Текст книги "Рубайат. Трактаты"

369

Если я согрешил – то не сам по себе.

Путь земной совершил я не сам по себе.

Где я был? Кто я был? Жил впотьмах, исполняя

Все, что Он предрешил, а не сам по себе.

370

Для достойного – нету достойных наград,

Я живот положить за достойного рад.

Хочешь знать, существуют ли адские муки?

Жить среди недостойных – вот истинный ад!

371

Разум мой не силен и не слишком глубок,

Чтобы замыслов Божьих распутать клубок,

Я молюсь и Аллаха понять не пытаюсь —

Сущность Бога способен постичь только Бог.

372

Ты зада́лся вопросом: что есть Человек?

Образ Божий. Но логикой Бог пренебрег:

Он его извлекает на миг из пучины —

И обратно в пучину швыряет навек.

373

Веселясь беззаботно, греша без конца,

Не теряю надежды на милость Творца.

Снова, пьяный мертвецки, лежу под забором.

Лягу в землю – Создатель простит мертвеца!

374

Раб страстей, я в унынье глубоком – увы!

Жизнь прожив, сожалею о многом – увы!

Даже если простит меня Бог милосердный,

Стыдно будет стоять перед Богом – увы!

375

Ты, о небо, за горло счастливца берешь,

Ты рубаху, в которой родился он, рвешь,

Ветер – в пламя и воду – во прах превращая,

Ни вздохнуть, ни напиться ему не даешь.

376

Чистый дух, заключенный в нечистый сосуд,

После смерти на небо тебя вознесут!

Там – ты дома, а здесь – ты в неволе у тела,

Ты стыдишься того, что находишься тут.

377

«Брось вино! Попадешь, – мне пророчат, – в беду:

В день Суда испекут тебя черти в аду!»

Это так. Но не лучше ли вечного рая

Миг божественной истины в пьяном бреду?

378

Пощади меня, Боже, избавь от оков!

Их достойны святые – а я не таков.

Я подлец – если Ты не жесток с подлецами.

Я глупец – если жалуешь Ты дураков.

379

Согрешив, ни к чему себя адом стращать,

Стать безгрешным не надо, Хайям, обещать.

Для чего милосердному Богу безгрешный?

Грешник нужен Всевышнему – чтобы прощать!

380

О жестокое небо, безжалостный Бог!

Ты еще никогда никому не помог.

Если видишь, что сердце обуглено горем, —

Ты немедля еще добавляешь ожог.

381

Веселись! Невеселые сходят с ума.

Светит вечными звездами вечная тьма.

Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти

Кирпичи изготовят и сложат дома?

382

Счастлив тот, кто в шелку и парче не блистал,

Книгу славы мирской никогда не листал,

Кто, как птица Симург, отрешился от мира,

Но совою, подобно Хайяму, не стал.

383

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей

Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,

Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай

О сохранности глаз, языка и ушей!

384

Увидав черепки – не топчи черепка.

Берегись! Это бывших людей черепа.

Чаши лепят из них – а потом разбивают.

Помни, смертный: придет и твоя череда!

385

Дом разрушу, последний кирпичик в стене

Я отдам за вино, ненавистное мне.

«Чем расплатишься завтра?» – Чалмой и халатом.

Не Марьям соткала их – сойдемся в цене!

386

Не рыдай! Ибо нам не дано выбирать:

Плачь не плачь – а придется и нам умирать,

Глиной ставшие мудрые головы наши

Завтра будет ногами гончар попирать.

387

Знайся только с достойными дружбы людьми,

С подлецами не знайся, себя не срами.

Если подлый лекарство нальет тебе – вылей!

Если мудрый подаст тебе яду – прими!

388

О Палаточник! Бренное тело твое —

Для бесплотного духа земное жилье.

Смерть снесет полотняную эту палатку,

Когда дух твой бессмертный покинет ее.

389

Словно мячик, гонимый жестокой судьбой,

Мчись вперед, торопись под удар, на убой!

Хода этой игры не изменишь мольбой.

Знает правила Тот, Кто играет с тобой.

390

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлек

Из своих манускриптов?» – Мудрейший изрек:

«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной

По ночам от премудрости книжной далек!»

391

Я сказал: «Виночерпий сродни палачу.

В чашах – кровь. Кровопийцею быть не хочу!»

Мудрый мой собутыльник воскликнул: «Ты шутишь!»

Я налил и ответил: «Конечно, шучу!»

392

Не тверди мне, больному с похмелья: «Не пей!»

