Текст книги "Фаворитка месяца"

20

В лучах послеполуденного солнца длинные тени пересекли веранду, окружавшую бассейн тетушки Робби. Лайла лежала на животе на кушетке в открытом купальнике, чтобы принимать все тепло жаркого светила, хотя над ней был навес, способный защитить от взрыва водородной бомбы. Ее шелковистые рыжие волосы, покрытые толстым слоем крема, были обернуты полотенцем. Скоро Жозе должен был принести ей огромный ледяной бокал лимонада, приготовленного из натуральных лимонов и диетического сиропа. Он даже наверняка бросит туда листик настоящей мяты. Жизнь здесь, у Робби, хотя это и был тормоз во всех смыслах этого слова, представляла определенную выгоду. И тетушка Робби давал дельные советы. «Реши, чего ты хочешь, и хватай это со скорлупой», – деликатно выражался он. И Лайла скоро начнет сбор орехов. Она больше не сомневалась в том, чего хотела. Ей было необходимо кино, кино, более прекрасное, чем то, в котором работала ее мать. Ракета, чтобы запустить ее в глаза публики. Лайла услышала чьи-то приближающиеся мягкие шаги, слегка приоткрыла глаза и увидела тетушку Робби без роликовых коньков и в огромной соломенной шляпе. Было странно видеть его не плавно скользящим, а шагающим вразвалочку.

– Что такое, Робби? – спросила Лайла с лучшим образцом южного акцента, глядя на голую ногу, выглядывавшую из-под аквамаринового с розовым халата. – Что случилось с твоими коньками?

Тетушка Робби тяжело опустился рядом с ней на кушетку.

– Эта сука Жозе. Он спрятал их от меня, я уверен.

– Зачем? – удивилась Лайла. Она стала привыкать к их постоянным схваткам и даже иногда получала удовольствие, слушая, как два противника огрызаются друг на друга.

– Он ненавидит коньки. Говорит, что ему за меня стыдно. Ты можешь поверить? – Робби обтянул подол халата вокруг ног. – Я ему говорю: «Дорогой, если мне не стыдно, то почему стыдно тебе? Ведь это Голливуд».

Робби рассмеялся, воздев к небу свои дряблые руки, затем нахмурил брови, попытался придать лицу грозное выражение и громким театральным голосом выкрикнул:

– Если он не вернет мне их сегодня, клянусь, я позвоню в службу эмиграции. – Затем Робби откинулся назад, чтобы поля шляпы заслонили его глаза от солнца. – Могу я узнать, что ты делаешь на этой жаровне? – спросил он, оглядывая полуобнаженную фигуру Лайлы, намазанную маслом для загара. – Разве ты не знаешь о дырах в озоновом слое? Получишь рак кожи. Если свалишься со своей болезнью мне на голову, я тебя убью. Заруби себе на носу. И никакого траура. В черном я похож на говно.

– Мне нужен загар.

– Кажется, тебе нужен здравый смысл.

– Это Голливуд, – усмехнулась Лайла. – Вот чем здесь занимаются люди.

– Нет, дорогая, они занимаются гораздо большим. Они еще делают себе карьеру, – Робби повернулся к дому и рявкнул – Жозе!

Из-за двери кухни появился маленький смуглый человечек, вытер руки о фартук и направился в их сторону. Наконец он остановился, уперев руку в бок.

– Что пожелаете, мисс?

Робби проигнорировал обращение Жозе и приветливо произнес:

– Я люблю ледяные напитки. Принеси, пожалуйста, диетического лимонада. – Он хлопнул в ладоши. Жозе развернулся и заковылял к дому. – Теперь самое время еще поговорить о карьере. Тетушка Робби много думает о твоем будущем, Лайла. У меня есть парочка отличных идей.

Лайла слышала все это от него уже не один раз. Он хорошо соображал, но его идеи никуда не годились. Робби не имел никакого отношения к бизнесу, который не желал ничего слышать о вчерашних новостях. И еще меньше о новостях пятидесятых годов.

– Фильм? – в притворном волнении спросила Лайла. – Один из твоих друзей снимает фильм?

– Дай мне передышку, подружка. Ты добилась бы больших успехов на телевидении.

– Я не работаю на телевидении, – пробормотала Лайла и села. Верхняя часть купальника упала, обнажив ее красивую грудь. Робби определенно было на это наплевать. – Я хочу работать в кино. Телевидение слишком приближает тебя к публике. Там нет настоящих звезд. Только знаменитости.

