Текст книги "Роман для Абрамовича"

Павел Козлов
Роман для Абрамовича

© П. Ф. Козлов, 2012

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2012

* * *

«Все попытки описать нынешнюю российскую реальность напрямую, языком суровой прозы неубедительны. Не получается серьезного романа о современности. Нужен особый взгляд, особый язык. Такое вот время».

Владимир Сорокин /из интервью/

Роман для Абрамовича
Криминальная драма

«Не презирай младого самозванца;

В нём доблести таятся, может быть…»

А. С. Пушкин «Борис Годунов».

Глеб по утрам всё узнавал из интернета, в то время пока опытный шофер выруливал могучий «Мерседес» с размеренною плавностью движенья. Взгляд пробегал по свежим новостям, как вдруг застопорился на внезапной строчке.

«Что это…, как – она? – и Глеб перечитал, – Нет, Ольга Ведунова…, вот, на пляже. Все в ужасе. Компания друзей… Четыре СМИ, надежные обычно. Но ведь Аркадий опасенья вызывал? Его уже лечили больше года…».

Да, Ведуновы, несомненно, общий круг, хотя не скажешь, будто семьями дружили. На раутах, как их зовут? – тусовках, Аркадий с Глебом иногда пересекались. И даже меж собою говорили, найдя в беседах, что сказать, не очень частых, для них обоих положительный момент. И это было так закономерно: ведь за плечами институтская учеба, и, соответственно – широкий кругозор при самой узкой из специализаций. И то, что бизнес их в различных областях – лишь увеличивало области охвата, как частных, так и многих общих тем. И, главное, что были адекватны. Блюли свой бизнес и не гадили другим.

Жена Аркадия, порывистая Ольга, была открыта в проявлении чувств. Она буквально обожала мужа, ей только с ним хотелось находиться. Но у неё хватало и ума, чтоб быть всегда на грани приближенья, и никогда ему не докучать.

Её пленила, как бы, «царственность» Наины, и был период, когда женское общенье на очень долго занимало телефон. Не с тем, чтоб осуждать всех и порочить – они делились взглядами на жизнь, как это ни звучит высокопарно.

Но жизнь из них не сделала подруг. Наина – лет на десять помоложе, и бизнес-леди – турагентство на плечах. И несомненное различье интересов. А вряд ли это повод для сближения – в обеих семьях не было детей.

А год назад пошли такие слухи… Что, мол, Аркадий бедный умирает, и у него диагностировали рак.

И, правда, если кто-то мельком видел, то говорили – «безнадёжно плох. Весь высох, как в анорексии». И это было темой разговоров, пока кончина всё «откладывала» срок, и вышла в категорию – «болеет».

А тут, как будто, на поправку он пошел, в глазах порой светилась радость жизни. Ольга возила к видным медикам в Израиль, потом в Швейцарию лечиться отвезла.

Оттуда он явился в лучшем виде, хоть был, как при болезни, очень худ. Из глаз совсем исчезла обреченность, готовился приняться за дела. Ну, а у Ольги со здоровьем всё в порядке, о чём всегда твердили доктора.

Они решили две недели отдохнуть и вылетели на Бали с друзьями. Аркадий был не в тягость никому, и Ольга от всего оберегала. Через два дня уже обратный рейс.

И Ольга умерла вчера на пляже. Так интернет жестоко сообщал.

Аркадий возвратился с грузом “200” – название гробов при перевозке. На вскрытии смотрели все врачи, и, как один – остановилось сердце. А вот причину не определили, но всё же разрешили хоронить. «Причина смерти будет ясной через месяц» – таков был окончательный вердикт.

Так Ольга бедная стремительно ушла. А на дворе стоял конец июня.

Скорбящий муж держался молодцом. Он при прощании стоял у изголовья и не спускал с подруги верных глаз. И, может быть, и слышал разговоры: «его лечила, а себя не сберегла». Но реагировал ли как-то – неизвестно. Он ни о чем, ни с кем не говорил.

Наина с Глебом приезжали в крематорий, где было множество знакомых и друзей. Не столько горе всех объединило, скорей внезапная стремительность ухода. И большинство такую кальку смерти невольно примеряло на себя.

– Вот, кто уж точно, и не думал умирать, – Наина загрустила о подруге. – А ты заметил – и Васильев тоже там.

