Текст книги "Возьми меня с собой"

– Зачем тебе было меня запугивать? – сердито спросила Дженни.

– Признайся, у меня хорошо получилось!

Мануэль засмеялся, и Дженни со злостью оттолкнула его.

– Может, тебе и весело, а мне вовсе не смешно.

– Брось, хватит злиться! Разве я не заслужил поцелуй за то, что тебя не сдал?

– От меня ты поцелуев не дождешься!

– Тогда придется сорвать его самому!

Дженни вскрикнула от неожиданности – Мануэль одним стремительным движением привлек ее к себе и стал искать губами ее губы. Дженни извернулась и дала ему ногой в пах, но что его не остановило. Он поцеловал ее насильно, можно сказать, жестоко, но в нем чувствовалась страсть, которая, хотела того Дженни или нет, нашла в ней отклик.

– Ты давно не мылась, – презрительно поджав губы, процедил Мануэль.

– Уж я-то почаще моюсь, чем твои соплеменники! – обиженно бросила в ответ Дженни.

Мануэль зашелся от смеха, а Дженни, кипящая возмущением, круто развернулась – алая юбка вспорхнула – и пошла прочь, к шатру, где по хрустальному шару предсказывала судьбу Роза.

Дженни приподняла полог шатра, впустив луч света. Роза не оглянулась – по шороху юбок она поняла, что судьбу желает узнать женщина, и, глядя на шар, принялась говорить положенные случаю фразы, заманивая клиентку:

– Заходи, красавица, позволь старой Розе рассказать тебе, где ждет тебя судьба, какие любовники… – Роза подняла взгляд и осеклась. – Зачем ты пришла, горджио? Убирайся! Иди работай!

Дженни ничего не оставалось, как убраться восвояси. Она остановилась возле хлипкого шатра. Девушка не могла простить Мануэлю его жестокой насмешки. Он еще поплатится!

– Эй, пошли в табор. Не стоит беспокоить Розу, когда она занята серьезным делом, если не хочешь, чтобы тебя обругали, – раздался мужской голос.

Дженни никак не ожидала увидеть здесь Мануэля. Он стоял между шатрами и держал, в руках лоток с товаром, который так и не успела распродать Дженни.

– Я не пойду с тобой!

– Тогда я взвалю тебя на плечо и понесу, как куль с мукой. Пусть не очень-то прилично, зато быстро и без хлопот.

Дженни цокраснела от ярости, грудь ее бурно вздымалась, так и норовя выскочить из тесного лифа. Мануэль, должно быть, заметил это, и взгляд его стал более пристальным и направленным.

– Ну хорошо, ведь у меня нет выбора.

Дженни заковыляла рядом с цыганом, морщась от боли всякий раз, как голая ступня попадала на камешек или щепку.

Оставшиеся в таборе следить за порядком старики и дети радостно приветствовали Мануэля. Сам король Карл мог бы позавидовать такому проявлению преданности, и Мануэль держал себя с поистине царственным величием и необыкновенным достоинством.

Мануэль подвел девушку к вагончику Розы, легонько подтолкнув к двери. Дженни вошла и устало опустилась на топчан. Она чувствовала себя униженно и глупо, ноги кровоточили, в животе урчало от голода.

– Рита готовит рагу из кролика. Пойду принесу тебе поесть, – предложил Мануэль, сжалившись над девушкой.

Вскоре он вернулся с двумя деревянными мисками, доверху наполненными густым ароматным рагу. Дженни никогда ничего вкуснее не пробовала. Цыгане приправляли простые блюда какими-то своими специями, от чего они приобретали экзотический вкус. Мануэль ел, не сводя глаз с девушки, и ей это было крайне неприятно.

– Что ты на меня уставился? – не выдержала Дженни.

– Ты не похожа на Джози. Я по крайней мере братских чувств к тебе не испытываю, – с многозначительной ухмылкой изрек Мануэль.

– Ну что же, по-моему, это только к лучшему – я тоже не испытываю к тебе сестринской любви.

Мануэль удивленно приподнял брови. Он не привык, чтобы женщины давали ему отпор, но, по своему обыкновению, пожелал оставить последнее слово за собой.

