Текст книги "Под одним солнцем. Рассказы, очерки и эссе"

«Но… как же так? Ведь это значит, что он… повернулся!», – осенила меня кошмарная догадка. – «Значит, он следит за мной!».

Что же делать? Как уйти? Как избавиться от него?

И тут меня озарило!

Я поднял вперёд правую руку и трижды перекрестил одноглазое наваждение. Потом, крестя себя, медленно закрыл глаза и немного сбивчиво тоже три раза прочёл молитву «Отче наш».

Когда я неуверенно разомкнул веки, дома уже не было.

Ведьмино болото

Собрался я как-то за клюквой пойти. Уже ударили первые заморозки, и по всем приметам было самое время собирать эту целебную ягоду.

Накануне приготовил ведро, одежду, еду, спички, сунул в карман бинт и пузырёк с зелёнкой – на всякий случай. Потом сходил в дровяник и принёс пару болотоходов, сплетённых из молодых берёзовых прутьев. Всё аккуратно сложил до завтрашнего утра, и остаток вечера провёл в тепле избушки.

Забавно потрескивала полешками гудящая печка. Было похоже, словно за чугунной дверцей идёт самый настоящий бой: вот стреляют из винтовки, вот отчётливо бахнула пушка, и, визгливо жужжа, пронёсся раскалённый снаряд, что-то зашуршало, обрушилось от его падения, и снова треск, свист, гудение – и всё это озаряется пышущими языками пламени, бросающими блики сквозь резные отверстия дверцы на тёмные стены.

Уже стемнело, а я так и не зажёг свет. Молчаливо сидел за столом и мысленно перебирал в уме: всё ли приготовил, чтобы идти завтра за клюквой. И вдруг из закоулков памяти неожиданно всплыл давний случай, когда я тоже пошёл на болота за этой ягодой.

Загадочная тогда со мной история произошла.

Я в то время ещё молодой был. Года два прошло, как в избушке таёжной стал жить. В ту осень клюквы на болотах видимоневидимо было, словно её нарочно кто рассыпал.

А есть тут у нас километров за восемь гиблое место. Ведьмино болото. Его все в округе знают. Много людей затянуло. Дурная у болота слава. И воздух, говорят, над тем местом нехороший. Одурманивающий.

А я по своей глупости, храбрости напускной решил пойти именно на Ведьмино болото. Набрать клюквы, а потом перед всеми побахвалиться: вот, мол, Ведьминого болота не испугался, был там, да ещё и витаминов полное ведро принёс. Ох, дурная голова!

Ну вот, отправился, значит, и никому не сказался, в какое место меня чёрт понёс. Сейчас вспоминаю: какой же самонадеянный был. Сколько мне, двадцать семь, что ли, было? Да, так, вроде.

Пришёл на болото. Осмотрелся. Место, и правда, не из приятных. Около берега лес мёртв, ни одного живого деревца или кустика. Само болото в небольшой впадине: шагов четыреста в длину и примерно с половину того в ширину. Мрачное место, одним видом угнетает.

Тут я первый раз оробел. Но поколебался и решил: не уходить же обратно, коли пришёл. И к тому же какой-то странный навязчивый азарт охватил меня, когда глядел на болото. Невиданно огромные, как крыжовник, сизо-рубиновые бусины клюквы очаровывали, неудержимо влекли к себе, щекотали взгляд тусклым спелым блеском.

И вот я ступил на моховой ковёр Ведьминого болота. Боже мой! Под упругим настилом от ноги сразу побежала едва заметная пологая волна. Меня слегка качнуло, будто я находился в лодке. Надо быть начеку. Осторожно ступая, продвинулся ещё на пять шагов. Остановился, поглядел на болото, на мёртвый лес.

Что-то было не так! Корявые скелеты деревьев почему-то медленно поднимались вверх! Росли!

Страшная догадка толкнулась в голову. Я метнул взгляд к ногам. О, ужас! Тонкий слой сфагнума прогнулся подо мной в глубокую воронку, которая продолжала заметно вдавливаться вниз, и сквозь мох сочилась наверх грязная жижа. Она покрывала болотные сапоги уже выше щиколотки и медленно, но неуклонно поднималась, а под моховым настилом что-то отвратительно забулькало и тихо зашипело, пробираясь наружу.

Я невольно вскрикнул и вдруг всем телом ощутил: подо мной – бездна! Меня охватил животный страх. Какое-то мгновенье даже не знал, что делать. Страх сковал ноги, тело предательски ослабло.

