Текст книги "Философия любви"

764

 
Саки! Той чашею – на что она Творцу? —
За снисходительность воздай сполна Творцу:
Упейся в честь весны! Брось торговать смиреньем,
Сия безделица едва ль нужна Творцу.
 

765

 
Вон сколько небо кровь людскую проливало!
Вон сколько чистых роз обычной грязью стало!
Оставь на молодость надеяться, сынок:
Вон сколько бурею бутонов оборвало!
 

766

 
Плесни-ка мне вина и спой свое «гуль-гуль»,
Откликнется тебе наш соловей-гюльгюль.
Ведь как без песни пить? Из горлышка бутыли,
Представь, течет вино, не делая «буль-буль».
 

767

 
Не хватит ли читать за упокой, саки?
Ты лучше нам сейчас кредит открой, саки,
И мы от всей души помянем, как покойный
Нас угощал в кредит… Был день святой, саки!
 

768

 
На смену жизни жизнь другая создана;
А прежняя, как знать, куда унесена?
Все тайны спрятаны, открыта лишь одна:
Все судьбы созданы, как меры для вина.
 

769

 
О кравчий! Раю здесь такая честь – за что?
Там тоже кравчий есть, вина не счесть, и что?
Там кравчий и вино, и здесь вино и кравчий —
Вина и кравчего превыше есть ли что?
 

770

 
В объятья гурии в раю, мол, попадешь,
Потоки меда там, ручьи вина… Но всё ж
Не слишком доверяй посулам, виночерпий,
В кредит вина не лей, бери наличный грош.
 

771

 
Эй, виночерпий, глянь! Луга в цветах уже.
Неделю проморгай, и чудо – прах уже.
Пируй. Нарви цветов. Однажды обернешься,
Тюльпаны – прах уже, и луг зачах уже.
 

772

 
Скорее – к зелени, к ликующим лугам,
Чтоб вновь зазеленеть на зависть небесам,
С зеленой юностью играть в траве зеленой,
Пока зеленый луг не стал покровом нам!
 

773

 
Вино запретно, но… Коль пить не до конца,
И время выбирать, и не терять лица,
Получится, коль вы учли все три совета,
Не бражка пьяницы, а отдых мудреца.
 

774

 
Уж если ты мне друг, довольно болтовни!
Терпенье кончилось, вина скорей плесни.
Когда покину вас, кирпич слепи из праха
И мною в кабаке вон ту дыру заткни.
 

775

 
Когда я протрезвел, нет радости, хоть вой.
А хмеля перебрав, слабею головой.
Но вот сегодня хмель и трезвость уравнялись,
И – ты прекрасна, жизнь, я обожатель твой.
 

776

 
Вон – духовидцы те, о коих ходит слух,
Что мигом различат, где только плоть, где – дух.
Что ж… Я кувшин вина себе на темя ставлю:
«Ну, что здесь?» – «Гребень есть… Ну, значит, ты петух».
 

777

 
Чтоб людям не скучать, Создатель сотворил
Контрдовод на любой логический посыл:
«Бутыль из тыквы – бес придумал!..»
Ну, а тыкву бутылочную – кто задумал и взрастил?
 

778

 
Когда неделю пить и просыха не знать,
Уж верно в пятницу нальешь себе опять.
Суббота с пятницей – дни Господа?.. И что же?
Нам Бога почитать иль божьи дни считать?!
 

779

 
Святошам святости не занимать, саки,
Но снисхождения и им не знать, саки.
Скорее кубок мой налей опять, саки:
Того, что суждено, не миновать, саки.
 

780

 
Об камень я зашиб кувшин мой обливной —
Как друга оскорбил, настолько был хмельной!
И вздрогнула душа на тихий стон кувшина:
«А я таким же был… Ты тоже станешь мной».
 

781

 
Мне вина старые – старинные друзья.
Без дочери Лозы мне все услады – зря.
Саки! Вот говорят, у пьющих нету веры.
Но я-то пью вино, вину-то верю я!
 