– Я знаю, Роза хотела как лучше, но туфли тебе все равно нужны. Ты не похожа на цыганку, даже босиком и в этом наряде. Тебе надо одеваться как все горджио, так будет лучше. Жди здесь. Сейчас я все принесу.

На удивление быстро – всего через пару минут – Мануэль вернулся с мешком за плечами. Без церемоний он вывалил его содержимое на кровать Розы – груду яркого расшитого атласа с кружевными оборками.

– Какая прелесть! – воскликнула Дженни, разглядывая пышную юбку из золотистого атласа и расшитый золотом лиф фиалкового цвета. Тончайшую батистовую нижнюю рубашку с брюссельскими кружевами по вороту не грех было надеть и графине. Под грудой одежды обнаружились туфельки – узкие, с квадратными носками, из гладкой коричневой кожи, украшенные розочками. Дженни приложила наряд к себе, примеряя, впору ли, и только сейчас заметила, что подол в застарелых пятнах от уличной грязи, которые уже не вывести, на проймах рукавов темные пятна от чужого пота, а кружева вокруг ворота рубашки несколько пообтрепались.

Мануэль, заметив разочарованное выражение Дженни, пожал плечами:

– Хочешь – бери, не хочешь – не бери.

– Конечно, возьму, – сразу же согласилась Дженни. У нее никогда не было такого ослепительного наряда – что с того, что его уже кто-то носил. – Где ты его раздобыл?

– Женщина не должна задавать такие вопросы, потому что она может узнать то, чего ей знать не хотелось бы.

– Тогда не отвечай, мне все равно.

Дженни повернулась к нему спиной, и он, усмехнувшись, заметил:

– Уверяю тебя, дама сняла свой наряд с большой охотой. Дженни обернулась к нему, щеки ее пылали то ли от стыда, то ли от возмущения.

– Не хочу ничего об этом знать! Мануэль не желал униматься.

– Но за мои великие услуги она могла бы расплатиться и пощедрее.

– Ты и впрямь украл наряд бедной девушки?

– Она все равно его никогда не хватится – когда я уходил, она спала как убитая.

Дженни вопросительно взглянула на своего благодетеля, пытаясь понять, не шутит ли он, но уверенный взгляд, усмешка чувственного рта и еще что-то неуловимое в этом сильном и темпераментном мужчине говорили ей, что он не лжет и не шутит. Они смотрели друг другу в глаза, и внезапно Дженни почувствовала, что с ней что-то происходит – по телу ее прокатилась дрожь, и она поняла, почему дамочки без слез расстаются со своими нарядами в обмен на любовь этого многоопытного мужчины.

– Презренный ты человек.

– Вот уж ни разу меня так не называли.

– Ну что же, раз мне суждено носить это платье, я прежде хочу искупаться. Брат ты мне или нет, прошу тебя выйти.

Дженни решила, что он откажется – так сильно потемнели его светло-зеленые глаза, так напряглись скулы.

– Разумеется, миледи, – с шутливым поклоном сказал он и вышел, бросив у двери: – Пойду навещу своих подданных!

Умывшись свежей ключевой водой, Дженни надела рубашку. Тонкая, белоснежная, с длинными пышными рукавами, она ласкала тело. Лиф облегал фигуру как влитой, грудь в нем приподнималась и чуть не выскакивала наружу, а ткань была настолько прозрачной, что, если захотеть, можно было разглядеть соски. Да, если юбка в талии сидела идеально, то фиалковый лиф с вышитыми на нем золотой и белой розами был явно туговат.

Скрипнула дверь, и Дженни оглянулась на звук. Мануэль смотрел на нее с одобрением. Перемена к лучшему была очевидной.

– Готова?

– А если я скажу «нет»?

– Ну хватит, довольно ссориться. Никто не покушается на твою скромность. К тому же, по правде говоря, ты не кажешься мне испуганной девственницей. Уверен, что по крайней мере один мужчина уже узнал твои тайны.

Мануэль протянул ей щетку с серебряной ручкой. Прислонившись к стене, он с удовольствием наблюдал за тем, как Дженни расчесывает свои каштановые, с рыжим отливом, роскошные волосы.

– Предложение, миледи, – сказал Мануэль и, подойдя к ней, отделил вьющуюся прядь и, опустив ее на лоб, ловко подрезал так, что на лицо упал короткий локон. После чего, свернув шелковые волосы в жгут, он перебросил их через ее плечо на грудь.

