Текст книги "Лили. Том 1"

Ход ее мыслей прервался. Рассеянно уставившись взглядом в никуда, она поймала краем уха конец разговора, заставившего ее насторожиться.

– ..боюсь, что вот так, с ходу, я не смогу назвать никого, кто мог бы вам подойти, – говорила миссис Бикль. – Да и зачем нанимать прислугу так далеко от дома? Разве там, где вы живете, нет подходящих девушек? Если дом вашего хозяина в Корнуолле, почему бы не поискать…

– Потому что дом стоит на отшибе, а в округе никого не найти, кроме местных нерях, да и они через месяц-другой норовят уволиться. Хозяин очень разборчив и не потерпит потаскух в доме. Да я и спросила-то просто так, на всякий случай, – весьма нелюбезно буркнула в ответ дама с постной физиономией. – Я вовсе и не ждала, что вы действительно порекомендуете кого-то стоящего.

Добродушная улыбка на этот раз изменила миссис Бикль, и, перед тем как покинуть комнату, она лишь слегка присела в самом небрежном из своих реверансов.

Не успела она выйти за дверь, как Лили вскочила и последовала за нею.

Хозяйку трактира девушка нашла в ее собственной маленькой гостиной, где та наливала чай какому-то старику, читавшему газету у камина. При виде Лили ее улыбка вновь вернулась на место.

– Уборная позади дома, дорогуша, пройдите прямо через эту…

– Миссис Бикль, я хочу просить вас об одной услуге. У меня нет денег, и вряд ли я сумею их раздобыть в скором будущем, поэтому не стану делать вид, будто прошу взаймы. Мне необходимо написать письмо. Это.., это очень срочно. Марка мне не нужна, только чернила и перо, ну и конверт, если у вас найдется…

– Значит, вам нужен листок бумаги и перо?

– Мне.., ну да.

– Ну что ж, Бога ради, – с облегчением перевела дух миссис Бикль, радуясь, что речь не идет о чем-то большем. – Подите сюда, ангелочек. – Она подошла к стоявшему в дальнем углу комнаты письменному столу. – Тут темновато, я могу зажечь свечу, если хотите.

– Нет, спасибо, я и так справлюсь. Огромное вам спасибо. Даже выразить не могу…

– Какой вздор! Располагайтесь поудобнее и не торопитесь. Пишите себе на здоровье.

Она ободряюще похлопала Лили по плечу и вышла.

Девушка села за стол. Бумага была простая, без тиснения, но хорошего качества. Лили даже мечтать не могла о такой удаче. Она выбрала самое новое по виду перо, окунула его в чернильницу, вделанную в крышку стола, и после недолгого размышления принялась писать.

"Лили Тр… – Она остановилась, не зная, как же ей себя назвать. “Тэ”, “эр”, а дальше? Легкая улыбка появилась у нее на губах, и перо вновь заскрипело по бумаге. – Лили Траблфилд работала у меня в услужении последние полтора года. За это время она проявила себя как послушная, честная и прилежная служанка, готовая выполнять любую работу по дому. Она увольняется, потому что, – в этом месте Лили опять остановилась и принялась задумчиво постукивать пером по губам, – я отправляюсь в путешествие на континент и вернусь не раньше чем через год, а Лили не хочет расставаться с домом на столь долгий срок. Подтверждаю, что она девушка благонравная и готовая услужить, трудолюбивая и необычайно смышленая для прислуги. Безоговорочно даю Лили лучшую рекомендацию”.

Уж не перестаралась ли она? Может быть, но ей самой ужасно понравилось выражение “необычайно смышленая”. Сгорая от стыда. Лили поставила замысловатую роспись с росчерками и завитушками: “Доу. Леди Эстель Клэртон-Дэвис, маркиза Фроум”.

Такая женщина действительно существовала, у нее был загородный дом неподалеку от Лайма, и Лили как-то раз видела ее роскошную, запряженную четверней карету, ожидавшую возвращения хозяйки у дверей ювелирного магазина Впрочем, она нашла остроумный способ избавиться от ее светлости, отправив маркизу в путешествие на континент, поэтому вероятность того, что кто-то напишет ей с просьбой подтвердить правдивость якобы выданной ею рекомендации, была невелика: на такой риск можно пойти. Лили посыпала написанное песком-серебрянкой и, выждав с минуту, сдула его прочь, а потом свернула листок конвертиком. Нет, так не пойдет, он выглядит слишком уж свежим, хрустящим, чистым. Она немного помяла его в руках, сложила вдвое, вчетверо, опять расправила и опять сложила. Вот так уже лучше. Лили сунула листок в карман и встала.

