Текст книги "Философия любви"

127

 
В День воскрешенья Ты вернешь тела святым,
Как будто всадникам – коней, привычных им;
А мне… Я в саване, слезами обагренном,
Тюльпаном вырасту перед крыльцом Твоим.
 

128

 
Какое множество везде «друзей» Твоих!..
Мученье для меня – все поученья их.
Чем обогреться нам? Они как туча пыли,
Для солнца Твоего – просветов никаких!
 

129

 
Мы лепеты наук за истину сочли;
Вы райские дворцы увидели вдали…
Все к Богу тянемся. Но вдруг спадут покровы,
И растеряемся: куда мы забрели!
 

130

 
В семидесяти двух ученьях все подряд
О сущности Творца так много говорят!
Уж ладно б чепуху болтали меж собою —
Словами складными народ они дурят.
 

131

 
Я спал в Неведомом. Сказал Ты: «Встань! Иди!» —
И мир волнующий раскрылся впереди.
Иду, напутствием Твоим ошеломленный.
Ведь как оно звучит: «Склонись! Не упади!»
 

132

 
Джамшидов кубок я по всей земле искал,
И днем не отдыхал, и по ночам не спал…
И от Учителя, вернувшись, я узнал,
Что сам Джамшидовым волшебным кубком стал.
 

133

 
Растенье Истины возможно ли найти,
Коль в этом мире так запутаны пути!
Неведомая ветвь порой скользнет в горсти…
Всегда нам наугад, как в первый день, брести.
 

134

 
К чему ни прикоснусь, не вижу все равно,
Случайно внешнее иль сутью рождено.
Допустим, вырос перл – в жемчужнице разбитой,
Допустим, шах сидит – в углу, где так темно…
 

135

 
Снаружи в этот свод не проникает свет;
Что можно распознать, не ведая примет?
Любой предмет возьми: реален ли предмет?
Посмейся и отбрось: обман, предмета нет.
 

136

 
Секретней всякого секрета – Бытие.
Свет, заблудившийся вне света, – Бытие.
Ты в деле преуспел? Но и на этом деле —
Примета бренности, помета: «Бытие».
 

137

 
Чей разум охватить вселенную спешит
И, будто конь Бораг, по небу путь вершит,
Тому до цели миг останется… Но небо
Закружит голову и наземь сокрушит.
 

138

 
Все наперед дела для нас предначертали,
Смешав добро и зло в узорах на Скрижали.
Что предначертано, то и вручают нам.
Нелепы хлопоты, бессмысленны печали.
 

139

 
Была дождинка, но с морской водой слилась.
Была пылинка, но средь пыли улеглась.
Вот во вселенной нам случилось появиться —
Повиться мошкаре… И тут же скрыться с глаз.
 

140

 
Отставил я дела, закрылся на засов
От благодетелей – ничтожеств и столпов.
И руку мне подать теперь лишь друг готов:
Такой же, как и я… Но сам-то я – каков?
 

141

 
О! Ты – моя печаль, Бижан в тюремной яме!..
А ты, Сохраб-мудрец, растерзанный во храме!..
За Сиявуша мстя, себя разрушил мир!..
Мне сердце извело сказанье о Рустаме.
 

142

 
Как ни вникаю в жизнь, головоломной вижу,
Саму вселенную насквозь никчемной вижу.
Хвала Всевышнему! Где ни открою дверь,
Там на себя капкан во тьме укромной вижу.
 

143

 
Затерян меж дворцов, бесславен я и мал,
Уже за тридцать мне, а счастья не видал.
Мне так же горестно, как гостю-бедолаге:
Хоть выпивки полно, на свадьбу опоздал.
 

144

 
Ты в мире видишь, дух, чужбину – почему?
Ты ни дворцу не рад, ни чину – почему?
Ты был божественным владыкой, а сегодня
Низвергнут в скорбную пучину… Почему?
 

