Текст книги "Роман для Абрамовича"

Однако, наслаждаясь чёрным кофе, провинциалка с благородной простотой обрисовала ряд серьёзных обстоятельств, в свете которых она видит «продолженье». Чтобы сегодня на стремительном романе, меж ними вспыхнувшем, не ставить жирный крест.

– Ты мне, Володя, даже очень симпатичен. Но я приехала в Москву устроить жизнь, а не раздать себя направо и налево, – девица пристально смотрела, как продюсер отреагирует на смысл слов и взгляд. В его лице ничто не изменилось. – Про подиум всё это – болтовня?

– Нет, я действительно всем этим занимаюсь. Но, раз уж вышло, что у нас с тобой любовь, я свою девушку сто раз предостерег бы, перед решением спуститься в этот ад.

– Ну, насчёт девушки своей, так это смело, – с достоинством заметила она. – И почему вчера описывал как рай? И в соболях? А нынче – ад кромешный?

– Там все дела идут через постель, посадят на жестокую диету. А выйдешь ли ты в звезды – вот вопрос.

– А ты что, очень маленькая сошка? Ведь ты со мною, если помнишь, спал. Кто может отобрать твою модель? Я не из тех, кто полностью доступен. Так и попробуй из меня зажечь звезду, и будешь рядом, когда выйду на орбиту.

И он подумал – может, верная идея? В славянской красоте провинциалки особенная гармоничность черт и без косметики несла очарованье. Фигуру разглядел ещё вчера – прекрасно сложена, немного полновата. И, очень важно, без сомнения умна. Да и готова стать его «звездою».

– Ну, надо пробовать, – решительно сказал, – раз ты решила – хочешь в этот бизнес. Но, вроде бы, у нас с тобой любовь?

– Любовь – не траханье на койке в общежитьи. Я полюблю, когда полюбишь ты. А для разрядки – столько женщин на панели. Подбрось меня, Володенька, домой. А ты пока подумай, что и как.

Когда приехали, куда она просила, из лимузина выбралась сама.

Да и Владимир не испытывал порыв выскакивать и открывать ей двери. Наина медленно прошла вокруг машины и обозначила намек на поцелуй.

Продюсер в это время был уверен: «Любовь? Да, боже мой, какая хрень. Дать выпить, пару слов – и «накормить». Вот вся тебе премудрость и наука. А у «прабабушки» ещё амбиций тьма».

Когда ж глазами проследил её уход непринуждённой царственной походкой, решил, что пусть примерит на себя столь привлекательную многим роль модели. И, если поимеет в ней успех, то он сумеет записать себе в заслуги.

И позвонил Алине, чтоб ждала – не пропадать же вечеру впустую.

* * *

Свою Наину наш продюсер взял на кастинг, когда «вершители всех судеб» собрались, чтоб отобрать достойных претенденток. То был совсем не разношерстный общий смотр. Все кандидатки для дальнейших дефиле уже прошли до этого показа, как говорится в их кругах, «хождение по мукам». Присутствие маститых воротил дало Наине, вправду, ощущенье, как в историческом понятии «дефиле»: в ущелье меж нависших грозно склонов. Она не шла – плыла с прямой спиной, почти что выключив колени стройных ног, с как бы растущими из пяток каблуками. И застывала на момент в величии поз на пике грациозных разворотов.

– И где ты эту Артемиду отыскал – дивился Шац, создатель лучших фотосессий. – Я с ней хочу коллекцию Тарасовой отснять, и, может, что ещё. Ты как, непротив?

Владимир, как «заводчик» протеже, так даже «критику» себе слегка позволил.

– Ей надо бы немного похудеть. А так, конечно, нестандартная красотка. Я, Игорь, в своём роде астроном. Тут не везение работает, а поиск – такую «лебедь белую» надыбить…

И горделиво руки свёл на грудь, «наполеоном» поднял подбородок.

Наину взяли на показы «от кутюр», она всё делала – «как скажет мой продюсер».

Владимир и загадывать не мог такой ошеломительной удачи.