Все равно я лекарство приму, хоть убей!

Нету лучшего средства от горестей мира —

Виноградною кровью лечусь от скорбей.

393

Так как разум у нас в невысокой цене,

Так как только дурак безмятежен вполне —

Утоплю-ка остаток рассудка в вине:

Может статься, судьба улыбнется и мне!

394

Ты, Всевышний, по-моему, жаден и стар.

Ты наносишь рабу за ударом удар.

Рай – награда безгрешным за их послушанье.

Дал бы что-нибудь мне не в награду, а в дар!

395

Чтобы Ты прегрешенья Хайяма простил —

Он поститься решил и мечеть посетил.

Но, увы, от волненья во время намаза

Громкий ветер ничтожный твой раб испустил!

396

Солнце светом плеснуло в окно. Благодать!

Пьяной влаге подобно оно. Благодать!

«Правоверные, пейте! – взывают с мечетей

На заре муэззины. – Вино – благодать!»

397

Все, что видишь ты, – видимость только одна,

Только форма – а суть никому не видна.

Смысла этих картинок понять не пытайся —

Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

398

Дух мой чистый, ты гость в моем теле земном!

Я с утра подкреплю тебя чистым вином,

Чтобы ты не томился в обители праха,

До того как проститься со мной перед сном.

399

Не позор и не грех – в харабат забрести.

Благородство и мудрость у пьяниц в чести.

Медресе – вот рассадник невежд с подлецами!

Я без жалости их повелел бы снести.

400

В жизни сей опьянение лучше всего,

Нежной гурии пение лучше всего,

Вольной мысли кипение лучше всего,

Всех запретов забвение лучше всего.

401

Мне противно, по совести я говорю,

После чарки притронуться к словарю.

Ты над книгами высох, а я в харабате

Пью без просыху – значит, в аду не сгорю!

402

Я терплю издевательства неба давно.

Может быть, за терпенье в награду оно

Ниспошлет мне красавицу легкого нрава

И тяжелый кувшин ниспошлет заодно?

403

Почему этот кубок бесцветен и сух?

Где рейханский рубин, укрепляющий дух?

Позабудь ненадолго запреты ислама,

Не скорби в одиночку – напейся за двух!

404

Поглядите: валяется пьяный старик.

Он лишился рассудка – и Бога постиг.

Он в дорожную пыль головою поник,

Бормоча: «Милосерден Аллах и велик!»

405

Я, шатаясь, спускался вчера в погребок.

Пьяный старец оттуда подняться не мог.

«И не стыдно тебе, старику, напиваться?» —

Я спросил. Он ответил: «Помилует Бог!»

406

Мы, покинувши келью, в кабак забрели,

Сотворили молитву у входа, в пыли.

В медресе и в мечети мы жизнь загубили —

В винном погребе снова ее обрели.

407

Ты у ног своих скоро увидишь меня,

Где-нибудь у забора увидишь меня,

В куче праха и сора увидишь меня,

В полном блеске позора увидишь меня!

408

Хочешь – пей, но рассудка спьяна не теряй,

Чувства меры спьяна, старина, не теряй,

Берегись оскорбить благородного спьяну,

Дружбы мудрых за чашей вина не теряй.

409

Пусть ханжи нас позорят, возводят хулу.

Вставши утром, на полную пиалу

Обменяем молитвенный коврик, а чашу

Со святою водой – разобьем о скалу!

410

Так как смерть все равно мне пощады не даст —

Пусть мне чашу вина виночерпий подаст!

Так как жизнь коротка в этом временном мире,

Скорбь для смертного сердца – ненужный балласт.

411

Был бы я благочестьем прославиться рад,

Был бы рад за грехи не отправиться в ад,

Но божественный сок твоих лоз, виноград,

Для души моей – лучшая из наград!

412

Скоро праздник великий, Аллаху хвала!

Скоро все это стадо пропьется дотла:

Воздержанья узду и намордник намаза

Светлый праздник Господень снимает с осла!

413

Если ты не впадаешь в молитвенный раж,

Но последний кусок неимущим отдашь,

Если ты никого из друзей не предашь —

Прямо в рай попадешь… Если выпить мне дашь!

414

Не устану в неверном театре теней

Совершенства искать до конца своих дней.

Утверждаю: лицо твое – солнца светлее,

Утверждаю: твой стан – кипариса стройней.

415

Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла,

Словно пьяная ночь, беспросветно прошла.

Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью,

Как меж пальцев песок, незаметно прошла!

