Книга: Совесть. Происхождение нравственной интуиции - Патриция Черчленд

«Чем объясняется это сходство в поведении людей? Что происходит в мозге, когда мы считаем своим долгом сказать правду или сообщить о чужих предосудительных действиях? Откуда берутся муки совести, когда мы сознательно закрываем глаза на правонарушения? Может ли нейронаука объяснить, почему мы сотрудничаем друг с другом — даже с теми, к кому не питаем особой симпатии?»

Вместе со своим мужем, также философом, Патриция Черчленд выступает за идеи т.н. элиминативного материализма, согласно которому в основе формирования эталонов поведения в разных социальных группах и культурах лежат нейробиологические процессы. Т.е. наше поведение имеет конкретный, материальный и наблюдаемый биологический базис. Если очень упрощенно изобразить нисходящую схему формирования нашего поведения, то будет она выглядеть так: 1) Мы, люди, живем большими группами, отдельные индивиды в которых регулярно взаимодействуют как с хорошо знакомыми людьми, так и с незнакомцами (чужаками); 2) Чтобы комфортно жить в этих больших группах и успешно взаимодействовать в решении общих задач нам необходимы инструменты взаимодействия (социализация); 3) Социализация проявляется на разных уровнях: культура, традиции, законы и правила, язык и пр.; 4) «Правильное» и «неправильное» поведение, наш выбор способа действия, наши оправданные и неоправданные ожидания оставляют в нашем мозге следы, благодаря системам закрепления/вознаграждения и работе его отдельных функциональных частей (кора, ВОП, миндалины, базальные ядра и т.д.); 5) Системы закрепления/вознаграждения используют различные нейрохимические вещества, воздействующие на нейроны и выстраивающие соответствующие связи (окситоцин, серотонин, вазопрессин и пр.). Таким образом, Патриция Черчленд пытается увязать материальные процессы, протекающие в головном мозге, с этическими категориями поведения в сложно организованном обществе. Если сказать совсем грубо: увязать уровень нейрохимических веществ в мозге (химия) с анализом этически противоречивых поступков людей в реальной жизни (мораль). Следует отметить, что несмотря на то, что многие нейрохимические вещества уже хорошо известны ученым, проследить физиологию процессов и измерить уровни этих веществ непосредственно в мозге именно в момент этически значимого действия пока представляется невозможным. Тем не менее, если все предположения Черчленд подтвердятся, и окажется, что в основе совести лежит пусть и сложная, но весьма конкретная биохимия, то вопрос о совести перейдет из области этики в область точных наук. Подобно тому, как Ньютон уничтожил «поэзию радуги» своими экспериментами с оптикой, так и подобные Черчленд ученые могут низвести сложное понятие совести до ряда химических реакций. Что это значит? А то, что благодаря предварительному исследованию мозга, мы сможем определять, насколько склонен человек к психопатии, способен ли он заботиться о близких, способен ли осознавать последствия своих поступков и делать осознанный и правильный выбор в сложных ситуациях. Более того, научившись управлять биохимией мозга, мы сможем корректировать способности людей к социализации. Звучит одновременно заманчиво и пугающе… И если совесть перестанет быть сложным этическим вопросом, то ее искусственная коррекция создаст не менее сложную новую этическую проблему. Но давайте рассмотрим подробнее то, о чем пишет Патриция Черчленд.

*** Автор дает следующее определение слова «совесть»:

«Существует ли у слова совесть четкое определение? Обычно оно нам не требуется, как нет нужды в определении для слова овощ или друг. Но поскольку понятие совести неодинаково в разных культурах или субкультурах и в разные времена, предлагаю для наших целей такую рабочую формулировку: совесть — это суждение индивида о том, что хорошо, а что плохо с нравственной точки зрения, как правило (но не всегда) отражающее нормы группы, к которой индивид себя причисляет. Кроме того, вердикт совести нельзя назвать целиком и полностью когнитивным, он включает две взаимозависимые составляющие: движущие нами чувства и оценочное суждение, трансформирующее порыв в конкретные действия. <…> Совесть не просто более абстрактна, она имеет еще и социальное измерение: знание общественных норм. У ребенка, особенно поначалу, это знание находится в зачаточном состоянии. Кроме того, усвоение принятых в обществе порядков зачастую происходит не явно, а исподволь, поскольку обычно мы просто копируем некое поведение, не отдавая себе в этом отчета.»

