Текст книги "Влюбленные мошенники"

Глава 5

Уберите из этого мира всех дураков, и жить в нем станет скучно и невыгодно.

Джош Биллингс

Крупье по «блэк джеку» оказалась пышнотелой брюнеткой по имени Элис. Такого громадного бюста Грейс в жизни своей не видела ни у кого, кроме кормящих матерей. Подобно царице на троне, Элис восседала на высоком табурете спиной к стене во внутреннем углу L-образного стола, обтянутого выношенным зеленым сукном, и сдавала карты полудюжине джентльменов, пожиравших ее остекленевшими от восторга взглядами. Ей можно было дать и двадцать пять и сорок пять, все зависело от точки зрения. Грейс, разумеется, отдала предпочтение последней версии, приписав безупречный цвет лица Элис и выразительный взгляд умелому использованию грима.

Платье прекрасной дамы-крупье – сильно декольтированный наряд лиловой парчи – буквально лопалось у нее на бедрах. Низкий вырез был украшен бантиками, перьями и стеклярусом. Когда она наклонялась вперед, выкладывая карты перед игроками, ее напудренная грудь обнажалась до критического предела. «Вот и говори после этого, что ловкость рук обманывает глаз», – подумала Грейс.

Несомненно, грандиозный бюст Элис в своей безотказной действенности мог поспорить с пальцами самого опытного наперсточника в городе. А если бы и нашелся чудак, сумевший остаться равнодушным к ее прелестям, Элис могла положиться на висевшее у нее за спиной писанное маслом в полный рост изображение полулежащей обнаженной красотки, прикрывающей самое интимное место маленькой, неестественно розовой ладошкой. Раз взглянув на это произведение искусства, никто не стал бы обращать внимание на подтасованную или дважды ломаную колоду карт.

Хрустальные канделябры, картины и зеркала в золоченых рамах, а также осаждаемые игроками бесчисленные игорные столы напомнили Грейс виденную ею лишь на картинках обстановку старинных казино 50-х годов, когда золотая лихорадка только-только докатилась до Сан-Франциско. Однако, судя по количеству мужчин, азартно просаживающих свои деньги в рулетку, рондо, «красное и черное», фаро, кено, покер и «двадцать одно», «Золотой самородок» мог считаться солидным заведением, а вовсе не аттракционом для туристов.

Публика была пестрая – от бизнесменов в дорогих костюмах до мексиканцев в пончо. Попадались среди посетителей и вызывающе одетые женщины, причем отнюдь не все из них были проститутками. Помимо Элис в «Золотом самородке» работала хорошенькая девушка, одетая вполне прилично; она сидела за прилавком и продавала кофе с пирожными. Одним своим видом она придавала заведению респектабельность, но клиентов у нее было маловато: куда большим спросом здесь пользовались сигары и спиртные напитки. Табачный дым клубился под потолком подобно туману над заливом, а запах пива и бренди, казалось, можно было резать ножом.

При виде Рубена, который с трудом пробрался к ней сквозь толкучку, таща на буксире Грейс, замкнутое, профессионально бесстрастное лицо Элис осветилось радостной улыбкой. Прием был столь горяч, что Грейс невольно спросила себя, какие еще услуги, помимо кредита, оказывает Рубену по чистой дружбе эта темпераментная особа.

– Привет, милочка, – кивнула Элис, когда Рубен представил их друг другу.

Грейс тоже сказала «Привет», и на этом разговор между дамами был исчерпан: Элис смотрела только на Рубена, а он на нее. Наблюдая за ними с насмешливой улыбкой и немалой долей тайной досады, Грейс уже через минуту поняла, что Рубен отъявленный сердцеед, настоящий заклинатель змей. Разумеется, он был хорош собой, пожалуй, даже чересчур. По мнению Грейс, такая внешность сама по себе должна была вызывать подозрения, но сокрушительное воздействие его чар невозможно было объяснить одной лишь привлекательной наружностью. Главная опасность таилась в той роковой нотке искренности, которая и делает мужчину неотразимым обольстителем.

