Текст книги "Лили. Том 2"

– Вы не служанка.

Ее шутливая улыбка одеревенела, сердце на мгновение перестало биться. Не может же он знать, как обстоят дела, нет-нет, это просто невозможно!

– Если бы это было так! – проговорила Лили с легкой грустью в голосе.

– Вы прелестная юная леди, очевидно, переживающая нелегкие времена. Думаю, Дэв вряд ли сделал бы более удачный выбор, если бы увлекся какой-нибудь герцогиней.

Она не успела остановить слезы, стремительно подступившие к глазам и побежавшие по щекам. Это все из-за болезни, твердила Лили себе в оправдание. После болезни она ослабела и стала слишком чувствительной. Доброта Клея оказалась последней каплей.

Он тихонько рассмеялся и утер ей слезы, потом взял ее за руку и повел к дому.

– Хватит с вас на сегодня треволнений, мисс Лили. Отправляйтесь в постель и отдыхайте до самого вечера.

– Но я…

– Никаких возражений! К субботе вы должны быть в полной форме.

– А что будет в субботу?

– Как это “что”? Ваша первая настоящая прогулка. Пикник! Я продаю “Паучка”, разве Дэв вам не говорил? Это мой корабль. Хочу показать его вам, пока он еще мой. Вы мне поможете с ним проститься по-человечески. Он стоит в устье Фауи, ниже Лоствизиля. Что вы на это скажете?

– Ну.., я не знаю. А Дэвон поедет?

– Можете не сомневаться, непременно поедет. Неужто вы думаете, что он оставит вас со мной наедине?

– Что за глупости вы говорите, – укорила она его с улыбкой. – Да, конечно, я поеду. С радостью.

Глава 17

Лили разбудил пронзительный и жалобный крик чаек. Несколько секунд она не могла понять, где находится. Чьи-то тяжелые шаги над головой совсем сбили ее с толку. Потом она услыхала плеск волн, ощутила легкое покачивание пуховой перины, на которой лежала, и тут память вернулась к ней. Она находилась на борту “Паучка” и сейчас отдыхала в капитанской каюте.

Это была прекрасная каюта. Лишенная роскоши (для этого в ней не хватило бы места), но удивительно уютная, хотя и по-мужски скупо обставленная. Для Лили это оказалось настоящим открытием. Несмотря на все свое безграничное обаяние и бесконечную доброту по отношению к ней, “молодой хозяин” был не тем человеком, которого она могла полностью принять всерьез. Однако теперь, побывав на его корабле и выслушав его восторженный, исчерпывающий и необычайно утомительный рассказ о несравненных мореходных качествах любимого судна, Лили поняла, что ей следует пересмотреть свое мнение. Клейтон Дарквелл, как и полагалось младшему сыну владетельного дворянина, был, несомненно, безалаберным, беспечным и незрелым юным недорослем, но во всем, что касалось мореплавания, знал дело до тонкостей. Тут ему не было равных.

При этом, как истинный энтузиаст, он был проникнут фанатичной убежденностью в том, что все окружающие разделяют его увлечение.

– Я знаю, о чем вы думаете, – заявил он Лили ровно через полминуты после того, как она вышла из кареты с гербом Дарквеллов и впервые увидела “Паучка”, стоящего на якоре в живописном устье реки. – Вам кажется, что при своих малых размерах шлюп слишком перегружен оснасткой. Но именно это делает его таким быстроходным! – И он начал с жаром объяснять особенности конструкции корабля.

Лили и Дэвон обменялись насмешливыми взглядами. Наконец Клей свистнул, и над бортом шлюпа показалась чья-то голова. Человек помахал рукой. Вскоре к ним подплыла небольшая одномачтовая лодка, которую Клей назвал люгером. На веслах сидел тот самый человек, что махал им с борта, и через несколько минут все они вместе оказались на палубе “Паучка”.

Человек по имени Уайли Фолк, первый помощник Клея, последние две недели был занят “ремонтом” шлюпа. Когда Лили, ни о чем не подозревая, спросила, что за ремонт потребовался столь прекрасно оснащенному кораблю. Клей лишь загадочно подмигнул, зато Дэвон скорчил страдальческую гримасу и ответил за него:

– Сущие пустяки. Надо было устранить двойное дно и тридцатифутовый бушприт, поскольку возможные покупатели могли бы счесть подобные усовершенствования несколько экстравагантными. И к тому же незаконными.

