Текст книги "Кавалер умученных Жизелей (сборник)"

– Удачи тебе, Владислав Анатольич.

Примерно через час заехала Марина. Вернулась Тина, от разъездов по делам. Готовились обедать. И зазвонил Маринин телефон.

– Да, папа. Она рядом, – и слушала внимательно отца. – Да, обязательно. До вечера.

– А я и не знала, Анна Андреевна, что у вас и к котировке акций существует интерес. Отец сказал, вам не безразлично, что акции «СибУгольМет», в которые он месяц назад вложил две трети своих капиталов, сегодня выросли в цене в два раза.

* * *

После школьных выпускных экзаменов, еще до окончательного выбора ВУЗа и целеустремленной подготовки к поступлению, Анна Андреевна встретилась с неожиданной просьбой Марины.

– Я буду с папой говорить, и объясню. Но вы-то меня понимаете? Отец теперь публичная фигура. Газеты, журналы. Фамилия «Вдовин», и сразу же мысли: «ага, это тот, воротила». И я не хочу, чтоб про меня шептались: «Вот дочка того Вдовина идет». Да и все как бы заискивать станут. Я папиной фамилией горда, нашей фамилией. А я хочу, чтобы меня по моим достижениям знали. Если они, конечно, будут. И я хочу стать Рябинина, как мама до замужества.

– Ах, голова ты моя светлая и гордая. И, правда, ведь, продумываешь все шагов на пять вперед. Если ты остановишь выбор на философском факультете, то без труда постигнешь Канта и Спинозу.

– Я, в самом деле, не гнушаюсь иногда подумать. О факультетах тоже. Так как же мы решим последовательность разговоров?

– Пожалуй, правильнее, если я начну. Мы с ним беседуем, порой. А то еще вспылит. И встретит, как девический каприз.

У Воробьевых гор толпилась юность, чтоб штурмовать пути к вершинам знаний. И Тина Вербина, изменчивая нимфа, теперь была, как все, абитуриентка. Избрав джинсу на время, как броню.

Марина получила все бумаги, чтобы заполнить дома. А не писать, где придется. Как, вынуждено, делали иногородние. Тина укладывала документы в сумку. Внезапно зазвонил телефон.

– Марина Рябинина? Владислав Вдовин приветствует. Я только хотел узнать, а отчество вы менять не собираетесь?

– Папа! Милый мой, хороший! Я только что из приемной комиссии. Мы поступаем на филфак!

– Умница, Рябинина-Вдовина. Мама очень рада, что ее фамилия опять в студенческих списках. А я тобой горжусь, что нашу фамилию заслужить хочешь. Ни пуха, ни пера, тебе и нашей Тине.

– Здесь нет неуважения к отцу. И я обязана ответить – к черту!

* * *

Тогда же, в канун студенческой поры, после приказа о зачислении и поздравлений счастливых студенток, Владислав Анатольевич Вдовин, в первый раз, абсолютно, как с взрослой, побеседовал с дочерью.

– Ты, Марина, не думаю, что себя обделенной считаешь родительским вниманием, или любовью?

– Ну, папа, милый мой. Давай не будем задавать вопросы, на которые один из нас, он твердо знает, услышит положительный ответ. А, другая, не скажет плохого, потому что неправду не может сказать.

– Умница. Тогда, ну что же. С этим ясно. Причину и следствие тебе предстоит проходить, а ты с материалом знакома.

– Главное, что я вас с мамой люблю. Уважаю, и понимаю. Таков результат, и процесс был, видимо, неплох. Если я вас хоть чуть устраиваю, как зрелый плод вашей любви.

– Так. В семье лад да гармония. И красавица дочка – девица на выданье.

– И думать об этом не желает.

– Да все другие об этом думают, и тебя вовлекут. Но, Марина, я тебе расскажу. Нет, лучше ты мне доложи, не вышло ли нежданных встреч за год, что прошел с катастрофы в Адлере? Не преследовал ли кто тебя?

– Что за странные вопросы? Если бы что-то меня беспокоило, я бы тут же связалась с тобой.

– Хорошо. Вопрос с другой стороны. Посмотри эти фото, не видела ли ты этих молодцев, случаем?