782

 
Прелестный юноша! Присядь, не уходи,
Напомни молодость, сердца разбереди!..
Ты запрещаешь нам тобою любоваться?
Запрет совсем как тот: «Склонись! Не упади!»
 

783

 
Вослед любому дню даю ночной зарок:
Не трогать пиалу – мой записной зарок.
Но розы расцвели – не в силах удержаться,
Зароков не давать даю весной зарок.
 

784

 
Над розами туман не тает до сих пор,
И сердце во хмелю витает до сих пор,
И сон дороги к нам не знает до сих пор,
И – пейте! – солнце нам сияет до сих пор!
 

785

 
От лишних горестей ударимся в бега!..
Как радость редкая, нам чаша дорога.
Вино – кровь мира. Мир – наш враг.
С какой же стати
Откажемся мы пить кровь кровного врага?
 

786

 
Оставь себя терзать надеждой на успех
И вспомни про вино и беззаботный смех.
Ласкать нам дочь Лозы запретную – милее,
Чем мать-Лозу, всегда доступную для всех.
 

787

 
Клеймите вы мое паденье всякий раз,
Когда иду хмелен, чуть на ногах держась.
О, ваши бы грехи да вас бы подкосили,
Чтоб ложно-трезвыми никто не видел вас!
 

788

 
Любовь моя, вино, я упоен тобой,
Не прячусь от молвы, презрев позор любой.
Так полон хмелем я, что слышу от прохожих:
«Бочонок зелья, эй, откуда ты такой?»
 

789

 
Сквозь тот и этот мир я зримый путь нашел,
На каждой из вершин и в бездне суть нашел,
Но все, что я узнал, я проклял бы, коль выше,
Чем опьянение, хоть что-нибудь нашел.
 

790

 
Пораньше пробудись, премудрый книгочей,
Мальчишке-дворнику скажи про суть вещей:
«Мети с почтением! Здесь прах ты знаешь чей
 

791

 
В сей жизни лишь рассвет нам скрашивает путь,
Чтоб дух перевести, над кубком отдохнуть.
Упейся воздухом восхода!.. Ибо скоро
Восходам – восходить, а нам и не вздохнуть.
 

792

 
Спокойно принимай судьбой даримый путь,
Чтоб лишних горестей случайно не хлебнуть.
Слетит одежда-жизнь, умолкнут и вопросы:
Замечен где-нибудь? Замешан в чем-нибудь?
 

793

 
Еще один мой день промчался без следа,
Как суховей в степи и как в реке вода.
Два выдуманных дня его мне не заменят,
Я в «завтра» и «вчера» не верил никогда.
 

794

 
Коль хочешь мудро пить, так мудрецу налей.
С подругой можно пить прелестною своей.
Но не излишествуй, не хвастайся повсюду,
Пореже, по чуть-чуть и потаенно пей.
 

795

 
О, сердце, воздержись от пьянства и похмелья,
Не слишком дружбе верь привязчивого зелья.
Вино – веселый врач, но пьянство-то – болезнь.
Не накликай болезнь и не страшись веселья.
 

796

 
Совсем не пью вина? – юнцом меня считай.
И можешь презирать, коль пью, да через край.
Вино – для мудреца, для шаха, для гуляки.
Ты не из этих трех? И рта не разевай!
 

797

 
Надежды сеем мы – сожнут потом без нас.
Останутся и сад, и старый дом – без нас.
Богатства до гроша друзьям раздай, иначе
Полакомится враг твоим трудом без нас.
 

798

 
Ты увеличишь век – душою умалясь;
Сокровище найдешь – смертельно изнурясь.
И станешь ты над ним похож на снег в пустыне,
День поискрясь, и два, и три, и… испарясь.
 

