Текст книги "Узы крови"

– Нет. Его убило солнце. Но Стефан придет в себя, чтобы ночью встретиться с Марсилией.

Во всяком случае, я думала, что это произойдет сегодня ночью. Я не очень много знаю о вампирах, но вервольфы вершат суд сразу, на месте, а не ждут полгода после преступления. И разбирательство длится часы, иногда минуты, а не месяцы. Не можешь убедить своего Альфу, что от тебя живого меньше неприятностей, чем от мертвого? Тем хуже. Тщательнее всего Бран скрывал от публики законы стаи, по необходимости жестокие.

– Сэмюэль сказал мне, что ты пойдешь на суд вампиров.

– Он тебе звонил, – сердито уличила я. – Что еще он сделал? Попросил перезвонить, когда я благополучно доберусь сюда?

Зи впервые улыбнулся мне и достал свой телефон. Вымазанными маслом пальцами набрал мой номер.

– Она здесь, – сказал он. – Добралась благополучно.

Не дожидаясь ответа, он прервал разговор, улыбнулся еще шире и набрал другой номер. Я и его знала. Но на случай, если я не увидела, он использовал имя:

– Привет, Адам, – сказал он. – Она здесь. – Немного послушал. Я тоже, но, должно быть, громкость уменьшили до предела, потому что я услышала только гул мужского голоса. Улыбка Зи стала злорадной. Он посмотрел на меня и сказал: – Он спрашивает, почему ты так долго добиралась.

Я начала закатывать глаза, но от этого сильнее заболело лицо, поэтому я остановилась.

– Скажи: дикий, страстный секс с незнакомцем.

Я не задержалась, чтобы услышать, передал ли Зи мой ответ. Сорвала с крюка комбинезон и убежала в ванную.

Вервольф – это отклонение, которое поддается контролю, напомнила я себе, переодеваясь для работы. И поскольку он – контролируемое отклонение, этого внутреннего волка держат под контролем. И очень хорошо. Если бы мне не нравились побочные следствия, я не общалась бы с вервольфами. И не дошла бы до того, что один вервольф живет в моем доме, а второй – через забор на моем заднем дворе.

Но одна, в ванной, я могла себе признаться, что, хоть и рассердилась на них, была бы глубоко разочарована, если бы они не проверили, что со мной. Ничего себе логика, да?

Когда я вышла, Зи показал мне, чем заняться. Пусть я купила его мастерскую, но, когда он здесь, распоряжается по-прежнему он. Отчасти по привычке, я думаю, но главным образом потому, что я хороший механик, а вот Зи – настоящий волшебник. В прямом и переносном смысле.

Если бы ему не наскучивала легкая работа, он никогда не нанял бы меня. И тогда мне пришлось бы искать работу в «Макдональдсе» или в «Бургер Кинге», как всем остальным бакалаврам истории.

Мы работали в удовлетворенном молчании. Потом мне вдруг потребовались не две руки, а четыре.

Пока я поворачивала храповик, а Зи держал нужную часть на месте, он сказал:

– Я заглянул под чехол, – и кивком показал на центр мастерской, где дожидались мои последние перспективные проекты.

– Красивая, правда? – сказала я. – Или будет, когда я ее закончу.

Она – это «Карманн Гиа»[17]17
  Одна из моделей «фольксвагена».


[Закрыть] 1968 года, почти в исходном состоянии.

– Собираешься восстанавливать или пустишь по улицам?

– Не знаю, – ответила я. – У нее еще оригинальная покраска, и на капоте только небольшие трещины. Не хотелось бы вмешиваться, если есть возможность обойтись без этого. Если смогу заставить ее бегать с родным двигателем, а Ким зашьет сиденья, этим и ограничусь.

Есть три группы любителей старых машин: те, кто считает, что в машине нужно оставить как можно больше исходного; те, кто восстанавливают ее, приводя в лучшее состояние, чем на заводе; и те, кто разбирает машину на части и заменяет тормоза, двигатель, подвеску и все остальное современным оборудованием. Зи определенно относится к последним.

Он не сентиментален: если что-то работает лучше, это и следует использовать. Думаю, для него пятьдесят лет совсем не то, что для окружающих. Один видит антикварную редкость, другой – ржавый корпус.