Осмотрев корабль сверху донизу, Лили почувствовала себя смертельно уставшей. Дэвон заметил это раньше, чем она сама решилась раскрыть рот, и настоял на том, чтобы она прилегла отдохнуть в каюте Клея.

Проснувшись, Лили почувствовала себя великолепно. Но который же теперь час? Сквозь единственное круглое окошко (вроде бы оно называется иллюминатором), расположенное высоко на стене (нет, это, кажется, не стена, а.., как же се называть? Переборкой? Перегородкой?), виднелось безоблачное розоватое небо. Лили осторожно потянулась (ребра все еще побаливали, любое резкое или неосторожное движение могло причинить ей острую боль) и села. Удивительно удобная постель, совсем не такая, какую можно было ожидать на разбойничьем судне. Ей пришло в голову, что капитан “Паучка”, вероятно, время от времени принимал дам в своей каюте, на этом самом ложе. Раздался негромкий стук в дверь.

– Войдите!

Это был Дэвон. При виде его в ее душе всколыхнулось глубокое радостное чувство. Она улыбнулась ему ласковой приветственной улыбкой. Дэвон не стал наряжаться ради прощального визита на “Паучок”: на нем была его обычная темно-синяя суконная куртка и штаны до колен из оленьей кожи, но, по мнению Лили, он был красив, как никогда. Ему пришлось наклонить голову, чтобы втиснуться в низкий проем; как только он вошел, его крупное тело заполнило собою всю каюту, и она стала казаться еще меньше. В руках он держал объемистый бумажный пакет и смотрел на Лили таким взглядом, что она застеснялась.

– Привет, – робко сказала Лили. – Я только что проснулась.

– Я так и понял. Хорошо выспалась?

– Спасибо, замечательно. Который час?

– Полагаю, около шести.

– Шести! Боже мой, вы с Клеем, наверное, давно уже хотите вернуться домой. Почему же вы меня не разбудили?

– В этом нет нужды: мы решили остаться.

– Остаться?

– Переночевать. Вернемся утром. Клей решил устроить прощальный ужин на палубе, ты не возражаешь? Мы подумали, что поездка в два конца в один и тот же день может тебя еще больше утомить.

– Вовсе нет. Я…

– Понимаешь, Клею очень хочется остаться. Он говорит, что это его последняя ночь на “Паучке” и он предпочитает провести се с друзьями.

– Вот как. – Лили была глубоко растрогана тем, что Клей записал ее в число своих друзей. – В таком случае я с удовольствием останусь.

– Прекрасно.

Дэвон подошел ближе.

– Тут кое-что для тебя, Лили. Для сегодняшнего вечера, – и он положил пакет на постель рядом с нею.

– Что это?

– А вот открой и увидишь, – ответил он с таинственным видом.

Похоже, он был весьма доволен собой. Лили потрогала завязанный бантиком шпагат, которым был перетянут сверток, и улыбнулась ему. Он никогда раньше не дарил ей подарки.

– Спасибо.

– На здоровье. Тут на столике есть свечи, если тебе понадобится дополнительное освещение, – сказал Дэвон и направился к двери. – Мистер Фолк совершил чудо и устроил для нас настоящий пикник. Все уже готово. Клей просил передать, чтобы ты поторопилась – он умирает с голоду.

Лили рассмеялась.

– Я буду готова через две минуты.

Опять он поглядел на нее с загадочным видом.

– Может понадобиться чуть больше времени.

И, не сказав больше ни слова, ушел.

* * *

– Ей понравилось?

– Не знаю, я вышел прежде, чем она успела открыть.

Клей протянул брату кружку рома с лимонным соком и вновь оперся спиной о грот-мачту, любуясь закатом.

– За контрабандный ром и французские шелка, – провозгласил он, ухмыляясь.

Дэвон окинул его недоверчивым взглядом.

– За последний контрабандный ром и французские шелка. Я уверен, ты именно это хотел сказать.

