Текст книги "Найдите Ребекку"

Глава 6

В мае 1937-го Ули вернулся, как раз перед девятнадцатым днем рождения Кристофера. Он выглядел почти так же, только в волосах появилось немного седины. Они сидели в саду за домом на шезлонгах и пили холодное пиво, пока Александра готовила ужин.

– Наверное, ты давно столько не говорил по-немецки? – спросил Ули.

– Да нет. Мы стараемся понемногу говорить на нем дома. Отец не хочет, чтобы мы забывали, откуда родом.

– Он тоже не должен этого забывать.

– Поверить не могу, что ты не был у нас четыре года, – подал голос отец Кристофера. – А я не был в Германии шесть лет, с маминых похорон в 1931 году. Я хотел вернуться, но у кого тогда были деньги?

– Везде были непростые времена. А в Германии – хуже всего. – На несколько секунд повисла пауза, но потом Ули заговорил снова: – А ты, Кристофер? Каково тебе работать на старика? Нравится быть бухгалтером? Надеюсь, он не слишком тебя мучает.

– Я думал, работать на своего отца будет легко. Надеялся, что каждый день он будет отпускать меня пораньше, что я стану богатым, свободным человеком.

– У тебя есть время для отдыха. Оно называется выходные, – рассмеялся отец Кристофера вместе с братом.

– На самом деле работать на него – здорово. Я многому учусь и когда-нибудь открою собственную контору.

– Тебе нужно вернуться в Германию, Кристофер. Там сейчас очень много возможностей.

– Он прекрасно чувствует себя на Джерси.

– Я просто хочу сказать, что в Германии сейчас множество прекрасных перспектив для молодых людей вроде Кристофера…

– Поговорим об этом в другой раз, – предложил Стефан.

– Хорошо, брат, только не волнуйся. Смотрю, старый домик на дереве еще на месте. Кристофер, ты все еще хочешь переехать туда?

– Ну, в этом доме места все же побольше.

– А что случилось с той милой маленькой девочкой? Ребеккой? Я помню, какое-то время назад она уехала в Англию. Она приезжала сюда?

– Нет, ни разу. С тех пор от нее не было никаких новостей, – сказал отец Кристофера.

– И писем не писала? Вы ведь были так близки.

– Нет, не писала. И адреса нам не оставила.

– Мне жаль, Кристофер. Наверное, тяжело было потерять подругу, – посочувствовал Ули. Кристофер переложил бутылку пива из одной руки в другую и поднес ее ко рту.

– Мы справились. Теперь у него даже появилась новая девушка, верно?

– Нет. Каждый раз, когда я упоминаю девушку, отец думает, что у нас отношения.

– Не переживай. Со мной он проделывает то же самое, хотя мне уже тридцать шесть.

– Кстати, Ули, когда ты наконец женишься? Что случилось с той девушкой, Анжелой? – спросил отец Кристофера.

– Она задавала слишком много вопросов. Слушай, братец, я женюсь, когда женишься ты, договорились?

– Я уже был женат.

– Да, но ты одинок уже почти тринадцать лет. У вашего отца есть личная жизнь? Бывают за завтраком какие-нибудь странные дамы?

– Видимо, он выводит их, прежде чем мы с Алекс успеваем проснуться.

Вышла Александра. И сразу направилась к Ули.

– Солнышко, ты становишься слишком большой, чтобы сидеть у меня на коленях. Тебе уже шестнадцать.

– А я попробую, – сказала она и уселась ему на колени. Ули начал пыхтеть и хрипеть, делая вид, что она вот-вот раздавит его.

– Ну ладно, Александра, хватит, – осадил ее отец. – Сядь туда, пожалуйста, – он указал на свободный стул.

– Мы как раз обсуждали любовную жизнь твоего отца или ее отсутствие. А как насчет тебя, Алекс? Такую красивую девушку наверняка преследуют сотни поклонников?

Кристофер и его отец подались вперед.

– Их слишком много. Я никак не могу выбрать.

– Так и знал. Ты очень похожа на мать – светлые кудри, голубые глаза. Главное, не повторяй ее ошибок в плане выбора мужчины.

Отец Кристофера слегка надул губы и почесал затылок, изображая раздражение.

– Обед уже готов? – спросил он.

Они зашли внутрь, где был накрыт стол. Александра принесла ростбиф и картошку. Кристофер давно не вспоминал Ребекку, но, услышав ее имя, погрузился в себя и молчал весь ужин, слушая разговоры остальных. Ули обсуждал с Александрой планы, как поступить в университет, когда Стефан прервал разговор.