Значительную часть моего дохода дает восстановление старых машин. Я не привередлива. У меня есть партнер, который занимается кузовами, – гений Ким. И другой партнер, который повсюду разъезжает и демонстрирует машины, чтобы я могла их продать. Вычтя стоимость материалов и другие расходы, мы делим прибыль в соответствии со временем, потраченным на проект.

– Воздушное охлаждение заменить бы, – сказал Зи.

– Тому, кто хочет «Гиа» в первозданном виде, такая замена не нужна, – возразила я. Он хмыкнул, не убежденный, и вернулся к работе.

Гэбриэл на моем «кролике» съездил за сэндвичами и сел перекусить с нами. Я расчехлила «Гиа», и мы втроем ели и обсуждали, что делать с машиной, пока не настала пора вернуться к работе.

– Зи, – спросила я, когда он поднял «Пассат»[18]18
  Одна из моделей «фольксвагена», «семейная машина», производится с 1973 года.


[Закрыть] повыше, чтобы посмотреть на выхлопную трубу. Он хмыкнул, постучав пальцем по помятой перед самым глушителем трубе. Что ты знаешь о колдунах?

Он перестал стучать и вздохнул.

– Старые гремлины держатся подальше от демонов, потому что люди, поверив в дьявола, готовы продавать ему свои души.

У меня слегка закружилась голова. Дело не в том, что я не верю в зло, – как раз наоборот. У меня достаточно доказательств существования Бога, поэтому я признаю и существование Его недруга. Мне просто очень не хочется знать что кто-то заключил договор с дьяволом и теперь в пределах десяти миль от моего дома убивает в отеле горничных.

– Я думала, это просто демон, – сказала я неуверенно.

– Ja, – сказал он. Теперь Зи повернулся и увидел мое лицо. – Дьявол, демон. Английский язык слишком неточен для этих понятий. Есть существа, которые служат Великому Зверю из христианского Писания. Есть большие и меньшие духи, демоны или дьяволы, и все они служат злу. Главные враги удалены из нашего мира, но могут вернуться, если их пригласят. Точно так же вампир не может войти в дом без приглашения.

– Хорошо. – Я перевела дыхание. – Что еще ты знаешь?

Зи приложил к трубе руку.

– Немного, Liebchen. Te немногие из людей, кто называл себя колдунами, были лишь наживкой демона, когда я с ними встречался.

– А в чем разница?

– Разница в том, кто держит вожжи. – Выхлопная труба под рукой Зи засветилась ярким вишневым цветом. – Демоны хорошо служат только одному хозяину, и тот, кто об этом забывает, быстро попадает в рабство. Те, кто помнит, могут справляться с обстоятельствами чуть дольше.

Я нахмурилась.

– Значит, все одержимые демонами начинают как колдуны?

Зи покачал головой.

– Существует много видов приглашений, намеренных и ненамеренных. Колдун, одержимый демоном – неважно. В конечном счете у руля всегда демон.

Выхлопная труба издала громкий лязгнула и приобрела правильную форму. Зи посмотрел мне в глаза.

– Эта тварь играет вампирами, Мерси. Держись от нее подальше. Семья подготовлена к этому лучше тебя.

В пять тридцать я по локти погрузилась в наладку «Ванагона»,[19]19
  Модель «фольксвагена».


[Закрыть] поэтому попросила Гэбриэла закрыть офис и отправила их с Зи домой. Из-за моего побитого лица они не хотели оставлять меня одну, но я наконец их уговорила.

Пока со мной был Зи, я держала кондиционер включенным, а гаражную дверь закрытой, но в отличие от вервольфов я наслаждаюсь летней жарой. Поэтому, оставшись одна, я выключила кондиционер и распахнула дверь.

– Помогает?

Я подняла голову и увидела в открытой двери клиента, который заходил раньше.

– Том Блэк, – напомнил он мне.

– Что помогает? – спросила я, вытирая руки и делая глоток воды из бутылки, опасно стоящей на бампере.

– Вы напеваете, – ответил он. – Вот я и думаю, помогает ли это.

Почему-то его слова меня встревожили. Он говорил, как старый друг, а не как клиент, с которым я только что познакомилась и перебросилась парой слов. Его предыдущее замечание о белом поясе не свидетельствовало о том что он владеет боевыми искусствами, зато об этом говорили его движения, когда он вошел в мой гараж.

