Текст книги "Пионер. Прощай СССР"

– И что будет, когда они поймут, что ты их обманула? – Я оглянулся в ту сторону, где осталось семейство Мишина.

– Ванечкин, очень скоро они забудут обо всем. Если наш план удастся. Ну, а если не удастся… Тогда какая разница? Нам все равно – мандец. Шуруй к матери. Я буду рядом, ждать знака. Твоя задача ее отвлечь, чтоб девчонка сбежала.

Я кивнул Фокиной и потрусил в сторону беседки, где осталась семья Пети. Меня переполняли эмоции и самой главной из них была – надежда.

Глава 5.

С первого дня, как только я оказался в теле Пети Ванечкина, частенько смотрел на пионеров и думал, это не люди, это просто какие-то землеройки. Вот такие ассоциации вызывали у меня подростки. И между прочим, вовсе не с пустого места.

Они постоянно наступают на одни и те же грабли. Что-то делают, отхватывают звездюлей, а потом снова идут и делают то же самое. Так вот… Похоже, заразная это хрень. Потому как я сам превратился в землеройку. Доверил участие в столь важном деле Мишину и Раскину. Хотя, кому, как не мне, знать, все, за что берутся мои товарищи, как правило, по итогу обретает совсем не те черты, которые планировались изначально. А иной раз, вообще превращается в сумасшедший дом.

Я отчего-то напрочь выкинул эту простую истину из головы. Впрочем, как оказалось, дело было доверено не только этим двоим, но об увеличившемся количестве участников нашей операции я пока не догадывался. Свято верил, все пройдёт отлично. Сейчас подтолкну Дашку к побегу, а судя по ее наглой, хитрой физиономии, это вообще не сложно. Мишин с Ряскиным проводят девчонку до пляжа. А там и мы с Фокиной нагрянем. Спасители херовы…

Но тут, конечно, надо по порядку. Ибо, как говорится, даже самая отличная идея может быть испорчена ее исполнением. А у нас и идея была – такое себе, и исполнение, прямо скажем, рукожопое.

Сначала все шло хорошо. Относительно хорошо. Мы разошлись в разные стороны и приступили к реализации задуманного.

Мишин убежал искать Антона, с которым они должны были встретить Дашку у ворот лагеря, когда та отправится в путешествие.

Я рысью рванул к беседке, справедливо полагая, что мать там, наверное, уже в панике. Сын пропал и не возвращается.

Фокина сидела в засаде, неподалеку, ожидая, когда я отвлеку родительницу Ванечкина, чтоб сестрица сбежала и пришел наш звёздный час. Начнется паника, мы кинемся на поиски ребенка.

Собственно говоря, ничего не предвещало беды… мог бы я сказать. Но ни черта подобного. С самой первой минуты мне надо было подумать о том, что в этом месте никогда ни черта нормально не получается. Мой разум затмевало желание, как можно быстрее тряхнуть настоящего Ванечкина за шиворот и добиться, чтоб он разблокировал мои способности. Думаю, страх за сестру точно послужит хорошим стимулом.

– Сынок… ты так изменился.

Мать сидела на лавочке и все время смотрела на меня ласковым, тёплым взглядом. Даже как-то не по себе стало. Честное слово. В ее глазах я отчётливо видел самую настоящую… наверное, любовь… и это меня немного напрягало. Где-то в глубине души возилось нечто похожее на чувство вины.

– Так и знала, что пионерский лагерь пойдет тебе на пользу. Ты прямо как-то возмужал. Даже вести себя стал иначе. Друзья, опять же, появились. А то все один да один…

Наивная женщина… Знала бы она, какой «сюрприз» ждет ее в конце дня, сильно не радовалась бы. Я хотел ей ответить что-то подходящее случаю, но вдруг меня снова, очень между прочим неожиданно, шандарахнуло воспоминанием Ванечкина.

Лето. Кухня. Открытое окно. С улицы пахнет горячим асфальтом. Думаю, что это была именоо кухня, потому что в углу стояла двухконфорочная плита, у противоположной стены – холодильник.

За круглым столом сидел Петя. Он самоотверженно пытался проглотить зеленоватый омлет, которым был набит его рот. Почему цвет еды выглядел столь странно, даже не берусь предположить. Судя по тому, что на зубах у Пети что-то постоянно скрипело, омлет был еще и со скорлупками.

Ванечкин покосился в сторону мусорного ведра, подумал, туда выбрасывать омлет нельзя, мать сразу увидит, расстроится. Можно выбросить в окно, но вряд ли за это соседи погладят по головке. Прямо под окном стоят лавочки, на которых именно сейчас сидят мужики и режутся в домино. Кроме того, Дашка из комнаты следит за ним, как ястреб. Если что, сразу же донесет. А мать сказала, перед уходом в школу нужно хорошо покушать. Но ее отвратная стряпня давно стала семейной легендой. Бабушка, когда приезжает к ним в гости, категорически отказывается от завтрака. Впрочем, от обеда и ужина тоже. Потом вздыхает и приступает к готовке сама.

