Текст книги "Кавалер умученных Жизелей (сборник)"

Рассказ для Петухова

Благие намерения

В начале марта знаменитые турецкие курорты, чудовищно забитые с апреля по октябрь, начинают как бы раскрутку от прохладной зимы, чтоб к наступлению лета набрать обороты. Природа уже бурно оживает, но отдыхающих пока ещё немного. Чуть в глубине от побережья можно найти прекрасные футбольные поля, их арендуют клубы северных широт для тренировок их команд, чтоб не утратили физическую форму в зимнем межсезонье. Почти плюс двадцать днем, отсутствие туристов и дождей, не так уж много отвлекающих соблазнов – вот очевидные достоинства, чтоб привлекать спортсменов.

А недостатки? Впрочем, где их не бывает.

Известный тренер Вяхирев ценил возможность зимних тренировок. Он в этот раз привез своих ребят на прежний стадион, но с новою задачей. Недавно клуб переманил двух игроков через трансфер, и требовалось за короткий срок состыковать командную игру, чтоб новеньких поставить в основной состав. Могучий итальянец укреплял защиту, а темпераментный «латинос» – правый край. За две недели что-то сделать удалось. И, безусловно, крики наставлений, в которых Петр Андреевич руководил игрой, законспектировали общие намётки. Он подобрал ключи к важнейшим звеньям игроков, и мог спокойно улететь в Москву, не сомневаясь в нужных требованиях тренерской бригады.

В тот день Петр Андреевич собрался уезжать.

Отель с рассвета жил работой разных служб, бесшумной для покоя постояльцев. Разминка перед стартом наступающего дня.

Диск солнца поднимался по безоблачному небу, как будто в дымке, наподобие вуали, что нежный ветер умудрился приподнять с лица весны. Свет и тепло распространялись повсеместно, стремясь проникнуть в каждый уголок.

Один нескромный луч чуть преломился сквозь окно, и – оживил комфортный номер полулюкс; искрился в зеркале, висевшем на стене апартаментов, но не был очень жгуч и радовал прозрачным светом. Он, поступательно, проплыл по телу спящего мужчины, бесцеремонно задержался на лице. Спонтанно задрожали потревоженные веки. Мужчина, вроде бы, моргнул, но не проснулся.

Небесный снайпер взял прицел на безмятежность сна, сумел попасть в «десятку» подсознания мужчины.

И только к вечеру указанного дня, садясь на самолет, футбольный тренер Вяхирев, чуть усмехнувшись, вспомнил, что поутру, в последнем сновидении, он вроде двигался по тёмному туннелю, и ощущалась сдавленность пространства. Он умудрялся всё-таки лететь, покуда вдалеке не замаячил свет. Свет постепенно и упорно разгорался, как будто бы работал реостат. Пока не сделался настолько нестерпим, что от него мучительно сощурились глаза.

А утром Петр Андреевич не вспоминал о снах. Напрасно солнце прорывалось сквозь балконное окно, чтоб покорить метаморфозами природы. Петр приоткрыл глаза, чуть двинул головой, увидел рядом девушку Оксану. Она о чём-то, видно, размышляла и изучала взглядом потолок. Петр вновь закрыл глаза и сразу осознал, что вечером сегодня уезжает, а послезавтра будет день рожденья. При этой мысли стал решительно вставать. Девица томно распласталась на кровати, и повела задумчивую речь. С надеждой, а быть может, просто так.

– Чего-то, вот, ты говоришь, что уезжаешь, – мечтательно промолвила она, – и мне представился Крещатик. Куда-то все гуляют и идут. Девчонки, и я тоже, вместе с ними.

Он отмахнулся от ненужной болтовни.

– Вставать уже пора, Шехерезада. Я до двенадцати освобождаю номер.

– Да времени ещё – такая рань, – Оксана мысли не имела обижаться. Ей просто нравилось валяться и мечтать. – Я бы поехала с тобою хоть куда. А там – до Киева, Крещатик. Мост Патона.

Петр подмигнул ей и отправился под душ.

