Текст книги "Волшебная сила любви"

На поле трудились рабы, мужчины и женщины. У каждого за спиной был большой мешок. Их плавные и грациозные движения приятно оживляли и без того довольно живописную картину. Ребекка не преминула сообщить об этом.

– Возможно, для вас это выглядит как-то романтически, но на самом деле сбор хлопка – чертовски тяжелая работа, – мрачно заметил Арман. – Хлопковые коробочки очень колючие, даже острые, из-за чего руки рабочих бывают сильно изранены. А представьте, каково это – ходить вот так, согнувшись, по полю целый день.

Ребекка, которая после прекрасного обеда с вином чувствовала себя совсем расслабленной, недовольно повернулась к нему. Ну почему ему всегда хочется все испортить? Создается впечатление, что его выводит из себя, если он видит кого-нибудь – и прежде всего себя – счастливым дольше пятнадцати секунд.

Она повернулась к нему спиной и улыбнулась Жаку.

– Я хочу поехать туда, на холм, где стоял дом, и осмотреть руины. Кто будет меня сопровождать?

– Что касается меня, то я бы предпочла вернуться к ручью и немного отдохнуть, – сказала Маргарет. – Нам ведь еще предстоит обратный путь, а это довольно утомительно, так что вздремнуть перед обратной дорогой совсем не помешает.

Жак улыбнулся:

– Она права, Ребекка. Нам действительно скоро пора возвращаться домой, и небольшой отдых будет очень кстати, если учесть, как рано мы поднялись сегодня утром. А кроме того, там абсолютно не на что смотреть.

Ребекка, не ожидавшая от Жака такого ответа, почувствовала, что у нее запылали щеки.

– Ну что ж, – она резко вскинула голову, – лично я ни в каком отдыхе не нуждаюсь и спать тоже не собираюсь. Я чувствую себя превосходно и поэтому, если вы не возражаете, поеду туда одна. Встретимся у ручья.

Жак приподнял брови:

– Но вам нельзя ехать туда одной…

– Сочту за счастье поехать туда с вами, Ребекка, – вмешался Арман, и Ребекке показалось, что в его голосе прозвучала неподдельная радость. – Нельзя допускать, чтобы вы ехали туда одна. Жак и вы, Маргарет, поезжайте вперед, а мы присоединимся к вам примерно через полчаса. У нас будет достаточно времени, чтобы до темноты вернуться назад к судну.

Взбешенная Ребекка хлестнула лошадь. Получается так, что она перехитрила саму себя. Сознание этого лишь усилило ее ярость. Правда, такие промахи случались с ней нечасто, но сейчас именно это и произошло. Сегодня Ребекка намеревалась обязательно сделать так, чтобы они остались с Жаком наедине. И вот теперь она оказалась наедине… с Арманом.

Со злости она снова хлестнула лошадь, на этот раз сильнее, чем намеревалась. Лошадь испуганно всхрапнула и понесла. Ребекка вскрикнула, затем попыталась натянуть поводья, однако безуспешно. Она напрягла ноги, но, поскольку седло было дамское, оставалось только уцепиться за него обеими руками.

Почему женщины обязательно должны ездить в дамском седле? Если бы оно было нормальным, то по крайней мере можно было бы обхватить бока лошади ногами.

Сзади был слышен топот коня. Охваченная ужасом, она все же сделала над собой усилие и рискнула обернуться. К ней приближался Арман. Наклонившись низко к гриве своего коня, он резко понукал его ускорить бег.

Ребекка что было сил вцепилась в лошадь. Как глупо, как бессмысленно погибнуть такой смертью. Краем глаза она заметила, что справа показалась голова коня Армана.

А затем Арман крикнул:

– Держитесь! – И вот он уже рядом с ней, рванувшись влево, обхватил ее рукой и… – Все в порядке, Ребекка, отпустите руки. Я вас держу.