Как она выглядит? Темно-синее платьице из недорогого хлопкового батиста было довольно поношенным, но все же не слишком ли оно изысканно для простой “прислуги за все”? Может, и так, но, с другой стороны, она же служила не где-нибудь, а в доме сиятельной маркизы Фроум! Впрочем, какая разница, ведь другого платья у нее все равно нет. Надо будет найти какой-то иной способ убедить обиженную на весь мир особу из Корнуолла, что она служанка. Лили расправила плечи и отправилась в обеденную залу.

Ее там не было. Девушка торопливо заглянула во все уголки. Дама из Корнуолла бесследно исчезла.

– Ну как, написали письмо, дорогуша? – обратилась к ней миссис Бикль.

– Женщина в черном, та, что приехала в карете после нас, и с ней был мужчина помоложе…

– Они уже вышли во двор, душечка. Карета на Пензанс вот-вот тронется. Вы ее догоните, если…

Тут хозяйке пришлось умолкнуть, потому что Лили резко повернулась и опрометью бросилась к двери. На полпути она спохватилась и крикнула через плечо:

– Спасибо за бумагу! Прощайте!

Ошеломленная миссис Бикль подняла было руку, чтобы помахать, но Лили уже и след простыл.

Молодой человек как раз подсаживал свою спутницу в карету.

– О, миссис… Сударыня! Извините меня! – окликнула их Лили, бегом пересекая испещренный бесчисленными следами колес немощеный двор.

Подбежав к карете, она остановилась, чтобы отдышаться. Пара из Корнуолла смотрела на нее так неприветливо, что Лили чуть было не пала духом, но все же набрала в грудь побольше воздуху и затараторила:

– Прошу прощенья, сударыня, да вот я нечаянно услыхала, что вы говорили трактирщице, вот прямо сейчас; вот и подумала, а не возьмете ли вы меня в служанки, может, я подойду? У меня очень хороший отзыв от моей первой хозяйки, она сама мне сказала, что даст похвальный лист, а уж чистоту я страх как люблю, это у меня вроде как в крови от рожденья, и работать буду усердно. Хотите отзыв поглядеть?

Ну что ж, это более или менее походило на ирландский акцент, по крайней мере, самой Лили очень хотелось в это верить. Не дожидаясь ответа, она вытащила из кармана свой конвертик и сунула в руки незнакомке, улыбаясь широкой, но почтительной улыбкой. Женщина ответила злобным взглядом, но Лили решила, что такое выражение присуще даме-скунсу от природы и пока еще не адресовано лично ей.

Незнакомая дама с досадой повела массивным плечом и открыла конверт. Лили ждала, моля Бога, чтобы чернила успели высохнуть. Сама она тем временем осмелилась бросить взгляд исподлобья на молодого человека. Нет, это точно мать и сын, ничем иным подобное сходство объяснить невозможно. Правда, в отличие от своей матери, он улыбался. Но Лили совсем не понравилась его улыбка.

Закончив чтение, женщина подняла голову. Глазки у нее были маленькие, черные, слегка навыкате, но сейчас они недоверчиво щурились. Лили тут же возобновила свой монолог.

– Это ведь хороший отзыв, правда? Сама-то я не больно грамотная, – пояснила она с застенчивым смешком, – но хозяйка сама мне сказала, что он мне сослужит добрую службу, когда время придет.

"Ой, это получилось как-то не очень по-ирландски”, – подумала она с беспокойством, запоздало сообразив, что затея с акцентом вообще была не слишком удачной. Ее отец был ирландцем по происхождению, но, прожив много лет в Англии, почти утратил навыки родной речи. Только иногда, выпив чересчур много виски, он вдруг ударялся в преувеличенно грубый ирландский акцент, и сейчас Лили положилась именно на смутные воспоминания об этом пьяном говоре в надежде провести своих нанимателей.

– Сослужит, если он подлинный. Девушка раскрыла глаза от удивления.