Когда «говорит» совесть?

«Когда нам приходит в голову заговорить о совести (будь то внутренний голос или внешний)? В основном когда мы оказываемся в этическом тупике: например, закон требует одного, а другие важные ценности, скажем, верность или справедливость — совершенно противоположного.»

Черчленд выделяет несколько эволюционных причин сплочения людей. Причина 1: мы рождаемся беспомощными (материнский инстинкт).

«В нашей нейробиологической драме, разворачивающейся вокруг заботы млекопитающих о детенышах и распространяющейся, как и сама забота, на брачных партнеров, родню и друзей, четыре главных микроисполнителя. Первые два — это нейрогормоны окситоцин и вазопрессин. Третий и четвертый — вырабатываемые мозгом опиоиды и каннабиноиды, вызывающие у нас ощущение блаженства. Аккомпанирует этому квартету целый оркестр: это и половые гормоны эстроген и прогестерон, и прочие нейрохимические вещества, например дофамин, благодаря которому мозг млекопитающих извлекает уроки из пережитого и накапливает жизненный опыт.»

Причина 2: теплокровность и ум.

«Жизнь полна компромиссов. Теплокровность с ее завидными преимуществами давалась дорогой ценой: при одинаковой массе тела теплокровному существу, чтобы выжить, приходится есть в десять раз больше, чем холоднокровному. Если ящерица может обходиться без пищи по многу дней, то крыса в аналогичной ситуации умрет от голода. Такие потребности в энергии — нешуточная биологическая проблема, и ее нужно как-то решать. Не обеспечишь необходимые калории себе — станешь поставщиком калорий для других. Что же изменилось в мозге теплокровных, дав им возможность удовлетворить эти необычайно высокие энергетические запросы? Они стали умнее.»

Причина 3: наше поведение обусловлено не только генетикой, но и опытом.

«У млекопитающих и птиц способность учиться развивалась более быстрыми темпами и принципиально новыми способами. У таких организмов, как тараканы и лягушки, механизмы научения сводятся к мелким модификациям нейронных сетей, которые в основном управляются инстинктами. Млекопитающие же, наоборот, «великие ученики». После того как млекопитающие рождаются, их мозг увеличивается примерно в пять раз — в нем возникают все более сложные хитросплетения нейронных связей, и поведением начинают управлять уже не генетические программы, а полученные знания. «Великое обучение» позволяет строить долгосрочные планы и оценивать различные варианты действий и событий, опираясь на понимание причинно-следственных отношений в окружающей среде. И хотя генетическая основа как подоплека поведенческих решений не исчезает полностью ни у одного из биологических видов, она постепенно сдает позиции по мере повышения способности к научению.»

Причина 4: развитая кора головного мозга.

«Если описывать вопрос в контексте клише «природа или воспитание», естественное свойство коры головного мозга — модифицировать нейронные связи, запечатлевая результаты воздействия среды. В этом и состоит ее гениальность. Именно способность коры участвовать в «великом обучении» делает возможной ту гибкость, которую мы наблюдаем в поведении млекопитающих. Насыщенная нейронами шестислойная архитектура обеспечивает мощности для моделирования характеристик окружающего мира. Гибкость и мощность — вот два элемента того, что мы понимаем под интеллектом.»

Причина 5: приготовление пищи на огне.

«Согласно этой гипотезе, когда приготовление пищи на огне стало покрывать энергетические счета за дополнительные нейроны, гоминины, которым посчастливилось иметь более крупный мозг, смогли выживать и размножаться. Вероятно, эти нейронные излишества и позволили таким гомининам, как Homo erectus и Homo neandertalensis, использовать увеличенный мозг для более сложных в социальном отношении действий, чем добыча корма день напролет. Избавившись от необходимости рыскать от рассвета до заката в поисках еды, что приходится делать шимпанзе, они получили свободное время, которое можно было посвящать сказаниям, рисованию, строительству лодок, музыке и изготовлению сложных орудий.»