– Так это он с Аркадием возился! Как Ведунов теперь без Ольги будет жить?

Но предсказать развитие сюжета, наверно, не составило труда.

Работать Ведунову не пришлось – недуг дремал, но с горем – обострился. Теперь о «химии» – какая может речь? А, значит, и Израиль бесполезен. В Швейцарии был знаменитый врач, который пользовал разбогатевших русских. К нему немало ездило людей. И в обиходе у лечившихся там дам уже сложилось сочетанье слов: «волшебный, дорогой Артём Семёныч».

Но и кудесники, увы, не могут всё. Но не с тоской, иль горьким сожаленьем окончил жизнь Аркадий Ведунов. Он умирать на Родину приехал. И непонятно, то ль благословить, и на могилу своей Ольги наглядеться? Он умер в полном здравии ума, все, что имел, в своей последней воле какому-то он фонду отписал. Чтобы спасали жизни неимущим.

* * *

Глеб и Наина, как вернулись с похорон, в заботах что-то переворошили, и незаметно наступило время спать.

Глеб, как обычно – сразу провалился, Наина тоже начала дремать…, как… встрепенулась. Замерла, насторожённо. Чтобы понять, откуда вдруг испуг.

И стало ясно – надо бить тревогу.

– Да что же это, просыпайся, наконец, – в волнении затеребила мужа. – Ну, слава Богу. Ты послушай, что за жуть.

Ночь окружала их глубокой темнотой. Наверно ветер, как заботливый пастух, согнал всё стадо туч, чтоб спрятать звёзды. И ветер женским голосом стонал, протяжным «А-а-а» на всевозможных нотах.

– Чёрт знает что, – пришёл в сознанье Глеб. – Да кто же это женщину так мучит?

Возникла мысль связаться с комендантом. Глеб выговорил, чтобы откреститься.

– Вот этого нам только не хватало.

– Как будто рядом…, – вдруг Наина поняла, – Наталья Балк – там что-то происходит.

– Звони им, – Глеб уже негодовал: на вопли, на жену, на бестолковость.

– Родители как будто на Мальдивах. А дочки я не знаю телефон. Пошли Валеру, чтобы разобрался.

– Не тот момент, чтобы кого-то посылать. Я сам пойду и захвачу шофёра. Как позвонить в полицию, куда?

– Не надо местным. Набери 02. Они сообразят, кого направить.

Супруги впопыхах спустились в холл. И Глеб уже успел позвать шофера.

– Я тоже слышу: то затихнет, то кричит – Валера влился в общую тревогу.

Дом Балков был направо, по соседству, и адрес криков без сомнения нашли.

Они прошли к калитке, где звонок, и блики их светящегося дома гуляли в стеклах окон дома криков.

– Вот, слышите! То стихнет, то опять – к чему-то продолжал шептать Валерий, когда все слышали причину беспокойств. Наина шла с мужчинами на голос. Она и надавила на звонок.

Развалом звуков серебристого звучанья в ночи возникла переливистая трель, и угодила на момент затишья, и, видимо, встревожила кого – минуты шли, а крики перестали.

И вдруг, в окне второго этажа внезапно обозначилась фигура, но снизу непонятно было – кто? И тихим голосом взволнованно спросила:

– Что вы хотите?

Задала вопрос. Как будто к ней рвались и разбудили. Хотя сама кричала, может быть. Да, впрочем, кто там их, соседей знает?

– Кого у вас там кто-то убивает? Такие крики, мы звонили в МЧС, – Глеб разговаривал, как с пьяным хулиганом. Наина вскрикнула:

– Наташа, это ты?

Наполовину притворив окно, и собираясь полностью захлопнуть, фигура выдохнула: «Я…» – и замолчала. Потом обескуражила вконец, – «Мне хорошо», и тихо створки заперла.

Усталые ревнители покоя минуты две ещё переминались, потом они отправились домой. Ночь не спеша забрезжила рассветом, шаги звучали диссонансом тишины.

– Ну, идиотка, ничего не объясняет. В милицию бы надо написать – Глеб злобствовал, что скоро надо в город. – И, главное, полнейшее безлюдье, как будто только мы и этот дом. Все спят, и никому совсем нет дела.

– Да просто рядом и открытое окно. От этого мы так и всполошились, – Наина высказала мужу и себе. Но думала вправлять мозги мерзавке.