Генри тоже был наделен этой удивительной способностью заставить женщину верить каждому своему слову просто потому, что ей хотелось верить. В обществе таких мужчин женщины теряли голову и были готовы на все, лишь бы им угодить, лишь бы удержать на себе этот лучистый, завораживающий, прямо в душу проникающий взгляд, эту полную тепла и нежности улыбку.

Элис была отнюдь не дурой, напротив, ее смело можно было назвать женщиной многоопытной, но в лице Рубена она встретила достойного противника: если бы дело между ними дошло до прямого поединка, Грейс, ни минуты не сомневаясь, поставила бы свои деньги на джентльмена.

Они разговаривали друг с другом так тихо, что Грейс не слышала и половины, а остального не могла понять, так как разговор велся на каком-то условном языке. Вот обильная телом Элис оглядела зал, по-видимому, стараясь отыскать взглядом хозяина. Грейс последовала ее примеру, а когда опять обернулась к Рубену, он уже сидел за столом и подтягивал к себе горку фишек в обмен на купюру, явно не покрывавшую их стоимости. Один-ноль в его пользу.

Но вот насколько далеко простирался кредит, который оказывала ему Элис? Неужели она нарочно давала Рубену себя обыграть? На этот вопрос у Грейс не было ответа. Руки крупье мелькали так быстро, что она была не в состоянии уследить за возможными передержками, вольтами или подтасовками. Как бы то ни было, ведя ровную, спокойную, даже осторожную игру, Рубен неизменно выигрывал. Порой он делал рискованную ставку на сомнительную карту, но никогда не ошибался. Грейс попыталась проверить, не играют ли они с Элис «на маяке»[14]14
  Жульнический прием, когда партнеры обмениваются условными знаками, сообщая друг другу о сдаваемых или получаемых картах.


[Закрыть], но так ничего и не заметила.

В конце концов она позабыла о тайных сигналах и сосредоточилась на руках Рубена. Ей вспомнилось, как она фантазировала в дилижансе 6 пальцах художника. Она не так уж сильно Ошиблась. Материалом ему служили игральные карты, а не глина, но его длинные ловкие пальцы были не менее чуткими, чем у настоящего скульптора. Интересно, обрабатывает ли он кончики пальцев наждачной бумагой? Некоторые из шулеров так и поступали. Натирали их до крови. Однако интересы Рубена Джонса не ограничивались одними лишь игральными картами, так что вряд ли он истязал себя, наждаком. Он был прирожденным мошенником. Настоящим мастером в искусстве иллюзии.

В этот вечер он опять оделся в черное: даже рубашка и щегольский галстук ленточкой, повязанный вокруг накрахмаленного белого воротничка, были черными. Если он выбрал такой костюм, чтобы сойти за записного картежника, ему это удалось. Только лицо выдавало его: слишком тонкое, слишком умное, оно никак не походило на хитрые, жестокие, расчетливые лица профессиональных игроков, с которыми Грейс приходилось сталкиваться в годы юности во время ее странствий вместе с Генри. Слишком много фантазии светилось в глубоких глазах Рубена, оттененных густыми черными ресницами, слишком много благородства ощущалось в его чертах. Кого бы он ни изображал – слепого испанского аристократа, предприимчивого продавца крыш, директора заочных образовательных курсов, ловкого игрока в «блэк джек» – любая роль была ему по плечу, и в любой он мог блеснуть. Грейс твердо решила, что ему нельзя доверять ни на полмизинца.

Всего за четверть часа он вернул Элис незаконно полученный от нее аванс, а еще за три четверти утроил свой выигрыш. Грейс знала, что – подкати ей такая колея – даже упряжка мулов не смогла бы оттащить ее от игорного стола, но одним из бесчисленных достоинств Рубена оказалось его умение вовремя остановиться. Он сгреб свою добычу в шляпу, звонко чмокнул Элис в губы, встал и направился к бару, чтобы обналичить фишки. Все это произошло так быстро, что Грейс даже опомниться не успела и не сразу последовала за ним.

– Развлекайся, милочка, – добродушно подмигнула Элис ей на прощание.