Дженни пребывала в недоумении.

– Что ты делаешь?

– Вот сейчас ты настоящая придворная красотка. И не смей ничего портить, – добавил он, заметив, что Дженни собирается заколоть волосы в узел. – Именно такую прическу сейчас носят модницы. Кстати, каждый локон имеет свое название. Вот этот, что у тебя на лбу, зовется «люби меня», тот, что возле щеки, – «доверься мне», а тот, что на плече, – «разбей сердце».

– Откуда такая осведомленность в дамских модах?

– Вы недооцениваете моего обаяния, миледи. Вот приедем в Лондон, тогда посмотришь, как, увидев меня, сами придворные дамы начинают вилять хвостиками и облизываться. Вот увидишь…

– Мануэль! Мануэль! – Глаза Марты светились радостью, но, стоило ей заметить Дженни, да еще так разодетую, как в глазах ее зажглась ненависть.

– Марта! Сколько лет, сколько зим!

Мануэль заключил цыганскую девушку в объятия и звонко чмокнул в щеку.

– Что она тут делает? – ревниво спросила Марта, указав на Дженни.

– Она? Живет тут, разве ты не знаешь, любимая. – Мануэль с удовольствием любовался стройной, но пышной фигурой цыганки, с тонкой талией и полной грудью, потом снова привлек ее к себе, погрузив пальцы в шелковые, черные как смоль волосы Марты.

У Дженни в горле застрял комок. Нахлынули воспоминания о навсегда сгинувшем в пучине любимом.

– Она ушла, – донеслось словно издалека. Легкий непривычный акцент придавал его словам странное, мистическое звучание. Дженни обернулась, поспешно приложив руку к губам, чтобы он не заметил, что они дрожат.

– Странно. Я думала, ты ее в постель потащишь.

– Довольно! – со злостью воскликнул Мануэль и схватил Дженни за руки. Только сейчас он увидел, что губы ее дрожат, а в глазах стоят слезы. – Почему ты плачешь? – неожиданно нежно спросил он.

– Жалко стало себя. Но тебя это не касается. Мануэль пребывал в недоумении не больше минуты.

Догадка озарила его лицо.

– Какой же я болван! Ты плакала, потому что я поцеловал Марту, а не тебя! А того, кто заслужил твои поцелуи, и след простыл. Я прав?

Дженни только кивнула в ответ, боясь разрыдаться. Мануэль оказался тоньше и деликатнее, чем она думала.

– И ты его сильно любишь? Вижу, можешь не отвечать. И он тебя бросил. Нет, не то, вижу. Он умер?

– Да, пропал в море. Я так мало его знала. – Дженни повесила голову, она внезапно показалась самой себе такой маленькой и ранимой, такой глубоко несчастной.

– Иногда нехватка времени восполняется избыт-50 ком чувств, – философски заметил Мануэль. – Не ты первая, не ты последняя. Вспоминай, если хочешь, сладость пашей любви, но не терзай себя понапрасну.

Мудрый совет. Дженни благодарно посмотрела Мануэлю в глаза.

– Спасибо тебе за доброту. Не держи на меня зла.

– Ну, довольно хныкать. Нам пора возвращаться на ярмарку. Солнце уже садится, а я еще не показывал свой коронный номер. Если Роза узнает, что мы отлыниваем от работы, нам достанется!

Мануэль торопливо скинул рубашку и камзол и предстал перед ней, обнаженный по пояс, поигрывая неправдоподобно мощными мускулами. Кожа у него была гладкая и не слишком смуглая – цвета легкого пива.

– Вот это номер, – пробормотала Дженни, смущенно отворачиваясь от завораживающего зрелища, – я хотела спросить, что собой представляет твой номер.

– Ты не знала? Я силач. Сегодня у тебя будет возможность и представление посмотреть, и подзаработать – обойдешь публику со шляпой. Часть заработка возьмешь себе. – Мануэль окинул Дженни оценивающим взглядом. – Знаешь, ты самая красивая девчонка-горджио среди тех, что я знал. Будешь трудиться как следует, и я обещаю тебе купить красивое платье.