Вода встряхнула стаи медленных молекул в его теле, как он своих ребят на тренировке. Чтоб уничтожить непотребный дисбаланс, и чтоб все органы работали единою командой. За годы офисного угасанья сил, на поприще чиновничьих сидений, Петр, поневоле, чуть оплыл жирком. Ну, а теперь, на тренерской работе, к рабочим мышцам закалённого бойца вернулась сладкая энергия нагрузки. Пётр возвратился к прежней худобе, и в свои сорок пять не ощущал, что наступает возраст. Под ледяными струями воды он наслаждался как подросток-эскимос, сидящий у огня в уютной юрте.

Оксана приоделась и ждала.

– Эх ты, Оксана, гарная дивчина, – всё в этой девушке понравилось Пётру. А смысл того, что он хотел сказать, скорей всего имел такой характер. – Откуда эти романтические нюни? Зачем тебе поток воспоминаний? С твоею чувственностью, бьющей через край?

Но получилось всё яснее и короче.

– Здесь скоро лето, будет столько мужиков, – Петр одевался и попутно говорил. – Там все устали, посадили Тимошенко, и нету ни работы, ни мужей.

– Да, ладно, Петя, я ведь не всерьёз. А ты когда ещё сюда приедешь?

– Не знаю. Ты мне дай свой телефон. – Он чуть подумал и предупредил. – Мои ребята будут здесь неделю, и тренеры их каждый день обязаны гонять. – Оксана даже не пыталась делать вид, что принимает эти наставленья. – Им силы все нужны на тренировки, и нечего их распылять на секс. А то, какая там, поди ж ты к чёрту, форма? Так ты уж, дивчина, не подводи меня. – Он помолчал, и всё-таки добавил, – А тренер лучше полевого игрока.

– На кой мне ляд все ваши игроки? – в тот миг она действительно не знала. – Пусть бьют в ворота и гоняются с мячом.

И вдруг добавила, в итоге резюме.

– Как это пошло – говорить со мной о сексе.

– Да, что ты, я шучу, – миролюбиво улыбнулся Петя. Но всё-таки добавил. – А ты-то, я надеюсь, поняла?

Он протянул ей две купюры в двести лир, она упрямо покрутила головою. Лишь триста долларов их сделали друзьями. День в Турции вступал в свои права.

Сегодня Вяхирев не шёл на стадион, а накануне появились закадычный Вовка Кузин и новый член Правления Агеев. Чтобы взглянуть, как их «вложения» работают в игре. На новых игроков ушли большие деньги.

Ребята видели, кто это появился, и замечательно устроили спектакль. Да и Боссини, несомненно, что-то понял, и прямо-таки прыгнул из себя. А для Мурьё и стимуляторов не надо, как будто шило где-то там внутри. Вот только ещё техника хромает.

Ох, и понравилась игра парней Володе! Да и Агеев много говорил:

– Как повезло, что у команды главный тренер с такой, на редкость светлой головой.

– Вот, знал же – у тебя чутьё, – тут Кузин хлопнул Петю по плечу и закурил. – Ведь насиделся же Боссини у «Милана» в запасных. И как ты вычислил его потенциал, когда все матчи он болтался на скамейке?

– Ты что, Иваныч? – Петя мудро полагал, что надо подчеркнуть заслугу клуба. – Вы посылали в Рим и Лиссабон, вы мне командировки оформляли.

И видел, что Агееву приятно.

– На тренировки, неохотно, но пускают, – продолжил он рассказ про заграницу. – Да кто, подумаешь, я, в общем-то, для них? Тьфу, тренер первой лиги из России. Кто знает, что мы платим за трансфер? Вот я и разглядел, кто нам полезен.

– А перуанца тоже там сумели раскопать? – Агеев был в Правлении недавно, да и в футболе только начал разбираться. Но деньги на развитие давал.

– Мурьё, вообще-то, он из Гондураса. В какой же он пускается отрыв! – И Петя рассказал про тренировки.

– Сначала было множество проблем. Как иностранцам втолковать, чего мне надо? Показывал на пальцах, они читали с ног. Представьте, я лет восемь не играл. И вот – носился, как пример для подражанья.

Агеев с одобреньем кивнул, а Кузин вновь разворошил историю трансфера.