Грейс уселась рядом с Рубеном на краешек высокого табурета у длинной стойки красного дерева и оперлась носками туфелек на медную перекладину, изо всех сил стараясь не поддаваться притяжению его обаятельной улыбки. Она опять оказалась в центре его внимания, опять стала партнершей в пьесе, которую он разыгрывал в уме, огни рампы, так сказать, вновь были нацелены на нее. «Не будь дурой, – твердила она себе, – для него это всего лишь работа». Дело свое он знал и делал его блистательно, этого у него не отнять.

И опять ей вспомнился Генри. Он точно так же умел заставить людей поверить, будто они являются единственным на свете предметом его внимания; Грейс всегда следила за ним с веселым любопытством и безо всякого раздражения, когда он прибегал к этой уловке. Но вот Рубен – другое дело. Он не имел права практиковать на ней свои профессиональные чары. Поэтому Грейс встретила его заразительную улыбку холодным взглядом, а когда бармен принес ему кружку пива за счет заведения, чтобы отметить выигрыш, она демонстративно заказала бокал лимонада.

Однако ей очень скоро надоело изображать из себя снежную королеву: она живо оттаяла, когда он показал ей свой выигрыш и предложил разделить его пополам.

– А теперь что? – спросила Грейс, раскрыв веером четыре новенькие хрустящие банкноты по пятьдесят долларов и аккуратно ровняя их по краям.

Рубен жестом подозвал девицу, торговавшую на другом конце стойки сигарами и папиросами.

– Моя любимая игра – покер, Грейс. – ответил он. – Хочу сыграть по-крупному.

– Здесь?

Рубен отрицательно покачал головой.

– Я возьму полдюжины, – обратился он к продавщице, указывая на открытую коробку тонких манильских сигар.

При этом он заставил ее вспыхнуть, одарив цветистым комплиментом, ослепил своей неотразимой улыбкой и наградил на прощание непомерными чаевыми. Грейс хмыкнула, уткнувшись в бокал с лимонадом.

– Увидела что-то смешное?

– Тебя, Джонс.

Рубен даже не спросил, в чем дело; его виноватая улыбочка лучше всяких слов объяснила ей, что он все прекрасно понимает. Он раскурил сигару и зажал ее в зубах, щурясь от дыма. Вид у него был как у пирата, совершившего успешный набег.

– Хочешь? – неожиданно спросил он, словно вспомнив о хороших манерах.

– Сигару? Нет уж, спасибо.

– Ты не куришь? Жаль. Был у меня как-то раз напарник по левой игре, он мне сигналил. Так вот, он курил этакие жуткие дешевые горлодерки и пускал два колечка, если у лоха была пара, – с этими словами сам Рубен пустил для примера два идеально круглых колечка дыма, – три, если тройка, – и он выпустил три, – четыре, если каре[15]15
  Комбинация из четырех карт одного достоинства, третья по старшинству в покере.


[Закрыть]. А если выпадал флеш[16]16
  Последовательность из пяти карт одной масти.


[Закрыть] , он начинал дымить, как паровоз.

Грейс совершила ошибку, глотнув лимонаду в тот самый момент, как Рубен начал демонстрировать условный дымовой сигнал для флеша. Из-за взрыва безудержного смеха часть лимонада попала не в то горло, остальной выплеснулся у нее изо рта мелкими брызгами прямо на рубашку Рубена. Он рассмеялся и принялся хлопать ее по спине между лопаток.

Когда приступ кашля прошел и Грейс вытерла выступившие на глазах слезы, она вновь вернулась к насущному вопросу:

– Почему ты не хочешь играть здесь? Ты же говорил, что тут ведут честную игру!

Грейс окинула взглядом громадный зал, гудящий возбужденными мужскими голосами и звоном монет. Рубен наблюдал за ней в висевшем над стойкой длинном зеркале.

– Возможно, слишком честную.

Она задумчиво уставилась на него, словно пытаясь решить что-то для себя. Он ответил открытым, слегка озадаченным взглядом. Оба опирались локтями о стойку бара. Грейс придвинулась ближе, Рубен последовал ее примеру.

– Джонс, – начала она.

– Здесь! – браво отозвался Рубен.

– Хорошие у тебя руки. Он взглянул на свою левую руку, пошевелил пальцами.

– Рад слышать.

– А как насчет куража?

Его выразительное лицо насторожилось, в глубине прекрасных карих глаз промелькнула какая-то дерзкая искорка.

