Текст книги "Пока Майдан не разлучит нас"

Глава 6. Золотая рыбка

«Виба» припаркована у большой круглой клумбы. Выйдя из машины, изучаю всевозможные знаки на предмет разрешения здесь стоять. Штраф за неправильную парковку – одно из самых неприятных сюрпризов американского образа бытия. Не успеешь оглянуться – зеленый конвертик с билетиком внутри уже под твоим дворником. Потом хочешь не хочешь, а плати. Иначе будет хуже – вольница не пройдет. Внимательно осмотревшись, успокаиваюсь: мин нет. Зато есть жара. На дворе апрель, всего десять утра, а солнце припекает.

Открывают двери. Достаю лэптоп. Впервые с момента отъезда из Болдера. Учеба отсюда кажется чем-то нереально далеким, но я борюсь с соблазном расплавиться в калифорнийской неге. Надо работать. Через неделю comprehensive exam – финальный экзамен перед допуском к защите. Открываю файлы по любимой теме – постмодернизм. Забавные ребята. «Объявим войну тотальности!» Жан-Франсуа Лиотар. Так… И чего это он ее объявлял? Читаю. «Философия постмодернизма возникает как реакция на духовный кризис западной современности, нашедшей свое выражение в фашизме и прочих тоталитарных явлениях». Да уж. Нужно было приехать учиться в США, чтобы окончательно убедиться в том, что истоки тоталитаризма не замурованы в кремлевских стенах. Итак, постмодернизм – бунт против тоталитаризма западных просветительских идеологем. Против всех порабощающих «измов»: и марксизма, и либерализма. Против любой обобщающей тотальности, уничтожающей разность. Против традиции. «Но разве общество возможно без традиции?» – размышляю я, поднимаю глаза от книги, и вздрагиваю, видя крупный план Лешки, нависшего надо мной.

Медведь смотрит на меня и как будто не видит.

– Что? – пугаюсь.

– Я остаюсь до вечера, – произносит он куда-то мимо. Я молчу. В голове Лешке прорабатываются программы, и нужно подождать пока они не выдадут на-гора результат.

– Ты доедешь сама до гостиницы?

– Конечно, доеду…

Снова пауза.

– Ну, что там? – не дождавшись продолжения, решительно требую я. – Как собеседование? Как??

– Да… – тянет Лешка, и я окончательно понимаю, что он не со мной. – Нормально вроде все… поговорили… Но им важно увидеть, что я могу… Вот надо поработать… Вечером, наверное, что-то станет понятно…

– А когда вечер-то? Когда за тобой приезжать?

– Приезжай к шести. И будь на телефоне. Если что, я позвоню.

– Давай, удачи.

Я смотрю уходящему Лешке вслед, и мне становится грустно. Вот так, без всяких сантиментов: «Если что, позвоню». И без поцелуя… Стараюсь не поддаться обиде. Лешку можно понять. Он так долго к этому шел… Победить или умереть… Не до нежностей. А все равно грустно. И страшно. «Доеду, не волнуйся», – это я, конечно, героическая женщина. Только доеду ли? Нужно еще раз просмотреть маршрут.

В поисках Интернета снова возвращаюсь к «Хлое». Есть контакт. Итак, где я? Открываю карту, проезжаю маршрут от гостиницы до места, где сижу. Нечаянно не туда кликнув, увеличиваю масштаб карты до незапланированного размаха. Вижу океан. И вижу прямой путь к океану. Не по магистралям – по бульварам и авеню. Сердце замирает от открывающихся перспектив. Приглядываюсь повнимательнее – маршрут прост. Гранд-бульвар – Хаперион-авеню – Хувер-стрит – Санта-Моника бульвар. Через Западный Голливуд и Беверли-Хиллз – ах! – до самого океана. Проверяю время проезда – один час шестнадцать минут. Ну, понятно, что будет дольше, но успею же! Сейчас одиннадцать. Пусть в час дня я там. Пару часиков на океане. Два часа назад. Как раз!

Возбужденная, еще раз проверяю маршрут. Выписываю все повороты на бумажку. Их реально немного: раз, два, три. Оправдание готово: чем ехать по этим жутким магистралям в мотель и страдать там от переживаний за Лешку, уж лучше двигать на океан и не иметь времени ни на какие переживания! Пусть всегда будет солнце! Откладываю в сторону постмодернистов, решительно завожу мотор. Поехали!

