Текст книги "Одинокий волк"

* * *

– Мы с Майклом сегодня играли в волшебные фокусы, – доложил Сэм всей семье и Чарльзу за обеденным столом. – Мы сделали фокус с шарфом и с мраморными шариками. Но в карты он жульничает. Всегда вытаскивает правильную карту из колоды раньше меня.

– И как же ему это удается? – спросила Сидни.

– Он шельмует!

– Каким образом?

– Он их носом чует. Говорит, что всегда может угадать по запаху, какую карту я трогал последней. Тетя Эстелла возмущенно прищелкнула языком.

– Завтра я научу его играть во флинч. Тут уж чутье ему не поможет шельмовать.

– Вряд ли он сумеет разучить правила, – вставил Чарльз покровительственным тоном, каким всегда обращался к Сэму. – Я полагаю, для него эта игра окажется слишком сложной.

– А вот и нет.

– Сэмюэль, – одернула племянника тетя Эстелла.

– А вот и нет, – упрямо повторил Сэм. – Майкл может выучить все, что угодно. Стоит только сказать ему один раз, и он все понимает.

– Да неужели? – вежливо усомнился Чарльз. Филип в ярости уставился на Чарльза, но промолчал. Он опять впал в немилость, потому что провел вне дома всю прошлую ночь, и на этот раз тетя Эстелла порекомендовала в качестве наказания двухнедельную отсидку: полный запрет на выход из дома и никаких контактов с внешним миром. Отец сказал, что рассмотрит вопрос. Это означало лишь одно – ничего не случится, пока тетя Эстелла не потеряет терпение и не возьмет дело в свои руки. И уж тогда она сумеет настоять на своем.

Сидни заметила, что отец в этот вечер особенно молчалив. Это на него не похоже, подумала она. Обычно они с Чарльзом никому не давали слова вставить, обсуждая за обеденным столом успехи Человека с Онтарио или отсутствие таковых. Оба они, как ей показалось, выглядели немного растерянными и сконфуженными. Ей очень хотелось знать, каковы их дальнейшие планы насчет Майкла. Когда же наконец они поймут, что его больше нельзя использовать в качестве научного объекта? Но сейчас явно было не время задавать такой вопрос.

Ей хотелось бы знать еще кое-что. Как поступит Чарльз, если опыты с Человеком с Онтарио окончательно зайдут в тупик? Упакует свои вещи и съедет? И как поступит в этом случае она сама? Пожалеет о его отъезде? Она бросила взгляд на другой конец стола, где сидела ее тетушка. Чарльз, занимавший место слева от тети Эстеллы, почтительно поддакивал ей, стараясь заслужить ее расположение. Ему и в голову не приходило, что это дело безнадежное, а у Сидни не хватало духу его просветить.

Тетя Эстелла терпела его присутствие только потому, что он был коллегой ее брата по работе. Она знала, что он проводит время наедине с Сидни, возможно, даже ухаживает за ней. Разумеется, она этого не одобряла, но до сих пор ни разу не выразила свое мнение вслух. Она просто не воспринимала его всерьез. В ее глазах Чарльз Вест не представлял сколько-нибудь значительной угрозы: в качестве соискателя руки ее племянницы он не только не котировался, он вообще не существовал. Если бы до нее дошли слухи о том, что он сделал предложение, она упала бы замертво. А если бы она узнала, что Сидни всерьез обдумывает его предложение… Боже милостивый, невозможно было даже вообразить, как поступила бы тетя Эстелла.

Но вопрос был не в этом. Сидни спрашивала себя, что почувствует она сама, если Чарльз уедет из дома. Она размышляла над словами Камиллы, предположившей, что ей нужен просто муж, любой муж, а Чарльз как раз подвернулся под руку. Неужели это правда? Что же это будет за брак, если присутствие или отсутствие мужа так мало значит для его жены? Она не могла понять…

Тетя Эстелла прервала ход ее размышлений резким возгласом:

– Что это было?

Все замерли, прислушиваясь.. – Похоже на вой животного.

– Должно быть, Гектор.

Высокие стеклянные двери, ведущие на террасу, были открыты. Странный звук – низкий, яростный звериный вой – доносился со стороны озера. Сидни встретилась глазами с Сэмом. Они оба знали, что это не Гектор. Но не успели они двинуться с места, как тишину разорвал приглушенный звук выстрела.

