Текст книги "Власть будущего (сборник)"

Пенсионный возраст – сто

Шестьдесят один год – отличный возраст для новой жизни. Стоило мне привыкнуть к отсутствию работы и небольшой пенсии, как рухнуло и это маленькое мещанское счастье.

Запас круп и сахара превратился в пыль, и без того старенький диван, казалось, постарел еще лет на тридцать. Пластиковая карточка с последней пенсией лежала на столе, но единственный взгляд из замызганного окна подсказал: зеленый банкомат «Сбербанка» вряд ли выдаст что-то путное.

На растрескавшемся асфальте стояли сотни машин, словно в один миг попавшие в аварию. А между ними росли тополя и вязы не ниже пятиэтажного дома! И это на главной дороге города!

Первым делом я направился к моему соседу напротив и лучшему другу – Петровичу. У меня были ключи от его квартиры, у него – от моей. Мало ли что может случиться: ключи потеряешь или со здоровьем плохо станет, что и до двери не дойдешь.

Под ногами хрустнули осколки стекла. На верхней площадке лежала ввалившаяся в подъезд прогнившая рама. Пол покрылся слоем грязи, будто в доме никто не жил. Я постучал ради приличия в дверь напротив, но тишина ответила только коротким эхом моих ударов. Я засунул ключ в скважину и с трудом повернул. Из замка посыпалась труха высохшего масла. Потянув за потемневшую ручку, я вошел в квартиру друга.

Позвоночник пронзила боль, словно меня ударили по копчику, а из легких вышибло весь воздух. В прихожей, возле ванной, меня встретил скелет в истлевшей одежде.

– Петрович… – пробормотал я. – Как так…

Справившись с шоком, я зашел в комнату. Одна створка окна покачивалась от ветра, вторая валялась на полу. От домашних цветов остались только коричневые пластиковые горшки с окаменевшей землей. На прогнившем диване, по которому маршировала добрая тысяча муравьев, лежал маленький скелет. Вот и кот Васька нашелся. То ли вырубился вместе со всем городом, то ли от голода сдох.

Я вернулся в прихожую и уставился на останки Петровича. Как же мне его похоронить? За домом закопать? Сжечь? Здесь оставить? Я дотронулся до скелета, и он рассыпался неопрятной кучей костей. Поморщившись, я шагнул в комнату. Взяв самый большой цветочный горшок, я выбил из него земляной ком. Не о такой могиле мечтал Петрович, но все же лучше, чем ничего. Хотя кто вообще мечтает о могиле?

Я сложил кости друга в горшок, взял его подмышку и пошел домой. «Как же выгляжу я, если Петрович превратился в трухлявый скелет?» – с ужасом подумал я, закрывая квартиру друга. Поставив прах около порога, я чуть ли не бегом бросился к зеркалу. Ничего необычного. Та же самая морда, что и утром, когда я решил сбрить двухдневную щетину. Я провел по щеке – гладко. Только одежда превратилась в лохмотья оборванца.

По груди разлился новый холодок страха и непонимания. Казалось, будто меня в одно мгновение заморозили, а потом, спустя года, разморозили. А мир людей в это время продолжал ветшать.

Я выбежал в подъезд и начал стучать во все двери подряд. Двери в нашей пятиэтажке закончились быстро. «Мне шестьдесят один год. Не стоит паниковать, словно потерявшийся мальчишка», – одернул я себя, переводя дыхание. Сердце закололо, в ногах появилась тяжесть.

Неужели во всем доме в живых остался я один? Или все ушли? Я стал вспоминать, чем я занимался перед неожиданным обмороком. Собирался на рыбалку с Петровичем. Что ж, не буду отступать от планов.

Я осторожно вышел на балкон. Плита вроде не собиралась обваливаться, и я сделал еще шаг. Оставленный на улице рюкзак выглядел жалко. Пожалуй, в этой обветшалой тряпке никто кроме меня и не признал бы основной походной инвентарь.

Я взял с полки поржавевшую саперную лопатку, которой обычно копал червей и полулитровую стеклянную банку. Больше на балконе не осталось ничего полезного.

