Текст книги "12 апостолов права"

В итоге 17 марта 1812 г. после двухчасовой аудиенции у государя, который сказал, что ввиду приближения Наполеона к пределам России не имеет возможности проверить все возведенные на него обвинения, Сперанский был отправлен в Нижний Новгород – город, примечательный еще и тем, что до конца «советской империи» оставался местом ссылки политических оппонентов.

Громадное большинство общества встретило падение Сперанского с большим ликованием. Широкое распространение получила записка, в которой утверждалось, что Сперанский своими нововведениями хотел привести государство к разложению и полному перевороту. Нашего героя изображали в ней злодеем и предателем отечества, сравнивали с Кромвелем. В сентябре того же года после очередного доноса Сперанский был отправлен в Пермь, откуда написал Александру свое знаменитое оправдательное письмо, в котором убедительно опроверг все возведенные на него обвинения. «Падение Сперанского» не было простым падением очередного царского фаворита. Оно было падением реформатора и, следовательно, прекращением реформ. Последствия этого факта в наше время очевидны.

Однако важнейший результат Сперанским был уже достигнут. И состоит он не в многочисленных нереализованных проектах, а в том, что Михаил Михайлович своим примером открыл дорогу на гражданскую службу многочисленным талантливым разночинцам, впоследствии составившим гордость русского чиновничества. Сперанский был первым человеком, не имевшим дворянского звания и при этом достигшим наивысших государственных должностей. Его пример сделал гражданскую службу привлекательной для многих молодых людей.

Опала Сперанского продолжалась до 1816 г. Многочисленные сигналы, которые Сперанский посылал Александру и его приближенным сначала из Перми, а затем из своего небольшого имения в Новгородской губернии (ныне Сперанская Мыза), привели к постепенной смене гнева на милость; 30 августа (11 сентября) 1816 г. указом императора, в котором говорилось, что «по внимательном и строгом рассмотрении поступков» Сперанского государь «не имел убедительных причин к подозрениям», М.М. Сперанский был назначен пензенским гражданским губернатором, чтобы дать ему способ «усердной службой очистить себя в полной мере». По свидетельствам современников, в результате его деятельности на этом посту пензенское население полюбило своего губернатора и славило его как благодетеля края[47]47
  См.: Корф М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 125–127.


[Закрыть]. В это время в записках Сперанского еще сохраняется сочувствие конституционному строю, хотя уже появляется неуверенность в возможности введения его в России. Он предлагает, очистив административную часть, перейти к свободе политической.

В марте 1819 г. Сперанский был назначен генерал-губернатором Сибири. Здесь он также активно проводил реформы системы управления краем. Его деятельным помощником был будущий декабрист Гавриил Степанович Батеньков. Совместными усилиями они разработали «Сибирское уложение», направленное на коренное реформирование управления Сибири. В этот период работы, как говорят, на земле политические мечтания Сперанского начинают угасать. Он все более скептически относится к введению в России законодательной власти, отмечая, что «возможность законодательного сословия сильного и просвещенного весьма мало представляет вероятности. Посему – одно из двух: или сословие сие будет простое политическое зрелище (!), или, по недостатку сведений, примет оно ложное направление». В письме графу В.П. Кочубею он еще более категоричен относительно политических реформ: «Все чувствуют трудности управления, как в средоточии, так и в краях его. К сему присовокупляется недостаток людей. Тут корень зла; о сем прежде всего должно было бы помыслить тем юным законодателям, которые, мечтая о конституциях, думают, что это новоизобретенная какая-то машина, которая может идти сама собой везде, где ее пустят». И сегодня мы часто слышим подобные рассуждения в стиле: научитесь сначала плавать, потом воду в бассейн нальем.

В начале 1820 г. Сперанский направил императору отчет о своей деятельности. В ответ он получил предписание вернуться в Петербург в марте 1821 г. Для высшего слоя общества «это было как бы воскресенье мертвого»[48]48
  См.: Корф М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 260.


[Закрыть], – пишет М.А. Корф.

