Текст книги "Снегодность"
Автор книги: Павел Быков
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Павел Быков
Снегодность
© Быков П. Н., 2019
© Говорухин С. В., фотографии, 2019
© OOO «Дрим Менеджмент», 2019
* * *
Люди пьют от неуюта,
Занимаются любовью
В юртах, комнатах, каютах,
Держат свечку в изголовье
И ещё заводят кошек –
От того же!
Люди ходят по бульварам,
Забавляются стихами.
Хохлома на самоварах,
Там деревья.
Облаками
С давних пор барыжат в Гжели –
Осень в деле!
Люди знают то, что даже
И не выразить словами.
Мир зимой обезображен
Будет скоро. Между нами…
Между ними… Между всеми
Стынет время!
Люди пьют, как пионеры —
Стойкость в деле и упрямство
На пороге новой эры –
Что-то вроде постоянства,
Что-то вроде чувства меры.
От тепла тепла не ищут.
Чувства – пища!
Люди пьют, когда бездомны,
Когда хвост с кобылой порознь,
Когда очень чётко помнят
Чей-то выдох, чей-то голос,
Чью-то искреннюю руку…
Смерть да скука!
* * *
Все наши мысли –
Синонимы к слову
"февраль"…
В. Котляров
В этом городе есть всё, что нужно для сна.
В этом городе есть всё, что нужно для зла.
В этом городе куры ведутся на смех.
Сколько помню себя – в этом городе снег!
Сколько помню себя, в этом городе нам
Одного не хватало – за шторой угла
Для простых неизбежных по жизни утех.
Сколько помню себя – в этом городе снег!
Заметало дорогу и чью-то ладонь,
Заметало в блокаду, в эпоху корон.
Докричаться сквозь снег каждый очень хотел:
Звуки рвались надрывно, надсадно из тел —
Голосов миллиарды – охрипший огонь –
Генетический яд – льда отчаянный стон!
Но никто докричаться до неба не смог –
В этом городе снег – и исток, и итог!
* * *
Осень – жёлтая газета.
Время старых новостей.
Где мой город – город лета,
Город радостных детей?
Жизнь стара. Заройся в тряпки
Догнивающей листвы.
Говорят, дела в порядке —
Рыба тухнет с головы.
Нет звенящих настроений.
От тоски сойди с ума!
Осень – только сны и тени,
Ржавью вяжущий туман.
Прочитай в газете «Осень»
То, что знаешь ты и так:
В силе глиняных колоссов
Сомневается вода.
В пене дней все липко, лживо.
Сердце – выжатый лимон.
Вспомнишь тайну перспективы —
Пробегись за горизонт!
Станешь нищим – не пытайся
Изменить свою судьбу,
Никогда не огорчайся,
Если бедным назовут.
Станешь нищим – значит, снова
Умирай, ищи уют…
Дождь идёт по спинам кровель —
Люди спят – напрасен труд!
Догорает год. Сентябрь.
Сны наружу. Самосуд.
Мысль кислее первых яблок.
Перемен нигде не ждут!
* * *
Всё, что было на свете – не продам, не отдам:
Возвращение в мыслях к своим берегам.
Возвращение в мыслях, и только затем
Человек забивает в свой берег тотем.
Берега – наша плоть, наш потерянный дом.
Берега – в мире каждый грустит о своём.
Только бежевым лентам – магнитам души –
Доверяется старые раны зашить.
Каждый выберет берег по вкусу его —
Измеряется вечность длиной берегов.
К Пенелопе вернётся в свой срок Одиссей.
Жатва будет, конечно, ты только посей.
Нет жар-птицы на свете, аргонавтов, руна —
На краю у вселенной золотится волна!
В городах ничего кроме камня и снов,
Города, словно камни, нас тянут на дно,
Потому человек обретает покой,
Где землёй достигается встреча с водой!
Всё, что было на свете – не продам, не отдам.
Ветер дует над миром. Ветер – это я сам.