Я сохраняла на лице вежливое выражение, хотя койот во мне хотел приподнять верхнюю губу. Этот Блэк вторгся на мою территорию.

– Вот уж не знала, что напеваю, – сказала я. – Это последняя машина, над которой я сегодня работаю. – Я знала, что машина не его: эту я отлаживаю регулярно. – Если Гэбриэл вам не позвонил, вероятно, ваша машина будет готова завтра.

– Как такая красивая женщина стала механиком? – спросил он.

Я наклонила голову, чтобы лучше видеть здоровым глазом. Гэбриэл сказал, что, если подольше подержать мешочек со льдом, опухоль опадет. В хорошие дни у меня вполне сносная внешность, сегодня уместнее сказать – ужасная и уродливая.

Будь мы на нейтральной территории, я бы ответила что-нибудь вроде: «Даже не знаю. А как из такого красивого мужика получился назойливый ублюдок?» Но ведь это мое рабочее место, а он клиент.

– Как и другие красивые механики, наверно, – сказала я. – Послушайте, мне нужно тут кое-что закончить. Почему бы вам не позвонить завтра утром? Гэбриэл скажет, когда вы сможете забрать машину.

С этими словами я двинулась вперед. Такое движение должно было заставить его отойти. Но он не отошел, и мне пришлось остановиться, чтобы не чересчур приближаться к нему. От него пахло кокосовым кремом против загара и сигаретным дымом.

– Вообще-то я уже забрал сегодня свою машину, – сказал он. – И пришел сюда поговорить с вами.

Он человек, но я видела в его глазах хищный блеск: такой бывает у вервольфов, когда они выходят на охоту. Я была в своем гараже, поэтому чувствовала себя в безопасности и чересчур приблизилась к нему. У меня много гаечных ключей и ломиков, но сейчас все это слишком далеко.

– Правда? – сказала я. – По чем?

– Хотел спросить у вас, каково ходить на свидания с вервольфами. Вы знали, что он вервольф, когда первый раз встретились с ним?

Его тон неожиданно приобрел остроту бритвенного лезвия.

От такой неожиданной смены тем я только глупо заморгала.

Этот человек пахнет не как фанатик. У ненависти совершенно особый запах. Когда Зи впервые перестал таиться, вокруг мастерской повадилась расхаживать группа людей с плакатами. Некоторые приходили по ночам и писали па двери гаража оскорбительные слова гневными красными буквами.

От Тома Блэка пахло так, словно ответы на вопросы для него действительно важны.

Снаружи на мою стоянку въехал «шевроле-350» с восьмицилиндровым двигателем, и я узнала звук мотора. Мой страх рассеялся, и я сообразила, что у его вопросов может быть только одна причина.

Я сузила глаза.

– Дьявольщина! Вы репортер!

Некоторые вервольфы, перестав таиться, по приказу Маррока сознательно привлекали к себе внимание: героические солдаты, полицейские и пожарные, несколько киноактеров. Адам в их число не входил. Но я понимала, почему кто-нибудь мог послать сюда репортера, вынюхивать. Адам не просто Альфа, но очень красивый Альфа. Я не хотела бы услышать, что скажет Адам, когда узнает, что кто-то копается в его личной жизни.

– Я могу озолотить вас, – сказал Блэк, должно быть, подбодренный моей улыбкой. – Когда мы это провернем, вы будете знамениты не меньше его. И сможете продать свою историю в газеты.

Я фыркнула.

– Уходите.

– Проблемы, Мерси?

Глубокий бас с техасским выговором заставил репортера обернуться. Я подумала, что он не слышал, как в гараж вошли Уоррен и его спутник.

– Никаких проблем, – сказала я Уоррену. – Мистер Блэк уже уходит.

Уоррен выглядел как реклама «настоящего западного ковбоя», вплоть до поношенных сапог и потрепанной шляпы соломенного цвета. И имел на это право: он был настоящим ковбоем на Западе, когда подвергся Перемене. Из всех волков Адама он мой самый любимый. Рядом с ним был Бен, недавно приехавший из Англии – и главный кандидат в самые нелюбимые волки. Оба они не перестали таиться – пока не перестали. Бен, наверно, никогда и не перестанет. Он едва избежал ареста на родине, и его быстро переправили в Америку с приказом исчезнуть.