Стремительно возникшая модель перед сознательно продуманной диетой опять сходила к К. М. Н. Щегловой, и результат похода был жесток – в ней стало развиваться вражье семя. Раздумий не было, как надо поступить. И в память сердца залегла закладка.

* * *

– Ты, это, Шубина, фамилию свою хотя бы на показ мехов сменила, – ей посоветовал Владимир, как узнал её Ф. И. О. при оформлении договора. – Давай, ты будешь Шуйская – пойдет? Ведь это же звучит, Наина Львовна.

И обнял так, что ясно, что хотел. Она из чувственных объятий не рвалась, только руками в грудь его уперлась и выразительно уставилась в глаза.

– Из всех достоинств, главное – терпенье. – Напомнила она в который раз. – Не знаю, кто-то там считает так. А в нашем случае, я знаю, что подходит. И чувствую, что ты почти готов.

И тут он так настойчиво прижался, свою «готовность» придавив к её ноге. Наина вывернулась, и на расстоянии сказала шепотом надежды и любви:

– Володя! Чтобы чувство шло из сердца! Я вижу, что ты сможешь полюбить.

Глаза у девушки мечтательно блестели, дыханье трепетно приподнимало грудь, рельеф которой делал свитер тесным. И даже в шаге расстоянья нежность кожи пьянила в одурь и огнём вскипала кровь.

Меж тем Наина рассказала «кабальеро» свои решения в практических вопросах, и попросила ей немного подсобить.

– Я, знаешь, ухожу из РУДеэНа. Мне посоветовали и нашли квартиру. В Филях однушка, и не очень много просят.

– Да, не проблема, я с деньгами помогу.

– Нет, мой продюсер, я не содержанка. Нельзя ли что-нибудь вперед из денег взять, что в договоре есть как гонорары?

– Ну, я скажу, чтоб выдали аванс. Но зря не хочешь, я бы мог платить владельцам.

– Когда с тобою вместе заживем, тогда твои – моими станут средства. Ты не спеши, ещё сумеешь заплатить. Поможешь шмотки перебросить на квартиру? Там, в общежитии, наверно, сумки три.

Для слов отказа не хватило сил – что говорить, общенье с сибирячкой день ото дня Володе делалось нужней. И, заодно, хотелось бы узнать, куда Наина едет поселяться.

– Я подожду. Ты собери всё побыстрей. И позвони, я заберу поклажу, – остался ждать в машине, так решил.

Анжела была в курсе предстоящих перемен. Кубинка радовалась за свою Наину, но опасалась за успехи авантюры. Казалось, всё уже обговорили, чтоб не мусолить больше эту тему. Один вопрос у знойной женщины-подруги Наина всё-таки хотела прояснить.

– Мой опыт, ну, ты знаешь, с «кабальеро», кроме брезгливости мне ничего не дал. Скажи, Анжела, при соитии с мужчиной, в блаженстве плоти закипает кровь? Как это мне воображение рисует?

– Когда случится настоящая AMORE. И чтобы «мачо» научил тебя любить.

Наина медленно кивнула головой: «Мне размышленья так и подсказали».

В прощальном взгляде в зеркало каморки «модель» увидела горенье этой мысли в упрямом отражении своих глазах. И поднялась решительно идти.

– Ты мне позванивай, «прекрасная креолка». А, может – встретимся, как выпадет судьба.

Пока что планы звали в дальнюю дорогу.

* * *

Доктор Щеглова, после долгого осмотра, хотела молодую пациентку напутствовать словами утешенья.

– Вы очень молоды, собою хороши – кругом так много всяких отморозков. И все готовы руки распускать. Так вы уж постарайтесь осторожней. Что нужно – сделали, и всё у вас в порядке. Но… Первая беременность, аборт… Даст Бог, и обойдется без последствий. И сможете детишек нарожать. А если я понадоблюсь…, вопросы …, так вы всегда звоните, без проблем.

– А у меня вопрос как раз и есть. Что, если, ну, мужчина очень хочет, и я бы, вроде, не должна бы отказать, но нет желания отдаться – нет ли средства, чтобы его возможности лишить?

