Текст книги "Шаг на пути к небу. Роман"

Глава 6

«Товарищи казаки, станичники! 25 августа, сего, 1936 года, в 20.00, в здании клуба, состоится сход. Просьба прибыть всем казакам обязательно!» – прочитал вслух Петро Башкин объявление, наклеенное у входа на ферму.

Вокруг собрался народ, посмотреть, что там расклеили по всей станице.

– Интересно, о чём гутарить будем? – спросил он как бы у всех.

– Ну что, станичные, завтра после смены все на сход, а сейчас давай за работу, неча толпиться, – громким голосом сказал Семён Евсеевич, усиливая его, что бы всем было слышно.

Собравшиеся начали расходиться по рабочим местам, по пути обсуждая прочитанное. После трагической гибели Фрисмана, по ходатайству председателя, Семён Евсеевич был назначен на должность управляющего фермой, где до этого работал ветеринаром. Пустовалу стоило трудов это назначение. Обком партии долго сопротивлялся, сетуя на его казачье происхождение и судимость сына. К тому же припомнили и участие Савелия в антибольшевистской борьбе. Но всё же, Тимофей Аркадьевич смог настоять на своём. Семён Евсеевич был большим профессионалом в животноводстве, и имел непререкаемый авторитет среди казаков. А в тридцать третьем, когда продовольственная политика поставила село на грань выживания, именно благодаря профессионализму и авторитету, удалось сохранить поголовье скота, и избежать гибели людей. Чего нельзя было сказать о других регионах Сибири, да и всей страны в целом. Из-за того, что правительство было вынуждено восполнять растущие пищевые потребности индустриальных регионов, селу были поставлены увеличенные планы сельхозпроизводства, с которыми оно не справилось. Этим был вызван кризис. Люди, в прямом смысле, умирали от голода, не сумев грамотно распределить ограниченные ресурсы. Начался падёж скота. И лишь немногие колхозы смогли без потерь выйти из сложившейся ситуации, во многом благодаря грамотному руководству на местах. Семён Евсеевич внёс неоценимый вклад в преодоление кризиса, чем, несомненно, вызвал расположение руководства. Его не пролетарское происхождение и прошлое, остались «за скобками».

Следующим вечером, в назначенное время, казаки – колхозники, начали собираться в клубе. Шумя, и обсуждая тему предстоящего схода, они занимали места в зале. На сцене стоял заранее приготовленный стол, и три стула. Над ними большими белыми буквами, на красном фоне, был написан лозунг – «Трудиться и служить на благо Родины – почётная обязанность каждого!» Кто-то обсуждал смысл написанного, дымя папиросами.

– Ну, с трудом-то понятно, а вот со службой чего-то не совсем, – сказал громко, кто-то из зала.

– Энто точно, – подхватили эту мысль казаки.

– Не хотять на службицу-то брать нашего брата.

– Бздять оружию казаку давать, – брякнул скрипучим голосом старый дед.

– Спиридоныч, ты это, потише, а то неровен час нагутаришь себе на срок, – одёрнул его сосед.

– Да не боись, – улыбнулся беззубым ртом старик, – девяностолетних нынча не содють.

– А могёт быть, изменилось чаво? – продолжали звучать различные предположения.

– Недаром же казаков собрали.

– Могёть и изменилось. Опять закабалить, поди, хотят.

– Да можа и не закабалить. Оно понятно, что былых преференций казаку не вернуть, а вот со всеми на равных могуть определить.

– Ну да, а то срамно как-то, казаков вообще на службу не брать, аки прокажённых.

Пока среди казаков шли перетолки, на сцене послышался стук сапог. К столу прошли трое, Пустовал и двое военных.

– Товарищи! – торжественно начал речь председатель, выйдя на середину сцены.

– Разрешите представить вам наших гостей. Заместитель начальника военного комиссариата, старший лейтенант НКВД, товарищ Беглов, и уполномоченный по делам обороны, майор НКВД, товарищ Солянников.

Он развернулся, и, подойдя к столу, сел. Беглов сел рядом, Солянников вышел на середину.

