Текст книги "Озорные рассказы. Все три десятка"

Королевская зазноба

Перевод Е. В. Трынкиной

В то время один золотых и серебряных изделий торговец проживал близ кузниц, что рядом с мостом Менял, а дочка его по всему Парижу славилась красотой своей и любезностью, так что многие домогались её любви известными для таких случаев способами, а некоторые, желая взять эту самую дочку в законные жёны, предлагали деньги её отцу, что оному льстило несказанно.

Один сосед, адвокат парламента{29}29
  Парламент – верховный суд в дореволюционной Франции, должности в котором покупались и передавались по наследству.


[Закрыть], торговавший своим красноречием до того ловко, что прибрал к рукам столько земель, сколько вшей у собаки, вознамерился подарить отцу красавицы в благодарность за его согласие особняк. Ювелир не устоял и обещался дочь ему отдать, не посмотрев, что рожей этот крючкотвор был точно обезьяна, да сверх того с редкими зубами и шамкающими челюстями. Алчного торговца не отпугнул даже запашок, исходивший от соискателя, хотя от того воняло, как от всех судейских, что разгребают дворцовые конюшни, загнивая в пергаментах, анналах и тёмных делах.

Как только дочка сего женишка узрела, так недолго думая выпалила:

– О Господи! Нет, мне такого даром не надобно.

– Это мне решать! – отвечал отец, которому особняк уже пришёлся по вкусу. – Я даю его тебе в мужья. Настройте ваши лютни на один лад, и – с Богом! Отныне ублажать тебя – его повинность.

– Ах, так? Ин ладно, послушаюсь я вас, но прежде я ему всё скажу.

Ввечеру того же дня, после ужина, когда влюблённый принялся с жаром расписывать, как он влюблён, да обещать златые горы до конца её дней, она прервала его речи такими словами:

– Отец запродал вам моё тело, и коли вы возьмёте его, то превратите меня в продажную девку, но знайте, чем вам, я лучше первому встречному отдамся. Обещаю в отместку за всех девушек такое бесчестье, которое обернётся только смертью – вашей или моею.

Потом она заплакала, запричитала, как поступают поначалу все ещё неопытные девицы, хотя потом из них чего-чего, а слезинки уже не выжмешь. Любезный адвокат принял столь странные повадки за уловки и приманки, к которым прибегают женщины, дабы посильнее раздуть пламя страсти и обратить на всё готовность своих суженых в женину долю в наследстве и в прочие имущественные права. Потому сей павлин от слёз девичьих отмахнулся и даже посмеялся над тяжкими вздохами красавицы, сказав:

– Так когда свадьба?

– Завтра же, – отвечала она, – поелику чем скорее, тем ранее я получу свободу, заведу полюбовников и заживу весёлой жизнью тех, кто любит по склонности сердца своего.

Тут эта жаба безголовая, попавшаяся, как пташка на клей, уходит, приступает к приготовлениям, держит речь во дворце правосудия, бежит в церковный суд, выдаёт расписки и всё это проделывает быстрее, чем свои бесконечные тяжбы, только и мечтая о красавице. Тем временем король, возвратясь из дальних странствий, услышал, как весь двор судачит о девушке, которая отказалась от тысячи экю, предложенной ей таким-то, дала от ворот поворот такому-то и вообще не хотела никому покориться и отвергла любовь самых красивых юношей, кои покинули Господа нашего и кущи райские исключительно для того, чтобы когда-нибудь насладиться этим драконом в юбке. Так вот, славный король, весьма охочий до подобной дичи, вышел в город, добрался до кузни у моста Менял и заглянул к ювелиру будто бы за тем, чтобы купить подарок для дамы своего сердца, а на самом деле, чтобы сторговаться на предмет самой прекрасной из драгоценностей, что была в этой лавке. То ли король не нашёл ничего для себя подходящего, то ли он сам не подходил к товару, да только старику пришлось залезть в свой потайной шкафчик, чтобы предложить королю самый большой бриллиант. И пока отец стоял, поворотясь к ним спиной, король обратился к красавице с такими словами:

– Милочка, – сказал он, – ты не создана для того, чтобы торговать украшениями, тебе должно их получать. И коли позволишь, я укажу тебе на сокровище, которое сводит меня с ума так, что я готов навеки стать его подданным и слугой, и за которое не в силах расплатиться всё французское королевство.