– Вы о насильнике такую речь ведёте? – Врач искренне была удивлена.

– Нет, что вы, исключаем криминал. А если шеф…, ну, важный человек, так возжелает, что и не откажешь, чтобы врага себе не наживать… То нет ли средства – капнуть в кофе, иль вино? И он потом захочет, но не сможет?

Щеглова поднялась с другим лицом.

– Каких сейчас снадобий только нет! Но ваш вопрос как раз о криминале. Вы, верно, крутите в мозгах про клофелин. А я вас чуть ли не за жертву посчитала.

– Нет Ольга Юрьевна, какой там клофелин. Но у меня сейчас такое чувство, что я интимной близости боюсь. И не могу себя никак настроить.

Тут Ольга Юрьевна включилась с пониманьем.

– Вам, Шубина…, ну как вам не помочь. Сейчас я всё для вас организую.

Она взяла мобильный телефон. Но, будто вспомнила, спросила у Наины:

– Есть врач-психолог – вот уж истинно целитель. К нему проблема на прием попасть. Но консультации, конечно, стоят денег. И не таких, как в клинике у нас. И если вам не позволяют средства, вы мне скажите, я другого поищу.

– Пусть будет дорогой, раз он хороший, – Наине и фотограф дал аванс, она уже снималась на обложки.

И Ольга Юрьевна сказала в телефон:

– Артем Семенович? Щеглова беспокоит. Могу я пациентку к вам послать? Так, запишите – Шубина Наина. Ну, что ж, спасибо, я ей передам.

Щеглова что-то написала на листочке, и отдала Наине со словами:

– Вам повезло. Артем Семенович Васильев, с огромной практикою психотерапевт. Возьмите – как зовут, и телефон. Я вас представила, и он сказал что примет. И уберет психологический барьер.

* * *

Расставшись с доктором, Наина поспешила не упускать «горячий след», и (что тянуть?) набрала номер психотерапевта. На всякий случай объяснила: «от Щегловой».

– Я с вашим случаем, признаться, не знаком, – тембр голоса располагал к доверью, – и от коллег мне сведений не надо – вы всё сумеете сама мне рассказать. В какое время завтра вы свободны?

– Да вы скажите мне, куда подъехать? Назначьте час. Я дальше разберусь.

Васильев предложил, как место встречи, весьма известный «Институт питанья», где он, как приглашенный консультант, сам обустроил помещенье для сеансов. И взял инициативу на себя.

– Вы сможете к двенадцати подъехать в район Сокольников на улицу Гастелло? Там каждый вам покажет «Институт». А в институте спросите меня. Так, значит, я в двенадцать буду ждать.

На первый взгляд Артем Семёнович был молод. Но далее, в процессе разговора, вносилась ясность – перед вами зрелый муж, и, без сомненья, понимающий наставник, вас чувствующий, как никто другой.

Он выслушал, и задавал вопросы, как будто знал, что не успела досказать. И уточнял нюансы всех переживаний, ему важны были малейшие оттенки ею испытанных и к ней прилипших чувств.

– Я не поклонник всяческих статистик, поскольку в каждом человеке есть свой мир. Не думаю, что вам открою тайну – сейчас такая нравов простота, а, может быть, точней – паденье нравов. Мы взяли знамя сексуальных революций. И понесли, конечно – выше всех. – Васильев чуть откинулся на кресле. Наина же, напротив, словно сжалась, боясь хоть слово эскулапа пропустить.

– Другое дело – вы и ваша личность. Ведь вы, при столь уверенном обличии, полны наивных представлений, что в жизни много разной дряни, но вы идёте по особенной тропинке, где никакая нечисть не страшна. И вот – тропинку вашу затоптали, а королеву вывалили в грязь.

– Да нет, я никогда не обольщалась… Но неожиданность…

– Ну как это же так? Совсем такой-сякой не подготовил. Он должен был сначала рассказать: «Вот, напою тебя наркотиком любви, и будешь подо мною извиваться». А он нахрапом и без церемоний. Как делал это прежде много раз с простыми девушками, чаще из приезжих.