– Так вы, как и уславливались, в семь? – Валера уточнил во избежание.

Глеб буркнул: «Едем в восемь», и ушел, обняв, чтоб успокоиться, Наину. Но не было тревог у бизнес-леди – она разобралась в ночном безумии.

* * *

Второй этаж в особняке Наины был с балюстрадой эбонитовых фигур, как оберегов внутренней террасы, куда был выход только лишь из спальни. Читался замысел решить всё в арт-деко, но то ли так и недозавершили, и это было тоже ничего. Здесь было хорошо мечтать о неге, а этим утром, так случилось, наблюдать. Участок Балков был как на ладони, но будто вымерший, и ждать стало не в мочь.

«И чёрт с ней, как увижу, так узнает, как по ночам покоя не давать. И, всё-таки, кто с нею бултыхался?», – Наина было двинулась уйти, когда подъезд у Балков отворился.

Наташа, лет семнадцать, минус-плюс, на выходе смотрелась, как подросток, без марафета, и одета в сарафан. И только белизна тепличной кожи, да черные круги её глазниц будили мысль об ишемической болезни. Но уж Наина знала – отчего – бледна Наталья и развинчена в походке.

За нею следом вышел кавалер. Нельзя сказать, чтобы особо броский. Но было что-то в этом удальце, взгляд на него мог вспыхнуть интересом. По виду трудно разобраться, сколько лет, но больше двадцати пяти никак не будет. Вся с сантиметр прическа головы, и волосы смотрелись жесткой шерстью, имея рыжий, тусклым золотом окрас. Наверное, они пошли б кудрями, не состригай хозяин так нещадно. Лоб был высок, но сужен от висков. Лицо хранило мощную небритость, как бы границу битвы с бородой. Нос был, пожалуй что, довольно удлинен, но гармоничен с формой головы. В глаза с разрезом древним ассирийским вкрапились чудом серые зрачки.

Всё так детально следопытка разглядела, когда случайно пару догнала. В конце их улицы расположилась площадь. Не площадь, так, развязка для машин. Но там как раз и были магазины и в общем-то приличное кафе. Тем утром вовсе не было народа. Наталья с парнем двинулись туда.

Наине тоже захотелось кофе.

Наталья встретила по ней скользящий взгляд, когда уже усаживалась в кресло. Не поздороваться девица не могла, хотя навряд ли знала даже имя.

– Ну, как твои, Наташа, отдыхают? – простой заход начала разговора Наина без затей произнесла.

– Да, им там нравится. А вы что не у моря? – Наташа глянула, чем дышит её друг. А тот в упор разглядывал Наину, сощурив глаз и чуть скривив губу. Потом сел в кресло и к Наталье обратился.

– Будь вежлива и приглашай подругу. Вы может к нам присядете на чай?

– Ну если только я не буду в тягость. Расскажите, чем юность нынче дышит. Я вот Наташина соседка, как-никак.

– Да, познакомься Рома. Мы – соседи, – замялась девушка, не зная, как назвать.

– Наташенька не часто здесь бывает. Вот и не помнит, что меня зовут Наина, – сказала женщина, и по глазам прочла – Наташа хочет отчество услышать. Но Рома уже принял эстафету.

– Какое счастье, что меня зовут Роман, а не Руслан, как в опере у Глинки. Тогда бы повод опасаться вас, как там поется: «по велению Наины».

– Нет, я другая. Я от слова “nine”. Моя прабабушка, так вышло, англичанка.

– А мой прадедушка в Бразилии живет, – сказала неожиданно Наталья. – Вернее, не живет, а умер там. А в революцию вёл бой за Петроград.

– Какая тема в ожидании чая, – Роман обвел присутствующих взглядом, – тогда и я подробнее представлюсь. – Он как бы вырос сидя за столом. – Мой дядя раньше нефтью занимался. Теперь политик, даже в Лондоне живёт.

И как конец официальной части к ним юноша пришёл принять заказ. Наина разрешилась очень быстро.

– Я буду кофе, а ребята что хотят, – официант почтительнейше слушал.

– А мне, пожалуй, фрукты…, чёрный чай… И торта лёгкого ещё хочу кусочек.