– Мой бог! Кто-то стрелял!

Сидни вскочила на ноги, но Сэм оказался проворнее: он уже бежал к двери.

– Стой! – позвала она. – Сэм, подожди! Он остановился на нижней ступеньке крыльца, подпрыгивая на месте от нетерпения. Сидни бросилась к нему и схватила его за локоть. Остальные тем временем высыпали во двор и окружили их.

– Останься со своей тетей. Побудь с ней! – взмолилась Сидни, удерживая вырывающегося Сэма.

Тетя Эстелла наконец преодолела свое замешательство и крепко ухватила Сэма за руку. Мужчины уже во весь дух бежали к домику для гостей, и Сидни устремилась вслед, стараясь их нагнать и не слушая призывов тети Эстеллы вернуться. Она была уже на полпути к белому бунгало, когда раздался второй выстрел.

– Не ходи туда! – бросил через плечо Филип, но его она тоже не послушала.

Первая комната гостевого дома была пуста. Сидни бросилась в комнату Майкла, но в дверях, загораживая вход, стоял Чарльз. Услыхав ее, он обернулся.

– Не входи туда, Сид…

Она оттолкнула его и протиснулась внутрь, ничего не слушая. Ее глаза видели только кровь. Крови было много, она была повсюду. А Майкл рычал и отплевывался, как будто его покусала бешеная собака. Он сидел верхом на 0'Фэллоне и держал его за глотку, словно собирался задушить.

– Оттащите его от меня! – заорал 0'Фэллон. – Эй, кто-нибудь, заставьте его слезть!

Майкл повернул голову, и Сидни невольно отшатнулась. Его оскаленные зубы повергли ее в ужас. Слюна текла у него по подбородку, светлые глаза превратились в узкие щелочки. Ворот рубашки 0'Фэллона стал ярко-красным от крови; вокруг него уже запекшиеся пятна кирпичного цвета впитались в сосновые половицы. Потом Сидни заметила пистолет, валявшийся на полу.

Жуткое прерывистое рычание, доносившееся из горла Майкла, стало утихать и наконец прекратилось. Он разжал свои окровавленные руки, выпустил горло 0'Фэллона и поднялся с пола.

– Я знал, что следует ожидать чего-нибудь подобного, – дрожащим голосом заметил Чарльз.

Майкл выпрямился во весь рост и босой ногой отбросил оружие подальше. Пистолет пролетел по полу через всю комнату и стукнулся о стену.

0'Фэллон сел и отодвинулся на несколько футов.

– Он пытался меня убить. Он хотел меня съесть, черт бы его побрал. Пятясь неверным шагом, Майкл наткнулся плечом на стену и прислонился к ней. Правой рукой он прижимал левую к груди. Его лицо постепенно все больше бледнело. Сидни увидела, как он напряг колени, чтобы не соскользнуть по стене прямо на пол.

– О, мой бог, – прошептала она и направилась к нему, стряхнув с плеча руку Чарльза, когда он попытался ее удержать.

– Это не его кровь, разве ты не видишь? Это кровь Майкла. Всюду кровь Майкла.

Он задыхался, держась из последних сил, замкнувшись в себе. Дикость ушла из его взгляда, но ей пришлось дотронуться до него рукой, чтобы он ее заметил.

– Позвольте мне взглянуть на вашу рану. Прошу вас, дайте мне ее осмотреть.

Сидни осторожно взяла его левое запястье, стараясь не упасть в обморок. Как много крови! Вся его рука была в крови. Филип поднял пистолет с пола и осмотрел его, не веря своим глазам. – Вы в него стреляли!

– Говорю же вам, он на меня напал. Он помешанный.

–Сэм!

Тетя Эстелла не сумела-таки его удержать. Сэм стрелой проскочил через всю комнату и обхватил руками колени Майкла. Майкл растерянно заморгал, глядя на него.

– Надо бы перевязать, – посоветовал профессор Винтер. – Но чем? Лучше полотенцем, – решил он, сдернув полотенце с крючка, и протянул его дочери. – Потуже, Сидни.

Поколебавшись секунду, она принялась со всей возможной бережностью обматывать полотенцем трясущуюся руку Майкла.