– А почему ты спрашиваешь?

– Да просто вспомнился один случай. Как-то раз я видела любопытную парную игру. Ты часом не умеешь играть в семикарточный стад[17]17
  Одна из сложных разновидностей покера, где часть карт сдается лицом вверх, а остальные – «втемную»


[Закрыть]?

От его ленивой усмешки по телу разлилось непонятное тепло.

– Тебе повезло, милая. Лучше меня тебе никого Ж сыскать. Можешь даже не стараться. – От скромности ты не умрешь. Но для этой игры нужна не только сноровка. Нужно еще кое-что. Например, крапленая колода.

Его усмешка стала поистине сатанинской. Откинув полу сюртука, Рубен сунул руку в задний карман брюк и вытащил колоду карт с самой обычной на вид рубашкой в синюю крапинку.

– Подбритые тузы, – Прошептал Рубен, наклонившись к самому уху Грейс, словно признавался ей в любви. – На одну тридцать вторую дюйма. Попробуй их найти, Грейс. Если сумеешь, я отдам тебе все, что у меня есть.

Она нервно рассмеялась.

– Нет уж, спасибо, поверю тебе на слово. Ей хотелось отодвинуться, его близость смущала ее, но надо было объяснить ему подробности «парной игры», а на это требовалось время и сосредоточенное внимание, так как правила были довольно сложны.

Закончив наконец свой рассказ, Грейс увидела на лице у Рубена благоговейное восхищение и залилась румянцем, чего с ней обычно никогда не случалось.

– Грейс, – вздохнул он и покачал головой, словно не веря своим ушам. – Грейс, Грейс, Грейс…

Не успела она опомниться, как он обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй вышел коротким, но его вполне хватило, чтобы заставить Грейс признаться самой себе, что именно этого она ждала с самого первого вечера, когда они стояли у дверей гостиничного номера и он морочил ей голову, разливаясь соловьем насчет ее «тонкого букета».

Губы у него были твердые, но теплые, одновременно властные и нежные. Это было простое, дружеское, мимолетное прикосновение – она даже глаз не успела закрыть! – но, когда Рубен отодвинулся, Грейс пришлось усилием воли остановить себя, чтобы не потянуться за ним следом, – так сильно ей хотелось продлить волшебное ощущение.

Плутовской огонек в его глазах вызвал у нее улыбку. – Милая, – прошептал Рубен, все еще держа ее за талию, – мы с тобой созданы друг для друга.

Она не ответила, лишь скептически подняла бровь, но в голове у нее промелькнула тревожная мысль о том, что он, может быть, и прав.

* * *

Ни крупье, ни вышибал, ни подсадных уток, подбивающих клиентов на высокие ставки, – словом, салун при отеле «Эвергрин» идеально отвечал их требованиям. Они нашли его с третьей попытки: чтобы осуществить свой план, им нужно было тихое, пристойное заведение с обычным, не слишком густым наваром, и – самое главное! – где никто не знал бы Рубена в лицо. Если здесь и работали профессионалы, в такой ранний час они не показывались. По крайней мере Рубен не заметил ни одного. Ничего удивительного: игра по-крупному обычно начиналась много позже, зато продолжалась иногда сутками напролет.

– Вам не нужен пятый партнер, господа? – осведомился он, обращаясь к четверке игроков, занимавшей стол в дальнем конце зала.

Судя по виду, это были не азартные транжиры, часто не знающие, чем расплатиться по окончании игры, а вполне состоятельные деловые люди, возможно, заезжие коммивояжеры. Они лениво перебрасывались в покер и, похоже, скучали. Что ж, он был готов внести в их жизнь некоторое разнообразие.

Рубен подтянул себе пустой стул, сел спиной к стене на случай появления любителей заглядывать в чужие карты и дружески улыбнулся каждому из сидящих за столом. Грейс заставила его снять галстук, жилет, воротничок и золотые часы. В таком костюме, по ее словам, у него был слишком грозный вид. «Злой и страшный серый волк в стаде кротких овечек», – заявила она. – Во что играем? В покер?

Они закивали. Очевидно, Рубен сумел внушить им доверие, так как уже через минуту, как он и ожидал, один из игроков предложил перейти на покер.