Разжать пальцы ей стоило большого труда, затем последовал рывок, и сильная рука Армана выхватила ее из седла бешено мчащейся лошади. Затаив дыхание, она несколько мгновений висела в воздухе, ошеломленно глядя, как внизу проносится земля, а потом Арман остановил своего коня. Спустив Ребекку на землю, он соскочил с седла сам. Обмякшая, пока еще даже не чувствующая облегчения, потрясенная Ребекка припала к' нему, а он обхватил ее руками. От него пахло мужским потом, а тело его казалось крепким и надежным, как скала. Они стояли несколько мгновений, застыв в этой позе, не произнося ни слова.

– Вы поступили очень неразумно, Ребекка. – Арман, кажется, очнулся первым. Его голос был хриплым, напряженным.

– Я знаю. Я… извините. Я вовсе не хотела… – Ее голос ослабел, она едва могла говорить.

«Почему я извиняюсь перед этим человеком? И почему спас меня он, а не Жак?» – пронеслась в голове Ребекки смутная мысль.

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он все еще прижимал ее к себе, и теперь она могла уже это осознать. Его темные глаза блестели, но не гнев в них горел, а желание. Лицо было настолько близко, что она могла чувствовать его горячее дыхание на своей щеке.

Наконец опомнившись, она отпрянула от него, сделала шаг назад, поправила сбившееся платье, а затем, не поднимая глаз, тихо произнесла:

– Спасибо, Арман.

– Это совсем не шутки, вы могли серьезно пострадать, понимаете? – проговорил он резко.

Она не ответила, посмотрела назад и, увидев скачущего к ним Жака, нахмурилась. «Ты опоздал, дружок, чуть-чуть опоздал». Сейчас ей не хотелось ни видеть его, ни говорить с ним. Она махнула рукой и крикнула:

– Все в порядке, Жак! Со мной все в порядке!

Он натянул поводья, несколько секунд внимательно смотрел в ее сторону, а затем развернулся и пустил коня к тому месту, где его ждала Маргарет.

Ребекка оглянулась и увидела свою кобылу, которая мирно паслась метрах в пятидесяти поодаль. Теперь было ясно, что лошадь понесла ее прямо к холму.

– Что ж, по крайней мере мы двигались в верном направлении. – Она слабо улыбнулась и наконец посмотрела на Армана: – Поехали дальше?

Его лицо опять не выражало никаких эмоций, огонь, который мгновение назад горел в его глазах, погас.

– Поехали.

Он протянул руку. Ребекка вложила в нее свою, и они направились к лошади, которая, подняв голову, настороженно смотрела в их сторону.

С вершины холма вид действительно был потрясающий, но внимание Ребекки в основном привлекали останки дома. Они ходили вокруг осыпавшихся, обуглившихся стен разрушенного особняка. Ребекка изображала большой интерес к этим руинам, только бы не встречаться взглядом с Арманом.

Огромный очаг казался почти нетронутым, он странно смотрелся здесь, среди этих руин, как уцелевший одинокий часовой у знамени погибшего полка. И внезапно Ребекку охватил приступ меланхолии – чувство, обычно не свойственное ее натуре. Несмотря на живописный ландшафт, это место таило в себе что-то глубоко печальное. А вдруг здесь до сих пор витают души погибших? Эти руины служили напоминанием о том, что все может быть разрушено – и здание, каким бы величественным оно ни было, и твои планы… они тоже могут быть расстроены, разрушены жестоко и неожиданно. И вообще, все может рухнуть в один момент.

Она посмотрела в сторону ручья, пытаясь различить маленькие фигурки Жака и Маргарет, укрывшихся в тени дуба, а затем, почувствовав какое-то беспокойство, начала обходить руины с другой стороны.

– Ребекка…

Она ощутила на своем локте руку Армана, обернулась и оказалась с ним лицом к лицу.

На таком близком расстоянии ей не удалось избежать его взгляда. Она подняла глаза и застыла, встретившись с невероятной, неведомой ей доселе страстью. Его дыхание участилось, и, прежде чем он это сделал, она знала, что должно произойти, знала и не отпрянула, не предприняла никаких попыток избежать этого.

Он сильно прижал ее к себе, и, как это ни парадоксально, краем сознания в этот момент она зафиксировала: его конь стоит так, что со стороны ручья их не видно.

