Текст книги "Дом и война маркизов Короны"

Гномы отвалились от опустошенных, дочиста выскобленных кадушечек, и оглянулись: быть может, этот человеческий чурбан добавку для них приготовил?.. Но нет, ушел человек, вышел наверх из пещеры и умчался куда-то по своим никчемным делам… Да, ничего уже не обойти и не расторгнуть, сделка правильная заключена. Сполна по ней заплачено и полностью получено.

Высокородному и могущественному властителю, господину любого из уделов Империи надлежит следовать к своему государю со всем уважением, то есть в окружении многочисленных слуг и соратников. Вот и молодого маркиза ожидали на выходе из пещеры воины гвардии, пять сотен ратников, еще отцом отобранных из основного войска, выбранных тщательно, со знанием дела.

Казалось бы всех забот теперь – вскочить в седло и – галопом до самой столицы, где его ждет государь на присягу и помазание, но – рано еще, надо с гномами закончить.

Маркиз Хоггроги приказал вывалить привезенные уголь и руду на землю, согласно гномьим словам, но отнюдь не в бесформенную груду, а кучками, в два ровных ряда, чтобы к ним было удобно подбираться, загружать в корзины и тачки и уносить вон в ту едва приметную нору.

Данная плата как бы не считалась за плату… Ох уж эти гномы…

С давних времен повелось так, что люди и гномы рядом живут. И при этом считают друг друга очень, очень и очень простодушными существами! Которых обмануть – проще чем откашляться! Однако же – и это поразительно – те же люди и те же гномы считают друг друга необычайно коварными, склонными ко всяческому обману тварями! Как сии противоположные друг другу мнения совмещаются в тех и в этих – одни боги ведают, но совмещаются: уедут люди подальше от выброшенного добра, тут же выскочат гномы и бережно, до уголька, до кусочка породы, все подберут с земли, утянут в свои подземные чертоги. Древесный уголь – лучший из углей, но как раз его-то гномы готовить и не умеют. Можно пользоваться горным углем, твердым как камень, но горный уголь очень злой и лживый: здесь от него жарче нужного, а сюда, в этот угол его бывает не подпихнуть, не размельчить… В кузнечном деле от подобной неравномерности просто беда! А простодушные и глупые людишки выбрасывают лучший уголь на свете! Сами готовили-готовили, везли-везли, а сами поверили хитрости и выбросили посреди холмов! Такая глупость людская гномам в великое и выгодное удовольствие! То же и с рудой. Там, откуда люди ее берут (и ее же потом укрепляют, делают жирнее), есть пещеры, в которые гномам путь заказан, потому что в тех подземельях нафы шныряют и цуцыри охотятся, те и другие страшные гномьи враги. Люди добудут руду, в гномьи края привезут, а гномы – раз-два! – и отказались! И людишки руду вываливают, выбрасывают – а гномам-то она как раз и нужна! Иначе из чего секиру делать прикажете? Для хорошей секиры разное железо нужно, вовсе даже и не одинаковое, частью совсем даже и не железо, но людям об этом знать ни к чему…

Освободившиеся подводы предстояло вернуть домой, самим же двигаться дальше, к границам. Путь впереди долог. Как ни быстры кони, а подстраиваться надобно к самой медленной части небольшого войска, к обозу. И обоз невелик, но без него никак, ибо не во всем можно обойтись в дороге без собственных запасов. Походная кухня, походная кузня, палатки, запас еды и питья – сие обязательно и неизбежно. Был бы это военный поход к южным границам – обоз вдесятеро бы вырос, но их путь лежит сквозь безопасные и обильные имперские земли, поэтому интенданты и провианторы уже рыщут впереди, запасают и подготавливают, чтобы дружина маркиза Короны нигде и ни в чем не терпела нужды и недостатка, ни в пути, ни на постое.

Личная свита маркиза расступилась, только для него, Хоггроги Солнышко, своего повелителя, открывая путь к мечу, лежащему на земле, на расстеленной попоне. Да, перед спуском в пещеру пришлось его снять и оставить, иначе гномы, объятые страхом, и носу бы не высунули из своих нор. Гномы чутьистые, они хорошо ощущают гибельный ужас, от меча исходящий… В отличие от охраняющих меч людей, которые сомкнулись в защитное кольцо, плечом к плечу, и ничего особенного за своими спинами не чувствуют, разве что затылкам зябко…