Сложное социальное поведение напрямую связано с таким важным веществом, как окситоцин:

«К тому времени, когда было установлено, что окситоцин отвечает за социальную привязанность у млекопитающих, давно была известна его роль в лактации (окситоцин необходим для того, чтобы молоко выделялось из молочных желез) и сокращении матки во время родов. Он часто применялся и применяется до сих пор для стимулирования схваток. Задолго до того, как все заговорили о степных полевках, о роли окситоцина в социальном поведении позволял догадаться эксперимент 1979 года, в котором окситоцин вводили с помощью инъекций непосредственно в мозг девственных самок крысы. Чуть позже окситоцин пробовали вводить в мозг овец. В обоих случаях получившие инъекцию животные немедленно начинали демонстрировать полноценное материнское поведение, обычно наблюдаемое только у недавно родивших. В частности, под воздействием окситоцина самки предлагали сосок оказавшимся поблизости детенышам и начинали их вылизывать — именно так ведут себя новоиспеченные роженицы. Эти данные свидетельствовали о том, что окситоцин способен влиять на сложное социальное поведение.»

Наблюдение за другими способно менять мозг:

«Ко всему вышеизложенному нужно добавить еще роль жизненного опыта. В частности, простое наблюдение за социальным взаимодействием способно менять мозг. Давайте рассмотрим пример. Нерожавшие (то есть не имеющие своего потомства) самки грызунов склонны уничтожать или игнорировать чужих детенышей. Однако, если нерожавшие самки постоянно находятся в обществе кормящих, наблюдая их заботу о своем выводке, уже через несколько дней их поведение меняется. В этих условиях подобные стимулы вызывают изменения в мозге нерожавшей самки, ослабляя желание убивать и подпитывая материнский инстинкт. Насмотревшись на кормящих, нерожавшие крысы начинают уносить детенышей в какой-нибудь укромный уголок и могут даже попытаться покормить оказавшихся под боком. Своим поведением они напоминают человеческих детей, когда, играя в куклы, они подражают матери, которая нянчит младенца.»

Окситоцин не единственная «супермолекула»:

«Окситоцин называли и «молекулой любви», и «нравственной молекулой», и «молекулой объятий», приукрашивая научные данные и вводя широкую публику в заблуждение. Его рекламировали как средство от любых проблем, включая застенчивость, плохое поведение в школе, ожирение, холодность партнера и бездействие Конгресса в области социальной политики. Важно помнить, что окситоцин и вазопрессин, при всей их важности для социальной сети мозга, всего лишь два элемента из набора нейрохимических веществ, воздействующих на нейроны. Входящие в этот набор вещества обладают в том числе взаимовлиянием, обусловливая, а в некоторых случаях и блокируя действия друг друга. Кроме того, на фоновом уровне присутствуют различные гормоны. Эстроген, например, вырабатывается в паре с окситоцином и совместно с ним способствует снижению стресса.»

Какое отношение нейронные сети имеют к совести?

«Нейронные сети, отвечающие за привязанность и формирование социальных связей, обеспечивают мотивационный и эмоциональный фундамент для социальности, на котором строятся социальные практики, нравственные ограничения и нормы. Если бы млекопитающие не испытывали настоятельной потребности принадлежать к обществу и не заботились о благополучии родных и близких, у нравственной ответственности не было бы точки опоры. <…> В совокупности нейронные системы, отвечающие за социальность и заботу о себе, — и за усвоение социальных норм, — создают то, что мы называем совестью. В этом смысле совесть — это структура в мозге, посредством которого наши инстинкты заботы о себе и других в ходе развития, подражания и научения принимают конкретные поведенческие формы.»

Вентральная область покрышки (ВОП) и формирование совести:

«Суть нейронной активности ВОП можно описать и по-другому: она дает оценку предстоящему событию — например, насколько хорошо то, что должно случиться вскоре после вспышки света, стоит ли стремиться к этому, рисковать, гнаться за этим. Таким образом связываются обучение и принятие решений. Чем шире и глубже сенсорное восприятие окружающего мира, доступное базальным ядрам, тем сложнее оценка того, что можно ожидать и как оптимизировать благоприятные возможности. В социальном контексте мозг усваивает социальные ценности. Мы встречаем неодобрение, когда жульничаем, и одобрение, когда терпеливо ждем своей очереди. Одобрение приносит мозгу крупную награду (прилив дофамина). Неодобрение вызывает прилив серотонина. В первом приближении это и есть механизм формирования нашей совести.»