– Да вы что, все с ума посходили? Этот ублюдок чуть было меня не убил!

Профессор Винтер хмыкнул и, наклонившись, поднял полицейскую дубинку, закатившуюся под стол.

– Гм, – сказал он, взвешивая ее в руке и легонько похлопывая по ладони. – Помнится, я велел вам от нее избавиться. Давайте-ка осмотрим ваши увечья, мистер 0'Фэллон. Я отмечаю наличие большого количества крови, но где же ваши раны? Покажите мне следы звериных клыков! Покажите борозды, оставленные когтями хищника.

– Я не дал ему подобраться к себе. Я его отпугнул. Но мне пришлось стрелять, а то бы он меня убил.

– Вы его отпугнули?

Семь пар недоверчивых глаз уставились на 0'Фэллона. Сэм все еще цеплялся за ноги Майкла мертвой-хваткой.

– Отпусти его, – тихонько попросила Сидни. – Он на ногах не держится, дай ему сесть, Сэм.

Сэм расцепил руки, запрокинув голову и заглядывая в лицо Майклу.

– Прошу тебя, только не умирай! Майкл покачал головой и попытался улыбнуться. Тетя Эстелла потребовала объяснений.

– Что, собственно, здесь происходит? – спросила она, и все невольно встали прямее, даже 0'Фэллон.

– Он хотел побить меня палкой, – медленно, но отчетливо объяснил Майкл. – Ни за что, просто так. Я отнял палку. Я заставил его остановиться.

– Он хотел меня убить!

Майкл быстро повернулся к нему. 0'Фэллон шарахнулся прочь и налетел спиной на стол, едва не опрокинув его.

– Ты человек, – сказал Майкл, причем в его голосе послышалась бесконечная усталость. – Я не мог бы убить человека.

Наступила пауза.

– От него несет, как из винной бочки, – заметил Филип, с отвращением окидывая взглядом 0'Фэллона.

– Это уже не в первый раз, – припомнила Сидни. – Я и раньше видела бутылку.

Она сжала руку Майкла. Спазмы сотрясали его тело, но Сидни поняла, что он ни за что не сядет, пока не уйдет 0'Фэллон.

– Харли, ты знал, что этот человек носит при себе огнестрельное оружие?

– Нет, Эсти, конечно, я этого не знал. – Профессор Винтер повернулся к Филипу. – Будь добр, пойди и вызови врача.

– Я бы предпочел остаться здесь, отец, и вышвырнуть отсюда мистера 0'Фэллона пинком под зад.

– Гм, верно. Хотя… вряд ли до этого дойдет. Полагаю, мистер 0'Фэллон предпочтет уйти по-хорошему. Тихо и мирно.

– Эй, вы что, увольняете меня?

– Да, безусловно. Советую вам убираться немедленно, иначе у вас будут неприятности. Вы же не хотите, чтобы я вызвал полицию?

0'Фэллон выругался.

Для тети Эстеллы это стало последней каплей.

– Вон! – приказала она, вытянув к двери тощую руку.

0'Фэллон поступил в точности так же, как и большинство людей, когда им приходилось иметь дело с тетей Эстеллой. Он повиновался.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Месть 0'Фэллона не замедлила последовать. Он не терял времени даром.

Уже на следующий день прямо с утра четыре репортера и три фотографа из трех разных газет атаковали дом. Разумеется, каждый из них спешил опередить остальных, но, поскольку все они приехали из Чикаго одним и тем же поездом, счет вышел ничейным: все оказались на пороге дома одновременно.

– Выкладывайте всю историю! – потребовали они у испуганной и растерянной Ингер, которой не посчастливилось открыть входную дверь. – Это правда, что Человек с Онтарио взбесился и напал на своего сторожа? Он пытался его убить? Его опять поместят в клетку?

И тут случилось самое худшее. Все произошло прямо на глазах у Сидни, вышедшей на боковую террасу.

– Эй! – воскликнул один из репортеров, указывая на дорожку, огибавшую дом. – Смотрите, это он!