– Ты, Петр Андреич, очень правильно тогда, что первым делом выкинул балласт, – Володя Кузин затянулся, смачно сплюнул, и до конца продолжил свою мысль, – А то у нас миндальничать привыкли – ну, как его, беднягу, уберешь? Не курит и не пьёт, не хулиганит. Да на черта он нам такой непьющий, когда на поле он командно не играет? А если и уйдёт когда в отрыв, то только нам скорей потреплет нервы, чем вражеской команды вратарям.

– Ну, что тут скажешь, правильный подход. И с Себастьяном развязались, и усилили состав.

Агеев ставил точку в разговоре.

А вечером – с Иванычем встречались. Ведь это Кузин, когда Вяхирев сидел в спорткомитете, создал условия, чтоб тренером назначили Петра.

Явился к Пете как-то в кабинет, и стал смотреть в глаза с прямым укором.

– Ну что, уселся в тёпленькое кресло? И секретарша с выражением лица, что круг обязанностей шире чайных церемоний.

Он был, конечно, прав, но так сложилось. Как только Петя перестал играть, жена Светлана предъявила ультиматум.

– Мне надоело быть соломенной вдовой. Все как за каменной стеной, а я без мужа. То – тренировки, то – поездки на игру, Иди к Быстрову – он тебя возьмет.

Обрушила словесную лавину, а после подошла и обняла.

– Ведь я тебя люблю, железный Пётр. Там каждый референт имеет кучу денег. А мне-то нужно просто бабье счастье.

Петр долгие года держался на своём. И чем Светлана подкупила в этот раз, наверно, только Богу и известно. Скорей всего, она не вызвала слабинку, а уловила чутким женским естеством, что часть его души настроена к покою.

А так ли это было, или нет, теперь уже не станем разбираться.

Когда в июне по Москве пошла сирень, деревья спрятали стволы за зелень листьев, Петр Вяхирев пошел в спорткомитет и сразу же погряз в чиновничьей работе. Он стал, как бы сказать, начальник ничего. А проще – мальчик для битья с большим окладом.

Он смог вписаться в новый коллектив. Но ощущал себя, как некий чародей, приставленный описывать успехи лохотрона. Пропал задор организатора побед и жесткого борца на левом флаге. Светлана кучей громоздила бутерброды, когда, все выходные напролет, Петр прилипал к спортивному каналу, чтоб убедиться, что всё делают не так. Четыре года истрепали нервы, на облицовку живота лёг жир тоски.

И ожидаемое семя перемен, которое доставил вестник Кузин, попало в перегной души Петра, чтобы пустить стремительные всходы. Его позвали тренером в команду. И не было ни тени сожаленья, когда покинул душный кабинет с болезным ветром кондиционера и рецидивами компьютерной тоски.

Идем, Иваныч, друг, победа, гол. Ревут, поди, трибуны стадионов. А если сыщется один, совсем бесхитростный фанат, то ради его детского восторга рванутся в бой участники игры.

На юге Турции была уже весна, но вечерами всё же холодало. Футбольный тренер слушал, когда друг, теперь уже солидный член Правленья, припоминал, как веселилась молодёжь, какой они совсем недавно были. И за беседой пили крепкие напитки, как и всегда, когда встречаются друзья.

– На день рожденья не получится придти, – Володя Кузин ехал дальше, на Майами. – Но я, конечно, выпью за тебя.

– А мне, ты знаешь, и не хочется справлять. Ну, может, приглашу кого для Светки, – Петр опустил бокал, и замолчал. И чуть сощурился, как будто размышляя. Потом решил сказать, как на духу. – Я, знаешь ли, Иваныч, замахнулся. С разъездами не доходили руки. Ну, а теперь, когда и деньги есть. Я дом хочу построить на Рублёвке. И заживем мы там с красавицей моей. И ты всегда желанным гостем будешь.

Володя дым пустил направленной стрелой и уточнил для ясности вопроса.

– Ты от Светланы собираешься уйти?

Петр, было видно, даже растерялся.

– Как, то есть? Я, как раз, и с ней. А ты подумал…

Оба громко рассмеялись. И повторяли, словно шутку дня. Потом коньяк допили за удачу. И с тёплым чувством разошлись по номерам. Володе девушку прислал метрдотель, Ну, а Петра уже ждала Оксана.