799

 
«Коль дух незамутнен, а также зорок глаз,
Сумеешь ты любой отшлифовать алмаз».
Так было. Но теперь без помощи богатства
Едва ли что-нибудь получится у нас.
 

800

 
О городской судья, к порокам беспощадный!
Из наших пьяных уст звучит вопрос нескладный:
«Мы пили кровь лозы. А ты людскую кровь.
Бесстрастно рассуди: кто самый кровожадный?»
 

801

 
Богатство – тот же мед. Лепешка с ним сладка,
Но ой как жалом бьет пчела исподтишка!
Правитель ест кебаб из сердца бедняка…
Вгляделся б: сам себе он обглодал бока!
 

802

 
Хоть все сокровища – давай, сгреби! А там?
Все наслаждения – давай, скупи! А там?
Ведь ай как хочется сто лет прожить! Ну ладно,
Вторую сотню лет – давай, скрипи! А там?
 

803

 
Смертельным ужасом пьяна душа твоя,
Боится вечности среди Небытия.
А я на вздох Исы откликнулся душою,
И – отступила смерть. Теперь бессмертен я!
 

804

 
Всего-то раз помрешь, ну и помри разок,
Чем так себя терзать, оплакивая впрок
Свой драгоценнейший – и с жилами, и с кровью,
И с нечистотами! – свой кожаный мешок.
 

805

 
Чем желчью истекать над сундуком своим,
Чем, разорясь, людей терзать нытьем своим,
До капли насладись житьем-бытьем своим,
Пока не вздумал рок сверкнуть серпом своим!
 

806

 
Пока котел судьбы не вскипятила Смерть,
Из кубка радости допить бы нам успеть!..
Кувшинщик! Из меня слепи кувшин, который
Лишь продавцу вина захочется иметь!
 

807

 
Под круговертью звезд известны, милый друг,
Два способа прожить без страхов и без мук:
До тонкости ль познать добра и зла секреты
Иль намертво забыть про все дела вокруг.
 

808

 
Весельем обогрей оставшиеся дни,
Сегодня пир устрой, до завтра не тяни,
Не то друзья твои, быть может, не дождутся,
Делами здешними измучены они.
 

809

 
Пируй! Тебе пылать не дольше, чем поленьям,
Веселье сменится потусторонним тленьем.
Безбедно пей вино, а горечь Бытия
Оставь расхлебывать грядущим поколеньям.
 

810

 
Сей караван-сарай вселенной мы зовем;
Вповалку – ночи, дни… Пестрит ночлежный дом.
Пиры здесь вел Джамшид – объедки лишь кругом;
Сюда забрел Бахрам – спит беспробудным сном.
 

811

 
Идет куда-то жизнь – бездомный караван…
Блаженством отдыха живет полночный стан.
А завтра, мой саки… Что говорить про завтра!
Успей вина подать: уже восток багрян.
 

812

 
Круженье Бытия, коль нет вина – ничто,
Пока иракская молчит струна – ничто.
Вселенная, уж как ее ни изучаю,
Нужна для радости, а так она – ничто.
 

813

 
О сердце! Прояви над этим миром власть,
Мечтой про доброе застолье окрылясь.
В юдоли горестной рожденья и распада
День-два, а то и три желаньями укрась.
 

814

 
На нас управы нет, один указ – вино,
Мы все поклонники твоих проказ, вино.
И вот рука саки на горлышке бутыли,
Вот-вот волшебное вольется в нас вино!
 

815

 
А ну, пока здоров, а ну, пока живой,
Чем попусту звенеть скопившейся казной,
Быстрей, чем на лету остыл бы выдох твой,
Пока не хапнул враг, для друга пир устрой!
 

816

 
Ты каплей жидкости в отцовских чреслах был,
Вчера тебя исторг огонь – любовный пыл,
А завтра высохнешь, и прах развеет ветер.
Дано мгновение, чтоб ты вина попил!
 