Репортер достал бумажник и извлек карточку. Я взяла ее: мама учила меня быть вежливой.

– Я буду поблизости, – сказал он. – Позвоните, если передумаете.

– Хорощо, – сказала я.

Оба вервольфа наблюдали, как он уходит. Только когда его машина исчезла, они опять вспомнили обо мне.

– Мне нравится, что ты сделала с лицом, – сказал Бен, постучав пальцем по глазу.

Он однажды спас меня и принял пулю, предназначавшуюся Адаму, но это вовсе не означало, что он мне нравился. И дело не только в том, что его отправили в стаю Адама, чтобы он избежал допросов в связи с серией случаев жестокого насилия в Лондоне. Я верю в невиновность, пока виновность не доказана. Скорее дело в тех качествах, которые заставили лондонских полицейских его заподозрить: Бен мелочен, неприятен и склонен к насилию. Все, что он говорит, звучит насмешкой или угрозой, и все это с изящным английским акцентом. Будь он хоть на волосок лучше, я бы разговаривала с ним, только чтобы слышать этот акцент, пусть сам Бен мне и не по душе.

– Не я разукрасила себе лицо, но все равно спасибо.

Я принялась закрывать чехлом фургончик. Инерцию, державшую меня на ногах, я утратила, и теперь мне хотелось только спать. Где-нибудь, где в шкафу нет мертвого вампира. Черт побери! Где же я буду спать?

– Что вы оба здесь делаете? – спросила я у Уоррена, закрывая багажник фургончика.

– Адам велел нам побыть с тобой, пока с тобой не свяжутся вампиры. Он считает, что это будет вскоре после того, как стемнеет. Он не хочет, чтобы ты встречалась с ними одна.

– А тебе ночью не нужно работать?

Уоррен работает в ночную смену на заправке-магазине недалеко от моего дома. Эта работа досталась ему от Сэмюэля.

– Нет, уволился на прошлой неделе. Сменился управляющий, а новый решил провести чистку. Я подумал, что лучше уволюсь сам, пока не выгнали. – Он немного помолчал и добавил: – Я тут работал на Кайла. За неполный рабочий день получаю больше, чем в магазине за всю смену.

– Работал с Кайлом? – с надеждой спросила я.

Я давно знакома с Уорреном и знала с десяток его бойфрендов. С большинством и знакомиться не стоило, но Кайл мне понравился: дорогой адвокат, модно одевается и очень забавен. Они какое-то время были вместе, пока Кайл не узнал, что Уоррен вервольф. Я знаю, что с тех пор они несколько раз встречались, но ничего серьезного.

Уоррен опустил глаза.

– В основном слежка и один раз охрана женщины, которая боялась бывшего мужа.

– Кайл нас боится, – сказал Бен, показывая в улыбке зубы.

Уоррен взглянул на него, и Бен перестал улыбаться.

– Ты явно никогда не встречался с Кайлом, – сказала я Бену. – Тот, кто работал адвокатом по бракоразводным процессам столько, сколько Кайл, ничего не боится.

– Я ему лгал, – сказал Уоррен. – Такое не забывают.

Пора сменить тему. Бен замолчал, но долго это не продлится.

– Мне надо умыться и переодеться, – сказала я. – Скоро вернусь.

– Сэмюэль сказал, ты прошлой ночью совсем не спала, – сказал Уоррен. – У тебя до призыва вампиров несколько часов. Может, быстрей поужинаем и поедем к тебе, поспишь немного?

Я отрицательно покачала головой.

– Не могу спать, когда в шкафу мертвец.

– Ты кого-то убила? – с интересом спросил Бен.

Уоррен улыбнулся, и вокруг его глаз образовалось множество морщинок.

– Нет, не в этот раз. Сэмюэль сказал, что Стефан остался на день в шкафу Мерси. Я совсем забыл об этом. Хочешь подремать у меня? Там мертвецов нет. – Он взглянул на Бена. – Во всяком случае пока.

Я устала, у меня болело лицо, и адреналин, вызванный появлением репортера, уходил.