– Господи, что за пара кувалд! – воскликнул тетушка Робби. – Немного побольше приличий, пожалуйста.

– Кто бы говорил! – огрызнулась Лайла, но отвернулась на секунду, скорчила Робби гримасу и поправила купальник. – Ты сам заявил, что телевидение второстепенно. Ты всегда так говоришь Кену.

– Потому что Кен работает на телевидении. И я считаю телевидение отправной точкой. Многие звезды начинали именно там.

– Назови хотя бы одну. Робби на секунду задумался.

– Роб Райнер.

– Он не звезда… а режиссер, – возразила Лайла. – И Рон Ховард тоже. Назови женщину. – Она сделала паузу. – Даже не напрягай свои мозги, тетушка Робби. На телевидении нет звезд.

– Кэрол Барнетт.

– Это тоже не звезда. Никто не станет ей платить, чтобы увидеть ее на киноэкране.

– Шелли Лонг.

– Кто?

– Ну, та блондинка из развлекательной программы.

– Точно. Назови хотя бы один из ее фильмов. Забудь!

– Салли Филд.

– О Господи! У нее никогда не было ни одной картины. Тетушка Робби, у этих женщин нет блеска. Они – ничто. Я хочу услышать про фильм. Про солидный фильм.

– Мэри Тайлер Мур.

– Чудесно. Что она сделала? «Обычное кино»? Если бы там не работал Редфорд, картина подохла бы, как собака. Нет. Никакого телевидения! – Лайла начала терять терпение. – Продолжай, Робби. Я хочу быть такой же, как моя мать. Даже больше, чем она. Ты отлично знаешь, что я имею в виду.

Вернулся Жозе с напитками и вазочкой орехов.

– Мы прыгаем впереди себя, Лайла. Прежде всего ты должна найти агента, – сказал Робби, запихивая в рот целую пригоршню орехов.

– Кого ты предлагаешь, Робби? Одного из твоих приятелей? Первого ассистента у первого ассистента кого-то? Прости меня, Робби, но я думаю кое о чем более грандиозном.

– Все, о чем ты думаешь, не стоит и кучи дерьма, не так ли, дорогая? Пора кончать думать и начинать действовать. Я знаю одного человека, который тебе сгодится. Он большой мыслитель. Как раз то, что тебе нужно.

Лайла помолчала, затем произнесла:

– Подожди. Я знаю, что ты хочешь сказать.

– Нет, не знаешь.

– Знаю. Не предлагай Ару. Он агент моей матери. Ему сто четыре года. И у него дыхание больного пса. Плюс он никогда не видел меня, потому что этого не хотела Тереза. Вообще, он одной ногой уже в могиле.

– Клянусь, это патология! Ты сходишь с ума из-за своей матери. Если бы она была такой чертовски всемогущей, не думаешь ли ты, что она подыскала бы сейчас себе партию получше? Тереза не собирается останавливать тебя. И Аре всего восемьдесят один. Если одна его нога в могиле, то вторая прочно стоит в Голливуде. У Ары Сагарьяна такие связи, что он будет работать даже после смерти.

– Но я его ненавижу, – выкрикнула Лайла.

– Конечно, – терпеливо согласился Робби. – он агент. Но он работал с Джимми Стюартом, Фрэнком Синатрой, Джоан Крауфорд и с твоей матерью. У него еще есть много солидных личностей. Хэчман и Майкл Китон. Целая куча других.

– О, Дж. Р. и Битлджюс. Теперь меня это впечатлило!

– Ладно, смейся, если хочешь, но Ара Сагарьян крупная фигура на телевидении. Пусть он утверждает, что студии выглядели точно так же в сороковых годах. А на твоем горизонте я ничего вообще не вижу, мисс. Я могу тебе помочь. Тогда ты его очаруешь.

– Ладно. Возможно, я смогу поговорить с ним, – согласилась Лайла и рассмеялась. – Мне нужно только прийти и сказать, что я хочу главную роль? Что я не люблю телевидение и желаю стать звездой кинематографа?

Даже если перед ним явится дочь Терезы О'Доннел, старик не собирается трепетать перед очередной негодницей из Беверли-Хиллз. Если бы он видел ее…

Лайла не хотела признавать это, но Робби здесь кое-что мог, и если он мог гарантировать ей помощь… Ара был большим человеком. Робби предлагал выгоднейший контакт.

– Ты уверен, что он встретится со мной? Я имею в виду не простой звонок вежливости.