Майкл и Чарльз одновременно замерли на дорожке при виде репортеров. Майкл попятился назад, но Чарльз то ли в растерянности, то ли по глупости, то ли еще бог знает по каким причинам схватил его за руку и удержал на месте. Выругавшись вслух. Сидни побежала к ним, но было уже слишком поздно: вопя и толкаясь, репортеры кинулись к Майклу и окружили его плотным кольцом.

Чарльз был оттеснен в сторону. Он стоял никому не интересный, у него был вид обиженного ребенка. Чарльз был уверен, что все вопросы должны быть адресованы ему. Поверх мельтешащих затылков Сидни увидела побелевшее, застывшее от испуга лицо Майкла.

– Пропустите меня, – настойчиво повторяла она и в конце концов протолкалась к нему сквозь кольцо репортеров. – Прошу вас, дайте дорогу! Отойдите от него! Неужели вы не видите, что он нездоров?

Она закрыла своим телом, как щитом, его простреленную и забинтованную руку, которую он прижимал к животу.

– Отойдите. Прошу вас, оставьте его в покое. Репортеры пропустили ее мольбы мимо ушей. Они продолжали выкрикивать вопросы и щелкать фотоаппаратами.

Помощь пришла, когда ее отец показался из-за угла дома, крича на ходу:

– Эй, вы там, прочь от этого человека! Вест, ради бога, прогоните их!

Филип подбежал за ним следом, и толкучка наконец начала рассасываться. Журналисты узнали профессора Винтера: несколько месяцев назад он давал интервью газетам как представитель университета. Они отвернулись от Майкла, запоздало сообразив, что никаких ответов от него не получат, и окружили университетское светило, точно пчелы, нашедшие новый улей. Чарльз наконец опомнился и, боком протиснувшись сквозь толпу, встал рядом со своим патроном. Таким образом у Сидни появился шанс с помощью Филипа увести Майкла: никем более не задерживаемые, они укрылись в доме.

На следующий день фотографии Майкла появились на первых страницах «Дейли экзэминер», «Трибюн» и «Тайме». На каждой из них он выглядел как настоящий дикарь с бешеным взглядом. На фото, помещенном рядом на газетной полосе, 0'Фэллон в строгом костюме с галстуком производил впечатление солидного и ответственного гражданина, оскорбленного в лучших чувствах. «Найденыш в смертельной схватке с охранником», «Дикарь нападает на своего сторожа», – кричали заголовки.

К счастью, заметки, опубликованные рядом с фотографиями, отличались большей умеренностью. Отец Сидни категорически отрицал лживые наветы 0'Фэл-лона, и весь тон статей свидетельствовал о том, что авторы склонны больше доверять доктору антропологии, а не бывшему сторожу с репутацией скандалиста. Однако по ходу дела профессор Винтер был вынужден открыто признать определенную степень цивилизованности Майкла и полное отсутствие того, что можно было бы назвать «дикарством», хотя он до поры до времени не собирался открывать правду ни университетскому начальству, ни тем более широкой публике. По вине 0'Фэллона его план провалился.

В тот же вечер профессору Винтеру нанес визит его недоброжелатель. Декан Слокум, если верить словам профессора, всегда его недолюбливал, потому что Винтер был богат и ему не приходилось работать ради куска хлеба. В глазах Слокума это делало его дилетантом, а профессора возмущали такие необоснованные предположения.

Декан целый час провел, запершись в кабинете с отцом и Чарльзом. Сидни сидела в гостиной, пытаясь читать, но все время косясь взглядом на коридор и вздрагивая при каждом звуке. Наконец Слокум ушел. Минуту спустя она вошла в кабинет.

– Что случилось? Что он сказал?

Оба – и профессор, и ассистент – выглядели удрученными и подавленными. Профессор пребывал в глубокой задумчивости, поэтому от него Сидни так и не дождалась ответа.

Отвечать пришлось Чарльзу.

– Проекта больше нет. Он закрыл нам финансирование. Все кончено.

– Но нам придется его содержать, – добавил отец, выходя из тумана привычной рассеянности. – Теперь он скорее представляет интерес для истории естествознания, но нам все-таки придется оставить его у себя. Тем лучше для него. Я так и сказал Слокуму. Нельзя вечно перевозить бедного парня с места на место, передавая из рук на руки.

Он съежился, втянув седую голову в плечи ни дать ни взять черепаха.

Чарльз мрачно кивнул.