817

 
Вчера, позавчера, тот, этот год – прошли,
Среди пиров, трудов, забот, невзгод – прошли.
Сегодня радостей не упусти доступных,
Ведь и они уйдут, уже вот-вот прошли.
 

818

 
Лишь от невежества вину такой запрет,
Он может частным быть, но абсолютным – нет:
«До двадцати – нельзя. До сорока – с оглядкой.
Доступно полностью – мужчине зрелых лет».
 

819

 
Горсть пыли – в небеса, в тот неотвязный глаз,
И лишь красавицы пускай глядят на нас!
Кому поможет пост, кого спасет намаз?
Ушедший, хоть один, вернулся ли хоть раз?
 

820

 
Строитель глину мял. Вынослив и здоров,
Он не щадил своих ни ног, ни кулаков.
А глина, слышал я, обиженно пыхтела:
«Дождешься, и тебе достанется пинков!»
 

821

 
Будь камнем твердым я, полировать начнут;
Будь воском мягким я, бездумно изомнут;
Будь луком согнутым, прихватят тетивою;
Будь я прямей стрелы, подальше запульнут.
 

822

 
Безмозглый небосвод, бездарный страж планет,
Гонитель тех людей, в которых гнили нет,
Ценитель подлецов, каких не видел свет,
Растлитель мальчиков, – привет тебе, привет!
 

823

 
Не наша в том вина, что хают нас с тобой,
Злорадно высмотрев у нас порок любой.
Мы – зеркала для них, в нас не глядят – глядятся:
«Ну хороши! Ой-ой!» – смеются… над собой.
 

824

 
Хотя на серебре и не взрастить ума,
Богатство плюс к уму сгодилось бы весьма.
В ладони нищенской фиалка сразу вянет,
А розы – рдеют там, где полны закрома.
 

825

 
О небо! Чем тебя озлить мне довелось?
В безумной беготне в жару я и в мороз:
Еды не дашь, пока не пропылюсь насквозь,
Воды не дашь, пока не притомлюсь до слез.
 

826

 
О колесо небес! Пытать меня – доколе?
Клянусь Создателем, с меня довольно боли!
И так-то каждый миг – ожог. А ты еще
На каждый мой ожог спешишь насыпать соли.
 

827

 
О колесо небес! Плодишь ты грязь и мразь,
Извечно с чистотой душевной не мирясь.
Недаром – колесо: стараешься, крутясь.
Кто мразь, тот будет князь, а если князь, то в грязь!
 

828

 
Судьба! Сраженье вновь ты повела со мной.
К другим приветлива, уж так ты зла со мной!
Иль не на всякий лад мирился я с тобою?
Иль не на все лады война была со мной?
 

829

 
Вращаясь, небосвод запутал мне пути,
И тело мне назло клянется не дойти.
Кто знает: воспарить смогу, лишь испарившись?
Кто скажет, как еще свободу обрести?
 

830

 
За то, что к счастью я бежал не чуя ног,
Мне руки повязал жестокосердый рок.
Увы! В число потерь бесплодный век отпишут,
Который без вина и без любви протек.
 

831

 
Как сердцу тягостно, что в клетке жить должно,
Как стыдно, что навек всего лишь плоть оно!
Шепчу: «Снести тюрьму, а стремя шариата
Стряхнуть, на камни встать – неужто суждено?»
 

832

 
Ты, небо, – прялка лет. Не хлебом кормишь, нет,
Так хоть прядешь-то – что? Как рыба я раздет.
Вот прялка женская хоть двух людей одела б,
Та – с делом кружится, о небо – прялка лет!
 

833

 
Блеск Каабы, кумирни мгла – вот рабство, вот!
Поющие колокола – вот рабство, вот!
И церковь, и михраб, и крест, и четки… Боже!
Все показное – корень зла: вот рабство, вот!
 

834

 
Решили пьянству мы установить запрет,
И даже в руки чанг, считаю, брать не след.
Легко забыл вино любой гуляка, только
На пьяницу-судью никак управы нет.
 