Длилось это какое-то мгновение, потому что в следующее она уже забыла обо всем, ощущая только его губы, приникшие к ее губам, и его руки, крепко сжимающие ее тело. Она чувствовала его запахи, и они были ей приятны. Его дыхание тоже было приятным и чистым, а губы – горячими. Внезапно Ребекка почувствовала, как где-то внизу живота начинает разгораться огонь наслаждения, огонь, который – она это инстинктивно знала – поглотит их обоих.

Призвав все свои силы, она все же в конце концов оттолкнула его и, переполненная чувствами, большую часть которых составляли страх и злость на него, так же как и на себя, почти не сознавая, ударила его по лицу.

Некоторое время они стояли друг против друга, как противники, готовые к драке, и след ее пощечины пламенел на его теперь очень бледном лице. Ребекка не могла унять стремительное биение своего сердца, ее дыхание было неровным и частым.

– Как ты осмелился! – прохрипела она. – По какому праву!

Несколько секунд Арман пристально смотрел на нее, а затем огонь в его глазах начал медленно гаснуть, и он скованно кивнул.

– По какому праву, говоришь? А по такому, что ты сама этого хотела. Да, конечно, ты будешь все отрицать, но это мне сказало твое тело.

Вначале Ребекку охватил гнев – какое нахальство, какая самонадеянность! – но через секунду она поняла: он прав. Как можно отрицать тот факт, что она его не остановила сразу же, в первое мгновение, и не просто не остановила, а ответила на поцелуй с такой же страстью, с какой он целовал ее?

– Тело – это одно, а ум и сердце – совсем другое, – произнесла она твердо: к ней уже вернулось хладнокровие. – А кроме того, тебе следовало бы знать, что я люблю другого. Была бы очень признательна, если бы ты зарубил это себе на носу.

– Жак? – Он улыбнулся, но это была не улыбка, а скорее горькая гримаса. – Разумеется, ты имеешь в виду Жака. Ты влюблена в моего брата. Считаешь, что он превосходит меня как джентльмен. Еще бы, ведь он такой обходительный, так бойко умеет говорить. И ты, конечно, считаешь, что он будет хорошим мужем.

Щеки Ребекки запылали.

– То, что я думаю или чувствую, тебя не касается.

– Так вот, насчет Жака ты ошибаешься. – Арман резко засмеялся. – Иди куда хочешь, Ребекка. Больше я докучать тебе ничем не буду. Ты девушка самоуверенная, избалованная, своенравная, привыкла повелевать… и тут ты действительно права: к таким вещам Жак приспосабливается гораздо лучше, чем я. Желаю вам счастья друг с другом! – Он повернулся и направился туда, где паслась ее лошадь. Она смотрела ему вслед, чувствуя себя оскорбленной.

Через несколько мгновений он подвел к ней лошадь.

– Если вы позволите, мэм, прикоснуться к вам в последний раз, я помогу вам сесть в седло, чтобы вы могли возвратиться назад, к своему будущему супругу.

Его лицо было рядом с ее лицом. Ребекка была вынуждена воспользоваться его помощью, потому что самой ей было не справиться. Оказавшись в седле, она резко повернула лошадь и, даже не оглянувшись, направилась к ручью, туда, где ее ждал Жак.

Надо ли говорить о том, каким угрюмым было лицо Армана, когда он смотрел, как она спускается по склону на луг. Его попеременно охватывал то холод, то жар. Жар гнева и холод потери. Но, видит Бог, он был прав. Ведь когда он привлек ее к себе, она совсем не противилась, и как она ответила на его поцелуй! Он чувствовал, что тело ее в этот момент горело тем же самым огнем, какой сжигал и его.

«Ну почему женщины такие непоследовательные и загадочные? Она хотела меня так же, как я хотел ее, но подавила это чувство. Зачем? Она думает, что любит Жака. Что за трагический фарс! Если бы только я мог рассказать ей о Жаке, но я, конечно же, не могу. Даже если у нас с Жаком мало общего, все равно мы братья, а я дал клятву хранить молчание. Кроме того, даже если бы я был свободен от этой клятвы, такое упрямое существо, как Ребекка, – разве она бы мне поверила?

