Текст книги "Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах"

12. РАФ: призрак хаоса

Еще Бердяев в свое время заметил, что у немцев за их добропорядочностью, страстью к дисциплине и стерильной организацией жизни, в действительности, скрывается глубинный первобытный страх перед хаосом. Неспроста многие гениальные немцы сходили с ума… То есть они, немцы, как бы странно это ни звучало, просто недостаточно цивилизованный народ, краем сознания они еще помнят ужас собственной дикости и потому постоянно боятся скатиться в бездну какого-то всеобщего национального безумия. Дабы этого избежать, из добровольной, что ли, необходимости они сами надевают на себя кандалы повсеместно прославленного германского порядка. И надо признать, им действительно есть чего бояться. ХХ век предъявил миру воплощенный немецкий ужас во всей его кровавой красе. Так что кандалы должны быть отменной тевтонской ковки, самые лучшие, какие делают только для себя.

Все вышесказанное имеет вполне определенное отношение и к истории РАФ – «Фракции Красной Армии» (Rote Armee Fraktion) – или «банды Баадер-Майнхоф» как называли «красноармейцев» в сводках германской полиции.

Известно, что немалую роль в формировании европейских террористических организаций левого толка сыграли молодежные бунты, взорвавшие западный мир в 1968 году. Именно эта мятежная среда, настоянная на рок-н-ролле, марихуане и свободной любви, бунтующая разом против всего на свете, против самого существующего образа жизни породила первое поколение непримиримых европейских экстремистов. От бурных словесных выступлений, обличающих опостылевшее «общество свиней», они буднично перешли к террористической практике.

Именно такими были Андреас Баадер и Гудрун Энслин, члены «Коммуны № 1», образованной в 1966 году в Западном Берлине. Одному в ту пору стукнуло 23, другой 24 года. Принципы существования «Коммуны» были хрестоматийно просты: общность имущества и свободная любовь. Однако свободная любовь, как способ выражения ненависти к лицемерному буржуазному обществу, не удовлетворила жажду активной деятельности Баадера и Энслин.

После того, как 12 марта 1968 года полиция убила в Гамбурге Карла Кунтца, покушавшегося на медиа-магната Акселя Шпрингера, по ФРГ прокатилась волна студенческих волнений. Энслин (кстати, она приходилась прямым потомком Гегелю) произнесла пламенную речь на студенческом митинге: «Это фашистское государство! Оно готово убить нас всех! Это поколение Освенцима! С ним можно говорить только языком насилия!» Сказано – сделано. Прибыв во Франкфурт-на-Майне «столицу немецкого капитала» четверо молодых людей (Баадер, Энслин, Проль и Зейнлен) 2 апреля 1968 года заложили бомбы в одном из городских универмагов. Взрыв прогремел в 23 часа 53 минуты. Универмаг сгорел практически дотла. Так началась история самой известной немецкой террористической организации, считающейся в леворадикальном европейском движении образцовой.

Уже через день все четверо террористов были арестованы по доносу приятеля хозяйки квартиры, в которой они остановились. На суде Баадер заявил, что этот поджог – «акция протеста против войны США во Вьетнаме». На судей это не произвело впечатления, всем дали по 3 года тюрьмы.

Адвокат террористов и сам деятель леворадикального движения Хорст Малер, чтобы поддержать миф о разветвленной террористической организации, осуществил 11 апреля 1968 взрыв в здании издательства Шпрингера.

Через год и два месяца террористов временно освободили – до заседания кассационного суда, который был назначен по данному делу на 25 февраля 1970 года. В ожидании суда Гудрун Энслин и Астрид Проль занялись проституцией в целях «политического шантажа системы», а Баадер во главе малолетней шпаны – ночным вандализмом, реализуя таким образом свое «право на ненависть». Вообще, это были странные люди – психиатры, обследовавшие Энслин, написали в медицинском заключении: «Она представляет собой сплав ненависти и жажды насилия… Ради достижения своих целей предаст даже родного брата. У нее отсутствует чувство вины…» Не в этих ли, примерно, терминах и должен быть описан тот самый хаос, который подспудно тлеет в спинном мозгу у всей Германии, и страх перед которым заставляет немцев мыть автобаны шампунем и до упора закручивать в «мерседесах» гайки?