Для Вяхирева всякий перелёт был наслажденьем, так как давал возможность отдохнуть. Его гипнотизировал глубокий гул моторов, и он обычно сладко засыпал. Но в этот раз назойливая мысль, что всё неправильно устроено в семье, его томила и настраивала думать. Нехорошо, что Светка где-то сбоку, как будто член семейной сборной, а не законная жена. Спарринг-партнёр на тренировках по борьбе. И если в спорте главное быть первым, то, в отношениях с женой, он разобрался, всего важнее быть всё время вместе. Как славно, что он это осознал. Всё встанет по местам. Поедем на Рублёвку. Какое заглядение, Светлана. Дочь будет жить в Москве. Мне только сорок пять. Большую спальню на втором. Ещё – джакузи.

Воздушный лайнер ровно шёл над пеленою облаков, почти стемнело, загорались звезды. Усталый тренер погрузился в сон.

Пётр удивился, а потом сообразил, и ощутил, как здорово вздремнул, когда бортпроводница, что так бережно дотронулась плеча и тихо прошептала: «Подлетаем», пошла по лайнеру между рядами кресел, и не ленилась лишний раз сказать:

– Защелкнитесь ремнями, господа.

«Да, опускаемся, что говорить, на землю, – в душе у тренера возобладал покой, – Светлана создана сидеть у очага, а я, пора признать, перебесился. Энергия и так идёт на тренировки, а тут ещё и буду строить дом».

Он чуть поежился – закладывало уши. Пилот спустился с высоты, как будто имитируя паденье. Как перегрузки в трудной школе космонавтов. Но Вяхирев мечты не потерял.

«Жена не то, что женщина в отеле. Светлану буду брать в командировки, как в Тулу самовар. А дочка – пусть приводит парня, или катится к нему».

А в это время стюардесса рассказала про снег и непогоду за бортом. Пётр аж поёжился, услышав минус два. Бортпроводница пожелала всем счастливого пути. Однако ветер, задувающий у трапа, хорошего пути не предвещал.

Петр не просил встречать, и, как добрался на такси, уже, считай пошло начало ночи. Поцеловав жену, спросил, как Люся. Им надо было обсудить, что делать в день рожденья. Но прежде отдохнуть. На завтра Петр Андреевич назначил столько дел, что только успевай.

Светлане было не до сна, но что-то говорить в противовес ей не хотелось. Последняя неделя ей досталась тяжело. Людмила словно сорвалась с цепи, и если Петя ещё мог и приказать, и запретить, то мать давно подрастеряла свой авторитет. И наблюдать, как девочка, ещё почти дитя, вдруг превратилась в полногрудую девицу с откуда-то вульгарными манерами, как и у многих её сверстниц – ну, ещё полбеды, и можно посчитать болезнью роста. Но у Людмилы появился друг, типичный отморозок, и, судя по обритой голове – скинхед. Он запирался с Люсей в комнате, они врубали музыку на полную катушку, чтоб делать, что угодно, наплевав на мать. Спасибо, что пока не ночевал.

– Отец такого не потерпит, – не удержалась раз Светлана, когда бритоголовый типчик, пробурчав: «Привет, мамаша», прошёл к Людмиле в комнату, а дочка захватила что-то из еды и двинулась за ним.

– Так ты, мамуля, папу просвети, – Людмила беззастенчиво смотрела ей в глаза, – Не думаю, что он закостенелый. Скажи, что у меня теперь друган.

Мать не успела разозлиться и вспылить. Людмила еле слышно прошептала:

– А я про вас с Сергеем ничего не расскажу.

Сергей был внук парализованной соседки Вероники Львовны, приехал навестить старушку года три назад, да так и задержался у неё в Москве. Старушка Вера называла: «паралич», что у неё отказывали ноги, и по квартире двигалась с трудом. На улицу она не выходила. Но, что действительно беда – болезнь Альцгеймера уже работала в каких-то клетках мозга у одинокой престарелой дамы. Вера Львовна часто что-то забывала, не всякий раз могла узнать врача, лет десять приходившего в их дом. А с незнакомым консультантом из «Бурденко» вдруг потянулась целоваться: «Как долго тебя не было, Вадим». Так звали усопшего мужа старушки. Консультант диагноз подтвердил. Врачи хотели хлопотать о доме престарелых, но сердобольная соседка из квартиры рядом давно захаживала помогать, и Вера Львовна относилась к Свете, как к родной. Светлана пригласила к бабушке сиделку, та согласилась на работу с проживаньем. Деньги у Вероники Львовны были – муж перед смертью продал загородный дом, а деньги положил на долгосрочный депозит.