Правила игры в салуне «Эвергрин» были просты. Ни крупье, ни нанятых заведением игроков, ни наблюдателей, следящих за порядком, просто дружеская игра на интерес среди джентльменов, покупавших фишки у кассира, сидевшего за окошечком. Помимо фишек, салун поставлял свежие колоды карт, поэтому напитки и сигары стоили немного дороже, чем в обычном казино. Согласно правилам, ставки были ограничены, но сами правила постоянно менялись. К тому времени, как Рубен сел за стол, начальная ставка составляла всего десять долларов и столько же можно было ставить на повышение.

Своим новым партнерам он представился как мистер Обман. Ему нравилось использовать это имя, означавшее на русском языке жульничество и ложь. Высокий тощий господин с лысой головой слева от него носил фамилию Бэрджесс, рядом сидел Шарки – угрюмый тип с лошадиной челюстью и толстой дешевой сигарой в зубах. Следом шел упитанный весельчак Уайетт в старомодном сюртуке в стиле принца Альберта[18]18
  Принц Альберт (1819-1861), супруг английской королевы Виктории


[Закрыть] и полосатых брюках, а четвертым был некто Расти – глуповатый рыжеволосый малый, всех раздражавший своим поминутным покашливанием.

Бэрджесс и Уайетт были приятелями; они вместе работали в компании по производству фотооборудования. Расти знал обоих, потому что кузина его жены вышла замуж за брата Уайетта, или что-то в этом роде, – Рубен не стал вслушиваться, предпочитая не вникать в детали их родственных отношений. «Темной лошадкой» оказался Шарки: как и Рубен, он сам предложил себя в партнеры. Никто его не знал, никто не мог за него поручиться. По его собственным словам, он остановился в отеле, и действительно, местный бармен отпускал ему выпивку в кредит Рубен решил, что это можно считать своего рода гарантией.

Ему пришлось пережить неприятный момент, когда какой-то приятель Расти подошел к столу, чтобы поболтать и стрельнуть папироску. Если бы он, не дай Бог, тоже навязался в партнеры, все их с Грейс совместные усилия пошли бы насмарку и поиски пришлось бы начинать сначала. Но удача не изменила Рубену: у незваного гостя нашлись знакомые за соседним столом, они его окликнули, и он направился к ним, подмигнув на прощание и пустив клуб папиросного дыма.

В следующую минуту в салуне появилась Грейс. Рубен сидел, уткнувшись носом в свои карты, и старательно делал вид, будто ничего вокруг не замечает. Зато ее сразу же заметили все остальные. Разговоры стихли, игральные кости и карты так и остались лежать на столах, брошенные и позабытые. Наконец Расти не выдержал и пнул Рубена ногой под столом, чтобы привлечь его внимание.

– Вы только посмотрите! – прошептал он.

– Ням-ням-ням, – прогнусавил Уайетт, словно рот у него был набит сладостями.

Бэрджесс принялся обмахиваться картами, как веером. Шарки отпустил какую-то сальную шутку, настолько грязную, что Рубена передернуло от отвращения. Неприязнь к Шарки, которую он ощутил с первого взгляда, возросла многократно, чему сам Рубен был несказанно рад. Когда стрижешь барана, нет ничего лучше, чем здоровая злость, замешанная на каких-то личных мотивах. Если все пойдет, как задумано, Шарки и будет бараном номер один. С самой короткой стрижкой.

А ведь она не была красавицей в классическом смысле слова. Это открытие заставило Рубена вздрогнуть – до сих пор он и сам находился во власти иллюзии, которую Грейс мастерски умела создавать. На самом деле это был волшебный фокус. Она потряхивала локонами, проникновенно заглядывала в глаза мужчинам, улыбалась им своей неотразимой улыбкой, – словом, она играла роль красавицы, и играла так убедительно, что все верили, будто перед ними красавица. Под воздействием этой таинственной магии никто не замечал ее недостатков. Вот так фокусник на сцене отвлекает внимание публики, заставляя следить не за тем рукавом, в котором исчезает кролик.

У Рубена перехватило дух, когда он представил, каким мужеством, или, выражаясь по-цирковому, куражом, надо было обладать для подобного представления.