Остается надеяться, что Жак не пойдет на такую подлость и не женится на ней. Хотя он, как и Эдуард, имеет много скверных качеств, а в характере у него, всегда отсутствовала твердость, все равно поступить с ней так несправедливо, так жестоко он не посмеет. Очень скоро Ребекка поймет, что просто теряет с ним время, пытаясь завлечь его в сети супружества, и возвратится в Индию ни с чем. Тем самым она окажется потеряна для нас обоих.

Будь прокляты все женщины! Клянусь, что останусь в Ле-Шене до тех пор, пока они не уедут в Индию. Что толку подвергать себя пытке смотреть на Ребекку и не иметь возможности ее коснуться, смотреть, как она, не осознавая своего унижения, флиртует с Жаком или как Эдуард юлит перед ней, вроде престарелого кобеля!»

Вскочив в седло, Арман направил коня к дому. Это был единственный его приют отдохновения.

У него было одно желание: как только судно причалит к берегу, чтобы отвезти их обратно на остров, немедленно уехать, потому что следовало как можно скорее избавиться от Ребекки Трентон.

На обратном пути к Берегу Пиратов Ребекка была необычайно тиха. В ее сознании снова и снова прокручивалась сцена, разыгравшаяся на холме между нею и Арманом, и это сильно нарушало ее внутреннее равновесие. Неожиданно она вдруг почувствовала, что ее тело хранит память его прикосновений: рук, как будто он все еще продолжает ее обнимать, обжигающих губ.

Ребекка была очень расстроена: впервые в жизни она не смогла управлять мужчиной. Такого прежде с ней никогда не случалось. Каким-то образом ситуация вышла из-под ее контроля. Почему она не оттолкнула его прочь сразу же, как только поняла, что происходит? Впрочем, не об этом надо спрашивать, еще важнее – почему она ответила на его поцелуй? Ах вот оно что! Оказывается, ей это было приятно.

А кроме всего прочего, провалился ее план остаться наедине с Жаком. В общем, несмотря на все прелести прогулки, милый пикник по дубом, день сегодня был очень неудачный.

Что касается Маргарет, для нее этот день прошел превосходно. Погода была чудесная, верховая прогулка в Ле-Шен замечательная, а пикник – просто восхитительный. Это был один из лучших дней их пребывания здесь. Даже то, что Ребекка на обратном пути все время сидела надутая, отличного настроения Маргарет нисколько не испортило. Поездкой она была очень довольна. Что обращать внимания на Ребекку? Они ведь росли вместе, и Маргарет уже давно привыкла к резким переменам в ее настроении. Оно у нее меняется с непостижимой и загадочной цикличностью.

Но по дороге в Бофор Маргарет вдруг почувствовала холод неясной тревоги, который усилился, когда пакетбот приближался к Берегу Пиратов. Что-то было не так, она это знала, но по давней привычке все опасения оставила при себе.

Когда они наконец возвратились в «Дом мечты», было уже поздно. На террасе их ждала Фелис.

– Я уже начала было думать, что вы заблудились, – проговорила она с облегчением. – Как провели время? Хорошо?

– О да, – ответила Маргарет, чувствуя, что беспокойство ее нарастает с каждой секундой. – День был чудесный.

Ребекка молчала, все еще предаваясь меланхолии.

– Думаю, что вы проголодались. – Фелис встала. – В гостиной вас ждет ужин. Поскольку я не знала, когда вы вернетесь, то приказала приготовить только холодные блюда. Кроме того, у меня есть новости. С сегодняшней почтой прибыли письма от ваших родителей. Они написали также и Эдуарду, – добавила она после некоторого молчания. – По-моему, изменились планы, касающиеся вашего возвращения домой. Но мне кажется, будет лучше, если вы вначале сами прочтете письма, а потом мы обсудим ситуацию.

– Что-нибудь случилось? – быстро спросила Маргарет. – С родителями?

Фелис взмахнула рукой, чтобы ее успокоить.

– О, вам абсолютно не о чем беспокоиться, моя дорогая. Ваши родители в полном порядке. Но все же идите и прочтите письма.

Маргарет, вздохнув, опустила на колени прочитанное письмо.