Наина без того себя судила, но уж себя сумела оправдать. И села в кресле, как уверенный боец, теперь уже готовый для дискуссий.

– Таки уж да, была идеалистка. И я себя не стану извинять. Все наступают на одни и те же грабли, Одни – всю жизнь. Другие – только раз. Я обожглась… И что мне важно сделать, и как – уже решила для себя. Но вы, мне нравится, всё верно рассказали, и, думаю, что вы как будто тот, кто сможет дать ответы на вопросы.

Васильев в кресле пересел иначе – устроил руки так на подлокотники, как делает, кто думает вставать. Но только сел с энергией движенья, и тихо, доверительно сказал.

– Наверное, Щеглова говорила, что я психолог, психотерапевт. Поэтому картина вашей жизни – мною освоенный учебный материал. И так давно, ещё по институту. Но реагируете вовсе не типично. Рассказывайте, что волнует вас?

И девушка чуть припустила веки, чтоб мысль точнее сконцентрировать в вопрос. Потом, пока не кончилась беседа, всё обсужденье шло глаза в глаза.

– Мой этот опыт, я не буду повторяться, меня наполнил, как бы, отвращеньем к животной, скажем, стороне любви. Как мне избавиться от этих ощущений?

Васильев моментально дал ответ.

– Ну, это-то как раз не сложно сделать. Я мог бы познакомить вас с мужчиной. Он деликатно вас избавит от проблем и в вас разбудит сексуальные желанья.

И, как для уяснения заданья, Наина медленно и твердо повторила:

– Выходит, нужен кто-то из толковых. – И было видно, что решение вопроса, таким и представлялось ей самой. – Понятно, но мы к этому вернемся. А ничего, что много личных чувств?

– Как раз и правильно, вам не нужны рецепты. Вы говорите и мы будем обсуждать, что лучше сделать, чтобы разобраться.

– Теперь к вопросу о «любовнике» моём. Мы с ним встречаемся, и по работе часто, и он всё время меня хочет поиметь. Артем Семенович, есть что-нибудь такое? Ну, скажем – радикальная таблетка, чтоб я ему в напиток подмешала, и он потом физически – не смог? Вот, я с ним соглашаюсь переспать, и перед этим он, положим, выпьет? Ну, как бы сделать в этот вечер импотентом. Такой самодовольный идиот.

– Всё в мире есть, и это в наших силах, раз вы его решили проучить. Но сгоряча нельзя поступки делать. Холодный разум и продуманный расчет. Дней через десять вы ко мне зайдете и мы вернемся к этому вопросу.

Наина уже думала подняться, когда Васильев ей внезапно предложил:

– Вот, в упаковке десять порошков. Попринимайте после завтрака, полезно. Все время ровным будет настроение, спокойной станете, без резких амплитуд. Не химия, а смесь различных трав.

И ненавязчиво, но с логикой мотивов, Артем Семеныч дал ей маленький совет.

– У вас прекрасное трагическое имя. Но есть в нём что-то от помпезной мишуры. Пускай присутствует, как атрибут величья. Но для знакомства, да и для общенья попробуйте назваться просто Инна. Наиной называться будет срок. Вы юная, зовитесь понежней. Простой совет, попробуйте подумать.

* * *

Те порошки, что предложил Васильев, Наина отложила «на потом» – пусть будут под рукой, как нужные лекарства. Порой бывает «неустроенность души», тогда их примет для корректировки. Сейчас же мозг был как отлаженный компьютер, а уж в психической гармонии Наины ничто не в силах было вызвать дисбаланс – она так чувствовала, что прошла закалку. И у девицы вызрел чёткий план, как разрулить клубок из обстоятельств. Как показалось, психотерапевт Артём, мог поспособствовать в решении проблем. Она явилась через десять дней, как и условились – с «холодной» головою.

– Ну, налицо заметны перемены, – доктор Васильев ясно видел, что клиентка, полна спокойствия, не то, что в прошлый раз. – Попробовали наши порошки?

