Текст книги "Шаг на пути к небу. Роман"

Глава 9

– Идут, идут! – вбегая в палату, закричала сестричка, закрывая за собой двери. Раненые зашевелились, распределяясь по своим кроватям. Кто-то быстро собирал карты с тумбочки, где только что шла игра в дурака. Кто-то на костылях ковылял на своё место.

– Фу, надымили-то, – она подбежала к окну, и открыла форточку.

– Да не переживай ты, Сонька, всё будет нормально, – успокаивали её бойцы.

– Ага, не переживай, комиссия всё-таки. Медсестра поправила шторы, и схватив с подоконника какую-то тряпку, сунула её под тумбочку. Арсений сидел на своей кровати, и наблюдал за происходящим. Рядом лежал Стрельников с подвешенной ногой, перевязанной от голени до ягодиц. Лебедев, только что игравший в карты, прибежал и лёг на своё место, придерживая рукой забинтованную грудь.

Вчера всем объявили, что в госпиталь прибудет комиссия. Что за комиссия, никто не знал, но весь медперсонал суетился, наводил порядки и шугал раненых, уже попривыкших к больничной, расслабленной жизни. С вечера во всём госпитале наводили генеральную уборку. И всё же Соня, молоденькая медсестричка, закреплённая за их палатой, нервничала, накрученная главврачом, не зная, что ждать от незваных гостей. Она осторожно выглянула в коридор. Никого не было. У входа, за столом, сидела дежурная медсестра. Сонька вопрошающе мотнула головой. Та ответила ей так же, жестом, показав на соседнюю дверь.

– В первую палату зашли, – занырнув обратно, выдохнула она.

– Сонечка, не бойся, мы тебя не подведём, – улыбаясь, пробасил Стрельников.

– Да, конечно. Смотри, у нас самая образцовая палата во всём госпитале, – поддержал его Лебедев. В этот момент донесся глухой звук, похожий на троекратное «ура». В коридоре хлопнула дверь, и в их сторону, стуча каблуками, зашагали несколько человек. Дверь открылась, и в палату вошёл командир полка, полковник Уханов, в сопровождении двух офицеров. Раненые попытались встать со своих мест, но он остановил их.

– Сидите, сидите. Все вернулись в исходное положение. – Ну как, товарищи идёт выздоровление?

– Спасибо, товарищ полковник, выздоравливаем, – приподнимаясь, ответил Стрельников. – Благодаря медперсоналу, и в частности, заботе нашей Сонечки, скоро будем в строю.

– Ну, вот и славненько. Не буду вас долго задерживать, перейдём сразу к делу.

Стоявший рядом офицер подал ему список.

– Итак, – начал он зачитывать. – Красноармейцы: Николай Подольский, Григорий Суруханов, Василий Болдырев, Фёдор Лебедев, Егор Пироваров, а также сержанты Тимофей Востриков, Силантий Барников, и Пётр Вознин. За проявленное мужество и отвагу в боях с японскими интервентами, вы представлены к правительственной награде, «медаль за боевые заслуги» и к отпуску сроком на десять суток, с момента выздоровления. Бойцы поднялись. Лебедев, придерживая раненую грудь, вместе со всеми, в один голос, выкрикнул, «Служим трудовому народу!». Второй из ассистирующих офицеров, прошёл и раздал награды. Уханов продолжил.

– Красноармейцы Всеволод Белинин, Борис Федяйкин, Иван Сопирников, Виктор Носов, а также, сержанты Константин Сафронов, Захар Шилин, Арсений Бандурин, и лейтенанты Назар Краснов и Семён Авдеев. За проявленное мужество и отвагу в боях с японскими интервентами, представлены к правительственной награде, ордену Красной звезды, и к отпуску на десять суток, с момента выздоровления.

– Служим трудовому народу!

Радости Арсения не было предела. Он уже не услышал, что полковник зачитал ещё несколько фамилий, награждённых орденом Боевого красного знамени, погрузившись в свои размышления.

– Ну надо же, – закрутились мысли в его голове. – Первый бой, и сразу же орден, и ранение. Вот дед обрадуется, когда узнает. И отпуск прям кстати. И по Дашке уже соскучился, сил нет.

Его мысли прервал акцентированно громкий голос Уханова.

