Текст книги "Серафим"

Глава 18

Когда мы вернулись в гильдию Нью-Йорка, старшие неоперенные как раз заканчивали ужин или готовились к выходу в город, на миссии или ради развлечений. Несколько остановились и уставились на нас с Ашером.

– Раз уж я здесь, Сераф, давай заглянем в Зал Оценки, и ты покажешь, кого мне завтра предстоит перевоспитать.

– Ты вымоталась, Селеста. Почему бы тебе не пойти домой, а я…

Раздался пронзительный визг «Apa», за которым последовал маленький светловолосый торнадо, мчащийся прямо к Ашеру. Он пригнулся как раз вовремя, чтобы поймать налетевшего ребенка.

Поднявшись, архангел убрал волосы с ее лица.

– Почему ты все еще не спишь?

Мое сердце замерло.

Лей…

Моя подруга здесь, в новом теле, но она прямо здесь. Протяни я руку, и смогу ее коснуться.

Я уже к ней прикасалась.

– Я пыталась заснуть, но мне приснился очень плохой сон, apa. – Она вздрогнула. – Было так страшно. Там был мужчина. И он душил меня.

Я судорожно втянула воздух. Может ли она… Может ли вспоминать прошлую жизнь? Четыре года назад мужчина пытался задушить Лей, мужчина по имени Тристан. Он был лучшим другом Джареда и настолько привязан к нему, что, когда почувствовал, что теряет своего друга из-за Лей, то попытался ее устранить.

Лей рассказывала мне, как ей было страшно, не столько за себя, сколько за Джареда, который, в отличие от нее, тогда не был бессмертным. Он ворвался в спальню и сбросил Тристана с балкона в фонтан во дворе, тот самый, с каменным ангелом, чьи крылья разбил в детстве.

Неужели Ашеру не удалось лишить душу Лей этих воспоминаний? Возможно, души нефилимов отличались от человеческих. Вероятно, именно это имела в виду Мира, говоря о том, что некоторые из них невозможно спасти.

Мы поймали взгляды друг друга над головой Найи. От беспокойства зрачки Ашера сузились. Он нервничал из-за того, что она слишком много помнит, из-за того, что я могу ее предать или из-за ее всхлипов? Знал ли он вообще, что Тристан душил Лей? Говорила ли она ему об этом?

Ашер прошептал что-то на ухо Найе, что заставило ее многократно покачать головой, а затем добавил что-то еще, и тогда она отняла голову от его плеча и оглянулась.

– Селеста!

Мое сердце так бешено колотилось, что воздух, пахнущий жимолостью, завибрировал.

– Привет, малышка. – Я попыталась улыбнуться. Не получилось.

К нам подошла офан Пиппа.

– Прошу прощения, Сераф. Я вывела Найю на небольшую прогулку, дабы успокоить, чтобы она не разбудила других деток. Позвольте мне забрать ее у вас. – Она протянула руки, отчего Найя уткнулась головой в шею Ашера и обвилась вокруг архангела почти так же яростно, как я цеплялась за него, когда мы висели высоко над парижскими крышами.

– Спасибо, офан, но я сам уложу ее в постель. – Он поцеловал Найю в макушку. – После того как закончу с Селестой.

Сегодня архангел просто полон сюрпризов. Уложит ее в постель? Интересно, рассказывал ли он ей сказки и сидел ли у изножья кровати, пока она не заснет? Не все родители были такими, как мои, но большинство не слонялись по гильдии ни днем, ни ночью.

Когда Ашер кивнул в сторону Зала Оценки, я отступила на шаг, затем повернулась, и подошвы моих сапог заскрипели по кварцу с огненными прожилками. За полукруглыми столами сидела только еще одна неоперенная. По иронии судьбы ею оказалась та самая девушка, которую я встретила в «Трэпе» с ее подругой-истинной, накануне того, как моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Если при виде Ашера и Найи ее глаза не округлились, то при виде меня ресницы взметнулись вверх. Печально известная неоперенная Селеста, посетившая Зал Оценки, несомненно, шокировала.

Я выдвинула табурет, его ножки заскрипели по яркому кварцу. Ашер сел рядом со мной, Найя устроилась у него на коленях. Прижав ладонь к стеклянной панели, чтобы включить голоранкер, я еще раз взглянула на крошечное тело, в котором находилась душа моей лучшей подруги.