Дабы не испытывать судьбу, в преддверии кассационного суда террористы сбежали во Францию. Там Баадер предложил создать первую «Фракцию Красной Армии» с тем, чтобы начать неумолимую борьбу с «преступным фашистским режимом» ФРГ. Первую акцию от имени свежеиспеченной РАФ предполагалось провести в Западном Берлине, напав на американский военный склад. Однако перед самой операцией Баадера, который ехал на кладбище к тайнику с оружием, арестовала полиция. После этого ареста Андреас Баадер в глазах современников стал бесспорным лидером немецкого терроризма.

Адвокат Хорст Малер организовал встречу Баадера с журналисткой Ульрикой Майнхоф (в свою очередь, она приходилась прямой родней знаменитому Гельдерлину, чью строчку так любил цитировать Хайдеггер: «Вместе с опасностью приходит и спасение»), тоже участвовавшей, как и вся модная европейская молодежь того времени, в леворадикальном движении. (В скобках хочется заметить, что, когда на свет всплывают все эти родственные связи, наш мир сразу становится маленьким и тесным.) Вместе с оставшейся на свободе Гудрун Энслин, Майнхоф 14 мая 1970 года организовала Баадеру побег из библиотеки Социально-политического института, куда заключенного возили из тюрьмы, чтобы он мог восполнить пробелы в своем незаконченном образовании. В завязавшейся перестрелке был тяжело ранен служащий библиотеки – первая невинная жертва экстремистов.

С этого момента Баадер, Майнхоф, Энслин и Малер начинают орудовать вместе и в результате становятся самыми известными немецкими террористами семидесятых. Теперь их было четверо одержимых, и значит, у них было в четыре раза больше «ненависти и жажды насилия»… Теням великих предков оставалось лишь скорбеть в своем немецком элизиуме.

Уже на следующий день после побега Баадера, рафовцы ограбили «Торгово-промышленный банк» в Западном Берлине, где взяли 200 тысяч марок. Это позволило всей четверке отправиться в Ливан и провести два месяца в тренировочном лагере палестинских террористов. По возвращении организация была уже полностью готова к действию – ряды ее насчитывали теперь около 30 человек. Группа РАФ провозгласила своей целью осуществление в стране пролетарской коммунистической революции, средством подготовки которой является городская герилья – развязанная в условиях города партизанская война. Разъяснения задач и методов борьбы были изложены Ульрикой Майнхов в брошюрах «Концепция городской герильи» и «Городская герилья и классовая борьба». В соответствии с маоистской доктриной «красноармейцы», сами продукты урбанистической культуры, рассматривали город как наиболее уязвимое звено капиталистического «общества свиней», где развертывание партизанских действий не только возможно, но и необходимо. Малер по этому поводу высказался следующим образом: «Процесс развития в крупных промышленных городах капиталистических стран подходит к такому рубежу, когда городская партизанская война становится прогрессивной формой борьбы. Крупный город является скоплением целей, которые надо поражать. Здесь перед нами огромный фронт, причем противник никогда не знает, в какой именно точке его ждет удар».

В оставшиеся месяцы 1970 года только в Западном Берлине «красноармейцами» было проведено около 80 поджогов и взрывов банков, магазинов, складов, казарм и различных учреждений бундесвера и НАТО. Кроме того, РАФ провел операции в Дюссельдорфе, Кельне, Глодбахе, Мюнхене, Эссене и Франкфурте. Планы нападения разрабатывались, как правило, местными сторонниками РАФ (малочисленная «Фракция» пользовалась поддержкой сотен сторонников и симпатизирующих), а осуществляли их уже боевики.

В конце 1970 года полиции удалось арестовать Малера и еще 4 террористок. На это рафовцы ответили новой волной террора. В 1971 году они провели 555 акций и экспроприировали около 2 миллионов марок. К концу лета за членами РАФ охотились уже порядка 15 тысяч полицейских, несколько «красноармейцев» погибли, попав в засады или облавы. В ответ на антитеррористические операции полиции РАФ развернула антиполицейский террор, проведя целый ряд «образцовых атак» на «аппарат подавления». Логика терроризма неумолима, что ясно показала еще Первая русская революция, – если раньше для «красноармейцев» убитый полицейский выглядел как вынужденная жертва при проведении акции, то теперь рафовцы приступили к целенаправленному истреблению стражей порядка. Баадер даже предпринял попытку освободить Малера, которого предполагалось похитить из тюрьмы на вертолете. Однако операция не удалась – в последний момент полиция арестовала двух инженеров, без которых план с использованием вертолета осуществить было уже невозможно.