– А сейчас, товарищи, переходим к самому главному. Майор Стрельников Ефим Георгиевич, за особые заслуги, награждается высшей правительственной наградой, Звездой Героя Союза Советских Социалистических Республик, и присвоением внеочередного воинского звания «подполковник». Ура, товарищи.

– Ура, ура, ура-а-а, – прокричали все в один голос.

– Поздравляю вас, благодарю за службу, и желаю скорейшего возвращения в строй. До свидания. – Полковник с офицерами вышли. Соня закрыла за ними дверь.

– Вот тебе и комиссия, – крутя орден в руке, задумчиво проговорил один из награждённых.

– Обмыть бы надо, как положено, а братцы. Спиртику бы, – приметил кто-то.

– Кем положено-то? – включился в разговор Арсений.

– Ну как кем? Кем-то до нас.

– Не знаю, не слыхал. Сколь дед, да старики баяли, ни от одного не слыхал, чтобы награды обмывали.

– Ну не хочешь, не обмывай, – махнул на него рукой разохотившийся боец с перевязанной головой.

– Сонь, а Сонь, подсоби со спиртиком-то.

– Да какой спиртик, вы в своём уме? Хотите, чтобы главврач вас вместе со мной под трибунал отдал?

– Ну почему сразу под трибунал? Мы ж чисто символически.

– Нет, не позволю, и думать забудьте.

– Ну, Сонечка, ну что ты ругаешься, ну хоть грамм двести, – продолжал клянчить тот.

– Да успокойся уже, боец, – оборвал его Стрельников, – тебе что, непонятно объяснили?

– Ну вот, а так всё хорошо начиналось, – поняв, что ничего не получится, заключил он.

Лебедев прицепил свою медаль к бинтам, плотно намотанным на его, пробитой осколками, груди. Подойдя к окну, он начал ловить в нём отражение.

– Ну как смотрится, а, Арсений Матвеич?

– Да герой, герой, – ответил ему Бандурин, сам с трудом сдерживая свою радость, что бы внешне никак её не показать. Для него было важно, как оценят его казаки дома, что скажут отец и дед.

– Товарищ майор, – он поправился, – вернее, товарищ подполковник, поздравляю вас с заслуженной наградой. Лихо мы всё-таки к ним прорвались.

– Спасибо, Бандурин, спасибо. И ты молодец, заслуженно получил орден. По прибытии в часть, напишу на тебя приказ, о присвоении внеочередного.

– Благодарствую, товарищ ма…, товарищ подполковник.

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник, – подошёл к нему Лебедев.

– Обращайтесь.

– Товарищ подполковник, возьмите меня в свой батальон. Он стоял перед кроватью Стрельникова, вытянувшись по струнке, выпячивая забинтованную грудь с медалью.

– Ну что ж, – сделав задумчивый вид, подыграл важности его обращения комбат. – Учитывая твои боевые заслуги, отмеченные медалью, думаю, можно тебя взять в наш батальон, но только если Бандурин не будет возражать. Лебедев изменился в лице, не поняв шутки. – Вы не против, товарищ сержант? – продолжал Стрельников с серьёзным лицом.

– Я не против, товарищ комбат. По-моему, красноармеец Лебедев проявил себя геройски и достоин нести дальнейшую службу в бронетанковом батальоне.

– Ну, на том и порешим. – Стрельников улыбнулся.

– Не переживай, Федь, сразу после отпуска, будешь зачислен в мой батальон. Ходатайство о переводе я напишу.

Лебедев расплылся в улыбке.

– Слушаюсь. – Он козырнул.

– Э-э-эх, кто ж руку к пустой голове-то прикладывает? Ладно, иди уже. Комбат махнул рукой. Тот развернулся, как по команде кругом, и зашагал к своей кровати.

– Представляете, товарищ комбат, – не в силах сдерживать эмоции, начал Сенька. Ему хотелось с кем-то непременно поделиться своими мыслями.

– Мой дед, в 1905 году, с японцами воевал, тоже был ранен, и тоже в левое плечо, и «георгием» был награждён. И вот, спустя тридцать три года, история повторилась. Снова Бандурин бъёт японцев, снова ранение и снова орден. Преемственность поколений.