– Товарищи колхозники! – начал он, но немного помешкав, поправился.

– Товарищи казаки! Я уполномочен ознакомить вас с постановлением, – майор развернулся, и, взяв со стола приготовленный лист бумаги, начал с него читать.

«Постановление Центрального Исполнительного Комитета СССР, от 20 апреля 1936 года.

О снятии с казачества ограничений по службе в РККА.

Учитывая преданность казачества советской власти, а также стремление широких масс советского казачества наравне со всеми трудящимися Советского Союза, активным образом включиться в дело обороны нашей страны, – Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет: отменить для казачества все, ранее существующие ограничения, в отношении их службы в рядах Рабоче – Крестьянской Красной армии, кроме лишённых прав по суду.

Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, М. Калинин.

И. о. Секретаря Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, И. Уншлихт.»

Он закончил читать, и положил постановление обратно на стол.

– Добавлю от себя, товарищи казаки, – продолжил Солянников.

– Партия и Советская власть оказывают советскому казачеству высокое доверие. Забывая обо всех противоречиях, которые имели место быть, мы должны все вместе заботиться о благосостоянии и безопасности нашей Родины. Уже 21 апреля сего года, приказом народного комиссара обороны СССР, за номером 061, были переименованы в казачьи некоторые кавалерийские части. Полным ходом идёт формирование новых, казачьих кавалерийских дивизий. Также для казаков открыты двери во все рода войск. Товарищ Беглов займётся постановкой на воинский учёт казаков призывного возраста. Вы будете направляться в войска с учётом ваших предпочтений. Уже сегодня казаки могут послужить отечеству не только в кавалерии, но и в бронетанковых войсках, артиллерии, пехотных соединениях, на море и в воздухе.

– Разрешите вопрос? – поднимаясь с места, поинтересовался дед Спиридоныч, поглаживая свою густую, седую бороду.

– Да, спрашивайте.

– А чи що, имеется внешняя угроза безопасности? Нечто война намечаетси?

– Нет, войны не намечается, но, как говорится, хочешь мира, готовься к войне.

– Ну, с энтим не поспоришь. А то я грешным делом потямил, мабудь супостат зараз напираить люто, что ажно про казацкие шашечки вспомянули.

Сосед дёрнул деда за рукав, оборвав его речь. Старик неуклюже сел.

– У меня всё, товарищи, – не отреагировав на слова старого казака, закончил выступающий, – слово предоставляется старшему лейтенанту Беглову.

Солянников прошёл к столу и сел.

– Товарищи казаки, – приступил к своей речи Беглов.

– Никакой войны не будет, просто партия и советская власть решили возобновить порядок прохождения службы казаками, как в былые времена. Для постановки на воинский учёт вашей станице выделено две недели. Посему, с понедельника, прошу всех казаков призывного возраста, встать на учёт в районном военном комиссариате. У меня всё. Вопросы есть?

Все сидели молча, обдумывая услышанное.

– Ну, раз вопросов нет, – он повернулся к Пустовалу.

– Тимофей Аркадьевич, у меня всё.

Председатель встал.

– На этом сход объявляется закрытым, все свободны.

Он проводил гостей за сцену. Казаки начали потихоньку расходиться, обсуждая промеж собой всё, что произошло.

Этим же вечером, в доме Бандуриных, собрался семейный совет. Сенька, с Настиными братьями, Ванькой и Митькой, сидели на лавочке, и что-то оживлённо обсуждали. За столом расположились Матвей с Андреем, тоже о чём-то перешёптываясь.

– Ну что казаки думаете по энтому поводу? – прервал их междусобойчики Семён Евсеевич.

– Я думаю, это хороший посыл со стороны власти к казакам, – с энтузиазмом в голосе начал Арсений. – А что? Советская власть поняла, что казаки не враги советскому народу, и решила снизить уровень напряжённости.

– Лично я рад такому повороту, – подхватил восторг друга Иван. – Я хочу быть офицером, как батька наш покойный. И зараз, со снятием с казачества ограничений по службе, это становится возможным.