Сперанский и Александр I вновь встретились в июне 1821 г. От былых доверительных отношений не осталось и следа. Император явно не хотел откровенной беседы. Стало ясно, что Сперанский больше не пользуется прежним влиянием при дворе. Как говорится, мы любим людей за то добро, которое им сделали, и ненавидим за то зло, которое им причинили. Тем не менее Сперанский был назначен членом Государственного совета.

После смерти Александра I в ноябре 1825 г. Сперанский составляет манифест Николая I о вступлении на престол, в котором подробно излагает суть путаницы, возникшей из отказа цесаревича Константина от престола, хранившегося в тайне даже от членов царской семьи до самой смерти Александра I. Именно эта интрига с принесением сначала присяги Николаем I и многими другими царедворцами Константину, а потом их «переприсягание» Николаю I и послужила поводом для выступления декабристов. «…Жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет Царствование наше токмо продолжением Царствования Его, да исполнится все, чего для блага России желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность, и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших», – писал Сперанский в этом манифесте от имени нового самодержца. К сожалению, этому пожеланию не суждено было полностью сбыться.

После подавления мятежа Сперанский был введен в состав Верховного суда над декабристами. Доверие нового царя он завоевал, но очень дорогой ценой. Говорят, что, когда выносили приговор, Сперанский плакал. Да и сам Сперанский стал совершенно иным человеком. Это уже не был защитник полного преобразования государственного строя, сознающий свою силу и резко высказывающий свои мнения. Теперь это уже защитник правления неограниченного. Он говорил: «…там, где существует чистая форма монархическая, нет никаких основательных причин, нет материальных выгод для народа переходить в форму смешанную (т. е. такую, в которой друг друга взаимно дополняют и взаимно сдерживают законодательная, исполнительная и судебная власть. – П.К.) даже и тогда, когда бы переход сей мог быть совершен без потрясения. Частные пользы некоторых классов (имеются в виду аристократия, промышленники, люди науки и искусства – «креативный класс», по-современному. – П.К.) не суть истинные пользы всего народа и часто бывают им противоположны»[49]49
  [Сперанский М.М.] Руководство к познанию законов. Сочинение графа М.М. Сперанского. СПб.: Тип. Второго отделения Собств. его императ. величества канцелярии, 1845. С. 120–121.


[Закрыть]. Знакомые мотивы, не правда ли? Но ведь нынешние-то певцы авторитаризма знают фразу Андрея Платонова: «Без меня народ не полный»[50]50
  Платонов А. Жена машиниста // Избр. произв. В 2 т. Т. 2. М.: Худ. лит., 1979. С. 173.


[Закрыть].

Главным делом Сперанского в этот период стало составление Полного собрания законов и Свода законов, обнародованных в 1833 г. Михаил Михайлович предполагал первоначально подготовить Гражданское уложение к маю 1826 г. «Государь отстранил, однако, мысль о составлении уложений и остановился на Своде существующих законов с исключением всего недействующего, но без всяких изменений в их существе»[51]51
  Пахман С.В. Указ. соч. С. 429.


[Закрыть]. Исходя из указания императора Сперанский начал работу над Сводом законов, – работу, которую предполагали осуществить все императоры начиная с Петра I, которую, казалось, можно начать, а закончить невозможно. Первоначально, определив предмет, Сперанский установил правила составления Свода:

Исключить из Свода все законы, вышедшие из употребления.

Исключить все повторения, и вместо многих постановлений, одно и то же гласящих, принять в Своде одно из них полнейшее.

Сохранить слова закона, извлекая статьи Свода из самого их текста, хотя бы то было самыми мелкими и дробными частями; потом эти мелкие части связать и соединить по порядку, ибо в законе не столько изящество слога, сколько сила и важность его, а для важности древность драгоценны. Правило это положено принять в следующем смысле:

1) те статьи Свода, которые основаны на одном действующем указе или постановлении, излагать теми самыми словами, какие стоят в тексте, без малейшего их изменения;

2) те статьи, которые составлены из двух или более указов, излагать словами указа главного, с присоединением из других тех слов, которые служат ему дополнением или пояснением;

3) статьи, составленные из соображения многих указов, излагать по тому смыслу, какой они представляют в их совокупности, и притом 4) под каждой статьей означать с точностью те указы и постановления, из которых она составлена.

Законы слишком многословные и обширные следует сократить.