– О, об этом не беспокойся, – успокоил ее Робби. – Ара мой крестный отец в голливудской мафии. Он сделает для меня все. Если ты согласна, я поговорю с ним. – Робби наклонился и посмотрел Лайле в глаза. – Только скажи, что ты хочешь поработать на телевидении, и я позвоню ему.

Лайла сделала глоток лимонада, затем ответила:

– Хорошо, Робби, но только мини-сериалы и главная роль, даже если это моя первая съемка.

– Господи, мисс! Ну разве мы не привередливы? – воскликнул Робби и закатил глаза.

– Привет! – услышала Лайла крик Кена, шедшего к ним от гаража. – Я вкалывал весь день, как раб под софитами, а вы тут прохлаждаетесь?

Робби взглянул на часы.

– Не понял, почему так поздно?! – сказал он.

Он заковылял к дому, собрался было уже взреветь на Жозе, но вдруг увидел идущего навстречу маленького человечка с серебряным подносом, на котором стоял бокал с ледяным лимонадом для Кена. Робби вернулся на кушетку.

– Ну, самое время! Присаживайся, Кен, и попей холодненького. – Тетушка Робби вытянул свои толстые ноги, освобождая немного места.

– Так о чем вы тут беседовали? – спросил Кен, сделав глоток. Лайла улыбнулась.

– Я прослушала лекцию о раке кожи и получила несколько советов тетушки относительно моей карьеры. И то, и другое нежелательно.

– Обычно он дает хорошие советы. Не очень хорошая голова, но советы неплохие.

– О! Сопляк! – взревел Робби, и началась перебранка.

В это время Лайла решилась. Она увидится с Арой. Что она потеряет?

– Хорошо, Робби, – согласилась Лайла. – Устрой это дело. Но не с каким-нибудь дерьмовым ассистентом. С Арой. С ним самим.

21

Мери Джейн составила бюджет: девятьсот калорий и девять долларов в день на питание в течение трех следующих месяцев. Первые два дня нового режима она провела в кровати, в основном во сне, но изнеможение постепенно начало проходить, и стало ясно, что при таком образе жизни успеха не добьешься. Дом, кровать – это те места, где Мери Джейн ела. Ей было необходимо куда-то выходить. Чтобы сбросить вес, обязательно требовался моцион. А она должна избавиться от лишних фунтов до новой встречи с доктором Муром или его леди-драконом мисс Хеннеси. Мери Джейн были необходимы результаты! Поэтому в среду, ровно через две недели после похорон бабки, Мери Джейн надела старый серовато-коричневый плащ и после завтрака, состоявшего из вареных яиц, двух тостов и маленького стаканчика томатного сока, тяжело выкатилась за дверь. Был холодный мартовский день, но не было обычного в это время года пронизывающего ветра, и Мери Джейн направилась на восток. Сорок первая улица в течение дня никогда не выглядела привлекательной, но по утрам она представляла собой совсем удручающую картину. По Одиннадцатой авеню еще двигалась вереница машин, на тротуарах лежали кучки грязного, покрытого слоем сажи, тут и там политого собачьей мочой снега, создающего ужасные неудобства для пешеходов. Мери Джейн прошла до Десятой улицы мимо сырых многоквартирных домов, затем вышла на Девятую с ее винными лавками и кучами мусора возле ресторанов, миновала Восьмую авеню и оказалась на Бродвее. «Господи, здесь еще хуже», – подумала она.

Парни в строгих костюмах сновали туда-сюда, вцепившись в свои кейсы и отводя глаза от безвкусных постеров на мрачных домах и дверях магазинов, торгующих порнографическим товаром. Мери Джейн не была уверена, что именно повергает ее в депрессию: парни в костюмах, бегущие по своим неведомым тропам, или дегенераты, уже вцепившиеся в магазинные решетки в ожидании своей утренней сексуальной поддержки. О Боже, представить только публику на девятичасовом сеансе порнофильма. Кто эти ребята? Мери Джейн поежилась и поспешила на юг. Она замерзла, поэтому остановилась на пересечении Седьмой авеню и Тридцать восьмой улицы, в сердце индустрии моды, выпить чашечку кофе. Один доллар из запаса ушел, зато не добавилось ни одной калории. На стойке лежала бульварная газета, и Мери Джейн пробежала ее глазами. Обычные поножовщина, стрельба и похищения детей. Она нашла колонку сплетен, содержащую типичную для Нью-Йорка смесь театральных, общественных и голливудских имен. Ширли Маклейн, очевидно, писала очередную книгу об одной из своих прошлых жизней, в то время как ее брат проводил большую часть своей настоящей в постели с новой восходящей звездочкой.