835

 
Ленивцев, дум ночных не знавших, сколько их!
Спесивцев, напролом шагавших, сколько их!
Слуг, из себя господ игравших, сколько их!
Скотов, чужую честь поправших, сколько их!
 

836

 
Увы! Душистый хлеб – бездушным сухарям;
Срамящим род людской – хоромы словно храм.
А диво тюркских глаз, как сердце убедилось, —
Безродной челяди, гулямам и юнцам.
 

837

 
Коль по сердцу нигде мы друга не найдем,
В предательский наш век себя не подведем.
В любого из друзей, пока не грянул гром,
Внимательней вглядись – окажется врагом.
 

838

 
Друзей в рассаднике стяжанья не ищи.
Пощады за свои страданья не ищи.
С мученьями смирись, лечения не требуй.
Глуши весельем боль. Вниманья не ищи.
 

839

 
Прославься в городе – ославите тотчас;
Запрись, уединись – что прячет, мол, от нас?
Уж лучше, будь я Хизр, будь даже сам Эльяс! —
И вам не знать меня, и я не знал бы вас…
 

840

 
Где голь кабацкая, непризнанная знать,
В тех кабаках меня и вам бы воспевать,
Торговцы святостью в чалмах законоведов,
Мои ученички в искусстве плутовать!
 

841

 
Гончарным рядом шел, кувшин себе искал;
Вдруг самого себя в кувшине я узнал!..
Пока действительно кувшином я не стал,
Такой кувшин вина сейчас бы опростал!..
 

842

 
Не розы жизнь у нас, а куст колючий? – пусть.
Геенной подменен небесный луч – и пусть.
Коль даже рубища и шейха мы лишимся,
Зуннар и колокол взамен получим – пусть.
 

843

 
Нищает винохлеб, обогащая вас,
И жалобами всех смущает каждый раз…
В шкатулку с лалами подсыплю изумруда,
Чтоб горя моего ослеп змеиный глаз.
 

844

 
Земля в унынии, она больным-больна…
И к ней нагрянула весна, хмельным-хмельна, —
В зеленой шали вновь лицо земли прекрасно,
И снова в кубках жизнь (испей!) полным-полна!
 

845

 
Вчера я шел одной из розовых аллей.
Две тысячи Лобат, проливших кровь на ней,
На тайном языке все, как одна, шептали:
«Ты чашу наклони! Но капли не пролей!»
 

846

 
Саки! Ночная мгла зарей разорена:
Проснись и посмотри! Доспишь потом сполна.
Нарциссы сонные раскрой, как два окна,
Зороастрийского подай скорей вина!
 

847

 
Встань! Сердце снадобьем известным успокой,
Душистым, пламенным, прелестным – успокой:
Вином рубиновым, желая нас утешить,
Да чангом яшмовым чудесным успокой.
 

843

 
Стряхни скорей, стряхни остатки сна, саки,
Плесни скорей, плесни вина пьяна, саки!
Пока из чаш-голов не сделали кувшина,
По чашам расцеди кувшин вина, саки!
 

849

 
Саки! Как телу хлеб, душе – рубин хмельной.
Рассветным солнцем ты встаешь передо мной.
Припасть к твоим стопам и умереть со вздохом
Милей тысячекрат, чем вечно жить, как Ной.
 

850

 
Саки! Пока скорблю, у счастья не в чести я.
Блаженства вне вина не смог нигде найти я. Налей!
Глоток с утра – тот миг, тот взлет души,
Какой из всех людей познал один Мессия.
 

851

 
Саки! Хороших вин и поутру не прячь,
Лежащим во хмелю целебный хмель назначь.
Я, развалившись, пью среди развалин Смерти.
О развалившейся Вселенной посудачь!
 

852

 
Саки! Я как свеча, уставшая пылать,
Живым огнем вина зажги ее опять.
Ах! Чистое вино, рубиновое чудо:
Устами припадешь – и уст не оторвать.
 