– Я тоже хочу служить, – вторил ему младший брат Митька.

Дед молча выслушал их.

– А вы что думаете, казаки? – повернулся он к сыновьям.

– Так, а что тут думать, бать, – начал Матвей, – всё ясно, аки божий день. Всех поголовно истребить не получилось, так зараз омужичить хотят в конец, тех, кто остался. Служба ради службы, это удел мужика лапотного. Казак, за «здорово живёшь», служить не станет. И они это прекрасно понимают. Вот и хотят всех под одну гребёнку замести, чтобы окончательно с нами покончить.

– Ну почему, бать? – не понял его доводов Сенька. – Может, есть в этом и польза какая, для казаков. В конце концов, вы все служили, воевали, отечество своё защищали. Мы тоже хотим.

– Пользу можно извлечь из всего, ежели с умом подойти, – улыбнулся в седую бороду Семён Евсеевич. – А служить мы вам и не возбраняем. Батька твой верно гутарит. Нам, за службицу, царь-батюшка землицу жаловал, от податей мужицких освобождал, озерцо, от прадеда маво, в наследство нам досталось. Зараз всё под колхозом. Вот и получается, земли нет, а головы казацкие, под сабельки басурманские, подставляй.

Все слушали деда молча. Он тоже немного помолчал, и продолжил.

– Ну, ничего, дорогие мои, служба, значит служба. Нам в ноняшних условиях выбирать не из чего. Стало быть, будет казак служить в Красной армии, ничего не попишешь. Но вот только казак должен служить так, чтобы искры из-под ног летели. Чтобы сразу было видно, кто есть кто в ентой жизни. А там разберёмся. Война план покажет.

Хлопцы сидели и улыбались от дедовых речей.

– Всё казаки, готовьтесь, скоро будем на службицу вас собирать. Всё как положено сделаем, по нашим воинским обычаям казацким.

Старик улыбнулся, и похлопал внука по плечу..

– Бать, – перебил его Матвей.

– Ты почто так радуеси? Мало что ли они казацкой кровушки попили? Ещё хотят. Нам-то за службицу ни землицы, ни налоговых преференций не видать. Загонють всех под ружьё, и айда кровь проливать, как простой мужик, за понюх табаку.

– А мне кажется, дед Спиридоныч правильный вопрос задал на сходе. Чавойто, чуить моё сердце, неспроста всё енто, и не от большой любви власти к казакам. Видимо и впрямь, во внешней политике бреши появляются, – дополнил брата Андрей.

– Ну, так оно и понятно, не на парадах маршировать казак нужон. Где враг, там и казак. Не из пальца ж енту поговорку наши деды высосали. Ясно дело, что казак в армии нужон от врага оборонять землицу – матушку. Оно-то сынки и дурню видно, что власть просто хотить опять казацкими головами обойтись. Но нам должно в корень глядеть, так сказать, на будущее основание заложить. Можа и помилует Господь казаков за клятвопреступление. Можа ешо воссядет на престоле расейском царь православный. А можа и не нужен он нам вовсе. Кто знает? Как разобраться?

Семён Евсеевич подошёл к Насте, и взял у неё с рук ребёнка.

– Нам врага чаво страшиться? – продолжал он.

– Для казака, положить душу свою за други своя, на поле боя, это великое дело. Помните это казаки всегда, всю свою жизню, сколько Господь отмерил, и внукам своим передайте. И ты, внучек, запомни, чаво диду гутарить.

Дед начал подкидывать мальчугана к потолку. Настя неловко дёрнулась, пытаясь подстраховать его.

– Бать, осторожней, не урони, – испугалась она за сына.

– Не боись, Настёна.

Отец подошёл к стоящим рядом снохам.

– Давайте милые, рожайте нам казаков, защитников земли русской, да веры Христовой. Дабы народ наш казацкий вовек не перевёлси.

Варя и Настя переглянулись, одновременно положив руки на свои большие животы.

– Да у тебя бать, уже скоро казачий эскадрон будет, – засмеялась Варвара.