145

 
Я сердце упрекал: греховное, оно
Страшится смерти там, где воспарять должно.
И в замешательстве мне отвечало сердце:
«Я от рождения на смерть обречено».
 

146

 
Хоть в облике моем блистательно сплелись
Пылающий тюльпан и стройный кипарис, —
Минутные цветы в тараб-ханэ столетий,
На что мы, не пойму, Художнику сдались?
 

147

 
Как сердцу этот мир считать своим охота,
Не век, а вечность быть царем земным охота!..
Про Смерть-охотницу бедняге невдомек,
А ведь уже, след в след, идет за ним охота.
 

148

 
«Иосиф – это я, и луг – Египет мой;
Рубинами богат ларец мой золотой».
– Чем, роза, убедишь меня, что ты Иосиф? —
«Рубашкою в крови – приметой роковой!»
 

149

 
Не сам я выбрал жизнь, идея не моя
Пройти кровавый путь земного бытия.
Мне быть или не быть, Он без меня решает.
Был сам собой – когда? и где? и был ли я?
 

150

 
Возможно ль думать так, что нет Тебя со мной,
Коль я не вдохновлен молитвою ночной?
Иль по природе я далек от сути Божьей?..
Но вся природа – Ты, природы нет иной.
 

151

 
Так часто мне, слепцу, добром казалось зло!
Так много зла добро на свет произвело!
И растерялся я: просить о чем, Всевышний?
Уж Ты придумай сам, что мне бы впрок пошло.
 

152

 
Те ласки в младости, о, Боже, как понять?
И годы радости, их тоже – как понять?
Теперь усердствуешь в обидах и гоненьях.
Да, стал я грешником, и все же – как понять?
 

153

 
Немало нагрешил я на своем пути,
Но все же светится надежда впереди:
Ты обещал помочь, когда мне будет плохо.
Мне нынче плохо так, что худшего не жди.
 

154

 
О друге я мечтал… Но им не стал никто.
Как руки простирал!.. Не сострадал никто.
Недаром сказано: «Просящий безутешен».
Того, о чем прошу, здесь не видал никто.
 

155

 
Геенной огненной пускай тебе грозят,
И степь и горы пусть геенной обратят,
Но Боже упаси с ничтожеством сдружиться!
Дружить с ничтожеством – как пить
смертельный яд.
 

156

 
Коней рассудка мы в пути к Тебе загнали,
В притоне воровском приют себе сыскали…
Заветные Врата найдем теперь едва ли,
Ни мига радости не будет в век печали.
 

157

 
В постройке кольцевой без окон, без дверей
Скитальцы, узники бессмысленных путей,
Мы все беспомощны, как птицы средь сетей,
Мы жертвы времени, и страхов, и страстей.
 

158

 
Площадку вкруг холма для скачек нам нашли,
Из девяти небес шатер нам возвели,
Мой дух на пегую кобылу посадили
И в гулкий колокол ударили вдали.
 

159

 
Брыкливый небосвод поймали под уздцы,
Приладили седло и звезды-бубенцы…
В тот день Всевышний Суд решил и нашу участь —
Позорно падаем от легонькой трусцы.
 

160

 
О сердце! У судьбы смягченья не проси,
От круговерти лет спасенья не проси.
Лечение искать – свои мученья множить.
С мученьями смирись, леченья не проси.
 

161

 
Уютным домом мир сочли вначале мы.
Но только скорбь и боль везде встречали мы.
Успехом труд, увы, не увенчали мы.
Сердцами омертвев, ушли в печали мы.
 

162

 
Вглядись, коль ты не слеп, во мрак могильной ямы.
Потом взгляни на мир, бушующий страстями.
Какие грозные им правили цари!..
Любой из них, смотри, растоптан муравьями.
 

163

 
Изнеженную жизнь вообразив, затем
Так долго мучиться, искать ее – зачем?
Порочный этот круг никак ты не покинешь;
А впрочем, этот круг покинешь, став ничем.
 