Наконец Мери Джейн увидела это. «Крайстал Плинем так любит свою работу, что берет ее на дом. Начались съемки ее нового фильма «Джек, Джилл и компромисс». Отличное качество. Режиссер, очевидно, Сэм Шилдз. Крайстал и Шилдза видели вместе в Спаго у мистера Моу и за завтраком в Поло Лонже». Мери Джейн сначала вспыхнула, затем ощутила озноб. Она боялась, что упадет с высокого табурета возле стойки. У нее кружилась голова, словно она покрутилась на табурете, как любила делать это в детстве. «Странно, – подумала Мери Джейн, бросив на стойку доллар и выйдя на улицу. – Сэм был моей жизнью и моей страстной, безграничной любовью более трех лет, и вот теперь ушел. – Она посмотрела на часы. – Вероятно, в эту самую минуту он спит с Крайстал Плинем, получившей мою роль».

Мери не знала, что задевает ее больше: потеря роли или Сэма. Мери Джейн плакала, пока шла из центра до Двадцать четвертой улицы, затем перестала, но продолжала идти и зашла, наконец, в туалет Челси-отеля умыться. Это унылое место со снующими повсюду в течение десятилетий писателями и художниками было по обыкновению мрачным. «Ну, – сказала себе Мери Джейн, глядя на свое отражение в старом, поцарапанном зеркале над раковиной, – если доктор Мур не возьмется за тебя или план не сработает, ты всегда сможешь вернуться в Роч-мотель, где очень удобно совершать самоубийства». Она будет не первой. Только эта мысль успокоила ее.

Мери Джейн прошла вниз по Седьмой авеню на Восьмую улицу, заглянула в букинистический магазин, убила там час, потом съела половину канталупы в греческом трактире (никакого творога, только сорок калорий, но возмутительная цена в три с половиной доллара) и направилась на Хьюстон-стрит. Там ее внимание привлекла афиша кинотеатра. Это был фильм с Май Ван Трилоинг, который она видела бесчисленное количество раз. Ей нравились немецкие фильмы тридцатых годов, а Май была самой прекрасной актрисой всех времен. Мери Джейн присоединилась к группе таких же потерянных, толпившихся в ожидании первого сеанса. За шесть долларов она купила две двухчасовые серии забытья, насладилась настоящей игрой, потом пошла домой, пожевала салат и наконец завернулась в простыню. Ей нельзя было позволять себе думать о Сэме.

Итак, план был выработан: выход из дома в девять, прогулка в течение восьми часов с перерывом на кино и чашечку кофе (черного), если последняя необходима. Мери Джейн никому не звонила, не отвечала на звонки, не разговаривала даже с Молли. Через неделю она отключила автоответчик, нашла, кому сдать квартиру, продала вещи и отыскала дешевое жилье на Девятнадцатой улице. Но друзья не могли смириться с ее исчезновением. Поэтому Мери Джейн нанесла последний визит Молли, зажав кашемировый жакет в одной руке и пластинки в сумке в другой. Как ни странно, но утрата пластинок вызвала в ней более сильное чувство одиночества. Мери Джейн бродила вверх-вниз по Манхеттену, голодная, страшась взвешиваться или читать газеты. Ее комната была мрачной. Не место для житья. Мери Джейн избегала зеркал и часто посещала библиотеки, книжные лавки и магазины с театральными или киноизданиями. Она разорилась и купила несколько дешевых черно-белых снимков лиц, которые так любила на экране. «Смогу я сделать себе рот, как у Жанны Моро? Подбородок Гарбо? Нос Май Ван Трилоинг? Скулы, как у Хепберн – и Катарины, и Одри?» Мери Джейн была не очень разборчивой. В основном она ходила пешком, а когда уставала, то отдыхала на Центральной станции или в фойе маленьких отелей – временных жилищ людей, покинувших Манхеттен.

Во время прогулок к Мери Джейн возвращались воспоминания о бабке, о Скьюдерстауне, о школе медсестер. Но больше всего она вспоминала Сэма. Все их разговоры. Ночи, проведенные в ее квартире. День, когда он пригласил ее на роль Джилл. Удивительную вечеринку по поводу дня рождения, которую она обрушила ему на голову. Занятия любовью. Иногда Мери Джейн шла, и слезы катились по ее щекам. К счастью, вокруг был Нью-Йорк, и никто ничего не замечал.