А мох всё больше продавливался, и, казалось, он вот-вот разорвётся, и Ведьмино болото поглотит меня.

Я отчаянно рванулся вперёд и, не помня себя, пошёл, но не к краю болота, а в его центр. Главное было – уйти от коварной ловушки, где бесславная гибель уже дышала в лицо.

Наконец набрёл на более твёрдый участок почти в середине болота, остановился и с облегчением перевёл дух. Пот застилал глаза, от недавно пережитой опасности тело безостановочно била нервная дрожь. Я бессильно повалился под единственную на болоте чахлую умирающую ель и впал в забытьё.

Через какое-то время пришёл в себя. За эти минуты небо успело затянуть тяжёлыми тучами, а на болото невесть откуда опустился небывало густой туман. От самого болота тоже поднимались слабо колыхающиеся струйки желтоватого пара. В воздухе, и правда, появился какой-то давящий смрадный запах, о котором нередко поговаривали люди, когда речь заходила о Ведьмином болоте.

То, что случилось дальше, принято считать по науке за самовнушение, за навязчивые видения под давлением страха – может быть, но я так думаю, что это всё от действия паров или газов, которые из болота выходят.

Так вот. Лежу, значит, – опамятовался. Вдруг слышу: где-то за пеленой тумана – стоны! Протяжные, мучительные! И совсем близко, но не видать. У меня внутри всё словно оборвалось! Выходит, я не один на Ведьмином болоте! Насторожился. А сердце до того сильно стучит, что, кажется, слышно его шагов на десять. Вокруг туман сгустился, даже туч не видно. И так-то мне нехорошо на душе стало. А стоны опять. И уже ближе! И различаю, что не мужик, а женщина стонет. Страдальчески, глухо, словно из утробы стон идёт.

Вдруг вижу: далеко в тумане какая-то более плотная тень движется. Плавно так. Покачивается. И чувствую, что приближается. У меня даже волосы дыбом поднялись, как шерсть у зверя. И деваться – никуда не денешься! Приподнялся на локте, дыхание затаил и гляжу во все глаза. А тень всё ближе и ближе, будто плывёт по воздуху, и недобрым холодом от неё веет. Вокруг туман клубит, и стоны уже в нескольких местах слышатся, с хрипотцой. Жутко мне стало! Вот, думаю, влип! Прямо к нечистому в лапы!

Вижу, а это самое пятно, тень-то, в человека вроде как превращается. Вот руки вылезли, сверху голова с шеей расти начали. Гляжу – дева какая-то. Вся, словно из тумана, в одеждах белых, волосы светлые в беспорядке по плечам распущены. Идёт ко мне бесшумно, словно крадучись. Всё ближе, ближе. А я не то, что отползти – крикнуть уже от оцепенения не могу! И сердце – бум-бум-бум-бум…

И вдруг протягивает она ко мне длинную руку, не доходя шести шагов, и манит к себе иссохшим крючковатым пальцем. Попытался было вцепиться глубоко в мох, но какая-то неведомая сила сорвала меня с места, подняла на ноги, и я неуклюже пошёл за девой, как магнитом притянутый.

Могу побожиться: никогда ещё не встречал дев такого обличия. Это была воистину лесная дева. А, может, и сама хозяйка болота – ведьма. Это, скажут, выдумки, сказки, но ведь я видел! Своими глазами видел!

Так вот, иду за ней, как на привязи, а она всё меня пальцем манит. И глаза у неё такие нечеловеческие: одни белки! Выпучены, не мигают! И взгляд особенный: всасывающий, пожирающий!

И, страшно вспомнить, в довершение ко всему она… улыбалась! Это была дикая застывшая улыбка. Улыбка сумасшедшей, с хищно оскаленными зубами.

Она неестественно покачивала угловатой головой и отступала назад. В трясину. Неожиданно ведьма (я уже не сомневался, что это именно она) остановилась, опустила руку с продолжавшим манить пальцем, запрокинула голову и утробно засмеялась: хы-ы-хы-ы-хы-ы-хы-ы-ы-ы. Одновременно с этим одежда мягко соскользнула с её плеч и растворилась в тумане. Она предстала полностью обнажённой, и её тело было пугающе прекрасно.