– Ничего лучше не могу придумать. Спасибо, Уоррен.

Уоррен живет в Ричленде, занимает половину двухэтажного двухквартирного дома, знававшего лучшие дни. Внутри дом выглядит лучше, чем снаружи, и, тем не менее, все равно похож на студенческое общежитие – множество книг и подержанная мебель.

В запасной спальне, куда меня поместил Уоррен, пахло им: должно быть, он чаще спал в ней, чем в той, что делил с Кайлом. Его запах действовал на меня успокоительно: ведь Уоррен не лежал мертвый в шкафу. И я без труда уснула под тихие голоса двух вервольфов, играющих внизу в шахматы.

Проснулась я в темноте от запаха перцев и кунжутного масла. Кто-то побывал в китайском ресторане. С ланча прошло немало времени.

Я встала с постели и спустилась вниз, надеясь, что они съели не все. А когда вошла на кухню, Уоррен как раз делил содержимое полистериновых пакетов с едой на три порции.

– Гм-м-м, – сказала я, прислонившись к Уоррену, чтобы получше разглядеть еду. – Говядина по-монгольски. Кажется, я влюбилась.

– Его сердце уже занято, – сказал из-за моей спины Бен. – А даже если было бы свободно, он такими, как ты, не интересуется. А вот я на месте и готов.

– У тебя вообще нет сердца, – ответила я. – Вместо него – дыра.

– Тем больше оснований отдать мне твое.

Я лбом ударила Уоррена в спину.

– Скажи, что Бен не флиртует со мной.

– Эй, – обиженно сказал Бен, – я о людоедстве, а не о любви.

Он был почти забавен. Если бы больше мне нравился, я бы рассмеялась.

Уоррен потрепал меня по голове и сказал:

– Все в порядке, Мерси. Просто дурной сон. Поешь, и все пройдет.

Он выложил остаток риса на тарелки.

– Несколько минут назад звонил Адам. Я сказал, что ты спишь, и он не велел будить тебя. Говорит, полчаса назад Стефан ушел из твоего дома.

Я посмотрела в окно и увидела, что уже стемнело.

Уоррен заметил мой взгляд и сказал:

– Кое-кто из старых вампиров встает рано. Не думаю, чтобы с тобой связались до полной темноты.

Он передал нам полные тарелки, посуду и салфетки и выгнал из кухни в гостиную.

– Итак, – спросил Бен через несколько минут, посвященных еде, – почему я тебе не нравлюсь, Мерси? Я красив, умен, остроумен. Не говоря уж о том, что спас тебе жизнь.

– Не будем об этом, – ответила я с полным ртом. – Иначе меня стошнит.

– Ты ненавидишь женщин, – предположил Уоррен.

– Вовсе нет, – возмущенно возразил Бен.

Я проглотила то, что было во рту, и смотрела на него, пока он не отвел взгляд. А как только он понял, что натворил, тут же снова посмотрел мне прямо в глаза. Но было уже поздно, я победила, и мы оба это знали. Такие вещи для волков имеют значение. Если встретимся как-нибудь в темном переулке, он все равно может съесть меня, но по крайней мере сначала призадумается.

Я высокомерно улыбнулась.

– Всякий, кто поговорит с тобой дольше двух минут, поймет, что ты ненавидишь женщин. Думаю, можно по пальцам пересчитать, сколько раз ты вообще произнес слово «женщины» и не заменил его термином, относящимся к женским гениталиям.

– Эй, он не настолько плох, – вмешался Уоррен. – Иногда он называет их коровами или шлюхами.

Бен показал пальцем на Уоррена. Похоже, мама не научила его прилично вести себя.

– Это говорит тот, кто действительно не любит… – он примолк и поменял слово, которое вертелось на языке, – женщин.

– Мне нравятся женщины, – ответил Уоррен, собирая остатки риса в горку, чтобы подцепить вилкой. – Нравятся больше многих мужчин. Просто я не хочу спать с ними.

Зазвонил мой телефон, и я подавилась: зернышко перца попало в дыхательное горло. Кашляя, чихая, со слезящимися глазами я отыскала свой телефон и знаком велела Уоррену ответить, пока я глотну воды.

– Да, – сказал он. – Она здесь. Она знает, где это?