Весенняя террористическая кампания 1972 года началась весьма впечатляюще. 11 мая взорвана бомба в здании Пятого корпуса армии США. 12 мая взорвана стоянка автомобилей криминологического бюро в Мюнхене. 15 мая в Карлсруэ взорвана машина судьи Мюллера, подписавшего ордер на арест террористов. 19 мая прогремели несколько взрывов в издательстве Шпрингера, повлекшие за собой человеческие жертвы. 24 мая взорвана бомба на автомобильной стоянке около офицерских квартир в Гейдельберге, погибли 2 американских офицера. Тогда же «красноармейцы» распространили листовки с угрозой уничтожить «половину Штутгарта», после чего начальник антитеррористических подразделений полиции Киндерман получил карт-бланш на уничтожение террористов.

Полиция подготовила и провела грандиозную операцию, где были задействованы 150 тысяч агентов. В результате 1 июня 1972 года властям удалось арестовать во Франкфурте троих рафовцев во главе с Баадером. Через шесть дней в магазине модной одежды арестовали Гудрун Энслин. Еще через неделю в Ганновер-Лангенхаген, на квартире школьного приятеля арестовали Ульрику Майнхоф. В 1974 году на Штаммхаймском процессе им было предъявлено обвинение в 5 убийствах, 55 покушениях на убийство (прокуратура настаивала только на безусловно доказанных преступлениях), а также серии поджогов, ограблений и похищений. Всего в деле фигурировали около 100 покушений, в результате которых 39 человек были убиты и 75 получили ранения.

Следующий всплеск активности РАФ начался осенью 1974 года, когда заключенные лидеры организации, так называемое «твердое ядро», передали из тюрьмы через адвокатов документ, предписывающий оставшимся на свободе «красноармейцам»: «Довольно показательных манифестаций, приступайте к захвату сильных мира сего». 11 ноября того же года на собственном дне рождения был убит председатель Верховного суда Западного Берлина Гюнтер фон Дренкман. 21 ноября было совершено покушение на гамбургского судью Герду Циглер. 30 ноября – покушение на администратора партии ХДС Кипа. 7 декабря – взрыв на вокзале в Бремене. До 1977 года рафовцы организовали целую серию похищений крупных чиновников, предпринимателей и политиков, а также несколько громких убийств (в частности, убийство Генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака и председателя Дрезденбанка Юргена Понто). Наконец 5 сентября 1977 года «красноармейцы» совершили свое самое громкое преступление – похитили (и впоследствии убили) председателя Союза западногерманских промышленников Ганса Мартина Шлейера. В обмен на Шлейера рафовцы требовали освобождения своих лидеров. Чтобы никто не сомневался в серьезности их намерений, 13 октября интернациональная группа террористов – две немки и два араба (должно быть, сказались связи с боевиками из ливанского тренировочного лагеря) – угнала на Майорке аэробус «Люфтганзы», взяв пассажиров в заложники. Требования были те же – освободить лидеров РАФ плюс двоих арабов, сидящих в турецкой тюрьме.

В ночь с 17 на 18 октября 1977 года самолет с заложниками, к тому времени уже находящийся в Сомали в аэропорту Могадишо, был взят штурмом. А восемь часов спустя агентство ДПА сообщило странную новость: в тюрьме Штаммхайм лидеры РАФ покончили жизнь самоубийством. Причем получалось, что Баадер каким-то образом сам выстрелил себе в затылок. История более чем странная. Как в руки заключенных, лишенных контактов с внешним миром, попало огнестрельное оружие? Сразу после похищения Шлейера в камерах главарей РАФ был произведен тщательный обыск, а затем все контакты узников с внешним миром были прерваны. Более того, за год до этих событий, когда 5 мая 1976 года Ульрика Майнхоф повесилась в своей камере, Баадер и другие заключенные рафовцы известили своих адвокатов, что они не верят в добровольную смерть Ульрики, и если однажды их тоже обнаружат мертвыми, то речь в этом случае может идти только об убийстве.