– Кристофер, пожалуйста, убери со стола.

Кристофер собрал тарелки, отложив оставшуюся еду, прежде чем убрать их в раковину. Вышел в сад, нашел в кармане пачку сигарет и вытащил одну.

– Ты там что, куришь? – спросил отец.

– Да.

– Раз уж ты не желаешь отказываться от этой гадкой привычки, будь добр уходить в дальнюю часть сада. Чтобы нам хотя бы не приходилось нюхать этот мерзкий дым.

Кристофер побрел по траве, ничего не ответив. Наступала ночь, сереющий свет казался зернистым и плотным, словно его можно было пощупать пальцами. Кристофер подошел к домику на дереве, потянулся к нему и провел рукой по деревянной поверхности. Краска, которой они с Ребеккой красили домик изнутри, потрескалась и начала отлетать, но ярко-красный цвет, на котором она так настаивала, все равно сохранился. Кристофер зажег сигарету и наблюдал, как серый дым вздымается вверх и растворяется в вечернем воздухе. Интересно, как она сейчас выглядит? Он подумал об их поцелуе, но потом прогнал эти мысли. Они были детьми. А теперь он уже не ребенок.

– Ты знаешь, что правительство Германии доказало связь между курением и раком легких? Сам герр Гитлер выступал против губительной привычки, – послышался голос Ули у него за спиной.

– Правда?

– Да, правительство развернуло масштабную кампанию, чтобы убедить людей отказаться от курения. Говорят, оно вызывает проблемы с сердцем и может препятствовать беременности у женщин.

– Ну, когда я начну пытаться забеременеть, я брошу.

Ули улыбнулся и провел рукой по оконной раме домика.

– Непросто было его построить.

– Помню, как увидел его впервые. Как испачкал пальцы в свежей краске и как тяжело было дождаться, пока она высохнет. Я умирал от нетерпения. С тех пор нечасто доводилось испытать подобное.

– Рад слышать, но, может, тебе стоит побольше гулять и поменьше работать?

Оба рассмеялись. Кристофер бросил сигарету и отправился за дядей обратно в дом.

На кухонном столе выстроились бутылки пива, и отец Кристофера открыл давно приготовленный бренди. Кристофер впервые в жизни видел, чтобы его сестра выпила больше пары бокалов, и белое вино оказало на нее неизбежный эффект. Когда она начала убеждать отца, что ему нужно снова жениться, и заставлять его пойти и с кем-нибудь познакомиться, он вмешался.

– Ценю твою заботу, но, думаю, тебе пора спать.

– Хорошо. – Она встала. – Папочка, ты отнесешь меня, как в детстве? – попросила она, протянув руки.

– Боюсь, ты стала для этого великовата, а я староват. – Он почесал голову. – А еще, кажется, вино ударило тебе в голову.

– Да ладно, папа, ты вполне справишься. Я уверена.

– Стефан, ты слышал, что говорит девочка. Отнеси ее наверх, – поддержал Ули.

– Ну хорошо, пошли. – Он взял ее на руки. Алекс помахала всем на прощанье, и отец вынес ее из комнаты, направляясь в сторону лестницы.

Через пять минут Стефан вернулся на кухню, вытирая со лба воображаемый пот.

– Когда я уложил ее в кровать, она попросила почитать ей сказку, но у всего есть предел.

Он сел, и Ули снова принялся за любимую тему.

– Вам здесь хорошо живется. Очень красивый остров, прекрасное место. Но здесь вы всегда будете чужаками, разве нет? Всегда будете семьей немцев, живущих на английском острове.

– Этот остров не является частью Англии.

– Да ладно, Стефан, ты понимаешь, о чем я.

– Когда мы только переехали, возникали некоторые проблемы, но теперь они давно позади, – сказал отец Кристофера, выглядывая наружу, в темноту ночи. – Некоторых людей не сразу удалось убедить, что война закончилась.

– Я помню, – сказал Ули и поднял свой стакан с бренди. Несколько секунд покрутил коричневую жидкость, потом сделал глоток. – Ты никогда не жалеешь, что сюда переехал?

– Нет, если учесть, что происходило в Германии, когда мы уехали, и особенно – что случилось с тех пор.

– Но сейчас Германия изменилась. Стала совсем другой.

Кристофер раздумывал, стоит ли вмешаться в разговор.

– Изменилась? Лучше стало или хуже? – спросил Стефан.