Лей и Найя были единым целым, но Найя не хранила наши общие воспоминания. Она не помнила наши бесконечные игры в «Ни да, ни нет». Не помнила, как я теряла перья, когда меня называли «крылышком» и я отвечала ругательствами, недостаточно изобретательными, чтобы скрыть их истинный смысл. Она не помнила, как я выбрала грешника в Париже, чтобы быть рядом с ней в ее последние дни.

Мне хотелось украсть ее у Ашера и обнять.

Хотелось поведать ей все истории о нас. Все, что мы делали вместе.

А потом услышать, как она скажет мне, что все будет хорошо.

Но она ребенок.

И ее зовут Найя.

Не Лей.

Сцепив руки на коленях, я смотрела, как Ашер распутывает ее волосы своими длинными пальцами. В его движениях чувствовалась любовь.

Любовь и связь.

Ревность подняла свою маленькую голову, потому что это меня Лей так любила… Это мне она принадлежала. Ну, мне и Джареду, но не Ашеру.

А теперь она его.

Только его.

– Не ее. Выглядит некрасиво. – Найя сморщила крошечный носик на трехмерное изображение, которое сияло на стеклянной панели.

Я взглянула на грешницу и увидела, что женщина по имени Барбара Хадсон смотрит на меня в ответ, ее рот так сжался, что морщины вокруг него сияли, точно солнечные лучи. Я успела прочитать только ее счет – 100 баллов – и количество месяцев, которые она провела в системе – 400, прежде чем Ашер наклонился и ввел имя на стеклянной панели.

Когда лицо женщины сменилось лицом мужчины с кустистыми белыми бровями, массой седых волос и оценкой в 82 балла, я спросила:

– Что сделала эта Барбара Хадсон, чтобы получить трехзначный балл?

Ашер перевел взгляд на Найю, а затем слегка покачал головой, его растрепанные ветром локоны упали ему на лицо. Я предположила, что преступления Барбары слишком ужасны, чтобы обсуждать их в присутствии четырехлетнего ребенка.

Он кивнул на стеклянную панель.

– Твоя ладонь, Селеста.

Хотя я доверяла его мнению, все же решила просмотреть список преступлений грешника.

ДЖЕРАЛЬД БОФИНГЕР (20 месяцев)

Мошенничество.

82

– Он опасен, apa? – Найя уткнулась головой в подбородок Ашера.

– Нет. Он безвреден.

– Хорошо. Потому что я не хочу, чтобы Селеста пострадала.

Мое сердце сжалось от ее заботы.

– Не волнуйся, motasheh. Я тоже этого не хочу. – Этими словами он стер остатки ревности.

Я прижала ладонь к стеклянной панели, пока мое имя не появилось над веселым лицом Джеральда. Да, веселым. Зацикленная запись показывала, как губы мужчины изгибаются в улыбке, раздувая щеки, такие же красные, как малиновое желе, которое Мими готовила каждую весну.

Я держала ладонь на месте, пока жужжание голоранкера не сменилось урчанием моего желудка.

– Это был твой животик? – Несмотря на отяжелевшие веки, Найя смогла широко распахнуть глаза.

– Ага. – Поскольку мы закончили, я встала. – Я еще не ужинала. – И не обедала, если уж на то пошло. Все, что я сегодня ела, это черствые крекеры и кофе. – Мне пора домой.

Ашер, все еще игравший с волосами дочери, проследил за моими движениями, затем взял Найю удобнее и поднялся, распрямляя длинное тело. Рядом с ним я чувствовала себя совсем крошечной. Зато мое лицо оказалось на одном уровне с лицом Найи, прильнувшей к его ключице.

Внезапно малышка отняла голову от груди Ашера.

– Ты можешь поужинать здесь! Я посижу с тобой, и мы можем поиграть…

Ашер коснулся кончика ее носа.

– Сегодня ты уже наигралась.

– Так нечестно. – Она скрестила руки и издала недовольный звук, вызвавший у меня улыбку и ямочки.

– Жизнь не всегда справедлива, Найя. Вот почему мы, ангелы, и существуем. Чтобы привнести в нее справедливость. – Удерживая девочку на сгибе одной руки, Ашер повернулся ко мне. – Селеста, я заеду за тобой завтра в девять утра.