Он поймал мой взгляд и одними губами произнес «семья».

Я кивнула и почувствовала, как внутри все сжалось. Да, я знала, где это.

Глава четвертая

Мы въехали в открытые чугунные ворота и оказались на ярко освещенном дворе перед большим строением в стиле гасиенды, где нашла приют семья вампиров Тройного города. Уоррен поставил помятый грузовичок за БМВ на круговой подъездной дороге, уже забитой машинами.

Когда я приезжала сюда в прошлый раз, со мной был Стефан. Он провел нас через черный ход в небольшой гостевой дом в глубине участка. На этот раз мы поднялись прямо к главному входу, и Уоррен позвонил в дверной колокольчик.

Бен нервно принюхался.

– Они наблюдают за нами.

Я тоже это учуяла.

– Да.

Из нас троих Уоррен казался самым спокойным. Он не из тех, кто нервничает из-за того, что еще не произошло.

Меня тревожило не то, что за нами наблюдают. Что если вампиры мне не поверят? Если они будут считать, что Стефан действительно потерял контроль над собой, как помнится ему самому, его казнят. Сегодня же. Вампиры не потерпят, чтобы кто-то угрожал безопасности и тайне существования их семьи.

Я не вампир, и много ли для них значит мое слово? Они могут вообще меня не выслушать.

Я никогда не могла понять, как на самом деле относится ко мне Стефан. Мне говорили, что вампиры не способны испытывать никаких чувств к тем, кто не входит в их круг. Они могут делать вид, что ты им нравишься, но у их действий всегда есть скрытый мотив. Однако даже если Стефан мне не друг, я – его друг. Если я буду виновна в его смерти, потому что сказала или сделала что-то не так… Надо заставить их выслушать меня.

Дверь широко раскрылась, издав необычный стон. В прихожей никого не было.

– И страшная музыка в общем стиле, – сказала я.

– Да, – согласился Уоррен, – они налегают на все рычаги. Интересно, почему им так нужно испугать тебя?

Бен слегка успокоился – возможно, потому что Уоррен был спокоен.

– Может, они сами нас боятся.

Я вспомнила вампиров, которых видела, когда была здесь в прошлый раз, и подумала, что Бен ошибается. Сэмюэля они не боялись. Я видела, как Стефан без домкрата поднимает «фольксваген», а ведь тогда вокруг было множество вампиров. И если им вздумается разорвать меня на куски, они это сделают, Уоррен с Беном (если тот захочет) не смогут им помешать. Вампиры не боятся нас. Может, им просто нравится пугать гостей.

Уоррен, должно быть, подумал о том же, потому что сказал:

– Нет, они просто играют с нами.

Мы осторожно вошли в дом. Первым Уоррен, затем я и последним Бен. Я бы чувствовала себя лучше, если бы Бен шел передо мной. Он готов принять пулю вместо Адама, но меня, уверена, столь же охотно съест.

В коридоре никого не оказалось; в маленькой гостиной, куда он привел, тоже, и мы пошли дальше. В длинном коридоре с одной стороны было три двери с арочным верхом, все запертые, но дверь в другой стене открывалась в очень большую, просторную комнату с высоким потолком и светильниками в нишах. На стенах яркие картины, некоторые от потолка до пола. Сами стены выкрашены в мягкий желтый цвет; хотя в комнате нет окон, она кажется светлой и живой.

Пол покрыт плитками различных красновато-коричневых оттенков. Повсюду в произвольном порядке тонкие ковры нейтральных цветов. Три дивана и пять с виду удобных кресел – все поразительного кораллового цвета, гармонирующего с расцветкой юго-западной стены – расположены свободным полукругом; в центре – большое деревянное кресло, которое скорее подошло бы для готического здания, чем для этой комнаты в солнечных тонах.

Уоррен двинулся дальше по коридору, но я не пошла за ним.

Что такого в этом кресле?

Древесина темная, но зерно похоже на дуб. Кресло сплошь покрыто резьбой – от ножек с львиными лапами до горгулий на высокой спинке. На каждой ножке примерно на трети высоты широкое медное кольцо. Медные подлокотники украшены рисунком из тонких веток, маленьких цветков и шипов. На конце каждого подлокотника вверх торчат острые шипы.