По сравнению с магистралями дорога прекрасна. Больше стою, чем еду – светофор на светофоре. Успеваю рассматривать людей. В основном они сосредоточены на автобусных остановках. В большинстве своем черные и латино. Улыбаюсь задорным мыслям, проносящимся в голове. «Эх, жаль, что мой папа был только на четверть африканцем – я бы вписалась в эти дружные черные ряды. А так ни то ни се…» На очередном светофоре пытаюсь посмотреть на себя в зеркало. Мда… На латино тоже не похожа. Выгляжу как хорошо загоревшая европейка – не обманешь. Ну и ладно. «Не очень-то и хотелось, – гордо реагирую на воображаемое презрение местной братвы. И тут же переключаюсь на другую мысль: – Интересно, а как они здесь без машины?» И действительно – как здесь без машины? Этот простой вопрос не приходил мне в голову раньше. Что если Лешка все же останется здесь работать? Задумываюсь…

По мере приближения к океану картина меняется и меняются люди. Вот Западный Голливуд. Уже лучше. Ага, а вот и они – продуктовые магазинчики. «Светлана», «Ирина», «Одесский гастрономчик»… Ресторан «Трактир»… И, конечно же, наши лица, массово уехавшие из СССР при падении железной перегородки. С любопытством всматриваюсь. Нашли ли они то, что искали? «Наверное, здесь трудно быть несчастным», – думаю, гладя на пальмовые аллеи, надвигающиеся на меня справа. Невероятно! Я в Беверли-Хиллз.

Слева высотки, справа – гигантских размеров пальмы и таких же размеров дома. За дорогой следить трудно – голова тянется к цветочной роскоши, прячущейся за громадными зелеными изгородями. Царство роз, в котором Герда забыла о своей любви к Каю. Отгоняя мысль о свойстве женщин быстро забывать о любви, возвращаю взгляд на дорогу и упираюсь в очередную надпись. Родео-драйв. Это же та улочка, где не обслужили «Красотку» – героиню Джулии Робертс! Видит Бог – я не планировала эту остановку! Руль сам поворачивает вправо.

Я на Родео. Нужно развернуться. Мне на другую сторону – туда, где небоскребы. Развернусь на перекрестке… Нет, проеду еще чуть-чуть. Боже, какая красота! Дома в испанском колониальном стиле – черепичные крыши, кованые ворота, дворики с фонтанами, светлые стены, орнаментная плитка во дворах… И зелень. Огромное количество зелени. Лилии, маки, магнолии, пальмы… Ароматы дурманят, и «Вибуля» сбавляет ход.

Сансет-бульвар. Через дорогу справа роскошный отель. Ах, можно себе только представить, кто там сейчас нежится в спа! Поворачиваю руль. Разинув рот, пялюсь на гостиничный оазис моего реального сновиденья. Отель «Беверли-Хиллз». Тот самый, в котором провела свою последнюю ночь Уитни Хьюстон…

Напротив отеля парковый оазис. Паркуюсь. Читаю знаки – два часа могу стоять. Два часа в Беверли-Хиллз? Остановись, мгновенье! Иду к фонтану, склоняюсь над водой. Увидев отражение, жмурюсь. Я ли это? Вижу себя маленькой девчушкой в стоптанных сапожках и выцветшем пальтишке. Волосы заплетены в косички, в косичках унылые бантики. В руках у меня кленовый листочек, а на лице виноватая улыбка. Я виновата перед фотографом в том, что моя шапочка слишком ненарядна для школьного праздничного фото. Бабулечки моей уже нет, и мне некому шить красивые наряды. Грустная фотография моего грустного детства… Но при чем здесь она? Шлепаю рукой по воде, отгоняя неуместное виденье.

Боже, как же здесь хорошо! Нащупав в кармане центы, бросаю в бассейн – чтобы обязательно снова сюда вернуться. Но монета не успевает улечься на дно. Огромная золотая рыба перехватывает ее своим отвратительным хищным ртом, и я легко представляю, как этот медно-никелевый кружочек оседает на дне ее желудочной слизи. «Ну, поздравляю. Ты сдохнешь, алчная тварь!» – ахнув от неожиданной наглости пучеглазого чудовища, выношу свой вердикт. И тут же понимаю его наивность. Умеющий глотать чужие деньги да не сдохнет и да будет жить в Беверли-Хиллз. Новым взглядом обвожу округу. Вздыхаю. В смысле богатства чудес все-таки не бывает. Царство хищных и алчных золотых рыб.

