Текст книги "Первое дело Матильды"

7
Предложения и признания

– И какое дело? – спрашиваю я, пока Рори быстро надевает пальто.

– Это… э-э-э… я тебе по дороге объясню. Нет времени, – говорит он. – Будь любезна, вызови, пожалуйста, такси.

Я беру телефон – и тут из кухни доносится встревоженный лай. Доктор Херкенрат, запрыгнув на кухонный стол, виляя хвостом, смотрит в окно на улицу, где в эту минуту из туристического автобуса высаживается группа туристов азиатской внешности. Они бегают у дома туда-сюда, неутомимо снимая видео и фотографируя. Несколько женщин разворачивают баннер с надписью «Мы 🖤 Рори!». Одна из них, тыча указательным пальцем в сторону окна, что-то кричит остальным, и все сразу же начинают визжать, будто на сцену вышла их любимая поп-группа.

Рори испуганно отшатывается назад.

– О нет, – выдыхает он, покрываясь лёгким румянцем. – Помнишь дело голубой устрицы, когда я освободил жену японского посла из рук похитителей? Тогда сюда приехала команда японского телевидения, чтобы взять у меня интервью. А поскольку я вообще не говорю по-японски, то в ответ на любой вопрос мог только как можно вежливее улыбаться.

– Похоже, ваша вежливая улыбка пользуется в Японии успехом, – заключаю я. – Что будем делать?

По счастью, в доме есть чёрный ход. Смущённо покашливая, Рори признаётся, что часто пользуется им, чтобы избежать встреч с журналистами и визжащими фанатами.

К нам с высунутым языком подскакивает Доктор Херкенрат, и мы крадёмся по заснеженным задворкам, перелезаем через стену из красного кирпича, бежим вдоль скованного льдом канала и наконец останавливаемся на стоянке такси.

– Вы частенько ездите на такси, – замечаю я. – Не лучше ли сыщику иметь собственную машину? Ну, там, чтобы преступников преследовать и всякое такое?

– У меня… э-э-э… нет прав, – смущённо бормочет Рори. – Правда, я ходил на несколько занятий, но на экзамен записаться постеснялся.

Доктора Херкенрата лишь с большим трудом удаётся уговорить забраться в такси. В машине его всегда укачивает.

– Акациенштрассе, семьдесят восемь, пожалуйста, – говорит Рори водителю. – Ну… то есть… если вам не трудно.

Сыщик садится на заднее сиденье слева, я – справа. Доктор Херкенрат размещается посередине, и как только такси отъезжает, взгляд у него стекленеет.

– А кто такая Шарлотта Шпрудель? – спрашиваю я у Рори. – Мне показалось, что вы знакомы. И чего она хотела? Почему ей нужна ваша помощь?

Рори откашливается, по моим ощущениям, секунд тридцать, прежде чем произнести:

– Ну да… э-э-э… дело в том, что… э-э-э… в общем… можно сказать…

– У меня предложение, – обрываю я его на полуслове. – По улучшению нашего сотрудничества.

Рори ошарашенно смотрит на меня:

– Мы работаем вместе всего три часа – а у тебя уже есть предложение по… э-э-э… улучшению нашего сотрудничества? Ты времени зря не теряешь, да?

– Мы с вами договорились, что я буду стараться поменьше болтать, – развиваю я свою мысль. – И вы должны признать, что пока я держусь молодцом. Так, может, и вы постараетесь хоть самую чуточку меньше стесняться? Это бесконечное покашливание тормозит всё дело, – объясняю я. – Как и постоянное эканье, хмыканье и недоговоренные фразы. А ещё вы через каждые два предложения извиняетесь за что-то, за что извиняться вовсе не должны. Без всего этого вам понадобилось бы вдвое меньше времени. То есть я хочу сказать… Я ведь видела, как вы прилипли языком к машине. И меня вам теперь точно нечего стесняться.

– Э-э-эм… ну, я… кхе-кхе… я могу… э-э-э… кхм-кхм… попытаться, – в смущении теребя мочку уха, еле слышно выдыхает Рори.