Правду о смерти лидеров РАФ, вероятно, нам уже не удастся узнать никогда. Возможно, их убили в камерах, чтобы избежать подобных инцидентов в будущем. Возможно, их возили в Могадишо, чтобы усыпить бдительность угонщиков, где и уничтожили вместе с захватившими самолет террористами. Возможны и другие варианты. Но все они, кроме официальной версии о самоубийстве, свидетельствуют об одном – страх перед хаосом у немцев столь велик, что один только призрак хаоса может заставить самых отъявленных законников нарушить закон, и при этом, должно быть, у них удивительным образом полностью будет «отсутствовать чувство вины»…

Как бы там ни было, после описанных событий полиция провела беспрецедентную по масштабам операцию под названием «Немецкая осень». В ходе ее было арестовано 169 боевиков, а сочувствующих «красноармейцам» запугали обысками и другими методами давления из довольно однообразного полицейского арсенала. После этого активность РАФ уже не могла идти ни в какое сравнение с ее былыми подвигами.

Тяжелы кандалы порядка, но что делать, если без них – никак. Номинально «Фракция Красной Армии» существует и поныне, но теперь она напоминает змею, пережившую свой яд. Левое движение в Германии, как и вообще во всем мире, явно пошло на убыль. Возможно, причина в том, что левый проект, после того как рухнул Советский Союз, в глазах всего мира, так сказать, изжил себя. В то время как правый проект (исламский фундаментализм – только одна из его форм) не имел возможности пройти полный цикл метаморфоза – правым просто ни разу не позволили сделать это всерьез. Может быть, зря – изживи правый проект себя сам, он утратил бы свою привлекательность, которая, собственно, заключается лишь в том, что эта версия бытия покуда просто ни разу не позволили сделать это всерьез. Может быть, зря – изживи правый проект себя сам, он утратил бы в глазах потенциальных адептов свою привлекательность, которая, собственно, заключается лишь в том, что эта версия бытия пока просто ни разу не осуществилась до конца в реальном мире явлений, как осуществились и стали частью общемирового опыта (на котором, впрочем, все равно никто не учится) другие идеологические концепции. То есть немцы, конечно, попытались в 30–40-х годах реализовать на деле правый проект, но столь быстро скатились в свой природный хаос, в свой детский страх – в кровавое безумие, что соседи поспешили эксперимент насильственно прекратить.

Удалось это, надо сказать, с большим трудом.

13. «Красные бригады»: ненависть к коленным чашечкам

При всем многообразии взглядов на глобальные перспективы миропорядка, западноевропейские страны традиционно считались образцом стабильности общественных отношений и долго казались неуязвимыми для такого эпидемического недуга, как масштабный леворадикальный террор, который то и дело накатывал волнами на периферию капиталистического мира. Однако представление о провиденциальной защищенности Старого Света от радикального безумия на деле ничуть себя не оправдало (что законно вызвало небольшой шок, как и всякое время от времени случающееся крушение иллюзий) – сытая Европа оказалась столь же уязвима для современных ультра, как и куда менее благополучный «третий мир». Социальное благополучие, если взглянуть беспристрастно, вообще не имеет отношения к проблеме экстремизма. То есть имеет, но опосредованное – в форме личной (и коллективной) мотивации изначальной готовности взять в руки оружие и пустить кровь существующему миропорядку. Во имя какой-нибудь теоретически предъявленной справедливости делать это куда сподручнее, нежели безо всякого внутреннего оправдания. К тому же появляется шанс найти сочувствие, а его, что ни говорите, требует всякое человеческое сердце.

Производством революционных идей и их воплощением, пока движение не становится массовым (если становится), занимаются, как известно, вовсе не низы общества, а наоборот – пусть и не самые сливки, но вполне благополучные в социальном плане граждане. Что ими в действительности движет и как это лечить? – вопрос, на который исчерпывающий ответ пока не найден.

Считается, что, в соответствии с довольно противоречивыми законами общественного развития, сочетание механизма государственного подавления и встречного террора, исходящего из недр подавляемого общества, в конечном итоге должно вести к расширению демократии, становлению правовых систем, распространению политических и гражданских свобод, а следовательно к снижению уровня и сужению пространства внутреннего государственного насилия. По этой схеме Европа и впрямь, как будто, уже должна была бы стать безмятежной, но не тут-то было…

К началу 70-х городская герилья в Латинской Америке несколько поутихла, но падающее знамя Маригеллы и «Тупамарос» с воодушевлением подхватила только что взорванная молодежной революцией Европа. Первой образцовой ультралевой группой здесь стала немецкая «Фракция Красной Армии». Затмить ее скандальную революционную славу смогли только «Красные бригады», на долгие двадцать лет ставшие воплощенным кошмаром для итальянских властей.