– Тебе не нужно меня забирать. Встретимся в… Подожди, завтра суббота. Разве его офис не будет закрыт?

– Офис – да, но не его дом.

– И ты знаешь, где он живет?

– Знаю.

– И, сказав, что заедешь за мной, ты имел в виду такси, да?

Ашер улыбнулся, уловив скрытый смысл моего вопроса. Вероятно, у него все еще есть синяки в форме пальцев на шее.

– Мы можем прогуляться. Это недалеко от южной части Центрального парка.

Я кивнула, а потом, не удержавшись, провела костяшками пальцев по мягкому пушку на щеке Найи.

– Спи сладко, малышка.

Высвободив руки, она потерла глаза маленькими кулачками.

– Теперь буду.

– Можешь добавить волшебные объятия к списку своих суперспособностей, Сераф.

– Не думаю, что она говорила о моих объятиях, – сказал он, когда Найя снова положила голову ему на грудь.

Она погладила его по щеке.

– Твои объятия самые лучшие, apa, но мое сердце счастливо, что Селеста снова хочет получить перья.

Я встретилась со взглядом бирюзовых глаз Ашера поверх ее золотистых локонов.

– Постараюсь сделать все возможное, чтобы получить их, но не могу гарантировать, что моих усилий будет достаточно.

Ее брови сошлись вместе.

– Почему?

– Потому что мне нужно заработать очень много перьев. – Я повернулась обратно к голоранкеру. – Если подумать, наверное, стоит проверить, сколько их у меня.

– Триста четыре, – ответила гибрид.

Когда мы с Ашером посмотрели в ее сторону, щеки неоперенной вспыхнули, став такими же пунцовыми, как ее крылья, которые она прижала к спине.

Продолжает следить за мной? Вместо того чтобы поставить на место, я поблагодарила девушку за информацию, а затем обогнула Ашера и Найю, избегая их взглядов, но не из стыда, а от беспокойства.

Как архангел мог поверить, что у меня есть шанс вознестись? Никогда не считала себя пессимисткой, но триста четыре?.. Стоило ли вообще пытаться?

– Селеста? – Меня остановил голос Найи.

Я закрыла глаза, вдохнула и выдохнула, затем нацепила фальшивую улыбку и повернулась.

– Да?

– Ты вернешься, чтобы поиграть со мной?

Я здесь только ради нее. И ради Мими.

– С удовольствием, если твой папа не будет против.

Найя наклонила голову к Ашеру, ее волосы каскадом рассыпались по обхватившему ее мускулистому предплечью.

– Apa?

Продолжая смотреть на меня, Ашер сказал:

– Селесте нужно сосредоточиться на своих миссиях, но она вернется.

– Вернусь, – пообещала я, прежде чем выйти через изогнутые стеклянные двери и пройти по кварцевому коридору. В атриуме воробей пронесся над моей головой, донося до ушей свое прекрасное пение, затем взмахнул радужными крыльями и поднялся в иллюзорное, усыпанное звездами небо.

В такси я изучила человека, с которым мне завтра предстояло встретиться, чтобы исправить. Нашла множество статей, все они были хвалебными: правозащитник, щедрый благотворитель, верный муж, заботливый отец, внимательный дедушка.

Узнав о нем все, что могла, я набрала в браузере имя Барбары Хадсон и выяснила, что она юрист, которая вела множество дел на безвозмездной основе, помогая детям освободиться от жестоких родителей, а женщинам сбежать от домашнего насилия. Была ли она Тройкой, потому что утверждала, что ведет дела безвозмездно, но заставляла своих клиентов платить другим способом?

Я собиралась еще немного порыться в Интернете, когда на моем экране появилось сообщение от Джейса: Пицца завтра вечером. Ты и я?

Я ухватилась за эту оливковую ветвь: Да!

Появился улыбающийся смайлик, а затем: «Трэп» сегодня вечером?

Я: Не могу. Но завтра точно поужинаем. В шесть в квартире?

Я: Постой. Ты работаешь.

ДЖЕЙС: Выйду на смену после ужина. В чьей квартире?

Я: В нашей.