– О, мэм, он настоящий, вот как Бог свят… – Придержи язык! Как смеешь ты поминать имя Господа всуе, обращаясь ко мне? – Женщина-скунс затряслась от злости, ее бульдожьи глазки выкатились от возмущения. – Если хочешь у меня служить, я таких слов не потерплю! Что за дом содержала эта важная дама, у которой ты работала? Безбожный вертеп, раз из него выходят такие, как ты!

– Ой, нет, мэм, не надо так думать! Я девушка порядочная, честное слово, вот только язык иногда меня подводит. Это все из-за моего дорогого покойного папаши. Сердце-то у него было доброе, но вот богохульник он был страшный. И вот теперь, когда я в беде, у меня выскакивают те самые слова, за которые я же его и бранила.

– Так ты попала в беду?

– Я… – Лили на мгновение задумалась. – Не то чтоб в беду, как вы могли подумать, но.., в общем, да, со мной беда приключилась. Поехала я в Аксминстер навестить свою старую подружку Фанни, она там работает в доме пастора, и вот пошли мы с ней прогуляться на ярмарку, а у меня там кошелек и срезали. Подчистую ограбили, карман вывернули наизнанку, будто наволочку! На том мой отпуск и кончился. Теперь приходится искать работу, да побыстрее. Может, вы меня все-таки возьмете, мэм?

Толстый кучер обошел карету спереди и бросил на них нетерпеливый взгляд.

– Прошу садиться, пора, я не могу больше ждать. Лили повернулась к своей предполагаемой нанимательнице с самой неотразимой улыбкой, однако эта дама была не из тех, кто может поддаться обаянию улыбки или позволить нетерпеливому вознице себя торопить.

– Если я тебя найму, начнешь поломойкой. Плата – три шиллинга в месяц, а чепец и фартуки купишь сама. Работы много, по воскресеньям будешь ходить в церковь, к заутрене, учти, а не к обедне, раз в месяц – выходной на полдня. Меня зовут миссис Хау, я экономка в доме виконта, его имя – Дэвон Дарквелл, лорд Сэндаун. Это твое единственное платье?

– У меня… Да, мэм.

– На первое время сойдет, я полагаю. Можешь заплатить за проезд до Тревита?

– Не могу!

– Ну, стало быть, вычтем из твоего жалованья. – Пристально оглядывая Лили, миссис Хау рассеянно постукивала сложенным листком “рекомендации” по своим пальцам. – На вид ты не так уж сильна.

– Нет, я крепкая. Вот увидите…

– И если я еще хоть раз услышу от тебя богохульное слово, надаю оплеух и отправлю восвояси.

– Вам не придется, я обе…

– Полезай в карету, да поживее. Ты всех задерживаешь!

Глава 2

Несмотря на все пережитые за день треволнения, несмотря на то, что на месте будущего перед нею зияла огромная черная дыра. Лили забылась беспокойным сном и продремала почти всю дорогу до Корнуолла. Усталость взяла свое, а забвение, как оказалось, имело по крайней мере два преимущества: во-первых, оно позволило ей держать при себе свой чудовищно неумелый ирландский акцент (надо же было так по-дурацки влипнуть!), а во-вторых, избавило ее, хотя бы на время пути, от давящего присутствия матери и сына Хау. В самом начале путешествия она сделала робкую попытку расспросить их о своем новом месте работы, но потерпела полный провал. Они направлялись в место под названием Даркстоун-Мэнор, и миссис Хау нехотя проронила сквозь зубы нечто невнятное о “хозяине”, которого именовала “его светлостью”, но помимо этого Лили ничего не удалось узнать. Запах моря становился все ощутимее по мере приближения к цели их путешествия, но она так и не смогла понять, к какому из берегов Корнуоллского полуострова они движутся: к Атлантике или к Ла-Маншу.

Они достигли Тревита уже далеко за полночь; луна зашла, и все, что Лили смогла разглядеть, это небольшую деревню, чистенькую и погруженную в сон. Она вылезла из дилижанса, с трудом разминая затекшие от усталости и долгого пребывания в неподвижности ноги. Ей пришлось ждать, поеживаясь от холода, пока с крыши почтовой кареты снимали довольно внушительный багаж семейства Хау. Послышался шум. Обернувшись, Лили увидела изящную, хотя и нуждающуюся в мытье черную карету, громыхающую по направлению к ним по булыжной мостовой. По всей видимости, это был посланный за ними личный экипаж лорда Сэндауна. Измученная до предела, она влезла в экипаж, спрашивая себя, долго ли им ехать и хватит ли у нее сил продержаться еще хоть милю, прежде чем упасть замертво.