– Через пару месяцев опять пополнение в полку будет.

– Спаси Господи вас девоньки мои, что казаков нам рожаете, низкий вам поклон.

Он поклонился.

– Кирьянушка с Савелюшкой не дожили до деток, даже и жениться-то не успели, животы поклали в бою. Так вот вам сынки, за четверых тепереча жить надобно, что бы им там не стыдно за нас было перед Господом. И казачков рожать за четверых.

Семён Евсеевич перекрестился.

– Верно я гутарю, мать?

Он взглянул на жену.

– Верно, верно, – подтвердила она его слова.

– Чем больше казаков, тем лучше.

Варя была беременна уже четвёртым, Настя от неё не отставала, они с Матвеем ждали второго сына.

В понедельник в район уехала первая партия в пятьдесят человек, которых освободили от работы, на время постановки на учёт. У районного сельсовета, где временно разместилась учётная комиссия, мелькая папахами, толпился народ. Сюда подъезжали казаки со всего района. Все были возбуждены, и каждый делился своими мыслями и мечтами.

– А я в авиацию хочу, – слышались голоса из толпы.

– А я в артиллерию.

– Зараз за танками будущее великих побед, – убеждал кто-то, размахивая руками.

Сенька и братья Беляевы, держались со своими одностаничниками. Постепенно, начали запускать по несколько человек. За столом сидели трое военных, в середине был старший лейтенант Беглов, выступавший на сходе.

– Фамилия, имя, отчество? – спросил он, не поднимая головы от журнала, в который всех записывал.

– Бандурин Арсений Матвеевич, – отчеканил Сенька.

– Год рождения?

– 1917, 10 марта.

– Семейное положение?

– Холост.

Арсений чеканил каждое слово. Ему казалось, что он уже солдат, и нужно вести себя соответственно.

– В каких войсках хочешь служить?

– В танковых.

– В танковых? – переспросил Беглов.

– А в технике волокёшь?

– Так точно, – опять, как выстрелы, прозвучали его слова.

– Я на механизатора учился. Там, за дверью, мои братья, мы вместе хотим.

– Хорошо, учтём, разберёмся. Проходи в следующий кабинет.

Старлей дал ему бланк.

– В соседнем кабинете, по разным углам стояли столы, за ними сидели врачи. Арсений по очереди прошёл всех. Каждый провёл осмотр, задавая вопросы, и отмечая что-то в выданном бланке. Выйдя из этого кабинета, он посмотрел, что они понаписали. В каждой строчке стояло, «Здоров», «Годен к строевой службе». Радость переполняла юношу.

– Ну что, как у тебя? – подбежал он к вышедшему из того же кабинета Ваньке.

Тот показал бланк. Те же слова красовались и у него. «Здоров, годен к строевой службе».

Домой вернулись уже вечером. Долго не могли заснуть. В голове крутились разные мысли. Сенька представлял, как он управляет новеньким танком, вот он мчится на нём в бой, сметая всех врагов на своём пути, совершая свои подвиги и защищая Родину. Вот он с лейтенантскими петличками, командует строем солдат, а вот он поднимает их в атаку. Под эти радужные, юношеские мысли, Арсений провалился в сон.

Глава 7

Первый, массовый призыв казаков Сибири и Дальнего Востока прошёл в 1937 году. После захвата Японией Манчжурии в 1931—1932годах обстановка на Дальнем Востоке обострилась. 9 марта 1932года японские оккупанты провозгласили на территории Северо-Восточного Китая, граничащей с СССР, марионеточное государство Манчжоу-го, с целью использовать его территорию для последующей экспансии против СССР и Китая. Для пресечения японской агрессии, 1июля 1938 г. по решению Главного военного совета РККА, на базе Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, был развернут Краснознаменный Дальневосточный фронт, под командованием Маршала Советского Союза В. К. Блюхера. Военный конфликт с Японией стал первым серьёзным делом для казаков, после возвращения их в строй. В боях с японскими самураями, сибирцы и дальневосточники проявили себя геройски. Многие были награждены орденами и медалями.

