Текст книги "Снежный шар"

Новая ведущая прогноза погоды Ко Хэри

Как новая ведущая прогноза погоды, я удостоена чести слушать торжественную речь президента Ли Бонён, сидя за одним столом с руководителями корпорации. Моим соседом оказывается сам Ли Бонхве. Как только госпожа президент встает со своего места с бокалом в руке, остальные гости тут же следуют ее примеру.

– Сегодня в полночь все вы наконец официально станете актерами Сноубола. В день, когда люди военной цивилизации праздновали рождение Иисуса Христа, вы тоже рождаетесь для новой жизни.

Наш стол стоит на подиуме, возвышаясь над всеми прочими столами, и внизу я вижу абсолютно счастливую Юджин, которая сидит с улыбкой до ушей. Наблюдая за подругой, я начинаю хихикать, но неожиданно она переводит взгляд прямо на меня. Моментально приняв невозмутимый вид, я резко отворачиваюсь, но тут же оказываюсь лицом к лицу с наследником Бонхве, обернувшимся как раз в этот момент в мою сторону. В полном ужасе я как можно быстрей отвожу взгляд.

– Ну а теперь я хочу представить вам еще одну нашу важную гостью.

В ответ на эти слова в зале раздаются восторженные возгласы и гром аплодисментов, а госпожа президент взглядом велит мне встать. Поднявшись с места, я приседаю в легком поклоне.

– Позвольте представиться, я новая ведущая шоу прогноза погоды Ко Хэри.

Вообще-то, в отношении Сноубола фраза «прогноз погоды» представляется не совсем правильной. На его территории, укрытой стеклянным куполом, не может сам по себе подуть ветер либо пойти дождь или снег. Все природные явления создаются здесь искусственно. Стеклянный купол используется как экран, на котором изображено голубое небо, а при помощи фиолетовой подсветки создается иллюзия заката и рассвета. Здесь научились вызывать даже такие природные явления, как ураган, способный вырывать с корнем деревья, и ливневые дожди с градом. И не кто иной, как ведущий прогноза погоды, выбирает, какой именно она будет.

Каждый вечер в прямом эфире новостей ведущий шоу задает ее параметры на следующий день. Происходит это следующим образом: ведущий запускает руку в лототрон, в котором крутятся несколько десятков шариков размером с бейсбольный мяч, и вытаскивает один, на котором указан какой-либо параметр. Таких лототронов в студии несколько, и каждый отвечает за что-то одно: температуру, влажность, направление ветра и так далее. Хоть выбор и осуществляется случайным образом, но все же летом невозможно вытянуть шарик, предвещающий снегопад, и такой прогноз составляется ровно на один день вперед.

Интересно, что за прямыми эфирами прогноза погоды с интересом следят и во внешнем мире. Пускай погода в Сноуболе не имеет к людям, живущим за пределами города, ни малейшего отношения, им доставляет удовольствие хотя бы по телевизору услышать о том, что завтра температура поднимется до плюс тридцати. Слушая предостережения для людей, страдающих аллергией на цветочную пыльцу, или указания на то, что завтрашний день прекрасно подойдет для прогулок, зрители в поселениях мечтают о том дне, когда такое предсказание станет актуальным и для них тоже.

Должность ведущего прогноза погоды всегда считалась очень почетной как внутри Сноубола, так и за его пределами, но с тех пор, как медиакорпорацию возглавила госпожа Ли Бонён, смотреть это шоу стало на порядок интересней. Теперь каждую зиму в третью неделю декабря объявляют имя самого популярного актера по итогам года и назначают его ведущим новостей погоды. Таким образом, зрители получают возможность каждый вечер видеть своего любимого актера в прямом эфире, а самому ему гарантируется право на постоянное проживание в Сноуболе. Даже если этот актер вдруг растеряет популярность и его шоу перестанут смотреть, он все равно имеет право остаться в Сноуболе. А об этом мечтают все без исключения.

Я вдруг понимаю, насколько мудрым было решение пригласить меня на вечеринку в честь новых актеров. Выйдя отсюда, уже завтра они станут лезть из кожи вон, чтобы понравиться зрителю. Ведь только так можно угнаться за всеобщей любимицей Ко Хэри, занять место ведущего прогноза погоды и гарантировать себе спокойную сладкую жизнь в городе под куполом.