164

 
Как спутники, и ты глазами не востер.
Пытаться хоть за шаг судьбу провидеть – вздор.
Мы слепо мечемся, а небо возглашает:
«Сплетается Ткачом задуманный узор».
 

165

 
Под чашей неба жизнь безрадостно пуста.
Кого, пока он жив, не мучит суета?
Хоть миг бессмертия – и то, увы, мечта.
Так в чем же цель твоя, без цели маета?
 

166

 
Скитальцы набрели на караван-сарай.
Угрелись, хоть совсем его не покидай!..
Но нет. Отсюда всех, как на мосту, торопят:
Эй, не задерживай, ступай себе, ступай!
 

167

 
Огни, плывущие по куполу дворца,
Способны с толку сбить любого мудреца.
А не боишься ли, порвется нить рассудка?
Благоразумнее – не поднимать лица.
 

168

 
Несчастья начеку. Смотри не провинись —
Свой жребий получив, за лучшим не тянись.
Черкнув, коснулась Кисть черновика Творенья…
Теперь черту судьбы не сдвинешь вверх иль вниз.
 

169

 
Что предписал Калам, тому иным не стать.
Коль все оплакивать, то как больным не стать?
За век ты можешь слез излить, наверно, море,
Но даже капелькой удачи им не стать.
 

170

 
Возник я на земле без пользы для небес,
Их не украсило и то, что я исчез.
Пригнать меня сюда, прогнать меня отсюда —
Хоть намекнул бы кто, какой им интерес?
 

171

 
Где польза от того, что мы пришли-ушли?
Где в коврик Бытия хоть нитку мы вплели?
В курильнице небес живьем сгорают души.
Но где же хоть дымок от тех, кого сожгли?
 

172

 
Ты, ради жалких благ вседневно суетясь,
И думать позабыл: все ближе смертный час.
Хотя б на миг очнись, взгляни хотя б однажды,
Как Время яростно и слепо топчет нас!
 

173

 
Коль небеса к добру склонить не в нашей воле,
То восемь их иль семь, тебе не все равно ли?
Коль так и так умрем, важна забота, что ли,
В могиле муравьи сожрут иль волки в поле?
 

174

 
Эй, суфий-простачок! Ты Божество зовешь.
Но Бог и там, и тут. Отколь Его зовешь?
Коль ты с Ним заодно, тогда с чего зовешь?
Коль ты с Ним незнаком, тогда кого зовешь?
 

175

 
Итак, он твой, дворец под голубым шатром?
Как можно быть таким наивным простаком,
Ждать пира, позабыв о кошельке пустом,
Ночлежку для бродяг приняв за отчий дом!
 

176

 
Зачем вперед глядеть, зачем терзаться впрок?
Плачевен твой удел, провидец и пророк.
Стань весел, отвлекись от мировых тревог.
Ни слезы, ни мольбы не поколеблют рок.
 

177

 
Среди любивших мир найдешь ли одного,
Кто волей собственной покинул бы его!
О жизни вечной ты мечтать, конечно, волен…
Любой из них мечтал не хуже твоего.
 

178

 
Старательный гончар! Тебе и невдомек,
Что и тебе уйти уже назначен срок.
И тот печальный день не так уж и далек,
Когда твой прах возьмут и вылепят горшок.
 

179

 
«Вчера» уже прошло, и вспоминать не стоит.
И «завтра» днем надежд воображать не стоит.
От «завтра» и «вчера» подмоги ждать нельзя.
Сегодня веселись! Жизнь обижать не стоит.
 

180

 
Раб тела ветхого, страстей его и боли,
Ты будешь по свету кружить, мой друг, доколе?
Уходят. Мы уйдем. Еще придут. Уйдут…
И нет ни одного, кто надышался б вволю.
 