– Но мы все-таки сможем выжать из него статью сэр. Это лучше, чем совсем ничего. Описание наших экспериментов, несомненно, заинтересует многие журналы. Хотя мы больше не принимаем участия в дискуссии о воспитании в природных условиях, есть возможность порассуждать о более общих вопросах.

Сидни не смогла скрыть своей радости.

– Значит, вам придется прекратить ваши эксперименты? И он сможет жить здесь с нами? Ее отец поднял голову и улыбнулся.

– Как провинциальный кузен, приехавший погостить из деревни. Ты рада, правда. Сидни? Она была несказанно рада.

– А можно ему жить в доме?

– Гм? Вот уж этого я пока не знаю.

– Сэр, разве вам не кажется, что ему все еще нужен сторож? Что, если он попытается сбежать? Сидни возмущенно фыркнула.

– Побойся бога, Чарльз, он же не арестант, – возразила она, безуспешно пытаясь обратить все в шутку, хотя сердце ее раздирали сомнения.

Мысль о том, что Майкл опять окажется под охраной, была ей ненавистна, но… что, если он и вправду захочет убежать?

– Не думаю, что он попытается бежать, – заявила она с убежденностью, которой на самом деле отнюдь не ощущала. – В конце концов, куда ему идти?

– Куда угодно, – ответил Чарльз.

– Куда, например? Он не может пешком вернуться в бухту Эхо на озере Онтарио, а никакого другого дома у него нет. Кроме нашего. Честное слово, папа, мне кажется, он останется здесь. Он сам этого хочет.

– Я по-прежнему считаю, что это слишком рискованно, сэр. – А я по-прежнему утверждаю, что он не арестант. Сама испугавшись раздражения, прорвавшегося в голосе, Сидни опять попыталась смягчить свои слова шуткой.

– Кто охраняет его прямо сейчас? Никто. Но я не сомневаюсь, что он тихо сидит в своей комнате, бережет простреленную руку и ждет, чтобы кто-то принес ему чаю. Итак, папа?

Больше всего на свете отец Сидни не любил принимать решения. Его рука сама собой потянулась к трубке и замерла в воздухе над столом. Сидни знала, что стоит ему взять трубку в руки, как никакой надежды на ответ у нее не останется.

– Он мог бы жить в комнате для гостей на первом этаже, – торопливо добавила она. – Таким образом, он постоянно будет у нас на глазах, и мы все сможем… ну не охранять его, конечно, но присматривать за ним. Заботиться о нем.

– Да, но… – возмущенно начал Чарльз. Он не договорил, однако Сидни прекрасно поняла, что он хотел сказать: «Это моя комната!» Она почему-то заранее решила, что отмена научного проекта автоматически повлечет за собой его отъезд. Лицо Чарльза потемнело от напряжения, в устремленных на нее глазах, зло поблескивающих из-за стекол бифокальных очков, не осталось ни капли теплого чувства.

Очень многое стало ей ясно в эту минуту. Как будто объектив фотокамеры уловил расплывчатое движение и запечатлел его на четком неподвижном снимке.

– Гм, гм…

Не менее напряженно, чем сам Чарльз, Сидни ждала ответа отца. Что он сделает: примет решение или отложит это хлопотное дело на потом? Как обычно.

– Полагаю, он мог бы жить в доме… Это лучше, чем нанимать сторожа. Наша Эсти сама заткнет за пояс любого охранника. Ха! Университету он больше не нужен. Это означает, что с формальной точки зрения он свободен. Нельзя удерживать человека взаперти против его воли.

– Но, – возмущение Чарльза наконец выплеснулось наружу, – он же не человек!

– Что? Как это так? Конечно, он человек! Горе в том, что сейчас он представляет интерес разве что для газет, но никак не для антропологических журналов. Придется оставить его в покое, Вест. Это дело безнадежное. А нам пора переходить к другим делам.

Чарльз поспешно отвернулся к окну, чтобы никто не смог прочесть по его лицу, что он обо всем этом думает.

* * *

В коридоре Сидни наткнулась на Ингер.

– Вы несете это Майклу? – спросила она, оглядывая поднос с чайным прибором в руках горничной.

Ингер энергично кивнула в ответ.

Улыбка Ингер угасла, как только Сидни забрала у нее поднос.