853

 
Вставай, притопни-ка! Мы будем хлопать в лад.
Нарциссы свалит хмель, пока на нас глядят!
Что двадцать?! Хорошо, когда плясун в ударе.
А как ударим мы, коль будет шестьдесят!
 

854

 
Луна своим лучом пронзила мрак ночной.
Прелестней (пей вино!) найдешь ли миг иной?
Повеселясь, другим уступим любоваться
Над прахом без конца кружащейся луной.
 

855

 
Хайям! Ты вновь хмелен, ты пьешь – как хорошо!
А к луноликой вдруг прильнешь – как хорошо!
Вселенная всему небытие готовит.
Представь: Небытие… Живешь?! Как хорошо!
 

857

 
Прошлась ты по душе, как благодать. Ты кто?
И, сам не свой, прошу: пройди опять! Ты кто?
Ах, ради Бога… Нет, скорее, ради сердца,
Присядь со мной, а я начну гадать: ты кто?
 

858

 
О, Божьего письма начало! Это – ты.
О, высшей красоты зерцало! Это – ты.
Нет в мире ничего, что не было б тобою.
Ищи в себе, коль что пропало: это – ты.
 

859

 
Здесь некий муж твоей красою окрылен:
В переселенье душ и прежде верил он,
Теперь – уверился: «Вновь посрамлен Юпитер!
Юсуф Египетский на землю возвращен!»
 

860

 
Учуяв в ветерке твоих духов струю,
Рванулось сердце вслед… Растерянно стою,
Совсем забытый им: в себя впитало сердце
Не только ветерок – и ветреность твою.
 

861

 
Услада сердца! Чьи волшебные персты
Ваяли дивный лик небесной красоты?
Красавицы к пирам подкрашивают лица,
Своим лицом и так пиры украсишь ты!
 

862

 
Найду твои уста – и рядом обнаружу
Ту чудо-родинку, что так смутила душу.
Неужто до того окружность уст мала,
Что центр окружности был вытеснен наружу?!
 

863

 
Пушок над розой уст – чем не письмо? Оно
Печатью родинки-фиалки скреплено.
А на луне узор – кому и чье посланье?
В кого-то, видимо, и солнце влюблено!
 

864

 
Коль не сама Любовь, то, право, кто же ты?
Смотрю, дышу, живу, и в этом тоже – ты.
Твоей души, кумир, нет ничего дороже;
А вспомню: краток век! – стократ дороже ты!
 

865

 
О королева, ты искусней всех ферзей,
Куда мне, пешему, от конницы твоей!
Слоном и королем я, бедный, загнан в угол
И получаю мат от сдвоенных ладей.
 

866

 
Пускай моей тоской твои продлятся дни:
Хоть раз в мои глаза, желанная, взгляни!
И в самом деле взгляд роняет… И уходит.
Вот так! Зажги огонь – и в воду урони.
 

867

 
И старцу в сеть любви попасться привелось!..
А то с чего б вино рекою полилось?
Я так зарок хранил!.. Любимая разбила.
Так долго платье шил!.. В неделю порвалось.
 

868

 
Ни повода мечтать о встрече благодатной,
Ни капли стойкости в разлуке необъятной,
Ни собеседника для жалобы невнятной…
О, горестная страсть, восторг невероятный!
 

869

 
На что мне их уста? Твою бы ножку мне
Разок поцеловать, и счастлив я вполне.
Ах, ручка!.. И мечтой ошеломлен весь день я.
Ах, ножка!.. И всю ночь ловлю тебя во сне.
 

870

 
Как ветер, к локонам ее прильну? Едва ль.
Скачу я к пропасти, но поверну едва ль.
На то и зрячи мы, чтоб лица милых видеть…
Я вроде зряч, но ей в лицо взгляну едва ль.
 