– Ну, разумеется, – заверил его Клей, опустив подозрительно блеснувшие глаза.

Они выпили.

Стоял отлив; ловцы устриц прыгали с берега и расхаживали среди илистых отмелей в поисках добычи. В отдалении грациозно прошествовала цапля. Вот она остановилась и замерла, спрятав голову под крыло. Но Дэвон сидел, уставившись в одну точку, и ничего этого не видел. Он ждал только одного: появления Лили в нежно-розовом наряде из роскошного шелка с низким вырезом и длинными рукавами, с пышными, многослойными юбками, отделанными тончайшим брюссельским кружевом. Распустит ли она волосы? Если да, то красноватый закат будет посрамлен. Ах, если бы он мог припасти для нее на сегодняшний вечер еще и туфли! К примеру, французские атласные башмачки с маленьким закругленным каблучком. И еще драгоценности.

Нефрит и аметисты, сапфиры и аквамарины. Ей пойдут изумруды и бриллианты, конечно, тоже. Скажем, колье и браслеты на ее тонких запястьях. Мысленно он уже видел ее с золотыми серьгами в ушах и кольцами, унизывающими длинные пальцы. А в волосы, в эти чудесные, мягко вьющиеся волосы можно вплести жемчужные нити.

Услыхав на трапе ее шаги, Дэвон посреди разговора повернулся спиной к Клею, чтобы встать и предложить ей руку. Вот ее голова и плечи показались в отверстии люка. Взволнованная улыбка предвкушения чуда потухла и исчезла с его лица, он остановился как вкопанный на полпути к ней. На ней было серое канифасовое платье горничной. Дэвон сунул руки в карманы и уставился на Лили, не говоря ни слова.

Она заметила по его глазам, как он рассержен, хотя и пытается это скрыть. Клей подошел и встал рядом с братом. Лили благодарно оперлась на его протянутую руку и вышла на палубу. Односложно отвечая на чересчур оживленную болтовню Клея и тихонько потягивая мадеру из предложенного им бокала, она не отрываясь следила за Дэвоном. Через несколько минут его напряженно сдвинутые плечи расслабились, он даже сделал попытку присоединиться к общему разговору. Лили храбро придвинулась к нему поближе. Клей продолжал что-то рассказывать о своем корабле. Дэвон наконец-то взглянул ей прямо в лицо, и она воспользовалась этим, чтобы послать ему извиняющуюся улыбку в надежде, что он поймет. Его суровый взгляд смягчился, и ее сердце радостно забилось в ответ. Она с трудом удержалась от желания взять его за руку и провести пальцами по окаменевшей линии скулы, однако поверх края своего бокала послала ему пылкий взгляд, говоривший “спасибо”.

Над рекой царило затишье, теплый воздух обволакивал их. Солнце бросило на воду последний отблеск и скрылось в низких облаках на горизонте. Небо изменило цвет с золотистого на ржавый, на берегу в сосновом лесу заухал филин. Клей зажег фонарь и широким жестом пригласил их к накрытому на плоском днище перевернутого ялика ужину, состоявшему из мясного рулета и фруктового пудинга. Они съели его, сидя на ящиках от спасательного линя.

Разговор получился оживленный и беспорядочный. Он начался с вызывающего и – как догадалась Лили по выражению лица Дэвона – давно набившего оскомину заявления Клея о том, что занятие контрабандой (Клей именовал ее “свободной торговлей”) проистекает из присущего большинству людей стремления обойти закон и что даже честный человек испытывает радостное волнение и подъем духа, когда ему удается нечто в подобном роде. Клей стоял на том, что, пока проклятое правительство облагает таможенными пошлинами более тысячи видов иностранных товаров, рядовые граждане будут по-прежнему без зазрения совести нелегально ввозить в страну чай, соль, коньяк, шелк – даже игральные карты! – при малейшей возможности. Дэвон не менее горячо доказывал, что контрабанда подрывает экономику, но согласился с тем, что следует снизить таможенные сборы на спиртное, мыло и все прочее. Однако, настаивал он, сознательные граждане должны действовать в рамках закона, который, кстати, дает им такие права и свободы, какими не может похвастаться ни один другой народ в мире, и находить законные пути изменения устаревшей системы сбора налогов, акцизов и пошлин.