Уже очень скоро карета въехала Через высокие, увенчанные сторожевой башенкой ворота в лесистый парк и неторопливо покатила по извилистой, усыпанной гравием аллее. Забыв об усталости. Лили с любопытством смотрела в окошко, но, кроме черных силуэтов деревьев, мелькавших за окном, ничего не увидела. Соленый запах моря стал как будто еще сильнее. В какой-то момент ей показалось, что впереди мелькнул свет, но крутой поворот дороги тотчас же скрыл его.

– Спать будешь на чердаке, в кровати Лауди Ростарн, там есть место, – прервав молчание, заговорила миссис Хау. – Живо поднимайся наверх и сразу в постель, никаких разговоров. Ясно?

Лили не привыкла выслушивать приказы и потому ответила не так проворно, как требовалось.

– Да, мэм, – торопливо спохватилась она. Миссис Хау положила свою тяжелую руку на ручку двери. Через минуту карета остановилась, и она, не дожидаясь чьей-либо помощи, распахнула дверцу, сама опустила подножку и вышла.

– После вас, – с наглой усмешкой проговорил сын по имени Трэйер.

Она ступила на землю и остановилась на полукруглой, посыпанной мелким гравием площадке перед громадой трехэтажного, увенчанного надстройкой особняка. Закрывая собой полнеба, подобно грозному орлу, раскинувшему крылья, над нею нависали шестьдесят футов [1]1
  Около двадцати метров.


[Закрыть] корнуэльского гранита. Даркстоун [2]2
  Черный камень (англ.).


[Закрыть]. Девушка прошептала это название вслух, подавленная его мрачной символичностью. Откуда-то через равные промежутки времени доносился шум прибоя. Лили осмотрелась вокруг. Едва различимые в свете звезд голые утесы тянулись насколько хватал глаз и, казалось, окружали ее со всех сторон. “Нервы разыгрались”, – одернула она себя, зябко кутаясь в тонкую шаль. И все же обманчивое впечатление не покидало ее.

Колеблющийся свет факела падал на истертые каменные ступени, ведущие к массивной дубовой двери, укрепленной стальными поперечными брусьями. Ручкой двери служило громадное бронзовое кольцо. Семейство Хау все еще было занято своим багажом. Забыв обо всем. Лили направилась к двери. Ее как магнитом тянуло к свету, но едва она поставила ногу на нижнюю ступеньку крыльца, как сзади раздались торопливые, сердито хрустящие по гравию шаги.

Миссис Хау схватила ее за локоть и резко повернула лицом к себе.

– Ах ты, невежа! Наглая тварь! Куда это ты направляешься?

– Я.., я растерялась, извините. Я не подумала…

– Растерялась!

На какой-то страшный миг Лили показалось, что экономка готова ее ударить, но та, хоть и с великим трудом, сдержала свой праведный гнев и указала на восточное крыло здания.

– Вход для слуг вон там, за углом. Может, ее светлость в Лайме и позволяет служанкам пользоваться парадной дверью, но здесь, в Даркстоуне, мы ничего подобного не потерпим. Ну ничего, Лили Траблфилд, ты скоро поймешь, где твое место, а не то тебе придется об этом пожалеть.

– Да, мэм. Прошу прощения, – произнесла Лили покаянным тоном, хотя внутри у нее все кипело от возмущения.

Склонив голову, не оглядываясь на Трэйера и кучера, продолжавших возиться с багажом, она последовала за миссис Хау по вымощенной каменными плитами дорожке вокруг дома к заднему двору и ступеням, ведущим в подвал. Экономка открыла дверь и вплыла внутрь, Лили медленно брела за нею. Они очутились в темном коридоре, на противоположном конце которого виднелся слабый свети миссис Хау, завидев его, решительно двинулась вперед. Свет шел из кухни, громадного и гулкого, пустого в этот поздний час помещения. Всю дальнюю стену целиком занимал необъятный, выложенный кирпичом камин.