Вадим Кириллович был генерал-полковник. Старушка бережно хранила ордена и именные наградные пистолеты. Он с детства сотворил себе кумира и это был загадочный Котовский, пахан преступных группировок и, в то же время, красный командир. Вадим Кириллович хотел писать историю о нём, скопил немало материалов и различные открытки, где в разный позах красовался лысый самодур с нелепой формою усов, торчавших, как у Гитлера, под носом. Когда-то Вера даже ревновала – так глубоко засел у мужа в сердце необъяснимый бессарабский «лже Нерон». Теперь же напевала, иногда:

 
Где широкая дорога, вольный плес днестровский,
Кличет у Попова лога командир Котовский.
 

Светлане Вяхиревой очень не хотелось, чтоб Веронику Львовну упекли в дурдом, а родственники, сброд из захолустья, взялись делить квартиру у Светланы за стеной. Покойный генерал возвел барьер от надоедливой родни, не потакал попыткам вызвать родственные чувства в богатых и бездетных москвичах. Что говорить о Веронике Львовне, с её размытым миром представлений, где память не играла значимую роль.

– Я иногда смотрю в окно, – так Вера Львовна выходила погулять, – и жду, когда же он поскачет во главе отряда.

– Кто, Вероника Львовна?

– Красный командир.

И тут, как правило, включала дребезжащее сопрано:

 
Над конем играет шашка проливною силой,
Сбита красная фуражка на бритый затылок.
 

Внезапно бабушка припомнила Сергея, внучатого племянника из мужниной родни. Приехал из Ростова, провалился на юрфак, жил в общежитии и заходил к Вадиму. Без всяких притязаний, а с приветом от сестры. Покойный генерал к нему отнёсся хорошо, да и у Веры сохранилось неплохое впечатление. Как он возник из памяти – вдова военного, наверно, удивилась и сама. Однако сразу сделалось идеей фикс, что этого Сергея нужно пригласить.

– А то нам, Светочка, тоскливо без мужчины, – пришла к решенью Вероника Львовна. – А этот неплохой, да и родня.

Светлана, после стольких лет заботы, должна бы встретить приглашение племянника в штыки, когда бы Вероника, несколько подумав, не уронила странные слова:

– Но пусть не обольщается, что старая, безумная, почти чужая тётка надумала квартиру завещать. Я, слава Богу, не одна на свете.

И выразительно взглянула на окно. И на Светлану, с торжеством и гордостью в глазах. Потом замкнулась, и, как хочешь понимай. Г-жа Вяхирева, с трезвой головой, не поспешила сделать вывод, как того хотелось. Наведываться к «бабушке Альцгеймер» ей даже нравилось, сиделка оказалась – хоть куда. Всё у неё сияло чистотой – от свежевымытой старушки до безупречно накрахмаленных и глаженых гардин. А с Вероникой Львовной, не принимая в счёт диагноз, общаться было крайне интересно. На первый взгляд парадоксальные суждения «отвоевавшей первой леди гарнизона», если запомнить их и сопоставить с тем, что представляет нам реальность, не требовали скидки на погрешности ума. «Наверно, мозг живет на стратегических запасах, – Светлана, из-за тесного общенья, порой использовала в мыслях бабушкин язык. – Ведь Вера не всегда была сидячей инвалидкой. В фотоальбоме, рядом с мужем – просто порох».

Однако, отнеся в свой адрес Верины слова, Светлана отыскала этого Сергея. Тем более что вспомнила его. Провинциальный и застенчивый брюнет, который каждый раз краснел, встречаясь с ней на лестничной площадке. И Свете вдруг представилось, что он её союзник, а не соперник в притязаньях на старушку.

Сергей приехал, был немногословен, понравился больной и впечатлил Светлану. Он без особых размышлений согласился жить в Москве, забыть о коммуналке на окраине Ростова, где каждый день ругался с бывшею женой.