– Да, Арсений Матвеевич, славный у вас род получается. Пока такие люди у нас есть, нам никакой враг не страшен.

– Эх, в отпуск быстрей хочется. Деда с батькой обрадовать.

– Скоро обрадуешь, через месяц наверное, выпишут нас уже.

Сенька лёг на свою кровать, и закрыл глаза. Под шум голосов, обсуждающих свои награды и подвиги, он погрузился в мечты, переплетающиеся с воспоминаниями. Он вспоминал своих родных, деда с отцом, провожающих его в армию, наставления стариков, плачущую Дашу. Ему представлялось, как он придёт в отпуск домой, как пройдёт по станице, блестя орденом. На память пришли их с Дашей мечты, обвенчаться сразу после армии. Её нежные письма, которые она слала ему всю службу. Вдруг, в его голову пришла мысль о том, что ему ещё служить и служить, а в конфликте с японцами не поставлена точка, и что его в любой момент могут убить, как тысячи его товарищей, оставшихся навечно у той высоты, и что он может не успеть жениться и стать продолжателем своего рода.

– Так, – сказал он про себя, – нужно срочно с Дашкой венчаться, вот прям в отпуск приду, и сразу сватов зашлю к дядьке Григорию.

Осенью, когда в станице полным ходом шла уборочная компания, Арсений пришёл на побывку домой. Неспешной походкой он шёл по станице. Новенькая шинель, будёновка, и начищенные до блеска сапоги придавали его походке особый шик. Понимая, что в разгар рабочего дня дома он никого не застанет, Сенька направился прямиком в сельсовет.

– Здравия желаю, – отчеканил он, входя в кабинет председателя. – Сержант Бандурин прибыл для прохождения отпуска в количестве десяти дней.

– Арсений Матвеевич, вот это сюрприз, проходи, садись. Пустовал, встал из-за стола, и выдвинув стул, жестом пригласил гостя присесть. Сенька, демонстративно сделал несколько строевых шагов к стулу, и сел.

– Ну, рассказывай, как ты, как служба?

– Жив – здоров, служу в бронетанковом батальоне, направлен в отпуск по ранению, – доложил он.

– Да, молодец Арсений Матвеевич, наслышаны мы о вашей службе. От командования благодарность получали. Не посрамили казаки родную станицу. Недаром знать сняли с казаков ограничения на службу.

– Да, Тимофей Аркадьевич, хорошо казаки служат, нареканий нет.

– А где ж тебя поранили то?

– В боях под озером Хасан.

– А, да, слышали, в газетах писали, что японцы опять к нам с претензиями. Ну как там, жарко было?

– Да, жарковато. Много наших погибло да поранило, но задачу мы выполнили.

– Ну и хорошо, по-другому и быть не может, и не будет. Наша армия всем укажет место. Так ведь?

– Так точно.

– Ты дома то был уже?

– Нет, сразу к вам. Мои-то все на работе, поди. Зараз на ферму пойду.

– Так, – председатель встал. – Поехали вместе, там на заднем дворе у меня бричка стоит, сегодня сделаю выходной твоим, пусчай героя своего встречают.

– Спасибо, Тимофей Аркадьевич, вот это будет кстати. Они вышли на задний двор. Ездовой поил коня, запряжённого в председательскую телегу.

– Авдеич, давай на ферму, – скомандовал Пустовал.

Через час, вся семья сидела за столом в доме Семёна Евсеевича, с упоением слушая Сенькины рассказы.

Глава 10

На следующий вечер, в доме Григория Метелина, собрались Сенькины сваты. Семён Евсеевич и Матвей сидели рядом. Для торжественного случая, на свой страх и риск, они надели шаровары с красными лампасами, и кресты. Благо далеко в таком виде идти было не нужно. Между их домами, в заборе, была калитка. Бандурины попали к соседям, не выходя на улицу. На груди Арсения красовалась красная звезда. Дед, отец и внук предстали при полном параде. Несмотря на то, что новая власть казачьи лампасы и кресты не жаловала, казаки всё же старались в особо торжественные и памятные моменты одевать их. Григорий с женой сидели напротив. Зная об отношениях Даши и Сеньки, они понимали, зачем пожаловали гости, но всё же, не подавали виду.