Что такое «удовлетворение ограничений» и как мы производим оценку событий:

«Для моделирования и оценки, вне всякого сомнения, требуется участие корковых и подкорковых механизмов, однако разобраться досконально, как именно мозг моделирует неактуальные события, пока не очень удается. Однако в общем и целом процедура заключается в том, чтобы оптимизировать результаты за счет оценки соответствующих вариантов и, применяя самоконтроль, выбирать то, что кажется наилучшим в средней или долгосрочной перспективе. Этот процесс называется также выполнением ограничивающих условий или удовлетворением ограничений.»

Контрфактуальная ошибка – один из видов обучения через моделирование ситуации:

«Еще один вид обучения на опыте — контрфактуальная ошибка. В качестве примера можно привести сожаления покупателя, осознающего, что его выбор из доступных вариантов оказался хуже, чем отвергнутые. <…> При оценке контрфактуальной ошибки учитывается награда, которую мы не получили за действия, которые не предприняли. Это значит, что, оценивая контрфактуальную ошибку, испытуемый опирается на фоновые знания и на свою способность распорядиться этими знаниями так, чтобы просчитать, во что ему обошлось действие, которое он не совершил.»

Что дает нам оценка контрфактуальной ошибки?

«Вполне вероятно, что, оценивая контрфактуальные ошибки, человек способен заглядывать в прошлое дальше других приматов. Мы размышляем, как бы все обернулось, играй мы в средней школе на флейте, а не на тромбоне или купив после получения прав «Нэш Метрополитен», а не эту развалину «Остин Девон». В том же ключе мы размышляем и о других: как сложилась бы жизнь отца, будь у него возможность поступить в колледж, а не наниматься посыльным в типографию.»

Роль системы вознаграждения:

«Система вознаграждения — удивительный феномен. Чем больше префронтальная кора, тем богаче коммуникативные связи с подкорковыми структурами, а соответственно мощнее, тоньше и сложнее работа системы вознаграждения при научении. Все наши предшествующие разговоры о системе вознаграждения касались двух главных вопросов: может ли она играть важную роль в усвоении социальных и нравственных норм, учитывая их сложность, и помогает ли объяснить, почему так сильны наши чувства, связанные с голосом совести? Есть данные, позволяющие рассчитывать на положительный ответ в обоих случаях, особенно благодаря тому, что базальные ядра имеют обширные связи с фронтальной корой и гиппокампом. <…> Нормы могут меняться едва уловимо, исподволь, в зависимости от того, что мы на основании своего опыта считаем нормой. Этот опыт обусловливает наши ожидания, которые система вознаграждения пытается настроить как можно точнее — как-никак она работает в сфере прогнозирования награды.»

Для человека восприятие норм заложено не только в инстинктах (как и для большинства животных), но и в значительной степени формируется средой. Помимо биологических механизмов формирования совести и моделей поведения, Черчленд описывает нормы поведения и с точки зрения философии и религии. Автор приходит к выводу, что строгие правила не подходят для такого пластичного понятия, как нравственность.

«Хотя на законах строится официальная система правосудия (там, где она есть), в нравственных суждениях люди в действительности руководствуются инстинктами, привычками и обычаями, нормами, социальными навыками, ценностями и принимают решения в зависимости от условий.»

Религия, чистый разум и правила – три основных концепции нравственности. 1. Религия (Фома Аквинский).