– Мама пишет, что наше возвращение в Индию придется перенести на более поздний срок. Она пишет, что пиндари опять бунтуют. Отец уверен, что скоро начнутся беспорядки.

Ребекка оторвала глаза от чтения.

– Да, и мой отец пишет, что есть серьезные опасения по поводу Байрама, который выдвинул требование о выдворении наших войск за пределы доминиона. Отец упоминает об этом вскользь, но я чувствую, что он очень обеспокоен.

– А кто такой Байрам?

– Это могущественный индийский правитель, глава маратхов, одного из самых многочисленных народов в штате Махараштра, – пояснила Ребекка. – В прошлом с ним было много неприятностей.

У Маргарет на глаза навернулись слезы. Значит, предчувствие ее не обманывало. Но как там родители?

– О, Ребекка! Ты думаешь, с ними все порядке? Ребекка подошла к дивану, на котором Маргарет читала свое письмо, и обняла ее за плечи.

– Конечно, дорогая. Вспомни, в скольких сражениях участвовали наши отцы, но из всех переделок выходили невредимыми. Кроме того, пока нет серьезных оснований опасаться, что вообще будет какой-то мятеж. Насколько я понимаю, полной ясности в этом вопросе пока нет. Я уверена, скоро все успокоится. Подобные угрозы были и раньше, но ничего не происходило.

– А вдруг как раз именно сейчас там происходит что-то ужасное? – проговорила Маргарет со страдальческим видом. – Боже мой, как долго идут сюда письма! Они отправлены месяц назад. Видишь штемпели? Наверняка там уже все изменилось.

– Успокойтесь, дитя мое, не надо так переживать. – Добрые глаза Фелис ласково глядели на Маргарет. – Я уверена, что все в полном порядке и ваши родители живы и здоровы. В письме, адресованном Эдуарду, говорится, что вам придется задержаться с отъездом, пока ситуация полностью не нормализуется. Что касается нас, то мы очень рады тому, что расставание откладывается. Пожалуйста, оставайтесь у нас, сколько пожелаете. Вы не представляете, как нам приятно ваше общество. А мне в особенности. Ведь быть единственной женщиной на острове так одиноко.

Глаза Фелис увлажнились, и Маргарет схватила ее за руку.

– Тетя Фелис, нам так приятно у вас гостить. Это огромное удовольствие. Вы все так добры к нам, так заботливы. – Она помахала письмом. – Вот если бы только знать, что с родителями…

Фелис погладила ее по руке.

– Я понимаю вас, моя дорогая, понимаю. Но нам следует набраться терпения и ждать. По крайней мере до весны. – Она просветлела. – На зиму мы переедем в Саванну, и вы увидите, там будет гораздо веселее.

Ребекка задумчиво смотрела на письмо в своей руке. Новости, конечно, ее тоже обеспокоили, и она сильно переживала за родителей, но, несмотря на это, в душе у нее все ликовало. Теперь, когда появилось столько времени, можно не опасаться, что проблема с Жаком будет решена. К весне он, конечно, уже созреет. А в том, что это будет так, она не сомневалась.

Глава 7

Шлюп «Предвестник» медленно поднимался по реке Саванне. Ребекка, Маргарет и Жак стояли на носовой палубе. Несмотря на позднюю осень, день выдался чудесный, теплый, а неприятный прохладный ветерок, по мере того как они удалялись от острова, постепенно начал стихать.

Ребекка подняла глаза на паруса и вздохнула, затем опустила их ниже, надолго задержав взгляд на лице Жака. Они стояли рядом настолько близко, насколько позволяли приличия.

– И как долго мы будем подниматься по этой реке?

Жак улыбнулся:

– Около пятнадцати миль. А плывем мы медленно не только потому, что здесь оживленное движение, хотя судов, как видите, предостаточно, – движение замедляют главным образом отмели. Их тут множество, но самое главное – от месяца к месяцу они меняют свое положение. Посмотрите, уже начались верфи, скоро вы сможете увидеть город.

Жак протянул руку вперед, а второй взял за локоть Ребекку, и она почувствовала, как в нее вливается волна тепла. Ребекка не покидала палубу, с тех пор как они вошли в устье реки, но чувствовала себя превосходно: ни малейшего намека на усталость и ее всю переполнял восторг.

