Текст книги "Сообразим на троих, или Требуется пожарный"

Как Вадик встречался с замужней дамой

В моём дворе жил ближайший друг Лёхи Вадик. Тот самый, который ездил в Витебск за машиной, а проснулся на Латвийской границе, тот самый, который прятался от жены, чтобы выпить с утра. А когда-то был Вадик молодой и неженатый и поэтому случались с ним истории на любовном фронте. Парень он был неспокойный, залётный, но всегда выкручивался. То ли везение помогало, то ли ангел хранитель за плечами вечного гопника не дремал.

Сразу после армии захотелось Вадику женской любви и ласки. Да что-то не складывались у него отношения с противоположным полом. То ли девушки перестали ценить подъездную романтику, то ли искал не там. Помыкался Вадик с полгода по улицам и на одной из вечеринок у приятеля познакомился с Машей.

Маша была дама солидная. Года на три старше самого Вадика. Замужем, но с мужем как-то не сложилось, и уже год они жили раздельно. С двухлетним ребёнком, но дитятко теперь у бабушки, так что препятствий не возникнет. Всё это Маша нашептала Вадику на ухо горячим шепотом, в момент донельзя интимного медленного танца.

Поехали к Маше.

Что там всю ночь происходило – я писать не буду, и так моим рассказам категорию «16+» присвоили. Но проснулся наутро Вадик с лёгким похмельем, один среди смятых простыней. Из одежды на нём только левый носок с сиротливой дырочкой на пальце, а из кухни – звон посуды. И, внезапно, низкий мужской бас:

– Я хочу знать, кто будет отцом моего ребёнка!

И по столу кулаком – бац!

«Твою мать! – думает Вадик. – Неужто муж объявился».

Ещё затеплилась надежда, что любимая с утра яичницу в постель готовит, и, чтобы не скучно было, телевизор включила. Но нет. Опять по столу «БАЦ!». И уже непечатные выражения, которых по телевизору не показывают. Точно муж пришёл.

И вот почувствовал Вадик себя в тот момент, как в плохом кино про любовника. Бросился к окну. Сука, восьмой этаж! Под кровать? Тесно! В шкаф! Да кто ж ей столько шмоток накупил? А-а-а, куда деваться?!

Нет, это не дело. Надо идти. Вадик подобрал с пола труселя, натянул их повыше и на кухню подался. Смотрит – сидит за столом плюгавенький мужичок с залысинами и грозным басом рявкает, и кулачонком по столу стучит.

– Тьфу, испугал, – Вадик мигом выпрямился во все свои 185 сантиметров и, как был, в нижнем белье и татуировке «Стройбат-сила!», присел на табуретку, рядом с семейной парой.

Бывший муж смерил его грозным взглядом и протянул руку.

– Серёга.

– Будем знакомы, – приветливо сказал Вадик.

– Ты мне сразу скажи – ребёнка усыновлять намерен?!

– Серёжа, – недовольно встряла Маша.

– Помолчи, баба. Вечно у тебя в голове сквозняк! Надо сразу о таких вещах договариваться.

«Конечно, – подумал Вадик. – Ты, небось, надеешься от алиментов открутиться. А тут такой случай. Не выйдет, дорогой товарищ».

А сам говорит:

– Серёга, ты нас не так понял.

– Да как вас по-другому понимать?! – вспыхнул муж. – Я захожу, а вы там без трусов спите!

«Вот спалился, – думает Вадик. – И не открутишься ведь».

– Ты как ребёнка воспитывать думаешь? – гремит бывший.

«Какого ребёнка? – думает Вадик. – Кто хоть у них, мальчик или девочка?»

– Женька – ребёнок сложный, капризный. Просто не будет.

«Женька – ну етит твою раз! Назвали дитятко. Вот нет, чтобы Михаилом там, или Юлей. А то – Женька! Ещё бы Валерой окрестили или Сашей! Не определить мальчик или девочка!»

И вот понимает Вадик, что в голове у него какая-то ересь крутится. И пол Машиного ребёнка для него в этот момент – последнее дело. А вот, что-то зациклило.

И тут Серёга резко вскакивает. Вадик на всякий случай привстал с табуретки, чтобы этой самой табуреткой отбиваться.