Смотрю на часы – с момента моего отклонения от маршрута прошло около часа. Недурственно здесь летит время! И правда – как в розовом саду Герды. Пора ехать дальше. Черт с ним, с этим Родео-драйв. В магазины я все равно не пойду, чтобы не выперли, как бедную Робертс. Да и не люблю я по магазинам. В общем, как-нибудь в другой раз. В другой раз? А будет ли этот раз? Вспоминаю о Лешке. Хоть бы у него все получилось! Ну думать об этом боюсь – не отпугнуть фортуну какой-нибудь нелепой мыслью… Говорят, они умеют материализоваться.

Снова сажусь за руль. На Санта-Моника бульвар поворот вправо. А что если… Распахиваю лэптоп, надеясь, что сохранила открытой карту. Ура! – есть. Смотрю. Сансет-бульвар тоже ведет к океану. Маршрут, кажется, не намного длиннее. Но Сансет, наверное, красивее – карта показывает изгибы, и я догадываюсь, что дорога будет горной. А, была не была. Выворачиваю колеса.

Сансет действительно красив. Рассекая Беверли-Хиллз, он обнажает его нарядные особняки, освобождая их от пальмовых прикрытий. Скульптуры в фонтанах, дворецкие в ливреях… Но дорога виляет, и рассмотреть что-то толком возможности нет. Обреченно вздыхаю. Нужно сосредоточиться на маршруте. Кажется, кроме «Мерседесов» и «БМВ», здесь ездят только «Феррари» и «Ламборджини». Красивые девицы и лысые дядьки за рулем. «Как Лешка!» – смеюсь я и снова мрачнею. Как он там, мой Мишутка? Помнит ли он еще о своем сумасбродном грызуне?

* * *

Увидеть океан и умереть. Глядя на сверкающую синеву океана с высоты очередного горного поворота, вспоминаю слова умирающего Руди из когда-то поразившего меня фильма «Достучаться до небес»: «Я понял – бояться глупо». Слышу его и Мартина последнюю песню «Knockin’ On Heaven’s Door»… Бояться действительно глупо. Стучи, и тебе откроют. Не бойся стучать, и ты достучишься. До самых до небес.

Перед океаном поворачиваю налево. Припарковываюсь возле стоящих на кромке обрыва машин. Обрыв небольшой – пару минут спуска. К океану ведет тропа. Оглядываюсь на знаки. Запретов нет, есть предупреждение: Этот участок побережья не контролируется спасателями, волны могут полностью заливать пляж. Будьте бдительны, дорогие товарищи туристы. Я бдительна, даже очень. Перед тем как скатиться с горы, проверяю, закрыты ли окна. И тут же забываю обо всем.

Зайдя по щиколотку в ледяную воду, раскидываю руки и распахиваю рот. Глотаю соленый воздух. Людей нет – только птицы. Закрываю глаза и представляю себя одной из них. Взмываю и лечу, расправив крылья. А потом стремительно бросаюсь вниз, чтобы цапнуть клювом зазевавшуюся рыбеху. Ту самую, золотую, с чужими денежками во рту… Улыбаюсь придумке. «Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела…» Ну, а это тут при чем?? Отмахиваюсь от волжского призрака Катерины. Здесь же совсем другая вода! Завороженная, смотрю на ее глубины… Преодолевая притяжение, заставляю себя отойди. Сажусь на песок, обнимаю колени. «Господи! Как же хорошо! Спасибо тебе, Господи!»

Океан искрится солнцем, в его отражении купаются белые паруса яхт. Они далеко, и людей на них не видно. Но они там есть. И мы там будем. На качелях волн будем с Лешкой встречать под парусом рассветы… Обязательно будем. У меня нет в этом никаких сомнений. Сомнения в другом: смогу ли я сейчас встать и уехать? Вернуться туда, где дома без цветов и где нет запаха магнолий. Где липко воняет потом и люди толкаются, чтобы выжить? Философски грущу. Экскурсия в рай завершена; пора возвращаться в реальность.