– О, лучше, гораздо лучше, – ответил Ули. – Ты что, газет не читаешь?

– Читаю, братишка. Каждый день читаю.

– Тогда ты должен знать, что происходит в нашей стране. Последние несколько лет, с тех пор как к власти пришел Гитлер, стали лучшими за многие годы.

– Я знаю, что герр Гитлер запретил все политические партии, кроме его собственной партии нацистов.

– Да, но, Стефан, что хорошего принесла нам эта демократия? Годы перед тем, как к власти пришли герр Гитлер и национал-социалисты, были худшими за всю историю Германии. Царил настоящий хаос. Ты уехал вовремя, но так повезло не всем. Брат, я рад, что тебя там не было. Рад, что там не было детей, но сейчас Германия стала бы для них прекрасным местом.

– Джерси для них – прекрасное место.

– Да, оно было прекрасным, когда они были маленькими, но посмотри на своего сына: он больше не мальчик. А это остров, маленький остров. В Германии гораздо больше возможностей.

– Я никогда не пойду против воли детей. Это будет их решение, не мое.

– Хорошо, – сказал Ули и повернулся к Кристоферу: – Как тебе идея переехать в Германию?

– Это твоя жизнь, Кристофер. Я не могу говорить тебе, что делать. Ты стал мужчиной.

Разум Кристофера бурлил от мыслей. Отец и дядя ждали его ответа. Но было очень сложно решить, что сказать. Прекрасная, увлекательная возможность, но уехать с Джерси?

– Несомненно, это был бы прекрасный опыт. Конечно, я люблю Джерси, но пожить в Мюнхене или в Берлине? Было бы здорово. Где бы я мог работать?

– Уверен, я смогу устроить тебя в банк. Я проработал там почти семь лет, – пообещал Ули.

– Мне было бы очень интересно побывать в Германии. Раньше я никогда не задумывался о том, чтобы уехать с Джерси.

– А ты знаешь, что у других людей, таких как Ребекка Кассин, подобных возможностей в Германии не будет? – вмешался его отец.

– Что? О чем ты? – не понял Кристофер.

Ули сделал большой глоток пива.

– Она не немка.

– Подумай об этом, Кристофер. Дело не в том, что она не немка. Проблема в том, что она еврейка.

– Я не знал, – удивился Ули. – В любом случае, какая разница? Он ее не видел и ничего от нее не слышал уже много лет.

Отец Кристофера наклонился к брату.

– Я читаю газеты, Ули. Читаю их каждый день и знаю, что евреев полностью лишили прав, совершенно исключили из общества. Такова новая Германия, Кристофер, страна возможностей для большинства, – повернулся он к сыну. – Недавно ввели новые законы, и евреев лишили прав быть гражданами Германии или вступать в брак с неевреями, или вести бизнес, или иметь собственность. Так что решай, но подумай как следует.

– Я не знал, что Ребекка еврейка. Хотя для меня это не важно, – подчеркнул Ули.

– Но в Германии это было бы важно для нее, и должно быть важно для тебя, Кристофер.

– Может, тебе как раз стоит поехать в Германию. Только так ты наконец сможешь перестать думать о Ребекке, – со смехом предположил Ули.

Кристофер хотел поспорить, сказать, что уже не думает о Ребекке – ведь она уехала три года назад, но они видели его насквозь, как пиво в стоящем на столе бокале. Нежеланные воспоминания о Ребекке заполнили его мысли.

– Я давно не видел Ребекку, – наконец выдавил он.

– Но если бы ты хотел быть с ней, то в Германии это было бы невозможно. Возможно, у нас на Джерси нет таких возможностей, как в Германии, но все-таки кое в чем у нас есть преимущество.

– Я тоже не согласен с политикой нацистов в отношении евреев, – сказал Ули. – Но что я могу сделать? Правительство говорит, мы проиграли из-за них войну, что они враги Германии и заодно с большевиками.

– А ты что думаешь, Ули?

– Я думаю, что помню миссис Розенбаум, которая жила на нашей улице, как она улыбалась нам и угощала конфетами, когда мы были детьми. Теперь постоянно говорят о евреях. Раньше я вообще о них не задумывался. Мне не приходило в голову их выделять.

Стефан встал, налил себе еще бокал пива и снова сел.

– Я читал, что говорит Гитлер о великой войне. Разговоры о «ноябрьских преступниках»[2]2
  Ноябрьские преступники – так нацисты называли представителей партии социал-демократов, заключивших перемирие 11 ноября 1918 года. Нацисты считали социал-демократов и евреев виновниками поражения Германии в Первой мировой войне.