«Согласно некоторым религиям, нравственность проистекает из божественной сущности. Фома Аквинский (ок. 1225–1274), представлявший Бога абсолютно рациональным, считал, что вместе с божьей благодатью человек получает знание о своих моральных обязательствах. Абсолютно рациональный Бог снабжает нас рациональными директивами, позволяющими человеку, который старается жить в соответствии с десятью заповедями, понять, хорош или плох его конкретный поступок. Сталкиваясь с нравственной дилеммой — например, касается ли заповедь «Не убий» животных или преступников, осужденных на смертную казнь, — если мы приобщились благодати, то поступим рационально, поскольку Господь наделил нас необходимым знанием. Соответственно умение отличить правильное от неправильного — это уже признак приобщения благодати. Если я колеблюсь в том или ином нравственном вопросе — допустим, правомерности смертной казни, — значит, я еще не приобщилась благодати.»

2. Чистый разум (Иммануил Кант).

«Основополагающий принцип, выдвинутый Кантом, состоит в следующем: правило нравственно верно только в том случае, если можно рационально одобрить его универсальное применение ко всем и вся, включая вас самих. Это значит, что правило должно быть применимо ко всем людям во все времена в любых условиях. Никаких смягчающих обстоятельств, никаких уверток. Только чистая логика. Неужели кто-то будет против? Вооружившись этим принципом, полагал Кант, наш чистый разум сможет прибегнуть к данной стратегии, чтобы вывести свод непреложных правил, касающихся лжи, обмана и прочего, и применять эти правила при решении нравственных вопросов в жизни.»

3. Утилитаристы и их правило.

«Как и кантианцы, утилитаристы провозглашают идеалом единое основополагающее правило (они называют его принципом), которое поможет устранить все разногласия и обусловить все корректные нравственные решения. Но помимо этого они строят свою теорию на вроде бы бесспорной мысли, что счастье лучше страданий, и на предположении, что в нравственном смысле важны лишь последствия того или иного действия для счастья тех, кого это действие затрагивает. Что же конкретно утверждает утилитаризм? Утилитаристский принцип обманчиво прост: «Поступайте так, чтобы сделать счастливыми как можно больше людей». Или, если короче, максимизировать совокупную пользу (под пользой подразумевается то, чего хотят люди, которых касается то или иное действие, или то, что способствует их счастью).»

Влияние среды – это во многом влияние нашего опыта. Мы рассуждаем на основе прецедентов, как и другие млекопитающие:

«У людей, как показывают поведенческие и нейровизуализационные исследования, при выборе осуществляются те же нейронные операции, что и у животных. В частности, человек, как и остальные млекопитающие, осознает подобие рассматриваемой ситуации и других случаев, с которыми он сталкивался прежде. Психологи называют это рассуждением на основе прецедентов. Поскольку мы часто прибегаем к нему при решении задач, связанных с физическими действиями, весьма вероятно, что мы пользуемся им и в социальных взаимоотношениях. Поведенческие исследования это предположение подтверждают. Как и грызуны, человек, принимая решение, примерно представляет себе, насколько он уверен в оценке одного варианта в сравнении с другими. Как и грызуны, человек сознает, что некоторые свидетельства надежнее других.»

Мы по-разному воспринимаем нравственность в сложных ситуациях:

«Вслед за другими современными этиками, такими как Марк Джонсон и Оуэн Фланаган, я пришла к тому, что идея простого и четкого правила или свода правил, применимого ко всем без исключения в любой ситуации, не выдерживает проверки социальной действительностью. Даже если люди в большинстве своем одинаково представляют себе примеры, наиболее соответствующие ядру понятия нравственно неприемлемого поступка, то примеры, выходящие за его пределы, вызывают не столь однозначную реакцию. Моральные суждения — это не арифметика: два плюс два всегда четыре, а вот говорить правду пусть даже хорошо с точки зрения нравственности, но не всегда. И хотя нет единого правила, указывающего, когда с нравственной точки зрения предпочтительнее не говорить правды, обычно человеческий мозг удивительно ловко справляется с такого рода вычислениями.»

«Нравственность» по Черчленд, это:

«Понятие нравственности, подобно многим общеупотребительным повседневным понятиям, имеет радиальную структуру: в центре находятся однозначные и бесспорные примеры, а периферию составляют случаи, теряющие безусловное сходство с центром по мере удаления от него. Границы размыты. Тем не менее для бесконфликтной дискуссии, судя по всему, вполне пригодна такая первичная формулировка: Нравственность — это набор общепринятых представлений и практик, которые регулируют поведение людей, обеспечивая согласованность действий в группе и ее благополучие. Социальные практики, касающиеся успешного сосуществования, создают ожидания, которые участвуют в выборе поступка. Ожидания, касающиеся того, как почти наверняка поведут себя и отреагируют остальные, позволяют снизить энергозатраты на принятие решений, и если эти ожидания не оправдываются, возникает чувство, что мы ошиблись или промахнулись.»