– Да. Продолжайте работать над этим, – рекомендую я. – Так кто такая Шарлотта Шпрудель?

На этот раз Рори действительно удаётся обойтись без покашливания и эканья:

– Многим поколениям семьи Шпрудель принадлежала целая промышленная империя. Пока отец Шарлотты всё не продал. За немыслимые деньги.

– Вы имеете в виду – за несколько миллионов? – уточняю я.

– О нет, – сыщик, улыбаясь, качает головой. – Речь идёт не о миллионах, а о миллиардах. Четыре года назад родители Шарлотты погибли в результате несчастного случая на яхте, и она унаследовала гигантское состояние. Она активно занимается благотворительностью. Но по большей части втайне. Шарлотта не любит быть в центре внимания. Она очень… э-э-э…

– …стеснительна? Как и вы? – спрашиваю я.

– Э-э-эм… да, – застенчиво улыбаясь, подтверждает Рори.

– А почему ей нужна помощь?

– На протяжении многих поколений семья Шпрудель владеет одной очень ценной жемчужиной, которая поэтому называется жемчужиной Шпруделей. Шарлота приняла решение в благотворительных целях выставить её на аукцион. А теперь жемчужина пропала. И полиция, похоже, считает, что ответственность за пропажу лежит на Шарлотте.

– С чего бы ей красть собственную жемчужину? – изумляюсь я.

– Чтобы обмануть страховую компанию, – отвечает Рори. – Жемчужина оценивается в четыре миллиона евро и застрахована на крупную сумму. Но это совершенно смехотворное подозрение! Шарлотта владеет миллиардами. У неё явно нет никаких причин из-за четырёх миллионов мошенничать со страховкой. Кроме того, каждому, кто её знает, ясно, что она никогда бы такого не сделала, – застенчивый сыщик багровеет от возмущения.

– А откуда вы знаете Шарлотту Шпрудель? – продолжаю выпытывать я.

– Я… э-э-э… видел её один-единственный раз. Два года назад, когда вёл слежку за одним подозреваемым по делу о зелёном тюрбане. Он отправился на благотворительное мероприятие – там я с Шарлоттой и познакомился, – мечтательно глядя в окно, улыбается своим мыслям застенчивый детектив.

Я тут же догадываюсь, что та записка от неё. Записка на холодильнике Рори!

«Застенчивость – это форма искренности.

Ш.Ш.»

Ну конечно! Ш.Ш. – это Шарлотта Шпрудель.

Если женщина пишет мужчине записку, а тот вывешивает её на своём холодильнике и к тому же заливается краской при малейшем упоминании имени этой женщины, можно предположить, что он…

– Может, вы по уши втрескались в эту Шарлотту Шпрудель? – говорю я, улыбаясь от уха до уха и вызывающе глядя на сыщика.

– Нет-нет-нет, – испуганно отрицает он, для разнообразия бледнея, вместо того чтобы покраснеть. – Ведь это было бы… Нельзя же влюбиться в женщину, которую видел всего один раз. Это было бы совершенно… Просто… э-э-эм… – Губы Рори трогает лёгкая улыбка. – С ней было так легко говорить. Чаще всего мне сложно разговаривать с незнакомыми людьми, а с ней мне давалось это очень легко. Мне нравилось с ней говорить. Это было… прекрасно.

Хотела бы я тайком поприсутствовать при этой беседе! Если Шарлотта Шпрудель хотя бы вполовину такая застенчивая, как Рори, добрая часть их разговора, должно быть, состояла из бесконечных «э-э-эм» и «э-э-э». Но раз он так восторженно об этом рассказывает, картина абсолютно ясна.

– Вы втрескались в Шарлотту Шпрудель! – провозглашаю я. – Это же совершенно очевидно.

– Я… Я не втрескался! Я просто нахожу Шарлотту… очень милой, – нервно колупая кожу у ногтей, бормочет Рори.

– Просто очень милой. Понятно, – хихикаю я, видя его смущение.

Жду не дождусь, когда познакомлюсь с этой особой.