Оглушительный гром аплодисментов не смолкает до тех пор, пока я не сажусь на место. Я чувствую себя самозванкой, укравшей чужую славу, но, несмотря на это, губы мои удивительным образом сами растягиваются в улыбке.

– Благодарю вас! Большое спасибо!

Для актеров, которые наконец оказались здесь, чтобы начать новую жизнь, Хэри воплощает в себе мечту, для меня же их радушный прием и расположение станут мощным толчком к началу тяжелого и длинного представления, которое мне предстоит разыграть перед миллионами зрителей.

Вторая часть званого обеда проходит за столом. Я вспоминаю правила этикета, которым меня на скорую руку обучила госпожа Ча, и украдкой поглядываю на сидящего рядом Ли Бонхве – таким образом мне удается справиться с едой без лишних приключений. Вот только вкуса я почти не чувствую: что закуски, поданные перед основными блюдами для улучшения аппетита, что десерт, название которого я раньше даже никогда не слышала, – все кажется одинаково пресным. Несмотря на то что душа моя трепещет и сердце готово вырваться наружу от волнения, тело, наоборот, будто бы наливается свинцом от усталости.

Как только обед заканчивается, семейство Ли Бон во главе с госпожой президентом спускается в общий зал, чтобы лично пообщаться с новоиспеченными актерами. Прежде всего новички стремятся поговорить и обменяться рукопожатиями с госпожами президентом и вице-президентом и, конечно же, с Ли Бонхве. Девушки, которым посчастливилось обмолвиться словечком с молодым наследником, так и остаются стоять неподалеку, видимо, ожидая начала бала, в надежде ухватить Ли Бонхве за руку и закружиться с ним в танце.

– Хэри, ты не могла бы показать мне, как правильно танцевать? – Откуда-то взявшаяся Юджин легонько хлопает меня по плечу.

– Чего-чего?

– Нам вообще-то показывали в учебном центре, но я все еще путаю шаги.

С секунду я размышляю над тем, как бы повежливей отказать Юджин.

На время бала, который обычно продолжается часа два, госпожа Ча Соль сказала мне уйти куда-нибудь и спрятаться. В такие дни, как сегодня, когда в особняке собирается много гостей, хозяева обычно открывают дополнительные туалетные комнаты, и госпожа Ча велела мне найти самую дальнюю, закрыться и сидеть там. Конечно же, сначала она попыталась показать мне пару несложных танцевальных па, но на мои жалкие попытки их повторить сказала, качая головой, что нам не хватит времени.

– Боюсь, как бы не оттоптать Его Величеству ноги. – Глядя в сторону Ли Бонхве, окруженного толпой девушек, Юджин молитвенно складывает руки. Титул «Его Величество» слетает с ее губ так же естественно, как некогда фраза «милашка Бонхве». – С другой стороны, большинство любовных историй именно так и началось… Но как наступить на ногу такому совершенству? Ты согласна, Хэри?

Если бы я и вправду была Хэри, я бы с радостью показала Юджин, как правильно танцевать. Не зная, что предпринять, я хватаю за руку паренька, стоящего неподалеку.

– Чтоб побыстрей научиться, лучше тренироваться с партнером.

Найдя себе замену, я надеюсь незаметно улизнуть из зала, но парень вдруг сжимает мою руку, вытягивает ее в сторону, а второй рукой обвивает меня за талию.

– Может, тогда побудешь моей партнершей?

С ехидной усмешкой он начинает вести меня в танце.

– Так ведь бал еще не начался!

– А значит, самое время потренироваться.

Я совершенно не умею танцевать, зато могу представить, как Хэри повела бы себя в такой ситуации. Всегда уверенная в себе, отзывчивая Хэри сказала бы так: «Конечно, давай потренируемся, я тебе помогу!» – и позволила бы себя вести. Я же, боясь отдавить партнеру ноги, почти повисаю на нем, так что мои ноги чуть ли не болтаются в воздухе. Я вижу, что Юджин с большим вниманием наблюдает за моими нелепыми движениями, а парень, прижимая меня к своей груди, глядит сверху вниз с усмешкой:

– А по телевизору казалось, ты куда лучше танцуешь.