По составлении таким образом Свода такой Состав законов (Corpus legum) должен быть утвержден надлежащей властью, дабы под видом законов старых не вкрались законы новые, и др.[52]52
  Подробно см.: Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о Своде законов // Избранное / [Отв. ред. П.В. Крашенинников.] М.: Статут, 1913.


[Закрыть]

Как указывает А.Л. Маковский, «для Свода отбирались те из прежних законов, которые, по мнению составителей Свода, прежде всего самого М.М. Сперанского, сохранили свое значение. При этом отдельные явные пробелы были заполнены небольшим числом новых норм, а некоторым слишком узким по содержанию нормам М.М. Сперанский попытался придать более общий смысл»[53]53
  Маковский А.Л. О кодификации гражданского права (1922–2006). М.: Статут, 2010. С. 406.


[Закрыть].

«Составителю свода приходилось нередко соединять несколько статей в одну, толковать разум отдельных статей, – при этом невозможно было им, воспитанным на римском праве, отрешиться от давно и прочно усвоенных воззрений. Бумаги Сперанского, переписка его указывают на сношения с западными, по преимуществу германскими юристами (Миттермайер, Савиньи). В настоящее время можно считать доказанным (Филиппов, Винавер, Кассо, Пергамент), что иногда статьи X тома не имеют себе источников в Полном Собрании Законов, они заимствованы из иностранных кодексов»[54]54
  Середонин С.М. Указ. соч. С. 173.


[Закрыть].

И во время действия Свода законов, и после одни исследователи считали, что это чистая инкорпорация, другие – что это кодификация, третьи – что это смешанный вид систематизации. Важно, что гигантская работа была завершена, появился систематизированный многотомный Свод законов, действовавший до Октябрьского переворота.

В 1835 г. Сперанский был назначен преподавателем юридических наук наследнику престола – будущему императору Александру II, избавителю России от крепостного права. Также Сперанский учредил Высшую школу правоведения для подготовки квалифицированных юристов.

1 января 1839 г. в честь 67-летия Сперанскому был пожалован графский титул. Графом Михаил Михайлович прожил 41 день. 11 февраля 1839 г. он умер от простуды. Похоронен в Некрополе мастеров искусств Свято-Троицкой Александро-Невской лавры.

Наследие Сперанского велико и многогранно, и значение этого наследия для последующих поколений невозможно переоценить, несмотря на старания государства забыть о нем. Ростки посеянных Сперанским идей упорно пробивались сквозь толщу асфальта абсолютной власти как при его жизни, после 1812 г., так и позже, после 1917 г. Очевидно, что, появись гражданский кодекс в самом начале XIX в., такие институты гражданского права, как право собственности, договоры, брак, наследственное право и многое другое, предложили бы России другие пути развития, создали бы фундамент, как сейчас принято говорить, гражданского общества. Однако этого не произошло… Михаил Михайлович тем не менее продолжил работу и создал Свод законов, систематизировав большинство отраслей права Российской империи.

Конечно, для воплощения идей М.М. Сперанского в период его жизни не было объективных условий. Дворянство, недавно получившее вольность, еще только-только начало обретать чувство собственного достоинства, осознавать свою независимость. До возникновения интеллигенции как влиятельного слоя общества оставалось еще полвека. Подавляющую часть населения составляли крепостные крестьяне, для которых слово «свобода» означало кровавый бунт, а не способ существования. Казалось, что почва, в которую Сперанский обронил семена институтов права, мертва и безжизненна. Но сегодня мы знаем, что времена глухого абсолютизма посетил посол будущего – апостол Права, Учитель многих и многих юристов, посвятивших свою жизнь служению праву. И потому «фантазии Сперанского» во многом воплотились в жизнь.

Книжник
Модест Корф

 
Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
 

Владимир Высоцкий

Модест Андреевич Корф

(1800–1876)

Судьба каждого человека в той или иной мере служит свидетельством того времени, в которое он жил, позволяет понять суть исторических событий, очевидцем которых он был. Но иногда жизненный путь человека настолько тесно вплетен в историческую ткань своего времени, что сам по себе может рассматриваться как краткий курс соответствующего исторического периода. Именно такую жизнь очевидца и свидетеля своего времени прожил барон, а с 1872 г. – граф Модест Андреевич Корф (11 сентября 1800 г. – 2 января 1876 г.).