– Да, – не моргнув, ответила Наина, – и очень благодарна вам за них. Избавилась от лишних треволнений и ко всему рассудочный подход.

– Как раз, что нужно для оценки обстоятельств. Так что мы думали наметить в этот раз? Убрать ваш негатив в интимной сфере?

Наина чуть замедлила ответ, и вышло так, что будто размышляла. Потом с надеждою взглянула на врача.

– Мне кажется, с «любовником» – важней. Мне так иль иначе приходится общаться. И это главное, о чём я вас прошу.

Васильев, что-то на столе перебирая, спокойно, деловито произнес:

– Такое средство стоит много денег. Мы делаем заказ при предоплате.

И он озвучил шестизначное число. Наина захотела уточнить.

– Как много ампул будет в упаковке?

– Так стоит одна доза препарата. А упаковки есть – одна, и две, и три. Но я не думаю, что вы хотите ящик.

– Как быстро действует, и сколько будет длиться?

– После приема через час – так это точно. И одна доза будет действовать два дня.

Наина что-то в мыслях прокрутила. Как оказалось – делала подсчёт. Артём Семенович спокойно в кресле ждал.

– А сколько предоплаты вы хотите?

– От общей суммы пятьдесят процентов.

Девица заказала десять доз.

– Но, я надеюсь, он не только для инъекций?

– Его разводят в спирте, если пить. Обычно повышается давление, ну, а потом развиться диабет. Ну, и сердечникам не очень он показан.

– Субъект не будет годен для контакта?

– Каких бы только мер ни принимал. Не только, что возможность уничтожит, но и любые сексуальные позывы.

Наина вынула из сумочки конверт.

– Когда готовить сумму под расчёт?

– Я думаю – через четыре дня. А ампулу сейчас могу вам выдать.

– На предоплату и на дозу здесь не хватит.

– Да разберёмся мы, какая ерунда.

– У снадобья, наверно, есть названье?

Врач отчеканил по слогам: «Декапептил».

– А если я двух доз не пожалею для пущей безопасности своей?

– Он будет импотентом больший срок. А это может и на психике сказаться.

Они простились и расстались на неделю. Наину ждали важные дела.

* * *

И в тот же день она звонила в Томск.

– Да что же ты такое натворила? – испуганно запричитала мать. – Неужто, всё настолько безнадежно?

– О чём ты, мама, что-то не пойму? Вот, захотела с вами повидаться.

– А я подумала, что выгнали тебя. Как разъезжать весной, когда занятья?

Наине вовсе не хотелось объяснять, что навсегда рассталась с институтом.

– Каникулы, как и у всех студентов. А мы вот с зимней сессией зависли. Один профессор был в командировке. Сейчас уже второй семестр идет. Да на два дня, не больше, прилетаю.

– Ну, вот и хорошо, когда всё так. Отца, ты не волнуйся, подготовлю.

– Тогда скажи – ты видела Ларису? (Наперсница, подруга детских лет).

– Сегодня видела. Что надо передать?

– Да так, спросила, – просто бросила Наина, хотя Лариса ей была нужна. – Я, в общем, предварительно звонила. Как точно выясню, уже куплю билет, я всё тебе скажу, и номер рейса.

И набрала Ларисин телефон. Довольно долго шли прозвоны до ответа. Ответила подруга с теплотой.

– Ну, Ная, как же рада тебя слышать. Не очень одиноко там, в Москве?

– Да, всё нормально. Может быть – приеду. А как там Лазаревы братья поживают?

– Тебе про них обоих важно знать? Ну, Вячеслав теперь большой начальник. За городом себе построил дом. Так, по рассказам – чистые хоромы. Конечно, там такие деньги платят – хозяин разрабатывает нефть.

– Да, что мне Славка. Как там Николай?

– Соскучилась? Так вы же разбежались? Да что я говорю, твои дела. Не знаю толком, будто бы нормально. Пока он у родителей живет. Я на ходу с ним как-то повстречалась. И не женился, я бы знала, если что. Так ты когда приедешь?