871

 
О первозданный свет для сердца моего,
Прислала б хоть привет для сердца моего!
Разлукой болен я, так исцели свиданьем —
Других бальзамов нет для сердца моего.
 

872

 
О дивная Луна!.. И солнце прячет лик.
О лалы алых уст!.. И яхонт меркнет вмиг.
Твое лицо – как сад, где родинка-фиалка
Украсила уста – живой воды родник.
 

873

 
В ловушку памяти ты заманила сердце,
Тоску-нахлебницу в мое вселила сердце…
Я в рабстве у тебя, и некуда сбегать:
Нетленным словом «Жизнь» ты заклеймила сердце.
 

874

 
Какой соблазн, какой искус, храни Аллах!..
Твое лицо и день и ночь царит в мечтах.
Вот потому и боль в груди, и трепет в сердце,
И сухость губ, и влажность глаз, и дрожь в руках.
 

875

 
Горькой моей слезой взор опалится пусть,
Скорбной моей мечтой боль утолится пусть.
Либо, чтоб боль вобрать, век мой продлится пусть,
Либо, вмещаясь в век, боль умалится пусть.
 

876

 
Сколь страстно говорит душа в минуты встреч,
И в сердце как звенит восторженная речь!
Алмазы б тайных чувств оправой слов облечь!..
Никак из языка гвоздь не могу извлечь.
 

877

 
Услада милых уст, рубинами гори,
Сокровищнице пусть завидуют цари!
Себе я заведу залог благоуханный:
Во славу нежных чувств хоть локон подари!
 

878

 
Сплетенье локонов. Желанней сети – нет.
Как свод мечети, бровь. Другой мечети – нет.
В лицо твое душа никак не наглядится:
Других зеркал душе нигде на свете нет!
 

879

 
Что истину вдали искать, любовь моя?
Могу я в двух словах сказать, любовь моя:
Стремящийся к тебе, но вдруг я слягу в землю,
Поможет из земли восстать любовь моя.
 

880

 
Иль сердцу моему так сладостны печали?
Иль мало от любви его остерегали?
Как в локонах твоих запуталось оно!..
Не за безумство ли беднягу повязали?
 

881

 
Влюбленным ночь дана, чтоб тешиться тайком.
Я у дверей твоих порхаю мотыльком.
Проснись! Любую дверь всегда закроют на ночь,
Но у влюбленных дверь – с отомкнутым замком!
 

882

 
Нет, чувственная страсть с любовью не дружна,
Их видимая связь – лишь видимость одна.
Коль птицу радости начнешь кормить распутством,
Не сможет и забор перелететь она.
 

883

 
Удача увенчать не думает меня,
Подруга привечать не думает меня.
Пусть от соблазна Бог остерегать не хочет,
Но дьявол-то прельщать не думает меня.
 

884

 
Я дерзкою рукой твою погладил прядь.
Но не спеши меня за дерзость укорять:
Я в локонах твоих свое увидел сердце,
А с сердцем собственным могу ж я поиграть.
 

885

 
Ты – дичь; охотник – ты; в ловушке зёрна – ты.
Напарник, хмель, саки, черпак узорный – ты.
Однажды идолу взмолюсь в кумирне черной,
Увижу вдруг: и жрец в кумирне черной – ты.
 

886

 
Твой нос – «алеф» и «лям». Потом, моя любовь,
Над ними я твои рисую бровь и бровь.
Кружок – твое ушко. Божественное сходство!
Теперь бери читай – Аллаха славословь.
 

887

 
В укрытии кудрей лукавый житель – страсть.
Твой чудный лик – соблазн, а мой мучитель – страсть.
Твой глаз под бровью – жрец под аркой в нише храма:
Пленил безбожника вероучитель – Страсть.
 

888

 
Твое лицо – луна, которой не скудеть.
Прекрасна без прикрас – и прежде ты, и впредь.
Согласный умереть, охотно жизнь оставлю,
Чтоб у дверей твоих навеки замереть.