Она обнаружила кое-что новое для себя: если иметь цель, достичь ее не так уж трудно. Когда пришлось затянуть пояс на джинсах на целых три дырочки, Мери решила позвонить Хеннеси, ведьме доктора Мура. Она покажет ему собранные фотографии, взвесится. Но достаточно ли сброшено веса? Докажет ли это ее старания? Воспримет ли он ее серьезно? Когда Мери Джейн позвонила, мисс Хеннеси была холодна, но без возражений записала ее на прием на следующую неделю. В течение шести дней Мери по-настоящему морила себя голодом. Вдруг доктор не станет больше ее осматривать, вдруг не пошлет больше на рентген, если она не покажет достаточно желания добиться успеха? Мери Джейн пришла на прием почти на час раньше назначенного времени и исходила весь вестибюль клиники, после чего наконец набралась смелости войти в лифт.

Одетая в больничный халат, она встала на весы, и медсестра взвесила ее. Мисс Хеннеси что-то пробормотала, заглянула в медицинскую карту Мери Джейн и снова посмотрела на шкалу.

– Разве такое может быть? – спросила она. – За семь недель вы сбросили двадцать один с половиной фунт!

– Я? – отозвалась Мери Джейн и подумала: «Достаточно ли этого?»

Когда Мери Джейн прошла мимо мисс Хеннеси и вошла в кабинет доктора Мура, она чувствовала себя так, будто уже успешно прошла курс лечения. Врач рассматривал предварительные рентгеновские снимки.

А если он скажет, что не сможет достичь таких результатов, каких она хочет? Если доктор Мур скажет, что это возможно, но опасно? Рискнет ли она? А если он просто скажет, что все сделает? Мери Джейн решила идти вперед, но сейчас, нужно было признаться, остолбенела.

Доктор Мур стоял перед светлым экраном, рассматривая рентгеновский снимок. Когда Мери Джейн вошла, он поднял глаза, жестом указал на мутноватую пленку и произнес:

– Лицо бесконечно очаровательное. Когда я учился на хирурга, меня пророчили в кардиологии. Там работают самые талантливые специалисты. Но их оказался избыток, и я смотался на практику в Айдахо, а потом попал в тупик. Моя профессия показалась лично мне скучной. Это продолжалось до тех пор, пока я не поговорил со специалистом по пластическим операциям, и все вдруг изменилось.

Доктор опять взглянул на снимок.

– Это мой? – спросила Мери. Он кивнул.

– Подойдите и посмотрите.

Мери Джейн приблизилась к Муру, с удивлением обнаружив, что она выше его, и молча взглянула на пятна на пленке. Она не могла заставить себя опять задавать ему вопросы, подбирать слова, заверения. Словно прочитав ее мысли и не отводя глаз от снимка, доктор ответил:

– Да, думаю, я смогу сделать вас прекрасной. Вам повезло. Для вас это будет стоить только времени и денег. Конечно, никаких гарантий, но мне необходимо понять обширность и риск выработанной мной программы.

Мери кивнула, чувствуя, что у нее перехватило дыхание. Она была благодарна не только за ответ, но и за дружелюбие, выраженное на его лице. Доктор стоял совсем рядом. От него пахло мылом и еще чем-то неуловимым… Ванилью?

– Полагаю, мы начнем с изменений в скелете: краешки костей, которые необходимо убрать; скулы, в которые требуется имплантировать дополнительные части; работа над вашим подбородком, которая должна привести к нужным пропорциям.

Доктор говорил и указывал на снимок, переходя от бровей к скулам и наконец к подбородку. Только после этого он взглянул на Мери, и та согласно кивнула, но по-прежнему не могла сказать ни слова.

– Работа с костями займет от шести месяцев до года в зависимости от скорости восстановления. Затем мы займемся мягкими тканями.

– Что это? – с трудом выдавила из себя Мери Джейн.

– Перемещение и приспособление вашей кожи к новому скелету. С глазами, полагаю, будет просто. Мешков у вас под ними нет, только небольшие отклонения наверху. Нам просто нужно расплавить жир, скопившийся там, а это можно сделать с помощью процедуры, которую я уже разработал. Я введу туда иглу… – доктор очень осторожно прикоснулся к веку Мери, но она все же моргнула, – и нагрею ее, чтобы расплавить жир. Это даст вам чистое веко красивой формы. И почти никаких следов, никаких шрамов. – Он прикоснулся к ее шее и осторожно провел по ней пальцами. – Здесь мы сделаем эффектный изгиб. Я говорю не о простом вытягивании лицевой кожи, а об отделении полоски кожи отсюда. – Доктор переместил руку на грудную кость Мери Джейн. – Затем надо будет натянуть ее и отрезать излишек.