[Закрыть] и сионистском заговоре – Ули, по-моему, это просто смешно. Мы нанесли удар в спину самим себе. Не было никакого еврейского заговора. Лучшие люди, с кем я плечом к плечу воевал в той богом забытой войне, были евреями, преданными гражданами Германии. Эрнст Геппнер, Ганс Бухсбаум, Франц Бахнер. Все они были евреями и моими друзьями, и все погибли.

– Нацисты далеко не идеальны, но жить в Германии стало гораздо лучше. Легко тебе сидеть тут на Джерси и осуждать нас в Германии. Когда было плохо, тебя там не было. Ты уехал.

– Да, Ули, легко быть здесь, сидеть и осуждать Германию и нацистов, и именно поэтому я не вернусь и не буду уговаривать Кристофера и Александру вернуться в Германию, даже хотя они там родились.

В комнате воцарилось молчание. Кристофер хотел что-нибудь сказать, чтобы продолжить беседу, но не мог придумать что. Он поднял бокал ко рту и сделал еще один большой глоток пива. Стефан тяжело вздохнул и посмотрел на часы.

– Думаю, тебе пора спать, Кристофер, – сказал он. Кристофер ожидал отсрочки, но ее не произошло. Его не отправляли спать уже несколько лет, но когда он снова посмотрел на отца, то все понял и встал из-за стола. Ули тоже поднялся и обнял его так крепко, будто хотел раздавить.

– Спокойной вам ночи, – пожелал Кристофер, уходя. – Постарайтесь не убить друг друга.

Оба мужчины улыбнулись. Кристофер вышел в коридор и начал подниматься по лестнице – каждая ступенька казалась маленькой победой. Его голова была словно плот на волнах бушующего моря, и когда он добрался до верха, то почувствовал тошноту, которой не испытывал прежде. Открыв дверь ванной, он плюхнулся на сиденье унитаза, не снимая штанов, и обхватил голову руками. Веки отяжелели, его охватил сон.

Проснувшись, Кристофер посмотрел на часы. Прошло больше двух часов, и ноги онемели от неудобной позы. Где-то в голове маячил образ Ребекки. Кристофер включил холодную воду и умылся. Внизу, на кухне, все еще слышались голоса, и ему захотелось вернуться. Полотенце оказалось холодным и жестким, он быстро вытер руки и подмышки, направляясь к двери. Кристофер прислушался к дому, как всегда делал в это время ночи. Слышался лишь тихий шепот ветра снаружи и приглушенное бормотание голосов под досками пола, на первом этаже. Нужно спуститься вниз, просто сказать спокойной ночи, пусть даже и второй раз.

Сквозь ступени просачивался свет, и он спускался по лестнице, медля с каждым шагом. Потом сел на последнюю ступеньку и прислушался к разговору, не желая прерывать отца и дядю. Он слушал. Беседа шла о матери Ули и Стефана, которая умерла шесть лет назад, об их отце, который умер еще до рождения Кристофера, и о матери Кристофера.

– Все умерли, – подытожил Ули.

Кристофер выглянул из-за балясины в конце лестницы. Дверь была открыта достаточно широко, чтобы увидеть спину Ули, сидящего на стуле напротив отца, но при этом остаться незамеченным.

– Я не помню, как познакомился с Ханной. Я был совсем ребенком, – сказал Ули, но не дождался ответа. – Она всегда так хорошо ко мне относилась и нравилась даже отцу. Даже отцу. – Ули умолк, взял стоявший перед ним бокал и сделал глоток красновато-коричневой жидкости.

– Она была единственной, о ком у меня никогда не возникало сомнений. Люди говорят, нужно двигаться дальше. Но я не вижу повода.

Кристофер напрягся всем телом.

– Возможно, пора ее отпустить. Брат, прошло уже тринадцать лет. Ты не старик. Впереди еще целая жизнь.

– Возможно. Но что, если я не хочу жить без нее?

На полминуты воцарилось молчание, потом Стефан заговорил снова:

– В любом случае я никогда не встречал никого, подобного ей. И привести женщину домой, к детям… Конечно, они уже не дети, но я просто не мог этого сделать. Знаешь, когда я познакомился с Ханной, то был ненамного старше, чем Кристофер, когда мы сюда переехали. Ее дедушка был немцем. Ну, ты знаешь.

– Да.