Вздыхая и оглядываясь, возвращаюсь к «Вибуле». «Ну, что? Понравилось тебе здесь?» Открываясь, «Вибуля» подмигивает веселым огоньком: «А то!» Смеюсь. «Слабовата ты для здешних магистралей, подружка! – Ласково поглаживаю «Вибулины» бока. – Ну, ничего, дорогая. Прорвемся! Не горюй».

Возвращаюсь по Сансету. Тот же маршрут, чтобы не заблудиться. Останавливаюсь на заправке – купить для белочки орешков. Хорошо утоляет голод, если запить водой. Смесь разбухает в желудке, и некоторое время он думает, что сыт. А там и до ужина недалеко. До ужина с Лешкой! Радуюсь мысли…

Около студии я в половине шестого. До предполагаемого выхода Медведя на свободу остается двадцать минут. Что делать? Читать о постмодернизме? Что я там успею прочитать? Над одной фразой Делезе и Гваттари минут двадцать думать придется. Нет, посмотрю-ка я лучше не выходящих в студии девиц! А то вдруг Лешке все же придется здесь работать?

Окапываюсь и веду наблюдение. Вижу дам в реквизитных костюмах, что-то жующих на траве. Этих опасаться не стоит – молодые и глупые. Точно знаю – ни одна из них Лешке не придется по душе. Вижу офисную распорядительницу с телефоном в руке. Преисполненная собственной важности, она напористо объясняет трубке, куда ехать и что хватать. Начальница. Нет, это тоже не то, что может заинтересовать Лешку – хамовата и самовлюбленна. А вот эта? Нет. Распахнутые ресницы, поставленно-наивный взгляд… Фальшивка – Лешка таких тоже не любит…

«Любит – не любит… Откуда ты знаешь?» – протестует мое второе «я». Его голос нарастает, наполняя меня тревогой. «А ведь действительно. Откуда я знаю, что Лешка так уж хочет быть со мной? Может, ему просто хочет в Голливуд?» Открываю затворку верхнего зеркальца, рассматриваю себя. Белизна моих когда-то красивых глаз тонет в красных прожилках. Вокруг глазниц отечность и морщины. Растрепанные волосы, на висках легко просматривается седина – все-таки мне уже давно не двадцать. Думать о реальном возрасте тоскливо – формулировка «давно не…» устраивает больше. Вид измученный – как будто и не было радости океана каких-то пару часов назад. «Все-таки красота и докторская степень плохо совместимы», – вздыхаю я и снова перевожу взгляд на голливудских девчонок. Ни седых волос, ни воспаленных глаз, ни мешков под глазами – ухоженные и уверенные в себе… Настроение уверенно портится.

А вот и Лешка. Идет, улыбаясь. Садится в машину, и улыбка исчезает с его лица.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто устала.

– Ты что, не отдохнула в мотеле?

– Леш, послушай, давай начнем с тебя, ладно?

Лешка слышит мое раздражение, и это мешает ему говорить.

– Я не пойму… Ты какая-то не такая… Ничего не случилось?

– Нет, не случилось. Я просто увидела свое отражение в зеркале и ужаснулась. Вот и все.

Лешка смеется и тянется ко мне с поцелуем. Я отклоняюсь.

– А еще я подумала: вот я такая страшная, а дамочки здесь такие красивые… С кем ты там работал весь день??

– Белка, ты шутишь? – изумляется Лешка. – Во-первых, ты самая красивая в мире. Во-вторых, работал я весь день с компьютером. А в-третьих, какие еще дамочки? Ты чего, ошалела от калифорнийского солнца??

Лешке удается-таки притянуть мою голову к себе, но я не сильно и сопротивляюсь. Лешкины слова наполняют меня теплом, и я чувствую, как моя измученность исчезает, вместе с сединой и морщинами. Я снова становлюсь дурашливой бельчушкой. Веселой, беззаботной – той, которой на самом деле я никогда не была. Но рядом с Медведем я снова счастливый и капризный ребенок. Когда он рядом, я забываю обо всем.

– Ну, ладно, проехали. Что у тебя? – придя в себя, требую отчета.

– С понедельника на работу! – сияет Лешка, и я ахаю, распахивая в восхищении свои африканские глазищи.

– Ты сделал это… Лешка, ты это сделал!! Невероятно…

Всплескивая руками, качаю головой, и из глаз выкатываются слезы.