Тот скромный юноша, хотевший стать юристом, на удивление сумел заматереть за годы в армии, по милости призыва, и сверх срока. Потом судьба устроила Сергея в ночной клуб начальником охраны, где на его брутальный вид добавилась свирепость. Но улыбался он по-прежнему открыто.

О нём-то Люся матери бесстыдно намекнула. Он был любовником Светланы, и давно.

Сейчас Светлана Павловна, при свете ночника, разглядывала профиль мужа на подушке. Он был, пожалуй, что красив, но Света понимала это только отвлеченно. Быть любящими мужем и женой у Светы с Петей как-то не сложилось. Они не ссорились, не выясняли отношений, возможно потому, что их союз образовался не от бешеной любви, а оттого, что Света «залетела». Отдать ребёнка пожилым родителям не позволяла совесть, а за абортом обращаться было поздно. А Пётр за ней ухаживал, и были отношенья. Она, особо не надеясь, рассказала. А он возьми да и скажи – давай жениться.

Их брак уже держался много лет на безусловном соблюдении приличий, а главное, с чем в жизни повезло – они друг другу абсолютно не мешали. И потому, что Пётр сегодня, с незнакомой теплотой, расцеловал Светлану, даже приласкал, она увидела подвох и заподозрила какие-то манёвры. Но время разводиться не пришло. Жизнь научила Свету преимуществам работы на опереженье. С неглупым Петей, но прямолинейным, такая тактика всегда несла успех. «Что бы то ни было, – Светлана бережно ласкала мужа взглядом, – но ты уйдешь, когда я захочу».

А днём того же дня, дочь Люся, шагнув из лифта на площадку их седьмого этажа, опять увидела, как покраснел матёрый, средних лет Сергей из генеральшиной квартиры. Она взглянула исподлобья и промолвила: «Привет».

Потом к ней заявился отморозок Николай, включили музыку и стали говорить.

– Сегодня прилетит, – Людмила, балуясь, курила сигарету. – Поговори с ним, он зануда, но хороший.

– Ну да, поговорю, – в рев музыки включился хрипловатый бас. – Но, как-нибудь, не общий разговор, и без мамаши.

– Ты, карапуз, потешный Брюс Уиллис. Что мы болтаемся, пусть снимут нам жильё.

А Вера Львовна мучила Сергея.

– Когда же, наконец, – он утвердительно кивал ей головой. – И выедете в полк, под Кишинев.

Старушка не могла не знать, что у Светланы муж. Но его отметала удобная память, соединяя в пару близких ей людей, с надеждой поженить. Петр к ней не заходил. Про Кишинев никто не отрицал, что может быть поедут, и Вере Львовне нравилось мечтать о ей задуманном семейном очаге. Светлану с Люсей, заходившей иногда, она считала за одно лицо, и удивляла Люсю замечаньем.

– Как здорово ты сохранилась, детка.

Светлана запретила уточнять. Грех волновать старушку пустяками. Она больна. Но, сотканное бабкой двуединство, распространилось в подсознание Сергея. И он всегда краснел, встречая Люсю. И вправду, сходство было налицо.

Промозглый ветер, что встречал в аэропорте, к утру, должно быть, стих, и крупные тяжелые снежинки почти отвесно пролетали вниз во двор, когда Пётр Вяхирев раздвинул шторы.

– Да, что ж, Светлана Павловна, какая здесь зима.

– Да, и не говори. Зато ты отдохнувший.

Дочь сиротливо допивала в кухне чай. Да только и сказала что:

– Приехал? Я бы хотела тебя с кем-то познакомить.

Сегодня день был занят, завтра праздник. Пётр представлял, о ком ведётся речь. Но дочка так просительно смотрела.

– Давай сегодня, где-то до обеда. Я всё равно приеду с мамой говорить.

Светлана убедилась лишний раз, какая трещина в семье, когда Пётр пристально смотрел в её глаза с обманчивой, казалось, теплотой. Он слишком бережно прижал её к себе, и чуть внимательней похлопал по спине. А возле лифта даже обернулся и, было видно, что стесняться перестал.

Сказал: «Все будет хорошо», и улыбнулся чересчур уверенной улыбкой.

– Всё будет хорошо, – неспешно, да и еле слышно, уже себе самой проговорила Света. С большим сомнением, что это будет так.

Людмила спешно собиралась в школу, хотя с утра и говорила, что сегодня нет уроков.