– Акациенштрассе, семьдесят восемь. С вас тридцать два евро восемьдесят центов, – говорит водитель, остановившись у входа на участок, обнесённый высокой кованой оградой.

Рори расплачивается, оставив слишком много чаевых, и мы выходим. У Доктора Херкенрата от поездки кружится голова, и по дороге его слегка заносит влево.

Я ведь уже упоминала, что в нашем районе есть несколько очень солидных домов – но это ничто по сравнению с Акациенштрассе: тут гигантские владения с домами, которых не может себе позволить ни один простой смертный. Расположенное посреди засаженной деревьями, похожей на парк территории, фамильное гнездо семьи Шпруделей многочисленными узкими башенками и балконами напоминает заколдованный сказочный замок из сахарной глазури. Разве что живёт здесь не принцесса, а миллионерша.

Мы с Рори проходим в открытые ворота на участок и по широкой подъездной дороге идём к дому. Путь пролегает между деревьев и кустарников, которые словно присыпаны сахарной пудрой. Слева от нас открывается свободное пространство, и я останавливаюсь в удивлении: у деревьев стоит прекрасно вылепленная скульптура из снега. Двухметровый ангел с женским лицом и украшенными перьями крыльями за спиной. Я во все глаза таращусь на этот недолговечный шедевр. Рори, кажется, тоже впечатлён. Кем бы ни был создатель этого снежного ангела, он очень талантлив и рукаст. Черты лица ледяной скульптуры проработаны до мельчайших деталей: изящно изогнутые губы, нос, глаза, взгляд которых обращён в небо… У ангела есть даже ресницы.

«Ресницы из снега? Как же это делается?» – спрашиваю я себя, краем глаза заметив скачущую по деревьям белку. Прикрыв рукой глаза Доктору Херкенрату, я беру его на руки и, оторвавшись от разглядывания снежного ангела, следую за Рори к дому.

Прямо у входа припарковано несколько полицейских машин.

– Шарлота упомянула по телефону, что следствием руководит комиссар Фалько, – грустно вздыхает Рори. – Я уже сталкивался с ним по некоторым делам. Он не… э-э-эм… не слишком мил. К сожалению.

Перед тем как войти, сыщик лихорадочно приглаживает пятернёй волосы и дышит в ладонь, проверяя, свежее ли у него дыхание. Я, не сдержавшись, громко смеюсь.

– Что такое? – испуганно спрашивает Рори.

– Неважно, что вы там рассказываете себе или другим насчёт «лишь однажды видел», «прекрасная беседа» и «просто очень славная», – но в Шарлотту Шпрудель вы именно что втюрились! – утверждаю я. – Бросьте уже. Мне-то вы спокойно можете довериться. Я умею хранить тайны. И ваши тоже.

Судорожно сглотнув, Рори багровеет:

– Ну что ж, возможно, ты не совсем не права. Вероятно, я действительно… ну, в общем, только самую чуточку, разумеется… – из груди его вырывается тяжёлый вздох. – Нет, боюсь, я даже очень… – Сыщик бросает на меня ищущий поддержки взгляд. – Надеюсь, по мне не слишком видно? Я ни в коем случае не хочу, чтобы Шарлотта заметила, что я… Мне будет неловко, если она поймёт… Теперь я прямо не знаю, как мне с ней себя вести. Я же не хочу… Что же делать?

– Во-первых, смахнуть с губ крошки от булочки. А потом прекратить задумываться о таких сложных вещах. Просто будьте самим собой, – с не по возрасту умным видом предлагаю я.

– Э-э-эм… да-да, – согласно бормочет Рори. – Э-э-эм… э-э-э… хорошо. Кхе-кхе… кхе-кхе… очень хорошо. – Откашливание. Пауза. Откашливание. Откашливание. – Мне нужно всего лишь… э-э-эм… быть самим собой.

– Да. Но – если вдуматься – возможно, всё-таки не до такой степени. Попробуйте быть неприкашливающим Рори.