– Чего вскочил? – хмурит брови муж. – Пойду я покурю!

И пошёл дымить в подъезд. Пока его не было, Вадик метался по кухне, прятал все колющие-режущие. Вилки, ножи, открывашку. Мало ли пырнёт в тоске душевной, оправдают ведь потом. Маша с презрительным взглядом наблюдала за ним.

– Ещё половник спрячь, – ледяным тоном посоветовала она. – Мало ли, череп проломит.

– А что, хорошая идея, – обрадовался Вадик. – Надо подстраховаться.

И принялся половник под холодильник засовывать.

– Ты ж трындел, что боксер. Вот врезал бы ему пару раз, и выгнал. Чего суетишься?

– Это ваше дело семейное, – мудро рассудил Вадик. – Вы сегодня разводитесь – завтра помиритесь. А у меня до армии уже был условный срок. И проникающее в брюшную полость. Отвёрткой, между прочим.

Серёга вернулся, благоухая сигаретным дымом. Уселся обратно на табурет и сверлит соперника ревнивым взглядом.

– Ты мне скажи – это у вас серьезно?

«Ну вот что я ему должен был ответить? – вздыхал потом Вадик. – Я эту Машу вчера в пьяном угаре да сумраке и не рассмотрел толком. Врать о любви с первого взгляда? Это она вчера была загадочная и желанная. А сегодня вон, в халатике давно нестиранном, и похудеть не мешало бы. И нос длинный, как у Орбакайте в детстве».

– Серёжа, мы ещё не определились.

Маша фыркнула и отвернулась к окну.

– Дожили, – недовольно качает головой бывший муж. – Ещё не определились, а в постели уже кувыркаетесь.

– Не твоё дело! – возмутилась Маша.

– Как это не моё? Я хочу знать, кто будет отцом моего ребёнка.

И по столу кулачком «бац!» Видно очень эта фраза понравилась. Или заклинило.

– Да какого ребёнка? Ты ребёнка годами не замечал!

– Я работал днём и ночью!

– Работал он днём и ночью! С мужиками своими вонючими в гараже ты бухал днём и ночью! Думаешь я не знаю?

– С какими мужиками? – аж привстал с табуретки Серёга.

– Да с Михалычем и Димкой своим.

– Да как ты могла такое…

– А ещё про Клавку напомнить, с кулинарии?

– А вот с Клавкой у нас точно ничего не было!

– С Клавкой не было, а с кем было? С дурой вашей из бухгалтерии?

– С какой-такой бухгалтерии?

– Которой ты ездил телевизор чинить. Три раза. А потом у тебя от этого телевизора рубашка духами пахла.

– А сама?

– Что сама?

– А вот видели тебя с Иванычем с третьего подъезда.

– Да кто видел? Димка твой алкаш? Да ему спьяну и не такое почудится!

– Ты на Димку не гони. Мы с ним, как братья!

– Братья они! По бутылке вы братья!

Видит Вадик, отвлеклись бывшие супруги, о нём забыли, заговорили о своём, об интимном. Бочком-бочком, в спальню. Оделся как в армии, пока спичка горит. И прокрался в коридор. А оттуда двери в кухню и детскую. Не удержался, заглянул. Кукла валяется. И машинка поломанная, без одного колеса. И автомат с оторванной лямкой. И розовая лошадка.

«Так и не определился я, кто у Маши – мальчик или девочка, – вздыхал Вадик. – А спросить уже не придётся».

Словно вор-домушник, открыл без единого скрипа дверь, проскользнул в подъезд и так рванул прочь – что побил все олимпийские рекорды по бегу на короткие дистанции.

Больше с Машей Вадик не встречался. И вообще с замужними – ни-ни.

Шутники

Через пару лет экономии Вадик купил себе первую машину. Автомобиль выбирала, скорее всего, его жена Валя, потому что однажды утром почти двухметровый Вадик пригнал в наш двор крошечный Дэу Матис. Гордая хозяйка толстеньким колобком выкатилась из красненькой машинки, любовно погладила капот и засеменила домой. Следом медленно, как кузнечик из кокона, выбрался Вадик.