У ног братьев стоял бочонок, вмещавший пол-анкера [2]2
  Анкер – старинная мера жидкости, равная 31 литру.


[Закрыть] мармандского коньяка, о происхождении которого никто из присутствующих тактично не упомянул. Горячность Клея в споре возрастала по мере потребления Золотистого напитка. Правительство, на защиту которого встал Дэвон, он сделал мишенью насмешек, подвергнув ряду язвительных замечаний распространенное мнение о том, что беднякам следует быть более бережливыми и что они сами виноваты, если не умеют жить по средствам. Жирные старые подагрики в парламенте, говорил он, лицемерно твердят, что все дело не в бедности, а в расточительстве. И хотят исправлять нравы обездоленных путем обучения их в воскресных школах. Разумеется, заметил он с сарказмом, с одной-единственной целью: не мешать бедным гнуть спину остальные шесть дней недели. Дэвон ответил, что Клей совершенно прав, но, чтобы изменить положение, нужно дать беднякам работу, к примеру, на медных рудниках, а не раздавать им в виде милостыни доходы от контрабанды.

Лили слушала как зачарованная. Никогда раньше ей не приходилось присутствовать при политическом споре между людьми, имевшими реальное влияние на ход событий в государстве. Ее отец весьма условно считал себя вигом [3]3
  Виги – политическая партия либерального толка, возникшая в Англии в конце 70-х годов XVII века.


[Закрыть], да и то лишь потому, что консерваторам он доверял еще меньше. Сидя тихо, почти не участвуя в разговоре, она тем не менее не ощущала себя посторонней. Было совершенно очевидно, что даже в пылу спора братья не забывают о ней. К тому же она не сомневалась, что на деле они куда ближе к согласию, чем могло показаться со стороны, и занимают противоположные позиции по любому поводу просто из любви к спору.

Спина у нее немного заныла. Едва разговор зашел о телесных, духовных и умственных недостатках членов королевской семьи, она извинилась и встала, чтобы полюбоваться луной и звездами. С берега, из-за гряды утесов, послышался унылый и тревожный крик козодоя.

Машинально кивая в ответ на слова Клея, Дэвон не сводил с нее глаз. Глядя на усыпанное звездами небо, Лили стояла на самом краю мерцающего светового круга, очерченного желтоватым огнем фонаря. Даже в поношенном холщовом платье она была прекрасна. Для него это не было новостью: он знал, что она прекрасна, с той самой минуты, как впервые ее увидел. Но раньше он всячески остерегался ее очарования и даже ставил его в вину Лили, стараясь видеть в ней лишь волнующее его женское тело. Что же изменилось? Теперь он знал, какая она. Вопреки своей собственной воле, да и (в этом Дэвон не сомневался) вопреки ее воле тоже, он начал ее понимать. Помимо прекрасного лица, эта девушка обладала добрым и благородным сердцем. Теперь от нее уже нельзя было запросто отмахнуться, как от женщины, недостойной доверия. Слишком много раз она доказала ему обратное. Продолжать по-прежнему сопротивляться ее чарам можно было только из трусости. К тому же он ведь не собирался на ней жениться! Каковы бы ни были последствия их романа, на сей раз он не потеряет все. Такое могло случиться только раз в жизни. С ним это уже случилось, стало быть, больше опасаться нечего. А она была неотразима.

– Ну что ж, – чересчур бодрым голосом произнес Клей, – мне пора.

Лили удивленно обернулась.

– Куда вы собрались?

– Да я пообещал Уайли, что мы с ним сегодня отпразднуем окончание нашей веселой жизни.

– Но…

– В Лоствизиле есть один погребок, где мы с моей командой провели немало счастливых часов.

– Вам действительно необходимо уйти? – ошеломленно переспросила Лили.

Клей бросил лукавый взгляд на Дэвона.

– О, да, мы договорились уже несколько недель назад. Представляете, капитан и его помощник устраивают веселые поминки по добрым старым временам. – Он прошел на левый борт и ловким прыжком перебросил ноги через край, приземлившись точно на веревочный трап. – Доброй ночи вам обоим. Благодаря вам я провел чудесный вечер. Увидимся утром.