Заплясали три маленькие точки. Мне стало интересно, что он может печатать так долго. Точки исчезли, оставив после себя пустой экран. Его раздражало, что я назвала это место нашим? Или же…

Прикусив внутреннюю сторону щеки, я отправила: Вообще-то, почему бы нам не встретиться у меня?

Его ответ не заставил себя долго ждать, хотя состоял всего из двух букв: OK.

Глава 19

Нацепив огромные солнцезащитные очки, которые Мими купила мне еще в Париже, я помахала на прощание швейцару и вышла из вестибюля на слепящий солнечный свет. Я хорошо выспалась и излучала энергию и оптимизм. Настолько, что, потягивая кофе на террасе, я взяла блокнот с ручкой и набросала количество оставшихся дней и число перьев, которое мне нужно заработать, а затем придумала дюжину возможных уравнений для достижения цели. Мои расчеты показали, что я не могу позволить себе медлить и должна выбирать высокоранговых – по крайней мере, десять или двенадцать грешников, в зависимости от их баллов.

Явив лицо солнцу, я прошептала:

– У меня получится.

– Ты сомневалась в этом? – спросил голос, который стал для моих ушей таким же знакомым, как голоса Лей и Мими.

– Да. – Я отвела взгляд от горящей звезды и направила его на мужчину, заставившего меня жаждать того, от чего я отказалась.

Его взгляд остановился на моей груди. Точнее, на больших буквах, напечатанных на черной майке: «НА НЕБЕСАХ БЫЛО СКУЧНО». Слоган художественно вписан между витыми дьявольскими рожками и милым демоническим хвостом.

– Хочешь, куплю тебе подходящую для твоих мускулов футболку? – любезно спросила я. – Уверена, они выпускают их в размере XXXL. Ты мог бы носить ее во время путешествий в Абаддон.

Ашер улыбнулся, хотя и натянуто, пока я оценивала его выбор одежды: выцветшие джинсы без намека на искусственную краску обтягивали мускулистые ноги, белая футболка демонстрировала подтянутые, загорелые руки, из-за которых женщина, проходившая мимо нас, споткнулась о бордюр. К счастью, один из швейцаров «Плазы» успел поймать ее, прежде чем она приложилась лицом о раскаленный тротуар.

– Ты слишком хорошенький для этого мира, Сераф.

Он приподнял брови, словно пытаясь понять, желала ли я этой фразой польстить ему или же задеть.

– За сто сорок три года моей жизни меня впервые назвали хорошеньким. – Он протянул мне стаканчик из «Старбакса». – Вот. Для тебя.

Я уставилась на напиток.

– Ты купил мне кофе?

– Да. Я полагал, что ты…

Протянув руку, я взяла свой подарок с кофеином.

– Спасибо. Очень предусмотрительно. – Я сделала глоток темной вареной жидкости, затем облизала губы, пытаясь представить Ашера стоящим в очереди в кофейне. Как нелепо он, должно быть, выглядел. – Как спала Найя? Были еще кошмары?

– По словам офана Пиппы, спала она крепко. – Он провел рукой по волосам, которые сегодня оставил распущенными. Пряди блестели, словно сотканные из расплавленного золота и бронзы. Редко у кого получалось придать длинным волосам привлекательный вид, но каким-то образом, возможно потому, что все остальное в нем кричало о мужском совершенстве, Ашеру это удалось.

– Хорошо спала?

– Как убитая. Восхитительно.

– Ты поела?

Я закатила глаза.

– Да, apa.

Он стиснул челюсть.

– Не называй меня так.

Я нахмурилась.

– Я не твой отец.

И опустила стаканчик.

– Поверь мне, Сераф, я это знаю. Просто пошутила.

Ашер расправил плечи, будто пытаясь казаться более устрашающим, но это пустая трата времени, поскольку ни мужчинам, ни женщинам никогда не удавалось меня запугать.

Я снова поднесла напиток из «Старбакса» к губам.

– Итак, куда мы направляемся? – сухо спросила я. Мое хорошее настроение улетучилось из-за его дурного настроя.

– Саттон-сквер. У Джеральда Бофингера дом возле реки.

Когда мы направились на восток, я искоса взглянула на Ашера.