Быстрым движением ведьма обхватила ладонями могучие груди, сильно сдавила их и зажмурилась от одного ей ведомого наслаждения. Из крупных сосков тугой струёй выпрыснула тёмная жидкость, попала на мох и бурно зашипела, пуская густой жёлтый пар. Мох словно выгорел, на его месте зияло окно трясины. Ведьма злорадно рассмеялась, довольно поглаживая массивные груди, и вдруг – пропала, бесследно растворилась в неподвижном тумане.

Долгое время я находился в глубоком оцепенении и ничего не видел вокруг себя. А между тем тучи стали расходиться, и выглянувшее солнце подняло тяжёлую завесу тумана над болотом. Наконец, я стал узнавать предметы и вспомнил, что со мной было. Но всё это казалось дурным сном, хотя я всё так же находился на пресловутом болоте и стоял шагах в двадцати от чахнущей ели, невдалеке от рваной дыры трясины. Пустое ведро, о котором я совсем забыл и всё это время не вспоминал, было по-прежнему крепко зажато в правой руке. Так, что я перестал чувствовать его деревянную ручку.

Глубоко и облегчённо вздохнув, я поспешил уйти с Ведьминого болота. Кто знает, какая ещё напасть может прицепиться.

Осторожно ступая по дрожащему хлипкому слою мха, я и не подозревал, как коварно Ведьмино болото, и что его хозяйка вовсе не намеревается меня выпустить. Да и само болото, я уверен, было живое и уже давно обозлилось оттого, что его жертва так долго не сдаётся. Страшно было ощущать под ногами его затаённое алчущее дыхание. То и дело из-под мохового одеяла доносились приглушённые, навевающие ужас звуки.

Я уже дошёл до края болота и занёс было ногу, чтобы ступить на твёрдый берег, как кромка мха подо мной предательски продавилась и мгновенно ушла в чёрную гнилую трясину.

Я стал стремительно погружаться в вязкую пузырящуюся муть. Холодный сжимающий страх вновь мгновенно навалился на меня. Боженька, помоги!

Судорожно метался я ошалелым от паники взглядом по низкому берегу, пытаясь ухватиться за любую кочку, способную помочь. И вдруг увидел берёзку, которая, словно желая выручить, протягивала сверху свои ветви.

Чудом, в последнее мгновение сумел ухватиться за протянутые «руки помощи»! Изо всех сил подался вперёд. Снизу будто десятки рук уцепились за ноги. Если бы ветви не выдержали и обломились, я пропал! Болото урчало и чвокало, словно не желая отдавать уже по грудь затянутую жертву. Его грязные языки липко цеплялись за одежду, но всё же медленно сползали.

Не оставь, Господи! Я сделал ещё одно неимоверное усилие. Болото продолжало тянуть вниз, выпускало из себя сотни маленьких пузырьков, которые противно и зло лопались за спиной, но уже не могло справиться. Я хотел жить, я побеждал.

Измученный, до подмышек в скользкой болотной грязи, я, наконец, выкарабкался на берег, обхватил свою берёзку-спасительницу и… зарыдал. Словно что-то оборвалось внутри меня. Рассудок, казалось, ещё не верил, что я остался жив.

Продолжить путь к избушке получилось только часа через два – слишком велико было потрясение. Почти всё это время я просто лежал возле берёзки и благодарно молился Богу. Возвращался уже без ведра, оно-то и стало добычей Ведьминого болота.

С тех пор обхожу его стороной. Боюсь. Второй раз живым ни за что не отпустит. Клюкву только на хорошо знакомых болотах собираю. И таёжные законы изучать стал досконально. Потому как в тайге незнающему или глупому храбрецу очень легко сгинуть, порой и следов от человека не остаётся. Тайга – это огромная страна. Тайга – это тайна.

Поединок

Нынешняя северная осень была необыкновенно милостива к людям. Весь сентябрь простоял тёплый, солнечный и сухой. За месяц пролилось лишь три дождя. Весёлый сентябрь! Быстро выплакался!

Вот и начало октября было тихим и безоблачным. Только холодные ночи да уставшее греть и всё ниже поднимающееся над горизонтом солнце напоминали, что скоро нагрянут большие перемены: небо затянет неповоротливыми мрачными тучами, светило надолго скроется, утонет в их пасмурной угрюмой стране, на землю ляжет снег, а тайга нарядится в искристый лёгкий иней – придёт косматая вьюжная зима.

А пока взгляд радовала чудесная погода. Прошёл листопад, и неба в тайге стало больше. Сквозь оголившиеся ветви деревьев сочилась последняя голубизна, взгляд глубже простирался в лес, всё вокруг становилось полупрозрачным, воздушным, просторным, и от этого дышалось легче.