8
Жемчужина Шпруделей

Однако дверь нам открывает вовсе не Шарлотта Шпрудель, а светловолосый молодой человек с очень бледным лицом, который надменно нас разглядывает. На нём тёмные брюки, белоснежные перчатки, такая же белоснежная рубашка и жилетка в чёрно-золотую полоску.

Дворецкий! Это обнадёживает! Подозрительный дворецкий – изюминка любого криминального дела.

Он напоминает мне осу. Не только полосатой жилеткой. Прежде всего – заострённым к подбородку лицом и насекомоподобной манерой поворачивать голову. Не удивлюсь, если у него на лбу вдруг проклюнутся усики-антенны и примутся ощупывать воздух вокруг.

– Здравствуйте, я… э-э-эм… кхе… Рори Шай, – говорит сыщик, глядя на коврик под ногами.

– Госпожа Шпрудель уже ждёт вас, – гнусавит похожий на осу дворецкий и осведомляется, окинув меня пренебрежительным взглядом: – О ком ещё могу доложить?

– Это Матильда Бонд. Моя… э-э-э… коллега, – поясняет Рори.

Он сказал «коллега»? Неплохо! Всё-таки это звучит совсем иначе, чем «практикантка».

– А это Доктор Херкенрат, – застенчиво продолжает сыщик, – кокер-спаниель.

– Прошу следовать за мной, – говорит дворецкий, но оглядывает Доктора Херкенрата так, словно, перед тем как пустить в дом, с удовольствием пролечил бы его от глистов.

Огромный холл здесь под стать пятизвёздочному отелю: паркетный пол, люстры, два высоких камина, всякие диванчики с креслами, фонтанчик и три громадные украшенные красными лентами и шарами рождественские ёлки. Две широкие изогнутые деревянные лестницы ведут отсюда на верхние этажи. По холлу неутомимо снуют полицейские в штатском и в форме. В обтянутом бархатом кресле сидит какая-то бледная, вся в чёрном женщина, которую допрашивает полицейский. Я уверена, что никогда эту женщину не видела, и всё же лицо её кажется мне удивительно знакомым… В следующую секунду я понимаю почему и возбуждённо дёргаю Рори за рукав:

– Та женщина в кресле: вглядитесь в её лицо!

– Ангел! – потрясённо ахает сыщик. – Моделью для ангела служила она. У снежной скульптуры её черты…

– Здесь я решаю, ничтожество! – рычит кто-то в этот миг на весь холл. Голос принадлежит человеку в коричневой кожаной куртке, устроившему оглушительный разнос сотруднику отдела криминалистики (что определяется по белому комбинезону). – Понял?! Следствие возглавляю я, и мне решать, что может считаться уликой, а что – нет. И если я хочу взять снег на исследование, – он указывает в сторону парка, – значит, несколько граммов снега я получу. Усёк? Тащи давай свою задницу на улицу!

– Это комиссар Фалько, – украдкой шепчет мне Рори, после чего я разглядываю этого человека внимательнее.

Комиссар Фалько жуёт жвачку и имеет неприятную привычку каждые несколько секунд шмыгать носом. Волосы у него уложены гелем, чёрные солнцезащитные очки сдвинуты на лоб.

«Они там что, весны дожидаются?» – спрашиваю я себя, и тут комиссар, взглянув в нашу сторону, замечает Рори.

– Шай! – ревёт он. – Не сомневался, что вы здесь когда-нибудь объявитесь, чтобы ставить моим расследованиям палки в колёса.

Рори разворачивается к нему лицом и, побледнев, лепечет:

– Это не входит в мои намерения… Я ни в коем случае не хотел… Я думал, что мы могли бы, вероятно, поддержать друг друга в расследовании и…

– Вам, Шай, тут расследовать нечего, – облаивает его комиссар. – Я и без вас прекрасно справлюсь. Мне не нужны ни вы, ни ваш выводящий из себя лепет. – Ткнув пальцем в нас с Доктором Херкенратом, он бурчит: – А этот детский сад что здесь делает? И этот переносчик блох?

Возможно, Доктор Херкенрат понял, как его только что назвали, или у него просто хорошее чутьё. В любом случае он делает нечто совершенно необычное. Он глухо рычит.