Взгляд упал на радиоприемник. Дурак! Когда случается катастрофа, всегда надо в первую очередь включать радио! Что там говорят? Люди к старости становятся мудрыми? Что-то по себе я этого не замечаю. На кнопку включения приемник не отреагировал. Я снял крышку и взглянул на отсек для батареек. Наружу выпали две сморщенные палочки, покрытые белым налетом, и кусочки сожранных окислением клемм.

Да-а, о хронокатастрофах на уроках БЖД и собраниях по ГО нам не рассказывали. Время. Самый терпеливый, методичный и беспощадный враг. Уж тот, кому пошел седьмой десяток, знает об этом. Хотя, судя по окружающим вещам, мне могло быть и сто лет. Что толку от запасов, если они превращаются в пыль, пока ты лежишь в обмороке?

Я решил обшарить квартиру, прежде чем покинуть ее. То, что ее нужно покинуть, я не сомневался ни секунды. Я не привык голодать дольше пяти-шести часов, и скоро желудок заявит о своих правах.

К лопатке и банке добавился старый советский фонарик со встроенным генератором, работающий от нажатия ручки-рычага. Единственным минусом было, что слышно его на полсотни метров в округе. Но работал он так же, как и тридцать лет назад, когда я его покупал. Хотя сейчас он, возможно, старше меня.

Клеенчатый китайский рюкзак, алюминиевый котелок, пластиковая телескопическая удочка с толстой леской, два килограмма соли, топорик, пакеты, бутылка, пьезозажигалка для плиты, пара отверток – куча в середине комнаты росла.

Набив этим добром рюкзак, я открыл шкаф. Переодевшись в синтетический спортивный костюм, я вышел из дома. За спиной – рюкзак, на правом плече – удочка, под левой подмышкой – горшок.

До Волги было десять минут ходьбы, до «нашего» с Петровичем места – двадцать. От знакомой дорожки не осталось и намека. Оживленные улицы пустовали, модные магазины зияли разбитыми зеркальными стенами. Я начал чувствовать себя Робинзоном Крузо, попавшим на необитаемый остров. И тут же я заметил своего Пятницу.

В одной из машин кто-то пошевелился. Я подбежал к проржавевшему красному «Matiz» и, бросив на заросший травой асфальт удочку, дернул за ручку. Сидевшая за рулем девушка взвизгнула и спросила:

– Что случилось?! Я попала в аварию?

– Да, – ответил я. – В катастрофу.

Она сама попробовала открыть дверь, но замок заклинило. Я подергал за все четыре ручки, нажал кнопку багажника, но машина превратилась в закрытую консервную банку. Проще всего было выбить заднее стекло, но я был уверен, что пораню девушку. Вытащив топор и отвертку, я с трех ударов отломил ручку на задней двери.

– Что вы делаете?

– Освобождаю тебя.

Я подцепил отверткой рычажок и дверь открылась.

– Вылезай.

Девушка испуганно моргнула и вылезла из машины.

– Что случилось? Где все?

– Не знаю. Конец света, наверно, – ответил я.

– Дедушка, что вы пялитесь? – чуть не плача, спросила она.

Я тряхнул головой и, кажется, даже покраснел. Девушка была до пояса голая, да и на ногах не было ничего, кроме легкомысленных шортиков.

– Как тебя зовут? – спросил я, заглядывая в машину в поисках одежды.

– Марина. Что с асфальтом? Что с домами? На нас сбросили бомбу?

– Я проснулся, как и ты, совсем недавно, – ответил я. – Электричества нет, живых людей, кроме тебя, я пока не встречал. Такое ощущение, что мы с тобой махнули лет на тридцать-сорок вперед.

Я стащил с плеча рюкзак и достал единственную сохранившуюся футболку. Помню, как узбек меня уговаривал ее купить. Говорил, что десять лет носиться будет. Узбека, поди, уже и в живых давно нет, а футболочка вот она – носится.

Марина выхватила футболку, быстро надела и заплакала. Женат я был давным-давно, да и то недолго, и как успокоить женщину, когда все очевидно плохо – не знал. В фильмах мужчины обычно обнимали их, и те сразу успокаивались. Но трогать незнакомую девушку, которая лет на сорок младше – по-моему перебор. Я уже год на пенсии и, кроме как о хорошем улове, теплом кресле и интересной книжке ни о чем не мечтал.

– Что будем делать? – спросила Марина спустя полминуты, оглядывая мир уже сухими глазами.