Дженни не могла не поддаться грубому обаянию этого красивого и сильного человека. Он волновал ее как мужчина, и она не умела этого скрыть. Мануэль был достаточно наблюдателен.

– Не бойся за свою добродетель, красавица. Звезды выбрали мне в подруги Марту. Наш союз должен принести процветание племени. А со звездами не спорят. – Мануэль привлек Дженни к себе и, согревая ее жарким дыханием, добавил шепотом: – Как бы я хотел, чтобы звезды ошиблись! Но и тогда Роза ни за что не позволила бы мне взять тебя в жены. – Неохотно отстранившись, он потащил ее за собой на шумную ярмарочную площадь.

Дженни, спотыкаясь, еле поспевала за ним – туфли оказались на несколько размеров велики.

– Что там опять? Снова идти не можешь?

– Туфли большие.

Дженни в изнеможении опустилась на траву. Мануэль, ругаясь под нос, нарвал травы и набил в носы.

– Я пойду вперед, а ты смотри не задерживайся. Единственное, что от тебя требуется, – это выглядеть красиво. Сегодня ты заработаешь свои самые легкие деньги.

Дженни смотрела вслед Мануэлю, с удовольствием наблюдая, как он легко бежал, как на ходу стащил пирог с бараниной, воспользовавшись тем, что торговка на мгновение утратила бдительность и наклонилась, чтобы поправить туфлю. Дженни смотрела на него, гадая о том, что заставило ее так внезапно и так ненужно проникнуться чувством к цыгану, который к тому же совершенно ясно дал ей понять, что обещан другой.

Весь остаток лета цыганский табор путешествовал по зеленому графству Суррей, ненадолго задерживаясь на ярмарках, которые от деревни к деревне становились все беднее. Постепенно Дженни перестала отличать одно местечко от другого. Все они стали для нее как близнецы. Не раз Дженни подумывала о побеге, но уж слишком много шаталось вокруг всякого сброда. Дженни ничего не рассказывала Розе о своих планах относительно Лондона. Она чувствовала, что у Розы на неё свои виды, и цыганке не понравилось бы, узнай она, что Дженни просто ее использует, коротая время до прибытия в Лондон.

Между тем доходы были такими низкими, что, если бы не природная цыганская хитрость, им нечего было бы есть. Дженни, как горджио, была выбрана для исполнения почетной роли в операции с колоритным названием «Отрави свинью». Собственно, название полностью соответствовало выполняемой работе. И жертва была определена – упитанный пятнистый боров, пасшийся возле ручья, огибавшего табор.

Дженни совестно было опускаться до мелкого мошенничества, но грозное урчание в животе заставило смириться со своей участью. Притворяясь праздно прогуливающейся, Дженни попросила жену фермера дать ей воды из колодца. Дружески пообщавшись, Дженни на обратном пути задержалась возле борова, чтобы почесать ему за ушком, а на самом деле чтобы скормить бедному животному губку, намоченную в жире. Свинья с радостью проглотила деликатес, но губка, разбухнув в животе, сдавила внутренние органы и вызвала смерть – впрочем, не сразу, что было особенно важно. Между тем Роза, переходя от дома к дому в попытке продать приносящие удачу талисманы, остановилась у ворот владельцев обреченной свиньи и стала предвещать свиную болезнь, которая унесет самого лучшего борова. Хозяйка, никак не ожидавшая такой подлости, в ярости прогнала Розу метлой. Некоторое время спустя Роза вернулась. Справляясь о судьбе свиньи, она предложила вывезти тушу, чтобы остальные свиньи не заразились и не подохли. Таким образом свинья попала в табор, и триумфаторы пировали несколько дней.

Роза протянула Дженни миску с тушеной свининой.

– Молодчина, Дженни. Если бы кто-то из нас задумал подойти близко к дому или свинье, фермер спустил бы на нас собак.

Дженни поблагодарила Розу за добрые слова и отошла к вагончику, чтобы поесть там. До сих пор она не слишком уютно чувствовала себя среди цыган. Все они, собравшиеся вокруг вечернего костра, были одной семьей, в которой для нее не нашлось места. Порой они говорили на своем языке, учить который Дженни не хотела. Со стороны костра доносились обрывки разговоров. Дженни встрепенулась, услышав английскую речь.