Паж маркиза, юный дворянин Керси, встал на одно колено и на вытянутых руках подал серебряное блюдо, на блюде же лежал белый шелковый платок. Хоггроги кивком поблагодарил юношу, в правую руку взял платок, левою рукой ухватил рукоять тяжеленного меча… О-ох… Больно. Ничто живое не должно касаться клинка, кроме вражеской плоти, поэтому протирать его необходимо шелковой тканью, боевой стали приятна шелковая ласка. Вот так… по всему клинку… насухо… Руке – то жарко, то как бы студено… Хоггроги, знал, что так и должно быть, пока они с мечом не привыкнут друг к другу. Уж он в последние перед отъездом дни с утра до вечера привыкал, упражнялся, и успехи велики. Меч как бы и недоволен, колюч, сердит, но уже слушается… Хоггроги отсалютовал мечом земле и небу, лихо забросил его за спину, в ножны, на ощупь подкрепив ремешком у самой гарды… Платок обратно на поднос, ногу в стремя…

– Ваша светлость!

Это Рокари Бегга окликнул маркиза, сенешаль Хоггроги, новый предводитель его дружины, в то время как прежний, Марони Горто, остался как бы наместником на землях маркиза на все время его отсутствия. «Светлостью» его сиятельство маркиз станет в самое ближайшее время, после встречи с государем, но Рокари Бегга, самый приближенный из соратников, упрямо называет его так со дня траурной церемонии, и Хоггроги решил его не поправлять… Позже когда-нибудь попеняет и холку намылит нещадно, когда от этого будет польза и смысл…

– Что такое?

– Вызов.

– Чего? Это еще от кого? Мне вызов? На моих землях?

– Гм… Да… но не совсем. Курьер из замка доставил, пока вы в пещере были. Благородный паладин храма Ларро, следуя к месту поста и молитв и желая оставаться неназванным, в честь своего божества, со всем уважением предлагает вам обменяться «двумя-тремя ударами меча, секиры, кинжала или булавы, буде в ваших намерениях…»

– Короче говори. Он кто?

– Как я выяснил – дворянин из дома герцога Бурого, ничем особенным себя не проявил, но и не запятнал. Одним словом, по всей форме вызов, но это ему епитимия такая наложена, за грехи и буйство. Сам же он в селе Зольное, на кратком постое.

– Не до глупцов мне сейчас и не до святош, так ему и передай… Хотя… Туда есть сейчас прямой проезд, по дороге? Расчистили перевал?

– Нет еще, ваша светлость, только в объезд.

– Ну… тогда и передавать нечего. Когда вернусь и если встречу – убью дурака, а ныне – мне и ждать его некогда, и ехать туда недосуг. Но ты вот что, Рокари… Ты все вызовы сразу же мне докладывай, даже формальные, потому что до похода нам еще жить и жить, а мечу – уже необходимо, он ведь еще из моих рук не ел… Эх, был бы перевал очищен…

– Ваша светлость, я там на днях сам все облазил, осмотрел – уж больно лавина оказалась здоровая, люди в две смены бьются…

– Я понял, Рокари, это уже мы с тобой болтовнею занимаемся, а не делом. По коням.

Дважды в течение года маркизу Короны предстояло посетить столицу, и оба раза непременно, ибо слишком сильны были обстоятельства к этому принуждавшие: во-первых – присяга императору, а во вторых, ближе к осени, ночное бдение в храме Земли во имя нового наследника, новорожденного маркиза… Вот туда, во второе путешествие, Хоггроги возьмет обоих сенешалей, чтобы по возвращении окончательно определиться с местом и должностью для каждого из них… Но это будет не скоро, нет, не скоро, потому что даже первое путешествие в Океанию только начинается…

Иногда боги проявляют необычайную милость к маркизам Короны, словно бы в противовес неумолимости Судьбы, хотя некоторые ученые мужи из окрестных монастырей считают, что и неумолимость свою Судьба проявляет не без содействия тех же милостивых богов… Впрочем, это дело мутное, поповское, а правда такова, что на первом же постое, в захолустном имперском городке Белый Птер, трое дворян прислали вызов маркизу Хоггроги. Столовались эти трое вместе, жили в соседнем трактире, а вызовы прислали по отдельности, как положено. И оно было очень и очень вовремя для Хоггроги: ну как тут не поверить в исключительную милость богов? С нею жить в Империи легко и приятно.