– Ах, сир, – вздыхает красавица, – завтра я выхожу замуж. Но ежели вы уступите мне кинжал, что висит у вас на поясе, я сумею защитить мой цветок и сохранить его для вас, дабы последовать словам Писания, гласящим: «Кесарю – кесарево».

Король{30}30
  Король – Франциск I (1494–1547), французский король с 1515 года. Символ французского Возрождения, король-воин, король-строитель, покровитель литературы и искусств. Способствовал укреплению абсолютизма, расширению границ Франции. Отличался женолюбием и жизнелюбием, и удовольствия, которым неосмотрительно предавался Франциск I, рано состарили его. Ему не было ещё и сорока, когда здоровье его пошатнулось, а с 1539 года у него начались приступы подагры и боли, вызванные сифилисом, которые сильно сказались на его настроении и характере.


[Закрыть] протянул свой маленький кинжал девице, чьи слова вскружили ему голову до того, что он потерял всякую охоту к еде и питью. Он стал готовиться к переезду, желая поселить свою новую зазнобу на улице Ласточки, в одном из своих особняков. А адвокат, которому не терпелось, чтоб на него надели хомут, к великой досаде своих соперников, под благовест повёл свою невесту к алтарю, потом под музыку задал пир, способный расстроить самые крепкие желудки, и вечером явился в опочивальню, где должна была возлежать его красавица. Но вместо красавицы он увидел в кресле бешеную ощетинившуюся ведьму, которая не желает ложиться в постель и сидит у очага, подогревая свой гнев и зад. Добрый муж в изумлении падает перед ней на колени, умоляя вступить с ним в честный и прекрасный поединок, но она молчит, будто воды в рот набрала, а чуть только он делает попытку приподнять ей подол, чтобы одним глазком узреть то, что столь дорого ему встало, как она всё так же молча затрещину ему отвешивает и чуть не ломает нос. Игра сия приходится адвокату по нраву, ибо чает он, что она известно чем кончится, и он с верой и упованием принимает от притворщицы все удары. Он подступается к ней и так, и эдак, рвёт ей рукав, потом юбку и касается-таки предела вожделенного. Подобного лиходейства красавица не стерпела, выбранилась, вскочила на ноги и выхватила королевский кинжал.

– Чего ты хочешь от меня? – воскликнула она.

– Всего! – отвечал адвокат.

– Ха! Я стану дрянью распоследней, коли отдамся наперекор своему сердцу. И ежели ты полагаешь, что я не смогу защитить себя, то ты сильно заблуждаешься. Вот королевский кинжал, которым я убью тебя, посмей только шаг сделать.

С этими словами она взяла уголёк и, не спуская с адвоката глаз, провела на полу черту и добавила:

– Это граница королевских владений. Не вздумай её пересечь, я не шучу!

Адвокату вовсе не улыбалось совокупляться с кинжалом, однако, слушая жестокий приговор, который обошёлся ему уже в кругленькую сумму, добрый муж видел сквозь прорехи юбки до того прекрасные образчики полной, белой и свежей плоти, что смерть показалась ему сладка, коли он отведает хотя бы один кусочек. И тогда он набросился на королевские владения с криком:

– Плевать мне на смерть!

Бросок его оказался столь мощным, что красавица рухнула на постель, однако не растерялась и стала так отчаянно отбиваться, что адвокат, лишь коснувшись до шёрстки бестии, заполучил удар кинжалом, который отсёк у него добрый кусок сала, но особого ущерба не причинил. Таковую не слишком, надобно признать, высокую цену пришлось ему заплатить за посягательство на королевскую собственность.

Однако даже столь жалкое завоевание привело его в крайнее возбуждение, и он воскликнул:

– Я не смогу жить, не заполучив это прекраснейшее тело и не вкусив с тобой сладости любви! Убей меня!

И он снова пошёл на приступ королевского заповедника.

Красавицу, у которой король не выходил из головы, великая страсть адвоката ничуть не тронула, и она сурово произнесла таковые слова:

– Раз ты мне угрожаешь и не желаешь от меня отстать, то я убью не тебя, а себя!

Лик её был до того ужасен, что бедный муж перепугался, сел в сторонке, проклиная недобрый час, и остаток ночи, столь радостной для тех, кто любит друг дружку, провёл в жалобах, мольбах, восклицаниях и разных обещаниях: и как, дескать, он будет ей угождать, и как дозволит ей всё промотать, как она станет есть только на золоте и как из простой девушки превратится в знатную даму и богатую землевладелицу, и, наконец, дозволь она ему преломить копьё в честь любви, он оставит её в покое и расстанется с жизнью так, как она того захочет.