Грейс между тем величественно проплыла к бару, как будто и не замечая впечатления, вызванного ее эффектным появлением, и попросила стакан лимонада. Вишневое платье облегало ее, как перчатка, любовно подчеркивая все изгибы, и Рубен уже в который раз поздравил себя с тем, что ему хватило ума не поскупиться при покупке. Бармен поставил перед ней высокий запотевший стакан. Не успела она открыть сумочку, как длинноволосый ковбой, стоявший рядом, швырнул бармену четвертак и, наклонившись к ней, что-то прошептал.

Отвечая, Грейс посмотрела ему прямо в глаза.

Ковбой растаял в улыбке, расшаркался и даже поправил воротничок ей в угоду.

В этот вечер она явно решила обойтись без ледяных взглядов и колкостей, хотя Рубен по себе знал, что в ее арсенале такое оружие имеется. На сей раз она прибегла к неотразимым женским чарам: смотрела на собеседника своими громадными голубыми глазами и улыбалась ласковой, немного застенчивой улыбкой, отчего в уголках ее крупного чувственного рта появлялись пленительные ямочки. В этой улыбке было столько искренней доброты и нежности, что ее жертва тут же теряла голову, мечтая о том, чтобы не расставаться больше с этим ангелом и провести остаток жизни, любуясь этим очаровательным существом. Второй такой прирожденной плутовки Рубен в жизни своей не видел.

Она что-то спросила у бармена, и тот в ответ указал ей сперва на столик справа от прохода, затем на тот, за которым сидел Рубен с компанией. Захватив с собой стакан лимонада, Грейс направилась к столику справа, за которым сидели пятеро – на одного больше, чем требовали их планы. Если бы не это обстоятельство, сам Рубен остановил бы на нем свой выбор, потому что игроки выглядели побогаче. Все наперебой стали приглашать ее присесть, но она отделалась какой-то шуткой, заставившей их всех разразиться хохотом. По ее настоянию мужчины возобновили игру, но при ее появлении все сели прямее на своих стульях, перестали плевать на пол и непристойно выражаться.

– Эй, мы играем в покер или дурака валяем? – возмутился Рубен, нетерпеливо щелкнув по столу стопкой фишек.

Все, кроме Шарки, усмехнулись с виноватым видом и вернулись к прерванной игре. С грохотом отодвинув стул, Шарки поднялся из-за стола и подошел к Грейс.

Долговязый нескладный урод, рядом с изящной миниатюрной Грейс он напоминал похотливую гориллу.

Уже одно это заставило Рубена скрипнуть зубами от злости. Все еще было ничего, пока Шарки держал руки в карманах и пользовался для флирта только своим длинным языком. Но когда этот сукин сын обвил ее талию обезьяньей лапой, чувство юмора окончательно покинуло Рубена. Он даже начал утрачивать интерес к разработанному ими плану.

Но он напрасно беспокоился: Грейс прекрасно умела постоять за себя. Легким танцующим шагом она выскользнула из лап Шарки и повела его, даже не прикасаясь, к его же собственному столу. При этом она ослепила его такой лучезарной улыбкой, что сам Шарки не заметил маневра. По его туповатому лицу было ясно видно, что он целиком приписывает эту заслугу себе.

– Позвольте вам представить мисс Ванду Ла-Салль, парни, она хочет перекинуться с нами в картишки. Есть возражения?

Куда там! Дружное: «Конечно, нет!» вырвалось сразу из трех глоток. Один только Рубен нарушил единодушие, сварливо буркнув:

– А вот мне лично не по душе присутствие дам за карточным столом.

В ответ на это Шарки вытащил изо рта сигару, сплюнул крошки табака на пол и заявил, что лично ему не по душе игра в карты с надутыми вислозадыми хлыщами, которые перед всеми задирают нос, и что мистер Обман может либо заткнуться, либо искать себе другую компанию. Притворившись обиженным, Рубен надвинул шляпу на глаза и пониже соскользнул на стуле.

Шарки притащил стул для Грейс, она заняла место между ним и Уайеттом, то есть как раз то место, где ей и следовало находиться, чтобы исполнить задуманное.