Его голова исчезла за бортом. Минуту спустя они услыхали скрип весел в уключинах и плеск воды. Потом наступила тишина.

Клей нарочно оставил их одних! Лили была потрясена. И Дэвон тоже знал все заранее. Она попятилась к борту, глядя, как он медленно подходит к ней.

Он подошел так близко, что даже в бледном свете луны она смогла различить бирюзовый цвет его глаз.

– Как вы думаете, он действительно сможет все это оставить? – стараясь оттянуть время, спросила Лили не совсем твердым голосом, и описала рукой широкую дугу, охватившую и “Паучка”, и реку, и небо.

Но Дэвон не желал говорить о Клее.

– Не знаю, – ответил он. – Почему ты не надела платье, Лили?

Она заглянула ему в лицо, ища признаков гнева, но они окончательно исчезли.

– А зачем вы мне его принесли? – задала она встречный вопрос.

– Чтобы ты улыбнулась. Она улыбнулась.

– Других соображений не было? Он прекрасно понял, что она имеет в виду, и ответил правдиво:

– Я хочу заботиться о тебе.

– Правда? А зачем? Несколько недель назад вы хотели от меня избавиться. Вы предложили мне денег. Вы больше не хотели меня видеть.

Слова Лили ранили Дэвона до глубины души. Интересно, ей самой так же больно, как и ему? Но она не бросала ему обвинений, в ее голосе, звучавшем горестно и печально, не было ожесточенности. И опять он ответил честно:

– Я не знаю, что изменилось.

Но Лили ему не поверила. В разговоре с Клеем она сама назвала его новое отношение к себе “приятной смесью благодарности и вины”. Теперь, когда ей стала известна его история, недоверие Дэвона уже не казалось Лили таким убийственным, как раньше, но тем не менее оно заставляло ее страдать.

– Вы предлагаете мне стать вашей любовницей? Ее прямота покоробила Дэвона, но ему все-таки стало легче.

– Да.

– Я отказываюсь. Я никогда не отдам вам свое тело в обмен на деньги, или красивое платье, или крышу над головой. – Стараясь унять дрожь, Лили взглянула ему прямо в глаза и для храбрости ухватилась рукой за рукав его куртки. Ее голос, так твердо звучавший вначале, перешел на шепот:

– Я отдам его вам просто так. Даром.

Она вовсе не это хотела сказать, мало того, еще минуту назад она даже не думала об этом. Но она любила его. Поняв, что любит. Лили почувствовала боль, потому что вместе с пониманием к ней пришла уверенность, что Дэвон заставит ее страдать. Однако сейчас это не имело значения. Она полюбила его уже давно и не сомневалась, что полюбила навсегда.

Дэвон стоял молча. Она поднесла его руку к губам и поцеловала пальцы. Видно было, как он борется с собой, как пытается справиться с недоверием, и на мгновение Лили пронзила острая ненависть к женщине, которая сделала его таким.

– Дэв, – прошептала она, обнимая его и целуя в губы, – любовь моя. Все так просто.

Дэвон, отстранив ее от себя, заглянул ей в глаза. Взгляд этих ясных серых глаз, такой нежный и такой серьезный, сказал ему, что все ее слова – чистая правда.. Прядь ее волос, подхваченная ночным бризом, защекотала ему щеку, лаская и дразня. Желание вспыхнуло мучительно и неумолимо, но он поцеловал ее со всей нежностью, на какую был способен. Ее губы, подобные влажному шелку, смягчились и раскрылись перед ним. Когда его язык проник внутрь и коснулся ее языка, по телу Лили волной пробежала мучительная дрожь.

– Тебе холодно, дорогая?

Она улыбнулась с закрытыми глазами.

– Нет, но я чувствую себя так… – и она выразила свое состояние тихим стоном, искренним и безыскусно-чувственным.

Дэвон крепче сжал одной рукой се талию и обвел указательным пальцем контуры ее рта, очарованный нежной и бесстрашной улыбкой. Прижавшись лбом к ее лбу, он еле слышно прошептал:

– Я так хочу тебя. Лили, что просто теряю голову. Дрожь возобновилась. Она ухватилась за его плечи и прижалась к нему, ощущая стук сердца – его или свой собственный, сказать было трудно. Подняв руки, она наконец обняла его за шею. Они снова поцеловались. У обоих одновременно перехватило дыхание, тела напряглись, обуревавшая их жажда была так велика, что губ уже не хватало для насыщения.