Сим манером прошла ночь, и утром она по-прежнему холодно твердила, что дозволяет ему умереть и другого счастья ей от него не надобно.

– Я вас честно предупреждала, – добавила она. – Однако, вопреки моим первым намерениям и угрозам, я отдамся не кому-нибудь, а королю, и избавлю вас от случайных прохожих, носильщиков, кучеров и прочих его подданных.

Когда наступил день, она надела подвенечный наряд, спокойно дождалась, пока её муж отправился по делам, и пошла по улицам города искать короля. Но ей не пришлось долго бродить, потому что по приказанию Его Величества один из королевских прислужников крутился рядом с домом адвоката и недолго думая обратился к новобрачной, пока ещё не ставшей женой:

– Не короля ли вы ищете?

– Да, – отвечала красавица.

– Тогда я ваш лучший друг, – признался пригожий и ловкий придворный, – и я попрошу вашей помощи и покровительства за те услуги, которые окажу вам сегодня…

И он поведал красавице, что за человек король и с какого бока к нему лучше подступиться, предупредил, что королю свойственно то впадать в ярость, то молчать целый день, и как ей при этом сделать его своим рабом, короче говоря, он всю дорогу так молол языком, что не успели они дойти до дворца, а он уже сделал из неё совершенство, подобное которому не снилось даже госпоже д’Этамп{31}31
  Д’Этамп – Анна де Пислё, герцогиня д’Этамп (1508 – после 1575), фаворитка Франциска I, с которой он сошёлся в 1526 году и не расставался до самой своей смерти. Со своим мужем герцогом д’Этампом она была в столь натянутых отношениях, что он не оставил ей ничего, а новый король Генрих II отобрал у неё бриллианты, подаренные его отцом, выслал из Парижа, и она вынуждена была остаток дней провести в деревне и безвестности.


[Закрыть]. Бедный же адвокат, не найдя дома своей молодой жены, взревел, точно затравленный олень, и погрузился в страшную тоску. Собратья адвоката, крючки судейские, окружили его издёвками да насмешками так, как не окружают почестями даже святого Иакова Компостельского{32}32
  …как не окружают почестями даже святого Иакова Компостельского. – Имеются в виду мощи апостола Иакова, хранимые в городе Сантьяго-де-Компостела (Испания), поклониться которым съезжаются христиане со всего мира.


[Закрыть]. Однако оный бедолага в печали своей до того изводился, до того мучился, что даже бумажные души сжалились и захотели его утешить. Поразмыслив, сии видавшие виды мужи постановили, что пострадавшего не след именовать рогоносцем, поелику законная жена отказала ему в близости, и он мог бы на оном основании даже возбудить дело о расторжении брака, ежели бы оскорбителем его явился не король, а иное лицо. Однако несчастный адвокат, до умопомрачения влюблённый в несговорчивую девицу, скрепя сердце уступил её королю в надежде, что когда-нибудь неверная ему всё-таки достанется, и в чаянии, что даже одна ночь с нею стоит больше, чем позор на всю оставшуюся жизнь. Да, вот это любовь! Многие спесивцы на его месте плюнули бы на упрямицу и забыли, он же думал о ней денно и нощно, забросив тяжбы, просителей, кражи, в общем, всё. Он бродил по дворцу правосудия, точно скупец, пытающийся вернуть украденное добро, озабоченный и погружённый в свои думы до такой степени, что однажды обмочил платье одного советника, полагая, что подошёл к стене, у которой адвокаты справляют малую нужду. Тем временем король его красавицу любил с вечера и до утра и никак не мог насытиться, ибо она отличалась в любви особыми изысканными манерами, умея страсть как разжечь, так и остудить. То она отталкивала короля, то строила из себя ханжу, и каждый день она была новой, и фантазия её была неиссякаемой, в общем, она вертела королём, как хотела, и при этом и сама никогда не унывала, и его смешила до слёз.