Мы сидели на скамейке перед подъездом и всячески веселились.

– Отличная машина, Вадик! – хохочет мой сосед Мишка.

– Спасибо, – искренне радуется новоиспеченный автовладелец.

– А знаешь, что в ней самое лучшее?

– Что?

– Магнитолу тебе в неё покупать не надо. У тебя же все равно уши будут коленями закрыты.

– Да ладно вам, пацаны. Приходите лучше вечером машину мочить будем.

Пришли. Дня через три я решил, что с меня хватит и ушел домой.

А ещё через неделю Вадик расстроился. Наш сосед через два подъезда, видно позавидовал и пригнал себе такой же красный Матис. Обиду Вадик отметил так же, как покупку. А на второй день вышел с друзьями из прокуренной квартиры и вдруг решил попытать силушку богатырскую. Эх, раззудись плечо, размахнись рука! Компания поднимает тяжеленную дворовую скамейку и забрасывает её на крышу веранды детсадика.

Победа! Но ведь этого мало. И взгляд Вадика останавливается на машине соседа.

– А давайте, пацаны, мы машину этого гада в другой двор оттолкаем. Он утром проснется и подумает, что её угнали. Милицию вызовет, испугается, вот смеху-то будет.

– А давай! – с радостью согласились нетрезвые приятели.

Взялись. С кряхтением и сопением подняли несчастный Матис на руки и поволокли. Сигнализацию сосед поставить не успел, поэтому крошечный автомобильчик даже не пикнул. Несут, несут, стараются, потом обливаются. Заранее посмеиваются, представляя, как завтра сосед метаться будет. И тут на полдороге один из приятелей обращает внимание на номер автомобиля.

– Вадик, погоди! Это же твоя машина!

– Как моя? – охнул Вадик. – Да моя ж новее. И бампер у неё не поцарапанный.

– Да и у этой бампер не поцарапанный.

– Бли-и-ин! – расстроился Вадик. – Потащили чтоли обратно. Чего ему посреди дороги стоять.

Потащили обратно, кряхтя и обливаясь потом, поставили на место. Кто-то спину потянул, кто-то ногу отдавил.

Постояли, отдышались. И тут Мишка говорит:

– Вот идиоты мы тут все.

– Почему? – обиделся Вадик.

– Это ж твоя машина, Вадик. У тебя от неё и ключи есть. Почему ты домой за ключами не сходил и эти триста метров, что мы корячились не проехал?

Задумался Вадик. А потом махнул рукой и пошли они дальше машину соседа обмывать. Чтоб она развалилась!

Приключения русской девушки в Израиле

Со мною в школе училась девушка Маша Иванова. Красивая была девушка, не раз хотел я с ней познакомиться поближе, но вы же знаете эти школы середины девяностых. Осколки советской системы. Танцы под строгим надзором учителей и завуча. Любые общешкольные мероприятия под контролем директора. Как бы чего не вышло. Ну и не вышло ничего. Да и стеснялся я в том возрасте.

Прошло несколько лет. Судьба разбросала бывших одноклассников по всем просторам синеокой, а кое-кого и подальше. Кто-то уехал в Америку, кто-то сел в тюрьму, кто-то подался на заработки на север России. Поначалу пытались созваниваться, дружить, а потом как-то закрутило, завертело. Потерялись в общем.

И вот открываю я как-то один известный сайт, где собираются растолстевшие одноклассники, а там фотография Маши в иностранной военной форме, верхом на крупнокалиберном пулемете. А за спиной у Маши Синайская пустыня и прочие библейские пейзажи. И просится эта дамочка ко мне в друзья.

Пишу: «Мария, а как ты умудрилась на пулемет залезть?»

А Маша смеется. Потому что она, оказывается, по папе Иванова. А по маме вполне себе даже Рабинович. Поэтому по всем еврейским законам – чистокровный представитель избранного народа. А наши одноклассники Ромка Клейперман и Серега Ройзман, которые всю школу терпели антисемитские насмешки малолетних гопников, в фанерном пролёте. Они-то по всем израильским канонам оказались русскими, потому что евреи у них – отцы.