Вечером тайга преображалась. Купаясь в лучах заходящего солнца, она была похожа на прекрасную девушку, плывущую в мягких волнах света, в прозрачной невесомой фате вечерней дымки.

В один из таких вечеров я сидел за самодельным столом в своей охотничьей избушке и, подперев голову рукой, глядел за окно на пожелтелую лужайку.

Воспоминания унесли далеко-далеко от действительности. События прошлого причудливо переплетались между собой, наслаивались друг на друга, и уже только короткие обрывки былого проносились в голове, увлекали всё дальше и дальше в пучину памяти. Я незаметно забылся и, видимо, задремал.

Проснулся резко, как от толчка. Лицо было в обильном жарком поту. Я мучительно застонал.

«Опять этот сон…».

Тело пробивала сильная дрожь…

Никак мне душа одного зверя покоя не даёт. Во сне приходит и укоряет.

Виноват я перед ней. Страшно виноват.

Лет пять назад это было. Волков тогда много развелось. По ночам в деревни заходить стали, овец задирать.

Тайга в тот год скудная была, еды волкам не хватало, вот и осмелели. Один охотник издали стаю видел, больше двадцати насчитал. Большая стая. Поэтому тогда и разрешили массовый отстрел и ловлю серых хищников.

А у меня в окрестностях избушки тоже, что ни ночь, то вой. Зловещий вой, жуткий. Решил капканы ставить. Насторожил с десяток. Замаскировал так, что и век не найдёшь, если место забудешь.

На следующий день пошёл проверять.

Зима необычайно сильно запаздывала. Уже самый конец ноября, а снега до сих пор толком не выпало. Иногда пролетали редкие снежинки, но и те скоро таяли на ветвях деревьев и ноздреватых мхах. Впрочем, было достаточно холодно, особенно ночами. Воздух неподвижен и колюч, а небо днём представало взору пустым и блёклым. Промёрзлая земля при ходьбе глухо стучала под ногами.

Тихая заводь недалеко от избушки постепенно покрылась прозрачным толщиной в два пальца льдом, который приятно и звучно гремел, если бросить камешек, а середина речки благодаря стремительному течению была ещё свободна от ледяной корки и темнела на фоне берегового припая.

Ещё издалека увидел запомненное вчера место с первым капканом и разглядел, что палые листья и мох вокруг сильно разворочены. Ускорил шаг. Когда подошёл ближе, заметил много пятен замёрзшей крови, которые буро темнели тут и там. Капкан был захлопнут. Зубастыми стальными челюстями он что-то крепко сжимал. Я наклонился и с усилием раздвинул створки.

Там находилась часть лапы.

Но это была не волчья лапа. Я внимательно осмотрел её. Обрубок величиной с ладонь взрослого человека был покрыт светлой рыжеватого оттенка шерстью. По всей видимости, лапа у зверя весьма мощная и широкая. Сильная лапа. Конец обрубка обрамлён густыми жёсткими волосками, в которых прятались острые тускло блестящие когти.

Я почти сразу догадался. Рысь! Это была лапа взрослой рыси. Когда осмотрел место внимательнее, увидел валяющийся рядом сломанный жёлтый клык и пришёл к выводу, что это не капкан перебил лапу полностью, как подумалось вначале, а сама рысь долго боролась с жестокой ловушкой в попытке освободиться, отчаялась и… перегрызла лапу, намертво зажатую в зубьях капкана.

Я напряжённо вздохнул, покачал головой и пошёл дальше, к другому капкану. На душе было неспокойно. Шёл и думал о рыси. Представлял, как она рычала, попав в капкан, как по-звериному плакала от боли, когда перегрызала покалеченную лапу, потом торопливо хромала прочь, оставляя на земле кровавые следы, и спешила скрыться глубоко в тайге, чтобы там залечивать незаслуженную рану.

Так я шёл минут десять.

Неожиданно стало не по себе. Я испытал внезапное ощущение, будто кто-то смотрит в спину, и мгновенно развернулся. Повинуясь неприятному чувству, стал пристально вглядываться в ближние густые кусты ольхи. Силился понять, что же заставило интуитивно оборотиться?