– Боже мой, Лешка, это свершилось… Озеро, лес, лебеди… Вот оно – чудо!

– Чудо – это ты, Белка. Без тебя нас бы сейчас здесь не было, – вытирает мои счастливые слезки Лешка. Из него исходит свет. Он счастлив. Его взяли. Он смог. Он доказал. Что бы там ни было дальше, он это сделал. Смотрю на Лешку, не в силах ничего произнести. У меня нет слов.

– Так, подожди, – прихожу понемногу в себя. – С понедельника на работу… С понедельника… Слушай. Так надо же срочно искать жилье! Ты ж не можешь в гостинице…

Я не договариваю. И так понятно. В гостинице дорого – даже в самой дешевой, как у нас. Мы не потянем. Нужно срочно что-то решать.

– Короче, давай так. Сейчас заезжаем в какой-нибудь супермаркет купить замороженную пиццу – в холле мотеля есть микроволновка – и будем искать жилье. До понедельника нужно постараться переселиться.

Говорю и сама себе не верю. Переселиться до понедельника? Нереально. «Да ладно тебе, – спорю сама с собой. – А реально было проехать через пол-Америки в Голливуд и найти работу? Стучи и достучишься!» Нажимаю на газ.

Замороженная пицца. Тонкий краст, с пепперони. Три пятьдесят штука. Очень вкусно. Двоим наесться тяжело, но можно. С трудом заставляю себя произнести:

– Я больше не хочу, ешь!

С еще большим трудом заставляю Лешку поверить в то, что я действительно больше не хочу. Мы в мотеле. Валяемся в кровати, просматривая craiglist – электронную доску объявлений. Ищем комнату, сдающуюся в районе студии.

– Смотри, вот предлагают маленькую совсем рядом от моей студии. Два мужчины-дизайнера ищут roommate. Семьсот долларов в месяц. Звони! – командую я, протягивая Лешке телефон. Тот не сопротивляется – отступать некуда.

В трубке долгие гудки. Понятно – пятница, вечер. Все на вечеринках. «Оставьте свое сообщение после сигнала». Лешка сообщает: я – видеокомпозитор, буду работать в Глендейле, мне интересна ваша комната, хотел бы посмотреть. Перезвоните, пожалуйста, мой телефон такой-то». Слушаю Лешку и удивляюсь – как быстро прогрессирует его английский. Еще каких-то полгода назад он мог изъясняться, только приставляя слово к слову – как неотшлифованные камешки на бусах у туземцев. Сейчас же речь льется. Да, с ошибками, да, с плохим произношением, но льется. А у кого в Америке хорошее произношение? Разве что у профессоров. Да и то – смотря у каких.

Смотрим дальше. В Глендейле по интересующей нас цене больше ничего нет. Расширяем радиус поиска. То, что дешевле, выглядит неудобоваримо. Спасибо Интернету – не нужно даже ехать. Вижу Лешку, живущего в картонной кибитке с мигелями в цепях, и отмахиваюсь от кошмара. Мы, конечно, готовы сражаться за жизнь, но не в этом смысле. Нет, самые дешевые варианты категорически отпадают. Вот подальше – минут пятнадцать езды – есть неплохой райончик с комнатой за восемьсот. Дороговато, но что делать? Выбор невелик. Звоним. Там берут трубку. Пожилой женский голос с азиатским акцентом. Договаривается на завтрашнее утро. В десять утра мы должны быть там.

Обзваниваем еще пару более или менее пригодных мест – глухо. Оставляем сообщения. Все. Больше ничего нет. Осталось проложить завтрашний маршрут и договориться о продлении мотеля еще на два дня – до понедельника. А вдруг все-таки повезет?

Демонстративно захлопываю крышку лэптопа. Делаю объявление:

– Я в душ, потом массаж. Медведь массажирует Белку.

Лешка кивает головой. Кивает, как тюлень, но светится изнутри, как глубоководный многощетинковый червь – тот самый, что умеет стрелять гемолимфой. Обычно такими бомбочками черви-бомбисты атакуют врага, но Лешка использует люминесценцию в совершенно других – мироточивых целях. Чмокаю его в нос, исчезаю в ванной. Хорошо, что здесь душ – вместе со струями воды с меня стекает усталость. Вода смывает тревогу и наполняет уверенностью. Мы сможем. У нас получится. Столько проехать и столько пережить – нам уже не остановиться.