– Ну я вообще на рыбалку собирался, – пожал плечами я. – Кушать-то надо. Вон птицы летают, значит и рыба плавает.

– А потом?

– Людей надо искать, транспорт, радио. В другой город ехать, не везде же так. В Саратов или Ростов.

Про другой город мысль мне пришла только сейчас, но я сразу посчитал ее разумной. Вселяла она надежду на светлое будущее и заслуженную пенсию.

– Может на машине доедем?

– Давай, – усмехнувшись, ответил я. – Только бензин проверь.

Марина попробовала вытащить ключ из зажигания, но тот застрял намертво.

– Заржавела твоя машинка, – со вздохом сказал я. – Бензин давно испарился, а аккумулятор сел. Пойдем.

– Что же здесь случилось? – пробормотала Марина, послушно зашагав за мной. – И почему никого нет?

Самое глупое занятие – отвечать на вопросы, на которые не знаешь ответов. И я с успехом промолчал.

– Там кто-то есть, – пять минут спустя сказала Марина и остановилась.

Я прищурился, и кожу обдало холодком. Вдалеке пробегала стая собак, но на добрых дворняжек они походили слабо. Я отдал удочку Марине и достал из рюкзака топор.

– Пошли в обход.

Мы поднялись на пригорок, а затем начали спускаться к реке. Я прищурился, затем поморгал, но странное видение не исчезло.

– Ты тоже видишь?

Марина кивнула.

Где-то в нескольких километрах от нас Волга втекала в золотистую стену и, как я не напрягал глаза, речку за ней разглядеть не удавалось.

– Дела-а… – протянул я. – Хорошо хоть наш бережок остался.

– Она светится, – сказала Марина. – Особенно внизу.

Золотистая стена изгибалась и уходила дальше вдоль реки. Около основания она светилась как прожектор, ближе к небу сияние тускнело. Я покачал головой. Кто ж это сотворил?

Мы спустились к реке, но стена так и не исчезла. Марина уселась на песок, а я взял лопату, банку и подошел к ближайшему дереву. Откинув в сторону комья влажной земли, я улыбнулся. Черви были такие же, как и до катастрофы: жирные, скользкие, белесо-лиловые. Накопав с десяток, я подошел к воде. Червяк сел на крючок с едва уловимым скрипом, свистнула леска, и над водой закачался красно-белый пластмассовый поплавок.

Удочка дернулась спустя две минуты. Я подсек и вытащил трепыхающегося карася. Зачерпнув котелком воды, я бросил в него рыбу.

– Здорово, – в первый раз за нашу встречу улыбнулась Марина.

Вторую рыбку пришлось ждать минут пятнадцать. Марина взглянула на блестящего желтоватого сазана и снова улыбнулась.

– Уже по рыбке есть, – сказала она.

– Вот Петрович был настоящим рыбаком, – со вздохом ответил я. – Мог в любом болоте за пару часов мешок карасей и сазанов наловить. Но Петрович смотал свои лески навсегда.

– Кто такой Петрович? – механически спросила Марина.

– Друг мой, – ответил я и показал на горшок. – Вот он.

Девушка заглянула в горшок и вскрикнула.

– Зачем вы его таскаете?

– Похоронить хочу. Кстати, подержи удочку. Упустишь – голодными останемся. Если поплавок начнет дергаться – зови.

Марина с опаской приняла удочку и уставилась на красно-белую пластмаску. Я взял горшок, саперную лопатку и огляделся. Отойдя от воды, я зашагал в сторону золотой стены. Найдя яму, я чуть-чуть расширил ее и опустил туда горшок. Взглянув последний раз на череп Петровича, я сказал:

– Ты был хорошим другом.

И начал засыпать кости землей.

Когда я вернулся, в котелке прибавился еще один карась, а Марина сидела с такой довольной улыбкой, словно спасла город и воскресила мертвых.

– Умница, – похвалил я. Еще штучки три поймаем и будем варить.

Так мы и сделали. Марина собрала хворост, я срубил пару огромных сухих веток. Почистив и нарезав рыбу, я повесил котелок над костром. Обычно мы с Петровичем брали с собой картошечку, хлеб, укропчик и, что греха таить, флакон водки. Но сегодня походную уху скрасила только небольшая пригоршня соли. Благо три рыбешки оказались с икрой.