Однокашник А.С. Пушкина по Императорскому Царскосельскому лицею, один из любимых учеников М.М. Сперанского, он в отличие от многих других лицеистов первого выпуска 1817 г. сделал блестящую бюрократическую карьеру в годы царствования императора Николая I. Корф, лично знавший многих декабристов, стал автором редкой, но широко обсуждавшейся и приобретшей скандальный оттенок книги «Восшествие на престол императора Николая I», донельзя оскорбившей «разбуженного декабристами» А.И. Герцена. Будучи автором идеи создания жесткой политической цензуры, Корф в то же время является признанным библиографом вольной русской печати. Практически все значимые исторические события середины XIX в., сыгравшие определяющую роль в дальнейшей истории нашей страны, так или иначе связаны с именем Модеста Андреевича Корфа.

Понятно, что при таком, как сейчас говорят, бэкграунде о Корфе во времена советской власти если и вспоминали, то не иначе как о злостном реакционере, царском сатрапе и гонителе прогрессивных деятелей того времени. Тогда в официальной историографии преобладал исключительно однобокий, «классовый» подход, основанный на точке зрения оппонентов Модеста Андреевича. Сегодня все в большей степени ощущается потребность восстановить разорванную ткань российской истории, с тем чтобы лучше понять, откуда и куда мы идем. Ведь многие принципы административного устройства и законодательной системы нашей страны восходят именно к тому времени. Понять все многообразие общественно-политической жизни, развития управленческой и юридической мысли того времени невозможно, не опираясь на свидетельства очевидцев и с «другой стороны баррикад». Именно к их числу относится и герой нашего очерка.

М.А. Корф происходил из старинного дворянского рода Вестфалии, история которого известна начиная с 1240 г. Отец Модеста – Андрей (Генрих) Корф после присоединения Курляндии к России в 1795 г. сделал успешную карьеру при дворе российских императоров. Начал ее на посту вице-президента юстиц-коллегии, а умер в чине тайного советника и члена Сената. Девичья фамилии матери – Смирнова. Именно благодаря ее влиянию Модест всегда считал себя русским «по воспитанию, по вере, по службе»[55]55
  Ружицкая И.В. Очевидец, или Один год из жизни члена Государственного Совета Российской империи // Корф М.А. Дневник. Год 1843-й. М.: Academia, 2004. С. 7–8.


[Закрыть].

В десятилетнем возрасте вместе с 29 другими юношами он поступил в только что открытый Императорский Лицей.

Лицей был основан по указу императора Александра I. Он предназначался для обучения дворянских детей. Программа, разработанная Сперанским, ориентировала процесс обучения в первую очередь на подготовку государственных чиновников высшего ранга. Кроме А.С. Пушкина, декабристов среди знаменитых выпускников Лицея были, например, Дмитрий Николаевич Замятнин, министр юстиции России в 1862–1867 гг., а также замечательный писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Лицей просуществовал до 29 мая 1918 г., когда постановлением Совета Народных Комиссаров он был закрыт, его место занял Пролетарский политехникум. В 1925 г. многие бывшие воспитанники лицея были репрессированы. Библиотека Царскосельского лицея в советское время была частично передана в созданный в 1920 г. Уральский государственный университет и в дальнейшем разделена между выделенными из него институтами[56]56
  Шумихин С. Странная судьба библиотеки Царскосельского Лицея // rusarchive.ru


[Закрыть].

Как отмечал директор Лицея Василий Малиновский, «барон Корф.… С хорошими дарованиями, прилежен с успехом, любит порядок и опрятность; весьма благонравен, скромен и вежлив. В обращении столь нежен и благороден, что во все время нахождения его в Лицее ни разу не провинился; но осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно открытым и свободным. Иногда немножко упрям с чувствительностью»[57]57
  http://www.newacropol.ru/study/child/licey/litzeist/korph/


[Закрыть]. Хотя М.А. Корф не был в лицейские годы особо близок к пушкинской компании в силу своего характера и прирожденной дисциплины, однако впоследствии, когда его лицейских товарищей коснулась опала, а он находился на важном государственном посту, не отвернулся и всячески им содействовал. Хотя и высказывался о них иногда весьма нелицеприятно, как, например, об А.С. Пушкине в своей знаменитой «Записке»[58]58
  Корф М.А. Записка о Пушкине // Корф М.А. Записки. М.: Захаров, 2003 (Сер. «Биографии и мемуары»). С. 678–684.