– Ну что, Григорий Митрофанович, Прасковья Трифоновна. Вот, пришли Дарью вашу сватать, – начал Семён Евсеевич. – Знать время пришло породниться казакам Бандуриным и Метелиным. Всю жизню живём мы с вами бок о бок, и с батьками вашими дружили, царствие им небесное. Он перекрестился, все повторили за ним. – Как к детям своим отношусь к вам, и Дарья нам, как родная. Ежели не будете против, хотим взять казачку вашу в снохи. Что ответите на сие предложение? – Григорий переглянулся с женой, и улыбнулся в бороду.

– Да мы не против, Семён Евсеевич, Матвей Семёнович, за вашего Арсения Дарью свою отдать. Вопрос только, не рановато ли? Дочь вроде гутарила, что опосля службы сговаривались, а Сеньке ж ещё пару годов служить. К чаму спешка така? – Арсений от неловкости поёжился.

– То верно, Григорий Митрофанович, ещё служить. Да вот только не мне, старику, тебе казаку, за службу-то рассказывать. Арсения-то поранетого в отпуск отпустили, а через десять дён, опять он на войну отправится, японцев бить, коих мы с твоим батькой в девятьсот пятом годе не добили. Ну, а уж как на войне бывает, ты и без моего знаешь. Там вон сколь казачков-то наших полегло. А ты, друже, знаешь, что род наш казачий нужно сохранять и продолжать. И так, вон сколь нашего брата извели. А коли любовь промеж них имеется, то и неча тянуть. Пусчай венчаются, и с Богом. А то, что казачка казака с войны будет ждать, так енто доля её такая. Не она первая, и не она последняя. Мне так думается.

– Верно всё ты гутаришь, Семён Евсеевич. – В голове Григория крутилась мысль о том, что при таком раскладе, дочь может остаться молодой вдовой с ребёнком на руках, но из уважения к Бандуриным, он не стал озвучивать эти мысли.

– Коли Дашка будет не против, то и мы препятствовать не станем. На всё воля Божья. Покличь мать дочь свою, – повернувшись к жене, попросил он. Прасковья Трифоновна встала, и, пройдя в соседнюю комнату, вышла оттуда с дочерью.

– Ну вот, доченька, Арсений Матвеевич сватать тебя пришли, а через десять дён, он обратно на войну пойдёт. Что скажешь? Пойдёшь за него? Даша в смущении опустила голову и присела рядом с отцом. Сенька смотрел на нее, не отрывая взгляда. Его сердце от волнения выпрыгивало из груди, но внешне он был совершенно спокоен.

– Да, пойду, – проговорила она тихонько.

– Ну, ты дочь, хорошо подумай, у Арсения ещё два года службы впереди.

– Я буду ждать. Тебя же мама ждала с войны, вот и я буду ждать. Все казачки казаков со службы ждут, – проговорила она почти шёпотом.

– Эт верно, дочка, – улыбнулся от Дашкиных слов Семён Евсеевич.

– Ну, всё мать, собирай приданое, – обратился Григорий к жене, тоже улыбаясь.

– Да нам собраться, только подпоясаться, – пошутила она. Гриша встал, и, подойдя сзади, к сидящей рядом дочери, положил ей руки на плечи.

– Вот только священника в станице нет, как же без венчания? Зараз, вона как, в сельсовете расписались, и вся недолга, а перед Богом завет, вроде как и не нужон. – Он вопрошающе посмотрел на Семёна Евсеевича.

– Есть вариант, – успокоил его старик. – Без божьего благословения не останемся. Знаю, как в тайге монаха найти. Я с отцом Вячеславом как-то ходил к нему. Он в леса ушёл, ещё в двадцатых. Так и живёт отшельником, Бога молит о нас. Казаки-то, нет нет ходють к нему, кто на исповедь, кто за благословением. Да и комиссары его вродя не трогають, добраться не могуть. Давно я, конечно, у него не был, не знаю, жив ли, но попробовать стоит.