Владислав Анатольевич выложил перед Мариной пачку фотографий. Снимков было немало. Но героев фотосессии было трое, что Марина тут же вычислила. Сначала разделила фотоснимки на три отдельные группы. И, внимательно, с персонажами ознакомилась.

– Нет, я не могу сказать, что знаю этих людей. Но не могу сказать, что я их точно не видела. Может, и встречала когда. Но в памяти не отложилось.

– Так вот. Эти ребята из моей охраны. Целый год прикреплены к тебе. И настолько ненавязчиво тебя охраняли, что даже не примелькались.

– Они следили за мной?

– Боже упаси, взрослая моя, самостоятельная дочка. Они тебя охраняли, чтобы спасти в случае опасности. Они следили, чтоб за тобою не следили. Ты, вот, Рябининой решила стать, чтобы смотреть на тебя не сбегались, из-за отца, чересчур делового и успешного. Ну, милая, это самообман. И расчет на людей простодушных. Так люди простодушные тебя и под фамилией Вдовина принимать будут, какая ты есть. А, кому надо, узнает мгновенно, кто такая появилась в стенах вуза.

– Так зачем ты карты открыл, что у меня свита задействована? Они, наверное, и подготовку специальную имеют, если охрана их работа?

– Потому, что до этой поры мушкетеры охраняли тебя, но докладывали обстановку мне. И, уж прости меня, я направлял их действия. Надеюсь, что тебе во благо. А теперь это твоя гвардия. Тебе решать, как строить их работу. Потому что мы с мамой в Москве жить не можем. Ты же знаешь, весь холдинг развернут в Сибири. А ты студентка МГУ, и жить тебе в Москве, пока занятия. И у тебя здесь должен быть свой дом. Верней, достойная квартира. Мама приедет, чтобы помочь все обустроить. Вы с ней должны еще женщину подыскать, помощницу по хозяйству. А с охраной и водителем я тебя сегодня познакомлю. И, поверь мне, они не только профессионалы. Я думаю, тебе полезно знать, что я им доверяю полностью. Они сумели проявить себя. Это твоя охрана; и все свои поручения ты озвучиваешь им. А они – или сами делают, или оперативно ищут исполнителей.

– Это странно, непривычно. Но, ты прав, необходимо. И удобно. И мой папа опять будет рядом, наездами. Мама, может быть, чаще. И я тоже буду к вам в гости, с визитами. И охрана с водителем будут со мной. И еще заведу я ткачиху. Может, к ней подыщу повариху. А Анечку Андреевну – ты ей не говори – я назначаю сватьей дамой Боборихой.

Владислав Анатольич рассказал о ребятах:

– Я Мартынова знаю уже лет пятнадцать. Он из десантных войск, был в моей личной охране. И страшен в бою, хоть с виду скромняга. А Стас и Михаил – бойцы его призыва. Мартынов старше, был у них инструктором единоборств. Но главное другое. У них найдешь извилины в мозгах и правильно заряженные мысли. Они будут делать, что ты сочтешь нужным. Ты ведь не собираешься ставить перед ними невыполнимые задачи?

В тот же день состоялось знакомство. Редкий случай, когда результат первой встречи, показал, что тебя понимают без слов. К Марине не пришло, вполне способное смутить, чувство неловкости, что из нее играют «королеву».

Сергей Мартынов так и состоялся координатором прикрепленных к Марине спецов из охраны Вдовина. Сказался год, который эта группа проработала по охране дочери главы холдинга без ее ведома. Они настолько были в материале, а «материал» не доставлял хлопот, а только удивление своей безмерной правильностью. В огромном городе опасность понаставила силков, и есть прогноз, что все обречены. Но юная наследница индустриальной империи шла по минному полю проблем, как путеводная звезда сапера. «Что делать, Владислав Анатольевич? Мы готовы в лепешку разбиться. Но ваша Марина лишает нас такой возможности своим примерным поведеньем и отвращением к порокам. Вот Тина, подруга ее, другое дело. За ее сохранность хоть прибавку зарплаты проси. Но, как-то у нее все образуется. Везучая. А нам даже совестно в отчетах совсем ничего не писать, кроме как «Все нормально, спокойно».