Спустя какое-то время сеньор де Бридоре покончил с собой, отчаявшись добиться её милости, хотя он готов был подарить ей своё имение в Турени. Да, тех старых добрых туренцев, которые дарили земли за один весёлый удар копьём, давно уж и след простыл. Происшествие красавицу опечалило, да вдобавок и духовник вменил ей эту смерть в грех, так что она про себя решила, что впредь, несмотря на то, что её любит сам король, она, дабы уберечь свою душу, будет тайком принимать земли и тайком за них благодарить. Сим способом она заложила огромное состояние, которое снискало ей уважение во всём городе. Но тем самым она не дала погибнуть большому количеству дворян, столь ловко настраивая свою лютню с ними в лад и выказывая этакую изобретательность, что король и не догадывался, как славно она споспешествует счастью его подданных. Она до того пришлась королю по нраву, что ей не составило бы труда убедить его, что потолок – это пол, ибо во дворце Ласточки король только и делал, что возлежал, и уже не понимал, где верх, где низ, а только и делал, что проверял на прочность свою зазнобу, однако бедняга оказался непрочен сам, ибо через любвеобилие своё отправился на тот свет{33}33
  …через любвеобилие своё отправился на тот свет. – Король – Франциск I (1494–1547), французский король с 1515 года. Символ французского Возрождения, король-воин, король-строитель, покровитель литературы и искусств. Способствовал укреплению абсолютизма, расширению границ Франции. Отличался женолюбием и жизнелюбием, и удовольствия, которым неосмотрительно предавался Франциск I, рано состарили его. Ему не было ещё и сорока, когда здоровье его пошатнулось, а с 1539 года у него начались приступы подагры и боли, вызванные сифилисом, которые сильно сказались на его настроении и характере.


[Закрыть]. Хотя разборчивая красавица отдавалась лишь тем придворным, что занимали прочное положение при дворе, и ласки её были редки, словно чудо, завистники и соперницы уверяли, что за десять тысяч экю самый мелкий дворянин может вкусить от королевского стола. Сие было ложь и клевета, и потому как-то раз, поссорившись с Его Величеством, который упрекнул её за оные пересуды, его зазноба гордо заявила:

– Презираю и тридцать тысяч раз проклинаю тех, кто вложил эту ерунду в вашу голову. У меня не было никого, кто не раскошелился бы меньше, чем на тридцать тысяч экю.

Как ни осерчал король, а от улыбки не удержался и, дабы заставить умолкнуть злые языки, пробыл с нею ещё месяц или около того. Тогда небезызвестная девица по имени Анна де Пислё решила, что не быть ей дамой сердца короля, пока не пустит она свою соперницу по миру. И многие желали красавице того же, хотя саму Анну де Пислё выдали замуж за молодого аристократа, который был с нею вполне счастлив, ибо любви и огня в ней было столько, что она могла бы перепродавать их дамам, коим свойственна холодность. Но я отвлёкся.

В один прекрасный день королевская зазноба отправилась за покупками – шёлковой тесьмой, шнурочками, тапочками, воротничками и прочей любовной амуницией. И до того она была собою прекрасна, что каждый, а особенно мелкие чиновники, завидев её, думал, что перед ним распахнулись врата рая. Поблизости от Креста на Трауар{34}34
  Крест на Трауар – Речь идёт о парижской площади Трауар (устар. «место казни»), где с давних времён стоял крест, у которого могли помолиться приговорённые (крест был разрушен в 1789 году). Ступени его каменного постамента служили прилавками для торговцев овощами. Станция портшезов была открыта на этой площади в 1639 году, а рядом, на улице Сент-Оноре, находилось множество модных лавок.


[Закрыть], когда её ножка уже спустилась с портшеза на мостовую, красавица вдруг заметила своего мужа. Она мгновенно, будто аспида живого узрела, укрылась за занавеской, что говорит о её доброте, ибо многие знакомые мне женщины не упустили бы случая уязвить собственного супруга и, поправ его законные права, прошествовать мимо него с гордо поднятой головой.

– Что с вами? – забеспокоился имевший честь сопровождать нашу красавицу господин де Ланнуа.

– Ничего, – шёпотом отвечала она. – Просто этот мимохожий – мой благоверный. О, бедняжка, как он переменился! Прежде он походил на обезьяну, а нынче это сущий Иов{35}35
  Иов Многострадальный – библейский праведник, история которого излагается в Книге Иова. Имя его буквально означает «удручённый, гонимый» и является символом земных страданий.


[Закрыть].

Несчастный адвокат стоял разинув рот, и сердце его таяло при виде обожаемой жены и её прелестной ножки.