– Может, спустимся в спальню, – прошептала она, задыхаясь.

– В каюту, – поправил он хрипло. – Тут темно, не споткнись на лестнице.

– На трапе, – в тон ему напомнила Лили. Они спустились, держась за руки. В каюте Клея стояла непроглядная тьма.

– Стой тут, – велел Дэвон, оставив ее в дверях. Послышался глухой удар и шипящий от боли вздох, но ожидаемого проклятья не последовало, вместо него из темноты раздался смех, и звук этого смеха согрел ее. Потом раздался звон кремня об огниво: Дэвон зажег свечу. Поставив ее в подсвечник, вделанный в крышку стола, он от первой свечи зажег вторую и перенес ее на тумбочку рядом с постелью.

Лили затрепетала, когда он подошел к ней. Дэвон взял ее за руки и поцеловал их по очереди, сперва тыльную часть, потом ладони. Большим пальцем он провел по ее ладони: ощущение оказалось таким волнующим, что у нее участилось дыхание.

– Тебе понравилось платье? – спросил он шепотом, касаясь языком бьющейся жилки у нее на запястье.

Лили взглянула через его плечо на платье, лежавшее на постели, там, где она его оставила, вновь аккуратно упаковав.

– О, Дэв, оно такое красивое!

– Последний трофей Клея. Я сказал ему, что хочу подобрать что-нибудь для тебя, и он послал Фолка в один из тайников, где они хранят свою добычу. Но знаешь.., зря я все это затеял…

– Вовсе нет…

– ..потому что оно тебе ни к чему. Совершенно неважно, что на тебе надето. В этом платье или в любом другом, ты все равно останешься прекраснейшей женщиной из всех, кого я когда-либо знал.

Ей хотелось плакать. Она поднесла руки к его лицу и коснулась его. Ее пальцы скользнули ниже, к круто очерченной челюсти, к сильному подбородку, к могучей шее. Его лицо, горящее желанием, выглядело беззащитным, и это редкостное выражение наполнило сердце Лили невыразимой нежностью. Она почувствовала, как он вынимает шпильки из ее волос, и через минуту они упали ей на плечи. Она знала, что не станет его останавливать, что уступит ему во всем, и поэтому ощущала такую слабость, что руки и ноги перестали ее слушаться. Они вновь поцеловались, Лили прижалась к нему всем телом, просунув руки под полы его куртки, чтобы коснуться его спины и широких плеч. Дэвон целовал ее так, что колени у нее неудержимо задрожали, а разум растворился в сладком вине соблазна.

– С другой стороны… – прошептал Дэвон и вновь принялся ее целовать.

Лили, видимо, что-то упустила: что было с одной стороны, раз речь уже зашла о другой? Но спрашивать не хотелось.

Последовало долгое молчание, затем Дэвон сделал вторую попытку.

– С другой стороны, – выговорил он наконец, – как я имел возможность убедиться воочию, ты гораздо красивее вообще без платья.

Лили вздохнула и отодвинулась от него. Напряженно улыбаясь, она замерла в полной неподвижности, пока он расшнуровывал на ней корсаж и снимал платье с плеч. За платьем последовала сорочка, и вскоре ее груди обнажились. Он окинул их взглядом, вполне стоившим самой страстной ласки: Лили почувствовала, как соски твердеют и набухают от одного его взгляда. Затем он коснулся их, и она вздрогнула, как от электрического разряда.

– Ты тоже, – шепнула она, расстегивая на нем рубашку. – Как я могла убедиться раньше.

В мгновение оба они разделись догола. Дэвон протянул руку, чтобы закрыть дверь. Лили улыбнулась, ибо тишина на борту “Паучка”, нарушаемая лишь их собственными вздохами и тихим шепотом, свидетельствовала о том, что, кроме них двоих, на шлюпе никого нет. Но когда он бережно взял ее за плечи и придвинул спиной к двери, она поняла, что его беспокоит вовсе не уединенность.