416

Миром правят насилие, злоба и месть.

Что еще на земле достоверного есть?

Где счастливые люди в озлобленном мире?

Если есть – их по пальцам легко перечесть.

417

Для того, кто усами кабак подметал,

Кто швырял, не считая, презренный металл, —

Пусть столкнутся миры и обрушится небо —

Для него все равно: пьяный, он задремал…

418

Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,

Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.

Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья, —

Жалко жизни, которая мимо прошла.

419

Опасайся плениться красавицей, друг!

Красота и любовь – два источника мук.

Ибо это прекрасное царство не вечно:

Поражает сердца – и уходит из рук.

420

Так как вечных законов твой ум не постиг —

Волноваться смешно из-за мелких интриг.

Так как Бог в небесах неизменно велик —

Будь спокоен и весел, цени этот миг.

421

Страстью раненный, слезы без устали лью,

Исцелить мое бедное сердце молю,

Ибо вместо напитка любовного небо

Кровью сердца наполнило чашу мою.

422

Если ты не дурак, поразмысли о том,

Хорошо ль изнурять себя долгим постом?

Пьющий – смертен, но разве бессмертен непьющий?

Нету разницы между святым и скотом.

423

Сад цветущий, подруга и чаша с вином —

Вот мой рай. Не хочу очутиться в ином.

Да никто и не видел небесного рая!

Так что будем пока утешаться в земном.

424

Много сект насчитал я в исламе. Из всех

Я избрал себе секту любовных утех.

Ты – мой Бог! Подари же мне радости рая.

Слиться с Богом, любовью пылая, – не грех!

425

Что ты плачешь и стонешь? Я в толк не возьму.

Встань и выпей вина. Горевать ни к чему.

Долго ль будет глядеть светлоликое солнце

На несчастных, лицом обращенных во тьму?

426

От излишеств моих – разве Ты обнищал?

Что за прибыль Тебе, если я отощал?

Я смиренно прошу, чтобы Ты, Милосердный,

Нас пореже карал и почаще прощал!

427

Смысла нет перед будущим дверь запирать,

Смысла нет между злом и добром выбирать.

Небо мечет вслепую игральные кости.

Все, что выпало, надо успеть проиграть.

428

Виночерпий! Расплавленный лал принеси.

Луноликая! В кубок уста погрузи.

Ибо жаркие губы любимой и кубок

С этой огненной влагою – в кровной связи.

429

О прославленном скажут: «Спесивая знать!»

О смиренном святом: «Притворяется, знать…»

Хорошо бы прожить никому не известным,

Хорошо самому никого бы не знать.

430

Милосердный, я кары Твоей не боюсь,

Славы скверной и скользких путей не боюсь.

Знаю: Ты обелишь меня в день воскресенья.

Черной книги Твоей, хоть убей, не боюсь!

431

Тот, кто мыслью парит от земли вдалеке,

Кто узду вдохновения держит в руке,

Даже он с запрокинутой головою

Перед сущностью Божьей стоит в столбняке!

432

О мудрец! Если Бог тебе дал напрокат

Музыкантшу, вино, ручеек и закат —

Не выращивай в сердце безумных желаний.

Если все это есть – ты безмерно богат!

433

О вино! Ты – живая вода, ты – исток

Вдохновенья и счастья, а я – твой пророк.

Я тебя прославляю в согласье с Кораном:

Ведь сказал же Аллах, что вино – не порок!

434

Мы похожи на циркуль, вдвоем, на траве:

Головы у единого тулова две,

Полный круг совершаем, на стержне вращаясь,

Чтобы снова совпасть головой к голове.

435

Жизнь моя – не запойное чтение книг,

Я с хвалебной молитвою к чарке приник.

Если трезвый рассудок – твой строгий учитель,

Ты рассудка не слушай: он – мой ученик!

436

Жизнь короткую лучше прожить не молясь,

Жизнь короткую лучше прожить веселясь.

Лучше нет, чем среди этой груды развалин

Пить с красоткой вино, на траве развалясь!

437

Я раскаянья полон на старости лет.

Нет прощения мне, оправдания нет.

Я, безумец, не слушался Божьих велений —

Делал все, чтобы только нарушить запрет!

438

Виночерпий! Прекрасней Иосифа ты.

Умереть за тебя – нет прекрасней мечты.

Свет очей моих – прах твоих ног, виночерпий!

Ты – бессмертное солнце среди темноты.

439

Бросил пить я. Тоска мою душу сосет.

Всяк дает мне советы, лекарства несет.