Империя почти безразмерна по количеству племен и народов, ее составляющих, но пространства имперские – и того больше. Вот эти самые племена и народы, соседские и разделенные пространствами, за несколько тысячелетий имперской истории жить в полном ладу между собой просто не научились. Император – повелитель всего и вся, его слово – закон богов, его воля – все равно что воля Судьбы, его лик – известен всякому в Империи, ибо отчеканен на всех золотых и серебряных имперских монетах… Но не были бы императоры столь велики и могущественны, если бы не знали самого главного секрета своего ремесла, простого секрета, однако нет его волшебнее: избегай невозможного! То есть – не отдавай невыполнимых приказов, не издавай невыносимых законов, не требуй недоступного! Соблюдай – и будет процветать твое государство ныне, присно и вовеки! Даже если ты, Твое Величество, глуп, жаден, болен, излишне жесток или хуже того – добр к людям, все равно соблюдай! И сохранишь. И преумножишь.

Чеканка в Империи своя и единая, все деньги в ней одного образца, чужестранные монеты также в ходу, но почти всегда через менял. Дороги в Империи – на зависть другим народам, ровные, широкие, всеопутывающие. На них уходит огромная часть государственной казны, их содержание составляет изрядную долю налогового бремени имперского населения. Письменность в Империи едина, языков много, но письменный опять же один: Указы, повеления, судебные тяжбы, челобитные, учебники, романы – все на имперском языке. Налоги собирает только император и его службы, даже местные налоги и поборы осуществляют люди императора, пусть и не в имперскую казну…

Во всем остальном – свобод много, весьма много, иноземцам такого и не снилось…

Начать с того, что каждую весну, во всех пределах Империи просыпается от зимней спячки воинский дух удельных ее властителей, и они, во главе воинских отрядов, идут воевать соседей. Не везде, не всегда и не обязательно такое бывает, но сплошь и рядом: Герцог Бурый совершает набеги на земли герцога Двуречья, барон Камбор пытается отомстить людям герцога Бурого, а герцоги Двуречья мечтают отвоевать долину Ключей, исконные свои земли, коварно захваченные тысячу лет тому назад князьями Та Микол. Воевать пока боятся, но мечтают и силы копят.

Императоры не мешают междоусобицам, ибо если в меру и в мирное время, то они только на пользу боеспособности имперских войск, почти полностью, за исключением гвардии и курьерских служб, на девять десятых состоящих из удельных ополчений. Но ежели, не дай боги, кто-то начнет действовать не по чину и без меры – на кол может быть посажен любой, сколь угодно знатный и владетельный удельный повелитель. И попробуй он посопротивляйся – вырежут под корень всю фамилию, так, что и удел по праву крови некому наследовать будет. То же самое, если какой-нибудь задира затевает усобицу во время большой государственной войны. Маркизы Короны – особь статья: их жизнь – вечная война по южным государственным границам, с нею они, во славу Императора, справляются сами… Но это внешние враги, а из соседей-властителей на маркизов Короны давным-давно никто не нападает, таких сумасшедших просто нет внутри Империи…

Другое дело – вызовы на поединок. Их за свою жизнь любой дворянин Империи принимает и посылает неоднократно, ибо они – обычай и неотъемлемая часть имперского уклада. Тот же барон Камбор на западных землях. Обширны его земли, богаты дичью леса, плодоносна почва, два мелких городка – его владения – исправно шлют ему вассальную дань, предметами и деньгами, но… Девятнадцать сыновей у баронской четы, не считая пяти дочерей, как с ними быть? Старший-то, который наследник – только один. Куда остальных девать? Полк из них составлять – глупо, потому что дорого и бесславно. Обеспечить всех достойным образом – невозможно, тогда наследнику ничего не останется кроме голых каменных стен родового замка. Как быть-то? В других землях, вне Империи, подобная морока не в диво, а здесь гораздо проще – все укатано обычаем, слава богам! Вырос другой сын, научился держать в руках меч и уздечку – в добрый путь! Вот тебе доспехи, дорогой отпрыск, вот тебе родовой герб с пометкою «младшего сына», вот тебе добрый конь, секира, меч, деньги на расходы – и вперед, удачу искать, счастье мыкать… Многие погибают, конечно, чаще телом, иногда душой… Иные выбиваются в рыцари, и даже во властители… Не часто, но и не редко. При таком порядке воспитания множество народу гибнет в уличных стычках, в междоусобных войнах, зато боевой дух всегда на высоте, и не бывает переизбытка в дворянах, и не бывает недостатка в воинах… Дочерей – этих бы замуж пристроить, вот главная задача, по счастью боги так придумали человечество, что мальчики в нем рождаются гораздо чаще чем девочки, более-менее всех для всех хватает…

– И что? Все трое, небось, младшие сыновья из неимущих?