Ну можно ли придумать лучше? Во-первых, погода чудесная, во-вторых, она приближается к незнакомому, но уже заранее милому ее сердцу городу, а в-третьих, что самое главное, находится в обществе своей ближайшей подруги и человека, которого любит. Единственное, что несколько омрачало радость счастливого дня, – это беспокойство за родителей. Что там сейчас происходит в Индии? Однако что она могла в данный момент предпринять? Оставалось надеяться и верить в отца, а она в него очень верила. Бог даст, он сумеет уцелеть и в этой смуте.

Стоявшая рядом Маргарет думала совсем о другом. Она стала невосприимчива ни к каким красотам, потому что с того самого дня, как пришло письмо из дома, ее не покидало чувство, что с ее отцом должно произойти что-то ужасное.

Ребекка сжала ее руку.

– О, посмотри, Маргарет! Это Саванна. Видишь, вон там, впереди?

Маргарет, чьи глаза были не такими зоркими, как у Ребекки, подалась немного вперед и без всякого энтузиазма приставила ладонь козырьком ко лбу. Она увидела обрывистый песчаный берег, довольно высокий, портовые сооружения, какие-то дома и множество судов различного назначения, больших и малых. У причала стояли совсем новые корабли с паровыми двигателями, о которых она знала лишь то, что они существуют. Выглядели они довольно странно; особенно нелепыми казались огромные деревянные колеса, располагавшиеся по бортам.

На набережной было столпотворение – ящики, корзины, бочки, кипы каких-то товаров, пестрая разноликая толпа матросов. Полуодетые, черные и белые, они сновали туда-сюда по набережной, как жуки. Там же в обоих направлениях двигались десятки тяжелых повозок и фургонов. Шум от всего этого стоял оглушительный: ржание и топот лошадей, пронзительные крики, пение, сиплые ругательства – все это, смешиваясь, создавало невообразимую какофонию.

Наверху обрывистого берега среди деревьев тоже были видны складские помещения и еще какие-то здания, назначения которых Маргарет определить не могла.

От разбросанных повсюду куч мусора исходило такое зловоние, что ее деликатный желудок немедленно среагировал. Она прижала к носу платок.

– Запах тут несколько неприятный, – проговорил Жак виноватым тоном. – Так на всех пристанях, во всем мире. Воздух станет чище, как только мы поднимемся выше грузового причала. И вы увидите город. Он красивый.

Жак весело рассмеялся, увидев, что Маргарет смотрит на него с сомнением.

– Правда. Саванна очень милый город. Вы сами в этом убедитесь, как только мы минуем портовые сооружения.

– Можете верить моему сыну, милые дамы, он говорит правду, – сказал Эдуард. Он прогуливался по палубе с Фелис под руку и в этот момент подошел к ним.

Ребекка обратила внимание, что сегодня Фелис выглядит особенно хорошо. Эдуард сманеврировал так, чтобы оказаться как можно ближе к Ребекке, и ей в нос ударил густой запах рома, табака и помады, которой он смазывал волосы. Эдуард пребывал в прекрасном настроении.

– Должен вам сказать, мои дорогие, Саванна – город весьма необычный. Необычными были люди, которые его основали, необычным было и само его основание.

Ребекка улыбнулась своему будущему свекру:

– Как интересно.

– Вот именно. Понимаете, на примере Саванны проводился благородный филантропический эксперимент. Джеймс Оглторп с друзьями представляли его себе как утопический город, убежище, пристанище для тех, кто пострадал от религиозных преследований, а также тех, кто разорился из-за долгов. Город должен был жить за счет поставок сырья в Англию и функционировать в качестве доказательства меркантилистской теории национального продукта.

– Благородный план, тут нет сомнений, – смущенно проговорила Маргарет, не отрывая носового платка от ноздрей.