Через двадцать минут мы, обжигаясь, хлебали уху прямо из котелка. Съев все до последней икринки, я с трудом встал. Марина легла прямо на песок и, улыбнувшись, спросила:

– И что дальше?

– Надо вскипятить воды впрок, – сказал я, скобля стенки котелка песком.

– А поспать не надо?

– А вдруг не проснешься? Надо узнать вначале, что случилось. Одежда есть, живот набили. Можно и людей поискать.

Марина кивнула и закрыла глаза. Не успел я раздуть угли, как она уже сопела в две дырочки. Вскипятив и остудив воду, я налил полную бутылку. Больше терять время было нельзя, и я громко позвал:

– Марина, вставай.

Девушка даже не шевельнулась. Я подошел к ней и потряс за плечо, груди под футболкой упруго качнулись. От прикосновения к женщине по моей старой коже прошла дрожь, а на лице нарисовалась довольная ухмылка. «Пенсионер, блин», – подумал я, вглядываясь в милое личико. Марина начала переворачиваться на бок, но я еще раз ее потряс и она проснулась.

– Нужно идти.

– Куда? К стене?

Было интересно посмотреть на золотое сияние ближе, но вдруг эта какая-то радиация или еще какие-то последствия катастрофы? С другой стороны именно там могли оказаться люди, которые знают, что случилось.

– К стене. До нее, вроде, недалеко.

Марина встала и потянулась.

– На, – сказал я, – бутылку понесешь.

Теперь, когда Петрович обрел покой, в одной руке я держал удочку, в другой – топор. Взобравшись на пригорок, я внимательно оглядел окрестности. Тихо, спокойно, птицы летают. Еще немного и начнешь верить, что ты тот самый единственный Избранный. Да и спутница подстать…

Через час мы подошли к стене, где она выходила из реки и шла вдоль берега. Свет слепил, манил и пугал. Я потыкал в стену удочкой. Пластик проходил сквозь свет также легко, как и сквозь воздух. Но самому идти туда было жутко.

Мы отошли на несколько сотен метров от стены и двинулись вдоль нее. Трава на дороге показалась мне примятой, будто по ней ходили или даже ездили. «На велосипедах», – решил я, увидев тормозной след.

– Нам бы где-нибудь по велосипеду раздобыть, – сказал я Марине.

– У меня была машина, – вздохнула она. – Полгода назад права получила. А теперь мы пьем воду из речки.

– Кому-то повезло еще меньше, – ответил я, вспоминая Петровича.

– Спорный вопрос, – скривила губы Марина. – Я как раз ехала за родителями на дачу. Как они там? Живы ли?

– Никто не знает. Даже если и живы, то вряд ли они будут тебя ждать.

– Смотрите! Нам кто-то машет!

Шагах в трехстах в стороне шел парень и размахивал сразу двумя руками. Увидев, что мы его заметили, он опустил руки. На вид он был еще младше Марины.

– Чего это вы с топором? – спросил он, даже не поздоровавшись.

– Да я таких собачек видел… что не дай Бог, – ответил я. – Откуда идешь?

– Людей собираю, – улыбнулся он и сразу отвел глаза. – Меня Сеней звать. Нам такие нужны. Экипированные.

– Кому нам?

– Я ж говорю, я людей собираю. Нас там уже человек сорок. Парочка из них знает, что случилось.

– Вот это уже интересно, – заметил я.

– А мне все равно, – встряла Марина. – Чем вы там занимаетесь?

– Пытаемся восстановить порядок, – уклончиво ответил парень. И тут же добавил: – Но вы, если хотите, идите дальше. Но там тоже стена. А за ней… такое рассказывают.

– Все только проснулись, а уже и общество образовалось, и за стеной кто-то побывал, – с подозрением сказал я. Бегающий взгляд парня начинал меня напрягать.

– Проснулись-то вроде все одновременно, да только время за каждой стенкой по-разному течет, – улыбнувшись Марине, ответил Сеня. – Хотя я еще не ходил. Жуть берет. Говорят, кто-то прям в этом свету застревает. Как муха в янтаре.

– Я тыкал в эту стену удочкой, – ответил я. – Обычный свет. Только откуда светит непонятно.

– В Чернобыле вообще никакого света не было, – усмехнулся парень. – И ничего, все подохли как миленькие.