Ни одно облегчения мне не приносит —

Только полная чарка Хайяма спасет!

440

Мы с тобою – добыча, а мир – западня.

Вечный ловчий нас травит, к могиле гоня.

Сам во всем виноват, что случается в мире,

А в грехах обвиняет тебя и меня.

441

Когда глину творенья Аллах замесил,

Он меня о желаньях моих не спросил.

И грешил я по мере отпущенных сил.

Справедливо ль, чтоб в рай меня Бог не впустил?

442

Нищий мнит себя шахом, напившись вина.

Львом лисица становится, если пьяна.

Захмелевшая старость беспечна, как юность.

Опьяневшая юность, как старость, умна.

443

О законник сухой, неподкупный судья!

Хуже пьянства запойного – трезвость твоя.

Я вино проливаю – ты кровь проливаешь.

Кто из нас кровожаднее – ты или я?

444

О мудрец! Если тот или этот дурак

Называет рассветом полуночный мрак, —

Притворись дураком и не спорь с дураками.

Каждый, кто не дурак, – вольнодумец и враг!

445

О вино! Замени мне любовь и Коран.

О духан! Я – из верных твоих прихожан.

Выпью столько, что каждый идущий навстречу

Сразу спросит: «Откуда бредет этот жбан?»

446

Страсть к неверной сразила меня, как чума.

Не по мне моя милая сходит с ума!

Кто же нас, мое сердце, от страсти излечит,

Если лекарша наша страдает сама?

447

Я несчастен и мерзок себе, сознаюсь.

Но не хнычу и кары небес не боюсь.

Каждый божеский день, умирая с похмелья,

Чашу полную требую, а не молюсь!

448

Мне, Господь, надоела моя нищета,

Надоела надежд и желаний тщета.

Дай мне новую жизнь, если Ты всемогущий!

Может, лучше, чем эта, окажется та.

449

Если б я властелином судьбы своей стал —

Я бы всю ее заново перелистал

И, безжалостно вычеркнув скорбные строки,

Головою от радости небо достал!

450

Дураки мудрецом почитают меня.

Видит Бог: я не тот, кем считают меня.

О себе и о мире я знаю не больше

Тех глупцов, что усердно читают меня.

Науруз-наме

Перевод Б. Розенфельда

Во имя Аллаха милостивого, милосердного.

Благодарение и хвала Богу, велико Его величие, Создателю мира, Владыке земли и времени, дающему пропитание всему живому, знающему явное и тайное, бесподобному, без соправителей и без советников, Единственному, но не в сравнении и не в числе, могущественному и не нуждающемуся в помощи, и поклон Его пророкам, начиная с чистого Адама до арабского пророка, избранника Мухаммада, благословение Аллаха всем им, а также родственникам Мухаммада, его друзьям и избранным им[1]1
  Такая вступительная часть традиционна и обязательна для средневекового ученого трактата (а именно таким является это сочинение Хайяма). В нашем издании трактат воспроизводится полностью, без купюр, чтобы читатель мог составить себе представление о подлинных, подписных, так сказать, произведениях Хайяма. Однако решать (и даже ставить) на основании этого вступительного абзаца вопрос об отношении Хайяма к религии нельзя: таковы были требования официального этикета, правила приличия того времени


[Закрыть].

Так говорит ученый ходжа, философ века, глава исследователей, царь ученых Омар ибн Ибрахим ал-Хаййами, да будет Аллах милосерден к нему: когда я посмотрел с точки зрения совершенства разума, я не нашел ничего лучшего, чем слово, и ничего более возвышенного, чем речь, потому что, если было бы что-нибудь более замечательное, чем речь, то всевышний Аллах обратился бы с этим к Пророку, – благословение Аллаха ему. По-арабски сказано: «Наилучший собеседник в жизни – это книга».

Один мой очень хороший друг, исключительно верный своему слову, попросил меня объяснить ему причину установления Науруза[2]2
  Науруз (буквально «новый день») – новогодний иранский праздник, восходящий к доисламским, зороастрийским традициям (с которыми Хайям был хорошо знаком). Будучи не религиозным, а типично «сезонным» праздником (он приходится на день весеннего равноденствия и знаменует начало весны), Науруз благополучно пережил распространение ислама и до сих пор сохранился у ряда народов Ближнего Востока и Средней Азии.


[Закрыть], и какой царь установил его. Я принял эту просьбу и изложил ему это кратко с помощью Того, чье величие велико.