– Да, так оно и было, – сказал Эдуард, – но на практике идеи Оглторпа не сработали. Шелковая промышленность, на которую попечители возлагали много надежд, так и не поднялась. Английской королеве не пришлось сшить себе платье из джорджианского шелка. Большинство привезенных сюда редких растений так и не прижились, а потом началось и всякое другое. Было разрешено селиться католикам и евреям, сняли запрет на продажу рома, разрешено было также привозить сюда рабов. После этого Саванна стала таким же городом, как и все остальные в Колониях. Тем не менее сейчас это один из самых процветающих городов в Штатах.

– А много ли здесь англичан? – спросила Маргарет, опять же через платок.

– Вы имеете в виду людей английского происхождения? – спросил Эдуард. – Да, очень много. Но не большинство. Кого здесь только нет – поселенцы из Зальцбурга, из Моравии, шотландские горцы, швейцарцы, уэльсцы, евреи и, конечно же, французы. А вы знаете, что самый жесткий отсев эмигрантов, какой только когда-либо проводился в американских колониях, был именно здесь, в Джорджии? В качестве поселенцев сюда допускались люди только с хорошей репутацией, обладающие высокими моральными качествами и семейные. Вам может показаться интересным еще и тот факт, что город не разрастался случайно и беспорядочно, как большинство городов в этой стране, а планомерно застраивался. Он был разбит по плану Джеймса Оглторпа на равнине, прилегающей к обрывистому берегу реки. Равнина эта называется Ямакрау-Блафф. Согласно плану перекрестки всех улиц должны были образовывать площади – всего их двадцать четыре, – для того чтобы люди могли собираться на праздники, а также торговать. Сейчас эти площади служат в основном лишь украшением города.

– Ямакрау! Что за странное слово? – удивилась Ребекка.

Эдуард усмехнулся:

– Это индейское слово, дорогая. В этой местности живет много индейцев. Когда сюда прибыл Оглторп, на том месте, где сейчас стоит город, было поселение индейцев, которое и называлось Ямакрау. Здесь жило племя крик, предводительствуемое вождем Томо-Чи-Чи. В то время оно находилось на тропе войны.

Ребекка подняла глаза на обрывистый песчаный берег: «Так вот она какая, эта новая страна. А виды не особенно отличаются от английского пейзажа».

– А сейчас здесь есть индейцы?

– О, вы будете их встречать, и достаточно часто.

– А они похожи на индийцев? – спросила Маргарет. – Я просто не могу себе вообразить, как они выглядят. Слышала, что их зовут «краснокожие». У них что, действительно красная кожа?

Эдуард засмеялся:

– На Дупту они не похожи, если вы это имеете в виду. Они принадлежат совсем к другой расе, и кожа у них имеет красноватый оттенок, а не коричневый или черный. Но скоро вы прибудете в Саванну и увидите сами.

На Ле-Шен спустился вечер. Начало темнеть. Арман сидел в большом кресле у окна и хмуро созерцал закат. О том, какое у него было настроение, не стоит даже и упоминать.

К нему бесшумно приблизилась Люти с подносом, на котором стоял большой бокал. От звука ее голоса он вздрогнул.

– Вот, я принесла тебе выпить холодненького. Может, это поднимет настроение.

Он молча повернулся и взял бокал, от которого исходил аромат крепкого рома.

Поставив поднос на столик, Люти опустилась на подушку, лежавшую рядом с креслом Армана, и взяла его за руку.

– Я так огорчена, – произнесла она мягко глубоким, низким голосом.

Он бросил на нее взгляд.

– Что же могло тебя огорчить?

Люти слабо улыбнулась ему в полумраке:

– Мне всегда грустно, когда ты в таком настроении. Такой мрачный, такой ожесточенный. Это ведь из-за англичанки, правда? Она очень красивая.

Арман осушил наполовину содержимое бокала одним длинным глотком.

– Допустим, ты права, но это все равно тебя не касается. – Он издал какой-то звук, отдаленно напоминающий смех. – Да и зачем мне нужна эта избалованная англичанка, которая, наверное, даже и представления не имеет, как вести хозяйство?

Улыбка Люти стала шире.

– О, молодой хозяин, ей и не надо это уметь, поскольку у тебя есть я. Она для другого. И ты это знаешь. Ведь знаешь, верно?