181

 
На сцену Бытия чуть опоздали мы,
Ступенькой ниже всех смиренно встали мы.
У жизни свой расклад, ей не до наших жалоб.
Скорее бы конец! А то устали мы.
 

182

 
Не знал ты сна, еды, не вздумали пока
Помучить простака Четыре шутника:
Они свои дары крадут исподтишка,
Пока не станешь тем, чем был во все века.
 

183

 
Невежда, в этот мир не вникший, ты – ничто,
Под легким ветерком поникший, ты – ничто,
Тебе от бездны шаг, и шаг до новой бездны!..
На миг меж двух «Ничто» возникший, ты – ничто.
 

184

 
Постыдно забывать, как скоро прочь пойдем,
На зыбкой пустоте пытаться строить дом.
Взгляни: вселенная – холодный звездный ветер —
Швыряет пыль в глаза строителю хором.
 

185

 
Уроки, что весь век ты получал, – ничто.
И все, чему других ты обучал, – ничто.
Бывать и там и тут случалось… Ну и что?
Как если б на боку весь век лежал, – ничто.
 

186

 
Твой ум, познавший мир, – в дороге вздох один.
Твой дух, вобравший мир, – о Боге вздох один.
Коль даже вздох один на вздох другой умножить,
Сколь ни подсчитывай, в итоге – вздох один.
 

187

 
Допустим, у тебя добра не счесть, и что ж,
Намерен вечно жить, покуда все сочтешь?
Твой каждый вздох тебе однажды был одолжен,
И долго ли понять, что должен быть платеж.
 

188

 
Да, ты действительно везуч, без похвальбы.
Но, хоть удачно сшит халат твоей судьбы,
Понежиться в шатре не очень-то надейся,
Четыре колышка которого – слабы.
 

189

 
Фигурки – ты да я, а небеса – игрок;
И в этом истина, таков наш общий рок.
Вот коврик Бытия; зевак позабавляем,
А отплясал свое, и снова в сундучок.
 

190

 
Вот на кого-нибудь находит: «Это – я!»
Как золотой мешок он ходит: «Это – я!»
И вот он преуспел, дела свои наладил,
Вдруг из засады Смерть выходит: «Это – я!»
 

191

 
О небо! Силу ты в насилье обращаешь,
Рубашку счастья рвешь и гнилью обращаешь.
Чуть встану на ветру, ожечь огнем решаешь,
Воды глоток, и тот ты пылью обращаешь.
 

192

 
Все, что скопили мы, просыпалось из рук.
Кровавый урожай сбирает Смерть вокруг.
Хоть бы вернулся кто поведать об ушедших!
С дорог Небытия донесся хоть бы звук!..
 

193

 
О небосвод! Наш мир истерзан злом твоим,
Разбой давным-давно стал ремеслом твоим.
Земля! Рассечь тебя – и засверкают перлы:
Какой бесценный клад прикрыт ковром твоим!
 

194

 
Когда бы смог я жизнь от рока оградить,
От пут добра и зла себя освободить,
Отсюда б не ушел!.. А если откровенно,
В презренный этот мир не стал бы и входить.
 

195

 
Исполнен небосвод глумлением и злом;
Он рад, когда судьба захлестнута узлом:
Где только углядит клейменного страданьем,
Вмиг выжжет то клеймо – уже своим клеймом.
 

196

 
Жестокий небосвод мольбою не гневи,
Исчезнувших друзей обратно не зови.
Вчерашнее забудь, о завтрашнем не думай:
Сегодня ты живешь – сегодняшним живи.
 

197

 
Здесь каждый дар небес – не слезы, так беда;
Чуть горе отойдет, навалится нужда…
О жизни на земле узнать бы нерожденным,
Навек бы зареклись они идти сюда.
 

198

 
В том храме говорил стотысячный Иса,
На тот Синай всходил стотысячный Муса,
Покинул тот дворец стотысячный владыка, —
Стотысячная часть!.. Едины – небеса.
 