– Она никогда не станет одной из нас, Роза! Иногда мне кажется, что ты всерьез приняла эту горджио за свою Джози!

Роза ничего не ответила. Марта была племянницей главы племени, к тому же невестой Мануэля, поэтому ей разрешалось говорить то, о чем другие сказать не посмели бы.

– Благодаря ей мы сейчас сыты, – спустя некоторое время сказала Роза. – Ты станешь с этим спорить?

– Нет, я благодарна ей за еду.

– Тогда закрой рот и не мешай мне думать.

Рита проводила дочь взглядом – Марта отошла от костра.

– Она ревнует, Роза, вот и все.

– Ревнует? К горджио?

– Она думает, что Мануэль и горджио… Ну, ты знаешь, о чем я.

– Не бывать этому! Никогда рядом с ним не будет женщины – горджио! Он один способен изменить к лучшему судьбу нашего племени.

– Конечно, он на ней не женится, Роза, и все же я хочу сказать…

– Знаю, что ты хочешь сказать. – Роза уставилась в огонь своими черными глазами. – Путешествия по морям и землям… Удача, богатство и злой рок… Опасность для многих… Я ясно вижу, что его ждет, если он попадет под чары этой женщины. Но на ее ладони я заметила знак королевского величия. Возможно, она будет близка с человеком высокого ранга, возможно, с самим королем.

– С королем! Но Мануэль должен стать нашим королем! – воскликнула Рита.

– Говорила я тебе, – зашипела вернувшаяся Марта, – эта женщина принесет нам несчастье. Будь проклята горджио!

– Болезни и смерть ожидают многих наших людей, – продолжала Роза, – но Мануэль выживет и выведет вас к солнцу.

Затаив дыхание, Рита и Марта ждали дальнейших откровений, но когда Роза, тряхнув головой, подняла голову, словно очнувшись от сна, они поняли: сегодня духи ничего больше не скажут.

Дженни, онемев от удивления, прижалась к стене вагончика – едва ли кто-то из троих хотел, чтобы она подслушала столь важный разговор. Как может судьба свести ее с королем? Или все же Марта права и ей предназначено стать подругой другого короля – предводителя цыганского племени?

Глава 5

Толпа зевак окружила здание окружного суда. Народ пребывал в приятном возбуждении – их ожидало волнующее зрелище суда над знаменитым разбойником Джемом Скеффлзом. Преступника привезли в повозке, которая стояла тут же – после суда предполагалось вернуть его обратно в тюрьму. По такому торжественному случаю разбойник был разодет по высшему разряду, хотя его наряд несколько утратил товарный вид. Зеленые бриджи его щедро украшали пурпурные ленты, составлявшие разительный контраст с белым камзолом с запекшейся на рукаве кровью – след от шпаги бейлифа. На голове у Джема красовалась бобровая шапка – не самый лучший головной убор для лета. К тому же по дороге разбойник успел вымокнуть под ливнем.

– Спускайся в ад с улыбкой на губах! – крикнул из толпы Мануэль, помахав шляпой с плюмажем своему осужденному знакомому.

Дженни поежилась от жутковатого призыва, остальные засмеялись, найдя реплику забавной.

– Пошли, уже все закончилось, – попросила Дженни, потянув Мануэля за рукав. Толпа напирала, и она боялась, что в стремлении бросить последний взгляд на знаменитого преступника до того, как его увезут обратно в тюрьму, ее раздавят.

– Да, пора возвращаться, – неохотно согласился Мануэль. – Жаль, Джемми сегодня не повесят. Все девчонки заигрывают с висельниками. Бросают им букетики. Приятная процедура перед тем, как отправиться в ад. Но Джемми заслужил женское внимание. Лучшего вора я в жизни не встречал. Пацаном он стянул Библию у «железнобоких» Кромвеля,[1]1
  «Железнобокие» – конница Кромвеля.


[Закрыть] такие у него были ловкие пальцы. Да и жизнь у него была красивая. Жаль, что не сможем посмотреть, как его повесят.

– С меня хватило и суда. – Дженни повела плечами, вспоминая допрос уличных проституток, приглашенных свидетельницами по делу, и их откровения. Разодетые дамы обмахивались веерами, кокетничая с кавалерами, предприимчивые торговцы бойко продавали эль, но спросом пользовалась и маринованная сельдь, и пирожки с требухой, и всякая прочая всячина. Вообще суд больше напоминал балаган, чем акт совершения королевского правосудия.