– А я, мне кажется, сейчас бы съел быка. Яичницу, два тоста, много сыра. И принесите кофе с молоком.

Наина поднялась: «Я на минутку», и растворилась в глубине кафе.

– Зачем ты пригласил зануду эту, – Наташа сразу начала шептать. – Я и знавать её совсем не знаю. Лишь то, что рядом с нами ихний дом. Они нам этой ночью и звонили.

– Тем более должны поговорить. Тебя, ей богу, вовсе не убудет, а ей, я вижу, любопытно, что и как. Да и какая же зануда, тоже скажешь. Я вижу в ней глубокий острый ум.

– Поэтому слюною весь исходишь. Хоть бы при мне других не раздевал.

– Тебя, мне кажется, совсем не обделили, – Роман прикрыл глаза, как отдыхал. Наталья думала, что это будет ссора. А вышло так, как будто ничего.

«Ведь я его практически не знаю. Но так хочу – не ровен час спугнуть». И разговоры прекратила – будь что будет.

«Зануда» уже двигалась по залу. Как и задумано – явилась, не спеша, и проплыла заливом барной стойки, вся отражаясь в берегах витрин.

Наталья искоса взглянула на Романа: он этот выход, несомненно, оценил.

– Теперь, позволите, я тоже вас покину. Умою руки, чтоб погиб любой микроб, – поднялся Рома, как Наина села, – того гляди и завтрак принесут.

И будто в три прыжка исчез из зала.

– А кто, скажи мне, этот Рома у тебя? – конечно сразу же, но очень равнодушно, Наина бросила, чтоб паузу занять.

– Его все называют Абрамович, – Наташа медленно расправила салфетку, – но только он просил не говорить.

– Как то есть так? Какой-нибудь племянник?

– Не знаю я. Спросите у него.

– А что ты ночью так, скажи…, звучала?

Наина пристально Наташу рассмотрела, и почему-то ей на ум пришло сравнение с тёмной панночкой из «Вия», которую взнуздал тот хлопчик Брут. Простоволосая, с кругами под глазами, на голом теле из дерюжки сарафан, она ждала, когда придет избранник, чтобы соитье утолило страсть.

– Я и не знала, что такое может…, – Наташа мысли вслух произнесла. Но вдруг опомнилась, – вы, это, извините. Кто знал, что там открытое окно? У нас везде стоят стеклопакеты.

– Так это чувства так разбушевались?

– Он был неистов, как Виссарион, который из истории известен. Так никогда не наслаждалось тело.

– Какой ещё такой Виссарион? Мне незнаком такой герой-любовник.

Наине вспомнился из школьных лет Белинский… Наталья вышла, Абрамович сел за стол. Наине бросилось в глаза, как парень жилист, и мощь покрытых рыжим пухом рук.

– Роман, ведь я могу так обращаться? А вы живете где-то тут у нас? – они впервые встретились глазами и оба твердо выдержали взгляд.

– Сегодня – здесь, а завтра – где я нужен. Но свой ещё себе не создал дом.

– Я не имею права на вопросы, но что-нибудь хочу узнать про вас.

– Я – недоучка. По призванию – коллектор. А есть желанье – мы поговорим.

Уже всё красовалось на столе к моменту возвращения Натальи. Никто не поднял тему разговора, возникла глупая неловкость тишины. И, тонко чувствуя условия момента, Наина навострилась уходить.

– Наташа, ты зашла бы по-соседски. Как соберетесь, ты и кавалер.

– Да, я не знаю. Разве – по-простому? Но слишком хлопотно – у вас семья, и муж.

– Глеб послезавтра в Ригу уезжает. Так вы подумайте. Не станем назначать.

И удалилась, словно на прогулке. Наталья с Ромой ей смотрели вслед.

И он в задумчивости гладил подбородок.

* * *

И то, что вслед смотрели – не случайно. Бывало, на неё смотрел весь свет, когда плела сквозь подиум походку. Во всех глазах читалось: «Хороша!!!» И Глеб тогда решил: «Моею будет». А от решений он не отступал.

* * *

Наина, как вернулась из кафе, прошла к компьютеру, как одержимый блогер – она любила думать и писать. На этот раз пошли воспоминанья.