199

 
Что делаешь, гончар?! Одумайся, пойми,
Ты по невежеству глумишься над людьми.
Хосрова голову и пальцы Феридуна,
Хоть их-то с колеса гончарного сними!
 

200

 
Ликуй! Немало бед пророчат звезды нам,
Пока внимаем мы небесным письменам.
Но все ж на кирпичи сгодится наша глина,
Построят люди дом, а может, даже храм!
 

201

 
Печально, что до нас нет дела небесам,
Забвенье суждено делам и именам…
Без нас кружился мир, без нас кружиться будет,
Вселенной все равно, и больно только нам.
 

202

 
Ты дивным видишь мир?.. Но это как взглянуть.
Спроси у стариков, согласны ли? Ничуть.
Едва ли здесь и ты, мой милый, загостишься…
Пока не выплескан, себе плесни чуть-чуть.
 

203

 
Пусть императором китайским стать ты смог,
И все цари земли лобзают твой порог!..
Зачем? Уж лучше век беспечного веселья:
Аршина три земли – один у нас итог.
 

204

 
Пускай ты век, и два, и десять проживешь,
Однажды сгонят прочь с насиженных рогож.
Хоть жалкий нищий ты, хоть падишах, в итоге
Со всеми прочими в одной цене пойдешь.
 

205

 
Не нашим циркулем очерчен этот круг,
Не к нашей выгоде его богатства, друг.
Но надо миг-другой своей добычей сделать,
Вину их посвятив и локонам подруг.
 

206

 
О благости судьбы, прошу, ни слова здесь.
Себе с красавицей добудь хмельного здесь.
Не уходить бы прочь!.. Но нет такого здесь,
И не встречали мы того, кто снова здесь.
 

207

 
Рисунок Бытия реален ли? Ничуть.
Постигни эту мысль и умудренным будь.
Присядь, вина испей, повеселись немного:
От жизни-выдумки полезно ускользнуть.
 

208

 
Вина, когда испить кто просит, – лучше нет.
Струна над суетой возносит – лучше нет!..
Но Смерть, из края в край, весь мир
в труху разносит…
Хмельного просит дух: подкосит – лучше нет.
 

209

 
Мой друг, приди сейчас! Поверь, что «завтра» нет,
И все, что есть у нас, – сегодняшний рассвет.
А завтра – догонять, покинув этот свет,
Людей, бредущих прочь уже семь тысяч лет.
 

210

 
Мы обитатели сегодняшнего дня.
Печаль о завтрашнем – загадка для меня.
К чему безумствовать? Живи, свое Сегодня
Как величайшее сокровище ценя.
 

211

 
Кто побывал в раю? Кто видел ад, о сердце?
Неужто кто-нибудь пришел назад, о сердце?
Что нам названия незнаемых вещей!..
Надежды наши, страх – все наугад, о сердце.
 

212

 
Не спорьте с мудростью, стократ она права,
На поиск радостей зовут ее слова:
«Пойми, что время – серп. Коль лук-порей
собрали,
Он отрастает вновь. Но ты ведь не трава!»
 

213

 
Здесь толпы меж могил пока вольны блуждать,
Без вервий святости и пут вины блуждать.
Все те, кто здесь решил от радостей бежать,
В том мире скорбными осуждены блуждать.
 

214

 
Пусть скатерть трезвости вином я загублю,
Но допусти к тому, что всей душой люблю!
А завтра Ты меня сожжешь или согреешь,
Я и возмездие, и милость восхвалю.
 

215

 
Приход наш и уход на кольцевом пути;
Начала и конца у круга не найти.
Кто суть его постиг, скитальцев просвети:
Пришли откуда мы? Должны куда уйти?
 

216

 
Где сокровенный друг, чтоб внял таким словам:
Не так уж хорошо когда-то жил Адам.
Бродил комок земли со скорбью пополам
И скоро отдых дал истерзанным стопам.
 