– Мне тридцать было, когда это случилось. Я помню.

– А сейчас тебе, дедуля, значит, девяносто. А мне сорок семь, – хохотнул парень. Затем подмигнул Марине и добавил: – А тебе еще больше, красавица. Полтинник, не иначе.

– Хорошо сохранились, – каменным голосом ответила Марина.

– Именно! – подхватил Сеня. – У нас иммунитет на эту катастрофу. Но и с ним можно сыграть в ящик. Так что я бы вам советовал пообщаться со знающими людьми. Куда соваться, а куда не стоит.

– Ладно, веди, – дала добро Марина, как будто меня и не было рядом.

– Ладно, – передразнил ее Сеня. – Можете с дедушкой идти. Только вдвоем в новом мире долго не протянешь.

– Веди, – повторила Марина.

Сеня заметно расслабился и пошел в сторону частного сектора, где был целый массив домов «крутых». Минут через пятнадцать мы встретили двоих мужчин в одежде из грубой ткани, через плечо у них висели ремни с автоматами Калашникова. Сеня кивнул им и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Марина, почувствовав, кто владеет ситуацией, сразу пристроилась рядом с ним.

Я слишком стар, чтобы обижаться на молодых девушек. Да и кто я ей такой? Не муж и не родной дед.

– Дедуля, ты бы топор убрал, а то людей напугать можно.

– А от автоматов они не пугаются? – поинтересовался я.

– Вы не раздражайтесь, таких здесь не любят.

– Можно подумать, я к вам набивался.

Я не знал, откуда взялась злость на парня. Наверное, он напомнил мне ту шпану, которая сидела по вечерам возле подъездов. Пила пиво, громко смеялась и материлась. И никогда не обращала внимания на стариков. А тут на тебе, понадобился я им.

– Это какой же сейчас год? – спросила Марина.

– Две тысячи сорок шестой, – самодовольно, словно это он всех перебросил на тридцать лет вперед, ответил Сеня.

«Вот и домечтался дожить до середины века, – подумал я. – Теперь нужно мечтать снова уйти на пенсию». Мы вышли к жилому массиву, и я увидел два десятка коттеджей, огороженных одним забором. Вход был закрыт старыми гаражными воротами. Металл блестел свежей серебряной краской.

Сеня быстро стукнул пять раз кулаком, сделал паузу и стукнул еще раз ногой. Я заглянул в открывшуюся калитку, но никого не увидел. Парень махнул рукой, и мы вошли вслед за ним. Сбоку стоял мужик с автоматом. Наведя на меня дуло, он произнес:

– Убирай топор.

Я положил удочку и топор на землю, стянул с плеч рюкзак. Спрятав инструмент, я подобрал удочку и сказал:

– И вам здравствуйте.

– Пойдемте, – поторопил Сеня.

Миновав четыре дома, мы вошли в шикарный трехэтажный коттедж.

– Здесь живет твой босс? – спросила Марина.

– И твой теперь тоже, – отозвался парень.

Пройдя по длинному коридору, миновав еще одного парня с автоматом, мы вошли в огромный зал. На кованном медном кресле, с деревянным сидением, расположился смуглый мужик в черной синтетической футболке. Лицо его покрывала крепкая многодневная щетина. Заметив мой взгляд, он дотронулся до подбородка и, с усмешкой, проговорил:

– Больше тридцати лет не брился, – затем показал на скамью в десяти шагах от себя и добавил: – садитесь.

Я не стал снимать рюкзака и сел рядом с Мариной.

– Кто такие, куда идете, давно ли проснулись?

– Искали людей, – пожал плечами я. – Проснулись сегодня. А вы кто? Местный управляющий?

– Можно и так сказать, но обращаются ко мне все просто Марат.

– А я просто Марина, просто Марат, – вставила свои пять копеек девушка.

– Почти тезки, – оскалился смуглолицый и перевел взгляд на мою удочку. – Рыбак? Хорошо. Те, кто добывает хавчик, у нас в почете. А вот бабу у тебя заберут. Нам здоровое потомство нужно. Сам понимаешь, людей сейчас мало осталось.

– Я что вещь?! – возмутилась Марина. – Заберете, ха!

Марат нахмурил лоб и поднял руку, призывая девушку к тишине.