– Позвоню.

Так, постепенно, добралась она до Коли. И это была школьная любовь. Наверное, ещё с начальных классов. И все настолько часто говорили: «Какая пара! Что – невеста! Что жених!», и постепенно это стало так привычно. Но, тем не менее, портрет был – хоть куда!

Она была красавица из первых, коль не сказать, что первая совсем. Смотрелась, как скульптура из музея, где в экспозиции представлен древний Рим. Так стала выглядеть, как только повзрослела. В младенчестве была, как ангелок. А царственная простота в общении, что потрясла продюсера вконец, была её манерой поведенья, ещё и этим выделяла из толпы.

С ней рядом Коля Лазарев возник, как только деток в школу снарядили. Он был немногословен и спортивен, силен физически, при стройной худобе. Ещё до школы его звали «цыганенком» товарищи по играм во дворе. Поскольку был он смуглый, кареокий, и блеск держался в чёрных волосах. Да и глаза горели грозным блеском, когда, случалось, игры сверстников-подростков из безрассудства обращались в бой. Из опыта таких ребячьих битв возник урок – не доставать «цыгана».

Сам с дружбой он ко сверстникам не шёл, хотя в общении был неизменно ровен. Он был самостоятелен во всём – в поступках, в неприступном мире мыслей. Советы, может и мотал на ус, но был порою неожиданным в решеньях, и к «стаду» никогда не примыкал. Он знал, что означает «чувство локтя», но с обостренным голодом свободы в своей душе не мог поделать ничего.

Лишь только сверстник по прозванью Тахтамыш считался Николаю близким другом и тенью всюду следовал за ним. Однажды паренёк чуть не погиб, когда весною от горы над Томью, в то время бывшей грозною рекой, стремившей в Обь бурлящие потоки с высоких мест от таянья снегов, вдруг отломился огромадный снега пласт, всю зиму прослуживший, как площадка. Так Гриша этот, позже – Тахтамыш, с обломком этим с берега крутого к стремнине кубарем, буквально, полетел, и всё лишь долями минуты исчислялось. Никто не рыпнулся в компании парней, стоявших рядом и оставшихся на круче. Тем более, что день уже угас, и Гриша в темень непогоды рухнул. Один «цыган» сорвался ему вслед, и будто взнуздывал природу жутким воплем. Крик постепенно снисходил на умолканье, а видеть ничего было нельзя. Григорий крепко головою приложился и был бы несомненно не жилец, нашли бы труп пониже по теченью, не подоспей подмога в тот же миг. Так Лазарев, и сам ещё ребенок, товарища от верной смерти спас. А Тахтамышем Гришу стали звать, когда поправился. Прилипло постепенно. Поскольку где-то там, недалеко, разбит был хан из Золотой Орды, который и носил такое имя.

И Тахтамыш был Коле Лазареву друг. Вернее, так сказать, оруженосец. И научился абсолютно не мешать.

* * *

Как Кай и Герда, нет, верней – Адам и Ева, прошли рай детства абсолютно безмятежно Наина и бессменный Николай. Она его ценила, и любила… Как брата… пока время не пришло. И стали возникать другие чувства.

Тогда пришла действительно любовь: его – зажгла стремительным огнем, а у Наины ровным пламенем горела. Наверное, ещё и потому, что он был рядом, и поэтому – привычен.

Всё состоялось – и прогулки до зари, и поцелуи до самозабвенья, и познаванье вожделенных тел. Но бабушка замучила про «флауа», она звала то место гордо – “Hymen”, и говорила: «Гимен – дар Богов». И Николай оберегал «цветок», когда ему Наина рассказала. «Всё будет, ведь она и так моя». И с девочкою бережно возился, и напридумывали многого чего.

Так и прошло, наверно, года три… Но как-то раз приехали в их школу какие-то ребята, рок-ансамбль. Совсем не самобытны, так, неплохо, могли исполнить ходовой репертуар. И барабанщик, не скрывая восхищенья, Наине чуть ли не рукой махал. В какой-то миг к ней подобрался осветитель, и передал послание: «Тебе». Она прочла и сунула в карман. А позже, когда стали расходиться, от всех отстала и замешкалась в фойе.