– Ровня-яяя-йсь, сми-ии-рно! – с припевкой в голосе, протягивал команды командир бронетанкового батальона, майор крепкого телосложения и невысокого роста. Его гладко выбритый подбородок, отдавая синевой, блестел на солнце. Перед ним стояли новобранцы. Только что одетые в новенькое, не подогнанное обмундирование, они были какими-то неуклюжими, не отточенными, и от этого строй казался неровным. По команде новоиспечённые бойцы повернули головы вправо, и, вернув их в исходное положение, вытянулись по струнке.

– Товарищи красноармейцы!

Комбат начал свою ознакомительную речь.

– Меня зовут майор Стрельников. Я ваш командир батальона. Ближайшие три года мы с вами проведём вместе, постигая великую науку, науку побеждать. Вам несказанно повезло, что Родина направила вас именно в бронетанковые войска, гордость и элиту Красной армии. Я выражаю уверенность и надежду на то, что каждый из вас приложит максимум усилий, для того, что бы стать настоящим профессионалом своего дела. Партия и советский народ, с надеждой смотрят на вас, зная, что мир и безопасность страны в надёжных руках.

Молоденькие солдатики стояли по струнке, и, не отрывая взгляда, следили за своим командиром. Чувство гордости, и своей великой миссии переполняли их сердца, от слов офицера. Каждый чувствовал себя героем. Арсений и Ванька, стоя рядом, переглянулись и улыбнулись. По этому взгляду было понятно, что они оба счастливы.

– Напра-аа-ву, – прозвучала неожиданно команда.

Строй, нестройно повернулся. Кто-то, растерявшись, заметался, повернувшись в другую сторону. Послышался смех.

– От-т-ставить, – вернул их на исходную майор.

– Напра-аа-ву, – снова повторил он команду.

Со второго раза получилось лучше.

– Лейтенант, – обратился Стрельников, к стоящему в строю, молоденькому, только что из училища, командиру взвода.

– На приём пищи шагом марш, и далее по плану. Командуйте.

– За мной шагом марш, – скомандовал лейтенант по – детски писклявым голосом, показавшимся таким после команд и речей бывалого комбата.

Строй зашагал за ним, повинуясь его командам.

После обеда учебный взвод направился в своё расположение. Лейтенант скомандовал рассредоточиться по кубрику и приступить к подшивке подворотничков, раздав материал и нитки с иголками. Бойцы расселись по лавочкам.

– Эх, жалко Митьку не взяли в армию, сейчас бы с нами был, – с сожалением вспомнил про брата Ванька.

– Да ничего, чуть подрастёт, и через пару лет придёт, а мы его тут с хлебом с солью поджидать будем, – успокоил его Сенька.

За работой началось спонтанное знакомство.

– Что, кто откуда, хлопцы? – поинтересовался Арсений, нанизывая нитку в иголку.

– Я с Забайкалья, станица Семёновская, – отозвался краснощёкий, здоровый парень, пристроившийся рядом.

– Из казаков, что ли? – подключился Иван.

– Да, из казаков.

– И мы из казаков, – протягивая ему руку, улыбнулся он.

– Из сибирцев мы, будем знакомы. Я Ванька Беляев, это мой братец, Сенька Бандурин.

– Я Лёха Бурцев, – пожимая им обоим руки, представился забайкалец.

– Да тут братцы, почитай, добрая половина из казаков будет, – присоединился к знакомству ещё один боец.

– Так, хлопцы, али нет? – привставая со своего места, и оглядывая присутствующих, спросил он.

– Так точно, – ответил парень, стоявший возле окна, оперевшись на подоконник.

– Как по станицам постановление зачитали, так все в армию и хлынули. Я с Амура, нас со станицы шестерых в этот год в армию отправляли. Старики вот такие проводы закатили, – он показал большой палец, поднятый вверх.

– Век буду жить, не забуду. Всё, как встарь, говорят, по старым традициям.

– Да, проводы старики устроили как надо, – подтвердили его слова ещё несколько человек.