Начало книги «Науруз-наме»

В этой книге раскрывается истина Науруза, в какой день он был при царях Ирана[3]3
  Имеются в виду доисламские властители: в Иране никогда не умирала память о былой славе древней Ахеменидской империи и державе Сасанидов, увековеченной и в «Шах-наме» Фирдоуси (сам Фирдоуси умер примерно за двадцать-тридцать лет до рождения Хайяма).


[Закрыть], какой царь установил его и почему его справляют, а также другие обычаи царей и их поведение во всех делах.

Что касается причины установления Науруза, то она состоит в том, что, как известно, у Солнца имеется два оборота, один из которых таков, что каждые триста шестьдесят пять дней и четверть суток оно возвращается в первые минуты созвездия Овна в то же самое время дня, когда оно вышло, и каждый год этот период уменьшается[4]4
  Здесь и далее первые российские издатели «Науруз-наме» и других трактатов Хайяма Б.А. Розенфельд и А.П. Юшкевич (Омар Хаййам. Трактаты. М., 1961) дают подробные пояснения с точки зрения астрономии и математики. Однако наше издание – чисто литературное, а автор этих примечаний отнюдь не знаток точных наук. Переписывать же комментарии специалистов (или статьи энциклопедии) представляется не только неприличным, но и опасным: по невежеству легко допустить ошибку. Поэтому в ряде случаев, когда речь идет о «небесной механике» и связанных с ней подсчетах, мы совсем отказались от примечаний, ограничившись разъяснением неизвестных терминов и имен в Глоссарии.


[Закрыть].

Когда Джамшид постиг этот день, он назвал его Наурузом и ввел в обычай праздник. Цари и другие люди последовали ему. Рассказывают, что, когда царь Ирана Кайумарс Первый стал царем, он решил дать названия дням года и месяца и установить летосчисление, чтобы люди знали это. Он установил тот день, когда утром солнце входит в первую минуту созвездия Овна, собрал мубадов Ирана и приказал начать летосчисление с этого момента. Мубады собрались и установили летосчисление с этого момента. Мубады Ирана, бывшие учеными того времени, говорили, что всевышний и святой Изад сотворил двенадцать ангелов, из них четырех ангелов он послал на небеса, чтобы они охраняли небо от дьяволов, четырех он послал в четыре угла мира, чтобы не пускать дьяволов переходить через горы Каф, а четырем ангелам он приказал ходить по небу и земле и отгонять дьяволов от людей. Мубады говорили, что этот мир находится внутри другого мира, как новый дом, построенный внутри старого дворца, и что всевышний Изад создал Солнце из света, а с помощью Солнца он сотворил небо и землю. Все люди чтят Солнце, так как оно есть свет из светов всевышнего Изада, они смотрят на него с торжественностью и почтением, так как всевышний Изад обратил больше внимания на сотворение его, чем на сотворение всего остального, как великий царь, возвышающий одного из своих наместников и объявляющий о его превосходстве, так что чтящие его чтят царя. Говорят, что, когда всевышний и святой Изад приказал Солнцу сдвинуться с места, чтобы его лучи и приносимая им польза были повсеместно, Солнце вышло из головы Овна, тьма отделилась от света, и появились день и ночь. Так началась история этого мира[5]5
  Хайям излагает историю «сотворения мира» в соответствии с зороастрийским каноном; можно предположить, что он знал пехлевийский язык и был знаком с пехлевийскими космологическими и астрологическими сочинениями, а также с историческими трудами на этом языке (впрочем, многие из них были переведены на арабский).


[Закрыть]. После этого оно через тысячу четыреста шестьдесят один год вернулось на то же место в тот же день и в ту же минуту. За это время Юпитер соединялся с Сатурном семьдесят три раза. Это называют малым соединением, это соединение бывает каждые двадцать лет. Когда Солнце кончает свой оборот и возвращается на то же место, между Сатурном и Юпитером происходит соединение в том созвездии Зодиака, которое является созвездием упадка Сатурна, противостоящим созвездию Весов, являющемуся созвездием возвышения Сатурна. Один оборот здесь, один оборот там в том порядке, как мы указали и показали места светил. Когда Солнце вышло из созвездия Овна и Сатурн и Юпитер с другими светилами были там согласно повелению всевышнего Изада, положение мира изменилось, и появились новые вещи, которые соответствовали миру и его судьбе. В это время цари Ирана для того, чтобы почтить Солнце, и так как не всякий может найти этот день, отметили его, установили праздник и сообщили всем людям, чтобы это было всем известно и чтобы соблюдали эту дату. Говорят, что, когда Кайумарс установил этот день в качестве начала летосчисления, он разделил каждый солнечный год, когда совершается один оборот Солнца в течение трехсот шестидесяти пяти дней, на двенадцать частей, каждая по тридцати дней, и назвал каждую из них по имени ангела из тех двенадцати ангелов, которых всевышний и святой Изад послал в мир. Затем он назвал большой оборот, содержащий триста шестьдесят пять дней и четверть суток, большим годом и разделил его на четыре части. Когда проходят четыре части большого года, совершается большой Науруз и происходит обновление состояния мира. У царей существует обычай – в начале года им необходимо произвести определенные церемонии для благословения, установления даты радостных торжеств. Тот, кто в день Науруза празднует и веселится, будет жить до следующего Науруза в весельи и довольстве. Эту практику для царей установили ученые.