– Мы здесь по личному желанию Шарлотты Шпрудель, – бурно дыша, говорит Рори и багровеет. Трудно сказать – от гнева или от смущения.

Комиссар Фалько противно ухмыляется:

– Так-так. По личному желанию Шарлотты Шпрудель. Если хотите знать, Шай, эта дама – моя главная подозреваемая. И не без оснований. У меня есть улики.

– Так же, как в тот раз? – говорит Рори, выпрямляясь, и выглядит на секунду ни капли не стеснительным. – Когда вы в деле поющего смотрителя маяка чуть не упрятали за решётку невинного человека? Пока я не сумел доказать, что ваши так называемые улики – вовсе не улики.

Комиссар корчит такую гримасу, будто с удовольствием отвесил бы Рори хорошего тумака.

– К сожалению, я не могу препятствовать вашему нахождению здесь, – шипит он сквозь зубы. – Но дело это простое как дважды два. Шарлотта Шпрудель пыталась обмануть страховую компанию. Если хотите доброго совета: не позорьтесь. Идите домой, Шай. – С презрением во взгляде он отворачивается, энергично терзая зубами жвачку, и, набросившись (неизвестно зачем) на какого-то полицейского в форме, буквально смешивает его с грязью.

– Как я уже говорил, – шепчет Рори, когда мы поднимаемся по скрипящим ступеням, – комиссар Фалько немного…

– Скажем прямо, – перебиваю я, – он просто зверюга!

Дворецкий направляется к двустворчатой двери в конце коридора, и она внезапно открывается. В коридор выходит пожилой здоровяк с седыми волосами и, обернувшись, кричит кому-то в комнате:

– Не волнуйся, Шарлотта. У них нет никаких фактов. – Закрыв за собой дверь, он замечает Рори и обрадованно говорит: – А, застенчивый сыщик! Шарлотта сказала мне, что вы придёте. В реальности вы ещё стройнее, чем по телевизору, – он протягивает Рори руку. – Я Геральд Шедель, адвокат семьи Шпрудель. С вами, мой мальчик, мы вытащим Шарлотту из этой ужасной ситуации. Нам нужно только… – Его прерывает телефонный звонок. Вытащив из кармана смартфон, он отвечает: – А, госпожа начальник полиции. Как хорошо, что вы наконец перезвонили мне. Ваши сотрудники ведут себя возмутительно, и я собираюсь подать официальную жалобу… – Он слушает, и на лице у него появляется довольная ухмылка. – Да, я тоже считаю, что прояснить всё в личной беседе хорошая идея. Через полчаса я у вас. – Закончив разговор, Геральд Шедель обращается к Рори: – Ну, вы всё слышали. Я должен идти. Увидимся позже, мой мальчик. Тогда и подумаем, что делать дальше, – и адвокат, приятельски похлопав Рори по плечу, удаляется.

Оса-дворецкий, постучав в дверь, открывает её и гнусавым голосом оповещает:

– Пришёл Рори Шай, госпожа Шпрудель. С сотрудницей. И кокер-спаниелем.

– Спасибо, Торвальд, – благодарит тихий нежный голос, после чего дворецкий с едва заметным поклоном деликатно устраняется.

Я ожидала увидеть обстановку, какую обычно представляешь себе, когда речь идёт о домах миллиардеров: всё забито бесценным антиквариатом или мебелью от модных дизайнеров, безумно дорогими коврами, и всё такое изысканное, что и дышать-то страшно. Но я ошиблась. Комната хоть и размером с зал и с высоченными потолками, но в остальном здесь ничто не говорит о миллиардном наследстве: помещение представляет собой классную смесь ателье художника, спальни, лавки старьёвщика, цирковой арены и хаотичной гостиной с разношёрстной мебелью. На улице так мрачно, что, несмотря на высокие окна, дневного света в комнате недостаточно. Спасают положение мерцающие, капающие воском свечи, воткнутые в расставленные по всей комнате пустые бутылки. В одном углу располагается высокий, окрашенный в разные цвета подиум, на котором лежит широкий матрас. Вокруг этого спального места громоздятся стопки книг. Рядом передвижная стойка для одежды с наброшенными на неё пальто и куртками. Посреди комнаты стоит батут, а перед ним на полу – одноколёсный велосипед. Мой взгляд блуждает по мольбертам, бесчисленным тюбикам с масляной краской и украшающим стены картинам, написанным самой хозяйкой. У всех один сюжет: белые кролики на фоне пестрейшего взрыва красок.