И как тысячи грустных угрюмых людей,
Я упрямо стремлюсь возвратиться к воде.
* * *
По улицам энного года,
В каком-то по счёту столетьи
Ходили счастливые люди
И верили: жизнь хороша,
А рядом в пустых кабинетах
Готовили черные списки
И знали – кого-то, как спичку,
Сломают уже через час.
Менялись соседи по дому,
Привычно о них говорили:
Опять на бессрочную стройку
Уехала ночью семья.
Никто не смекал о масштабах
Войны государства с народом,
Все славили сердцем успехи
И лучшего в мире вождя!
* * *
Видя, как царь ахинею несёт.
Слыша из форточек: "ВЕРЬ!",
Страшно представить, семнадцатый год
Я понимаю теперь.
Я понимаю, конечно, и то —
Будто бы взял, подсмотрел —
Первым меня красный неуч в пальто
Вёл бы вперёд на расстрел…
* * *
Отныне Родина грустна!
Во веки ли – какая разница!
Нас потянуло к старым снам,
В которых правит несуразица.
Любой абсурд вообразим
До той поры, когда прикручивать
Решат к башке потёртый нимб,
Цитируя неверно Тютчева.
Всё повторяется, как мат.
Из года в год – тысячелетие.
И горе так же от ума,
И люди – те же междометия.
Когда захочется мясца
И лобным местом в кровь заныривать,
Успеть припомнить бы, что царь
Здесь не важнее неба синего,
Успеть припомнить бы – границ
Не существует и в помине здесь.
И успокоиться б одним:
Что выпадет – принять и вынести.
Понять особенную стать
России – родины-разлучницы
Здесь не выходит, а опять
Ей слепо верить не получится!
* * *
Сны не меняются в целом веками.
Это – упрямое качество снов.
Город – монгол с золотыми зубами,
Едким налётом больных куполов!
Щурится солнцем хитро исподлобья –
Из-под угрюмых невзрачных небес.
Как смотрит врач над твоим изголовьем,
Если не можешь ты справиться без
Нужных лекарств и прописанных ампул.
Точно ведь так же инкогнитостьтерр
Воет, болеет – разбитые лампы,
Серые стены: вот весь интерьер!
Щурится зло этот город так долго —
Влёт не понять, где здесь свой, где чужой.
Скажешь, что против, и будешь оболган!
Скажешь, что за, и, считай, прокажён!
Город нам всем наказал своё ханство,
Лишь для проформы улыбка его,
Те же рабы, окормлённая паства,
Каждый успеет нажить себе горб!
Знаешь, свобода тебе померещилась:
В скотном дворе априори удой!
Можешь для вида напрыскать на вещи лак —
Были и будем до смерти Ордой!
* * *
Кириллу Серебренникову
Не важно, что было, не важно, что будет.
Не важно, кто истинно вор.
Легко объясняют обманутым людям:
Один у страны режиссёр.
Сюжеты его примитивны до жути,
Подобны приёму дзюдо.
Даёт нам понять режиссёр, что по сути
России не светит УДО:
"Хотите бороться с коррупцией, черти? –
Устрою спектакль, скандал,
Я с тем, кто погладить себя против шерсти
За жизнь никому не давал.
Кто в горле стоит так уверенно костью,
Что тошно от силы его…"
Добавил ещё постановщик со злостью,
Влупив по столу кулаком:
"Культуры, свободы в стране слишком много,
Срывает на скрепах резьбу…"
От этих сюжетов главрежа сам Гоголь
Опять завертелся в гробу.
* * *
Нами, возможно, могла бы
гордиться страна,
Но мы живём, под собою
не чуя страны…
В. Котляров
Мы дожили опять до тишины.
Доносы узаконены и в моде.
Мне страшно жить… Безумие страны
Нашёптывает, что я инородец
И иноходец… Очень страшно жить…
На мысли смотрят сквозь кривую призму.
Любое слово против этой лжи
Теперь легко равняют к эстремизму.