– Подвинься, – слышу Лешкин голос, пробивающийся сквозь пар. – Мойдодыр пришел!

Под падающей водой нас теперь двое. Как противоположно заряженные частицы, мы накаляем пространство, приютившее нас. Сверкают молнии и выбрасывается энергия, разрывающая меня в миллион маленьких, наполненных сокрушительной энергией искр. Когда перезаряженные частички снова соберутся вместе, меня будет не узнать – свежая и обновленная, я снова буду готова к борьбе. Как инопланетный трансформер в каком-нибудь фильме о пришельцах. Но это будет завтра. А пока спать. Нужно хорошенько отдохнуть. Обнимая Медведя, ухожу в ночь. Пусть мне снова приснятся звезды!

Глава 7. Розовый закат

Просыпаемся в восемь, быстро собираемся и без завтрака двигаем в путь. Найдем где-нибудь «Хлою» по дороге. Снова магистрали, но я уже начинаю к ним привыкать. К тому же в субботу утром американцы, как правило, отсыпаются после обязательных пятничных вечеринок, поэтому дороги сравнительно пусты. Особенно если едешь не к океану, а от него. Мы едем в Альтадену – небольшой пригород Лос-Анджелеса, расположенный неподалеку от Глендейла. К пожилой азиатке, сдающей комнату внаем. Съезжаем в магистрали, оглядываем округу. Выглядит Альтадена как наше добротное украинское село – небольшие белые домики, аккуратные крыши… Разве что не бегают куры от двора к двору и цветов значительно больше – почти каждую изгородь (если она есть – чем богаче дом, тем больше изгороди) украшает какой-нибудь цветущий куст. Нищетой не воняет, но и богатством не пахнет. Все скромно и без прислуги в ливреях. «В общем, не Беверли-Хиллз», – резюмирую я, не произнося вердикт вслух. О том, что я была у океана, Лешке боюсь даже заикаться. А то бы мой глубоководный червь вмиг превратился бы в черную каракатицу и стал бы метать в меня не светящиеся бомбочки, а какую-нибудь зловонную дрянь.

Нужный дом находим быстро – одноэтажная постройка из традиционной для Калифорнии фанеры. Ничего примечательного. На изгороди цветущий куст, во дворе старенький «Форд Фокус». Видать, не от хорошей жизни комнату сдают. Переглядываемся. Ну, что? Домик, конечно, не вдохновляет, но выбирать не приходится. До назначенной встречи еще целый час, поэтому, не выходя из машины, уезжаем. Снова едем по направлению к магистрали – там на выезде мы запеленговали кофейню. Традиционным бубликом отмечаем еще одно солнечное утро ЛА. Сколько их будет, этих утренних радостей на океанском берегу? Нужно ловить момент и радоваться счастью. Сколько бы оно ни продлилось.

Ровно в десять, снова стоя под домом, набираем телефон хозяйки. «Хай, мы на месте». В ответ – приглашение зайти в дом. Заходит один Лешка. Чтобы не путать – все же, мы говорим, что жить будет он один. Лешки нет минут пятнадцать. Выходит напряженный.

– Что? – пугаюсь я.

– Ничего. Она не одна. Есть еще муж-азиат, но тот совсем плох. Ей лет семьдесят, ему под сто, – вещает Лешка.

– Ну? Как жилище? Что там есть?

– Жилище так себе, но это мне как раз все равно. Плохо то, что я им, кажется, не понравился. Расспрашивали, что и как. Не понравилось, что я иностранец, что работу только нашел, что плохо говорю по-английски…

– Что, так и сказали – не нравишься ты нам? – недоверчиво переспрашиваю.

– Нет, так они не сказали, но было видно. Переглядывались. Записали мои банковские реквизиты, сказали, что что-то проверят и перезвонят.

– Ой, ну что они могут проверить, да еще и в субботу? Это ж не агентство!

– Ну, не знаю. В любом случае нужно ждать звонка.

– Черт. А больше никто нам так и не перезвонил… Что будем делать?

– А что делать? Делать нечего – надо ехать в мотель. Там Интернет. Посмотрим – не появились ли еще варианты.

Снова выезжаем на магистраль. Лешка сосредоточен, я тоже не весела. Ну, не может же все сорваться только из-за какого-то жилища??