– Ты, мам, как папа позвонит, что собирается домой, пожалуйста, звони тотчас же мне.

– Чего это, зачем?

– Я обещала папе, что приду обедать.

«Вот так она проходит, эта жизнь, – как обреченная, загоревала Света на антикварной оттоманке прямо в холле, и думала о том, что каждый умирает в одиночку. И тут внезапно появилась мысль, простая, как и весь подлунный мир: «Грех разрушать такую крепкую семью, и этот грех не надо допустить на совесть Пети. Ну, а с Серёжей, если честно, всё уже прошло».

Когда Пётр шел домой, его на улице окликнула Людмила, вся упакованная в кожу. Просто – егоза.

– Вот, познакомься, папа, это – Николай.

Тот лаконично приподнял картуз и засветился свежевыбритый затылок. Петр оценил его по тренерским лекалам: «Нормальный парень, подрастающий мужик. Воспитан – что ещё по жизни надо?».

– Ты что, закончил что, или в процессе?

– Так мы, с коллегами, «лимонки» у метро.

«Рисковый, – удивился Петя, – средь города оружие толкать». И пригласил на послезавтра, чтоб зашел.

– А ты чего сказала, что зануда, – в пылу оценки Николай даже причмокнул, – путёвый старикан, и с пониманьем.

Людмила даже испытала гордость. И парочка смотрела вслед отцу, шагавшему пружинистой походкой, так ловко вышедшему из коварства льда, такого скользкого под запоздалым снегом.

Про день рождения – решили приглашать, кто позвонит. У Светы были связи в ресторане, так что еда, закуска – без труда. Когда Пётр вечером уехал по делам, Светлана, всё-таки, расстроила Сергея.

– Придется некоторое время потерпеть.

«Оно и лучше», – не расстроился Сергей. Его уже изрядно тяготила эта связь. Ведь он, хотя обманывал Петра, но сохранил к нему при этом уваженье.

День накануне дня рожденья пролетел.

А в городе, меж тем, ещё была зима. Шла череда холодных неприглядных дней, в порывах ветра возникал колючий снег. Прохожие упрятывали лица в воротник или скрывали в чреве капюшона, передвигаясь скособоченной походкой, нащупывая землю под ногами. Весна шагала по календарю, а не по улицам с наростами сугробов.

И вот – пришло пятнадцатое марта.

Москва проснулась с ощущеньем долгожданных перемен. Ночная мгла не обратилась в серенький, безрадостный рассвет, как длилось много дней и сделалось привычным. Светлеющий с востока горизонт пророчил солнце. Не потеплело, но открылись облака. И небо стало желтоватым и прозрачным.

Внезапный день весны пьянил доверчивых людей. И горожане суетились оттого, что отблеск возрождения природы затеплился у каждого в душе. И, может быть, философ и поэт, анализирующий мир суровых буден, взглянул на лучезарный небосклон и сформулировал похожие слова: «Вот и увидит кое-кто свой безупречно чистый лист, зовущий заново писать страницы жизни. Благим намерениям не сыскать числа, и много поколений их нашептывало звёздам. Но нет их на скрижали небосвода. Они сгорают в солнечных лучах, их смоет дождь или развеет ветер. Чтоб не было острасткой для уверенных людей. Пусть разберутся со своей свободой воли и с персональным представлением о счастье. А заблуждаются они или на правильном пути – покажет время».

Светлана Вяхирева встала в шесть часов. Её, как будто, подтолкнули этим утром. Она почувствовала, что пора вставать, и осторожно выползла из спальни. Петр спал, но, почему-то беспокойно, и бормотал какие-то слова.

Со свежим и ухоженным лицом, в волнообразном обрамлении прически, в халате пастельных тонов и с коробочкой в нежной руке, она приблизилась к храпящему супругу и очень бережно присела на кровать. Как только Петя приоткрыл глаза, рядом с подушкой появился “Rolex”. И ангелом маячила жена, улыбкой излучая поздравления.

Примерно в десять начались звонки. Одним из первых позвонил Володя Кузин. Не только, что поздравил, но и обрадовал особенным вниманьем.

– Я, старичок, решил, что пусть Майами подождет. Мне все равно потом в Нью-Йорк и Сан-Франциско. Сегодня, прямо с самолета, и к тебе.