* * *
Неровно капает слюна
На дно маршрутки.
Мне снится РО-ДИ-НА. СТРА-НА!
С ней плохи шутки!
Всех побеждает, и ещё
Во всём быть первой
Стремится, предъявляя счёт.
Играть на нервах
О-ТЕ-ЧЕСТ-ВО умеет так,
Что каждый скажет:
"Какого хера?", "Вот зе фак?",
"Ведь так нельзя же!"
Неровно падает слюна,
Маршрутка едет
По безысходным пробанам
В краю медведей…
* * *
То ли мрак, то ли серп,
То ли молота бой –
Праздник содранных верб
Не во мне. Не со мной…
Все хотят, урожай,
Чтобы был до краёв.
Заговорщицкий рай,
Чей-то ор "ё-моё",
Чей-то ступор в сердцах,
Чей-то ветер в степи –
То ли снова Песах,
То ли в идолах пир.
Плодоносит земля
Столько тысяч веков!
Ей любой новый пляс –
Непокой…
Ты пойми-разбери,
Расплети узелки:
От двери до двери
Одиноки шаги.
Гул моторов и сон:
Полуявь, полубред.
Как прививка – загон,
Что съедят на обед.
На размен в кошельке
Мелочь краденных слов.
Во вселенской тоске
Повезло, понесло…
* * *
Сын плотника беззубый и босой
Летел к кресту
Подхваченный подмышки,
По-нашему сказали б – это вышка,
Крестом бы был под током крепкий стул.
И было ему где-то тридцать три,
По-нашему – немного и немало,
И был он палестинским Че Геварой
И антиглобалистом, видит Рим.
От веры в чудо было до меча,
Столь неумело вложенного в руку,
Недели две.
А дальше промолчать —
Шанс на свободу значило профукать.
И был готов тушить синедрион
Пожар востока внутреннего моря.
Для власти в очерёдности историй
Потеря власти – очень страшный сон
Никто не свят.
Дописывать слова —
Работа не соратников, но трусов.
Украшенная тёрном голова
Поникла.
Как обидно то, что сдулся
Тот, кто кричал, выпячивая грудь,
Ещё вчера: "Пойду с мечом бок о бок!"
Им имя легион.
Когда-нибудь
Их вспомнят преломляющими сдобу.
Ну, а сейчас сын плотника вдохнул,
Насколько оставалось сил в нем, небо,
И пульс затих,
И проиграл войну
Тот, кто делился накануне хлебом.
Парадокс Африки
(СелестенНьонизижийе, пер. с фр.)
Казалось мне, что ад – иллюзия во сне:
Горячий край любви, сияющий ожог,
Смех, превращённый в плач, мир, тонущий в войне,
Свирепый диссонанс, кровавый парадокс.
Мир, созданный для птиц, поющих в унисон
С теченьем диких рек, волнующих людей,
С зеркальностью озёр, куда гляделся он,
Был тьмоюпоражён, кричал, что он в беде!
Под барабанный бой взрывающихся бомб
Сонм ангелов во сне из хижин шёлвперёд,
Чтоб в танце дать отпор тому, кто не знаком
С весельем и хранит пружины зла завод.
Оружие врага подписано, на нём
Всего одна строка: "Власть – ароматный яд".
Но ангелов тела, слепящие огнём,
Заставили врага к чертям бежать назад.
И как бы я от сна очнуться ни хотел,
Сон дымом приковал к себе, спешил забрать
И памяти моей сказал: он – явь, и здесь
Свобода на крючке, мой осаждённый рай!
* * *
Ещё два месяца до смерти –
Идти к морошковым опушкам.
Хотите – этому не верьте,
Но в жёлтом доме курит Пушкин,
Ногтём вскрывает он конверты,
Любуется небрежно Мойкой,
Пером играючи он вертит,
Задумав новую попойку,
Подумав с жаждою о бабах
...
конец ознакомительного фрагмента
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?