[Закрыть].

В отличие от многих выпускников этого уникального образовательного учреждения Модест Андреевич несколько скептически относился к уровню полученного в нем образования. Он считал, что полученные в Лицее знания были весьма поверхностными, несистемными, порождая при этом «блестящее всезнание». Тот факт, что и кроме Пушкина среди выпускников первого курса были весьма достойные люди, он не считал результатом деятельности наставников и надзирателей, а скорее итогом случайного стечения обстоятельств. «Многому мы, разумеется, должны были доучиваться уже после Лицея, особенно у кого была собственная охота к науке»[59]59
  Цит. по: Стасов В.В. Граф Модест Андреевич Корф (1800–1876) // Корф М.А. Записки. С. 691–692.


[Закрыть], – писал впоследствии Корф.

После окончания Лицея Корф поступил на службу в канцелярию министра юстиции Д.И. Лобанова-Ростовского. Работа была не слишком утомительной, и все свободное время Модест Андреевич смог посвящать литературным занятиям. Его книга о стенографии[60]60
  Корф М.А. Графодромия, или Искусство скорописи. Сочинеие г-на Астье, переделанное и примененное к русскому языку бароном Модестом Корфом. СПб.: Тип. Н. Греча, 1820. На с. 3 книги имеется посвящение автора: Императорскому Царскосельскому лицею посвящено признательным воспитанником.


[Закрыть] стала первой работой на эту тему в нашей стране. С 1819 г. Корф состоял членом Вольного общества любителей российской словесности. Однако после того, как он перешел в Министерство финансов, служба стала занимать все время и от литературных занятий пришлось отказаться.

С 1826 г. М.А. Корф стал работать под руководством М.М. Сперанского во Втором (законодательном) отделении Собственной его императорского величества канцелярии. Корф нередко называл М.М. Сперанского своим учителем. Учитель весьма дорожил своим учеником и называл его «лучшим нашим работником»[61]61
  Гастфрейнд Н. Товарищи Пушкина по Царскосельскому лицею. Т. 1. СПб., 1911. С. 467.


[Закрыть]. Под его руководством Модест Андреевич дослужился до чина действительного статского советника, получил звание камергера, был награжден орденами того времени.

Перед М.М. Сперанским Николай I поставил нелегкую задача: нужно было собрать все законы, начиная с Уложения царя Алексея Михайловича, извлечь из них все необходимое, расположить в системе и издать полученный таким образом свод законов[62]62
  Подробно см.: Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о Своде законов // Избранное. М.: Статут, 2013. Часть первая. Обозрение исторических сведений с 1700 по 1826 г. С.195–196.


[Закрыть]. Сперанский прежде всего подыскал себе способных помощников из различных министерств. К их числу относился и М.А. Корф. Здесь он работал в течение пяти лет. Под руководством Сперанского он прошел основательную школу в области администрации и законодательства, которая послужила основой его дальнейшей блестящей карьеры.

Еще во время своей службы во Втором отделении Корф в 1831 г. по совету Сперанского был переведен в Комитет министров, управляющий делами которого – Ф.Ф. Гежелинский за небрежное и неаккуратное ведение дел был отстранен от должности и отдан под следствие. В течение всего лишь года Корф привел в порядок все неисполненные дела. В результате он был назначен управляющим делами Комитета министров, несмотря на его молодой возраст (32 года).

В 1834 г. М.А. Корф был назначен на должность государственного секретаря. В этой должности он проработал девять лет. В итоге Корфу довелось участвовать практически во всех особых и секретных комитетах и комиссиях, существовавших в 1830–1860-е годы. Корф был ценен для травмированного событиями 1825 г. Николая I своими взглядами на развитие России: путем постепенных реформ «без общих потрясений». «Это человек в наших правилах и смотрит на вещи с нашей точки зрения»[63]63
  Управленческая элита Российской империи: История министерств, 1802–1917 / Авт. – сост. Е.А. Андреева и др. СПб.: Лики России, 2007. С. 54.