– Знаешь, ты мог бы просто написать мне адрес. Я бы нашла туда дорогу. Почтовые голуби не сравнятся с моим чувством ориентации в пространстве. – Я научилась разбираться в мире людей после того, как в десять лет у меня появились кости крыльев. В первую неделю Лей сопровождала меня повсюду, но потом ей пришлось снова сосредоточиться на миссиях, и я осталась одна.

– Я обещал тебе помочь. – Он не сводил взгляда с непрерывного потока машин, мчащихся по Пятой авеню.

– Назначая мне грешников, а не нянчась со мной.

Пока мы ждали на переходе, Ашер повернулся ко мне.

– Считай меня своим тренером, Селеста.

Я покачала головой.

– Хорошо. Тогда можешь объяснить мне грех Бофингера? Я проверила его вчера вечером, и он безупречно чист.

Архангел потер подбородок, словно пытаясь стереть пятно грязи. Но грязи там не было.

– Он организовал финансовую пирамиду, о которой пока никто не знает.

Еще один Мейдофф[8]8
  Бернард Мейдофф – американский мошенник и финансист, который организовал крупнейшую в истории финансовую пирамиду на сумму около 64,8 миллиарда долларов.


[Закрыть].

– Боже, – прошептала я. – Сколько он украл у своих инвесторов?

– Тридцать пять миллиардов долларов.

Загорелся зеленый свет, и мы перешли дорогу. Архангел вызвал несколько лобовых столкновений между пешеходами. Одна женщина даже остановилась посреди дороги, чтобы поглазеть, и продолжала провожать Ашера взглядом, когда тот прошел мимо. Все это время он непрерывно смотрел на стеклянный куб, в котором располагался «Эппл Стор», не обращая внимания на суматоху.

– Комиссия по ценным бумагам и биржам получила множество отчетов и изучает этот вопрос, но Бофингер подготовился. Он перевел все активы на офшорные счета и купил недвижимость в Омане, где нет договора об экстрадиции с США.

– Что именно я должна сделать, Сераф? Заставить его сдаться или убедить возместить тридцать пять миллиардов долларов?

– Ты должна исправить его, Селеста.

– Какой великолепный совет, тренер. Можно мне называть тебя тренером, или это вызовет еще один холодный упрек?

Хотя на этот раз и невербально, но мой вопрос вызвал недовольство в виде косого взгляда.

– Как насчет просто Ашера?

– Так я могу забыть, насколько выше меня ты… летаешь, Сераф.

Он сжал переносицу и вздохнул.

– Называй меня так, как тебе нравится.

– Имена, которые мне нравятся, будут стоить мне перьев, так почему бы не продолжать звать тебя Серафом?

Отняв руку от лица, он медленно моргнул, будто не в силах поверить, что я способна плохо о нем думать после того, как он спас Лей. Разумеется, это не так. Над его чувством юмора не мешало бы поработать, но в остальном он довольно славный парень. Но я не стала этого говорить, не желая тешить его самолюбие или обсуждать достоинства чувства юмора. Вместо этого я отпила кофе и сосредоточилась на разработке плана для этого говнюка Бофингера.

Я судорожно вздохнула, отчего немного кофе вытекло изо рта и впиталось в мою, к счастью, черную футболку.

Ох, да ладно. Я обуздала желание разозлиться на ишима, чтобы не лишиться еще одного пера.

Ашер проследил за падением моего перышка.

– Я подумал, что прошлая ночь сумела уменьшить твое отвращение ко мне.

Я не стала его переубеждать и признаваться, что думала о Бофингере. Вместо этого просто продолжила путь, попивая обжигающий горло кофе в гробовой тишине.

Глава 20

Вытерев подошвы ботинок об огромный коврик Бофингера с монограммой, я позвонила в латунный дверной звонок. Спустя мгновение лакированная черная дверь распахнулась.

– Чем я могу вам помочь? – спросил дворецкий, одетый в неприглядный костюм из жатого ситца.

– У меня назначена встреча с мистером Бофингером. Селеста Моро. – Это не ложь. Ашер, который сейчас сидел на скамейке напротив Ист-Ривер, позвонил заранее и назначил мне встречу, выдав меня за потенциального инвестора. Это единственное, что он сказал после того, как я лишилась пера, потерю которого он принял близко к сердцу.