И вот после окончания нашего родного медвуза, Маша написала тёте в Хайфу и всего лишь через полгода делала селфи сидя верхом на крупнокалиберном пулемете. А внизу была пустыня и арабы.

Прошло лет пятнадцать. И вот, по мировому закону совпадений, иду я как-то по столичной улице, и окликает меня эффектно загорелая дама, одетая непривычно тепло для майского Минска.

– Паша, привет!

О, какие люди! Это же Маша-пулеметчица собственной персоной. Приехала повидать родину, с родственниками встретиться. Затащил её в кафе, сели за чашкой капучино, разговорились. Вспомнили школу, естественно оказалось, что я тоже ей нравился, но она тоже не решалась подойти первой, а всё ждала от меня каких-то действий, а я-то в упор не замечал никаких намёков. Не знаю – правда или не правда, но я действительно никаких намёков тогда не замечал. И были ли они? Или все женщины за тридцать, встречаясь с бывшими одноклассниками, рассказывают им одну и ту же историю. Чтобы несчастный дядечка с двумя детьми и намечающейся лысиной потом три ночи не спал, ворочался, вспоминая свои школьные эротические фантазии. Но что-то я увлёкся, рассказ вовсе не про это.

– Приехала я в Израиль, – рассказывает Маша. – А я там никому нафиг не нужна. Потому что медиков и юристов вокруг, как собак нерезаных. Все умеют болтать с умным видом, считать деньги и лечить зубы. А не хватает сварщиков, электриков, сантехников и продавцов в магазине. Осмотрелась я и как-то тоскливо мне стало. Не захотелось менять карьеру белорусского врача на продавца в земле обетованной. И тут тетка подсказала выход. Мол, иди, Машенька в армию. Отслужишь, сколько надо, а там тебе всякие льготы и гражданство, и вообще это у евреев очень круто, когда ты в армии служил. Как в Союзе 60-х.

Пошла сдаваться в местный военкомат. Там очень обрадовались. Выдали автомат, форму и через два дня мы, вместе с украинской девушкой Натальей уже бегали трусцой вокруг лагеря. Проходили курс молодого бойца.

Сержант нам достался – типичный еврей. Носатый, чернявый, с шикарным кавказским акцентом. Звали его Сашка Бегоян и был он родом из Баку. Десять лет своей жизни Сашка провел в СССР, поэтому языкового барьера не было. Говорил по-русски отлично. А вот с ивритом проблемы были. Вы когда-нибудь слышали иврит с азербайджанским говором? Вот то-то и оно. Жуткая тарабарщина.

Сашка нас жалел, учил, как жить в земле обетованной. Потому что законы тут со времён Ветхого Завета не менялись. И нам, советским людям, легко было попасть в какую-нибудь историю.

Шли мы, например, как-то по улице, а навстречу нам мирный старичок. Тихий такой, типичный благообразный еврей. Несмотря на жару, в плотной черной одежде, шляпе и с книжкой под мышкой. Борода седая, взгляд в мостовую, длиннющие пейсы на ветерке развеваются.

А мы с Наташкой, по случаю жары, рукава закатали, береты поснимали, автоматы за спину закинули. Идём, загораем. Старичок ковыляет мимо. И вдруг, в двух шагах от нас останавливается, глаза его разгораются праведным огнём. Старичок превращается в какого-то берсерка. Поднимает над головой книгу и начинает на нас орать. Да так яростно, что мы даже отступили на шаг. Чего орёт – не понимаем. В языках местных ещё дуб дубом. А старичок орёт что-то серьёзное. И народ вокруг собираться начинает.

– Чего он? – тихонько спрашивает у меня Наташка.

– А хрен его знает, – отвечаю. – Блаженный какой-то. Может голову напекло.

Старичок орёт, брызгая слюной. Народ вокруг поглядывает на нас неодобрительно. Того и гляди, кто-нибудь первым бросит в нас камень. И бросили бы, если бы не автоматы. Стоим мы как дуры, а тут нас кто-то за плечи – хвать! И в переулок потащил. Хотела я его двинуть в зубы прикладом, как Сашка учил. Но таинственный похититель вдруг зашипел нам в уши на великом могучем, с неповторимыми хохляцкими матами.