Месяц фарвардин назван пехлевийским словом, означающим, что этот месяц является началом роста растений[6]6
  Высказанное в примеч. 5 предположение, что Хайям знал старый, пехлевийский язык, еще не означает, что его этимологии (пояснения происхождения того или иного слова) всегда верны. На это указал М. Минови, современный иранский ученый. Но из текста Хайяма «слова не выкинешь», а ошибаться может каждый человек.


[Закрыть]. Этот месяц относится к созвездию Овна. С начала до конца этого месяца солнце находится в этом созвездии.

Месяц урдбихишт назвали так потому, что в этом месяце мир своим весельем похож на рай (бихишт), а урд на пехлевийском языке значит «как». Солнце в этом месяце, согласно истинному обороту, находится в созвездии Тельца. Этот месяц является серединой весны.

Месяц хурдад – «дающий пищу» – означает, что этот месяц кормит людей пшеницей, ячменем и плодами. Солнце в этом месяце находится в созвездии Близнецов.

Месяц тир – этот месяц назвали так потому, что в это время делят пшеницу, ячмень и другие вещи. В этом месяце кульминация Солнца начинает понижаться. Солнце в этом месяце находится в созвездии Рака. Этот месяц является первым месяцем лета.

Месяц мурдад означает: земля дала то, что надо было дать из плодов и фруктов, чтобы они созрели. В этом месяце погода похожа на прах земли. Этот месяц есть середина лета. Солнце в этом месяце находится в созвездии Льва.

Месяц шахривар называют так, поскольку это месяц обилия доходов, т. е. доходы царей приходятся на этот месяц. В этом месяце крестьянину легче платить налог. В этом месяце Солнце находится в Деве. Это последний месяц лета.

Месяц михр – так этот месяц называют, потому что это месяц дружбы между людьми, и все, что созрело из злаков и плодов и досталось им, они совместно съедают. Солнце в этом месяце находится в Весах. Это начало осени.

Месяц абан означает, что в этом месяце прибывают воды вследствие начинающихся дождей, и люди поливают посевы. Солнце в этом месяце находится в Скорпионе.

Месяц азар – на пехлевийском языке азар означает «огонь». В этом месяце погода становится холодной и появляется нужда в огне, т. е. это месяц огня. Солнце в этом месяце находится в созвездии Стрельца.

Месяц дай – на пехлевийском языке дай означает «дьявол». Этот месяц называют дай, так как он суров и земля в этом месяце далека от веселья. Солнце находится в Козероге. Это первый месяц зимы.

Месяц бахман – т. е. этот месяц похож на тот месяц – на месяц дай по своему холоду и сухости. Солнце в этом месяце вместе с Сатурном находится в Водолее и близко к Козерогу.

Месяц исфандармуз – этот месяц называют так, потому что асфанд на пехлевийском языке означает «плод», т. е. в этом месяце начинают прорастать плоды и растения. Солнце в этом месяце достигает последнего созвездия, т. е. созвездия Рыб.

Затем Кайумарс разделил это время на двенадцать частей и установил начало летосчисления. После этого он прожил сорок лет. Когда он умер, наследовал ему Хушанг, царствовавший девятьсот семьдесят лет[7]7
  Разумеется, эта датировка (и другие, сопутствующие ей) легендарна.