– Я вообще пенсионер, – сказал я, желая разрядить ситуацию. – Уже год как. Мне никаких выплат не полагается?

Марат хмыкнул и ответил:

– Деньги ничего не значат. Натуральное хозяйство, типа.

– Кризис и дефицит, – кивнул я.

– Да, поодиночке в новом мире долго не протянешь, – значительно произнес Марат. – А у нас тут есть знающие люди, которые в курсе, куда соваться, а куда не стоит.

– И главный из них ты, – едко заметила Марина.

– Естественно. Но вы тоже особенные. Проспать тридцатник и не сдохнуть! Это о чем-то говорит – у нас иммунитет на эту катастрофу, – с затаенной гордостью сказал Марат, но потом добавил:

– Но и с ним можно сыграть в ящик. Вон в Чернобыле все дохли как миленькие. Не через год, так через двадцать. Кто его знает, чем нас вдогонку шандарахнет.

Я вспомнил, что пацан Сеня убеждал нас точно такими же фразами, как и здешний главарь. «Хочет, чтобы мы почувствовали, как он нам нужен», – решил я.

– Жизнь продолжается и ее надо жить по-человечески, сообща, – встав с импровизированного трона, произнес Марат.

– И на счету каждый человек, – в тон ему добавил я.

– Именно! Рабочие руки, рабочая голова – все пригодится, – согласился Марат. Затем плотоядно улыбнулся Марине и добавил:

– Ну и рабочая… ты поняла.

Девушка едва не задохнулась от возмущения. Вскочив, она закричала:

– Я не собираюсь это слушать! Я ухожу!

– Не истери, я пошутил.

– Озабоченная обезьяна! – продолжала негодовать Марина. – Еще раз…

– А вот этого я могу и не простить! – громогласно заявил Марат и сделал два быстрых шага к Марине.

Я и сам не заметил, как оказался на ногах и встал между кричащими. Так же неожиданно мне под ребра с силой уперлось дуло автомата.

– Мы знакомы? – повернув голову, спросил я. И постарался непринужденно улыбнуться.

Вроде шестьдесят один год, а умирать не хочется. Тем более так глупо. Даже когда уснул и не проснулся весь город, все равно пожить тянет.

– Заткнись, – спокойно сказал телохранитель главаря. Упер дуло еще сильнее и добавил: – А то сейчас познакомимся поближе.

– А он хоть стреляет? – шепотом поинтересовался я.

– Марат, можно я в нем дырку сделаю? – спросил телохранитель. – Зачем тебе этот старик?

Я сделал шаг в сторону и посмотрел на Марата.

– Вот что он умеет, кроме как с автоматом играться? Я сорок лет электриком проработал. Могу простенький генератор сделать, радиостанцию организовать, свяжемся с другими городами…

– И че? – поднял вверх брови Марат.

– Попросим помощи.

– У кого, старик?! У такой же горстки разбредшихся, отупевших от ужаса людей?! Фигня творится по всему миру! Хорошо, если один из тысячи проснулся.

– Не верю. Как такое могло случиться? – спросил я и сам не узнал своего голоса.

– Забыл? Каждый день конец света предсказывали. Вот и допредсказывались – кто-то угадал. А если серьезно, то какой-то новый коллайдер под Москвой запустили.

– Не может быть, Москва далеко, – покачал я головой. В груди было так пусто и горячо, словно меня насквозь прожгло шаровой молнией. – Планета огромна, до кого-нибудь достучимся…

– А дедок-то тупее, чем кажется, – ухмыльнулся телохранитель и отошел к двери.

– Помолчи, – сказал Марат и обратился ко мне: – Почему тогда до сих пор нет спасателей, журналистов, мародеров или просто любопытных ублюдков? Да и почему нас не спасли за те тридцать лет, которые мы лежали, словно консервированная тушенка? Никого нет. Помощи ждать неоткуда. Есть только мы и этот новый долбанутый мир.

– Тогда действительно нужно работать сообща, – согласился я. – Чтобы не превратиться в динозавров.

– Понял, молодец, – расплылся в улыбке Марат. – Ты уж не обижайся. И, кстати, рюкзак придется в общак сдать, но удочку и одежду мы тебе оставим. А позже добром разживешься, не переживай.

– Типа испытательного срока? – спросил я.