– Леш, послушай, даже если мы ничего до понедельника не найдем, ты все равно здесь останешься. Я отдам тебе все, что у меня есть и оставлю машину. Мне вроде работу исследовательскую на лето обещали – тысяч шесть-семь будет. Как-то выкрутимся.

– Да, но из этих шести-семи тысяч ты уплатишь налоги и заплатишь за свое жилье. Останется не больше трех тысяч, а у тебя еще висит больничный долг.

Я замолкаю. Думаю.

– Ну, даже если так. На пропитание мне хватит тысячи, значит, две я смогу тебе прислать.

– Белка… – Лешка подбирает слова. – Я даже не буду тебя отговаривать из соображений того, что не хочу, чтобы ты отдавала мне последнее. Просто скажу: летние деньги ты получишь не раньше начала июня. А нам они нужны сейчас.

Я в тупике, но пребываю в нем недолго.

– Ну, и что ты хочешь этим сказать? – почти кричу. – Что мы можем все вот так бросить только из-за какого-то жилья?? Да в парке жить можно, в палатке!! Палатка же есть – вон она, в машине валяется! И спальные мешки есть!! Лешка, не надо мне говорить, что ты можешь уехать. Нужно бороться. Стуч ать. Бултыхать лапками. Ты же знаешь – если бултыхаешь, то дерьмо обязательно превратится в масло, и мы сможем выпрыгнуть из него!!!

Лешка косится на меня, не отрываясь от руля. Качает головой. Молчит, удерживая в себе рациональные аргументы. Медведь знает – я не верю в рациональность. Я верю в Бога и чудеса. И противопоставить этому он ничего не сможет.

В комнату заходим молча. Лешка усаживается за компьютер, я укладываюсь на кровать читать постмодернистов. Фуко идет плохо. Точнее совсем не идет. Его теория микровласти как тотальной тюрьмы, в которой мы все обитаем, не замечая ее, находит во мне сильный отклик и вызывает революционный протест.

– Леш, ты только подумай, насколько все несправедливо! Ведь жизнь и право жизни на Земле человеку дает не другой человек, а Бог. Разве не преступление против Бога то, что один человек отнимает у другого это право, устанавливая частную собственность на землю? Ведь где человеку жить, если у него нет своего несчастного земельного кусочка? Почему человек не может спать там, где ему заблагорассудится? Кто сказал, что этого нельзя? Не Бог ведь? Всего лишь другой человек сказал? Кто дал ему на это право?

Меня дергает от возмущения, я буравлю Лешкину спину взглядом, и он отрывается от поиска ночлежки.

– Белка, ты лучше меня знаешь ответ на этот вопрос. Зачем спрашиваешь?

Лешка звучит подавленно, и мне хочется своей революционной энергией разнести в трамтарарам все то, что его огорчает, – что заставляет нас тратить жизнь не на созидание и творчество, а на выживание и бесконечные оглядки.

Лешка видит, что расстроил меня, и пересаживается со стула на кровать. Берет мою лапку в свою лапищу. Гладит. Задумчиво и отстраненно. Я принимаю сигнал – никаких новых комнат Лешка не нашел. Подползаю, кладу голову ему на колени. Некоторое время Лешка сидя поглаживает ее, затем отодвигает в сторону и ложится рядом. Обнявшись, мы лежим в тишине и слышим, как по ту сторону дверного проема работает газонокосилка. «Интересно, где обучают косить траву?» – отвлекаюсь я от тупиковых мыслей. Догадываюсь: наверное, Хосе и Мигели учатся этому с детства у своих пап, братьев и дядь. Тут же отмахиваюсь: зачем это мне? Лешка же нашел работу. Теперь нужно найти жилье…

Комнатную тишину разрывает визг телефона. От неожиданности мы вздрагиваем. Лешка тянется к трубке.

– Хелло… Да-да, это я… Да, интересует. Еще свободна?.. Да, могу сегодня посмотреть… Через час. Годится?.. Ок. Какой точный адрес?.. Ок… Ок… Да, понял. Через час буду. Бай.

Лешка нажимает на сброс, переводит на меня взгляд.

– Что? Куда?

Я уже давно вскочила и сижу на коленках в ожидании стартового сигнала. Я готова бежать. Но бежать, как оказывается, никуда не нужно. Позвонили дизайнеры из Глендейла – наш первый выбор. Ехать туда минут двадцать.