– Мне надо с ним поговорить, заодно и чай ему отнесу, – пояснила горничной девушка.

Входная дверь в домик для гостей была распахнута настежь.

– Майкл? – Сидни подошла к двери во вторую комнату, которая тоже была открыта. – Майкл?

Сидни заглянула внутрь. Никого.

Опустив поднос на аккуратно застеленную кровать, Сидни огляделась. Деревянная доска, все еще прибитая поперек окна, заслоняла свет. На первый взгляд комната казалась совершенно пустой, даже необитаемой: словно Майкл забрал все свои вещи и покинул это место навсегда. Но, приглядевшись внимательнее, она обнаружила, что все его немногочисленные пожитки на месте. Единственная смена одежды висела в большом, выкрашенном черной краской гардеробе. Груда одеял лежала на полу в дальнем углу комнаты, причем слежавшиеся складки красноречиво указывали на то, что Майкл спит именно здесь. Не на кровати, а на полу, на этих самых одеялах. Такое открытие смутило Сидни, она торопливо отвернулась. Альбом для рисования и карандаши, которые она ему подарила, лежали на столе. Альбом был испорчен: похоже, на него пролили воду. Пресловутой книги нигде не было видно. Должно быть, он ее прячет.

Помимо принадлежностей для рисования единственным предметом на столе была коробка из-под сигар. Сидни открыла ее, не задумываясь, и убедилась, что его коллекция сокровищ претерпела значительные изменения с тех пор, когда он собирал жестяные пробки от бутылок с газировкой и пестрые лоскутки. Теперь у него был деревянный манок для птиц, выстроганный Филипом как-то раз на берегу, и сложенная вчетверо картинка с изображением пары оленей, самца и самки, явно вырванная из иллюстрированного журнала (Сидни даже вспомнила соответствующую статью о сохранении заповедных уголков, напечатанную в воскресном приложении неделю назад).

Дружил ли он с оленями, когда жил на природе? Если так, фотографии должны служить ему напоминанием, утешением. Сидни улыбнулась, увидев, что он сберег один из рисунков Сэма – ее портрет, выполненный не так примитивно, как остальные. Внизу печатными буквами было написано ее имя. На самом дне коробки лежал белый носовой платок. Только развернув его и увидев вышитую монограмму, Сидни догадалась, что когда-то он принадлежал ей. СВД – Сидни Винтер Дарроу.

Майкл хранил ее портрет и ее платок!

Ее охватило какое-то странное чувство, пока она складывала его сокровища обратно в коробку и ставила на то самое место, с которого взяла. Это было волнение, смешанное с тревогой, предчувствие и… что-то еще, очень похожее на страх. Вообще-то она совсем не удивилась, убедившись, что Майкл думает о ней. Когда они бывали вместе, между ними всегда возникало притяжение, взаимный интерес, тщательно скрываемый с обеих сторон. Но раньше она могла думать об этом отвлеченно и сохранять спокойствие, а теперь… эти маленькие, ничего не стоящие сувениры перевернули ей всю душу. Все сразу стало иным.

Она вышла на крыльцо, вновь и вновь окликая его по имени. Неужели он все-таки убежал? Присутствие его сокровищ поначалу успокоило ее, но не надолго. Зачем ему брать их с собой? Если бы он решил покинуть семью Винтеров, то не стал бы ничего брать, он просто ушел бы, и все.

– Майкл!

Никакого ответа, кроме легкого шелеста волн и стрекота сверчков в траве. «О боже, – в ужасе подумала Сидни, – неужели он исчез?» Ей бы следовало прислушаться к словам Чарльза. Это должно было случиться, как же она была глупа!

– Майкл!

– Сидни?

Она увидела его на опушке сосновой рощи. Он бросился к ней бегом в ту самую минуту, как она преодолела ступеньки крыльца и поспешила ему навстречу.

– Что случилось? – спросил он встревоженно. – Что-то не так?

Его глаза по-волчьи рыскали по сторонам в ожидании опасности.

– Нет-нет, все в порядке. Я не знала, где вы, вот и все.

Сердце у нее колотилось, но не от бега. Она чуть не падала с ног от облегчения.

– Что это? – спросила Сидни, отвлекая его внимание, чтобы он не догадался, о чем она только что думала.