– Во что играем, господа? – ангельским голоском спросила Грейс.

Расти сказал ей, что они играют в покер, и она разочарованно протянула:

– У-у-у.

– А во что бы вам хотелось сыграть? – предупредительно спросили мужчины.

Ну, ей всегда нравился семикарточный стад, ответила Она с робкой, но полной надежды улыбкой.

– Значит, играем в семикарточный стад, заявили они. –Ее слово-закон.

Рубен проворчал, что это игра для кисейных барышень и что лучше бы им сразу разбиться на пары и сыграть на шпильки в «три листика»[19]19
  Простая карточная игра из разряда «семейных»


[Закрыть]. Все пропустили его слова мимо ушей.

Мисс Ванда Ла-Салль накупила фишек сразу на двести долларов, и это немного отрезвило чересчур пылких кавалеров. Тем не менее они предложили ей сдавать первой, не бросая жребия. Карты она тасовала и сдавала чисто по-женски: кокетливо, но неслишком ловко. Как актриса она просто не знала себе равных. Этого Рубен не мог не признать.

Делая высокие ставки, она неизменно оставалась в проигрыше.

Расти расстроился до слез; Бэрджесс и Уайетт старались ее подбодрить, как могли, даже Шарки предложил перейти на «хай-лоу»[20]20
  Вариант покера, напоминающий игру в поддавки, когда выигрышной считается как самая старшая, так и самая младшая комбинация карт


[Закрыть]. Но Грейс воспринимала свои потери философски, оставаясь в игре до самого конца. Во всяком случае до тех пор, пока не настал черед Рубена сдавать. Он сдал ей двух «загнутых» валетов, а потом и третьего, вынутого из-под низа колоды: одного лицом вверх и двух «втемную». На шестом кругу у нее закончились фишки, седьмой круг она продержалась только благодаря тому, что все мужчины объявили «пас». Кроме одного открытого валета, у нее был только мусор, а Рубен ничем не мог ей помочь, имея на руках чистую колоду: последняя карта могла оказаться какой угодно.

Шарки принял ставку Бэрджесса и повысил ее на двадцать долларов. Настала очередь Грейс делать следующую ставку. Она нерешительно подняла руку и коснулась брошки с ангелочком у себя на груди. Наконец-то Рубен смог вздохнуть с облегчением: это означало, что ей пришла хорошая карта, кое-что получше трех валетов. По задуманному ими раскладу в этом круге она непременно должна была выиграть.

– Эта брошь из чистого серебра, господа, – объявила Грейс. – О Боже, должно же мне хоть раз повезти! Она с надеждой ощупала свою «темную» карту.

– Принимаю вашу ставку и поднимаю на сорок долларов. Ставлю свою брошь. Вы ее примете?

Ресницы у нее трепетали; она то и дело нервно проводила кончиками пальцев по развевающимся волосам ангелочка, приколотого довольно низко в ложбинке между грудей с таким расчетом, чтобы привлечь внимание мужчин к нужному месту. Она добилась бы нужного эффекта и без этой уловки. Шарки судорожно сглотнул, глядя на нее как завороженный. Расти закашлялся и не мог остановиться.

«Да», «Конечно», «Ладно, пусть будет сорок», «Принимаю» – таков был всеобщий вердикт.

Итак, банк возрос. Грейс довольно долго возилась, отстегивая брошку, но никто не стал ее торопить. Когда решили открыться, ее «темная» карта оказалась недостающей девяткой.

– «Полный дом»[21]21
  Комбинация из «тройки» и «пары», то есть трех и двух карт одного достоинства, четвертая по старшинству из выигрышных комбинаций в покере


[Закрыть] с валетами! – радостно объявила она.

Рубен чертыхнулся и бросил свои карты на стол, не открывая. Бэрджесс, Уайетт и Расти сделали то же самое, правда, молча.

– Разрази меня гром, – пробормотал Шарки, уставившись на карты и не веря своим глазам.

У него было три короля, но до «полного дома» он не дотянул. Шарки злобно загасил сигару, откашлялся и сплюнул в плевательницу.