– Типа, – кивнул Марат и обратился к Марине: – А ты красавица куда собралась? Может, все-таки останешься? Денег сейчас нет, магазинов тоже, а кушать, я думаю, даже такие стройные хотят пару раз в день.

– Я не голодна.

– Скажи мне это завтра, – хмыкнул Марат. – А ночью скажи, что тебе не холодно.

– Уж не ты ли меня греть собрался?

– Извини, много дел, не до того, – ехидно улыбнулся главарь и снова сел на металлическое кресло со свежей деревянной сидушкой. – Сеня вам все покажет.

Марина не выдержала и засмеялась. Как и всякий мужчина, обладающий хоть какой-то властью или благосостоянием, Марат не сомневался в собственной альфа-самцовости. И как многие забыл, что далеко не всем женщинам нравится наглое доминирование.

– До свидания, – сказал я.

Я вышел в коридор и почувствовал, как проведенные в анабиозе тридцать лет легли на мои плечи тяжким грузом. Две тысячи сорок шестой год. Цивилизация в руинах… и тут же меня ударила мысль: «А так ли это?» Кто мне это сказал? Смуглолицый бандит? Семнадцатилетний парень, твердящий за ним фразы, словно экзотический попугай? Нужно хорошо поискать, выйти из зоны поражения… Возможно, наш город в карантине и поэтому сюда никого не пускают. Подготавливают спецоборудование, инструктируют спасателей… ведь не каждый день случаются хронокатастрофы.

Идея найти целый город завладела мною. Я готов был идти пешком хоть до самого Владивостока, если б знал, что он сохранился. Мечтать о том, что меня отпустят со всеми моими вещами – глупо. Пройдясь по ржавеющим развалинам, понял бы и дурак, что за хорошую экипировку могут и прибить. Тем более старика. Целых вещей в нашем городе осталось не больше, чем людей.

– Познакомились? – спросил Сеня и, не дождавшись ответа, сказал:

– Сдавайте вещи.

– Марат сказал, что удочку мне оставят.

– Ты че, по всему лагерю с ней бродить будешь?

– Не «ты», а Вы, не «че», а что, и не «бродить», а ходить, – ответил я, снимая рюкзак.

– Девчонку будешь воспитывать. А у нас тут все равны, – поморщился парень.

– Я заметил, – не сдержал усмешки я. – Чистый коммунизм.

– Дедуль, ты не выпендривайся, привыкай. Назад тебя все равно никто не отпустит.

– О чем же я узнаю через пять минут? Не заставят ли меня работать на каменоломне?

– Все может быть, – засмеялся Сеня и показал на дом напротив. – Вон наша столовка. Идите, заряжайтесь. Новеньким двойная порция.

– Вот так праздник, – буркнул я и двинулся к двухэтажному коттеджу. Марина безмолвно шла следом.

Под столовую определили гостиную в полусотню квадратных метров. Внутри было жарко и влажно. Зал был соединен с кухней широкой аркой без дверей и оттуда валил густой пар. Пахло рыбой и какими-то травами. Оглядев пустую столовую с десятком новых, необработанных деревянных столов, я шагнул в белое облако. На двух плитах стояли огромные кастрюли. Крышек не было, и пар валил столбом. В нескольких метрах стоял мужчина и задумчиво смотрел на кипящую воду. От печек шел адский, ненормальный жар. Казалось, что я попал в кочегарку. Неужели Марату удалось восстановить подачу газа? Значит, какие-то коммуникации все-таки работают? И тут я заметил пляшущие желтые языки пламени и огромную кучу дров слева от плит.

– Здрасте, – с разочарованием сказал я, исходя десятым потом.

– Новенький? – не оборачиваясь, спросил повар.

– Да.

– Через пять минут только доварится. Жди.

– Нас двое.

– Хоть десять, все равно ждите.

Я вышел обратно в зал, и Марина кивком спросила у меня «ну что?» Я махнул рукой и уселся на ближайшую лавку. Под курткой текли ручейки пота, но я не обращал внимания. После кухни в столовой было почти прохладно.

Повар вышел спустя десять минут с большим подносом. На нем парило четыре тарелки.

– Ешьте. Рыба с диким луком и хреном.

– Спасибо, – сказала Марина. – Рыба теперь основное блюдо?

– Еще голуби. Вас как зовут? Кем были, кем станете?