– И я ведь тоже не помню, как это было. Словно она была всегда, всегда рядом со мной, с самого рождения.

– У меня никогда не было такого человека. Не было того, что было у тебя.

– Все еще может случиться. У тебя еще все впереди.

– У тебя тоже.

– Мне более чем достаточно Кристофера и Александры. Кристофер… – Кристофер подвинулся, чтобы лучше видеть. – Мы так похожи, – продолжил его отец, – иногда даже слишком. Поэтому я и принял такое решение по поводу Ребекки. Когда она уехала.

Кристофер замер.

– Ты говоришь о письмах?

Все тело онемело, словно его окунули в ледяное зимнее море.

– Да. Я знал, что чувства к ней его ослепляют. Иногда я чувствую перед ней вину. Она ведь не знает, что он так и не увидел ее писем. Несколько я просмотрел и понял, что поступил правильно. То, что она писала… Привело бы его в смятение. Он бывает таким вспыльчивым. Кто знает, что бы он натворил?

– Уверен, ты поступил правильно. Знаю, это было непросто.

– Может, когда-нибудь я их ему отдам, когда он будет готов. – Стефан умолк. Потом тихо добавил: – Я и сам любил ее как дочь. Мне бы очень хотелось, чтобы она вернулась и снова была с Кристофером, если будет готова.

– А если бы с тобой так поступил наш отец? Разлучил тебя с Ханной?

– У него не было причин.

– А если бы были?

– Не знаю, Ули. Правда, не знаю. Думаю, я бы нашел способ. Думаю…

– Ты все еще отправляешь ей деньги?

– Не могу. Она переехала и не оставила адреса. Я потерял связь. Я сам писал ей раз пять, но все без ответа, она потерялась. Хотел бы я знать, где она теперь. И я жалею, что отпустил ее. Невыносимо думать, что больше я никогда ее не увижу. Она обещала, что вернется, но я знаю, что она не могла это сделать. Если бы она могла вернуться, мне бы не пришлось прятать от него письма.

Разговор на кухне продолжился, но Кристофер ничего не слышал из-за шума собственной крови в ушах и участившегося пульса. Он встал, поднялся наверх, спотыкаясь о ступени, и направился в ванную. Свернулся калачиком, обхватив себя руками. И стал думать о Ребекке, о том, как его не было рядом, когда он был ей так нужен. Как она пыталась связаться с ним, а он не отвечал. Послышался стук в дверь.

– Кристофер, ты там?

Он подождал несколько секунд, не зная, что сказать, но потом его снова охватили эмоции.

– Оставь меня.

– Кристофер, – повторил отец, тише и холоднее. – Ты в порядке?

Кристофер встал и распахнул дверь. За дверью стоял отец. Вид у него был уставший.

– Где письма? – заорал Кристофер. Стефан отдернул голову назад, когда Кристофер ткнул пальцем ему в лицо. – Где письма Ребекки?

Во взгляде отца читался глубокий шок. Он задержал дыхание и задвигал губами, но не произнес ни звука.

– Где письма? – снова выкрикнул Кристофер прямо в лицо отцу. Он был выше Стефана. Ненамного, но достаточно, чтобы смотреть сверху вниз. На лестнице послышался грохот – к ним спешил Ули. – Я задал вопрос. Где они? Они мои… – Он схватил отца за лацканы.

– Не трогай меня, – процедил отец, сжав зубы. Кристофер отдернул руки. Открылась дверь, и вышла Александра, с опухшими глазами и взъерошенными волосами.

– Что происходит? – спросила она.

– Как ты мог? – проревел Кристофер. – Как мог прятать от меня письма Ребекки? Она нуждалась во мне, а меня не было рядом… Я обещал, что всегда буду рядом…

– Это было непростое… Прости. Я думал, ты ее забудешь, и мы все сможем жить дальше. Я собирался отдать их тебе, когда…

– Где письма, отец? Где мои письма?

– Дай мне все объяснить. Я хотел сделать лучше для вас обоих. Ты знаешь, она мне как дочь. Я тоже не хотел ее терять.

– Где письма?

– Все мы сегодня перебрали с выпивкой, и, думаю, будет лучше…

– Если ты забирал его письма, то верни их ему, отец, – вмешалась Александра.

– Стефан, отдай ему письма, – присоединился Ули.

Лицо Кристофера было в нескольких сантиметрах от лица Стефана. Он еще никогда не подходил к отцу так близко.