– Это оставит шрамы, – пробормотала Мери Джейн.

– Вы ничего не заметите. Я все спрячу выше линии волос, поэтому они все скроют.

– Значит, вы обреете мне голову? – в ужасе спросила женщина. Ее пышная шапка волос была единственным достоинством, которым можно было гордиться. Сэм так любил их.

– Нет. Мы стерилизуем их. Я никогда не заносил инфекцию в скальп. – Доктор направился к своему столу и указал пациентке на стул. – Я рад, что вы уже добились таких успехов с весом. Это говорит не только об эластичности ваших тканей, но и о вашей решимости.

Он внимательно посмотрел на Мери Джейн. Пациентка постаралась не смутиться под его взглядом, подумав, какой недостаток он в ней ищет. Но в то же время Мери Джейн чувствовала благодарность и странную близость к нему. В конце концов, существовал мужчина, от которого ей не нужно было ничего скрывать. Опять, словно прочитав ее мысли, как структуру черепа, Мур сказал:

– Знаете, в этом проекте есть большая интимность. Сначала обольщение, потом замужество. Мы будем работать вместе. Многое будет зависеть от ваших тканей, способности добиваться выполнения своих желаний, соблюдения режима. Остальное будет зависеть от меня и моего таланта. Лицевая хирургия – это дар. За техникой должно существовать видение, способность разглядеть возможные варианты. Чтобы хорошо сделать работу, я должен любить свой проект.

– И вы любите? – спросила Мери Джейн.

За окнами хлестал дождь. Единственными шумами в комнате были стук капель о подоконник и слабая вибрация рамы, на которой висел рентгеновский снимок.

– Да, – ответил доктор, и женщина почувствовала стеснение в груди. – Очаровательный проект! – он подошел к ней очень близко. – Вы никогда не курили?

– Нет.

– Хорошо. И не начинайте. И нельзя бывать на солнце. Никогда. Только под тентом.

Мери взглянула на холодный дождь и пасмурный день.

– Никогда, доктор? Мур улыбнулся.

– Ну, кроме вечера. И еще вам нельзя пить спиртного.

– Даже вина?

– Даже пива. Ладно, давайте так: я знаю, что вы будете пить, поэтому договоримся о честности. Это не очень полезно для вашей кожи. Я вижу, как вы теряете в весе, и солнце тоже немного вредно для вас.

– Я никогда не могла позволить себе отпуск, поэтому на пляж меня не тянет.

– Это очень удачно.

Доктор помолчал, взял Мери Джейн за руку, и ей показалось, что он собирается сказать ей нежные слова. Вместо этого Мур ущипнул ей ладонь и проследил, как снова разгладится собранная кожа.

– Для женщины вашего возраста у вас потрясающая эластичность. Это здорово поможет. Какова ваша диета?

Мери Джейн рассказала.

– Прекрасно. Но я хочу, чтобы вы ели побольше овощей. И гораздо больше жидкости. Сухость губительна для кожи. Чтобы сохранить этот в общем-то неестественный вес и помочь операции, вы можете есть только два раза в день. Вы стараетесь достичь ненатурального идеала, практически невозможного для женщины, вышедшей из юного возраста. Теперь большая грудь добавляется к высокой, предельно тонкой фигуре. Почти ни одна женщина не имеет форм, пригодных для хорошего начала.

– Но ведь если нужно, вы делаете такие груди молодым, тонким фигурам? – спросила Мери Джейн.

– С телом я не работаю. Только лицевая хирургия. И я не знаю ни одного хирурга-мужчину, который делал бы красивую грудь. Рекомендую вам врача-женщину: Сильвию Райт. Женщина лучше разбирается в таком деле, чем мужчина. – Доктор Мур улыбнулся. – Но Райт не делает имплантаций. Девять дней назад авторитетный журнал публиковал материалы о проблемах применения силикона. Во всяком случае, вам имплантация не нужна. Вам требуется лишь поправить форму и подтянуть.

Мери Джейн посмотрела на свою вялую грудь. Несмотря на потерю веса или как раз по этой причине грудь ее стала выглядеть еще хуже. «Ладно, – сказала она себе, – всему свое время. Самое главное, доктор Мур не отказался».

И Мери Джейн верит, что он может творить чудеса.