Подойдя к креслу и почти коснувшись его, я поняла, что с порога ощутила окружавшую его магию. Просто не сразу ее узнала. Магию я обычно ощущаю, как щекотку, – как будто погружаюсь в теплую щекочущую воду. А тут был глухой медный звон, как будто кто-то бьет в очень большой медный барабан. Я заткнула уши, чтобы не слышать этот звук, но продолжала ощущать его.

– Мерси, – сказал от двери Уоррен. Вряд ли мы здесь, чтобы заниматься исследованиями.

– Чувствуешь? – спросил Бен где-то у моего колена. Я опустила голову и увидела, что он встал на четвереньки, вытянув и слегка наклонив голову. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

– На этом кресле старая кровь.

Я собралась расспросить его об этом, но тут появился первый вампир. Я его раньше не видела. При жизни это был мужчина среднего роста, ирландец, судя по рыжей бороде. Движения его были одновременно сдержанными и грациозными, похожими на шаги косиножки. Вампир миновал Уоррена и пересек комнату, не глядя на нас. И сел на небольшой диван у дальней стены, который я раньше не заметила.

Появление вампира, по-видимому, развеяло некоторые сомнения Уоррена, и он занял подобающую телохранителю позицию справа от меня. Бен поднялся, точно так же встал слева, и я оказалась между двумя вервольфами.

В следующие несколько минут комната заполнилась вампирами. Ни один из них, входя, не взглянул на нас. Я бы решила, что это оскорбление, но они не смотрели и друг на друга.

Я насчитала про себя пятнадцать вампиров. Они производили внушительное впечатление – хотя бы за счет одежды. Шелк, атлас, бархат всех цветов радуги. На одном или двух современные деловые костюмы, но большинство в исторических одеяниях – от средневековых до относительно современных.

Почему-то я ожидала больше темных расцветок, но ни черного, ни серого не увидела. На фоне хозяев я и вервольфы были одеты очень скромно. Впрочем, мне было все равно.

Женщину, отобравшую в прошлый раз крест у Сэмюэля, я узнала, едва она вошла в комнату. Она села в одно из коралловых кресел, как на стул, держа спину прямо, точно викторианская леди в туго затянутом корсете, хотя на ней было шелковое платье с оторочкой бисером, какие носили в начале двадцатого века; платье казалось легкомысленным по контрасту с напряжёнными движениями женщины. Я поискала пианистку Лили, но та не появилась.

Мой взгляд перешел на старика с клочьями седых волос на голове. В отличие от вервольфов вампиры сохраняют тот облик, который был у них, когда они умерли. И хоть старец кажется древним, возможно, я смотрю на самого молодого вампира в комнате.

Я посмотрела ему в лицо и поняла, что в отличие от всех прочих он наблюдает за мной. Он облизнул губы, и я сделала шаг к нему, прежде чем сумела опустить взгляд.

Вервольфы смотрят в глаза, чтобы продемонстрировать свою силу, но управлять твоим мозгом, когда ты смотришь, они не могут.

Ходячая не должна подчиняться ничему подобному, но я определенно почувствовала притяжение этого взгляда.

Пока я играла в гляделки со стариком, в комнату вошел как будто бы молодой узкоплечий вампир. Как Стефан, он больше других казался похожим на человека. Но я вспомнила скорее его одежду, а не лицо. Если на Андре был не тот же самый пиратский костюм, что в ночь нашей первой встречи, то его точная копия. Усевшись в плюшевое кресло посреди комнаты, Андре в отличие от остальных посмотрел прямо на меня и дружелюбно улыбнулся. Я недостаточно его знала, чтобы понять, друг он или враг.

Прежде чем я решила, как ответить на его приветствие, в комнату вошла Марсилия, госпожа Среднеколумбийского семейства. На ней была ослепительно-красная амазонка с юбкой в испанском стиле, белая кофта с оборками и черная шаль, гармонирующая с черными волосами и глазами.

Она шла с гибкой грацией, не так, как в прошлый раз. Из всех вампиров в комнате только ее можно было бы назвать прекрасной. Прежде чем сесть в кресло в самой середине полукруга, Марсилия потратила некоторое время на то, чтобы расправить юбку. Ее красная юбка не сочеталась с коралловой обивкой кресла. Не знаю почему, но от этого мне стало легче.