«Наина девочкой приехала в Москву, как только школа кончилась дипломом. В буквальном смысле этот документ дал право на заветную свободу. Она держала парочку подруг, как бы эскорт для поступления в ВУЗЫ. Но это нужно было для родных, ведь все в столицу ехали учиться. Отец её не вышел провожать, а мать, пустив слезу, перекрестила.

В столице поступила в РУДН, на факультет гуманитарно-социальный. Не то, чтобы она хотела стать специалистом по истории России. Но, по запросам внутренним души, Наине нравились серьёзные названья того, что предстояло изучать, и представляться в случае знакомства: «Я разгребаю Русь дорюриковских лет».

Иногородних поселяли в общежитье, снималась боль искать в Москве жильё. Вообще, была двоюродная тётя, расплывчатая мамина родня. Но на звонок племянницы из Томска позвать для встречи своим долгом не сочла, и больше ей Наина не звонила.

Она тогда была дородная девица и впечатляла кровью с молоком, во всю мощь юности в её игравшем теле. Она гордилась тёмно-русою косой, но, кто бы знал, как тяготилась ею в кругу остриженных, залаченных подруг. Но, видно уж, такой вот уродилась, что самобытность не рядила под стандарт. Отец, как уезжала, был уверен – в Москве испортится, отрезанный ломоть. А мать-то думала – настырная дочурка. Её не сломишь, всё по-своему решит.

Да, не сломили, но настолько закрутили, что не делами древних предков занималась, а собственной историей своей.

Анжела с Кубы и вьетнамка Цзой Чуа с ней вместе поселились в общежитье. Кубинка – очень яркая девица с неброской долей негритянских черт, прекрасной кожей, как молочный шоколад, имела прозвище «весёлая креолка», и очевидно было – почему. Миниатюрная вьетнамка Цзой Чуа с лицом отточенной восточной красоты, когда не проявляла лишней прыти, и для солидности смотрела сквозь очки, она себя считала Йоко Оно. И был любовник, русский гитарист.

Нельзя сказать, чтоб девушки дружили, но их соседство тягость не несло.

Рок-гитарист хотел придти с друзьями, взять девушек куда-то посидеть. Вьетнамка очень сильно приглашала: «Вот вы увидите, что парни хоть куда». Она по-русски складно говорила, когда старалась – не сюсюкала совсем. Ну, а Анжела русский изучала, и, право, ей давалось нелегко: «Давай попробовать на встречу с кабальеро. А то – тристеза…, как ты скажешь – грусть».

И вот, рок-гитарист пришел с друзьями, когда условились под вечер в институт. Он сам себе лепил богемный образ, по плечи волосы, и в свитере, в джинсах. А вот друзья, особенно Владимир, смотрелись, словно деловые господа. Владимир, так и есть, он был продюсер, а третий стал Анжелы кавалер.

Наина волосы пучком большим собрала, как у какой-то итальянской из актрис, а строгий деловой костюм английский после занятий не пришлось переодеть – ребята сразу с лекций их забрали.

– Ты будто бы из офиса и в офис, – Владимир улыбался на губах, но взгляд был изучающе серьезен, – не все так строго ходят в институт.

И тут Наина поняла, что нужно правду.

– Я, видите ли, сэр, провинциалка, в Москву приехала учиться жизнь узнать.

– Вот это, девушка, сказали вы достойно. Да я и сразу понял про тебя.

За столиком попарно раскололись, все разговоры были как бы тет-а-тет.

– Ты, что сказать Наина – высший сорт. Вот только имя это странное напрасно.

– И что меня судить, как кобылицу? Какой-то странный ты, столичный кавалер. И в паспорте моём такое имя. Прабабка наказала так назвать.

– С момента встречи ты мне нравишься ужасно. И я серьезно говорю, а не кадрюсь. Ведь если б приставал, послала сразу?

Наина очень странно посмотрела, что он не понял, всё ли сделал так.

Меж тем продюсера Наина рассмотрела, и он ей показался ничего. Одет без новомодных наворотов, причесан строго, без разболтанных манер.

– Ну, просто, неожиданно, прабабушкина внучка, такое имя при знакомстве услыхать, – Владимир грамотно фундамент подводил, чтоб строить здание дальнейших отношений. – Наина, я работаю в программе по подготовке зимнего показа известнейших российских модельеров, несу ответственность за кадровый вопрос. Короче говоря – подбор моделей.