Я тут же цепляюсь за зыбкую возможность выбраться из неловкой ситуации и, упершись одной ногой в пол, всем своим весом давлю на ботинок своему мучителю. Парень издает душераздирающий вопль.

– Ты что, забыл про закон о спойлерах?

– Какой же это спойлер?

С оскорбленным видом он неожиданно бросается ко мне и, задрав подол, сует голову прямо под юбку:

– У тебя там что, шило на подошве?

Еще миг – и я, совершенно забыв о том, что должна вести себя подобающим образом и во всем походить на Хэри, изо всех сил лягаю нахала коленом в подбородок.

– А-а-а! – Его вопль раздается одновременно с клацаньем зубов.

На мое счастье, всеобщее внимание сейчас приковано исключительно к Ли Бонхве и госпоже вице-президенту Ли Бонсим, так что Юджин оказывается единственной свидетельницей моей внезапной вспышки гнева.

Вероятно не выдержав публичного позора, паренек исчезает в толпе гостей, закрывая руками пунцовые от стыда уши. Глядя ему в спину, Юджин произносит с негодованием:

– Да как таких только в актеры берут?

– Подобные люди здесь необходимы, они создают конфликт, который и составляет основу любого сюжета.

Услышав эти слова, ненамеренно слетевшие с моих губ, Юджин вдруг пристально смотрит мне в глаза:

– Вот это да! Ты сейчас говоришь прямо как та моя подруга.

Смущенно улыбаясь, я уклончиво бормочу в ответ: «Какие у тебя, оказывается, умные друзья», а сама чувствую, как начинают гореть щеки.

Я благополучно покидаю зал до официального начала бала. Отвечать на бесконечные поздравления с моим новым назначением оказалось довольно утомительно. К тому же по телу медленно разливается жар.

Я бреду по коридору в поисках какого-нибудь уединенного туалета, но тут из противоположного конца до меня долетает чей-то недовольный голос:

– Она так ко мне прижималась, было сразу ясно, что я ей тоже понравился, а потом взяла и отдавила мне ногу. – Тот тип, которому я коленом засветила в челюсть, шел мне навстречу и с кем-то разговаривал. – Я думаю, она это нарочно сделала. Не хотела показаться слишком доступной.

Я бы хотела еще раз дать ему в челюсть с колена, чтобы он заткнулся, но, пожалуй, на сегодня уже достаточно сюжетов, порожденных бессмысленными конфликтами. Поэтому, в душе ликуя, я ищу возможность избежать неприятной встречи. Если свернуть направо, то попадешь в туалет, где полным-полно актеров, слева я вижу проход, который перегораживают позолоченные столбики с натянутой между ними цепью, обитой красным бархатом. На цепи висит металлическая табличка: «Прохода нет». Освещение в коридоре за табличкой тоже выключено: видимо, сегодня эта часть дома закрыта для гостей. После секундного раздумья я выбираю именно это направление. Но пока пролезаю второпях под цепью, задеваю столбик, и одна туфля, слетев с моей ноги, остается лежать на полу. Не желая терять время на возвращение, я бегу в темноту и прячусь за ближайшим поворотом.

Но, черт возьми…

– Ко Хэри, ты здесь?

Похоже, у этого мерзавца хорошая зрительная память и он опознал мою туфлю. А теперь без колебаний идет сюда. Если останусь тут, придется снова с ним встретиться. Будь у меня силы, я дала бы ему достойный отпор – момент был самый подходящий. Вот только я уже не в состоянии сражаться.

Я иду дальше в темноту и прячусь за следующим поворотом коридора. Понемногу ускоряя шаг, начинаю бежать.

– Эй, ты ведь там!

Этот идиот тоже начинает бежать за мной.