Господин де Ланнуа, будучи настоящим придворным насмешником, небрежно ему заметил:

– Будь вы даже сто раз её мужем, это не повод преграждать дорогу.

При этих словах красавица расхохоталась, а бедный муж не только не убил её на месте, а, наоборот, почувствовал, что её смех разбил ему голову, сердце, душу и прочее и прочее, да так, что он пошатнулся и чуть не сбил с ног почтённого старика, который пускал слюни, пожирая глазами королевскую зазнобу. Взирая на прекрасный цветок, который достался ему в виде бутона, а с тех пор распустился, преисполнился благоухания и спеси, и на стан её дивный, адвокат сделался ещё более безумным и больным: никаких слов недостанет, чтобы сие описать, а дабы совершенно понять, до какого исступления он дошёл, надобно самому быть пьяным от возлюбленной, которая вам отказывает. Хотя редко кто попадал в такую переделку, как он. И наш крючок поклялся жизнью, состоянием, честью и всем прочим, что хотя бы раз, но добьётся желаемого и устроит себе пиршество любовное, пропади пропадом все его потроха.

– Ох! Да! Нет! Чёрт меня побери! Она будет моей! Я её муж! Ох, будь я проклят! – так он метался, бил себя по лбу и охал ночь напролёт.

Бывают на свете такие встречи, в кои люди ограниченные не верят, ибо оные происшествия кажутся им сверхъестественными, однако люди с богатым воображением принимают в рассуждение, что выдумать такое невозможно, а значит, это правда. И вот такая чудесная встреча случилась у бедного адвоката на следующий же день после того, как он целую ночь впустую перемалывал свою страсть. Один из его верителей, человек знатный и допущенный в свой час к королю, явился к адвокату с утра и сказал, что ему срочно нужна значительная сумма денег, а именно двенадцать тысяч экю. На что судейский крючок возразил, что, дескать, двенадцать тысяч экю на дороге не валяются и что помимо гарантий и интересов надобен человек, у которого есть свободные двенадцать тысяч, а таковых людей в Париже, как бы ни был он велик, мало и ещё меньше в иных городах и весях, и сие доподлинно известно всем мало-мальски опытным дельцам.

– Должно быть, – заключил адвокат, – вам попался слишком скаредный и неумолимый заимодавец?

– О, да! – услышал он в ответ. – Всё дело в королевской зазнобе! Никому ни слова, но нынче вечером с помощью двенадцати тысяч экю и моего имения Бри я её урезоню.

Адвокат побледнел, точно труп, и вельможа испугался, что дело дрянь. Он только недавно вернулся с войны и знать не знал, что у королевской любовницы имеется в наличии законный муж.

– Как вы побледнели, – только и вымолвил он.

– У меня жар, – пояснил адвокат. – Так это с ней вы договорились о такой сумме?

– Ну да!

– И вы решаете всё с ней напрямик?

– Нет, – отвечал вельможа, – все дела и делишки обделывает одна её побегушка – свет не видывал такой ушлой горничной! Её вокруг пальца не обведёшь, и к её ручкам наверняка что-то прилипает от ночей, позаимствованных у короля.

– Есть у меня один доверенный ростовщик, – не растерялся адвокат, – он сумеет вам посодействовать. Но я и пальцем не пошевелю, и из этих двенадцати тысяч вы и гроша ломаного не получите, коли эта самая горничная не явится прямо сюда и при мне не сложит в мешок сию немыслимую сумму за столь алхимическую услугу! Ей-богу, от такого даже кровь обратится в золото!

– О, куда как лучше взять с неё ещё и расписку! – рассмеялся придворный.

Побегушка без разговоров согласилась на свидание с золотом, и вельможа сам проводил её к адвокату. Дукаты выстроились на столе точно монашки, направляющиеся к вечерне, и порадовали бы даже битого осла, такими прекрасными и сверкающими были эти славные, благородные, свеженькие столбики монет. Однако адвокат выложил их вовсе не для ослов. У служанки дух захватило от сей сияющей картины, она облизнула пересохшие губы и забормотала, замурлыкала себе под нос. Адвокат шепнул ей на ухо золотые слова:

– Это тебе!

– Ха! – вскрикнула она. – Мне отродясь никто так много не давал!