217

 
Здесь много до тебя мужей и жен бывало,
Звенели празднества со всех сторон, бывало.
И плоть твоя спешит вновь обратиться в прах:
Гулял во всяческих обличьях он, бывало.
 

218

 
Алеющих степей тюльпановый покров —
Бесчисленных царей пылающая кровь.
Фиалки – родинки пленительных красавиц,
Напомнить о себе явившиеся вновь.
 

219

 
Я в Тусе видел сам на башне угловой,
Как птица плакала над мертвой головой:
«Владыка Кей-Кавус! Взгляни на город свой.
Где гул колоколов? Где барабанный бой?»
 

220

 
Коль век ни сократить, ни удлинить нельзя,
Ценить не стоит жизнь, но и винить нельзя.
Увы, тебе и мне доставшиеся судьбы —
Не воск, руками их перелепить нельзя.
 

221

 
Миг детства: подошел и нам учиться срок.
Миг зрелости: детей скликаем на урок.
Внемлите старику, каков итог ученья:
Пришли мы как вода, ушли как ветерок.
 

222

 
Никто, ни стар, ни млад, не загостится тут.
Из тьмы и вновь во тьму цепочкой нас ведут.
Иные здесь царить намеревались вечно…
Ушли. И мы уйдем. Еще придут. Уйдут.
 

223

 
Любой из этих роз – увянуть навсегда,
И жемчугам сиять – недолгие года.
Что ж – плакать?.. И твоя в бесславье канет слава,
И след мой на земле сотрется без следа.
 

224

 
Искатель счастья! Жизнь —
как промелькнувший миг.
Струящаяся пыль – царя Джамшида лик.
Великие дела людей и мирозданья —
Обман, виденье, сон, случайный взгляд и вскрик.
 

225

 
«Нетленная любовь!..» – вне сердца?! Где ж она?
«Горящий дух!..» – где плоть, что им обожжена?
«Раб Божий!..» – нет, мой друг,
мы все рабы рассудка.
Красивым словесам на деле грош цена.
 

226

 
Себя за дервишей считавших, сколько их!
Слепцов, стезею лжи шагавших, сколько их!
Чушь про «алеф и лям» болтавших, сколько их!
Скотов, чужую честь поправших, сколько их!
 

227

 
В чести невежество – вот что обидно мне;
Чем сердце отогреть, так и не видно мне…
Сменю религию, зуннаром опояшусь:
В исламе – грешник я, в исламе – стыдно мне.
 

228

 
О сердце! К идолу на пиршество приди,
Там потеряй себя и вновь себя найди.
От власти Бытия, испив из кубка Смерти,
От грез Небытия себя освободи.
 

229

 
Пристрастием к вину и к озорству живу,
Молясь любви, гульбе и мотовству, живу.
Что за вопрос для всех – мое существованье?
Я знаю и без них: коль я живу – живу!
 

230

 
Мы Человека чтим вершиною творенья.
Вникая в эту мысль, похоже, ты в сомненье,
Тогда – испей! Мое заветное вино
Роднит людей с людьми и просветляет зренье.
 

231

 
Вот мы, и девушки, и хмель, и звоны чаш,
И вера во Христа, и виночерпий наш…
Поклонники вина, мы холосты и юны,
Нам и бесстыдство – бред, и добродетель – блажь.
 

232

 
Здоровье, молодость, любовь, и вешний сад,
И плеск ручья, и блеск вина, и нежный взгляд!..
Ах, кубок утренних хмельных благоуханий,
Рулады соловья и струн веселый лад!
 

233

 
«Зачем, – спросил кумир, – вы падаете ниц,
Склоненных, никогда не вижу ваших лиц?» —
«О! Красота твоя слепит невыносимо,
Нас не спасает тень опущенных ресниц».
 