– А я с известными персонами копаюсь – как Юрий вдруг случился Долгоруким, и Мудрым наречен был Ярослав. И как на княженье позвали к нам варяга, – Наина не пошла на поводу.

– А ты как раз свой нестандартный имидж могла бы привнести, как ретро-всплеск. На подиуме, в соболиных шубах…

– Вы извините. Здесь так душно. Я сейчас. – Наина помнила – метро не далеко, и скоро оказалась в общежитии, послав до этого Цзой Чуа эсэмэс: «Внезапно схваченная головною болью прошу довеселиться без меня».

«И что же, они все здесь так считают, что из провинции так сразу на панель», – лениво перекатывалось в мыслях, пока в домашний облачалась гардероб. Удобный, мягкий, из фланели, свитер, и, на размер побольше, джинсы стрейч.

Запел призывно голос телефона.

– Наина, что же это так исчезли? И только и узнали, что Владимир. Я у подъезда. Пять минут поговорить.

И он уговорил пойти в кафе, что оказалось совершенно рядом. И стать моделью больше не манил, а что-то разное рассказывал так живо, и было интересно и легко.

Коктейль… Потом немного танцевали на небольшом пространстве в полутьме. Наина чувствовала жаркий трепет рук, но поцелуи охладила твердым: «Хватит».

– Тогда ещё немного посидим.

Ну, что ж не посидеть, когда есть время, и спутник – «на дистанции» – неплох. Он сам от бара вновь принес коктейли. Ей так понравился из шейкера напиток, она пила и думала: «Нектар». Пока Владимир распылялся в байках, она бокал опустошила до конца.

– Жаль только – ты до танцев не охоча, – сказал продюсер, и коктейли обновил.

– Я? Не танцую? – тут Наина возмутилась. – Да всё, что хочешь, абсолютно без проблем. Сейчас я покажу им наше «диско».

Наине выкроили метры на танцполе. Она, действительно, куда как хорошо сливалась с музыкой своим пластичным телом. Володя рядом с ней не стушевался и взлягивал забавно, «гогольком».

Во что Наина приоделась в общежитии, ей помогало двигаться свободней. Как будто по дороге с тренировки гимнастка с тренером расслабиться решили и заскочили в музыкальный бар.

– А как бы побеседовать с тобой? – Владимир резким поворотом головы едва ловил её перемещенья.

– Ну, что же, я узнаю, как у нас, – Наина быстренько связалась с Цзой Чуа. И больше слушала, и изредка кивала.

– Они сейчас в подвал решили ехать, где Цзойкин гитарист привык играть. – Наина, всё-таки, подумала секунду. – Ты хочешь? В общежитие пойдем. И можем говорить до их приезда.

Она продюсера охотно пригласила. Вдруг, неожиданно, весь мир стал так хорош, Наина (как сказать?) раскрепостилась до ощущения, что все кругом свои. Танцуют, словно в день Иван Купалы, и скоро будут прыгать сквозь костёр. Мозг просветлел и мысли стали шире… Продюсер – вообще, как лучший друг…

С Владимиром её свела судьба. И ей – на подиуме, в соболиных шубах…, а почему – представилось – не быть? Когда другим девчонкам из глубинки уже так сильно в жизни повезло. А он – пусть не Владимир Мономах, а только начинающий продюсер. Так значит ещё время не пришло. Смотри, как улыбается зубасто.

– Возьми шампанского, уж больно хорошо.

На вахте женщина, не поднимая глаз, воткнулась в глянцевые новости журнала. Наина отомкнула дверь ключом. Владимир, не включая верхний свет, дверь аккуратно запер на задвижку.

Размытый в окнах уличный фонарь чуть приглушил убогость спальни общежитья.

* * *

Наина не хотела понимать, всё колебалось в море ощущений. Какая разница, кто так её ласкал, что плоть изнемогала от блаженства. И вспышки света возникали в голове. Они синхронно шли с биеньем пульса, а сердце колотилось всё сильней. Неудержимо расплылось сознанье по всей вселенной от наката волн. Казалось, что душа уйдет из тела…

* * *

Ну, а потом, как будто резкий окрик. И этот привалившийся «козел»… Ей было мерзко, он делился впечатленьем:

– Вот здорово, что ты была не целка. Я думал – девушка, а ты у нас орёл. Глоток шампанского… А ты сама не хочешь?