[Закрыть]. Он победил дьяволов, изобрел кузнечное, плотничье и ткацкое ремесла, а также получение шелка из коконов и меда от пчел и оставил мир в полном веселье, покинув его поминаемый добром. После него на трон сел Тахмурас. Он царствовал тридцать лет. Он подчинил дьяволов, построил улицы и базары и ткал шерсть и шелк. Против него вышел отшельник Бозасп, проповедовавший религию сабиев. Тахмурас принял эту религию и опоясался зуннаром. Он поклонялся Солнцу и научил людей письму. Его назвали Тахмурас – укротитель демонов. После него царство перешло к его брату Джамшиду. С начала летосчисления прошло тысяча сорок лет, и Солнце в начале дня фарвардина вошло в девятое созвездие, созвездие Стрельца. Через четыреста двадцать один год царствования Джамшида этот оборот окончился, и солнце в своем фарвардине вошло в начало Овна. Таким образом, мир пришел в равновесие. Джамшид подчинил демонов и приказал устроить бани и производство парчи. До него называли парчу «вытканное дьяволом». Но люди разумом и опытом в течение времени дошли до такого состояния, какое мы видим теперь. Далее Джамшид скрестил осла и лошадь и получил мула. Он добыл в копях драгоценные камни и сделал все виды оружия и украшений. Он добыл в рудниках золото, серебро, медь, олово, свинец и сделал корону, трон, браслеты, ожерелья и перстни. Он получил мускус, амбру, камфару, шафран, алоэ и другие благовония. Он устроил праздник в упомянутый нами день, дал ему название Науруз и приказал людям праздновать каждый год появление нового фарвардина и считать этот день новым годом до тех пор, пока не произойдет большой оборот Солнца. В этом и состоит истина Науруза. Джамшид в начале своего царствования был очень справедлив и добродетелен, люди любили его и радовались, а всевышний Изад дал ему такую благодать и разум, что он украсил людей золотом, драгоценными камнями, парчой, благовониями и скотом. Через четыреста с лишком лет с начала его царствования он был совращен дьяволом, который очаровал его миром, – пусть никакой человек не обольщается миром! – он возгордился и привык к несправедливости и тщеславию, стал копить богатства, люди стали терпеть мучения и днем и ночью просили всевышнего Изада, чтобы его царствование окончилось. Божественная благодать покинула его, и все его дела стали ошибочными. Тогда из одного угла царства выступил Байурасп, которого называли Заххаком, разгромил его, а люди не помогали Джамшиду, так как они терпели от него мучения. Он бежал в Индийскую землю, а Байурасп сел на трон, а впоследствии поймал его и разорвал на части. Байурасп царствовал тысячу лет. Вначале он был справедлив, в конце же он стал несправедливым, был увлечен дьяволом в своих действиях и словах и мучил людей до тех пор, пока не пришел из Индии Афридун. Афридун убил Байураспа и сел на трон. Афридун был из рода Джамшида. Он царствовал пятьсот лет. Когда прошло сто шестьдесят четыре года царствования Афридуна, окончился второй оборот по летосчислению Кайумарса. Афридун принял религию Ибрахима, – мир над ним! Он приручил слона, льва и гепарда, ввел в обычай шатровую кровлю и айван, провел в сады и в здания проточную воду и принес во фруктовый сад саженцы и семена плодовых деревьев – турунджа, апельсина, бадранга, лимона и цветов розы, фиалки, нарцисса, лотоса и т. д. Он же устроил Михрган – в этот день он заточил Заххака и в тот же день принял царствование и установил праздник Саде. Люди, избавленные от несправедливости и тиранства Заххака, были очень довольны и праздновали этот день как день хорошего предзнаменования, и до сих пор в Иране и Туране каждый год совершается этот обычай в честь добрых царей. Когда Солнце достигло своего фарвардина, Афридун снова праздновал этот день. Он собрал людей со всего мира и написал договор об этом. Он приказал, чтобы его чиновники были справедливы. Он разделил свое царство между своими сыновьями. Туркестан от реки Джайхуна до Чина и Мачина он дал Туру, Румскую землю – Салму, а Иранскую землю и свой трон – Ираджу. Таким образом, все цари Туркестана, Рума и Ирана – одного происхождения и родственники между собой, так как все они – потомки Афридуна. Поэтому всем людям необходимо совершать церемонии в честь царей, потому что все они от семени Афридуна. Когда его эпоха и эпоха других царей после него до эпохи Гуштаспа окончилась и когда прошло тридцать лет царствования Гуштаспа, явился Зардушт и принес религию гебров. Гуштасп принял его религию и ее вино. Со времени праздника Афридуна до тех пор прошло девятьсот сорок лет. Когда Солнце вошло в созвездие Скорпиона, Гуштасп приказал отметить високос, в результате чего фарвардин начался в день вступления Солнца в созвездие Рака. Гуштасп установил праздник, говоря, что надо соблюдать этот день и праздновать Науруз в этот день, так как Рак – счастливое созвездие для работы, и что крестьянам и земледельцам нужно дать право платить налог в это время, тогда им будет легко. Потом он приказал считать високос каждые сто двадцать лет, чтобы годы были определенными и чтобы люди знали свое время и в холода и в жару. Этот обычай продолжался до эпохи Искандара Румского, называвшегося Двурогим[8]8
  Искандар – Александр Македонский, великий завоеватель, разгромивший Ахеменидскую империю. Его имя в арабо-персидской традиции претерпело неожиданную трансформацию: начальный слог ал был воспринят как арабский артикль, а затем отброшен (так как арабские имена редко употреблялись с артиклем – в персидском языке артиклей нет). Оставшаяся часть ександр преобразовалась в Эскандар/Искандер (такие преобразования объясняются иным фонетическим строем языков, куда поневоле вошло имя завоевателя). Эпитет «Двурогий» (араб. Зу-л-карнайн), как считают, возник из-за того, что Александр якобы носил боевой шлем, увенчанный двумя выступами («рогами»). Современному европейцу труднее понять другое: каким образом Александр, сын Филиппа и Олимпиады, превратился в персидской традиции в сына персидского царя Дараба. Но и это вполне закономерно с точки зрения ее авторов-мифотворцев – древних персидских жрецов, всеми силами защищавших персидскую национальную идею о богоданной царской власти. Раз победил «своих», персидских царей – значит, имел право (данное Богами), значит, надо это показать и обосновать. Концепция неприкосновенности исторического прошлого тогда успехом не пользовалась.