Дэвон провел руками вверх и вниз по ее телу, погладил живот и, приподняв груди одну за другой, провел языком по шелковистой, молочно-бслой коже. Тихий нежный стон, исторгнутый из ее груди, стал ему наградой. Он наклонился ниже и прижался губами к тому месту под правой грудью, где все еще виднелся кровоподтек.

– Тут еще немного больно, да, Лили?

– Нет-нет! Почти не болит.

Мысль о том, что из-за ее увечий они могут не закончить то, что начали, заставила се замереть.

– Но немножко все-таки болит, – уточнил Дэвон, выпрямляясь. – Придется действовать очень осторожно.

– О, да, – согласилась Лили, облегченно переводя дух и наполняясь радостным предвкушением, – будем действовать очень-очень осторожно.

Она провела руками от его талии к обнаженному торсу, глядя, как в глубине его глаз разгорается темное пламя. Что-то горячее и твердое уперлось ей в живот. Ощутив жаркую и упругую пульсацию, Лили поняла, что для них обоих нет пути назад.

– Раскрой себя. Лили, раскрой для меня, – прошептал он, прижимаясь губами к ее шее.

Она повиновалась и ахнула, ощутив первое легкое прикосновение его пальцев. Свободной рукой он откинул ее голову назад и накрыл ее жаждущий поцелуя рот своими губами. Глубинная ласка его пальцев, проникших в ее лоно, заставила Лили жалобно застонать. Дэвон установил медленный чередующийся ритм проникновения, действуя одновременно пальцами и языком. Очень скоро она начала задыхаться, не в силах перевести дух. Стремительно поднимаясь все выше и выше, се наполняла яростная и неудержимая радость. Лили полностью отдалась этому чувству, потому что уверяла Дэвону, да и выбора у нес не было. Тихонько прошептав его имя, она сдалась.

Он не мог насытиться ею. Ее влажный и чувственный рот был сладок, а се естество отзывалось на движение его пальцев сильным и страстным биением в самой горячей своей глубине. И вот – все произошло удивительно быстро – Лили вдруг подалась назад и откинула голову. Ее глаза, горящие страстью, завораживали Дэвона. Ее взор не отрывался от его лица даже в тот момент, когда эта страсть разрешилась последним безудержным взрывом сокровенного трепета. Он поцеловал се еще раз, растягивая наслаждение до немыслимого предела. Когда все кончилось, Лили тихонько вскрикнула и, содрогаясь, уронила голову ему на грудь.

Долгое время они не двигались. Лили с закрытыми глазами слушала его мерное сердцебиение, отдававшееся ей в щеку, и чувствовала, как ее собственное сердце переполняется любовью. “Я люблю тебя”, – говорила она Дэвону всем своим существом, всем телом, но только не языком: последние остатки инстинкта самосохранения не позволяли ей произнести эти слова вслух. Где-то в отдаленном уголке ее сердца затаилась печаль. Но предаваться сожалениям было уже поздно, человек, которого она любила, держал ее в объятиях, и биение его сердца звучало у нее в ушах. Лили крепче обхватила его руками и прижалась губами к его груди.

Какое-то время спустя она вновь почувствовала его руку. Лили замерла, не дыша. Дэвон безошибочно нашел ее потайное место, и один из его пальцев начал едва ощутимую, словно касание крыльев мотылька, невыносимо дразнящую игру. Возбудить ее оказалось для него делом необычайно легким.

– О, Дэвон, – зачарованно прошептала Лили.

Но для Дэвона не все было так просто, боль желания превратилась в невыносимую пытку. Даже ее кожа источала волшебство: к какому бы месту он ни прикоснулся, всюду оживала чарующая магия.

– Откинься назад. Лили. Немного – только плечи. Держись за меня.

Она сделала все, как он велел. Ее ягодицы были мягкими и в то же время упругими, а главное, в точности умещались у него в ладонях. Он притянул ее к себе и согнул колени. Плавно и гладко их тела слились воедино.

Не двигаясь, стараясь дышать как можно тише, они взглянули друг на друга. Он сдавил в ладонях ее раскинутые в стороны руки, проникая в нее и вновь выскальзывая в медленном, упоительном ритме, желанном для обоих.

