не смог, кроме девушки по имени Евгения, длинный плащ-балахон и очки в металлической оправе. Госпожа Ингрид Куусинен не отреагировала. Она в этот момент что-то подкладывала в тарелку своей любимой избалованной дочери.

Наша жизнь, как девка-замарашка,

Она смешна, грязна и коротка…