Днем рождения «Красных бригад» («Brigate Rosse») можно считать 20 октября 1970 года, когда в одном из леворадикальных листков появилось сообщение об учреждении новой «вооруженной партии». Идея создания «Красных бригад» принадлежала выпускнику Трентского университета Ренато Курчо, который в ноябре 1969 года на встрече представителей левых экстремистских движений выступил с докладом «Социальная борьба и ее организация в метрополиях». В то время как бунтующая молодежь заталкивала карабинерам в оружейные стволы ромашки и горланила антивоенные речевки, Курчо призвал присутствующих «перейти к вооруженной борьбе», дабы наконец-то раз и навсегда «освободиться от власти капитала». Кроме Ренато, в числе создателей «Красных бригад» были его жена Маргарита Кагол, тоже выпускница университета в Тренто, и адвокат Альберто Франческини.

Первая боевая операция была проведена бригадистами 28 ноября 1970 года – на заводе фирмы «Пирелли» они организовали серию взрывов. Прежде чем приступить к масштабной террористической деятельности «Красные бригады», учитывая неудачный опыт других экстремистских организаций (в частности, РАФ, главари которой были арестованы после первой же акции – поджога универмага во Франкфурте), в течение года копили боевые силы, отрабатывали организационную и управленческую структуры, налаживали систему конспирации. В частности, в «Учебнике бригадиста» красным подпольщикам, ведущим двойную жизнь, давались следующие рекомендации: «Квартира активиста («Красных бригад» – П. К.) должна быть по-пролетарски скромной – ничего лишнего, и вместе с тем она должна быть хорошо обставленной и приличной (шторы, табличка с именем, коврик у входа). С хозяевами следует поддерживать хорошие отношения, с соседями быть любезным. После определенного часа не следует включать приемники и проигрыватели, следует возвращаться домой до полуночи. Не рекомендуется делать покупки и посещать кафе в собственном районе. Активист должен быть пунктуальным в отношении квартплаты, прилично одеваться, носить короткую стрижку, быть приветливым, не ввязываться ни в какие ссоры…» Иными словами, внешне бригадисты были образцовыми законопослушными обывателями, внутри которых, затаившись, сидел чужой.

В результате кропотливой подготовки действительно была создана «вооруженная партия» с иерархической структурой, позволявшей руководителям организации эффективно управлять деятельностью боевиков, не подвергаясь опасности разоблачения.

Первая проблема, которую решили «Красные бригады», почувствовав себя готовыми к широкомасштабным операциям, была проблема партийной кассы. С этой целью в декабре 1971 года боевики провели ряд экспроприаций – на 14 миллионов лир был ограблен банк «Сан-Просперо», потом на 2 миллиона лир – еще два банка, кроме того, бригадисты отняли 800 тысяч лир у посыльного магазина «Коин».

3 марта 1972 года «Красные бригады» похитили менеджера компании «Сименс» Идальго Маккьярини. Он был сфотографирован с плакатом на груди «Ударь одного, чтобы воспитать сотни!» и отпущен после 20 минут заключения в «пролетарской тюрьме».

Следующим был похищен заместитель главного прокурора Генуи Марио Сосси. В обмен на его свободу террористы потребовали освобождения 8 арестованных руководителей мелкой экстремистской группы «22 октября». В это время к «Красным бригадам» примкнул профессор Падуанского университета Антонио Негри – идеолог и лидер итальянских анархистов. Это ему принадлежат слова: «Всякий раз, когда я надеваю пассамонтану (лыжная шапка с прорезями для глаз и рта – П. К.), я тотчас ощущаю жар пролетарского сообщества… Результат меня не волнует: каждый акт разрушения и саботажа отзывается во мне как голос классовой общности. Возможный риск меня не тревожит, наоборот, я ощущаю лихорадочное возбуждение, как перед встречей с любовницей». В июне 1974 года бригадисты пошли наконец на первое убийство (иначе зачем было вооружать партию?) – застрелен прокурор Генуи Франческо Коко, препятствовавший обмену Сосси на заключенных террористов. Лиха беда начало – через десять дней боевики «Красных бригад» совершили налет на помещение неофашистов, где расстреляли двоих «чернорубашечников».