– Значит, вы окружили Марину такой атмосферой, что проникнуть в нее может только добро. Ведь работа ваша не в том, чтобы каждый день мою дочь от насильников спасать, вытаскивать из-под горящих балок, и извлекать из полыньи. А в том, чтобы с ней ничего не случилось плохого.

* * *

– Милый мой папа Владислав Анатольевич! Бригада мне ваша понравилась. А как наше взаимодействие будет строиться?

– Не пиши мне писем на деревню дедушке. Это не моя бригада, а спецотделение охраны Марины Вдовиной. Не вся троица будет у тебя под рукой постоянно. Они и у меня на службе, и в Сибири у них родные-близкие. А у тебя их основная временная работа. И если ты сочтешь, что кто-то не очень нужен тебе в определенный момент, ты можешь им командировку сделать, или отгулы. Ведь с их службой никак не увяжешь нормированный рабочий день.

– А какие проблемы мне с ними доступно решать?

– Нет задач, решение которых им не под силу. А твоя лишь одна – им свою незадачу озвучить.

Вот так Владислав Анатольевич Вдовин снарядил и напутствовал во взрослую студенческую жизнь свою кровинушку, Марину Владиславовну Рябинину.

* * *

На факультете начались занятия. И круг знакомых стал широк и разношерст. Марина сообщала Мартынову, а, впрочем, любому, как она их мысленно называла, из «ребят, помогающих ей жить», свои планы на ближайшие дни. Вносила изменения со сменой обстоятельств.

В ВУЗе сразу обозначились проблемы. Ну, месяца, наверно, через два. Один пижон из параллельной группы, и двое хватких «казанов», секс-символов второго курса, Марину, как бы, выбрали. Неожиданно, обнаружив «крепость», все трое принялись за вылазки. И каждый вечер кто-то мог пойти на штурм.

– Сергей, – Марина не смотрела на Мартынова. Беседа шла за столиком кафе. – Мне неудобно говорить об этом. Тот, первокурсник, не дает проходу. Он прямым текстом уговаривает, предложенья гнусные витиевато делает. Но хамство «старших» просто мерзко обрисовывать. Они и руки даже распускают. И это в институте, между лекций. Мы думали – факультет – безопасное место. Вы не могли этого видеть. Никто не ожидал, что там можно ждать агрессии. И я прошу вас разобраться. Да вы же знаете меня – неужто я могла кому-нибудь дать повод?

– Нет, Марина, здесь другие причины работают. Придется вам об этом узнать. Все дело в Тине Вербиной. Ведь она подруга ваша?

– Да, и давнишняя. С начальной школы.

– А я ее уж больше года наблюдаю. Я думаю, вам не надо вводный курс проводить, и вокруг да около источника угрозы кантоваться?

– Что с Тиной? И какая связь, что ко мне внезапно стали липнуть развратные подонки? Вводный курс опускаем.

– Тина Вербина нимфоманка, ей лечиться бы надо. Мы и в прошлом году наблюдали, что она вытворяла. Не в школе. А в университете столько свежих для нее самцов. Вот она и развлеклась. Со многими. А те другим дали знать, что девочка доступна.

– Все это не так, Сергей. Я знаю ее мать. Она моя наставница, прекрасный человек. И Тина не ханжа, и сексуальна. Ей нужен секс, как подпитка энергетического поля, которое разряжается в творческие процессы. Это наследственный дар, от прадеда.

– Так вот. Вербина этой подпиткой настолько активно занимается, что скоро запись будет на прием. А кто не хочет в очереди стоять и следует гнусной логике, тот думает: а что ж подружку не задействовать? Не лед же они и пламень, подруги эти?

– Поэтому такие наглые приставания?

Мартынов лаконично кивнул. И, тут же, спросил:

– Как вы скажете – подонков совсем из университета убрать? Или так разобраться, чтоб за версту обходили порядочных девушек?

– Смотрите сами. Но я хочу спокойно и уверенно ходить по этой жизни. Они для меня никто. Мне нет до них дела.

– Все ясно. Можете про все это забыть.

Сергей хотел проводить Марину до машины. Но она решила прогуляться – до дома недолгий путь.