Дженни с завистью поглядывала на нарядных дам и кавалеров, проделавших неблизкий путь из Лондона, чтобы поглазеть на знаменитого разбойника. Джемми прославился своими подвигами на любовном фронте, при этом он оставался джентльменом и нередко рисковал жизнью ради прекрасных дам.

Теперь, когда развлечение закончилось, вся разношерстная публика повалила прочь. Мануэль не терял времени даром: обворожительно улыбаясь дамам, он между тем освобождал их от излишних роскошеств с помощью своих ловких пальцев.

Мануэль остановился у лотка с пирожками и купил четыре штуки на деньги, которые еще хранили тепло карманов их владельцев. Тесто оказалось таким черствым, будто пирожки испекли неделю назад, но и Мануэль, и Дженни были слишком голодны, чтобы привередничать. Они с жадностью уплетали их за обе щеки, запивая еду кисловатым и теплым элем.

Дженни заметила, что какой-то господин в черном камзоле, судя по виду, джентльмен из богатых, пялится на нее, и, решив проверить свои чары, улыбнулась ему в ответ. Господин расползся в улыбке, явно приглашая ее к более близкому знакомству, но наблюдательный Мануэль потащил ее за рукав прочь.

– Что это ты себе позволяешь? Ты всех дам успел раздеть глазами, а мне что, нельзя и взглянуть ни на кого?

– Я – одно, ты – другое. К тому же мне не хочется тратить время на этого богатого ублюдка! Смотри сюда, – сказал он, дрожа от гнева, прикоснувшись к шраму на щеке. – Вот результат встречи с одним из таких господ. Для них жизнь цыгана не стоит и гроша. Но когда-нибудь я заставлю его заплатить за это. – Мануэль проводил недобрым взглядом золоченую карету, в которой ехал приглянувшийся Дженни господин.

– Но его-то тебе зачем убивать? Он всего лишь мне улыбнулся.

– Сперва улыбнется, а там – и сама не заметишь, как раздвинешь для него ноги в этой его треклятой карете!

– Как меня злит, когда ты ведешь себя так, будто я твоя вещь!

– Ты под моей защитой. Может, ты хочешь, чтобы я передал решение твоей судьбы Марте и Рите? Ты бы уже давно продавала себя всякому, кто заплатит! Только благодаря Розе и мне тебя еще не заставили этим заниматься.

Теплый пар поднимался от луж на дороге, по обеим сторонам ее зеленела трава, огнем горели маки, тянулись к солнцу белые соцветия тысячелистника, хотелось свернуть с дороги и поваляться в траве. Так они и сделали. Вдоль ручья росли кусты ивы, Дженни с наслаждением вытянулась на траве и смотрела на небо сквозь ажурный полог листвы.

– Черт! Будь проклята эта крапива!

Дженни уже начала было дремать, но крик Мануэля согнал с нее приятную дрему. Она приподнялась и, глядя, как Мануэль, босой, скачет козлом, невольно рассмеялась. Доскакав до ручья и опустив ступни в воду, он вздохнул с облегчением. Краденые туфли были ему тесны, и, разувшись, он не заметил молодой крапивы, притаившейся в траве, за что и поплатился.

– Далеко до табора? Нам надо торопиться.

– Пара миль, не больше, – ответил Мануэль, моя ноги и ручье. – Времени у нас в избытке.

Дженни очень хотелось окунуться в прохладную воду, но из-за присутствия Мануэля она вынуждена была отказать себе и этом райском наслаждении. Была еще одна причина – они находились в чужих владениях. На противоположной стороне сквозь заросли ивы проглядывал красивый усадебный дом, ощетинившийся каминными трубами.

– Хотела бы я пробраться поближе и посмотреть на дом, – мечтательно произнесла Дженни. – Красивый, наверное. И люди в нем живут богатые.

– Да уж, не бедные, – согласился Мануэль. – Скажи, каково это, жить в доме?

– Ну, я никогда не жила в таком роскошном доме, как этот, но от кочевой жизни жизнь под крышей все же сильно отличается.

– И ты предпочла бы жить под крышей?