В части дома, отгороженной табличкой «Прохода нет», все светильники погашены, и вокруг стоит гробовая тишина, нарушаемая лишь цоканьем туфли на моей правой ноге. Звук эхом разносится по коридорам. Только бы оторваться от погони. Здесь идеальное место, чтобы отдохнуть, не привлекая внимания. Я наспех сбрасываю вторую туфлю и бегу дальше, держа ее в руке.

Налево, направо и еще раз направо – коридоры тянутся во все стороны, словно лабиринт, и я бегу, все время меняя направление, стараясь сохранить в памяти маршрут. Мое тело налито усталостью, но я все же могу бежать. Все, что я вижу перед собой, – это гладкий мраморный пол и быстро мелькающие ноги. Если бы я не была столь измучена, смогла бы так бежать еще хоть несколько часов кряду.

Шаги за спиной стихают, и я, не останавливаясь, оборачиваюсь в темноту позади меня. Убедившись, что наконец оторвалась от преследователя, я снова поворачиваюсь вперед и тут же влетаю лбом прямо в огромное зеркало, стоящее посреди коридора и незаметное из-за темноты. Не успев затормозить, не успев даже закрыть лицо руками, я лечу навстречу своему отражению. Представляя, как острые осколки врезаются мне в лицо и плечи, я вдруг прохожу зеркало насквозь.

Частичка тайны

Я даже не успеваю закрыть глаза. Вижу, как лицо в отражении стремительно сближается с моим, а мои глаза встречаются с глазами в зеркале. И в следующий миг зеркало словно поглощает меня.

Вокруг, куда ни глянь, одна лишь тьма.

Что это было? Может, зеркало мне просто почудилось?

Я осторожно шарю руками в темноте и вдруг нащупываю какой-то округлый предмет, похожий на кнопку. Под моей ладонью кнопка слегка вдавливается, и тут… Пол уходит из-под ног!

Меня словно куда-то засосало, но вот я снова стою, застыв на месте и сгорбившись от ужаса. Осторожно разогнув спину, я оглядываюсь по сторонам. Все тот же коридор! Наверно, у меня жар и мне все это померещилось… В полном недоумении я иду по коридору назад.

Но что это? Гладкого мрамора как не бывало – под ногами грубый деревянный пол, от которого исходит слабая вибрация. Вдруг становится очень холодно. Как будто я вновь попала за пределы города, мороз пронизывает до костей, и все тело покрывается гусиной кожей. Кажется, если хоть секунду постою босиком на полу, то просто примерзну. Я быстро ставлю на пол свою туфлю. Вот черт! Вторая-то осталась в руках у того парня – я даже имени его не знаю.

По леденящему холоду я ясно понимаю, что нахожусь уже не в особняке семьи Ли Бон. Тогда где же я? Хотя какая разница! Где бы я сейчас ни оказалась, хоть даже и во сне, самое время отсюда выбираться. В платье без рукавов мне тут и пяти минут не выдержать.

Пытаясь хоть как-то согреться, я что есть мочи растираю себя руками, а сама бегу в конец коридора, где горит свет.

– Здесь есть кто-нибудь? – Изо рта клубами валит белый пар. – Никого не…

Я выхожу из коридора и вижу нечто настолько неожиданное, что на мгновение даже лишаюсь дара речи. Моему взору открывается огромная, похожая на колодец пещера, отгороженная по кругу толстой стеклянной стеной до самого потолка. А внутри этого стеклянного колодца десятки людей крутят ступальные колеса.

– Боже, что это?!

Представшая картина очень напоминает нашу электростанцию, где я проработала целых десять месяцев после окончания школы, но все же есть и значительные отличия. Наши колеса располагались с четырех сторон от генератора, здесь же они поставлены вертикально на разных уровнях, словно башня высотой этажей в пять. Да и выглядят колеса по-другому – это скорее шестеренки. Они разных размеров, но подогнаны идеально, так что зубцы соседних колес сцепляются и вся эта махина вращается в унисон, словно единый механизм.

Конструкция за толстым стеклом похожа то ли на гигантский часовой механизм, то ли на огромный городской аквариум, который я видела по телевизору. Только вместо морских обитателей внутри люди в тюремных робах.

Теперь я отчетливо слышу гул от вала генератора.

– Что это – еще одна тюрьма?