– Доркас!

Разбуженная окриком бледная худенькая девочка-подросток не старше двенадцати лет вздрогнула и, едва не свалившись, подскочила на стуле возле камина.

– Ой, мэм, вы вернулись, я.., я не спала! – боязливо начала оправдываться она, вскочив со стула.

– Лампа-то вся выгорела, а ты и не заметила, не так ли? Невежа! С одной свечкой нас встречаешь, а ведь я тебе говорила, в котором часу мы вернемся! Пошла вон, я завтра с тобой разберусь!

– Да, мэм, – в ужасе пролепетала Доркас.

Маленького роста, с мышиного цвета волосами и бледным личиком, с лихорадкой на губе, она торопливо прошмыгнула мимо Лили, бросив на нее мельком любопытный взгляд.

– Завтра с утра будешь помогать Доркас, – изрекла миссис Хау, дернув плечом в сторону двери, ведущей в темное помещение судомойни. – Вычистишь каминную решетку и разожжешь огонь до прихода миссис Белт. В пять она начинает готовить завтрак. А теперь отправляйся спать. – Она взяла Лили за локоть и вывела ее обратно в темный коридор. – Служебная лестница вон в том конце, прямо по коридору. Комната Лауди на чердаке, первая дверь налево. Все, ступай.

Лили уже прошла половину коридора, когда экономка крикнула ей вслед:

– И чтоб завтра же чепец надела, а не то я обкромсаю твои космы!

На ощупь продвигаясь в непроглядной тьме. Лили .: трудом проглотила слезы. “О, черт!” – прошептала она, больно стукнувшись локтем об угол стены, обшитой дубовой панелью. Первую ступеньку лестницы удалось обнаружить, только споткнувшись об нее. “Черт!” – повторила Лили, хватаясь за стену, и вдруг замерла: где-то высоко над ее головой раздался странный звук. Голос? Ну да, мужской голос, громкий и сердитый, а затем жуткий грохот.

Преодолев последнюю ступеньку, она вышла на площадку первого этажа и выглянула из-за угла в просторный вестибюль с высоким потолком. В дальнем его конце находилась та самая дверь, которой миссис Хау запретила пользоваться, – большой парадный вход. Еще один коридор разделял холл надвое на полпути к парадному. Голоса – теперь их было два, один негодовал, другой успокаивал – доносились справа. Две огромные тени показались на стене и зашевелились в зыбком свете висящих в нише свечей. Девушка уже готова была отступить назад, на служебную лестницу, по которой поднялась сюда, однако тут вновь послышался первый голос. Разобрать слова ей не удавалось, но зато она ясно различила в бессвязных и гневных выкриках ноту неподдельного отчаяния, пронзившую ее насквозь. Не в силах сдвинуться с места, прижимаясь спиной к стене. Лили затаила дыхание и стала ждать.

– О Боже, Кобб, она увезла его! Зачем? Зачем она отняла его у меня?

Пьяным движением стряхнув с плеча руку сопровождавшего его мужчины и нетвердо держась на ногах, Дэвон Дарквелл, виконт Сэндаун, хозяин Даркстоун-Мэнор, ввалился в ярко освещенный вестибюль. Он остановился, пошатываясь, под незажженной центральной люстрой и сделал четыре больших глотка из хрустального графина с коньяком, который сжимал в левой руке. Французский коньяк, лучший контрабандный товар, ввезенный в страну его младшим братом, проскользнул в горло подобно теплому шелку, но сегодня и он не помогал: виконт пил беспрерывно с самого полудня, но так и не сумел напиться. Напиться как положено.

Артур Кобб, его управляющий, протянул здоровую руку (вторая оканчивалась культей, скрытой в рукаве куртки) и проворчал:

– Ну-ну, все в порядке, хватит куролесить. Сейчас я возьму…

Дэвон отшатнулся и налитыми кровью глазами уставился в недоумении на отделанный черненым серебром охотничий пистолет у себя в правой руке. Он даже не помнил, как вынул его из ящика стола, но теперь вид оружия помог ему восстановить ход утерянной было мысли.

– Жаль, что она умерла, – прохрипел он. – Если бы она не умерла, я бы сам ее убил.