– Судя по гербам – да, ваша светлость.

– Тем лучше, тогда и не жалко. Договорись на завтра, на раннее утро, и потом сразу же двинемся дальше, чтобы времени не терять.

– Всех троих на завтра?

– Да, я что-то прошлой ночью не выспался, все, знаешь, тот день вспоминал, сегодня я лучше посплю… Всех троих. Чем они хотят?

– Двое на секирах, один на кинжалах.

– Нет. Скажи им – только на мечах. Зачем – не объясняй. А мне как раз нужно меч покормить, так-то он меня извел своими вывертами, сплошное мучение, хорошо хоть, отец заранее об этом предупредил. Все, ступай, им ведь без разницы, как на тот свет уходить. У-у-ххо-хо-оо, глаза слипаются… Скажи, пусть малый совет заходит, а сам иди, передай ответ, я тут выслушаю да на боковую.

Каждый походный день заканчивался одинаково: Хоггроги собирал короткое совещание и выслушивал ближайших, потом следовали распоряжения, командиры отбывали к палаткам, в дружину, а охрана стерегла покой спящего повелителя. Но в этот раз Рокари Бегга обернулся очень быстро, совет не успел еще разойтись.

– Ну что? Сообщил? Согласны они?

– Так точно, ваша светлость. А куда им деваться? – они вызвали, стало быть, вы оружие выбираете.

– Угу. Небось, имя мое раскрыл не раньше, чем они дали подтверждение?

– Гм… Ну да. – Рокари скосился в настенное зеркало и самодовольно пригладил правый ус. Все присутствующие в комнате не посмели хохотать в голос, но улыбок сдерживать не стали: рыцарь Рокари Бегга был великим мастером на шутки и розыгрыши. Самый младший из всех, юный Керси, все-таки не удержался и прыснул. И тут же получил легкую затрещину от Хоггроги. Впрочем, легкая она была по его меркам, а юноша перелетел через табурет и шлепнулся на пол. Тут уж можно было смеяться, чем все и воспользовались. Керси вскочил, нимало не огорченный выволочкой и ушибленным боком, только шмыгнул носом, жизнь пажа – жизнь будущего воина, рыцаря, ничего страшного, подумаешь, синяк.

– И что они?

Рокари опять оглядел слушателей, выждал, пока настанет полная тишина.

– Да как обычно. Наперегонки помчались куда-то, то ли в храм, то ли в нужник. Ничего, к утру вернутся.

Громовой хохот вновь потряс трактирную комнату, но Хоггроги чуть приподнял ладонь над столешницей, и веселье мгновенно оборвалось.

– Как бабы шумите. А ты, Кари, просто мерзавец, и на том свете боги тебе сполна за это воздадут. Впрочем, сии господа искатели приключений – все дворяне и взрослые люди, так что способны и обязаны держать ответ за свои слова. Ты же озаботься тем, чтобы третьим поставить того, который хотел на кинжалах биться, я на него поближе гляну, мало ли… Все свободны. Керси, ты же ступай в храм, какой сочтешь нужным… Кому ты обычно молишься?.. Вот, воздай своему Ларро пятнадцать больших молитв, полных, не пропуская ни единого слова. Вряд ли это приблизит тебя к богам и к небу, но поупражнять терпение и выдержку – поможет. Рокари, иди с ним и проследи до конца, чтобы он не слишком тараторил, но и так, чтобы к побудке управился..

– Ваша светлость, а меня-то за что??? Что он, сам молитв не прочитает?

– Ты их будешь слушать, авось это отобьет у тебя тягу к неумным шуткам. Всё.

Хоггроги любил просыпаться рано, ему нравилось ощущать ликующую, отдохнувшую за ночь силу в своем теле, нравилось всей грудью вбирать в себя свежесть холодного зимнего утра, руки, ноги, легкие, голова – все требовало движения и труда! Вот и сейчас предстояли схватки с вооруженными противниками. Это хорошо и полезно. А кроме того – никогда, ни в коем случае не следует недооценивать соперников! Кто знает – кто может попасться на его пути? Какой-нибудь новоявленный Аламаган набросится на тебя – что тогда? А ты стоишь перед ним пень пнем, брюхо распущено, полтора глаза еще спят, а один не продран…

Может быть, Рокари Бегга и не врал насчет дворян, внезапно узнавших, кого они вызвали на бой в расчете законным образом поживиться доспехами и имуществом побежденного провинциала, вполне возможно, что он воочию наблюдал их испуг… Но внешне этого совершенно не было видно: молодые парни, не родственники друг другу, все младшие сыновья в своих семьях, не сказать, чтобы знатные, но вполне приличных домов, если судить по щитам… Чуть бледные…

Молодые дворяне учтиво поприветствовали друг друга, двое слуг маркиза пинками разогнали стадо уток, вздумавших поискать себе корма на ристалище, в которое превратился этим утром пустырь за постоялым двором.