На следующий день Семён Евсеевич организовал две подводы, договорившись с председателем. Погрузившись на них, казаки выдвинулись на поиски монаха. На одной подводе поехали Григорий с женой и дочкой, на другой он с Матвеем и Арсением. Через несколько часов блужданий по лесу, Семён Евсеевич, по ведомым только ему ориентирам, привёл их к нужному месту. Посреди сибирской тайги, в холме, поросшем вековыми соснами и густым кустарником, была оборудована еле заметная землянка. В воздухе носился чуть улавливаемый запах дыма. Дед слез с подводы, и подошёл к двери, поросшей мхом. – Отец Севастьян! – крикнул он. Вокруг стояла тишина. Осенний лес ощетинился своей прохладой. Только лошади, храпя, переговаривались друг с другом. – Отец Севастьян!

– Ну что расшумелся, казак? – Все обернулись на голос, напугавший их своей неожиданностью. Сзади подвод, оперевшись на посох, сделанный из сосновой ветки, стоял седой старичок, в ветхих одеждах. – С чем пожаловали, добрые люди? – Семён Евсеевич подошёл к нему.

– Благословите, батюшка.

– Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, аминь. – Старый монах перекрестил его, и поцеловал.

– Отец Севастьян, – начал он, – дети наши венчаться решили, пред лицом Божьим завет заключить. На Господа уповая, шли мы к тебе. Может, сподобит тебя Бог наш, помочь нам в сиим деле?

– Знаю, знаю, что привело вас ко мне. За то, что Господа не забываете в лихую годину, будет вам благо. С удовольствием совершу таинство Господне, и вместе с вами помолюсь о новой семье. Он подошёл и взял Дашу за руку.

– Пойдём со мной. И ты казак, айда, – зазывающе махнул головой монах, глянув на Сеньку. Тот спрыгнул с подводы, и вошёл за ними в землянку. Они оказались в небольшой комнатке, стены и потолок которой были сделаны из брёвен. В одном углу стояла импровизированная кровать, выполненная в таком же стиле, и устланная хвоей. В другом был стол, на котором лежали какие-то исписанные бумаги, пенёк вместо стула и маленькая буржуйка. На этом нехитрое убранство монашеской кельи заканчивалось. На стенах кругом были иконы, написанные по-видимому углём, и горели лампадки. Монах усадил их на кровать.

– Благословляю вас, дети мои, на долгий и счастливый брак. Бог уготовил нашему народу огромное испытание, которое с честью сможет вынести только любящее Бога сердце, и уповающее на милость Его. Буду молить Господа о вас, чтобы дал вам силы духа пронести веру Христову, через всю свою долгую жизнь, и передать её в чистом виде своим правнукам.

Арсений с Дашей сидели, взявшись за руки. От слов монаха вся их внутренность трепетала. Эта тесная лачуга превратилась в престол Божий. Их обоих охватило присутствие Божье. В этом месте было ощущение спокойствия и защищенности. Будто и не было войны с японцами, не было братоубийственной бойни, не рушили храмы по всей России, и не гноили в лагерях невинный народ. Отец Севастьян говорил и говорил, и с каждым его словом их сердца переполнялись Божьей благодатью.

Через некоторое время они вышли из землянки, держа в руках нарисованные углём иконы Христа – Спасителя и Божьей Матери. Монах отслужил молебен и совершил таинство венчания прямо в лесу, под открытым небом. По завершении, он подошёл к Арсению, и вложил в нагрудный карман его гимнастёрки свёрнутую бумажку.

– Это молитва «Живые помощи», всегда держи её при себе, а лучше выучи наизусть и в лихую годину молись ею, и Господь отведёт от тебя всякую беду. Сенька поблагодарил его. Потом повернувшись к Матвею, он сказал, – И ты, казак, прими от меня эту молитву, вскоре она и тебе пригодится. – Старый монах протянул ему также свёрнутую бумажку. Матвей взял её. По его спине пробежали мурашки. Было ощущение, что отшельник видит его насквозь. В его пронзительном и глубоком взгляде виделась какая-то неописуемая мудрость, как – будто он знал всё, что их ждёт в будущем. У Матвея было желание спросить его об этом, но тот дал понять, что на этом всё, и распрощавшись со всеми, ушёл в свою землянку.

К вечеру они уже были в станице. Арсений с Дашкой решили ночевать в летней времянке, на заднем дворе дома Бандуриных. Это была уютная, светлая комнатка. В детстве он часто уединялся в ней, чтобы почитать, или отдохнуть в тишине. Сенька затопил печь, и вскоре, холодный осенний воздух нагрелся, и от этого тепла, стало по – домашнему уютно. Даша немного стеснялась. Всё так быстро произошло, и ей с трудом верилось, что теперь они законные муж и жена, в Богом венчанном браке. И теперь они, вчерашние влюблённые в друг друга дети, стали одной плотью. И что её мужу через недёлю нужно идти на войну.