– Вы чего, совсем с ума сошли, кацапки?!

Оборачиваемся – стоит дядька, типичный Гриша из-под Львова, только с кипой на лысине.

– Ты кого кацапками назвал? – хмурит брови Наташка.

– Я вас ещё не так назову! – рычит дядька. – Бежим отсюда, ноги в руки, пока они не опомнились.

Оказался благообразный старичок святым человеком – хасидом. Отношение к хасидам в Израиле трепетное. Тут эти люди особого сорта. Не чета всяким понаехавшим. И видно не понравились старичку наши закатанные рукава, да простоволосые головы. Вот и возмутился он до глубины своей древнееврейской души. И кричать начал. А в этом районе много хасидов живёт, вот и высыпали они своего поддержать. А мы стоим, таращимся на него. Могло и до рукоприкладства дойти. На наше счастье мимо проходил «дядя Гриша». Увидел ситуацию и решил нас выручить.

А через месяц ещё одна прогулка едва не довела нас до беды. Идём мы с Наташкой, как обычно с автоматами. По сторонам зеваем, ворон ловим. Всё нам в Израиле интересно, всё необычно, не так, как на родине. И не заметили, как в незнакомый квартал забрели.

Дома вокруг не просто старые, а старинные и даже древние. Того и гляди, где-нибудь на углу граффити обнаружится «Здесь был Моисей». Народ навстречу попадается плохо одетый. Женщины в платках и хиджабах, стайки ребятишек в рваных шортах. И все на нас смотрят. Первой Наташка забеспокоилась.

– Слушай, подруга, куда-то мы не туда забрели.

– Да куда тут можно забрести. Сейчас срежем, и на знакомую улицу выйдем. Вот, кажется, этот переулочек нам нужен.

Свернули. Лучше бы не сворачивали. В переулке запах – хуже, чем в канализации. Народ и вовсе дикий. Смотрят волками. Между собой перешёптываются. Мы шаг ускорили, чтобы быстрее куда-нибудь выйти. Но кажется только ещё больше заблудились.

Уже чуть не бежим, поскальзываясь на апельсиновых корках и банановой кожуре. Автоматы на грудь перекинули, вот-вот сквозь зубы «Катюшу» запоём и отстреливаться начнём. Вот скандал на всю страну получится.

И тут на наше счастье останавливается рядом патрульная машина и выходит красавец-араб в полицейской форме. Мы с Наташкой притормозили, чуть в него не врезались.

Говорит нам что-то – а мы только головами мотаем, мол, не понимаем ни слова. И дышим тяжело.

Посмотрел на нас араб, вздохнул тяжело и на русский перешёл.

– Девушки, вы знаете, куда вы зашли?

– Не знаем, – отвечаем. – Но очевидно, что не туда, куда надо.

– Конечно не туда. Это арабский квартал. А вы тут с оружием и в израильской военной форме. Ещё и без головных уборов.

Покраснели мы с Наташкой и треклятые береты на головы натянули.

– Вы что, предупреждающих надписей не видели?

– Надписей? Может и видели. Вот только ни по-арабски, ни на иврите читать пока не умеем.

– Понятно. Недавно здесь?

– Недавно.

– Привыкните, – улыбнулся араб. – Садитесь в машину, отвезу вас к КПП.

– А откуда вы так хорошо русский знаете?

– Оттуда, откуда и все. Я шесть лет в Минске, в МГМИ учился. Очень мне хирургия нравилась. Да вот на родину вернулся – и не сложилось с медициной. Пришлось в полицию идти. Садитесь.

Полицейский широко раскрыл перед нами дверь машины и мы уехали от враждебных взглядов и от узких улочек.

Потом привыкли, конечно. Поняли куда ходить надо, а куда не надо. Отслужила я в армии, устроилась в больницу недалеко от дома. И сейчас там работаю.

Допили мы с Машей капучино, потрепались ещё о прошлом, о семьях, да и разошлись в разные стороны.

Я и сейчас иногда её вспоминаю. Думаю, как она там, на чужбине?