Его раненая рука была вся в какой-то зеленой массе. Повязка исчезла!

– Майкл, что это такое?

– Кажется, это называется мох. Или нет? Она удивленно уставилась на него.

– О, Майкл, только не это! Вы не должны намазывать это на рану. Так нельзя, она может загрязниться! Вдруг начнется воспаление? Неужели вы не понимаете: так можно и руку потерять! Идемте внутрь, – она потянула его за локоть, – и позвольте мне ее промыть. Надо от этого избавиться.

Сидни содрала влажную, склизкую зеленую массу – это действительно оказался мох – с его руки, бросила ее на землю и заставила Майкла войти в дом.

К счастью, доктор Кокс хорошо поработал над раной, поэтому домашнее средство Майкла не успело причинить вреда. Пуля прошла навылет сквозь мякоть ладони между большим и указательным пальцами, раздробив только одну маленькую косточку. Доктор Кокс обмотал всю руку медицинским пластырем, но Майкл ухитрился его снять.

– И о чем вы только думали? – бранила его Сидни. Она заставила его опустить руку в таз с холодной водой и принялась осторожно промывать руку.

– Больно?

– Да. Правдив, как всегда.

– Простите. Я почти закончила.

Сидни бросила на него взгляд и убедилась, что он смотрит на ее лицо, а не на руки, оказывающие ему помощь. Под его пристальным немигающим взглядом она почувствовала себя смущенной и неуклюжей.

Доктор оставил в доме запас бинтов и пузырек коричневатой жидкости для примочек. Сидни нанесла на рану лекарство, потом начала ее бинтовать.

– Придется доктору Коксу завтра приехать еще раз и снова наложить пластырь, – заметила она строго. – И уж на этот раз я прошу вас больше его не сдирать. Понятно?

– Да, мэм.

Он не улыбнулся, но в его глазах вспыхнул огонек. Неужели он ее поддразнивает?

– Как вам вообще в голову взбрело прикладывать мох?

– Он заживляет раны.

– Ну в средние века он, может, и заживлял, но с тех пор медицина продвинулась вперед. Ну вот, я закончила, – наконец сказала она.

Майкл поднял свою забинтованную руку, изучая ее со всех сторон.

– Я лучше умею действовать другой рукой. Хорошо, что это не та рука. – Это значит, что вы правша, – объяснила Сидни. – Люди бывают либо левшами, либо правшами.

– Да, я знаю. Она смутилась и покраснела.

– Извините.

– За что?

– Я не всегда знаю, что вам уже известно, а что нет. У меня и в мыслях не было кичиться перед вами, Майкл, но иногда это выходит ненарочно.

– Я не знаю, что значит «кичиться».

– Это значит… смотреть свысока. Он улыбнулся.

– Значит, напоминать, что вы знаете больше, чем я. Теперь уже они оба заулыбались.

– Но вы и вправду знаете больше, чем я. Сидни рассмеялась – все ее смущение как рукой сняло. Хорошо, что Найденыш оказался таким добродушным!

– Я принесла вам чаю, боюсь, правда, он совсем остыл. Хотите, выпьем его на воздухе?

Они сели на крылечке: Сидни – в дверях, Майкл – на нижней ступеньке. Поднос поставили посредине. Но в чайнике оказался не чай, а какао, и Сидни спросила себя, уж не по ошибке ли Ингер его налила.

– Вам не нравится чай? – спросила она. Майкл скорчил гримасу отвращения.

– Грязная вода, – сказал он, сморщившись. На подносе стояли почему-то две чашки. Сидни это показалось странным, но ей тут же вспомнилось разочарованное выражение на лице горничной. «Ну и ну», – подумала с удивлением она, наливая уже остывшее какао в чашку Майкла. Прямо под ее изумленным взглядом он положил в чашку три ложки сахара и, не обращая внимания на бутерброды с сыром, приступил прямо к пирожным: разделил их на две равные части и проглотил свою порцию в один присест. Сидни наконец смогла начать разговор.

– У меня есть новости, и мне кажется, они вас порадуют. Он с интересом взглянул на нее, ожидая объяснений. – Научный проект моего отца закрыт. Отменен. Он больше не будет проводить с вами опыты, во всяком случае так, как раньше. Они с Чарльзом свою работу закончили, Майкл. Я хочу сказать, что теперь они перестанут вас мучить.