В Сноуболе есть место, куда отправляют преступников. Однако сначала суд должен вынести обвинительный вердикт. Чо Мирю тоже когда-то была подозреваемой по делу об убийствах, тем не менее полиция так и не обнаружила веских доказательств ее вины. В Сноуболе повсюду установлено бессчетное количество видеокамер, но только режиссеры имеют доступ к записям. Обычных камер наблюдения тут нет, и, чтобы найти преступника, местным полицейским приходится искать вещественные доказательства вроде пятен крови на одежде.

Актерам, оставившим на месте преступления улики или свидетелей, выносят приговор и отправляют их в тюрьму. Тюрьма в Сноуболе выглядит так же, как наши электростанции. Разве что условия для заключенных там гораздо жестче, чем у нас, и, как и все в Сноуболе, преступники не могут скрыться от объектива. Сериал, который снимают в тюремных стенах, год от года не теряет популярности. А чтобы однообразный интерьер не надоел телезрителям, время от времени камеры оформляют по-новому.

Я долблю кулаком по твердому стеклу.

– Пожалуйста, откройте дверь!

Стекло такое холодное, что обжигает руку. Могла ли я подумать, что однажды так страстно захочу попасть в тюрьму?

Шестеренки стеклянной башни продолжают слаженно вращаться, а заключенные на всех уровнях механизма продолжают бежать в своих колесах. Я смотрю то на одного, то на другого в надежде, что кто-нибудь меня заметит, и встречаюсь взглядом с мужчиной, у которого под правым глазом набита маленькая татуировка в форме сердца. Вернее, это я смотрю ему в глаза, в то время как он уставился в никуда замутненным взглядом.

– Эй, вы! – кричу я ему в лицо. – Вы что, меня не видите?

Я рискую сорвать голос, но никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Я мечусь вдоль стеклянной стены этого аквариума, не переставая кричать:

– Умоляю, впустите меня!

Я обегаю стеклянную крепость вокруг, но нигде не вижу двери, через которую можно было бы попасть внутрь. Похоже, вход находится где-то в другом месте.

– Прошу вас, спасите меня!

Холод здесь такой, что кажется, даже глаза покрылись льдом. Я непрестанно двигаюсь, боясь, что если остановлюсь, то тут же замерзну до смерти, но это ничего не меняет: люди за стеклом по-прежнему меня не замечают. С каждым новым вдохом в груди становится все холодней.

Если я сейчас умру, каким окажется конец истории Хэри для зрителей? Может быть, им скажут, что она пропала без вести во время рождественской вечеринки? В доме семейства Ли Бон нет камер, так что история выйдет по-настоящему мистическая. У госпожи Ча пропадет необходимость рассказывать о произошедшем самоубийстве, так что ее план сработает как минимум наполовину.

Вот только не знаю, что лучше, совершить самоубийство или пропасть без вести.

Я вспоминаю, как везла Чо Мирю на санях до электростанции. В тот момент мне тоже казалось, что проще всего сдаться. Эта мысль немного отрезвляет. Нельзя сдаваться! Ведь меня ждут мама, бабушка и Онги. Мамочка… При мысли о маме на глазах сами собой наворачиваются слезы. Я живо представляю, как мое зареванное лицо обрастает ледяной коркой, и чувствую, что меня сейчас стошнит.

Что ж, раз я не могу попасть в эту проклятую тюрьму, надо попробовать вернуться в особняк.

– Аха-а-а… аха-а-а…

Тяжело дыша, я пробираюсь обратно по темному коридору и в самом его конце замечаю огромное зеркало. За зеркалом, которое выше меня в два раза, только твердая кирпичная стена.

В других обстоятельствах я, наверное, остановилась бы в нерешительности, но сейчас без малейших колебаний тяну руку к стеклянной поверхности. Пальцы легко проходят насквозь, и я без лишних раздумий шагаю внутрь. На этот раз крепко зажмуриваюсь: хорошо, если удастся вернуться в темный коридор, а что, если окажусь в каком-нибудь месте похуже?

Внезапно кожу обжигает горячим воздухом. Вокруг все залито ярким светом. Я в туалете, расположенном рядом с чайной комнатой, в которой побывала до начала бала.