Заметно, что комнату обыскивала полиция: ящики лимонно-жёлтого комода полностью выдвинуты, на полу перед ним валяется одежда. На книжном стеллаже нет ни одной книги – все они раскиданы по полу. Слева от нас стоит низенький стол, перед ним разложены подушки-пуфы, за ними крошечный диван, обивка которого напоминает взрыв красок на картинах. А на этом диванчике, робко глядя на нас, сидит Шарлотта Шпрудель.

Её внешний вид так же мало наводит на мысль о миллиардном состоянии, как и вся комната. Шарлотта Шпрудель примерно ровесница Рори, у неё вьющиеся тёмные волосы, карие глаза, и в одежде она предпочитает небрежный стиль: замшевые сапоги до колен с длинной бахромой она комбинирует с дырявыми чёрными джинсами, бесформенным свитшотом (с принтом «белый кролик»), правое запястье обвито цветными ленточками.

Наследница миллиардного состояния поднимается с диванчика, чтобы поздороваться с нами. Манерой двигаться она напоминает мне косулю, которая опасливо выбирается из зарослей на лесную просеку. А когда она приветливо улыбнулась Доктору Херкенрату, я тут же проникаюсь к ней симпатией.

То, что за этим следует, можно отнести к жанру «фарс для застенчивых»: Рори с Шарлоттой несмело приближаются друг к другу.

– Спасибо, что ты… что ты пришёл, Рори, – почти беззвучно выдыхает она.

– А как… э-э-эм… как же иначе, Шарлотта!

В течение нескольких секунд они молча стоят друг против друга, не в состоянии решить, что делать – протянуть руку или дружески обняться. Наконец оба одновременно пытаются сделать и то, и другое – и с размаху сталкиваются головами.

– О, про… прости меня, – удручённо говорит Рори.

– Нет-нет, я сама виновата, – потирая лоб, шепчет Шарлотта и еле слышно выдыхает: – Я часто думала о том, чтобы позвонить тебе, Рори. Не как детективу, а… просто. Но мне казалось, что это, наверное…

– Я… э-э-эм… тоже давно хотел с тобой созвониться, – робко откликается Рори. – Но опасался, что ты посчитаешь это… неуместным.

Оба, глядя в пол, снова замолкают.

Этому разговору срочно требуется придать направление!

– Хр-р-рм, – подаю я голос, чтобы напомнить о своём присутствии.

– Ой, Матильда, прости, – пристыженно говорит Рори и представляет меня наследнице: – Это… э-э-эм…

– Меня зовут Матильда Бонд, – говорю я. – Я коллега Рори. Приятно познакомиться, госпожа Шпрудель.

– Называй меня просто Шарлоттой, – приветливо улыбается она, протягивая мне руку. – У тебя классная шапка.

– Ой, спасибо, – говорю я. – Вообще-то она мамина. Но мама сейчас в Австралии, там шапки с помпонами не нужны. А это Доктор Херкенрат, – представляю я.

Опустившись на корточки, Шарлотта гладит Доктора Херкенрата по голове, а тот, в ком обычно любое незнакомое лицо пробуждает дикий ужас, сидит, высунув язык, и, похоже, очень доволен.

– Не хочу на вас давить – но, может, нам уже постепенно перейти к делу? Вообще-то мне в восемь нужно быть дома, – напоминаю я. – И могу предположить, что у тебя, Шарлотта, тоже время поджимает. Такое впечатление, что этот комиссар Фалько просто спит и видит, как бы засадить тебя за решётку.

– Будет… э-э-э… лучше, если мы ещё раз восстановим все события, – предлагает Рори. – С самого… э-э-э… начала.