[Закрыть]. Начиная с этого времени люди перестали отмечать високос и продолжали поступать так же, как и до этого обычая. Это продолжалось до эпохи Ардашира Папакана, который вновь отметил високос и установил большой праздник. Он составил договор об этом и назвал этот день Наурузом. Люди справляли этот праздник до эпохи Нушинравана Справедливого. Когда галерея Мадаина была закончена, Нушинраван установил празднование Науруза согласно обычаям того времени. Но он не отмечал високоса, говоря, что люди должны воздерживаться от этого обычая, пока Солнце к концу оборота не достигнет первого дня Рака, и таким образом упразднил указания Кайумарса и Джамшида о совершении високоса. Это продолжалось до эпохи халифа Мамуна, который приказал наблюдать за Солнцем и каждый год, когда Солнце достигает Овна, совершать Науруз. Таким образом были составлены «Астрономические таблицы Мамуна», и еще в наше время календарь исчисляют при помощи этих таблиц[9]9
  Считается, что существовало два варианта этих таблиц, но сохранился (в поздней обработке) только второй, составленный группой астрономов под руководством Яхьи ибн Абу Мансура.


[Закрыть]. Это продолжалось до эпохи Мутаваккила Ала-л-лаха. У Мутаваккила был вазир по имени Мухаммад ибн Абд ал-Малик, который сказал ему, что собирание налога приходится на такое время, когда скот далеко от хлебных полей, и поэтому люди мучаются, и что согласно обычаю царей Ирана люди совершали високос для возвращения года на свое место, чтобы меньше мучиться во время уплаты налога после сбора урожая. Мутаваккил согласился и приказал считать високос и возвратить Солнце из Рака к фарвардину. Тогда люди успокоились и вновь стали придерживаться этого обычая. После этого Халаф ибн Ахмад, эмир Систана, установил другой високос. С тех пор до нашего времени стало шестнадцать дней разницы. Счастливый султан, опора веры, Малик-шах, – да освятит Аллах его душу, – узнав об этом, приказал установить старый високос и возвратить год на свое место. Для этого он призвал ученых того времени из Хорасана. Они соорудили все необходимое для наблюдения – возвели стены, установили астролябии и тому подобное – и перенесли Науруз в фарвардин. Но время не дало возможности султану завершить это дело, и високос остался незаконченным[10]10
  Именно в этой календарной реформе принимал руководящее участие Хайям. Грубо говоря, она заключалась в переходе от лунного года (принятого в ортодоксальном исламе) к солнечному и к более точному учету високоса. Но в полном виде эти труды не получили практического применения.


[Закрыть].

Вот истина Науруза, все это мы нашли в книгах наших предшественников и слышали от ученых.

Теперь кратко расскажем о некоторых обычаях царей Ирана, а затем снова вернемся к вопросу о Наурузе при содействии Аллаха и с Его доброй помощью.