В сентябре 1974 года внедренный в «Красные бригады» агент итальянской контрразведки СИД Сильвано Джиротто выдал полиции Ренато Курчо, Альберто Франческини, Феррари Маурицио и еще нескольких руководителей бригадистов. У Джиротто была отличная «легенда» – он приехал из Латинской Америки как герой городской герильи. В «Красных бригадах» Джиротто получил кличку Брат-автомат, поскольку был отличным экспертом по оружию. Он также считался лучшим специалистом по боевой подготовке, вопросам конспирации и подделке документов. Именно уникальные знания, полученные в тренировочных лагерях итальянских спецслужб, а также ореол славы «заслуженного городского партизана» позволили ему глубоко проникнуть в структуру организации.

Однако через пять месяцев Курчо снова уже был на свободе. Побег из тюрьмы организовала его жена Маргарита Кагол, которая вскоре погибла в перестрелке с карабинерами, напавшими на след бригадистов, похитивших «короля шипучих вин» Валериано Ганчо.

Спустя год Ренато Курчо вновь оказался за решеткой, но для «Красных бригад» это уже не имело решающего значения – организация была структурно перестроена, и во главе ее встали новые люди (Бальцерани, Моретти, Дурро, Печи и др.). По словам раскаявшегося впоследствии Патрисио Печи, во главе организации стояло глубоко законспирированное «политическое руководство», большей частью находящееся за рубежом (обычная практика – так же вело себя «политическое руководство» народовольцев и эсеров). Террористическое подполье делилось на 5 региональных колонн: Рим, Милан, Турин, Генуя, Венеция. В свою очередь колонны были разбиты на бригады, численностью не более пяти человек каждая. Все бригады имели свои, неизвестные членам других ячеек, конспиративные квартиры и тайники с оружием и документами.

После 1975 года бригадисты перешли к тактике массового вооруженного насилия – убийствам и сознательным увечьям (боевики стреляли своим жертвам в коленные чашечки: «Пусть хромают, как вся их буржуазная власть!»). В 1976 году «Красные бригады» совершили 1198 террористических актов, в 1977–2128, в 1978–2375, в 1979–2150. В это время во главе организации встал Марио Моретти, создатель и руководитель римской колонны. Говорят, он был прирожденным лицедеем – участвуя в террористических акциях, он из раза в раз с помощью грима и париков менял внешность, имитировал разные голоса. Да что там – разыскивавшей его полиции даже не было известно, какого он роста! Это Моретти в конце 1977 года, накануне Туринского процесса по делу «отцов-основателей» «Красных бригад», объявил войну всем, кто только осмеливался выступить с осуждением террористических методов вообще и пытался клеймить его организацию в частности. Страх, вызванный волной убийств, был настолько велик, что суд не смог собрать необходимое по закону число присяжных. Процесс удалось возобновить только в марте 1978 года – подсудимые получили по 10–15 лет тюрьмы.

Моретти организовал и самую знаменитую акцию «Красных бригад» – похищение секретаря правящей Христианско-демократической партии Италии и бывшего премьер-министра страны Альдо Моро. В обмен на него террористы потребовали политического признания своей организации и освобождения заключенных лидеров «Красных бригад» во главе с Ренато Курчо. Правительство не пошло на переговоры. В сущности, едва ли не один к одному повторилась история с похищением рафовцами Мартина Шлейера. Альдо Моро писал письма, в которых просил руководство ХДС принять условия террористов: «Если вы не вмешаетесь немедленно, в историю Италии будет вписана леденящая душу страница! Моя кровь падет на вас, на партию, на страну!..» Правительство не реагировало.

На поиски Моро были брошены 180 тысяч полицейских. По своим масштабам операция была беспрецедентной – на дорогах постоянно останавливали и досматривали машины, проводились тотальные обыски в злачных местах, проверялись вокзалы и аэропорты. В расставленные сети попались сотни преступников, но ни один из них не имел отношения к делу Моро.

22 апреля 1978 года истек срок ультиматума, поставленного бригадистами итальянскому правительству. Ренато Курчо со товарищи по-прежнему находился в тюрьме. В редакции газет по-прежнему подбрасывались письма Альдо Моро, тон которых становился все более жалостливым. Правительство не реагировало.

30 апреля террористы позвонили жене Моро: «Мы требуем немедленного правительственного заявления с признанием нас политической организацией. Мы и так идем на уступки. Не вынуждайте нас приводить приговор в исполнение». Семья Моро обратилась в итальянские и международные организации с отчаянным призывом спасти мужа и отца. Ответа не последовало.