– Дорогая, – промолвил несчастный, – я тебя и пальцем не трону, ты получишь их за сущую безделицу… Твой доверитель не говорил тебе, кто я? Нет? Так знай, что я законный муж той дамы, с коей король распутничает и коей ты прислуживаешь. Отнеси ей эти экю и возвращайся сюда, я отсчитаю тебе твою долю при условии, выполнить которое тебе не составит ни малейшего труда.

Потрясённая побегушка пришла в себя, но ей стало страсть как любопытно узнать, за что ей предлагают двенадцать тысяч. Посему вернулась она очень скоро.

– Вот, моя милая, – сказал ей бедный муж, – двенадцать тысяч экю. На эти деньги можно купить земли, мужчин и женщин, а также совесть по меньшей мере трёх слуг Господа нашего, а потому полагаю, что за эти двенадцать тысяч ты продашь мне не только душу, но и тело со всеми твоими потрохами. Я верю тебе, как законник: я – тебе, ты – мне. И я хочу, чтобы ты немедля пошла к господину, который рассчитывает провести эту ночь с моей женой, и остановила его, сказав, будто сегодня король сам решил пожаловать к ней на ужин, а он пусть со своими прихотями нынче вечером справится как-то иначе. А вместо этого красавца и вместо короля к ней приду я.

– Как это?

– О! Я же купил тебя вместе с твоей хитростью! Стал бы я тебе дважды показывать золото, кабы не верил, что ты придумаешь, как мне заполучить мою жену, поелику в этом случае и греха-то нет! Разве не благое дело – помочь святому соединению двух супругов, ведь их и только их сочетал узами брака священник перед алтарём?

– Что ж, пожалуй, вы правы! Приходите, – согласилась хитрая чертовка. – После ужина я погашу все свечи, и вы сможете насладиться моею госпожой, но при условии, что не пророните ни звука. К счастью, в эти часы она больше кричит, чем разговоры разговаривает, а вопросы задаёт жестами, потому что она страсть как стыдлива и не любит пошлой болтовни, подобно придворным дамам…

– О, возьми, возьми эти двенадцать тысяч, я обещаю тебе ещё два раза по столько же, коли путём обмана заполучу то, что принадлежит мне по праву.

Они договорились о часе, двери, условном знаке, в общем, обо всём. Служанка в сопровождении дюжих молодцов удалилась, погрузив на мула звонкие монеты, отнятые законником у вдов, сирот и прочих бедняг, кои покорно плетутся к маленькому тиглю, в котором переплавляется всё, даже наша быстротечная жизнь. И вот мой адвокат бреется, душится, надевает лучшее бельё, отказывается от чеснока и лука, дабы дыхание было свежим, собирается с силами, завивается, как никогда, в общем, делает всё, что жалкий судейский крючок может изобрести, дабы выглядеть точно разлюбезный кавалер. Он подбоченивается, словно молодой повеса, подзадоривает себя, дабы запастись дерзостью, и пытается как-то преобразить свою отвратительную рожу, но зря старается: от него за версту несёт адвокатом. Прямо скажем, он был не так дальновиден, как прекрасная беломойка из Портильона, которая в один воскресный день, решив прихорошиться для своего возлюбленного, вымыла свой розан, сунула сами знаете куда свой безымянный пальчик, а потом его понюхала.

– Ах, ах! Миленький мой! – запричитала она. – Запашок-то ещё тут! Ну, ничего, я тебя прополощу чистой водичкой.

И недолго думая она присела на мелководье, и так расстаралась, что весь свой пыл остудила и естество её съёжилось да сузилось до невозможности.

Но наш крючкотворец считал себя прекраснейшим молодцем на всём белом свете, хотя на самом деле был не краше сушёной воблы. Короче говоря, он оделся очень легко, несмотря на собачий холод, и загодя устремился на улицу Ласточек. Ждать ему пришлось очень долго, но в ту минуту, когда кругом стемнело и он уже поверил, что его одурачили, служанка отворила калитку, и славный муж вне себя от восторга проник в королевский особняк. Побегушка спрятала его в закуток рядом с опочивальней, и он сквозь щёлку в стене увидел свою жену во всей её красе. Жена сняла с себя платье и украшения, а потом у очага облачилась в боевые доспехи, кои ничего не скрывают и не защищают. При этом, полагая, что их никто не слышит, она болтала со своей горничной:

– Ну, разве я нынче не стою двадцати тысяч экю? Разве вот за это мне не причитается замок Бри?