Наина не могла осилить дрожь. Всё сбывшееся представлялось бредом. Когда бы только не мутило сильно и голый тип с объятьями не лез. Она припомнила, что где-то есть подруги, и могут очень скоро подойти.

– Который час? – прошевелили губы.

– Да нет ещё одиннадцати, вроде. Да что ты, цыпочка. С тобою хорошо.

Он вознамерился опять предаться ласкам.

– Нет, нет Владимир, уходить пора, – сказала девушка и стала одеваться. – Всё так внезапно, я разбита и пьяна.

– Ну что ты, дай немного приласкать, – Владимир жадно устремился к продолженью. Наина выдержала долгий поцелуй.

– Володенька, всё было хорошо. Но ты, пожалуйста, иди. Я так устала. И девочки того гляди придут.

И он послушался, решительно оделся. И, как прощаться, высказал слова:

– Ты не подумай, я не просто разрядиться. Я говорил тебе, что ретро-стиль…, я понял, ты совсем не как другие. Во сколько завтра мне придти встречать?

«Сейчас стошнит, – подумала Наина, – а, в самом деле – почему не кавалер?»

– Обычно лекции кончаются в четыре.

– Тогда я в это время подойду.

* * *

К двенадцати подъехала Анжела, вьетнамку гитарист не отпустил. Кубинка бурно источала темперамент, и ей хотелось всё с Наиной обсуждать.

– Мой мачо очень, я считаю это – «лярго», по-русски надо – «медленно» – сказать. У двери только мучо-мучо бесса ми.

Наина пряталась в подушку и молчала.

– Я здесь – не понимаю – как с “amore”? – Анжела как бы говорила в пустоту. – У нас всё проще – если нравится – давай. А ты что уложилась – заболела?

И тут Наина поняла, что рассказать, как всё случилось можно лишь Анжеле, с её простою доброю душой.

– Не знаю, я всегда настороже, но только допила второй коктейль, в меня как будто бес какой вселился. Всё стало праздником, хотелось полюбить. И куролесить, и с парнями обжиматься. Но я, поверь мне, берегла себя всегда. Наверно – мама преподать сумела… И тут – случайный незнакомый гость… Короче – раскрутил меня продюсер.

– Он…, что же это? – вскрикнула Анжела. – Как это в русском? Fuck you? В первый раз?

– Да, вроде этого. Я и сама хотела…, но только непонятно – почему? И, почему-то, не «дождался крови». Но я же девушка! Не знаю – отчего. Открыл ворота, но не занял крепость. Я в летопись свою пока конспектом такую мерзкую страницу запишу. День практики предмета «Школа жизни».

«Как хорошо, что, ты имеешь опыт. – Он поделился после близости со мною. – С невинной девушкой пошли бы охи-ахи».

Наина зло прищурила глаза, рот сморщился презрительной гримасой. Её по-прежнему не отпускала дрожь, но в двух словах свела события до точки.

– Как, не поймешь, с чего пришло веселье – так резко превратилось в отвращенье. Насилу вытурить продюсера смогла.

Анжелу, всё-таки, сомненье тяготило – или она неверно поняла?

– Ты говорить, что не была с мужчина, и эта «мачо» тебья «факал» в первый раз?

– Да этих «мачо» у меня на даче! Нет, я, «амига», не гнушалася парней, хотя была разборчивой, конечно. Всё дело в том – прабабушка Агата мне завещала «флауэ» беречь. Она цветком ласкательно звала, что между ног у нас с тобой, подруга. Вот я и сдерживала: «только не туда»… Так что продюсер первым оказался. Хоть почему-то получилось всё не так…

Кубинка всё осмыслила, сметливо, и дальше подняла другой вопрос.

– Так он коктейли… А вино ещё не всё? Посмотрим, – и отважная Анжела влила шампанское в себя одним глотком.

И после минут сорок говорили о девичьем своём житье-бытье, и что быть очень осторожной тоже плохо, и можно своё счастье прозевать.

– Да, эта девственность…, я так, на удивленье… Ведь все же знают, что бывает кровь. Быть может, что со мною не того? Какого это вдруг, скажите, чёрта?

А тут как раз Наина замечает – Анжела вот-вот «прыснет» от души, такое вдруг веселье наступило.