– Я ведь не цыганка, как ты. Мне нравится, когда у меня есть крыша над головой. Люблю спать на чистых простынях, мыться с мылом и знать, что вечером меня непременно ждет ужин.

– Тогда почему ты осталась с нами? – заранее морщась от того, что услышит, пробурчал Мануэль.

– Потому что у меня не осталось ни одного близкого человека, за исключением дальних родственников, что живут в Лондоне. И, самое главное, меня разыскивают по обвинению в убийстве. Ваша жизнь стала моей, хочу я этого или нет.

– Когда-нибудь и у меня будет настоящая крыша над головой. Не годится человеку жить в повозке всю жизнь.

– Разве твое предназначение не в том, чтобы вести свой народ?

– Что ты в этом понимаешь? Неужели ты считаешь, что работать тягловой лошадью на потеху фермерам-недоумкам достойно мужчины? Или обчищать чужие карманы – хорошее ремесло?

Дженни прикусила язык. Она могла бы догадаться сама, с чем связаны периодические отлучки Мануэля из табора. Всякий раз, возвращаясь, он приводил с собой лошадей, овец и приносил прочий разнообразный товар. Видимо, с Джем-ми его роднила не одна лишь любовь к женскому полу.

– Я думала, тебе нравится цыганская жизнь, – сказала Дженни.

– Это жизнь, которая была мне навязана с детства, но это не значит, что она мне нравится, – угрюмо буркнул Мануэль, вытирая ступни пучком травы. – Кроме того, я цыган лишь наполовину. Отец мой был ирландским крестьянином. Фермером в графстве Уиклоу. Жирный ублюдок по имени Росс согнал его с собственной земли, вот тот и стал бродячим ремесленником – надо было как-то жить. Когда я подрос настолько, чтобы понять, что с нами сделали, я поклялся вернуть свою землю. – Мануэль зло прищурился – давняя обида, казалось, прожигала его насквозь. – В первый же день, когда я ступил на свою землю, этот надменный племянничек проклятого Росса упрятал меня в тюрьму. Господи, как же я его ненавижу! Это было много лет назад, но такое не прощают. Десять акров земли, скот, куры – все отняли. Господину, видите ли, надо было построить псарню для своих поганых гончих! Я поклялся вернуть свое, и сделаю это во что бы то ни стало!

Для Дженни Мануэль открылся с неожиданной стороны. Она не знала, что он способен так ненавидеть, и не подозревала, что кочевая жизнь ему совсем не по вкусу.

– Так вот от кого ты унаследовал зеленые глаза – от своего отца!

– Да, и еще акцент. Неужели ты не заметила?

– Да, есть немного. Но я не знала, что это ирландский. Отчего твой отец связался с цыганами? Насколько я знаю, горджио у вас не любят.

– Прости, Дженни, что ты видела мало доброты от моих людей, – с внезапной нежностью проговорил Мануэль, положив ей руку на плечо, – но ты их должна понять. То, что незнакомо, всегда вызывает недоверие. Мы не обманываем своих, не воруем у своих – горджио другое дело, они враги, и в тебе они видят одного из них.

– Ты первый, кто назвал вещи своими именами.

– Так же смотрели и на моего отца, когда он пристал к табору. Звали его Патрик Брэндон. Он не умел ни читать, ни писать, но у него хватило ума, чтобы научиться их языку и уговорить самую красивую из трех дочерей Байса Краско стать его женой. Он добился уважения цыган, а потом и восхищения. Они решили, что он посланец удачи.

Мануэль улыбнулся ей многозначительно, но вдаваться в объяснения не стал.

– Самую красивую, говоришь? – с сомнением спросила она. Представить Розу красавицей было довольно сложно.

– Роза – его вторая жена. Моя мать, Нэйшн, умерла, давая мне жизнь, и было это за год до того, как люди Кромвеля согнали нас с обжитого места и заставили кочевать. Роза вырастила меня как своего родного сына. Вообще-то у нас мужчина может иметь сразу несколько жен, но мой отец взял в жены другую только после смерти первой жены.

Встревоженный птичий крик заставил Дженни и Мануэля вздрогнуть и приготовиться к бегству, но оказалось, что переполох в голубином семействе наделал лис. Неудачливый охотник показался из-за кустов, замер, увидел нежданных гостей и бросился наутек.