Глядя на сложные юридические законы, мы забываем, что они лишь вынужденная надстройка в сложном обществе, а в их основе лежат все те же первобытные принципы.

«Когда мы смотрим на нынешние законы, управляющие такими сложными институтами, как конгресс или система уголовного правосудия, стык между нейробиологической платформой и культурными нормами настолько неочевиден, что догадаться о его существовании трудно. Поэтому мы можем невольно воспринимать эти законы как отражение «подлинной» или по крайней мере «высшей» морали и как олицетворение лучшего, что представляет собой нравственность. Мы можем даже убедить себя, что наша высокоразвитая культура сумела отыскать «устойчивые нравственные истины», не зависящие от нашей биологической природы. Однако в действительности эти законы, скорее всего, представляют собой результат более продолжительного решения проблем в иных условиях внешней среды, свойственных индустриальной и постиндустриальной эпохам.»

*** Книгу Патриции Черчленд можно условно разделить на три неравных части. В коротком вступлении автор высказывает различные суждения о совести и рассказывает, о чем написана эта книга. Вторая часть (2/3 книги) – строго научная и не очень доступно написанная, освещает вопрос совести с позиций биохимии и нейробиологии. Третья часть (1/3 книги) – это философское эссе о нравственности, законах и зле. К сожалению, Черчленд не удалось написать сбалансированную и последовательную книгу. Очень резок переход от нейробиологии к философии с этикой. Эти две части взяты как будто из разных книг и написаны разными языками. Автору в ее описаниях работы мозга далеко до легкости повествования Роберта Сапольски и других авторов. После прочтения «Совести» не остается ощущения четко поставленной проблемы и данного ей решения. Книга не делает больших выводов и не провоцирует делать их читателя. Остается только россыпь интересных фактов различной степени известности и довольно увлекательные философские размышления. Так есть ли у меня совесть? Думаю, да. Ведь чувствую я легкий стыд за то, что так и не оценил по достоинству труд почтенного профессора.

*** Некоторые не поместившиеся в основную рецензию важные заметки о моногамии, психопатах, ОКР, влиянии наследственности на политические воззрения, «выученном усердии», азарте и влиянии стресса на самоконтроль вынесены в отдельный ЦИТАТНИК по ссылке ниже. https://telegra.ph/pavelmazheikabooksreview---220-dop-citatnik-06-25 ***

МОЕ МНЕНИЕ ОБ ИЗДАНИИ: Качественное издание в традиционном для «АНФ» оформлении, с иллюстрациями. Формат стандартный (145x215 мм), твердый переплет, без суперобложки, 278 страниц. Достоинства издания: научные редакторы – Ольга Ивашкина и Кирилл Мартынов (д-р филос. наук); хорошее качество печати; белая бумага; твердый переплет; наличие колонтитулов; информация об авторе; подробные примечания (разбиты по главам), предметно-именной указатель; иллюстрации с комментариями. Недостатки издания: не обнаружено.

ПОТЕРЯЛ БЫ Я ЧТО-НИБУДЬ, ЕСЛИ БЫ ЕЕ НЕ ЧИТАЛ: Больше нет, чем да. Меня больше интересовала «совесть» с точки зрения этики, философии и морали. Безусловно, взаимосвязь нашего поведения с биохимическими реакциями в нашем мозге – тема интересная и важная, но она написана сухо и не слишком доступно, что сильно портит общее впечатление.

КОМУ ПОРЕКОМЕНДОВАЛ БЫ: Тем, кто интересуется работой нашего мозга и влиянием этих процессов на наше поведение.

ВИДЕО В ТЕМУ: Что происходит, когда люди теряют совесть, можно увидеть в мультфильме Алексея Соловьева «Пропала совесть» (1989) по сказке всегда актуального Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.