Мы представились, помешивая жидкое варево алюминиевыми ложками.

– Уже год, как пенсионер, – сказал я. – Электриком раньше работал.

– А я училась. На втором курсе, на юридическом.

– Хорошо, что не доучилась, – сказал повар. – Хоть зря не мучилась.

Марина невесело улыбнулась и сказала:

– Да, повар сейчас более востребован.

Так и не дождавшись встречного вопроса, повар неторопливо начал:

– Я Василий. И знаете, кем я работал перед Большим тридцатилетним храпаком? Сторожем на кондитерской фабрике. За первый же год жена набрала десятку и продолжала уверенно превращаться в довольного лоснящегося тюленя. А теперь ее нет. А я варю рыбу и голубей на костре прямо в доме какого-то нереально крутого, но уже мертвого чувака. Вот такие бананы, братцы и сестренки. Мы теперь крепостные помещика Марата, мать его за ногу.

– А сбежать? – спросил я.

– Куда? К другому помещику? Здесь я хотя бы самый сытый. Этого у поваров не отнимешь.

– Что-то аппетит резко упал, – пожаловался я.

– Ешь давай, – нахмурился Василий. – Это дневная порция.

– Не шикуете, – заметила Марина. – Диету можно не соблюдать.

– Точно, – засмеялся повар, – лучше жрать все, что дают.

– А в других городах у вас родных не осталось? – перевел тему я.

Марина сразу мотнула головой. Василий на секунду задумался.

– Да я и до катастрофы не знал, где они живут, – махнул он рукой. – Где-то в Крыму. Поди, тоже окочурились.

– А может живут себе, как жили и смотрят по телевизору репортажи про наше бедствие. Мол, весь мир с замиранием сердца ждет, когда спасатели смогут войти в зону поражения. Или, наоборот, весь мир ждет, сколько же еще человек выйдут из-за золотой стены и расскажут об ужасных картинах будущего…

– Болтаешь ты знатно, только не так все радужно. Ходили у нас смельчаки за стены. Какой только хрени не насмотрелись. Городов-миражей, пространственных петель, абсолютно мертвых зон – только трава растет, кто-то даже из Волгограда в Челябинск перескочил, а оттуда – в Лондон. Говорит, еле вернулся. Хотя в последнюю историю я и сам с трудом верю, но мало ли…

– И что? Уху будешь Марату до конца дней варить?

– Если разобраться, то мы уже мертвецы, посмотри вокруг. Так чего дергаться? А ты и вовсе пенсионер. Можно сказать, Бог тебе вторую жизнь подарил.

– И я не хочу просрать ее как первую, – разозлился я и встал. – Сам доедай свою уху. Я без лука в три раза вкуснее сварил.

– До завтра, – хмыкнул Василий. – Все новенькие нервничают. Да ты вроде постарше, мудрее должен быть.

Я, молча, вышел из столовой. Больше меня не интересовали ни повар, ни Марина, ни Сеня, ни Марат. Ни стройка нового общества в нашем разрушенном городе. Я жаждал вернуться в цивилизацию. С ее суетливым порядком и тихим досугом. У меня еще есть время заново собрать и перечитать свою библиотеку.

«Старый, мудрый, пенсионер, – мысленно ворчал я. – Жри уху раз в день, да еще паши на чурку чумазого сутки напролет. Нет уж, увольте».

– Ты куда? – спросил охранник.

– Марат послал, – едва не прорычал я. – Мы с ним давние знакомые.

Возле ворот стоял старенький велосипед. Не раздумывая и мгновенья, я оседлал стального коня. И стоя на педалях, словно подросток, с места рванул вперед. Сзади послышались крики. Охранник даже нажал на курок, но автоматная очередь закончилась на втором выстреле. Одна пуля просвистела высоко над головой, другая клюнула в метре от переднего колеса.

Насилуя старые мышцы и связки, хрустя коленными суставами, я продолжал мчаться прямиком к стене. Благо, кто-то смазал велосипед и ехал он вполне сносно. Сияющая преграда приближалась, загораживая собой весь мир. На миг мне показалась, что свет колеблется, словно дышит. Я мотнул головой, и пейзаж снова застыл. Не останавливаясь, с зажмуренными глазами я въехал в золотую стену. Ощущение было, словно перед прыжком в ледяную воду с десятиметровой вышки.