Ничего не увидел, хотя явно чувствовал чей-то тяжёлый пристальный взгляд. Дыхание стало неровным. Я сдвинул брови и напряжённо сжал губы. На лбу выступила горячая испарина. Взгляд непроизвольно вперился в большой ветвистый куст ольхи. Не моргая, я шарил по нему глазами и пытался разглядеть непонятно что. Чувствовал, что недобрые токи в мозг идут именно оттуда.

Вдруг в голове у меня помутилось, и я в испуге отшатнулся назад. Сквозь беспорядочное переплетение ветвей на меня с ненавистью смотрели большие хищно блестящие глаза.

«Рысь!.. Та самая!..».

Не помня себя, я нервно вскинул ружьё и стал прицеливаться. Руки противно, предательски дрожали, мушка бегала в прицеле то слева направо, то вдруг ныряла вниз, и я никак не мог сосредоточиться.

Рысь зашипела и слегка двинулась с места.

– Ухходи! – хрипло прошептал я.

В ответ раздалось глухое враждебное рычание.

– У-хо-ди – говорю!

«Р-р-р-р-р-р-ры-ы-ы…».

Преодолевая страх, сделал шаг вперёд. Рычание за кустом прекратилось. Глаза исчезли. Но тишина была ещё напряжённее. Она сильнее сковывала движения, пугала неопределённостью. Я медленно пригнулся и снова стал всматриваться в плотную сеть ветвей – нет, глаз не было видно. Через некоторое время послышался хруст сухих веток шагах в пятидесяти к северу.

«Ушла».

Я облегчённо вздохнул, распрямился и сначала медленно, а потом, не выдержав, всё быстрее побежал обратно к избушке и даже не вспомнил о других капканах.

Мне было жарко. Кожа на лице так и пылала. В глазах то и дело мелькали яркие разноцветные круги и застилали всё остальное, в груди словно полыхал огонь, выжигая изнутри. Я непрестанно оборачивался и не выпускал из рук ружья, боялся, что рысь тайком следует за мной и только ждёт удобного момента, чтобы расправиться за изувеченную лапу.

Словно после изнурительной работы, едва добрался до избушки, последними усилиями отворил дверь и сразу в изнеможении повалился на пол.

Тело было как чужое. Всё ныло, ноги гудели, в ушах стоял пронзительный монотонный звон. Взахлёб билось сердце, и горячая кровь с отчаянной силой, до нестерпимой боли колотилась в виски. Я ощущал, как пот тёплыми струйками стекал по телу. От сбивчивого жаркого дыхания пол около лица сразу стал влажным. Я чувствовал себя загнанной лошадью и очень медленно приходил в себя.

Когда, наконец, отдышался, то попытался встать. С трудом поднялся на дрожащие ноги, доковылял до кровати и тяжело бухнулся на неё.

Проснулся уже глубоким вечером. Часы показывали без четверти одиннадцать.

В комнате не было темно, от окон падал слабый белёсый свет, словно неподалёку кто-то включил фонарь. Я медленно приподнялся на кровати и перевёл заинтересованный взгляд за окно.

Полнолуние. Небо предстало взору чистым-чистым, и крупные незамутнённые дымкой звёзды ярко сверкали на чёрном куполе ночи щедрой золотистой россыпью. Высокий косогор тёмным горбом выдавался на фоне величественного неба. Ледяная гладь заводи матовым пятном отражала свет полной луны, а по не замерзшей поверхности речки игриво сновали серебристые лунные зайчики. Ветра не было, и деревья стояли, словно окаменевшие фонтаны. Ещё более таинственной казалась тайга в полнолуние. Всё вокруг царственно молчало.

Я чувствовал себя более-менее отдохнувшим, но продолжал сидеть на кровати с прикрытыми глазами. Это бывает порой так приятно: замереть в уютной обволакивающей тишине, отрешиться от жизненных передряг и почувствовать полное умиротворение.

Вдруг в этой тишине отчётливо услышал, как что-то мягко упало на крышу. Уж слишком явным был загадочный звук, чтобы не обратить внимание. Я насторожился.

И точно, вскоре удалось уловить, что по крыше кто-то осторожно, крадучись ходит. Волнение вновь вернулось ко мне. Передвижения наверху на какое-то время прекратились. Но вот снова шаги. По скату, шурша, прокатились мелкие земляные крошки. Догадка вспышкой ударила в голову. «Она»!

Тем временем незваный гость, стараясь не нашуметь, стал возиться у трубы. Я бесшумно встал с кровати и напряг слух. Вдруг из дымохода глухо и злобно, издалека, послышалось рычание. Меня будто окатило ледяной водой! Сомнений больше не оставалось: на крыше рысь!