– Готовы, сударь?

– Да, сударь. Счастлив тем, что мне довелось послать вызов столь достойному и славному дворянину!

– И я, рад принять вызов от благородного человека с учтивыми манерами. Приступим!

Биться решено было так: пешими, обязательны только мечи, из доспехов только шлем, наручи и поножи, без кирас, панцирей и кольчуг. Кто хочет – волен пользоваться щитом, но не секирой и не кинжалом. Битва идет непременно до первой крови, а дальше – по желанию участников.

Оба пользоваться щитами не пожелали.

Хоггроги снес голову своему противнику первым же выпадом: все, что ему понадобилось, – это чуть отклонить корпус от двуручного, однако довольно короткого меча своего низкорослого противника и ударить по подставленной шее. Следующий.

Меч маркиза, хлебнув первой крови, словно бы взвыл в его руке, раскаленным выплеском саданул по лучевой кости от кисти к локтю… и вроде бы поутих… нестерпимый жар ослаб до… ммм… тепла… можно даже сказать безболезненного тепла…

Тем временем слуги маркиза бранью и понуканием добились от трех местных слуг, из постоялого двора, чтобы те в самом быстром порядке оттащили в сторону обезглавленное тело, подобрали голову, выбрали досуха кровь, присыпали сверху трухой и опилками…

– Готовы, сударь?

– Да, сударь! Для меня честь – биться с маркизом Короны!

– Для меня не меньшая честь биться с дворянином из дома Ар-цу! Приступим.

Вторая схватка продолжалась почти столько же, быть может на несколько мгновений дольше: Хоггроги внезапно схватил меч обеими руками и просто рубанул сверху вниз, так дворовые слуги дрова для очага колют. Противник маркиза, рослый плечистый малый, успел подставить свой клинок, а под него даже и щит, но все же это была слишком непрочная защита против чудовищного удара: легкий меч его сломался, щит разлетелся в куски, а сам дворянин из дома Ар-цу замертво осел на землю, разрубленный от головы до пояса.

Руки Хоггроги онемели, их сковал смертельный холод, идущий из рукоятки меча… но холод вдруг отступил, и под кожей радостно забегали колючие мурашки…

«Еще…» – словно бы прошептал ему меч, и Хоггроги радостно кивнул. Следующий!

Третий противник был на вид самым рослым и сильным из троих искателей дорожных приключений, он видел мгновенную смерть своих товарищей, но испуга в нем не ощущалось. Только напряжение, ну, понятное дело, и тревога… Двуручный легкий меч, от щита отказался. Этот тот самый, который хотел на кинжалах… Если Рокари ничего не перепутал.

– Готовы, сударь?

– Да, сударь! В бою против вас и погибнуть не обидно. Готовы ли вы?

– Готов. И рад выйти на бой против отважного и сильного дворянина.

Третий противник, дворянин Реги из Храма, бился храбро, с пылом и без страха, однако умения, конечно же, ему никак не хватало, чтобы противостоять в рукопашном бою, один на один, маркизу Короны, но тот решил не спешить. Однако же… Это неплохой воин… А мог бы стать хорошим…

– Крови… – прошелестел меч.

– Да, а может молока тебе? С водой и огурцами? – Хоггроги проревел вслух ответ своему мечу и нанес по плечам противника два невероятно быстрых удара: один, справа – как бы тупой, чтобы не калеча обезволить мышцы плеча, а другой, слева – режущий, но слабый, почти что нежный, чтобы только вспороть камзол и кожу под ним.

Противник охнул приглушенно и выронил меч. Одно лишь мгновение он стоял неподвижно, раздираемый двойной болью в руках, но сразу же попытался наклониться, чтобы перехватить меч в окровавленную руку, потому что она его все-таки слушалась. Хоггроги в четверть силы ударил упрямца мечом плашмя по макушке дешевенького шлема, и противник упал без сознания.

– Кари, это тот самый, кто на кинжалах хотел?

– Да, ваша светлость, третий, как вы и повелели.