Чернобородый убавляющий нахмурился и вновь потянулся за пистолетом. Рука Дэвона крепче сжалась вокруг серебряной рукоятки. Он стоял, целиком погрузившись в хаос царивших в душе горечи и злобы, как вдруг его внимание привлек посторонний звук: чей-то тихий вздох. Он обернулся, вглядываясь в темноту, и увидел смутно белеющее лицо. Оно удалялось.

– Стой!

Бледное пятно замерло на секунду, а затем вновь стало уплывать.

– Стой, я сказал!

Неверными шагами Дэвон двинулся вперед. Неужели это женщина?

– Эй, ты, а ну-ка поди сюда! – скомандовал он. Прошла минута, и вот неясная фигура стала робко, как будто неохотно приближаться, еле-еле передвигая ноги. Оказалось, что это молодая девушка с темными волосами и светлыми глазами. Он никогда ее раньше не видел.

Девушка остановилась, и Дэвон понял, что больше она не сдвинется ни на шаг. Он кое-как заткнул пистолет за пояс и сам направился к ней, по дороге сняв со стены свечу в подсвечнике.

– Ты кто такая? – спросил он, подойдя поближе и всматриваясь в нее в тусклом свете свечи.

Лили сжала руки, чтобы не вскинуть их кверху, закрываясь, как щитом, от пристального взгляда выросшего перед нею великана. От него несло спиртным, казалось, он способен на все. Всклокоченные темно-каштановые волосы в беспорядке падали ему на воротник, домашняя куртка была измята, а усеянный винными пятнами шейный платок съехал на сторону. Лицо его было грозным, в устремленном на нее взгляде Лили прочла нечто такое, что заставило ее испугаться не на шутку.

– Я – Лили, – ответила она тихо, собрав все свое мужество, и со страхом стала ждать, что будет дальше.

Не спуская с нее глаз, Дэвон прищурился. В темно-синем платье она казалась особенно высокой и стройной. Бледное нежное личико. Губы тоже нежные, мягкие. Ласковые. Серо-зеленые глаза. В полутьме трудно было разобрать, какого цвета у нее волосы. Пока он рассматривал незнакомку, его ярость немного утихла под ее спокойным и ясным взглядом.

– Правда? – переспросил хозяин дома, сам удивляясь тому, что к нему возвращается что-то, похожее на самообладание. – Ах да, я вижу сходство. Лилия. – Ему хотелось коснуться ее, убедиться, что ее белая кожа так же нежна на ощупь, как и на вид, но в одной руке у него был графин, а в другой подсвечник. – Что же ты делаешь в моем доме. Лили?

"Пусть говорит, – подумал он, – пусть скажет все, что угодно”. Ему просто хотелось еще раз услышать ее голос.

Лили вдруг поняла, что больше не испытывает страха. В обращенном к ней взгляде мужчины уже не было гнева, осталась только боль, в его голосе послышалась несколько странная, неожиданная при данных обстоятельствах мягкая почтительность.

– Я – ваша новая служанка, сэр, – тихонько произнесла она.

И тут же заметила, что его лицо вновь необъяснимым образом изменилось: теперь оно выражало лишь холодное презрение.

Виконт Сэндаун сделал шаг назад.

– Ну да, конечно, – сказал он, скривив губы в злой усмешке.

Грохнув об пол тяжелым кованым подсвечником, Дэвон потянулся рукой за пояс. Девушка испуганно ахнула, и ему это понравилось. Кобб что-то пробормотал у него за спиной, но проворно отступил, когда виконт, повернувшись на каблуках, вскинул вверх пистолет, прищурился и спустил курок.

Как валун, сорвавшийся с вершины утеса, громадная хрустальная люстра обрушилась прямо на натертый до блеска паркетный пол и с оглушительным треском разлетелась на куски. Лили ахнула, стараясь увернуться от летящих во все стороны осколков. Хозяин дома опять обернулся. Она увидала его лицо, искаженное какой-то невыразимой мукой, и отшатнулась. Он сделал шаг по направлению к ней, но в тот же миг долговязый чернобородый человек по имени Кобб выхватил у него пистолет.