– Я жива!

Бросившись к двери, я быстро закрываю ее на защелку и тут же валюсь как подкошенная. Распластавшись на теплом полу – в доме семьи Ли Бон даже полы с подогревом, – я начинаю стонать, прямо как когда мама разминала мне ноги:

– О-о-о! О-о-о! У-у-у! Тепло! Тепло!

Неожиданно раздается щелчок: кто-то пытается открыть дверь. Дверь не поддается, и человек снаружи нетерпеливо дергает за ручку. Должно быть, это кто-то из членов семейства: в их манере везде входить без стука.

– Тут занято! – Я торопливо поднимаюсь на ноги и смотрю на себя в зеркало. Прическа и макияж на удивление остались нетронутыми, только губы немного потрескались от мороза, да еще на лбу выступил холодный пот.

Снаружи раздается настойчивый стук. Ха, вот ведь кому-то приспичило!

– Да-да, уже выхожу! – Взяв с полки аккуратно сложенное полотенце, я наспех промакиваю им лоб и, улыбаясь как можно беззаботней, наконец открываю дверь.

За дверью стоит Ли Бонхве и ошарашенно смотрит на меня.

– Прошу прощения, мне срочно нужно было в туалет, а там столько народу…

– Ты что тут делаешь? – Неожиданно перейдя на «ты», он смотрит на меня враждебно. – Ты что там делала одна? – продолжает он, заглядывая мне за плечо.

У нас дома бывает, что бабушка подолгу засиживается в туалете, и тогда мама ведет себя точно так же. Она потом еще идет проверить, не испачкала ли там бабуля стены.

– Ну, я там была по большой нужде, зачем же еще? – Я, которая всего мгновение назад со стоном каталась по полу, сейчас стою и дерзко улыбаюсь. – А вы-то сами что здесь делаете? Мужской туалет вон там…

Повернув голову в ту сторону, где, по моим расчетам, должен быть мужской туалет, я вдруг понимаю, что нахожусь вовсе не в чайной комнате, где госпожа президент вручила мне брошь, а в чьей-то спальне. Вдалеке стоит огромная кровать, на которой можно поместиться вчетвером, а рядом с ней кожаное кресло.

– «Вы»?!

– Что-что?

– Ты что, меня сейчас на «вы» назвала?

А, точно, чуть не забыла.

– Разве, Ваше Величество?

Стараясь казаться беззаботной, я смеюсь излишне громко, и поднятая в крутом изгибе бровь Ли Бонхве поднимается еще выше. Мой смех сам собой обрывается, и, опустив голову, я едва заметно киваю.

– Пожалуй, мне пора! Ваш туалет свободен, желаю хорошего отдыха, Ваше Величество!

Повернувшись, я решительно направляюсь к двери, но черный ботинок Ли Бонхве вдруг преграждает мне дорогу.

– Ты вламываешься в мою спальню, а теперь думаешь, что можно просто улизнуть, пожелав мне хорошо отдохнуть в туалете? – Он хмуро смотрит на меня сверху вниз. – Кстати, почему ты хромаешь?

– Что? – Я даже не знаю, с чего начать рассказ о потерянной туфле, и говорю первое, что приходит в голову: – Мне что-то нехорошо.

И тут я не вру. Я впервые в жизни чувствую себя такой больной, что даже боюсь потерять сознание. Мое холодное дыхание вдруг становится очень горячим, и каждый вздох обжигает ноздри, словно огнем. Мысли путаются, и при всем желании я неспособна почувствовать ни малейшего сожаления по поводу вторжения в чужую спальню. Все, что мне сейчас нужно, – это отдых, хотя бы совсем недолгий.

Как во сне, я устремляюсь к мягкой кровати, к которой меня тянет, словно магнитом. Только посмотрите на это белоснежное одеяло, оно будто покрыто взбитыми сливками и так и манит меня поскорее улечься.

Ли Бонхве с негодованием хватает меня за руку и вдруг ужасается:

– Ты почему такая горячая?

– Я же сказала…

Я опускаюсь на белое воздушное одеяло, и вторая туфля падает на пол.