– Да, что же ты креолка угораешь? Я видишь в горе, ну а ей смешно.

В испанско-русской речи Анжелитты, взогретой тем, что допила вино, Наина выкроила роковую суть и так перевела её на русский.

– Так он тебе коктейли приготовил? И ты смеяться захотела и любить? Да, кабальеро, ты у нас затейник.

– Да, что ты? Можешь толком что сказать?

Анжела, в паузу, икнула, и сказала:

– Он накачал тебя «наркотиком любви». Про этот экстази давно все в мире знают. А ты-то, по-английски это – “dark”. Такая взрослая, но тёмная студентка.

С испанским текстом: «Век живи и век учись» всучила томской девушке брошюру.

* * *

Наутро, вместо лекций в институте, Наина выяснив, где лучший гинеколог, отправилась прямёхонько к врачу.

– Вы, девушка, понятно – удивились. Но всё у вас, поверьте мне, в порядке – сказала К. М. Н. доцент Щеглова, как представлялся врач табличкой на двери. – Быть может расхождение размеров. Ну, вы представьте, если в ножны для меча пытаются кинжальчик приспособить. А вы бы привели с собой мужчину. У нас андролог знаменит на всю Москву.

– Так значит я по-прежнему девица? – Наина слышала слова специалиста, но важно было правильно понять.

– Я вижу, что с мужчиной отношенья у вас случились где-то семь часов назад. И я пишу вам в карточке, что девственная плева слегка растянута, хотя разрыва нет. Быть может членом кавалер у вас не вышел, или сама вы эластичный материал. Ну, что? Теперь, быть может, по латыни? – и доктор как бы вся заулыбалась, как утешая загрустившего ребёнка. – Жених ваш, что ли, укорил во всём, что до него уже с другими были?

– Какой жених!!! Я это для себя, чтоб знать, как вы сказали: «Всё в порядке».

– Но, я надеюсь, вы предохранялись?

– Какое там… Негаданно стряслось…

– Тогда я вам анализы назначу. Чтобы инфекции какие исключить. И наблюдаться надо, тесты делать…

– Так ко всему я может залетела?

Врач мысль вложила в выраженье глаз, и подкрепила ясность тяжким вздохом.

Наина, пока ехала обратно, продумала немало, и решила, что первым делом надо разузнать: «Если „туфта“ всё про модельный бизнес, тогда другой придётся разговор. Но если в предложении доля правды, что ж, я попробую померить соболей, когда ты предлагал мне в них работать. Посмотрим, что за птица ты, Володя, в какой с тобою мы отправимся полёт».

И в четверть пятого из института вышла. Её не ждали. Но, как только осмотрелась, так поняла, что тот мужчина у машины, призывно машущий, со шляпою в руке, сомнений не было – искал её вниманья.

– Богатым будешь, – она скромно улыбнулась. – Сегодня ты такой солидный господин. Как величать – Владимир…? Как же дальше?

– Садись в машину. Тебя тоже не узнать. Ну, как же, без английского костюма! И как прабабушка так отпустила вас? – и осторожно, как Наина села, он дверцу «Лексуса» за нею притворил.

– Так, что мы, в ресторан перекусить? – непринуждённо предложил Владимир. – А хочешь – всё берем с собой навынос, и отобедать можем дома у меня?

– Нет, ты прости, мне как-то неуютно. Давай куда-нибудь отправимся в кафе. Есть, думаю, о чём поговорить.

Владимир выехал на Ленинский, в густой поток машин, и очень вяло двигался по ряду, где троллейбус. И заведение с названьем «Кофе Хаус» увидели совсем невдалеке.

Вчера Владимира Наина впечатлила, как только встретились и стали говорить. Она, действительно, была неординарна породистым лицом и простотой, доступной разве только светским львицам: продюсер мог их наблюдать издалека.

А тут – вдруг – будто этот светский лоск, как дар врожденный, был присущ провинциалке. Она умела быть сама собой с таким достоинством, что оторопь брала. И он вчера, чтобы вконец не стушеваться, сначала выпил для решимости коньяк. Ещё добавил по дороге к общежитью, и вместе с «экстази» привел её к экстазу. Хотел сегодня закрепить успех, доставшийся без видимых усилий. Она, должно быть, ожидала продолженья раз на свиданье как условлено пришла.