Дэвон зарычал, и Кобб приготовился защищаться, но вместо того, чтобы броситься вперед, хозяин вдруг оступился, с глухим стуком ударившись плечом о стену и тихим, бесстрастным голосом испуская ругательства. Его рука затряслась, когда он поднес графин ко рту. Кобб повернулся к Лили.

– Ступай наверх, – процедил он сквозь зубы.

– С какой стати? – Дэвон бросил на нее язвительный взгляд, вытирая рот рукавом. – Она же чертова служанка, не так ли? Вот пускай и приберется тут.

Лили никак не могла унять дрожь. Она растерянно переводила взгляд с одного на другого, не зная, всерьез говорит хозяин или нет.

– Иди, иди, – настойчиво повторил Кобб. – Где твоя комната?

– Я.., я должна спать с кем-то по имени Лауди.

– Вот и ступай себе. И ни слова о том, что видела, ни Лауди, ни кому другому, понятно? Держи язык за зубами.

– Я никому не скажу, – обещала Лили.

Она в последний раз оглянулась на Дэвона Дарквелла. Он осел на пол, бессильно свесив руки между колен и машинально сжимая горлышко опустевшего графина. Его голова откинулась к стене, взгляд был устремлен в пространство, в глазах ничего больше не было, кроме пустоты. Лили подхватила юбки и бросилась прочь.

***

– Вообще-то меня зовут Лавдэй [3]3
  День любви (англ.).


[Закрыть]. Лавдэй Ростарн. Правда, красиво? Только вот, сколько я себя помню, все всегда звали меня просто Лауди, тут уж никуда не денешься. Ты что, в этом и будешь спать?

Лили оглядела свою поношенную тонкую сорочку.

– Да, в этом.

– Ну что ж, говорят, зима уже кончилась, хотя в здешних местах толком не знаешь, когда лето наступит А у тебя, как я погляжу, и одежки-то, почитай, нет никакой… И других башмаков тоже нету? Как же так?

– Я.., ну… У меня все украли на ярмарке. Обобрали до нитки.

Использовать ирландский акцент в разговоре с Лауди Ростарн оказалось делом почти что невозможным:

Лили пыталась понять, о чем Лауди толкует ей на своем невообразимом корнуэльском диалекте. Да, из них выйдет славная парочка!

– Да ты совсем из сил выбилась, бедняжечка! Задуй-ка свечку да полезай в кровать. Миссис Хау выдает всего по свечке в неделю на комнату, по воскресеньям, так что нам еще четыре дня сидеть с этим огарком, а тут темно, как в мешке с дерьмом, когда луны нет. Ты голодная? Эх, было у меня немного печенья, да я его съела.

– Я была голодна, но сейчас мне уже все равно. Лили бросила последний взгляд на окрашенные клеевой краской стены и голый дощатый пол, на убогую разнокалиберную мебель, на тусклое зеркальце и потрескавшийся, с отбитыми краями таз для умывания. В комнате было холодно, каково же тут должно быть в феврале? Просыпаться, выбивая дробь зубами, находить покрытую коркой льда воду в тазу и замерзшее с вечера мокрое полотенце… Она задула свечу и забралась под одеяло в расшатанную железную кровать с четырьмя столбиками, два из которых были спилены, чтобы можно было втиснуть ее боком под скат крыши. Вокруг пахло сыростью, плесенью и гнилью. Матрац был комковатый и очень тощий. Лауди подтолкнула к ней половину жесткой подушки.

– Спасибо, – прошептала Лили и задумалась о своей новой товарке.

Сама она, наверное, не так приветливо встретила бы незваную гостью, если бы та вломилась в ее тесную комнатку и еще более тесную постель в третьем часу утра. Однако Лауди, казалось, искренне обрадовалась компании, и это навело Лили на мысль о том, что жизнь в громадном особняке, похожем на средневековый замок, может показаться молодой девушке очень одинокой. Семнадцатилетняя Лауди сообщила, что работает в Даркстоуне уже два года. Коротконогая, коренастенькая, с маленькой грудью и широкими бедрами, она казалась крепкой, гораздо крепче Лили. Ее черные волосы были коротко острижены и вились веселыми кудряшками вокруг живого, смышленого личика. Один из передних зубов был со щербинкой, и всякий раз, когда она улыбалась (а улыбалась она частенько), этот щербатый зуб придавал ей игривый и хитроватый вид. Лили с трудом понимала ее сильнейший корнуэльский акцент, имевший весьма мало общего даже с простонародным английским. К счастью, Лауди говорила медленно, с обдуманной неторопливостью, и это давало Лили время расшифровать только что произнесенную фразу еще до начала следующей.