234

 
Мы – в древнем храме том, где наша вера – страсть,
Где мудрого жреца живительная власть.
Кудрями бы подруг сердца опутать всласть,
Лишиться разума, упиться и упасть!
 

235

 
Задумав магом стать, я в харабат спешил,
И пояс уж на мне зороастрийский был…
Отколотил меня служитель харабата,
Пожитки вышвырнул и харабат помыл.
 

236

 
Коль нет того, что есть, да не про нашу честь,
Иль есть, но хоть и есть, числа изъянам несть, —
Коль даже в мире есть, проверь, такого – нету,
Когда же в мире нет, поверь, такое – есть.
 

237

 
Ухабов на твоем пути полным-полно,
Так нужным для тебя сочли давным-давно.
Причина – вроде бы случайный шаг твой, но
Споткнешься точно так, как было суждено.
 

238

 
О, как вселенная прекрасна и нежна,
Тобой единственным навеки пленена!..
Но что увидишь ты, вглядевшись беспристрастно?
Клеймом распутницы отмечена она.
 

239

 
Чем жить, когда грядет и для миров конец?
Кровинка, Божья тварь, без долгих слов – конец…
Допустим, словно Ной, бессмертье заслужил я.
И – нет конца?.. Да нет, в конце концов – конец.
 

240

 
Нет времени, Омар, присесть и отдохнуть:
Существование – из бездны в бездну путь.
Да, первая из них уж не страшна ничуть;
Вторая – близится, и все огромней жуть.
 

241

 
О, горе! В нашу плоть воплощено Ничто,
Каймой небесных сфер окружено Ничто.
Мы в ужасе дрожим с рождения до смерти:
Мы – рябь на Времени, но и оно – ничто.
 

242

 
Нас мучат день и ночь: то «стой!», то вновь «иди!».
То вниз, то снова вверх, иного нет пути.
И только трудная дорога перед нами,
И только долгая дорога позади.
 

243

 
Все те, которым так вначале ликовалось,
До упоения пилось и целовалось,
От полной пиалы едва отпили малость,
Как подкосила всех смертельная усталость.
 

244

 
И вот ушел твой дух в загадочную тьму,
И новый человек живет в твоем дому.
И невдомек ему и прочим новоселам,
Что ходят-то они по телу твоему.
 

245

 
Мне горестно смотреть, когда гончар жесток.
Он глину мнет и бьет, и на любой пинок:
«О, смилуйся! Ведь я, как ты, была живая!..» —
Все время слышится из глины голосок.
 

246

 
Кто – истинным путем считает лишь ислам,
Кто – логику и мысль, с сомненьем пополам…
И тех и этих Страж однажды остановит:
«Вы заблудились! Путь лежит ни тут ни там!»
 

247

 
Пока у кочевой тропы сидишь, о сердце,
Средь вер и ересей свою найди ж, о сердце.
Потом, уединясь, где глушь и тишь, о сердце,
Глядишь, ты кое-что и разглядишь, о сердце!
 

248

 
Гляжу на лик Земли – лишь спящих вижу я.
Во глубине земли – лежащих вижу я.
Гляжу в Небытие – вблизи, вдали, повсюду
Отсюда и сюда спешащих вижу я.
 

249

 
Из сердца и любовь и гнев изгнавший – где?
Единство богохульств и вер познавший – где?
Начала и концы своей судьбы презревший
И убедить себя ни в чем не давший – где?
 

250

 
Сказало сердце мне: «Учить меня начни.
Науки – таинства, но что таят они?»
Я начал с азбуки: «Алеф…» И слышу: «Хватит!
Свой своего поймет, лишь буквой намекни».
 

251

 
О Сердце! Если б грязь позволил смыть Аллах
И ты явилось бы, как Дух, на небесах,
Пришлось бы вечно быть стыдливым
там и скромным:
Ты родом из страны, что называлась Прах.