Арман устало улыбнулся:

– Люти, ты единственный человек, которому я разрешаю так с собой разговаривать. Почему я не сержусь на тебя за твою дерзость? А ведь следовало бы.

– Потому что я тебе как вторая мать, и ты прекрасно знаешь, что я всегда думаю лишь о том, чтобы тебе было хорошо. – Она говорила мягко, но уверенно. – Из-за чего ты так расстроился? Из-за девушки, или ты снова поссорился с отцом?

– Я полагаю, и то и другое. – Арман допил ром и протянул ей бокал. – Ты ведь знаешь, если бы Эдуард дал мне здесь полную свободу, я бы взял с этой земли вдовое больше. Одного хлопка сколько можно было бы собрать. А сколько выручить денег. Я мог бы ввести севооборот, чтобы не истощалась почва. Но на все мои предложения отец всегда отвечает отказом. У него совершенно отсутствует деловая жилка. Единственное, что он знает, – это как тратить деньги. И Жак почти такой же. С тех пор как мой брат вернулся с войны… Но что толку говорить об этом.

– Правда – то, что ты говоришь, – кивнула Люти. – Я сама это вижу. И все же тебе надо найти к отцу особый подход. А то ты всегда на него наскакиваешь, как молодой бычок, а это его только раздражает и восстанавливает против тебя.

Арман горько рассмеялся:

– Он был настроен против меня с самого начала. Задолго до всего. Ты же сама мне недавно все рассказала.

Люти тяжело вздохнула:

– Мне не следовало тебе говорить. Теперь я понимаю, что зря это сделала, но мне хотелось, чтобы ты знал правду. Я думала, если ты будешь знать, это поможет как-то справиться с ожесточением. Ты хотя бы будешь понимать причины. Но теперь я вижу, что пользы мало, это только еще больше прибавило в твою жизнь горечи.

Арман коснулся ее руки:

– Нет! Нет, Люти. Ты все делаешь правильно. Для меня очень важно знать правду. И мне действительно стало легче. Клянусь, это именно так. Ты и твоя мать – вы обе мне настоящие друзья, единственные в мире, и я обязан вам до конца своих дней. Твоя мать умерла, ее я уже никак отблагодарить не могу, но тебя, надеюсь, когда-нибудь удастся. Я дам тебе свободу. Если бывшим рабам будет разрешено здесь жить, ты останешься; в противном случае, опять же если у меня появится достаточно денег, я отправлю тебя куда-нибудь в безопасное место.

– Будем надеяться, что это когда-нибудь случится. – Она грустно улыбнулась. – Когда-нибудь, когда я уже не буду тебе нужна, когда у тебя будет кто-нибудь, например эта красотка, маленькая англичанка, которая станет присматривать за тобой…

Арман покачал головой:

– Боюсь, Люти, что как раз об этой англичанке, о которой ты говоришь, и речи быть не может. Она положила глаз на кое-кого другого в нашей семье, а ко мне не питает ни малейшего интереса.

– Ну и чудесно! – Люти всплеснула руками и поднялась на ноги. – Пойду приготовлю тебе ужин, хороший ужин. Пусть хоть вкусная еда немного тебя порадует.

Она бесшумно покинула комнату, оставив Армана снова созерцать надвигающуюся темноту, вспоминать нежные губы Ребекки и мягкую податливость ее тела.

– Фелис говорит, что это будет большой прием, – произнесла Ребекка, разглядывая в зеркале свою новую прическу. Зеркало стояло на туалетном столике в большой спальне, которую им с Маргарет отвели в особняке в Саванне. – Будет очень много важных гостей, и я слышала, как Эдуард говорил Жаку, что для него приготовлен большой сюрприз – особенный гость. Хотелось бы знать, кто это.

Занятая одеванием, Маргарет промолчала, а Ребекка задумалась, мысленно перенесясь на несколько недель назад. Эти недели, что они провели в Саванне, Ребекка считала восхитительными. По своим размерам этот городской дом, конечно, с «Домом мечты» сравниться не мог, но тоже имел прекрасную планировку и был богато меблирован. Располагался он на большом участке, фасадом к площади Рейнолдс-сквер. Его окружал живописный сад с множеством редких растений.