Стараясь не выдать себя, я осторожно подобрал ружьё, которое до сих пор лежало на полу, и бесшумно подошёл к двери.

Сейчас всё стало ясно. Она не оставит меня в покое, пока я жив. Значит, выбирать не приходится. Это – поединок.

Я отворил дверь, пробрался через тёмные сени и вышел под небольшой навес.

Здесь было гораздо светлее, чем в избушке. Спокойный свет полнолуния мягко лился на землю. Луна находилась с другой стороны, и от избушки падал размытый по краям тёмный силуэт. Над крышей выдавалась прямоугольная тень трубы. А рядом замерла ещё одна. Она была прямо надо мной!

Конечно, рысь всё равно услышала мой выход, хотя я был предельно осторожен. Куда уж человеческому слуху тягаться со слухом и чутьём хищника. И теперь уже ждала меня. От реальной близкой опасности по спине невольно пробежал холодок, и я судорожно сглотнул комок страха.

По силуэту было видно, что рысь приготовилась к прыжку и, видимо, выжидала, когда я выйду из-под навеса, чтобы броситься мне на спину и вцепиться зубами в шею. Но я в уме уже чётко рассчитал все действия и только собирался с духом, чтобы начать решающий поединок.

Уловив удачный, как мне показалось, момент, я резко выпрыгнул вперёд из-под навеса, мгновенно развернулся, вскинул ружьё и спустил сразу оба курка, прицелившись в уже летящую в прыжке рысь.

Выстрелы на миг оглушили, и я только увидел падающего прямо на меня зверя с развороченным пулями горлом, из которого на лицо мне хлынула тёплая густая кровь.

Рысь тяжело ударилась в плечо. Я потерял равновесие и грохнулся на спину, машинально загораживаясь руками. Хриплые, хлюпающие звуки, перемежающиеся при выдохе натужным свистом, вырывались из её горла, разорванного выстрелами. Она умирала.

Я неловко отполз на несколько шагов и поднялся на колени. Рысь смотрела выпученными неподвижными глазами. Я ужаснулся её взгляду! В нём были ненависть, боль, отчаяние, горечь. В нём были презрение и жестокий укор мне. Её взгляд говорил: «Ты убил меня, человек! Ты убил меня!».

Боже, как страшно было прочитать эти немые слова в остекленевших глазах! В них было что-то не совсем звериное, что-то… человеческое!

Это испугало ещё больше. Перестало хватать воздуха. Я жадно вдыхал ртом, но его будто не было. Невольно застонал. А умирающее животное дёрнулось в судороге и замерло, продолжая глядеть безжалостным испепеляющим взглядом – взглядом проклятия.

Мох, где лежала мёртвая рысь, оттаял, глубоко пропитался кровью, и в воздухе теперь тоже стоял тёплый насыщенный запах, какой бывает ещё на корале во время забоя оленей.

Я посмотрел на себя. Мокрые липкие пятна крови были на всей одежде, а кожу рук и лица уже стало стягивать застывающими на морозце сгустками. Тяжёлое чувство сдавило меня, и я поспешил покинуть свою жертву.

В первый раз я ощущал себя убийцей.

В ту же ночь приснился кошмар. Будто рысь ожила, вошла, хромая, в избушку и уставилась немигающим взглядом, в котором навсегда застыл укор. Я гоню её прочь, а она по-человечески качает головой и указывает то на изуродованную лапу, то на развороченное пулями кровоточащее горло и с горькой злобой произносит: «Ты убил меня».

С той поры она время от времени приходит в зловещих снах, и я каждый раз испытываю мучительные угрызения совести и что-то ещё тяжёлое и до сих пор неосознаваемое до конца.

С того дня и капканы перестал ставить. Они тоже мрачные воспоминания нагнетают.

Вот она – совесть человеческая. Кому-то всё это трын-трава, а мне всю душу наизнанку вывернула. И как же это я тогда! Может, какой-нибудь другой выход был? Не знаю. Вряд ли. Страшный тогда у нас с рысью поединок был. Беспощадный. Ведь оступись или промахнись я ненароком, и всё, считай, конец пришёл, перегрызла бы мне горло.

Но вот ведь какое дело: даже убив рысь, я не победил её. Она победила меня. Мёртвая живого на колени поставила. На колени перед совестью.

Я проиграл поединок, потому что я человек.