– Пойдем, – бросил он, протиснулся мимо Ули к лестнице и спустился в свой кабинет. Зашел внутрь и остановился возле книжных полок над рабочим столом. Достал обтянутую кожей шкатулку, стоявшую за портретом матери Кристофера. Выдвинул ящик стола, достал ключ и открыл ее. Письма лежали наверху.

– Мне приходилось открывать письма, чтобы убедиться, что она в порядке, и узнать адрес. Я не мог не…

– Отдай мне мои письма, отец, – повторил Кристофер. Гнев уступил место чему-то гораздо более худшему. Он протянул руку, и отец опустил в нее пачку примерно из пяти писем.

– Иди спать, Кристофер, тебе пора…

– Нет, отец, нет. Больше ты не будешь командовать мной.

Он ушел, оставив отца в одиночестве в кабинете. Прошел мимо Ули, по-прежнему стоявшего наверху лестницы, и дальше, в свою спальню. Включил свет и сел на кровать, разложив письма по покрывалу. Послышался стук в дверь.

– Ты там в порядке? – спросила Александра.

– Да, все нормально. Алекс, я не могу сейчас говорить. Поговорим завтра.

Она тихо пробормотала пожелание спокойной ночи и ушла. Кристофер взял в руку первое письмо. Ребекка отправила его почти три года назад. Он вытащил из конверта бумагу, прочитал первые несколько слов и пробежал взглядом по строчкам, пытаясь найти что-нибудь важное – ему слишком не терпелось закончить и приступить к следующему письму. Он выхватывал отдельные предложения. Ребекка работала няней у своей кузины Мавис. Она все чаще вспоминала родителей, но не писала им. Она была счастлива и говорила, что, возможно, никогда не вернется на Джерси, хотя и надеется вернуться. Никакого обратного адреса. На конверт наклеена лондонская марка.

Он положил письмо обратно на кровать и открыл следующее письмо, отправленное к Рождеству 1934-го. Кристофер просмотрел его и отыскал в середине адрес, какое-то место в Лондоне, о котором он никогда не слышал. Она спрашивала про Александру и про его отца. Говорила, что скучает по ним, но особенно – по Кристоферу. Он смял в кулаке хрупкую бумажку, написанные ею слова. Еще раз посмотрел на адрес и перешел к следующему письму, датированному февралем 1935-го. В первой же строчке она спрашивала, почему он ей вообще не пишет. Предполагала, что он очень занят или что письмо затерялось по дороге. Она снова написала свой адрес, на этот раз большими буквами, разукрасив цветными карандашами и заключив его в рамку из маленьких голубых цветов. У нее было все хорошо, она наслаждалась жизнью в Лондоне. Письмо было коротким. Она просила его наконец написать ответ и даже предлагала приехать к ней в гости будущим летом.

Он откинулся на кровать, пялясь в потолок и представляя, как она пишет письмо. Потом разорвал следующий конверт. В письме было лишь несколько слов.

12 мая 1935

Дорогой Кристофер,

прошу тебя, ответь на это письмо. Я волнуюсь. Я не могу вернуться и повидать тебя, но очень бы этого хотела. Твой папа сказал мне, что ты пытаешься жить дальше, но, прошу, просто дай мне знать, что ты в порядке и что ты не ненавидишь меня.

С любовью,

Ребекка

Он добрался до последнего письма, написанного полтора года спустя после предыдущего.

13 ноября 1936

Дорогой Кристофер,

никогда не думала, что мне придется писать такое письмо, потому что раньше я не могла представить без тебя свою жизнь. Конечно, наивно было думать, что ты всегда будешь рядом, даже после того, как я покинула Джерси, и даже теперь, когда я сижу совершенно одна в этой комнате в Лондоне. Я знала, ты разозлишься, что я уехала не попрощавшись и так долго не писала тебе, но никогда не думала, что ты рассердишься настолько, что не захочешь отвечать мне и со мной видеться. Но я понимаю. Твой папа мне все объяснил. Я знаю, со мной всегда было непросто. И все еще помню тот день, когда мы познакомились, как ты нашел меня плачущую в кустах, и думаю, что если бы ты искал меня сегодня, то нашел бы точно в таком же виде, просто в другом месте. Но я справлюсь. Ты меня знаешь, я боец, и сейчас я должна находиться именно здесь. Однажды я вернусь на Джерси, и мы снова увидимся.

Я скучаю. Всегда буду скучать.

С любовью,

Ребекка

Письмо упало на пол. Кристофер сидел еще какое-то время, а потом встал. За окном чернела ночная пустота.