Тут рядом оказался Тахтамаш. «Он не придет», – сказал, в глаза не глядя.

«О ком ты?» – и невольно встрепенулась. «Да я о барабанщике об этом. Пойдем, „цыган“ велел мне проводить». Наина, всё-таки, пошла, но возмущалась, само собой, конечно, про себя.

А барабанщика избили хулиганы. Всё в тот же вечер. Знать не суждено придти ему к Наине на свиданье. И неудачно на руку упал, так что врачи её загипсовали.

Но дети всё-таки немного отдалились. Не то, чтобы у них прошла любовь. Но столько юностей других вокруг бурлило.

Девчонки Коле «строили глаза», а быть с Наиною не мог он постоянно. И не хотел, наверно – жизнь звала. Другие девочки не берегли бутон, а жаждали его цыганской страсти. Его терзала «гиперсексуальность» – так бы, наверно, психотерапевт Васильев научно состояние назвал. И Коля Лазарев стал властвовать гаремом.

А к царственной красавице Наине, ну, что тут скажешь – каждый сверстник вожделел. Не говоря о тех, кто был постарше. Как только Лазарев немного отдалился, другие парни её стали осаждать, как будто слух прошел – попробовать возможно. И кое с кем она была близка… Конечно – до означенной границы.

Но Лазарев не изменял любви, да и Наина – не сказать, что разлюбила. А просто жизнь немного развела. И вот, она уехала в Москву. А он не знал ещё, как с армией дела – год проучился при военкомате на шофера, сейчас могли водителем призвать. Но старший брат мог взять охранником на вышку, он в нефтяной компании служил. Там делали из «срочников» отряд, и даже строили подобие казармы. Тогда, наверно, Коля бы женился – устал от многочисленных подруг, пресытился их постоянной сменой.

Наину он свою не разлюбил, но увела её судьба в другие жизни, а он хотел невесту для семьи. И тут ему Наина позвонила.

– Я приезжаю, может – на три дня. Ты сможешь быть на эти дни свободен?

– Зачем ты странные вопросы задаешь? Давай я лучше за тобой приеду.

– Билет на завтра. Рейс – четырнадцать. Целую.

– Ну, если так, то я тебя люблю. Как только время мне убить до этой встречи?

Она взяла билет на самолёт.

А он ту девушку, что намечал невестой, уговорил слетать в Новосибирск – там старшая сестра её жила, и обсуждали, что неплохо повидаться.

И Коля Лазарев поехал в тот район, совсем под городом, где брата дом построен. Там, ну, почти в дремучей чаще, земли он выкупил, наверное, с гектар. И строил для родителей сюрприз – сруб из отборных вековых деревьев, где, в том крыле, что строил для себя, всё современной техникой напичкал – компьютеры, и разное чего.

С ним постоянно находился Тахтамыш. Так он приехал и распорядился. Чтобы три дня никто не доставал.

* * *

Летать Наина не особенно любила, вернее – тягостно текло пустое время в бездеятельном длительном пути. До Томска, что сказать, конец не близкий, и ей не нравилось быть в клетке самолёта, фальшивой птицы средь бескрайности небес.

Она не очень-то умела расслабляться, а тут ещё энергия полета наслаивала свой коэффициент на бурную энергию души, толкнувшей девушку лететь через пространство. И через время, если точно говорить. Но в этот раз так много было мыслей, они наплывами отягощали думы, и где-то близко от границы атмосферы над суетным, земным трудился мозг.

«И почему других устраивал тупой ярлык „цыган“, и только мне решение пришло, что где-то, в предках – корни Ганнибала? Вот отчего такой ты смуглый, Николай – арап был в Томске, когда царь внезапно умер, и в ссылку сплавили сподвижника Петра. Вот и метнул он семя в Томскую губерню.