[Закрыть], – говорил он о Модесте Андреевиче.

После смерти Сперанского в 1839 г. современники воспринимали Корфа как его преемника. Николай I советовал Модесту Андреевичу «оставаться верным» школе Сперанского и действовать «в духе и правилах покойного»[64]64
  Корф М.А. Записки. С. 76.


[Закрыть]. Император не раз привлекал Корфа к составлению высочайших манифестов.

В 1843 г. Корфа назначили членом Государственного совета. И в этой должности он должен был принимать участие в работе различных комиссий. Наиболее важной из них был так называемый Комитет 2 апреля (Бутурлинский комитет). Образован этот Комитет был в 1848 г. в качестве ответа на революционные события в Европе. Фактически Николай I возложил на Корфа обязанности «верховного цензора», поскольку именно ему принадлежала идея создания тайного комитета для «всегдашнего безгласного надзора» над российской печатью – того самого Комитета 2 апреля. Во главе его стоял Д.П. Бутурлин, а М.А. Корф и П.И. Дегай были его членами. По смерти Бутурлина председателем Комитета вслед за Н.Н. Анненковым стал Корф, по предложению которого Комитет был ликвидирован в 1856 г., как не соответствующий своей цели.

Николай I доверил М.А. Корфу наставничество своих детей. В частности, Корф читал им курс правоведения. Был он и преподавателем детей Александра II, в том числе и будущего императора Александра III, оказав значительное влияние на формирование их мировоззрения.

В 1849 г. М.А. Корф был назначен директором Императорской Публичной библиотеки. В то время Библиотека была малоизвестным учреждением, доступ в нее был ограничен, она влачила нищенское существование, число сотрудников явно не отвечало стоящим перед ней задачам. Корф сумел существенно поправить положение. За 12 лет руководства Модест Андреевич добился того, что Библиотека стала котироваться наравне с крупнейшими библиотеками Западной Европы. Принимая на себя руководство Библиотекой, Корф поставил две цели: собрать все напечатанное на церковнославянском и русском языках и все напечатанное на иностранных языках о России. Он сумел создать уникальное собрание, приобретя самые крупные коллекции старопечатных книг, церковно-славянских рукописей, а также народных картинок и изданий времен Петра Великого. Не менее уникальной оказалась и коллекция иностранных книг о России. Не случайно император Александр II повелел «ту залу сей библиотеки, в коей помещается учрежденное по мысли его собрание всего напечатанного о России на иностранных языках, именовать залою барона Корфа»[65]65
  Подробнее см. отчеты Императорской Публичной библиотеки за 1850–1861 гг. и журнал «Русская старина» за 1876 г.


[Закрыть], а также разрешил повесить в этом зале портрет Модеста Андреевича.

Парадоксально, что, запрещая в качестве цензора проникновение вольного слова Герцена в Россию, в качестве директора библиотеки Корф внимательно следил за появлением изданий Герцена за границей и принимал живейшее участие в их приобретении для Императорской библиотеки. Корф очень тонко чувствовал время, ощущал приближение перемен и боялся, что удары, наносимые ему Герценом, могут повредить его положению при дворе Александра II[66]66
  Подробнее см.: Грин Ц.И. М.А. Корф – библиограф вольной русской печати // Историко-библиографические исследования: Сб. науч. тр. Вып. 3. СПб.: РНБ, 1993. С. 46.


[Закрыть].

Так или иначе Корфом было приобретено достаточно полное собрание изданий «лондонского бунтовщика» и Вольной русской типографии. В «Отечественных записках» за 1854 г. (в отделе «Библиографические отрывки») он опубликовал ряд монографий, написанных им самим или под его редакцией, о наиболее интересных книгах Императорской Публичной библиотеки.

Молва не раз прочила Корфу место министра просвещения, министра юстиции или министра финансов. Однако при Николае I он никаким министром не стал, да и не мог стать. Фактически он был его нештатным биографом.