– Спасибо. До связи, – Марина протянула руку.

А Сергей, на прощанье, сказал:

– Вы простите, я все же решусь на одно пожеланье. Вы бы наставнице своей, матери Тины, посоветовали, чтоб дочь искала другие источники питания, или не в таких количествах. Или вообще перестала разряжаться в творческие процессы.

* * *

Маринин вопрос был решен очень быстро. В соседней группе, не без удивленья, простились с самым ярким из парней. Он перевелся в другой институт, сказав, что так удобней.

Те двое, со второго курса, наверное, себе не изменили. И множили число любовных побед. Но свои атаки на первокурсниц прекратили полностью. Поддерживали связь лишь с теми, кто их внимания искал. С Мариной здоровались предупредительно вежливо, как бы извиняясь за недоразумение. А с Тиной, так даже почтительно. Оставалось гадать – почему? И неожиданно, на факультете, к Марине подошел молодой человек невысокого роста. Сразу видно – спортсмен. На него многие студенты смотрели с интересом и почтением.

– Простите, вы Рябинина Марина? Меня зовут Артемьев Александр, учусь на пятом курсе, на химфаке. Если есть пять минут, уделите, пожалуйста, мне.

* * *

Ни чему не удивляться, или, по крайней мере, делать вид, Марина стремилась давно. Еще отец давал ей советы. А недавно, с Мартыновым, был деловой разговор, где конкретно затронули такое состояние.

– Это даже не пожелание, а необходимое условие – сохранять абсолютную невозмутимость. Если брови стремятся на лоб от степени удивления. Я знаю, Марина, вы, наверное, в девяноста процентах, соблюдаете такую установку. Но надо на сто. Воспитать в себе, как чувство долга. Я говорю армейским языком. Но я и есть солдат.

* * *

– Давайте, пожалуйста, с вами познакомимся. – Так продолжил разговор спортивный пришелец. – С этой целью я и оказался здесь, на факультете. Недели две назад я встретил Караванова Володю, мы с ним по молодежной сборной на чемпионате мира знакомы. Я ведь тоже туда вхожу, как и ваш родственник. Он и просил вас найти, а то, говорит, видитесь вы редко. Спроси ты у Марины, может ей чего надо? И, говорит: «будь другом, содействуй ей во всем. Вы же на одних горах, Воробьевых, высоты науки штурмуете».

Марина хладнокровно проглотила «родственника».

– Спасибо вам большое, Александр. Да у меня, похоже, все нормально. Но все равно – забота и внимание – самое ценное содействие в жизни.

– Вы уж придумайте, чем я могу быть полезен. А то Володя отчет потребует, что для Марины сделал хорошего. Я и так уж, от себя, анонс озвучил: «Кто Рябинину Марину, первокурсницу филфака, попытается обидеть – бросит вызов сборной ВУЗов по дзюдо». Вот мой телефон, я буду ждать задачу для решения проблем.

И Марину, кто видел, пытали: «Что к тебе Артемьев приходил?»

– Я буду секцию дзюдо на нашем курсе, средь вас, подруги милые, вести.

– Ну, мы все туда запишемся. Если Артемьев у тебя в помощниках.

* * *

– А как вы себе представляли – приходят на курс три богатыря, и бьют морды проклятым насильникам? – с улыбкой обрисовал Михаил Панкратов. Сейчас он отвечал за Маринин покой. – У нас есть много знакомых, которые знают, что мы можем полезными быть. Они готовы нам во всем содействовать, чтоб поддержать баланс возможностей. И через спорт, да и другие сферы – нет смысла называть. И в России. И по всему земному шару поискать можно. И это ведь антикриминал. А силы его безграничны, потому что он борется со злом.

Михаил был самый молодой в охране Рябининой, и не хотел скрывать энтузиазм.

Марина привыкла к своей команде. Будто старшие братья заботу несли о сестренке. Водитель Валерий как будто бы жил на колесах. Когда бы ни был нужен, он, похоже, как раз проезжал за углом. Рябинина старшая отобрала возможных кандидаток для помощи дочери по хозяйству. Но утверждать на роль взялась хозяйка дома, и интуиция шепнула верный выбор. Тамара Петровна усвоила вкусы, привычки и весь распорядок. Своим присутствием вносила в дом тепло, жизнь в «своих стенах» протекала в ритме нормы. Марина охотно училась, и результаты говорили за себя.