– А вот я, братцы, не люблю казаков, – вдруг прервал их воспоминания о станичных проводах боец со шрамом на щеке.

– Они маво батьку в девятнадцатом годе порубили, мне тогда три года было. Вот я с тех пор и сиротствую.

– Как звать тебя, друже? – подошёл к нему парень, стоявший у подоконника.

– Антоха.

– А я Прошка, Прохор значится. Прохор Фёдоров.

Он протянул ему руку.

– Маво батьку тоже в девятнадцатом убили, – продолжил он.

– И тоже сиротствую я, брат Антон, с трёх годов. Ну, что было, того не вернуть, думаю, тут у всех есть о чём погоревать. Но горевать нам нынче несподручно, мы теперь все красноармейцы, бойцы регулярной, Рабоче – Крестьянской Красной армии, и, как сказал наш комбат, Родина смотрит на нас, и мы её не подведём. Поэтому делить нам нечего, да и незачем. Верно я гутарю, хлопцы?

– Верно, Проша, – поддержал его Сенька.

– У всех у нас свои судьбы, свои истории, и неча нам зараз вспоминать дела прошлого. Много там осталось всего. Нам нужно жить настоящим, и не делиться на казаков и крестьян, а вместе строить светлое будущее, и вместе учиться защищать нашу общую Родину.

Начались армейские будни. Тренировки, учения, наряды. Полгода пролетели, как одна неделя. Очень быстро втянулись бойцы в службу. Совсем скоро предстояло то, о чём все они мечтали всё это время. Впереди их ждало знакомство с танками. Взвод, прошедший учебку, с нетерпением ждал начала практических занятий на танке Т – 26.

– Ровня-я-я-йсь, сми-и-ирно.

Перед Стрельниковым стоял уже не строй вчерашних гражданских пацанов, а хорошо вымуштрованное, боевое подразделение. Это не могло его не радовать. От того, с ещё большим удовольствием, он зачитал приказы, о присвоении очередных воинских званий.

– Красноармеец Бандурин.

– Я, – отозвался Сенька.

– Красноармеец Фёдоров.

– Я, – отозвался Прохор.

– Выйти из строя, – продолжал командовать комбат.

– Есть выйти из строя, – в один голос продублировали команду бойцы, и сделав два шага, развернулись лицом к взводу.

Торжественным голосом майор продолжил.

– За образцовое несение службы, и за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке, красноармейцы Бандурин и Фёдоров назначаются на должность командиров отделений, с присвоением очередного воинского звания «младший сержант». Ко мне, бойцы.

– Есть, – ответили они опять в один голос, и, развернувшись кругом, строевым шагом подошли к командиру.

Стрельников протянул им новенькие петлички, с треугольничком.

– Поздравляю вас, товарищи, – он пожал им руки.

– Служим трудовому народу, – всё также в унисон, как на тренировках, отвечали парни, реагируя на команды офицера.

Строй залился в троекратном «ура». По существующей воинской традиции, комбат дал распоряжение в канцелярию написать благодарственные письма на Родину.

Пустовал вышел из своего кабинета, с довольным лицом.

– Катерина Акимовна, вы Евсеича не видели? – спросил он у уборщицы, моющей пол в коридоре.

– Дак, минут пятнадцать назад здесь был, зараз на ферму уехал. Васька на санях за ним приехал, он быстренько собрался, в сани прыгнул, и укатили они, – доложила она во всех подробностях.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарил её председатель и вернулся в кабинет.

Дожидаться возвращения Семёна Евсеевича, имея такую телеграмму, он не смог. Накинув бекешу и ушанку, он побежал на ферму.

Декабрь выдался снежный. Сугробов намело по колено. Пустовал с трудом переставлял ноги, проваливаясь в снег.

– Тимофей Аркадьевич, ты на ферму собрался? – догнал его на санях Петро Башкин.

– Да, на ферму, Семён Евсеевич мне срочно нужен.

– Я туда же еду, садись, а то так по сугробам замучаешься шагать.

– Во, хорошо Петь, ты вовремя, – обрадовался он, залезая в сани.