– Как тут работается? – прошептала Лили в темноте.

На самом деле ей хотелось узнать, что представляет собой хозяин и часто ли происходят сцены, подобные той, которую ей только что довелось увидеть внизу, или же это случайность. Но оказалось, что у Лауди крепкий сон, она, видимо, не слышала ни пистолетных выстрелов, ни падающих люстр, а поскольку Лили дала слово человеку по имени Кобб, что ничего не скажет о происшедшем, она не могла задать прямой вопрос.

– Ну.., не лучше, не хуже, чем в других местах, – Лауди зевнула и повернулась на бок. – Ты, главное, опасайся миссис Хау, она сущая ведьма. Да я лучше быка дразнить стану, чем ей хоть словечко поперек скажу.

– А что она делает?

– Бьет, вот что. Прюденс тут жила, ну служанка, что до тебя работала, так эта Хау так ее отделала, что руку ей сломала. А Сидони, судомойка, два года назад дело было, до меня еще, но мне говорили, что она упала в погреб да чуть не убилась. Хозяевам никто ни словечка не сказал, но внизу-то все знали, что это Хау. А была она, девчонка эта, Сидони, совсем сопливка, всего-то лет двенадцать!

Лили лежала, не двигаясь, охваченная ужасом. В таких домах, стоящих на отшибе, всегда ходит множество легенд и слухов, твердила она себе, тут самая благоприятная почва для сплетен. Несомненно, Лауди преувеличивает.

– А еще сторонись Трэйера, уж что он творит, так это похуже побоев.

Вот этому нетрудно было поверить. Лауди издала еще один зевок, и Лили торопливо заговорила, пока ее усталая наперсница окончательно не погрузилась в сон:

– А хозяин, что он за человек? Ему ведь трудно угодить. Миссис Хау говорила, что он очень разборчив в том, что касается слуг.

Лауди презрительно фыркнула в ответ.

– Ну и здорова же она врать! Да хозяин знать не знает, есть мы или нет, только о своей работе и думает!

– О работе?

– Вот-вот. Он богатый помещик, у него и рудники, и земли, и скот, и много чего еще. А раз миссис Хау врет, будто он разборчивый, так оно и понятно: надо же ей как-то скрыть, что служанки тут не задерживаются. Уходят одна за другой, вот что.

– А ты почему не уходишь, Лауди?

– Лопни моя печенка, куда ж я пойду?

– Разве у тебя нет семьи?

– Не, меня сюда взяли прямо из приюта. На какое-то время обе девушки умолкли. Лили решила, что Лауди уже спит, и заговорила тихо-тихо, чтобы ее не разбудить, если это так:

– А хозяин бывает буйным?

– Хозяин? Да нет, он просто бирюк. От него и слова-то не услышишь, не то чтоб чего еще. Говорят, от него жена сбежала, бросила его вроде как, да она и умерла уже.

– Когда, Лауди? Когда это случилось?

– Не знаю. Меня тут не было. У него брат есть, молодой хозяин, да только он не тут живет, а где-то в Девоншире, вроде бы с их матерью, а сюда приезжает, только когда товар есть. Говорят, он завтра приедет. Он контрабандист, у него свой корабль.

Этому Лили решительно не поверила. Пока она обдумывала свой следующий вопрос, Лауди захрапела.

Лили тоже закрыла глаза, беспокойно ворочаясь на жестком, неудобном тюфяке. Слава Богу, хоть клопов нет. Створчатое окно, должно быть, выходило на море, потому что в наступившей тишине явственно слышался таинственный шепот волн. Она попыталась привести свои мысли в порядок, но воспоминания путались, сменяясь у нее в голове, словно бесконечно тасуемая колода карт. Мысленным взором Лили видела, как ее кузен потягивает мадеру, сидя у огня и вытянув ноги на каминную решетку. Она видела лица детей, мимо которых проскользнула в переулок, видела, как Трэйер Хау грубо пялится на нее, и тотчас же вслед за этим – злобный взгляд его матери и две седые пряди в ее темных волосах.