В 1861 г. Александр II назначил М.А. Корфа «главноуправляющим» II отделения канцелярии его величества, и потому тот оставил пост директора Библиотеки. Но до конца своей жизни он проявлял самый искренний интерес к этому самому любимому своему детищу и всячески помогал дальнейшему развитию Библиотеки.

Во II отделении, где ранее он сам под руководством М.М. Сперанского получил юридическое и управленческое образование, М.А. Корф пробыл всего три года. Однако за это время он принял активное участие в подготовке проектов земской, цензурной и университетской реформ. Будучи достойным последователем своего учителя М.М. Сперанского, он выступал с вполне либеральных позиций.

В 1864 г. М.А. Корф был назначен президентом департамента законов в Государственном совете. Так что его продвижение по стопам своего великого учителя в качестве его преемника продолжилось. Здесь оно и завершилось в 1872 г., когда по состоянию здоровья Модест Андреевич подал в отставку. При этом он был пожалован в потомственное графское достоинство Российской империи. 2 января 1876 г. смерть унесла этого незаурядного человека, судьба которого так совпадает с историческими событиями того времени, в которое он жил. М.А. Корф скончался в Петербурге и похоронен на Никольском кладбище Свято-Троицкой Александро-Невской лавры.

Модест Андреевич был, если можно так сказать, «включенным» очевидцем ключевых событий середины XIX в. Несмотря на большую загруженность государственной деятельностью, он находил время и для литературных занятий и в результате сумел оставить нам важные исторические свидетельства. Его уже цитированные мной записки и дневники представляют собой ценнейший материал для историков и просто любознательных читателей. Эти документы середины XIX в. позволяют нам «изнутри» рассмотреть все перипетии борьбы за власть, механизмы функционирования бюрократии того времени, совершенно иначе взглянуть на судьбоносные события, во многом определивших развитие российской государственности.

М.А. Корф принимал деятельное участие в составлении полной биографии и истории царствования императора Николая I. Работа над собиранием материалов к биографии продолжалась более 19 лет. Уже после смерти Корфа, в 1886 г. все 92 (!) тома этого изыскания были переданы Императорскому Русскому историческому обществу.

Что касается знаменитого «Восшествия на престол императора Николая I», то первоначально это произведение было напечатано в 1848 г. в количестве 25 экземпляров под названием «Историческое описание 14 декабря 1825 года и предшедших ему событий». Второе издание этого труда, но уже под названием «Четырнадцатое декабря 1825 года», состоялось в 1854 г. и опять в 25 экземплярах. Доступно широкому читателю это сочинение под своим окончательным названием стало только в 1857 г. по решению императорской семьи во избежание слухов и кривотолков. Книга эта была переведена на многие языки. В одной Германии появилось семь ее изданий в разных переводах. В этой книге читатель увидит совершенно иного «Николая Палкина» – «чудовища» и «душителя свободы» в глазах учеников советского школы. В глазах автора это ответственный, мужественный и милостивый монарх. Подробности возникновения «замешательства», повлекшего выступление декабристов, весьма интересны и поучительны с точки зрения «издержек» абсолютизма. Кроме того, это замечательный образчик выражения «верноподданнических чувств» сановниками того времени.

Наконец, в 1861 г. появилось самое значительное, на мой взгляд, сочинение Корфа – «Жизнь графа Сперанского». Эта книга не только раскрывает нам личность М.М. Сперанского, все перипетии его необычной и драматической судьбы, но и служит одним из важнейших источников для изучения исторических событий того времени.

Модест Андреевич Корф был весьма амбивалентной личностью. С одной стороны – классический «служака», карьерист, угодливый вельможа, с другой стороны – один из разработчиков прогрессивных реформ Александра II, собиратель сочинений «диссидентов» того времени, составитель записок и дневников, в которых современные ему ведущие государственные деятели предстают отнюдь не в лучшем виде. Этим он очень напоминает своего учителя М.М. Сперанского. Однако если Михаил Михайлович скорее видится нам реформатором государства и права, то Модест Андреевич – скорее «сохранителем» тех позитивных изменений права, государства и общества, осуществленных в том числе и благодаря стараниям его учителя. Он был скорее «книжником», нежели активным деятелем, но это никак не может принизить его роль участника «эстафеты служения праву», достойно преодолевшего свой этап.