С этими словами она слегка приподняла оба своих аванпоста, крепких, точно бастионы, и способных выдержать не один приступ, ибо, несмотря на бесчисленные атаки, они своей прочности не теряли.

– Одно это стоит целого королевства! – заявила она. – Я даже королю запрещаю к этому сокровищу прикасаться. Но, ей-богу, мне уже наскучило это ремесло. Работа есть работа, никакого удовольствия.

Горничная улыбнулась, и красавица добавила:

– Да, побывала бы ты на моём месте…

Горничная рассмеялась и сквозь смех промолвила:

– Тише, сударыня, он здесь.

– Кто?

– Ваш муж.

– Который?

– Настоящий.

– Тсс!

И побегушка выложила хозяйке всё как на духу, ибо ей страсть как хотелось и расположение хозяйки сохранить, и двенадцать тысяч экю к рукам прибрать.

– Ну, хорошо же! Пусть получит всё, что ему причитается, – сказала жена адвоката. – Уж он у меня дождётся. Если он хоть пальцем до меня дотронется, я утрачу весь мой лоск и стану уродливой, ровно макака. Ложись-ка на моё место и сама отработай свои двенадцать тысяч. Скажи ему, пусть уберётся отсюда до зари, чтобы, мол, хозяйка не догадалась о твоей проделке, а я незадолго до того лягу к нему под бочок.

Бедный муж уже совсем закоченел и громко клацал зубами. Горничная зашла в его закуток, якобы за простынёй, и сказала:

– Смотрите, не растеряйте ваш пыл. Госпожа нынче готовится со всей тщательностью, уж она вам услужит, так услужит. Но ни звука, ни вздоха! Или я погибла.

Когда благоверный окончательно замёрз, свечи погасли, побегушка сказала королевской зазнобе, что господин уже здесь, потом улеглась в её постель, а красавица выскользнула из спальни. Адвокат выбрался из своего холодного тайника и спрятался под тёплые одеяла, только и думая: «Ах! Как хорошо!»

На самом деле горничная дала ему больше, чем на сто тысяч экю. Адвокат почувствовал всю разницу между роскошью королевских домов и скудостью мелких буржуа. Побегушка хохотала как одержимая и прекрасно справлялась со своей ролью. Услаждая законника вскриками, она извивалась и судорожно подпрыгивала, билась, точно рыба, попавшаяся в сеть, испускала ахи и охи, что избавляло её от необходимости произносить любые другие слова. И на все поданные ею прошения адвокат отвечал без отказа, и, выжатый, точно лимон, заснул мёртвым сном, но перед этим, желая сохранить воспоминание о прекрасной ночи, выдрал у женщины, откуда не знаю, потому что меня там не было, клок волос и зажал его в кулаке, как драгоценное свидетельство пылкости добросовестной красавицы. С первыми петухами королевская зазноба осторожно юркнула к мужу под одеяло и сделала вид, что спит. Горничная легонько постучала счастливчика по лбу и прошептала ему на ухо:

– Пора. Собирайте манатки и уходите! Уже рассвело.

Адвокат, разжав кулак, глянул на источник своего счастья.

– Ox, ox, – застонал он, одеваясь, – у меня в руке светлые, а у неё тёмные.

– Что вы наделали? – возмутилась служанка. – Госпожа заметит недостачу.

– Да, но сама посмотри!

– Что же вы, – с презрительным видом промолвила хитрая лиса, – не знаете, что всё вырванное с корнем сохнет да выцветает?

С этими словами она выпроводила замороченного рогоносца вон и покатилась со смеху вместе со своей красавицей-хозяйкой. Об этой истории стало известно. Бедный адвокат, звали которого Ферон, умер с досады, поняв, что одному ему не досталась его жена, а она, которую потом прозвали прекрасной Фероньеркой{36}36
  Прекрасная Фероньерка. – Сведения о жене адвоката Ферона не отличаются достоверностью, однако именно её обвиняют в том, что Франциск I заболел сифилисом, который она заполучила от своего мужа, а тот якобы нарочно заразился им, чтобы отомстить королю.


[Закрыть], мирно рассталась с королём и вышла замуж за молодого графа де Бюзансуа.

И на старости лет она со смехом вспоминала эту проделку и признавалась, что всю жизнь у неё от судейских с души воротило.

Сие нас учит не привязываться сильнее, чем должно, к женщинам, кои наотрез отказываются склонить перед нами голову.