Несколько раз я чувствовала, что архангел жаждет дать мне совет, но из-за моего переменчивого настроения его губы оставались сомкнутыми, а внимание было приковано к бесконечному потоку людей вокруг нас: одни были одеты в «Лулулемон», собираясь на тренировку, другие – во вчерашний клубный наряд, очевидно, уже завершив ее.

Я ненавидела тренажерные залы и не являлась поклонницей прогулок с похмелья, и все же я им завидовала. Завидовала их независимости. Их простым целям. Тому, как они не обращали внимания на небесные весы, неустанно взвешивающие их души.

Дворецкий прочистил горло.

– Пожалуйста, следуйте за мной. – Ведя меня через фойе, пропахшее персиковым освежителем воздуха, он оглянулся через плечо. Предполагаю, что я в своих кожаных легинсах и черной футболке совсем не вписывалась в образ типичного гостя Бофингера.

У входа в гостиную с эркерными окнами, выходящими на реку цвета голубоватой стали, дворецкий протянул руку в перчатке.

– Могу я взять ваш напиток? – Вероятно, он беспокоился, что я пролью кофе на причудливый ковер с геометрической плиткой.

– Конечно. – Я допила остатки, прежде чем отдать стаканчик.

– Желаете еще кофе? Чай? – Кажется, он все же не беспокоился о возможной пролитой жидкости. – Может быть, «Мимозу»?

Коктейли с шампанским в десять утра? Как причудливо.

– Пока воду. – Если мой план увенчается успехом, возможно, приму его предложение о «Мимозе». Когда он ушел, я прошлась по комнате, обшитой панелями из орехового дерева, разглядывая большие картины маслом. Затем осмотрела фотографии Бофингера и его семьи в серебряных рамках, впитывая любую информацию об этом человеке.

– Мисс Моро!

Обернувшись, я увидела седовласого финансиста, который с улыбкой спешил ко мне. Он протянул руку, и я пожала ее, удивившись, что мои глаза оказались на одном уровне с его. Не то чтобы грешники склонны к высокому росту, но почему-то я ожидала увидеть более внушительного мужчину.

На фотографиях, демонстрирующих его роскошный образ жизни, он возвышался над остальными членами семьи. Я оглянулась через плечо, чтобы понять, как меня обманули. На одной глянцевой фотографии он позировал с верхней ступени лестницы, а его дети сидели возле его ног. На другой он стоял рядом с креслом своей жены, а та с обожанием смотрела на него.

– Какое удовольствие встретиться со столь выдающейся девушкой.

Выдающейся? Я переключила внимание на Бофингера, жалея, что не спросила Ашера, что именно он наплел обо мне.

– Ваш финансовый консультант не переставал петь вам дифирамбы.

Улыбка тронула уголки моего рта.

– Правда? Расскажите, что именно он сказал. Возможно, он получит хорошую прибавку к зарплате.

– Он говорил о вашей преданности гуманитарным нуждам и непогрешимой трудовой этике.

Я подозревала, что мои ямочки теперь выставлены на всеобщее обозрение. Гуманитарные нужды? Скорее небесные миссии. Что касается трудовой этики, я сомневалась, что архангел считает меня настолько этичной.

– Он случайно не поделился с вами, как я заработала все свое состояние?

– Он сказал, что вы недавно унаследовали крупную сумму от почившего родственника и бережно инвестировали ее, но заинтересованы в изучении способов получения более высокой прибыли. Где мои манеры? Садитесь, пожалуйста. – Он указал на низкую атласную кушетку, которая была такой же твердой, как и казалась.

Пока я скользила по ней, пытаясь поудобнее устроиться на жестких подушках, Бофингер примостился на краешке кресла.

– Задавайте любые вопросы, моя дорогая. Мое внимание безраздельно принадлежит вам.

Осторожнее с просьбами, Бофингер.

– Если мы будем работать вместе, как долго мои вложения будут заморожены?

– Вы имеете в виду, когда ожидать выплат?

– Да.

Вошел дворецкий с подносом с двумя хрустальными кубками, наполненными водой. Он поставил напитки на стеклянный куб, прямо над тем, что выглядело как голова гигантского рыбьего скелета. На мгновение я задумалась, были ли кости, заключенные в куб, настоящими или вырезанными из гипса.