Время любви – такой аспект не выделялся. И в школе были мальчики, и поцелуи, ласки. Когда-то очень жаркие. Когда-то слишком нежные. Один роман продлился аж полгода. Но Марина в последний момент избегала окончательной близости.

Романтические представления! Уже, практически, никто не вспоминал подобных бредней. Но в девушке они были сильны. Душа подсказывала ей, что настоящая любовь куда сильнее сексуальных обольщений. И что секс и любовь не во всех ситуациях разные вещи. «Секс ради ублаженья зова плоти, я думаю, предательство любви. А если я так думаю и чувствую, и знаю, что любовь должна придти? В школе жизни так много предметов. И суток не хватает для познания. А чашу личности я не хочу расплескивать». Девушка была мудрая и с твердыми устоями.

Круг «близких», образованный в Москве, Рябининой пришелся очень по душе.

Но все же отмечались предпочтенья. Сергей Мартынов стал как мудрый старший друг. А Миша Панкратов был проще и ближе. Они беседовали и абстрактно рассуждали. Однажды, начав разговор с ерунды, они втроем ушли в глухие дебри. И представляли разные позиции, с которых можно рассмотреть убийство. Сергей рассказывал про беспредел в Чечне, где приходилось убивать, чтоб постараться выжить и спасти, и не было раздумий в ходе боя. А Михаил поведал быль из жизни. Он тоже был в Чечне, но много позже.

– В нашей роте собрался различный народ. Все незнакомые друг с другом изначально. Но одногодки. Времени пообтереться, да что там, времени познакомиться нам не досталось. Чьи-то имена, несколько фамилий. А у меня сразу как бы товарищ, Василий Петухов. Все он рядом со мною оказывался, и расспрашивал по ходу дела. Так, нормальный вроде парень. Не слишком пугливый, а только все удивлявшийся. И прослужили мы бок о бок месяца три. Когда одногодков настолько поубавилось, что все наперечет, и как одна семья. А товарищ мой Петухов удивляться совсем перестал, и разговорчивость ушла. В ту ночь, когда мы из села боевиков выбивали, Петухов пропал. Не досчитались, и трупа никто не видел. Прошло два месяца. И забрасывают нас листовками. Часто такое бывало, в землю втаптывали при перемещениях. А тут, будто сама рука протянулась. Поднял и рассматриваю. И такой во мне гнев поднялся, и злость. Потому что в листовке этой бывший Петухов Василий, а ныне, принявший ислам, и имя мусульманское, боец против российских интервентов, обращался с призывом к нам последовать его примеру. И фотография мерзавца, с автоматом. И уже борода отрастает. Вот его бы я убил не задумываясь, попадись он мне. И с автоматом, нападающего, и с мольбой о прощении и пощаде, пресмыкающегося – все равно бы убил. И рука бы не дрогнула.

– Да это ж предательство! Какие тут раздумья? – Сергей подчеркнул очевидное.

Марина пристально смотрела на Михаила, пока шел рассказ. Потом взглянула на Сергея и, слегка сожмурив веки, тихо спросила:

– И, значит, надо убивать?

– Зачем вам убивать? Вы нам скажите. А мы устроим так, чтоб сам не жил, – Михаил был слишком серьезен в этот момент, и Марина заподозрила шутку.

Но посмотрела на Сергея, и поняла, что это так.

* * *

Как-то лекции окончились чуть раньше, и Марина, не задерживаясь, вышла. И невольно застала момент расставанья Михаила с красивой и юной блондинкой. Он поймал ей такси. Нежно обнял, и что-то ей все наговаривал. А потом, с поцелуем, из объятий освободил. Помог ей сесть в машину, и провожал в потоке взглядом ее замедленный отъезд. Марина не сочла бестактным сказать, что наблюдала сцену.

– Простите, я нечаянный свидетель. Но ваша девушка мне показалась очень славной.

– Это невеста моя. Ее зовут Ирина. Я вас на свадьбу хочу пригласить, если сможете.