Марсилия посмотрела на вервольфов живым, почти голодным взглядом. Я вспомнила, как она вела себя с Сэмюэлем, и задумалась, не предпочитает ли она вервольфов. Стефан рассказывал мне, что именно из-за вервольфа ее изгнали из Италии. Вампирам не возбраняется кормиться от вервольфа, но волк, которого она забрала, принадлежал другому вампиру, гораздо выше ее по рангу.

У Бена и Уоррена хватило здравого смысла отвести взгляд. Инстинкт приказывает им смотреть в глаза противнику, заставляя его отвести взгляд. Это была бы катастрофа.

Наконец Марсилия нарушила молчание. Голос у нее был низкий, с легким акцентом.

– Приведите Стефана. Скажите, что его любимица здесь, и мы устали ждать.

Не знаю, кому предназначался приказ, потому что Марсилия продолжала смотреть на Уоррена: она явно предпочла его Бену. Встал Андре:

– Он просил привести и Дэниэла.

– Дэниэл наказан. Его нельзя привести.

Сказавший это вампир сидел рядом с Марсилией слева от нее. На нем был светло-желтый деловой костюм в стиле девятнадцатого века, с карманными часами на цепочке и шелковым жилетом в голубую полоску. Усы тоже полосатые, но полоски каштановые и седые. Волосы он зачесал на небольшую лысину на макушке.

Марсилия поджала губы.

– Вопреки твоим желаниям, Бернард, тут правлю я. Андре, приведи и Дэниэла. – Она осмотрела комнату. – Эстелла, ступай с ним. С Дэниэлом могут быть трудности.

Женщина средних лет в платье, украшенном бисером, встала так резко, словно ее потянули за ниточки. При ходьбе бисерины негромко брякали, напомнив мне погремушку гремучей змеи. Не помню, чтобы она с таким же шорохом входила в комнату.

Андре, проходя мимо, улыбнулся мне, успокаивая, так чтобы никто этого не видел. Эстелла не обратила на нас ни малейшего внимания. Я решила, что это намеренная грубость, хотя предпочитала ее горящему взгляду Марсилии. Я боролась со стремлением сделать шаг вперед и загородить Уоррена от госпожи.

Будь я здесь не ради Стефана, я бы сходила и принесла для нас пару стульев или просто села на пол, но мне никого не хотелось настраивать против себя, пока Стефану грозит опасность. Поэтому я осталась стоять и ждала, пока его приведут.

Минуты тянулись. Я не очень умею ждать, и мне приходилось заставлять себя не ерзать. Я подумала, что Бену хуже, чем мне, но они с Уорреном как будто без труда сохраняли неподвижность даже под пристальным взглядом Марсилии.

И все же вервольфы не так неподвижны, как вампиры. Никто из вампиров и не подумал прибегнуть к тем легким движениям, к каким прибегает Стефан, чтобы казаться в большей степени человеком. Например, он моргает – или дышит.

Один за другим, словно уход Андре послужил для них сигналом, вампиры поворачивались и пустым, лишенным выражения взглядом принимались изучать меня. Единственное исключение составляли Марсилия и вампир справа от нее, на вид – пятнадцатилетний мальчик, поэтому я смотрела на них.

Марсилия не сводила глаз с Уоррена, изредка собирая щепотью свои длинные наманикюренные ногти. Мальчик рядом с ней просто глядел в пространство, слегка раскачиваясь. Я подумала, может, у него, как у музыкальной Лили, не все в порядке с головой. И тут же поняла, что он раскачивается в такт ударам моего сердца, и живо шагнула к Уоррену. Мальчик закачался чуть быстрее.

К тому времени как я услышала позади в коридоре шаги, он раскачивался очень быстро. Быть добычей в комнате, полной вампиров, – как это способствует учащению сердцебиения!

Стефана и его провожатых я услышала раньше, чем они вошли в комнату.

Первой нас миновала Эстелла, вернувшаяся в свое кресло. Андре занял позицию на диване рядом с необычным пустым деревянным креслом. Мне не потребовалось поворачивать голову, чтобы увидеть, что Стефан стоит в нескольких шагах за мной: я чувствовала его запах. Но все равно повернулась.