Не отвечая на ее улыбку, он медленно поставил чашку на блюдце.

– Значит, я должен уйти?

– Нет! Конечно, нет, я вовсе не хотела сказать, что вы должны нас покинуть. Если только вы… – Сидни собралась с духом, чтобы задать вопрос. – Вам самому хочется уйти?

Он долго смотрел на нее пытливым взглядом и наконец отвернулся, так и не ответив. Его черные, слишком длинные волосы блестели на ярком солнце. Сидни вдруг захотелось их потрогать. Наверное, они мягкие и шелковистые. Теплые от солнца.

– Вы могли бы уже уйти, если бы захотели, – сказала она тихо. – Прямо сегодня. Никто бы и не узнал.

Прошло несколько секунд. Майкл молчал. Сидни поставила чашку и откашлялась, стараясь как-то переломить подозрительную настороженность, возникшую между ними.

– Если хотите, вы могли бы переселиться в наш дом.

– Жить в доме?

– Да, если хотите.

– Вместе с вами?

– Ну да, вместе с моей семьей. Сэм будет страшно рад.

– Тетя Эстелла тоже будет страшно рада?

– Если вы переселитесь к нам, – со смехом ответила Сидни, – вам придется называть ее «мисс Винтер».

– Мисс Винтер?

– Понимаете, она моя тетя. Она приходится тетей мне, Сэму и Филипу. Она не ваша тетя. Внезапно усомнившись, Сидни спросила:

– Вы понимаете, что такое «тетя»? Тетя Эстелла – сестра моего отца.

– Да, я знаю тетю.

Тут он вдруг нахмурился, словно сам не понимая, откуда ему известно, что на свете существуют тети.

– Мисс Винтер будет рада, если я переселюсь в дом?

Сидни помедлила. Майкл был так правдив, что обманывать его было просто стыдно.

– Она… она… нет, она, наверное, не обрадуется. На первых порах.

По правде говоря, она могла бы запросто запретить такой переезд, но подобная возможность почему-то не приходила в голову Сидни до этой самой минуты.

– Потому что я не такой, как другие. Я чужой, я потерялся. Я не умею… У него не хватило слов.

– …приспосабливаться, – робко подсказала Сидни.

– Да. Приспосабливаться.

– Она может так подумать. Моя тетя смотрит на вещи не так, как большинство… как некоторые другие люди.

Сидни тяжело вздохнула, понимая всю безнадежность попытки объяснить Майклу, что представляет собой тетя Эстелла. Она не могла привести ни одной аналогии, опираясь на опыт его предыдущей жизни.

– Вы поймете ее лучше, когда познакомитесь с ней поближе, – сказала Сидни, решив про себя, что такое обещание можно дать с чистой совестью.

Наступила пауза.

– Мне это нравится, – объявил Майкл, оглядывая зеленую лужайку, деревья, окаймляющие берег озера, синюю воду, поблескивающую вдали сквозь трепещущую зелень листвы.

Сидни пришло в голову, что, пока она не пришла сюда сегодня и не позвала его, Майкл впервые остался один, совершенно один с тех пор, как его поймали. Человек, проведший три четверти своей жизни в полном одиночестве, был лишен возможности хотя бы на минуту остаться наедине с собой в течение четырех месяцев.

И опять Сидни подивилась про себя, почему он не убежал, пока у него был шанс. Ей больше не хотелось затрагивать эту тему. Ей было страшно об этом говорить.

– Чарльз уезжает. Можете занять его комнату, если хотите.

Майкл сидел на ступеньке в состоянии полного покоя. Но, услыхав эту новость, он встрепенулся.

– Вест уезжает?

– Теперь, когда его научная работа закончена, он вернется к себе в город, в свою квартиру.

– И я смогу жить в его комнате? Сама не понимая почему, Сидни вспыхнула под его пристальным взглядом..

– Да. Там просторнее, чем в этом домике. У вас будет даже собственная гостиная. Полагаю, вам там будет удобнее. Конечно, вам самому решать, но я думаю, так было бы лучше для всех, даже для слуг. Им будет проще проводить уборку и тому подобное.