Эта неделя, пролетела как один день. Они были счастливы, упиваясь своей любовью, но отпуск заканчивался, и уже завтра нужно было расставаться.

В это утро Арсений проснулся раньше обычного. Полночи он не мог заснуть. Близость расставания навевала тревожные мысли. Он лежал и смотрел на спящую жену. Её красивое, девичье лицо, в свете луны было ещё прекрасней. Ему хотелось сохранить в памяти её образ. Сенька аккуратно, чтобы не разбудить Дашу, поглаживал её длинные волосы, раскинутые по кровати. Он мысленно благодарил Бога за этот подарок.

– Я буду любить тебя вечно, моя дорогая Дашенька, – прошептал он чуть слышно. Так, пролежав до рассвета, любуясь своей женой, Арсений встал, и, подбросив в печку дровишек, подошёл, и, поцеловав Дашу, разбудил её.

– Вставай, любимая, мне уже пора. – Даша открыла глаза.

– Да, да, я зараз. Она села на кровать и накинула на плечи лежащий рядом халат. – Я соберу на стол. Молодая хозяйка быстро начала хлопотать у печки, и через несколько минут на столе стояла жареная яичница с хлебом, и крынка молока. Сенька сел за стол, уже одевшись и обувшись. Даша сидела, и, не отрывая взгляда, смотрела на мужа. Он доел и встал.

– Я скоро вернусь, любимая, – обнимая её, успокоил жену Арсений, видя, что её глаза заблестели от слёз. – Не успеешь глазом моргнуть, как я буду дома. Она прижалась к нему и тихонько заплакала.

– Я буду очень ждать тебя, – проговорила она сквозь всхлипывания. В этот момент зашёл Семён Евсеевич.

– Ну что, Арсенюшка, собрался? Ну, с Богом. Там Петро уже подводу подогнал, надоть ехать.

– Да диду, иду уже. – Сенька надел шинель, и они вышли во двор из своей времянки. На улице уже собралась вся родня провожать его. Он подошёл к отцу, и они обнялись.

– Ну, с Богом сынок, служи как положено, а мы будем дожидаться тебя.

– Скоро вернусь, бать. – Он обнялся с Андреем, с тестем, поцеловал тёщу, бабушку, Настю.

– Сень, Ваньше привет там передавай, скажи, что я его люблю и жду. – Настя заплакала, говоря о брате.

– Хорошо, Насть, передам. Он же у нас герой. Пока я в отпуске, бьёт он там японцев, наверно, и в хвост и в гриву. Арсений подошёл к Митьке.

– И ты брат, давай к нам, вместе будем Родину защищать.

– Да я уже скоро, весной призыв будет, к вам буду проситься.

– Будем ждать. – Они тоже обнялись и пожали друг другу руки. Тимофей Аркадьевич, который тоже пришёл проводить Сеньку, взял слово.

– Позвольте и мне сказать.

– Гутарь, председатель, – махнул ему Семён Евсеевич.

– Гордимся мы, Арсений Матвеевич, такими славными своими земляками, как вы с Иваном Михайловичем, и завещаем вам и впредь достойно нести имя советского солдата, защитника нашей любимой Родины и всех трудящихся. Бейте всех врагов так, чтобы у них пятки сверкали, когда они от вас бежать будут, а мы будем крепить тылы всеми своими силами. И вместе мы построим великую страну Советов. В завершении он пожал ему руку.

– Благодарствую на добром слове, Тимофей Аркадьевич, мы вас не подведём.

Со всеми обнявшись и попрощавшись, он сел в подводу, которую организовал председатель.

– Спаси Христос! – дед перекрестил на прощанье внука. Петро стеганул коня, и тот, рванувшись, начал отдалять Арсения от дома. Мария Тимофеевна тихонько вытирала слёзы краем платка, Даша всхлипывала, прижавшись к своей матери.

– Всё будет хорошо, – заключил Матвей, – Всё будет хорошо. У нас род живучий и выносливый.