Как только за ним закрылась дверь, Бофингер произнес:

– Вы спрашивали о распределении прибыли. Наиболее привлекательные возможности требуют, чтобы капитал оставался нетронутым как можно дольше, поэтому я предпочитаю удерживать его минимум пять лет, хотя вы будете получать ежеквартальную отчетность.

Я подняла свой кубок с водой.

– Какого рода риски могут сопровождать столь привлекательные возможности?

– Я категорически против риска. Именно поэтому предпочитаю и поощряю долгосрочные контракты, а не краткосрочные. Это также причина, по которой я придаю огромное значение проведению обширной и тщательной проверки любой компании, в которую мой фонд решит инвестировать.

– Я читала, что вы начинали как аудитор в PWC, прежде чем пойти по пути хедж-фондов.

Он улыбнулся.

– Вижу, вы провели собственную проверку.

Ты даже не представляешь.

– Подобно вам, мистер Бофингер, я сторонница тщательности. – Вернув кубок на поднос, я закинула ногу на ногу и положила ладони на колени. – Прежде чем мы поговорим о цифрах и гонорарах, – он оживился, как собака, почуявшая молочную кость, – мне хотелось бы лучше понять, куда пойдут мои деньги. Слышала, ваша компания любит использовать полученные средства и выдавать займы, чтобы повысить доходность инвесторов. Это слухи?

Его улыбка продолжала сверкать.

– Инвестирование заемных средств – обычная практика в управлении хедж-фондами. Время – деньги, поэтому большие суммы обеспечивают лучшие инвестиции и более высокую доходность.

Бофингер продолжал бубнить. Делая акцент на громких словах, он приводил пример за примером выдающихся успехов своего фонда. Мне пришлось сжимать губы, чтобы не зевнуть. Единственным легким развлечением для меня стали его густые брови. Они извивались вокруг морщинистого лба, как те мохнатые гусеницы, которых я видела в пригороде, когда сопровождала Лей, чтобы навестить одного из ее грешников. Тогда я наклонилась, чтобы погладить гусеницу, но Лей схватила меня за запястье и предупредила:

– Селеста, нет. Они ядовиты. – Благодаря моим замечательным крыльям ничего смертельного бы не произошло, но опыт бы вышел не из приятных.

Бофингер был на середине фразы, когда я отбросила притворство заинтересованного инвестора и спросила:

– Что вы думаете о числе тридцать пять?

Его кадык дернулся под дряблой кожей.

– Прошу прощения?

– За которым следуют девять нолей.

– Столько… – Он потянул за воротник рубашки, украшенной монограммой, как и на коврике. – Столько вы планируете инвестировать?

– Разве не было бы удобно?

Он быстро моргнул.

– Простите. Не уверен, что понимаю.

– Вы умный человек, мистер Бофингер. Уверена, вы прекрасно меня понимаете.

На его щеках появился румянец, а на висках выступили капельки пота.

– Послушайте, я не из ФБР или Комиссии по ценным бумагам и биржам. Я всего лишь обеспокоенный гражданин.

Его пальцы пытались расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке, будто это могло как-то помочь ему дышать.

– Вы ходите по льду. Очень тонкому льду. И да, я знаю, что вы прикрыли свою задницу. – Поскольку это слово имело и другое значение, оно не было в списке непристойностей ишимов. До тех пор, пока оно не связано со словом «дырка». В тот день, когда я узнала, что «задница» не обречет меня на потерю перьев, оно заняло важное место в моей речи. – Слышала, вы купили дом в Омане и перевели активы на офшорные счета.

Фиолетовый. Цвет кожи этого мужчины приобрел фиолетовый оттенок. Я надеялась, что он не умер, потому что это не принесло бы мне никаких перьев. Встав, я взяла его кубок с водой и подошла к финансисту, сунув емкость ему в руки.

– Пейте.

Он долго смотрел на воду.

– Если вы не из ведомства, тогда… почему вы здесь?

– Я здесь, потому что хочу помочь вам.

– Помочь мне? – громко спросил он.

– Да, помочь. – Вернувшись к кушетке, на этот раз я села на ее подлокотник. – У вас прекрасная семья, но ваши действия, когда о них станет известно, уничтожат их. Помните Мейдоффа? Один из его детей покончил жизнь самоубийством. Вы же не желаете, чтобы подобное случилось с Генри, правда? Или с Мадлен, если уж на то пошло. Вы же не хотите, чтобы вашу жену выставили из всех общественных организаций и забросали оскорблениями. Или чтобы ваши внуки подвергались травле и остракизму в школе. Дети порой могут быть очень жестокими.