Пётр строго и торжественно оделся. Правленье клуба выделило бонус к юбилею, и надо было ехать получить. Люся поздравила и убежала в школу. Квартира, в предвкушении гостей, уже осваивалась в праздничном убранстве. А в поцелуе Светы столько чувства, что не хотелось ехать никуда.

По тротуарным лужам, через звонкие ручьи, Пётр двигался к площадке гаражей. Он неприятно удивился, когда увидал, что там ждет незваный гость. С надменным, так казалось, видом, и непонятно – почему, стоял отброшенный командою балласт, ненужный форвард Себастьян Джупилло.

«Как странно, что он хочет поздравлять».

Но этот темнокожий футболист сюда пришел совсем не для того.

А в это время Вероника Львовна решила непременно «погулять». Сиделка вытащила норковую шубу с капюшоном, обула Веру в унты, чтоб открыть окно – той «захотелось нюхать свежий воздух». Открыли самое любимое окно, рядом с витриной, где награды, пистолеты. Что-что, а зренье ей не изменило. И удивилась, кто стоит у гаражей.

– Так, и откуда дядя Том? У Бичер-Стоу он, как будто бы, погиб.

На это ей никто не возразил. Сиделка вышла. Племянник должен вскорости вернуться. Светлана говорила с рестораном для уточнения вечернего меню.

Отброшенный Джупилло очень вкрадчиво просил. Примерно так:

– Купите меня снова, master Петр. Я был на Африка и там тренировался. Не пожалеете, я вас не подведу.

– П….. й отсюда, на х… й, сука, бл…ь, – примерно так ответил ему тренер.

Тогда, совсем ненужный Себастьян, раскрепостил свою жестокую натуру.

– Я покажу, как надо делать «сухой лист».

И он стопою, тыльной стороной, ударил тренера со всею силой в голень. Пётр рухнул и ударился об угол гаража, и очень неудачно, головою. Коварный Себастьяно убежал, в то время, когда Вяхирев пытался подниматься, а снег окрасился его текущей кровью.

Сергей шел по дорожке от метро, и вдруг увидел мужа Светы, в таком беспомощном и неприглядном виде. Он уважал его и бросился помочь. А Света в это время ужасалась у окна, в бессильной муке – что же можно сделать? Накинув кофту, бросилась во двор, и на секунду забежала к Веронике. Та тут же крикнула:

– Возьми мои таблетки. Пока там «Скорая». А это лучшее лекарство от всего.

Людмиле было вовсе не до школы, когда её друган сумел понравиться отцу. А это многое могло чего бы значить. Они с утра гуляли с Николаем. И вдруг увидели, что стало с бедным папой. А рядом с ним любовника Светланы, смотревшихся, как жертва и палач. И надо было выручить отца.

Светлана уже вырвалась из двери, когда увидела, что к гаражам, сияя черепом по случаю весны, скачками, над пространством первых луж, почти летит стремительный скинхед. И в это время грохнул выстрел.

Все ожиданья Веры оправдались. Она увидела, как роковой Котовский, летит к Сереже с видимой угрозой. Наука мужа не пропала зря. Непросто лишь достать до пистолета. Наградный ствол хранил один патрон. Сощуренные яростью глаза ожесточились в бешеном прицеле. И, слава Богу, что не сдали руки.

Жена не плакала, а только причитала. Всё время повторяя: «Как же это так?», она старалась приподнять Петра с земли. Прижала его голову к плечу, и стало видно, как струится кровь. Ей было страшно – прикоснуться и зажать, и как бы что-нибудь случайно не ухудшить. Сергей сказал, что «Скорая» летит. Петр, с тщетною попыткою улыбки, как будто выдохнул: «Всё будет хорошо». Она, чтоб как-нибудь помочь, вложила в рот таблетки. Для большего эффекта – сразу три. Пётр, с судорогой в горле, проглотил. Через мгновенье кровь фонтаном хлынула из раны. Он закатил глаза, и, двинулся по чёрному туннелю, в конце которого светился яркий свет, всё разгоравшийся, по мере приближенья. Как будто бы работал реостат, руководимый мощною рукою. И в этот раз не щурились глаза от нестерпимости сияющего света.