Как я покупал в Польше фотоаппарат

Продавцы обманывают покупателей. Особенно если продавец что-то с обмана имеет. Это явление историческое и международное. Ещё египетские купцы подкладывали в корзины с воском камни, а древние греки сбагривали варварам амфоры с подкисшим вином.

Обманывают в России, в Азии и Африке. Обманывают в просвещённой Европе. Особенно иностранцев.

Про то, как мутят с курсом валют в Чехии, писать не буду, про то уже много раз написано. Расскажу, как я покупал за границей фотоаппарат.

Ездил я как-то в командировку в Польшу и звонит мне из дома любимая жена.

– Надоело мне всё, – говорит. – Хочу быть владычицей морской.

– А конкретно? – спрашиваю. – Корыто разбилось?

– Фотоаппарат, – ноет жена. – Надоел он мне. Мы его ещё на свадьбу покупали. Прошлый век и кладбище технологий. Мой телефон лучше снимает. Купи-ка ты, дорогой, новый фотоаппарат, пока ты по Европам ошиваешься.

– Ты чего, жена? – удивляюсь я. – Мне командировочных тогда на еду не хватит.

– А ты у коллег одолжи, – радуется жена. – Мы потом отдадим.

Уговорила, короче. Ну как уговорила, сказала – без фотоаппарата домой не приезжай.

Взял я Андрея, коллегу своего, который давно с Польшей работает и толмачит с местного говора, и пошли мы с ним не абы куда, а в огромный гипермаркет электротоваров. Фотоаппаратов там – глаза разбегаются. Ходим, как дураки, ничего в этих пикселях, зуммах не понимаем. А тут подскакивает к нам продавец – жизнерадостный Болек и Лёлик в одном лице.

– Чем помочь, панам?

– Фотоаппарат нам нужен, – говорю. – Недорогой. Евро 200 не больше.

– А паны с Бреста? – зачем-то уточняет продавец. Тогда-то мы не придали этому значения, но потом поняли, почему он спрашивал. Жители Гродно и Бреста часто свободно владеют польским языком.

– Паны с Минска, – отвечаем мы.

– Хорошо, – кивает поляк, переходя на ломаный русский. – Вот, смотрите сюда.

И показывает мне ряд фотоаппаратов. Достаёт, щёлкает, вертит так и так, расписывает достоинства.

Выбрал я один аппарат, как-то он мне сразу понравился. Подходим к кассе.

– Флешку покупать будете? – спрашивает продавец.

– Конечно будем, – говорю я. – А сколько стоит самая большая?

– 8 гигабайт – 10 евро, – улыбается продавец. – Может, ещё и сумку возьмёте?

– И сумку обязательно, – говорю я. – Зачем нам фотоаппарат без сумки.

Коллега всё это время стоит, в бумажках ковыряется. Бумажки в плетёной из проволоки корзинке лежат. Корзинка к прилавку приделана. Продавец уже товар упаковал, и что-то пробивать начал, как Андрей вдруг машет рукой.

– Погодите, пан. А что это у вас тут написано?

И тычет поляку под нос какую-то листовку. Причём активно так тычет, а у поляка от расстройства лицо меняется.

Стыдно мне стало перед иностранцем. Скажет ещё, вот белорусы – хамы, понаехали. Одёргиваю Андрея.

– Ты чего бузишь?

– Да ты посмотри, что тут написано! – возмущается коллега.

А на листовке черным по красному «При покупке фотоаппарата стоимостью от 100 евро – флешка 8 гигабайт в подарок бесплатно».

– Э-э, как это понимать, пан? – спрашиваю я у продавца.

– Это акция была. Но она, кажется, уже кончилась.

– Какое кончилась! – злится Андрей. – Акция до конца месяца, а сегодня только двадцать восьмое.

И тут поляк совсем погрустнел. Он-то надеялся, что дикие белорусские варвары не разберут, что на листовке написано. Сделал лицо грустным Болеком и пошёл всё перебивать.

– Мудак – это не национальность, а состояние души, – прокомментировал Андрей. – Ты не спеши, я сейчас ещё и про сумку что-то найду.

И вот нашёл же! При покупке сумки, на фотоаппарат скидка.

Небольшая, но видели бы вы, как перекосило нашего Болека.