Подъезжаем на полчаса раньше. Дом как дом. Вполне симпатичный. Три этажа. «Наша» квартира на последнем. Пытаемся понять, какой из балконов тоже «наш». Пока неясно. Ждем назначенного времени, Лешка подходит к калитке, нажимает кнопки телефона, говорит. Из машины вижу, как с другой стороны к нему подходит человек, открывает решетку, и Лешка исчезает. Оглядываюсь по сторонам. Напротив дома школа. Хороший знак. Должно быть безопасно. Да и сам дом выглядит вполне. На балконах зелень, есть подземный гараж. Рядом еще пара таких же домов. Похоже, район вполне пристойный. «Господи, пусть Лешке повезет! Ну, пожалуйста, Господи!» Закрываю глаза, пытаясь убедить Всевышнего – Лешка хороший человек. Ему нужно помочь.

В разговоре с Богом проходит чуть ли не полчаса. Лешки нет. «Наверное, это хорошо, – думаю. – Значит, говорят о чем-то предметном». Вспоминаю, как снимала свое университетское жилье. Бронировала по Интернету, как только стало известно, что меня приняли в докторскую программу. За полгода до начала учебы. Месяца за два сообщили, что готовы будут предоставить жилье к моему приезду, но для окончательного бронирования я должна уплатить security deposit – залоговый депозит – и стоимость первого месяца. Восемьсот плюс восемьсот. Сколько залога попросят с Лешки? Учитывая нашу ситуацию с деньгами, вопрос архиважный.

Есть и другие не менее важные вопросы. Будут ли проверять кредитную историю? Если бы Лешка снимал полноценную квартиру, ответ был бы однозначным. Без кредитной истории нормальную квартиру в США не снимешь. Но Лешка снимает комнату. Какой потребуется background check – проверка биографии и наведение справок? Будут ли проверять criminal history – криминальное досье? С криминалом у Лешки все в порядке. А вот история проживания и история кредита – проблемы. Ни той ни другой почти не имеется. Проживал в Колорадо со мной – я была квартиросъемщик. Кредитная карточка у него одна и всего на тысячу долларов. Это почти что ноль. Такие карточки выдают студентам – для начала. Если есть постоянный доход, расплачиваешься вовремя и задолженностей нет, кредит со временем увеличат. Если не срастется – закроют и тот, что был. Замкнутый круг: чтобы работать в Лос-Анджелесе, нужно жилье. Чтобы было жилье, нужна история кредита. Чтобы была история кредита, нужно иметь работу. Чтобы иметь все, нужно родиться в Штатах. Или надеясь на Бога и верить в чудеса.

В чудеса я верю. И верю в Лешку. Потому надеюсь: сейчас откроется калитка, и я увижу его на пороге. Счастливым и радостным. С ключами от нового жилья и стопкой газет из нового почтового ящика.

Лешка появляется. Без ключей, газет и счастливой улыбки, но с походкой калифорнийца. Или мне это всего лишь мерещится?

– Ну, что? Что? – швыряю я в Лешку вопросами, не дожидаясь его возвращения в машину. Оставаясь верным себе, Лешка по провокации не поддается. Молча открывает дверцу, молча садится.

– Давай отъедем, – говорит.

– За нами что, наблюдают?? – возмущаюсь я.

– Белка… – Лешка морщится, и мое возмущение тут же тает. Ок, ок, отъезжаю.

– Куда?

– Ну, давай к «Хлое» – там за кофе и поговорим.

«Черт те что», – думаю я, но не сопротивляюсь. Бесполезно.

У «Хлои» Лешка сообщает:

– Ребята хорошие, комната годится, в понедельник нужно встречаться с менеджером.

– В понедельник? – огорчаюсь. – А раньше никак?

– Менеджер будет только в понедельник, и ее одобрение – обязательно. Но я объяснил ребятам ситуацию, и они не против, чтобы я въехал завтра.

– А-А-А-А-А!!!!!!!!!! – зажимаю ладонями вырывающийся радостный вопль. – Лешка!!!! Это же невероятно!!!!

«Боже! – это я уже к Богу про себя. – Спасибо тебе, Господи!» Закрываю глаза и вновь распахиваю, уже по-новому глядя на Лешку.