А может и действительно цыган? Что толку во всём этом разбираться. Я, как была зацикленной девицей, так и осталась ею до сих пор. Но, чувствую, готова к обновленью», – эмоции переполняли грудь. И мощный монотонный рев моторов звучал Наине будто тремоло в оркестре перед грядущей кульминацией пути, что ноты жизни напророчили ей в Томске.

Вопросов не было – а почему же Коля?

Он был настолько значимой фигурой в судьбе доверчивой мечтательной Наины, что в разрешении московских обстоятельств она нашла себе спасенье – Николай. «Он самый нежный. И откуда у мальчишки, – Наина будто бы читала древний эпос, – сыскались силы удержать перед соблазном такую демоническую мощь его прекрасного мужского естества, когда прабабушкой завещанный «цветок», – она задумалась, что смысл немного спутан, – верней: прабабушкин наказ хранить «цветок»… Устроила какой-то заповедник. Но как я верила, что надо сохранять! И до сих пор люблю прабабушку Агату, хотя лишь только слышала о ней. От её дочери, надменной Розалинды, своими примитивными мозгами, что так досадно, не пошедшей в мать. Но хоть Ага-тины твердила наставленья, и воспитала меня с ценностями в жизни. Хотя наверное всё это ерунда. Но что бы ни было, я уважаю принцип, который в человеке должен быть. И я поэтому сейчас лечу к тому, кто мой «цветок» сорвать имеет право».

«В конце концов – причём тут эфиоп? Он Коля Лазарев, и никогда никто мной не был так любим, в нём юность моей страсти», – и тут же посмеялась над собой, «зачем же всё так выспренне, подруга?».

А дальше мысли философские пошли.

«И как насмешка возникает слово «ВЕЧНОСТЬ», когда в иллюминаторе – смотри, уже осточертел однообразьем назойливой линялой синевы и этот свод небесный за окном, и облака, как сахарная вата. Вот если бы я даже и разбилась, трагедия, какая вдруг стряслась, – то это ничего, когда на взлётё. Пускай «ценою жизни ночь мою», ведь я лечу сейчас за этой ночью. Я прочитаю, как там Пушкин написал… Ведь если с самолетом что случится, я за любовь, выходит, жизнью заплачу… А то какой-то там специалист, назначенный врачом в научном центре, со мною будет терапию проводить так называемым «лечебным брачным сексом». Мне, слава Богу, есть с кем ложе разделить».

Стюард сказал, что скоро «Боташово». Томск принимал и все защелкнули ремни.

* * *

– Вот спорим, что какая-то актриса, – две стюардессы, что готовились на рейс, рассматривали группу прилетевших. А Лазарев недалеко стоял. И понял, что отметили Наину. – Идёт как королева сквозь толпу.

И Коля видел, что Наина похудела, и в силу этого, возможно, впечатляла какой-то окрылённой красотой.

Сначала будто всматривалась в лица – встречающих, но было далеко. Потом, он видел, разглядела, где он есть, и улыбнулась, и рукою помахала.

Он тоже, несомненно счастлив был, но главным чувством было удивленье – и что она внезапно сорвалась? И речи не было, чтоб приезжать обратно. Ну, может быть, когда-нибудь, потом.

«Ну, коли надо – хорошо, что прикатила. А я её недаром разглядел. Какая стала классная деваха, – друг детства заново как будто узнавал, – и будто там, в столице, выше стала».

Наина в это время подошла, и в тот же миг подумала с досадой:

«Какая всё-таки я форменная дура, что нацепила эти каблуки. Но он не смотрит снизу вверх, мой „цыганенок“. Как сокол гордо голову вознес, и наблюдает ястребиным взглядом».

Внезапно он схватил её в охапку и сразу же ответил на вопросы, что лучше – величаво наклониться? Или присесть, чтоб легче целовать?

Их встреча сделалась совсем непринуждённой.

– Тебя наверно к предкам отвёзти? – он отпустил её и явно любовался.

– Нет, Коля, я недаром выясняла насколько сможешь быть свободен в эти дни. Так ты скажи, если делами связан.