9 мая, на 55-й день после похищения, Альдо Моро вывели во двор и заставили залезть в багажник красного «рено». После этого Просперо Галлинари всадил в бывшего премьер-министра 11 пуль. Машину запарковали на улице Каэтани, где располагались штаб-квартиры ХДП и Итальянской компартии. Чуть позже в полицейский участок позвонил неизвестный и сказал, что в красном «рено» на улице Каэтани находится труп…

Из тюремной камеры Ренато Курчо сделал заявление: «Убийство Моро – это акт революционной справедливости, самый гуманный из всех, какие возможны в этом обществе, разделенном на классы».

Надо отметить, что, в сравнении с другими экстремистскими организациями того времени, «Красные бригады» отличались профессиональным подходом к подготовке и совершению терактов. Они тщательно разрабатывали каждую акцию – собирали подробную информацию, проводили репетиции, заботились о тыловом обеспечении, использовали новейшее вооружение и спецтехнику, – имели не только свою разведку, но и контрразведку, выявляющую провокаторов. Так, скажем, в операции по похищению Альдо Моро участвовали около 60 человек: 10 в атакующей группе, 8 водителей в автомобилях для отхода, отряд прикрытия из 10 человек и около 30 человек ожидали в различных тайных убежищах. Радиотелефон в автомобиле Моро стоял у бригадистов «на прослушке». Машины, использованные для похищения, были угнаны за месяц до акции. На одну из них установили полицейскую сирену, на другую – подлинный номерной знак дипломатического корпуса. Была подготовлена не только «пролетарская тюрьма» для Моро, но и госпиталь для террористов, которые могли пострадать в ходе операции.

Благодаря отменной организации дела «Красные бригады» до конца 1979 года практически не знали провалов. Однако с 1980 года, после принятия закона о сотрудничестве с полицией, благодаря которому террористы могли рассчитывать на серьезное смягчение приговора, раскаявшиеся бригадисты стали давать сенсационные показания, что привело к серии массовых арестов как рядовых боевиков, так и членов руководства организации. К началу 1983 года под арестом находилось уже более тысячи активистов «Красных бригад», а еще 400 раскаялись, осознав, что практика террора слишком далеко ушла от провозглашенных целей. Одним из первых раскаявшихся стал Патрисио Печи, член руководства «Красных бригад».

В ответ на закон о сотрудничестве с полицией, бригадисты, в свою очередь, ужесточили борьбу с предателями. Еще бразильский левак Маригелла, теоретик и практик городской герильи, писал: «Физическое истребление предателей даже больше оправдано, нежели убийство врагов. Добиваясь торжества нашей истины, мы не имеем права испытывать сомнения». Из арсенала мафии «Красные бригады» взяли на вооружение жестокий обычай заталкивать в горло болтливых отступников битое стекло. У Патрисио Печи боевики вырезали всю семью. Предатель Карло Фьорони был повешен прежними соратниками на следующий день после выхода из тюрьмы.

И тем не менее после 1980 года деятельность «Красных бригад» неуклонно пошла на спад. В конце 1982 – начале 1983 года в Риме состоялся крупнейший после Туринского процесса суд над руководителями бригадистов, где расследовалось «дело Альдо Моро». Перед судом предстали 54 обвиняемых, еще 9, проходивших по делу, находились в розыске. Главные подсудимые получили максимум возможного и даже сверх того: Моретти был осужден пожизненно плюс еще 30 лет (в каком, интересно, виде он будет их отбывать, когда уйдет в объятия загробной зги?), Галлинари – пожизненно, Саваста – пожизненно плюс 30 лет.

1988 год стал последним годом, когда «Красные бригады» еще представляли для итальянских властей реальную опасность. В апреле в собственной квартире был убит сенатор от Христианско-демократической партии Роберто Руфилли – террорист проник в дом под видом водопроводчика. Готовилось покушение и на секретаря ХДП Чезаре де Мито, но полиция предотвратила его, арестовав 22 террориста. Находящиеся в глубоком идейном и организационном кризисе остатки «Красных бригад» провели в 90-е годы всего несколько мелкотравчатых терактов, не повлекших за собой ни одной человеческой жертвы. По сути, это была уже голая инерция – так курица с отрубленной головой еще способна некоторое время выделывать ногами петли, но нести яйца ей уже не суждено.