– Ну, конечно же, Миша. Мне очень радостно, когда близкие мне люди любят и женятся. И когда же событие?

– Еще точно не знаю. Но хочу, чтоб быстрее. Нет хуже, чем медлить и ждать.

Прошло какое-то время, и Марина нечаянно вспомнила, что жених Михаил был настроен играть свадьбу, не откладывая. Рядом был Мартынов. Она его спросила.

Сергей нащупывал ответ и не спешил его озвучить.

– Я думаю, удачно, что вы спросили у меня. Там, пока что, проблемы с тяжелым прогнозом. Ира снова в больнице, за здоровье придется бороться.

– В моих воспоминаньях нет впечатления больной. Она мне показалась очень юной и трогательной. Я еще порадовалась за Михаила, что славную девушку, и красавицу он в жены берет.

– Она красавица, и славная. Тем беспощаднее недуг. Сейчас будут делать повторную химиотерапию.

«Синдром отличницы» сработал, и в ход беседы не ворвался всплеск эмоций.

– У Иры рак? – вопрос был в том же тоне, лишь чуть тише.

– Лейкоз, – Сергей не сделал паузу – молчание звучит, как приговор, – сейчас болезнь успешно лечится. Но не за свадебным столом.

А позже, вечером, когда Сергей провожал Рябинину домой из театра, где играли сверх новую версию «Чайки», Марина попросила:

– Пожалуйста, Сергей, сугубо между нами. Вы дайте мне название больницы, и фамилию, и отчество девушки Михаила. Не нужно, чтоб он знал.

* * *

А наутро попросила Мартынова подъехать. Просьба Марины переросла в задание. Он должен побеседовать с врачами, узнать прогнозы и возможности лечения.

К вечеру Марина знала, что «химия» лишь только полумера. А лучше всего, и почти стопроцентная гарантия – это операция по пересадке костного мозга. Прекрасно делают в Швейцарии. У них есть база доноров, так что не уходит время на ожидание.

Стоимость вопроса сто двадцать тысяч долларов. Михаил отчаялся достать.

Будут делать химию.

* * *

– Я не знаю, как это лучше сделать, но хорошим людям надо помогать. Ты же, папа, не раз говорил мне такое.

– Да, госпожа Рябинина. Какие же вы, гуманитарии, сострадательные. – Вдовин сразу был готов к ответу. – Помочь, конечно, надо. Но подарки такие делать недопустимо и безнравственно. Я помогу с решением проблемы, но пожелание исходит от тебя. И действия должны быть твоими.

– Я не знаю, что и как я могу предложить. Научи меня, папа. Ты всегда моя точка опоры.

– Ты можешь сказать Михаилу, что по твоей инициативе наш холдинг создает фонд помощи. На что ориентирован – определит устав. А первым деятельным актом, ты попросила, чтобы стало выделение средств Михаилу Панкратову. Всей суммы сто двадцать тысяч долларов единовременно.

– Так, теперь ясно. И куда он должен обратиться?

– Нет, еще не все. Пятьдесят тысяч долларов ему безвозмездное пособие. А остальные деньги – беспроцентный кредит на семь лет. Пусть позвонит мне в канцелярию. И скажет, что Марина Владиславовна назначила связаться.

– А зачем моя роль так представлена?

– Во-первых, потому, что ты ее сыграла. Он мог бы обратиться сам, но этого не сделал. Я знаю этих гордых одиночек. Их преданность сильна, но честь всего превыше. Ты тоже понимаешь, что к чему.

– Я не хочу быть благодетельницей. Нельзя ли все проще оформить?

– Ну же, Марина, я думал, ты тоньше в людях разбираешься. Они тебя уважают, и ценят все твои достоинства. Но ребятам нужен командир, чтоб заботился о каждом. Ты сама к этому пришла, и за Панкратова просишь. И что за глупость – манны небесной предлагаешь падение. Или мне позвонить и сказать: «Панкратов, я хочу дать тебе сто тысяч». «Ну, скажут все, а Вдовин идиот».

* * *

Девушку Иру прооперировали в Швейцарии. А Марина Вдовина усилила свою охрану.

Не количеством. Безмерной преданностью. И авторитетом своей личности.