– Телеграмма пришла с армии, дюже хорошая, про Арсения Бандурина. Вот, не могу ждать, хочу срочно обрадовать деда с отцом.

– Ну, эт правильно, дело важное, сейчас мигом доедем.

Петро подстегнул лошадь.

– Но, пшла.

На ферме вовсю шла снегоуборочная компания. Всеми силами убирали с территории снег, вывозя его на телегах и санях. Матвей лихо орудовал лопатой, закидывая большой сугроб на бричку. Из-под его шапки шёл пар.

– Во, Матвей Семёнович, ты-то мне и нужен, – спрыгивая с петровских саней, подбежал к нему председатель.

– А Семён Евсеевич далеко?

– Да вот, только что зашёл в коровник, – ответил Бандурин, продолжая работать.

– А что случилось?

– Пойдём, сейчас узнаешь.

Матвей воткнул лопату в сугроб и пошёл за Пустовалом.

– Семён Евсеевич, можно тебя на минуту, – окликнул его председатель, войдя в коровник.

– Можно конечно.

Он подошёл.

– Что, Тимофей Аркадьевич?

– Дело у меня есть к вам, Бандуриным.

Петро Башкин подошёл поближе, чтобы ничего не пропустить. Присутствующие с любопытством смотрели на них.

– На вот, читай.

Пустовал достал из-за пазухи телеграмму. Семён Евсеевич взял её.

– Мелко написано, не вижу нячё.

– Матвей, на, прочти.

Он передал её сыну. Тот, развернув, начал читать.

«Председателю колхоза Светлый путь, Пустовалу Т. А.

Командование Рабоче – Крестьянской Красной Армии, уведомляет вас, что отличнику боевой и политической подготовки, Бандурину Арсению Матвеевичу, в ознаменование очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, за особые достижения в службе, присвоено очередное воинское звание, «младший сержант». В связи с чем выражаем вам, и его родителям благодарность, за достойное воспитание советского гражданина и сына. Командир бронетанкового батальона, майор Стрельников.»

Матвей дочитал, с трудом сдерживая подкативший к горлу ком. Он посмотрел на отца. Тот стоял, опешив от услышанного, не в силах ничего сказать.

– Гордость – то какая, – разорвал тишину Башкин.

– Ай да Сенька, ай да порадовал. Вот это казак.

У Семёна Евсеевича на глазах предательски выступили слёзы, покатившись по щекам и спрятавшись в бороде.

– Никак в урядники произвели Сеньку-то нашего, – проговорил он, вытирая их.

– В сержанты, – поправил его Пустовал.

– Командиром тепереча будет Арсений.

– Командиром, – задумчиво повторил за ним дед.

– Стало быть, строится служба-то у казаков, а, Матвеюшка, – посмотрел он на сына.

– Глядишь, с Божьей помощью и в офицерья выйдет.

– Дай-то Бог, – Матвей обвёл всех глазами.

– Дай-то Бог.

– Ну, спасибо тебе, Пётр Аркадьевич, за добрую весть, – Семён Евсеевич пожал ему руку, и обнял.

– Вот это порадовал ты меня добре. Не посрамил Арсений рода нашего. Не посрамил.

Все смотрели на своего бригадира и радовались за него.

– Отличник боевой подготовки, командир говорит, – повысив голос, чтобы все слышали, громко сказал он, обводя всех взглядом.

– Вот так вот, пусчай знають. Токмо казаков в строй поставили, а они уже в командирах.

Радости Евсеича не было конца. Он ещё целую неделю ходил с этой телеграммой по станице, показывая её всем. Для старого казака эта благодарность была предметом большой гордости. Ведь то положение, в котором оказалось казачество после гражданской войны, было весьма незавидным и бесперспективным. То, что на казачество было наложено ограничение по службе, тяжёлым бременем лежало на плечах казаков. Казалось, что уже никогда не удастся вернуть казачеству его прежнее место в обществе. И вот, с выходом постановления о снятии ограничений, появился шанс. Казаки использовали этот шанс на полную мощность, понимая, что от этого зависит будущее казачества.