– Хорошо. Видишь, какое у меня чутье? Этот – единственный из них по-настоящему крепыш, с задатками.

– Да… не такой уж и…

– Я тебя – что, о чем-то спрашивал? Хотел узнать твое мнение? Не выспался ты, что ли?

– Виноват, ваша светлость. Так точно, не выспался, Керси-то – до рассвета бубнил, мне показалось, что не пятнадцать, а все сто пятнадцать прочитал.

– В общем, не вижу я пока в тебе первого сенешаля. А вижу болтуна и скомороха.

– Виноват, ваша светлость! – Рокари Бегга уловил непритворный гнев в словах повелителя и струхнул не на шутку.

– Смотри у меня. Этого храмовника – куда-нибудь в храм и пристрой, на лечение, хотя он здоров как тургун и наверняка через денек оклемается. Ну, все одно, чтобы там перевязали, лекарствами попотчевали. Денег оставь, потому как своих у него наверняка негусто, иначе зачем бы им дорожными поединками промышлять? Трофеи от этих двоих продай, и из этого заплати монахам. Не хватит – из моей казны возьмешь, но – в меру, под отчет. Далее. Как он очухается – поговори с ним, чтобы он, если захочет, шел ко мне на службу. Объяснишь условия. Коли согласится – пусть ждет поблизости, я с ним поговорю на обратном пути. Тоже денег оставь, если понадобится. Какого он Храма воспитанник?

– Храма Земли. Вообще-то он дворянин из рода Ульвия, но от родового имени отказался.

– Земли? О, почти наш, можно сказать. Да и хрен с ним, с его именем, был бы воин. Одним словом, ты понял. В подручные Керси возьми, он тоже вроде тебя весельчак, не соскучитесь на пару. Ступай. Как управитесь – догоняйте не мешкая.

В полдень Хоггроги объявил привал прямо в чистом поле, но дружина почти вся, за исключением разведчиков и кашеваров, продолжила нести службу: воины, пополам разделившись на пеших и конных, образовали правильный круг, примерно в тысячу локтей шириной, в центре этого круга маркиз беседовал со своим мечом.

Даже самые зоркие увидели не так уж и много: расстеленная попона, на которой сидит маркиз – прямая спина, ноги калачиком, руки на коленях, неподвижен; перед ним стоит седло, на седле, как на подставке, лежит вынутый из ножен меч маркизов Короны. Солнце сокрыто за зимними тучами, но нет ни дождя, ни снегопада, ни даже поземки…

– Ты ел и пил из моих рук. Понял ли ты это?

– Да.

– Ты сыт?

– Нет.

– Я тоже понял голод и жажду твою. Готов ли ты служить мне так, как служил отцу моему, деду моему, прадеду и всем достославным предкам моим, так же верно, как я служу им, моей семье, Империи и государю?.. Что молчишь?.. Почему ты молчишь, я спрашиваю?

– Я голоден.

– Ты накормлен.

– Я голоден.

Хоггроги сомкнул глаза и вновь открыл их, раз и другой. Он вдыхал холодный воздух зимнего полдня и выдыхал облачка пара, которые тут же таяли в белом пространстве, запах лошадиного пота от седла и попоны трогал его ноздри, глаза увидели, как один из воинов охраны, пренебрегая порядком и уставом, что-то проглотил, таясь от десятского… Лошадь ржет, другие ей откликнулись…

– Ты будешь есть, когда я разрешу, ты будешь терпеть столько, сколько я сочту нужным, ты будешь видеть свет, когда я того пожелаю, и смирно спать в ножнах, если мне вздумается. Твое единственное дело и обязанность служить мне. Ты будешь послушен как раб, и верен как брат. Ты понял меня?..

Меч молчал.

Хоггроги встал на ноги, это получалось у него ничуть не хуже, чем у отца: только что седалище упиралось в попону, коленки врозь, ноги сплетены – и вот он уже выпрямляется со стремительным разворотом, не глядя, но точно подхватив меч в правую руку. Мгновением раньше седло было перед ним, почти на уровне глаз, но оно уже внизу за спиной… Р-раз, два! Еще! И еще разворот, шаг в сторону, шаг, присев в сторону, два вперед, поклон и разворот… Меч летал из руки в руку, попадал и в обе сразу: левая рука ближе к гарде, потом правая…

– Ничто у меня не болит! Ничего не онемело, и нигде не жжет! Отныне ты служишь мне до конца жизни. Ты понял, что я тебе сказал???

– Да, повелитель.