Мануэль вздохнул с облегчением – на лиса никто не охотился – и, обняв Дженни за плечи, пустился в рассказ об обычаях материнского племени.

– Наши хоть и верят в Христа, а Сару считают своей святой хранительницей, верят и в магическую силу талисманов. Вот это – фаллос, эмблема бога Шивы, – добавил он, коснувшись рыбки – кулона, висевшего у Дженни на шее.

– Фаллос? – Да, кажется, так назвала его Роза.

– Ты не знаешь, что это такое? Символ мужской силы. Заметила, что у нас над дверью принято вешать изображение рыбы, рога, боярышника? Вот что означает твоя невинная рыбка, малышка.

Дженни отвела глаза. Что-то в его взгляде было такое, чего она не замечала раньше, и это тревожило ее.

– Видишь ли, в этом органе заключена великая сила природы, и чем больше этот орган у мужчины, тем более он у нас почитаем. Благодаря некоторым своим природным данным я был признан избранником богов, спасителем племени, и, как бы мне ни хотелось отказаться от этой чести, я должен исполнять свой долг.

Откровенность за откровенность. Только сейчас Дженни смогла рассказать о своем преступлении во всех подробностях.

Мануэль слушал молча, не выказывая ни удивления, ни возмущения, ни особого сочувствия. Когда она закончила, он, уставившись в голубое небо, спросил:

– А как насчет того, другого – твоего любовника? Отвечать не хотелось, но Дженни все же сказала:

– Он был капитаном, на службе у короля. Заехал в Аддстон по дороге в Лондон. Он спешил на встречу с королем.

На Мануэля ее слова произвели должное впечатление, но он не удержался и злобно добавил:

– Богач, наверное. Встречался с королем. Не думал, что он такая важная птица.

– Он был с королем, когда тот скитался в изгнании. Он родом с запада. Кажется, из Уэльса.

– Когда мы вынуждены были покинуть Ирландию, мы высадились на побережье Корнуолла. Хорошее место, море, скалы, никто до тебя не доберется. Может, однажды там я и пущу корни. С тобой.

Дженни с улыбкой покачала головой:

– Нет, Мануэль, твоя нареченная ненавидит меня уже за то, что я согласилась провести с тобой несколько часов, а уж разрешить тебе отвезти меня на край света – такого она не допустит. Когда вы собираетесь пожениться?

Мануэль неопределенно повел своими широкими плечами, после чего достал серебряную табакерку, приобретенную всего пару часов назад, и, ухватив щедрую щепотку белого порошка, втянул его носом, после чего отчаянно зачихал, так что слезы выступили на глазах.

Дженни засмеялась. Но на глазах ее тоже выступили слепи – то ли от смеха, то ли от горьких воспоминаний. Ей вдруг стало так одиноко и так захотелось ласки, что, когда Мануэль придвинулся к ней, растянувшись на траве, она не стала отодвигаться. Сорвав стебелек, он ласково пощекотал ей лицо. Дженни блаженно улыбалась, млея под солнышком.

– Однажды мне придется жениться на Марте. Но не в этом году. Пока у меня недостаточно отложено денег. Вся надежда на Лондон, да будет судьба ко мне благосклонна. Последние годы жизни, Дженни, я хочу провести как джентльмен. Я поклялся себе, что будет так, когда ободранным босоногим мальчишкой бежал по дороге, а они веселились, прогоняя меня плетью на обочину. Всякий раз, когда жизнь сталкивает меня с ними, я лишь укрепляюсь в своей решимости. – Мануэль прищурился, глядя вдаль. – Чтоб им всем и аду гореть, включая того ублюдка, что разрубил мне щеку надвое! Все они одним миром мазаны, они даже выглядят одинаково. Тот, что разрубил мне щеку, как две капли воды был похож на этого подлого скота, племянника лорда Росса. Если бы рассудок не подсказывал мне, что такого быть не может, я бы поклялся, что это один и тот же человек! С какой бы радостью я разодрал его поганые ноздри и посмотрел, как бы его любили дамы! Нет, Дженни, – неожиданно заключил Мануэль, – сердцем я не цыган. Вести наше племя – это не моя мечта, этого только Роза от меня хочет.