Закрыв глаза, сама не зная, что говорит, Лили тихо лепетала: “Да, да, да…"

Дэвон поцеловал ее, но поцелуй вышел коротким: ему не удавалось сосредоточиться.

– Обними меня за шею, дорогая. Она сделала, как он ей велел, и он поднял ее, подхватив снизу и все еще прижимая к двери.

– Обхвати меня ногами.

Лили повиновалась. Тогда Дэвон повернулся кругом и подошел, держа ее на весу, к массивному письменному столу Клея, стоявшему в углу. Он пододвинул ногой гордость его брата, нелегально вывезенное из Франции, богато украшенное позолотой итальянское кресло.

– Посмотрим, будет ли нам здесь хорошо, – пробормотал Дэвон и опустился в кресло.

Он мог бы и не говорить ей, что надо отвести согнутые в коленях ноги назад и оседлать его; Лили догадалась об этом сама. Но ей нравилось слушать, как он командует. “Интересно, все мужчины такие разговорчивые?” – промелькнуло у нее в голове. Его говорливость придавала ей смелости. Она наклонилась и поцеловала его, чтобы скрыть лицо, а потом прошептала, не отрываясь от его губ:

– Мне нравится ощущать тебя внутри. Все как будто тает.

Он провел губами по ее шее, потом по груди.

– Откинься назад.

Его голос перешел в глухой гортанный шепот. Когда она повиновалась, он взял ее напряженный сосок в рот и стал с жадностью посасывать, как неутоленный младенец.

И опять Лили ахнула, ухватившись за его плечи.

– Я никогда этого не делала ни с кем до тебя! Ты мне веришь?

– Да! – тотчас же откликнулся Дэвон. Могло ли это быть правдой? Ему было все равно. Он крепко обхватил бедра девушки и заставил ее подняться выше над собой, упиваясь ее абсолютной беспомощностью и полнотой своего обладания ею. Но вот ее пальцы вплелись ему в волосы, едва касаясь его губ, она наградила его нежнейшим, легчайшим поцелуем, и се влажное дыхание показалось ему божественным нектаром. Он весь отдался во власть этой пьянящей неги, он больше не принадлежал себе.

Лили откинулась назад, и они опять зачарованно уставились в глаза друг другу, словно чего-то ожидая. Дэвон чуть сдвинулся в кресле, так что Лили почти лежала на нем. В таком положении она едва доставала ногами до пола. Она уперлась локтями ему в грудь и сама задала новый ритм их общей скачке. Никогда прежде ей не приходилось не то что испытывать, но даже воображать нечто подобное: безумную смесь обладания и покорности, могущества и самозабвения. Наконец потребность удовлетворения, острая, жгучая, нестерпимая, возобладала над нею.

– Дэвон, я не могу.., не могу!…

"Удержаться”, – хотела она сказать, но Дэвон подумал, что она имеет в виду нечто противоположное. Он сжал ее бедра и задвигался в бешеном яростном ритме, тяжело дыша и нанося раз за разом глубоко проникающие удары. Внезапно Лили что-то выкрикнула, громко и бессвязно, и содрогнулась. Дэвон чувствовал, как неудержимый, долго не стихающий трепет сотрясает се беспомощное тело, пока наконец она не обмякла и не упала без сил ему на грудь. Он сжимал ее крепко (слишком крепко, он это знал, но ничего не мог с собой поделать), больше не сдерживаясь и продолжая наносить удар за ударом. Казалось, этому не будет конца. Когда освобождение все-таки пришло, Дэвон тоже почувствовал себя совершенно обессиленным.

– Лили, – позвал он негромко, – милая, все хорошо, да?

Пряди ее волос прилипли к его влажной от пота щеке. Ему еле удалось поднять руку и дотронуться до ее плеча, для этого потребовалось неимоверное усилие. Лили все еще дрожала.

– Я сделал тебе больно, скажи?

Лили попыталась выпрямиться и заглянуть ему в лицо, но у нее не хватило сил. Ей удалось лишь повернуть голову, склоненную на его плечо, настолько, чтобы она могла произнести: