Текст книги "Сезон пурги и пепла"

Азарь выдержал паузу.

– Как это ни прискорбно осознавать… – Азарь посмотрел на Треса. – Но это ваши вожди. Держать в подчинении тупое стадо проще всего. Поэтому Зоку и компании не выгодно, чтобы вы умнели. Поэтому они приучили всех к мысли, что ты какой-то ненормальный, Трес. Что комы такими не бывают. Сейчас – ещё может быть, но раньше были. И посмотри, что они сумели создать.

Медведи некоторое время таращились на него в крайнем изумлении, а потом расхохотались как один.

Лугин тем временем бочком-бочком пробирался к выходу из подземелья.

Комы перестали смеяться.

– Значит, так, – заговорил Мунда, – вы, два кретина, себе слишком много позволяете. Поэтому сейчас мы выведем вас из нашего леса, и ноги вашей тут больше не будет. А ежели хоть почуем тут ваш дух – разорвём к такой-то матери, как у вас принято говорить.

– Э… – растерялся Азарь. Ему часто пеняли на его наглость, но обычно серьёзных последствий это не влекло.

– Без «э». Убьём тотчас.

– Понял, мы тут больше гости не желанные, но, может, мы пойдём дальше, как и собирались изначально?..

– Нет. Весь, в которую вы держали путь, находится в нашем лесу. А вам здесь больше не рады. Поэтому либо проваливайте, либо мы оторвём вам головы прямо здесь, чтобы не тратить время.

Азарь попытал последнее средство:

– Трес, они же отбирают у твоего народа будущее. У всех вас!

– Азарь, я ведь тебе уже говорил: ни один ком ни за что не ослушается вожака. Так что уйди по-хорошему.

– Скотина! – выругался Азарь.

Однако им не оставалось ничего другого, кроме как навсегда покинуть лес комов, так даже ни разу и не взглянув на проклятую весь и не познав её тайн.

КОНЕЦ

Азарь и Лугин переглянулись. Ученик состроил хитрую мину, что совсем не понравилось учителю.

– Нет, – отрицательно покрутил головой старый философ.

– Да, Луги. Нам нужен свой человек в этой веси.

– Но она ребёнок! – зашипел Лугин, сделав страшные глаза.

– Она чёртов гений, Луги!

– И она всё ещё здесь, – напомнила Мышка. – И Глухарь скоро будет тоже.

Азарь повернулся к ней:

– Хорошо. Но, чтобы мы лучше доверяли друг другу, предлагаю для начала назвать свои настоящие имена. Ты первая.

– Чего это я? – сразу насупилась девица.

– Да нам-то всё равно, это ты на правде настаиваешь. Так давай, сделай шаг навстречу.

– Да, но чужаки-то тут вы. Одно моё слово…

– И папенька снова прикажет тебе не совать нос в мужские дела, – елейным голосом напомнил Азарь.

Мышка обижено засопела.

– Моё настоящее имя Макланега. Что? Ну, такое вот имя!

На самом деле ни Азаря, ни тем более Лугина имя девочки не смутило. Однако, должно быть, ей самой оно не очень нравилось, оттого Макланега считала, что и других должно вводить в недоумение.

– Но вы можете звать меня Маклой.

– А как насчёт Нега? – спросил Азарь.

– Нет, – насупилась девчонка, и парень развёл руками с видом полнейшей покорности.

– Хорошо, Макла, моё имя Азарь, а это вот Лугин Заозёрный.

Старый философ вздохнул оттого, что ученик выболтал его имя, не спросив разрешения даже взглядом, и помахал девочке рукой. Та вытаращилась на философа не то в ужасе, не то в восторге.

– Как Лугин Заозёрный? То есть тот самый Лугин Заозёрный?

Азарь насторожился, но выспросить у Макланеги, откуда она знает старую перечницу, уже не успел. В сенях послышался топот, и в светёлку ввалилось небольшое семейство Глухаря.

– Мышка? – выпалил хозяин и подозрительно покосился на двух пришлых мужиков. – А ты здесь чего?

Девочка даже бровью не повела, будто и не затевала только что тайных разговоров с чужаками.

– Я хотела ещё одну сказку послушать! – мило вымолвила Макла.

– Сказку? И всё? – подозрительно прищурился Глухарь.

Девочка быстро-быстро и честно-честно закивала. Пришельцы тоже сидели с самым благонадёжным видом. Однако если старику хозяин поверил сразу, то на Азаре он задержал подозрительный взгляд.

Парень натянул свою самую обезоруживающую улыбку, и только после этого Глухарь отвернулся от него.

На ночь глядя девочку, конечно, никто восвояси не отпустил. Философов согнали с полатей и постелили им на полу у печки. А на лежанке за цветастой занавеской устроилась Макланега.

Как бы Азарю ни хотелось расспросить её, откуда простая девчонка, пусть даже бы и дочка старосты, в эдаком захолустье знает о Лугине Заозёрном, пришлось ждать до утра.

Утром все встали чуть свет. Весьцы тотчас принялись за свои повседневные обязанности, и «сказочники» до вечера оказались предоставлены сами себе. С сумерками их снова ждали в избушке старосты с новыми рассказами.

Макланега поблагодарила хозяев за гостеприимство и отправилась восвояси. Философы увязались следом. Глухарь проводил их мрачным взглядом, однако препятствовать не стал – верно, пребывал в уверенности, что средь бела дня в родной веси с девочкой ничего не может случиться.

И первым, о чём спросил её Азарь, как только они остались втроём, было, конечно, откуда девица знает Лугина. И каково же было удивление парня, когда Макла заявила, что читала скандальный труд старого философа – «Трактат о сути вещей».

– Когда-то мы торговали с большой землёй, – рассказывала Макла, пока они шли к избе старосты самым длинным из всех возможных путей. – Моя бабушка была купчихой. Возила иным людям наши ягоды, пушнину и дикий мёд. У нас он особенный – никто такого не делает. Честно говоря, и мы тоже. Нам его приносят, но торгуем как своим. Наш мёд на дальних землях в цене.

Конечно, девица имела в виду, что мёдом с ними делятся медведи, которые имеют обыкновение ходить на двух лапах и напевать себе под нос песни на человеческом языке.

– Так вот, – продолжала Макланега, – бабушка научила меня читать и считать. На самом деле это у нас не так чтобы сильно ценится, но купцы приносили пользу, поэтому все терпели.

– А сейчас? – вклинился Азарь.

– А сейчас их нет, – отрезала Макла, и парень посчитал за лучшее не продолжать расспросы. – И бабушка привозила мне с дальних краёв всякие книжки. Среди них и был «Трактат о сути вещей».

Девочка вздохнула и потуже запахнула свою телогрею. Макланега замолчала, а философы не решались заговорить с ней вновь, предоставив возможность побыть со своим горем.

Под ногами хрустел свежий снег. Он был такой белый, что слепил глаза. Мороз щипал нос и щёки.

– Книги хотели сжечь, когда бабушка умерла. Я сказала, что в честь неё должна сделать это сама. Но я не смогла, – с каждым словом голос девочки становился всё тише. – Никто не понимает… Книги – это же память. Память о ней! А ещё они словно… – Макланега подняла глаза к небу и оглядела его так, будто искала там подходящее сравнение. – Они как будто дверь. Дверь в неведомое и далёкое. Они хранят в себе мудрость таких, как Лугин Заозёрный. Они таят в себе боль таких, как я. Они таят в себе радость… В книгах есть вообще всё, но наши этого не понимают. Поэтому я спрятала свои книги в самом надёжном месте на свете. Там, где их никто даже не догадается искать.

Азарь усмехнулся, догадавшись:

– У говорящих медведей. Умно!

Девочка кивнула.

– Да. Я подружилась с одним комом – так они величают сами себя. Его звали Трес. Чтобы этот ком понимал ценность того, что ныне хранится у него, я научила читать его самого. Он малость зазнался от этого, но зато теперь Трес бережёт мои книжки как величайшее сокровище. А я могу приходить к нему когда вздумается, чтобы почитать. Ну, так, теперь ваша очередь. Чего вы тут вынюхиваете?

Заговорил Лугин. Вообще за ним не водилось привычки заходить издалека – это больше свойственно Азарю, но сегодня старый философ решил прибегнуть к излюбленному приёму ученика.

– Скажи, дитя, вот ты читала мой трактат. Ты всё там поняла?

Макла задумчиво почесала кончик носа.

– Вообще-то нет. Но мысль, что существует два мира – мир идей и мир вещей – наш мир, это мне понравилось. Я тоже считаю, что вещи не берутся из ниоткуда. Мы просто черпаем своё вдохновение из мира идей, прежде чем создать что-то новое.

– Напомни, сколько тебе лет? – спросил Азарь.

– Девять.

Молодой философ присвистнул:

– И ты по доброй воле читала эту галиматью? Прости, Луги.

Девочка кивнула с серьёзным видом.

Азарь расхохотался. Лугин погладил её по голове и назвал замечательным ребёнком.

Между тем они уже порядочно отошли от земельных нарезов весьцев и практически упёрлись в невысокий тын околицы.

– Вы так и не объяснили, чего тут вынюхиваете?

– Видишь ли, дитя, как ты уже знаешь, мы философы. Азарь – мой ученик. И мы некоторым образом занимаемся вопросами изучения религии. Ну, то есть веры в бога…

– Я знаю, что это.

Брови старого философа взлетели на лоб. Азарь хохотнул. После короткой паузы Лугин продолжал:

– Как ты выразилась, на большой земле царят совсем иные порядки, нежели здесь. До нас дошли слухи, что у вас властвует настоящее языческое божество! Я имею в виду очень древнего бога, который существовал задолго до бога Храмовых скал. Всё это крайне интересно. И мы пришли сюда, чтобы разобраться, правда это или нет.

– А если правда, что вы сделаете? Убьёте его?

Азарь фыркнул, сдерживая смех.

– Макла, мы пока не набрались силёнок, чтобы воевать с богами.

– Мы изучим вашего бога, – продолжил мысль Лугин. – Конечно, насколько сможем и насколько нам это позволите вы.

Девочка остановилась и строго посмотрела на мужчин.

– Вы просто хотите узнать о нём как можно больше, и всё? Никто не пострадает?

– Никто, – заверил Азарь.

– Мы этого совсем не хотим, – сказал Лугин.

Девчонка кивнула.

– Тогда я помогу вам.

– А что взамен? – с улыбкой уточнил молодой.

Девочка посмотрела сначала на одного, потом на другого.

– Вы заберёте меня отсюда.

Философы вытаращились на неё в немом изумлении.

– А что меня здесь ждёт? – отвечая на невысказанный вопрос, выпалила Макланега. – Выйти замуж и нарожать кучу детей? Спасибо! Разве я тут мужа нормального найду? Здесь же одни кретины! Да и кто меня такую замуж возьмёт? Все говорят, дурная я. Все девки как девки, и я бы пряла там иль вышивала, так нет – всё в облаках летаю. А я не летаю, я думаю! А здесь так вообще не принято!

– Ох, не только здесь, – вздохнул Азарь.

Но сбить девицу с мысли оказалось не так-то просто. Она тараторила как ни в чём не бывало:

– Тут нельзя ни о чём думать, окромя своего очага и как бы поплотнее набить вечером брюхо. И упаси тебя Позвид задавать какие-то вопросы, кроме как о штопке или готовке! Ну, ещё, может, как мужу ночью угодить. Тут об этом любят языки почесать. А я мир хочу посмотреть! Я устала тайком читать о его чудесах, я хочу увидеть их сама! Я хочу постигнуть его тайны! Я хочу быть такой, как ОН!

Азарь проследил за тонким пальчиком, указывающим на грудь старого философа. Лугин повернулся к ученику и произнёс:

– Я без ума от этого ребёнка.

– Ну, ещё бы! – усмехнулся Азарь. – Но воровать детей из отчего крова мы не то чтобы считали хорошей идеей.

Девчонка надулась.

– Меня через две зимы можно замуж отдавать, я уже не ребёнок.

– Это очень сложный вопрос, дитя…

– Это очень простой вопрос! Если вы бросите меня здесь, то я закончу, как моя бабка.

– Ну, судя по тому, что ты стоишь перед нами и говоришь о ней, твоя бабуля прожила долгую жизнь в кругу семьи, – заключил Азарь.

– Бабушку все считали безумным ублюдком. Мать не знала своего отца, потому что в молодости бабкой с удовольствием пользовались все, кому не лень. А сама она была хуже служанки. Ей просто очень повезло, что однажды нарвалась на людей с большой земли и смогла продать им пушнину втридорога. Тогда баба стала купчихой, и от неё отстали. Потому как начала приносить пользу общине. Но до конца дней бабушка так и осталась презренной старухой, которой брезговали за общим столом.

– Ладно, – согласился Азарь, – давай сначала посмотрим, так ли нам будет полезна твоя помощь. А там видно будет.

– Ты обещаешь, что если моя помощь будет серьёзной, то вы заберёте меня отсюда? – подозрительно спросила девчонка и вытянула перед собой кулак с выставленным мизинцем.

– Клянусь! – торжественно произнёс Азарь и обхватил её мизинец своим.

Девчонка серьёзно кивнула.

– Мне надо идти, а то тату наверняка уже знает, что я ночевала у Глухаря. И сегодня ночью мне, наверно, лучше сидеть тихонько дома. А вам я советую прогуляться. В полночь или около того.

Макланега многозначительно на них посмотрела и убежала вприпрыжку.

Получается, что до ночи ничего интересного ждать не приходилось. Однако философы всё-таки предприняли попытку ещё раз что-нибудь разузнать о местном божестве.

Они ходили от избы к избе, от двора ко двору и беседовали с весьцами о том о сём. В основном говорил Азарь, куда лучше поднаторевший в искусстве общения. Почти к каждому весьцу он подходил по несколько раз. В первый они ограничивались парой приветственных слов и шли дальше. Во второй Азарь предлагал свою помощь, и вечно занятые весьцы, как правило, принимали её. Так – за делом – они снова перебрасывались парой-тройкой слов, потом Азарь начинал рассказывать какую-то историю и уходил на самом интересном месте, будто вспомнив о некоем важном деле. Он называл это «подсадить на крючок». После чего молодой философ давал человеку «повариться» в собственных мыслях и потом объявлялся на горизонте снова. Поскольку человек его уже ждал, то общение шло куда проще.

И вот после такого подхода у философов уже получалось вытянуть из скрытных весьцев то немногое, что они не боялись сболтнуть.

Как и предполагалось, здесь всё-таки существовала своя религия, весьма отличная от общепринятой веры Храмовых скал. Она, эта религия, связана больше с ночью и изнанкой мироздания, поэтому при свете дня её символов увидеть не получится – это философы не выпытали у местных, а скорее поняли сами из многих недомолвок и перемигиваний.

Чем больше пришельцы замечали таких недомолвок, чем чаще они ловили вскользь и по неосторожности брошенных подробностей, тем проще им становилось выпытывать сведения у следующих весьцев. И тем не менее белых пятен и предположений по-прежнему было больше, чем хотелось бы, и Азарь с Лугином очень серьёзно надеялись, что эта ночь многое сможет прояснить.

К вечеру ударил мороз. Азарь и Лугин продрогли так, что были вынуждены оставить свои попытки разговорить местных и спрятались в тёплой избе.

Глухарь до ночи отлёживался на печке – грел старые кости, которые ломило от непогоды, и всё жаловался, что холода нынче грянули рано, снега толком ещё не выпали, как бы озимые морозом не побило.

А мороз, как назло, всё крепчал.

Когда время перевалило за полночь, в избе Глухаря все давным-давно спали. Сам хозяин семейства храпел так, что диво, как ещё не перебудил всех остальных?

Философы осторожно выбрались из-за занавески и, держа под мышками свои осенние полукафтанчики, выскользнули на улицу. Нормально оделись уже на крыльце.

– Куда это вас понесло на ночь глядя? – раздался голос Глухаря.

И философы поняли, что ночью тут явно происходит что-то интересное.

Попытаться задурить голову – стр. 236

Лучшая защита – нападение, завалить Глухаря вопросами самим – стр. 212

Весь следующий день Азарь и Лугин провели в приготовлениях.

Для начала они прогулялись вдоль околицы и собрали кой-какие травы, что ещё не до конца побило морозом. Что-то былинками торчало из-под тонкого снежного покрова, что-то пришлось откапывать. А что-то, например серьги полыни и корень чистотела, Азарь сумел умыкнуть у самого Глухаря в его избушке.

Затем старый философ увёл всех за собой в избу старосты, а его ученик остался, сказавшись больным. И пока вся весь, включая и семейство Глухаря, слушала россказни Лугина, Азарь старался припомнить всё, чему его научила ведунья Поляна, которая была молодцу кем-то вроде второй матери.

Кое-как Азарь сварил сонный отвар, а чтобы отбить запах, нарочно сжёг в печи кашу перед самым приходом хозяев.

Когда Куропатка вошла в светёлку, у неё глаза полезли на лоб от едкого дыма, что затянул собой всё помещение. Сорвав с головы шаль, она принялась размахивать ею, как флагом.

– Глухарь! Дверь пошибче отвори! Распахивайте ставни живее, пока мы все тут не удохлись! Ты что наделал, лихоимец?!

Азарь стоял посреди комнаты и изображал виноватого и сбитого с толку простака так убедительно, что ему чуть было не поверил даже Лугин.

– Да я что? Я ж ничего, хозяйка! Ну, добром хотел отплатить за ласку сердешную!

Азарь суетился и лез вон из кожи, помогая семейству Глухаря разбираться с задымлением. Однако всякий раз от такой помощи случалось только хуже. То он глиняный черепок заденет да разобьёт. Так, что потом всем в срочном порядке приходится осколки из-под босых ног убирать, чтоб не пораниться. То перетаскивает какой-нибудь тюк подальше от печи, откуда всё ещё валил чёрный горький дым. Да так перетаскивал, что и окно-то перекрыл, не давая сквозняку хорошенько продуть, и оказался аккурат перед печью, перегородив к ней дорогу.

Азарь так искусно изображал запаниковавшего недотёпу, что Глухарь в конце концов не выдержал и вытолкал его в сени, чтоб не болтался под ногами. И только после этого хозяин смог достать из печи дымивший горшок да вынести его на улицу.

В общем, устраняя последствия «помощи» Азаря, все умаялись так, как если бы полдня провели за плугом.

– Бес попутал, хозяева, – беспрестанно оправдывался Азарь. – Ну, я же эту кашу чуть не с пелёнок варю! Да чтоб ей пусто было, скотине такой! Всегда же получалась, собака! Чего тут-то ей не то?

– Это потому, что на кухне должна быть одна хозяйка, – ворчала Куропатка.

Хозяйка сидела на широком резном сундуке и обмахивалась красиво вышитым полотенцем. Рядом с ней, прислонившись затылком к бревенчатой стене, сидел муж. Внуки толклись рядом, но усадить их на одно место было делом непосильным, наверное, и самому дедеру.

– Испейте хоть отвару пряного, – Азарь угодливо подставлял хозяевам крынку со снотворным. – Я после него как заново рождённый каждый раз.

И тут Азарь даже не лукавил. Утром Глухарёвичи проснутся такими отдохнувшими и полными сил, что хоть с места горы начинай ворочать.

Тем временем уставшие за день да измотанные стараниями Азаря супруги и без того клевали носом. А напившись сонного зелья, захрапели, едва только добрались до полатей.

Чтобы они не проснулись раньше времени, Азарь положил им под подушку узелок с душницей.

– Ну, если справный философ из тебя не получится, в лицедеи пойдёшь! – восхитился Лугин Заозёрный. – Такой талант пропадает!

Азарь оделся и на всякий случай на цыпочках вышел на улицу. Лугин остался по двум соображениям. Во-первых, старый философ ни за что бы не прошёл так тихо по снегу, как это мог его ученик. А во-вторых, кто-то должен был приглядывать за спящим семейством, чтобы всё прошло гладко.

На улице царил непроглядный мрак и лютый холод. Азарь поплотнее запахнул полукафтанчик, поднял воротник, и всё же ему казалось, будто оказался на улице абсолютно голым.

Азарь осторожно вышел за калитку и двинул по вытоптанной тропинке вдоль дощатых заборов.

Как бы тихо он ни умел красться, а собак провести не смог. Через несколько шагов все псы проклятой веси друг за другом подняли лай.

– Скотина! – выругался Азарь.

Он юркнул вбок и притаился в тени высокого сугроба. Всё было тихо. Философ ожидал, что хоть в одной избе приоткроется дверь или ставни, чтобы хозяин мог посмотреть, кого это там нелёгкая носит средь ночи. Ну, положим, кого – скорее всего, и так было ясно. А вот зачем пришлые сказочники шарятся по округе в то время, когда приличным людям положено спать, наверняка должно заинтересовать хоть кого-то.

Но никто так и не выглянул.

Азарь уже собрался выбираться из укрытия, как увидел вдалеке какое-то еле заметное движение. Затаив дыхание, он ждал, когда оно оформится во что-то более понятное. Даже старался лишний раз не шевелиться, чтобы чем-нибудь себя не выдать.

Собаки по-прежнему заходились заливистым лаем. Ну, хотя бы он катился по всей веси и никак не мог выдать местоположение Азаря.

Молодой философ окоченел так, что уже почти не чувствовал ни рук, ни ног.

Тем временем мимо сугроба, за которым он прятался прошло несколько человек. Все они молчали и напряжённо всматривались куда-то во тьму – не иначе как искали Азаря, переполошившего всю округу.

Они ушли, а сам смутьян решил выждать ещё некоторое время, чтобы ненароком не попасться кому-нибудь на глаза. Азарь успел подумать, что надо было попросить Лугина согреть ему воды за это время, чтобы попарить хотя бы ноги, а то эдак недолго и с простудой слечь, но тут раздались голоса.

Азарь мысленно обругал полуночников и притаился.

За то время, что ученик Лугина прятался, ветер успел замести его со всех сторон, и теперь Азарь сам здорово смахивал на снежный бурун.

Как назло, именно рядом с ним и остановились прохожие. Это была троица молодых парней – младше Азаря года на три-четыре. То, что они обсуждали, сразу не понравилось молодому философу.

– Братцы, я вот что подумал, – говорил голос, который всё ещё ломался, – давайте Граю попробуем?

– Как это попробуем? Зажарим и съедим? – заржал второй высоким писклявым голосом.

– Ты понял, о чём я. Скажи ещё, что она тебе не нравится.

Второй замялся, заговорил третий:

– Да кому ж она не нравится? Грая – девка видная, это всякому известно. Но ты белены объелся? Как ты себе это представляешь?

– Никто не узнает, Зимо… – прошипел первый голос. – Мы ей мешок на голову натянем. А вину потом свалим на чужаков. Их всё равно пришибут, не мытьём, так катаньем. А так Грайки отведаем! Ну, мужики? Или думаете, вам с ней когда-то по-нормальному светит? Ну, светит? – Помолчали. – Вот то-то. Да она с вами срать рядом не сядет. Вон, вечно нос воротит, – обиженно сказал, как плюнул, ломающийся голос.

– Бряче, ты вроде не пил, так чего городишь-то? – проговорил третий.

– А ты что, самый правильный выискался? Это ты кому другому можешь заливать. А я-то помню, как ты кур у Мазулихи воровал и жрал ночами, потому что твои чем-то болеть начали. И самогонку дрянную людям впаривал.

Послышалась возня, наверное третий взял за грудки первого. Во всяком случае, так показалось Азарю.

– Ты что несёшь, паскуда? Одно дело самогон передержать, а другое девку насильничать!

– Ты поори погромче, а то ещё не все слышали! Значит, ты не с нами? Ну и чёрт с тобой! Ярро, а ты?

– Слушай, я не знаю, – пропищал второй. – Это как-то… Давай, мож, подождём, когда Нега в возраст войдёт? Её-то всяко любому можно будет. А Грая… Ну, это ж Грая!

– Вот заладил, как ненормашка! Да ничё ей не будет, Грае этой. Ну, помнём её малость. Руки-ноги целые останутся, чё как… Вот, тоже мне, проблему нашли. Ну, а Макланега вырастет, там посмотрим.

В таком духе они препирались ещё некоторое время.

Азарь понял, что он либо вот прямо сейчас встанет и покажется этим троим, а там хоть трава не расти, либо околеет от мороза.

Не успел.

Весьцы кое-как между собой столковались. Второй назвал весь этот разговор паскудством и ушёл. Двое оставшихся пришли к выводу, что вдвоём они даже лучше сойдут за залётных сказочников и пошли искать несчастную Граю.

А у Азаря теперь стоял более сложный выбор, что ему делать?

Спасти Граю – стр. 189

Предупредить Лугина, что против них зреет заговор – стр. 220

Азарь махнул рукой на беглецов – пусть себе. В конце концов изнасилования уже не будет, а у самого Азаря здесь куда более важное дело нарисовалось: он наконец-то напал на след чего-то интересного! Тем более что, кажется, именно для этого он и морозил задницу всю ночь, рискуя так и остаться в сугробе.

А шестёрка незнакомцев по ту сторону забора в это время взмахнула руками, синхронно и слаженно, как на выступлении в бродячем цирке.

И перед ними вспыхнул ещё один факел, чьи неровные контуры наслаивались друг на друга и источали слабое холодное сияние.

Ступайте на стр. 180

– Врёшь! – процедил Азарь сквозь зубы. – Не уйдёшь!

Не теряя времени, он метнулся следом за беглецами. Его интересовала не столько девка, сколько этот Брячеслав. Недоноску не хватило благоразумия, чтобы остаться и во всём повиниться перед родителями и старостой. Да хоть бы перед самой Граей нормально извинился, пёс шелудивый. Без этих своих «я не виноват» да «меня заставили». Сказал бы как мужик: так, мол, и так, краса твоя ненаглядная совсем с ума свела, не сдюжил, бес попутал, заглажу, скажи только как. В ноги бы ей упал. А то лучше бы вообще защитником сделался, от других таких лихоимцев отныне берёг. Так куда там? Сбагрить вину на кого другого – конечно, это всегда проще.

Азарь терпеть таких не мог. Его с души воротило от подобного рода существ, по недомыслию всех богов – старых и новых – именуемым мужчинами. Какие они мужики? Тьфу! Дерьмо собачье.

Так или примерно так размышлял Азарь, пока пытался заново взять след беглого Брячеслава. Однако тот или от страху сделался умнее и сумел куда лучше замести следы, либо – что куда вероятнее – после него тут успел пройти кто-то ещё.

Пока Азарь терял время и разглядывал подозрительные малиновые факелы посреди улицы, негодяй успел скрыться.

Чёрт возьми, факел!

Азарь мысленно обругал себя за то, что потерял много времени, так при этом и не найдя проклятого насильника. Да и на кой бы он ему понадобился сейчас? Да и девица узнала негодяя. Коли убежали, так и пусть себе – с ними, в конце концов, можно разобраться и днём. Днём даже лучше – чтобы местные видели, что чужак не чинит беззакония и самоуправства, а напротив – ищет справедливого суда у старосты.

И Азарь опрометью бросился обратно, пока неизвестные кудесники не погасили свой волшебный цветок.

Ступайте на стр. 180

Лугин несколько мгновений смотрел на ученика, видимо решая про себя, что сейчас будет важнее, а потом кивнул:

– Ты прав, медведь весьма любопытный. Неплохо бы узнать, сколько ещё таких симпатяг может бродить по этим лесам, малыш.

Азарь кивнул.

Странствующие философы пригнулись и, стараясь двигаться как можно тише, последовали за косолапым. От зверя они держались на весьма почтительном расстоянии, Азарь едва мог его разглядеть, а скверное зрение старого философа и вовсе не справлялось.

Медведь, как назло, ломился самыми чащобами, через такие непролазные дебри, что философы выбирались кое-как, иной раз на четвереньках. А то Азарю бывало и приходилось вытаскивать откуда-нибудь застрявшего Лугина. Периодически они производили столько шума, что удивлялись, как Потапыч их ещё не обнаружил.

Как и следовало ожидать, через какое-то время они упустили загадочного зверя. Огромная серо-бурая туша не просто исчезла из поля их зрения, а от неё даже не доносилось ни звука.

– Кажется, нас заметили, Луги.

– Сплюнь!

Азарь красноречиво уставился на учителя, который как раз находился у левого плеча своего молодого спутника. Старый философ посмотрел с такой укоризной, что парню не оставалось ничего другого, кроме как вскинуть ладони перед собой – дескать, я молчу.

Несколько мгновений друзья выжидали. Они как могли напрягали зрение и слух, но осенний лес дремал в абсолютной тишине.

Азарь осторожно пошёл вперёд. Он проходил абсолютно бесшумно даже там, где вдоволь валялось полусухого валежника. Со стороны создавалось впечатление, будто Азарь вообще парит, не касаясь земли. Чего нельзя было сказать о его спутнике. Старый философ умудрялся трещать и шуршать даже там, где ученик прошёл бы и пьяным в стельку, не издав ни звука.

– Луги, ты сам как медведь в посудной лавке! – шипел на него ученик.

– Я посмотрю, как ты в моём возрасте будешь по лесам шарохаться!

– Луги, я до твоего возраста не доживу!

– Это да… Дай бог, если до лета дотянем.

– Ну, спасибо, старая перечница!

След был чёткий. Он вёл Азаря ещё полверсты, а потом резко разделился и пошёл в разные стороны, как будто из одного медведя резко стало два.

Азарь встал как вкопанный и весь подобрался.

– Ты чего? – удивился Лугин Заозёрный, не видевший для такого поведения никаких причин.

– Нас окружили.

И тут с глаз будто сдёрнули покрывало.

Медведей было штук десять или двенадцать. Они обступали философов практически ровным кругом, и все при этом стояли на задних лапах.

– Зачем вы явились в наш лес? – проревел косолапый, что стоял прямо напротив Азаря. – Вы хотите отнять слёзы?

Азарь и Лугин переглянулись.

– Мы просто заблудились, – затянул привычную волынку Азарь, – вообще не местные. Порядков тутошних не знаем. Сирые и убогие.

– Нам своих слёз хватает, – поддакнул учёный.

Медведи походили друг на друга как капли воды, взгляд не мог отыскать у них хоть какого-то отличия. И все смотрели одинаково свирепо.

– Вы тут не больно-то, не на дураков напали! – гаркнул медведь и упёр передние лапы в боки. Азарю много раз так говорили.

Обычно это означало, что нарвался он как раз на полного идиота. А косолапый продолжал: – Всякому известно, что лысые живут по ту сторону ручья, и у вас пятнадцать дворов. Какие, к лешему, местные и не местные, когда вы все кучкой живёте? Провести нас вздумал?!

«Нас! – подумал про себя Азарь. – Во множественном числе». Молодой всё это время гадал, в самом деле ли их окружили или это всё иллюзия и дело придётся иметь всего с одним?

Остальные в это время заохали-заахали, окончательно отметая последние сомнения.

Все медведи были настоящими.

– А ты, видно, и впрямь не дурак! – Азарь подмигнул своему косматому собеседнику. – Редкая удача встретить такого же разумного, как и сам. Даже среди медведей.

Косолапый горестно покивал:

– Твоя правда, лысый. Я из них тут самый умный и уже порядком намучился. Не хотят, понимаешь? Ничего не хотят. Я им книги даю мудрые, а они мне: «Не комовское это дело, – говорят. – Нам-де малинки бы запастись впрок. Да и зима на дворе, негоже нам не спать по зиме, – говорят». А я тут у вашего брата подглядел, как с горки кататься. Сам бывалоче кору приспособлю и айда! – Вдруг опомнившись, медведь нахмурился и снова напустил грозный вид. – Так зачем пожаловали?

– Я же говорю, мы шли через лес много дней и заблудились…

– Мы странствующие учёные, – перебил Азаря учитель. – Философы. Меня зовут Лугин Заозёрный, а это вот мой ученик – Азарь. Я изучаю различные культы, религии и верования. Слышал, в ваших лесах живёт настоящее языческое божество. Это правда?

Азарь вылупился на учителя, словно впервые увидел.

– Вы пришли убить Позвида? – насторожëнно спросил медведь.

– Мы не собираемся никого убивать! – нахмурился учёный. – Мы просто хотим узнать, что это такое. И правда ли оно существует.

– Существует, – обронил медведь.

На какое-то время воцарилось молчание. Медведи тихо стояли и частью смотрели себе под задние лапы, а частью хмуро переглядывались между собой. Тот, что разговаривал с людьми, тоже опустил глаза.

– Ладно, – наконец решился главный. – Вам правда не нужны слёзы?

– Да на что нам ваши слёзы-то? – выпалил Лугин Заозёрный.