Как только раздали карты по новой, Ванде Ла-Салль привалила поистине фантастическая удача. Она положила брошку рядом с собой «на счастье», и перед ней, как по волшебству, стала расти гора фишек. Игра пошла веселей, правила заведения были забыты. Оказалось, что добродушный толстяк Уайетт обременен не только глубокими карманами, но и глупейшей привычкой цепляться до самого конца за жалкие тройки и даже двойки, поэтому он больше всех проигрывал. Бэрджесс тоже легко клевал на крючок, хотя и старался вести себя осмотрительно. Всем нравилось обыгрывать Расти: он блефовал, как желторотый молокосос.

Однако Рубен твердо вознамерился обчистить Шарки. Этот тип был далеко не глуп. Оставалось выяснить, не шулер ли он. До сих пор Шарки вел себя очень осторожно. Все остальные игроки уже вошли в. раж, а он по-прежнему держал карты ближе к жилетке, отрывисто и односложно назначал ставки, следил за партнерами из-под полуприкрытых, как у ящерицы, век. Еще больше Рубена злило его чрезмерное внимание к прелестной Ванде. Шарки бросал на нее похотливые взгляды, плотоядно облизывался, а однажды даже предпринял попытку потискать ее под столом. Насколько эта попытка удалась, Рубену со своего места трудно было судить, но сам он едва не взвился под потолок от ярости.

Если у него и были сомнения насчет способности Грейс постоянно выигрывать при относительно честной игре, она сумела их развеять за несколько минут. Она оказалась проницательной, терпеливой, непредсказуемой и бесстрашной, а главное – удачливой. Своих партнеров она видела насквозь, мгновенно подмечала любую попытку блефовать, а сама при этом блефовала так, что дух захватывало. Более того, у нее было чисто профессиональное отношение к деньгам: фишки она воспринимала как некую условность, как ничего не стоящие камешки или фасолинки. И так продолжалось до самого конца игры. Игрок, слишком трепетно относящийся к деньгам, может не рассчитывать на победу.

Пока шла раздача карт, она расспрашивала партнеров об их жизни. Сперва они стеснялись, потом вдруг неожиданно для себя ударились в откровенность. Это совершенно изменило обстановку: можно было подумать, что в салуне идет встреча ветеранов пожарной бригады, а не игра в покер с высокими ставками. Грейс поведала своим новым друзьям захватывающую историю о том, что играть в карты ее научил отец, покойный мистер Ла-Салль, скончавшийся в прошлом году Прямо за столом для игры в фаро в одном из салунов Вирджиния-Сити. Единственной дочери он не оставил ничего, кроме своего любимого набора игральных костей да нескольких простых приемов карточной игры. Жить с таким наследством, а уж тем более сохранять респектабельность было нелегко, вот она и перебивалась, как могла. Что же еще оставалось делать девушке без состояния?

Сама по себе эта история, если отбросить цветистые подробности, могла бы показаться совершенно не правдоподобной, но Грейс преподнесла ее так умело, что никто из присутствующих не усомнился в ее подлинности.

И в довершение всего у нее было отлично развито чувство времени. Почти в тот же самый миг, когда Рубен решил, что пора переходить ко второй части представления, Грейс послала ему условный сигнал.

– Похоже, мне опять повезло, – засмеялась она, загребая банк после своей собственной раздачи. – Давно я так не веселилась! С тех самых пор, как у тетушки Агги лопнула завязка на панталонах на званом ужине.

– Эй, минуточку, – Рубен выбросил руку через стол и схватил ее за запястье. – Дайте-ка мне взглянуть на эти карты.

– Что? Отпустите сейчас же! Как вы смеете?! Грейс попыталась прикрыть сброшенные карты, но Рубен оказался проворнее: он сгреб со стола все семь карт и раскрыл их веером, придирчиво изучая сначала рубашки, потом лицевую сторону.

– Ха! Я так и знал! Вы только посмотрите на даму треф! Видите?

В ответ раздались взволнованные восклицания:

«Что?», «Где?», «Я ничего не вижу!», «Какого черта?».

Они не хотели верить своим глазам, но и отрицать очевидное было невозможно: Рубен продемонстрировал каждому булавочный укол в стоячем кружевном воротнике на шее трефовой дамы, сделанный им самим во время предыдущей раздачи при помощи волшебного перстня.