Мужчина молчал, но, по крайней мере, сделал глоток воды.

– Я не прошу признания, и на мне нет прослушки. Просто хочу, чтобы мы нашли решение, пока все это не вышло вам боком. Сколько денег у вас осталось?

Его взгляд метнулся к двери.

– Мистер Бофингер, я не ваш палач. Если уж на то пошло, я скорее ангел-хранитель. – Ха. Я почти улыбнулась от того, что вплела эту крупицу правды в человеческий разговор. Почти, потому что правда заключалась в том, что его финансовая пирамида не повод для смеха. – Так что, пожалуйста, окажите мне сотрудничество.

– Три.

– Миллиарда?

– Нет. – Он закрыл глаза, его кожа приобрела землистый цвет рисового пудинга. – Три сотни миллионов долларов.

– А дом? То есть дома́?

– Могу получить тридцать, может быть, сорок, за этот. Тот, в Хэмптонсе, стоит около семидесяти, но… – Он прижал кубок по лбу. – Но я уже брал под него кредит, так что… Так что им владеет банк.

– А что насчет предметов искусства?

– Они стоят несколько миллионов. Максимум двадцать.

Я не знаток в математике, но возвращать деньги инвесторам было бы все равно что пытаться искупаться в капле воды.

– Ладно. А инвестиции? Наверняка не все они пропали.

– Два инвестора потребовали свои деньги в прошлом месяце, поэтому мне пришлось… – Конец его фразы сменился пронзительным выдохом, а затем его поникшие плечи затряслись. – Я отправлюсь в тюрьму. Пожизненно.

– Да. Наверное, так и будет.

– Я должен просто… – Он посмотрел на пенную гладь Ист-Ривер. – Просто… спрыгнуть с моста.

– Тогда все это обрушится на вашу жену и детей. А вы этого не хотите.

– Что же вы предлагаете мне сделать? – Его пронзительный голос меня не испугал.

– Я предлагаю рассказать вашей семье. Вам понадобится эмоциональная поддержка.

– Эмоциональная поддержка? – возмутился он.

– Да. Грядут трудные времена. Весь мир восстанет против вас. Чтобы выжить, вам понадобятся союзники.

– Я лучше умру, чем заставлю их через это пройти.

– Но разве вы не понимаете, что они все равно пройдут через это, независимо от того, бросите вы их или нет? Мистер Бофингер, если вы умрете, они станут лицами вашей финансовой пирамиды. Если вы останетесь и преодолеете испытания, то сможете их защитить. Воспринимайте себя их щитом.

Его покрасневшие глаза были устремлены на меня, но в то же время они будто остекленели, а значит, он погрузился в свои мысли. Надеюсь, чтобы обдумать мой совет.

– Кроме того, вам нужно позвонить своим инвесторам и открыть им правду, вернуть им все, что сможете, даже если этого будет недостаточно. А потом позвонить в ФБР и сдаться. Это скостит пару лет тюремного заключения.

Он моргнул, выходя из оцепенения.

– Почему? – прохрипел он. – Зачем вы это делаете, мисс Моро? Почему помогаете мне?

– Потому что мы не сумма наших ошибок, а сумма того, как мы с ними справляемся.

Тогда я подумала об архангеле. О том, как он спас Лей после того, как частично послужил причиной ее смерти. Исправление своей ошибки сделало его благородным в моих глазах. В глазах Найи он достоин любви. Но в глазах своих собратьев он бы выглядел преступником. Восприятие субъективно.

Добровольное признание не оправдает преступление Бофингера, не сделает его невиновным, но оно поможет ему совершить шаг к тому, чтобы стать лучшим человеком, и облегчит его душу.

– Хорошо. – Мистер Бофингер глубоко, со свистом вдохнул. – Хорошо.

Мое сердце заколотилось. Конечно, это всего лишь слово, но то, что он произнес его… Это почти подарок. Да, я встретилась с ним, чтобы заработать перья, но в тот момент я о них не думала. Я думала о его душе и о том, как мне удалось прикоснуться к ней.