Ванечкин с тоской посмотрел на омлет. Его еще до сих пор мутило после вчерашней жареной свинины. Кажется, это была свинина… Петя тяжело вздохнул. Он нервничал, переживал. Ему очень не хотелось обижать мать. Но есть ее стряпню он все равно не мог. Большую часть «вкуснятины» Ванечкину, в итоге, удалось спрятать в бумажку из-под конфет. Он положил сверток в карман и потом выбросил его на улице…

– Петя… Ты чего? Задумался? Петь…

Я тряхнул головой и уставился на мать Ванечкина. Вид у меня, наверное, был очень дурацкий. Просто… черт… Похоже этот дебильный пионер, чтоб ему пусто было, решил со мной общаться… Только что снова вкинул воспоминание, пропущенное через прогнозирование. Я опять не просто видел это событие, я в нем присутствовал. Ванечкин словно хотел мне показать, на конкретном примере, что он любит свою мать…

Ну, или я вообще сошел с ума. А это маловероятно. То есть мы с Петей типа… типа разговариваем, что ли?

– Сынок, с тобой все хорошо? – Мать потянулась вперед и положила мне руку на лоб. Как только ее ладонь коснулась моей головы, я почувствовал внутри весьма ощутимый пинок и яркое, очень резкое раздражение.

– Вот козел! – Вырвалось у меня против воли.

– Кто? – Искренне удивилась мать и посмотрела по сторонам.

В этот момент издалека, как раз в нашу сторону, топал дядя Родя. Выглядел он колоритно. Тельняшка, штаны, за каким-то чертом завернутые до колена, Панама и привычно красная физиономия. Хотя, я точно слышал, как после голлвомойки, устроенной нам в здании администрации, Элеонора рассуждала о том, что электрику в родительский день лучше бы не шататься по лагерю.

Судя по тому, что Родион Васильевич активно крутил башкой по сторонам, а в руках держал жухлый букет из какой-то травы, подозреваю, он искал Бегемота. В связи с приездом родителей все детишки расползлись по лагерю. Наверное, влюбленный электрик решил воспользоваться ситуацией и провести время с дамой своего сердца.

Заметив нас в беседке, Родион Васильевич сменил траекторию движения. Подумал, зачем проходить мимо, если можно заглянуть «на огонек». Либо ему до ужаса хотелось общения, а учитывая степень красноты его физиономии, это совсем не удивительно, либо просто собирался уточнить, где наш воспитатель.

– Петя… – Мать укоризненно покачала головой, – Нельзя так говорить про взрослых. Это, как минимум, некрасиво.

Она ошибочно сочла, будто моя фраза предназначалась дяде Роде. Хотя, в реальности, я просто офигел с резвости Ванечкина. Ты посмотри, гадина какая. Все это время сидел тихо, делал вид, что его нет, закрыл от меня способности, а теперь характер показывает.

– Петька сам козел. – Безапелляционно заявила Дашка. – Козел рогатый. Ме-е-е-е…

Девчонка приставила указательные пальцы к вискам и затрясла головой.

– Даша! – Мать Ванечкина выглядела расстроенной. – Ну, что вы вечно, как кошка с собакой! Нельзя так вести себя с братом!

Я хотел поддакнуть, мол, хамка малолетняя, а не девочка, однако в этот момент, прямо следом за дядей Родей, появилась Елена Сергеевна. Вожатая, как и электрик, шла в нашу сторону, улыбаясь своим мыслям.

Какая же она красивая…. Подумалось вдруг мне. Я даже не успел сообразить, с хрена ли возникли столь романтичные, бредовые мысли, а буквально через секунду, уже сидел и любовался ею. Леночка, на которую все эти дни смотрел спокойно, пусть даже вполне замечая ее привлекательность и, скажем прямо, имея определенный интерес, вдруг стала казаться мне волшебной феей.

А дальше мою фантазию понесло вообще черт знает куда. Подумалось вдруг, что обычно в кино такие моменты должны показываться в замедленной съемке. Я представил, как она медленно поворачивает голову, её волосы колышутся, словно колосья пшеницы на легком ветру, от этого движения. Она рукой поправляет прическу, бросает на меня загадочный взгляд и дарит лёгкую улыбку. Играет какая-то романтическая музыка, и голуби. Белые. Обязательно в этот момент у неё из-за спины в воздух взлетают белые голуби. Устремляются ввысь, а её волосы развеваются от взмаха их крыльев и светятся в лучах солнца… И голуби летят… Летят…

– Кыш! Достали эти птицы! – Голос Родиона Васильевича вырвал меня из грёз. – Опять нагадили прям на голову… Суки… Ой, пардоньте…

С беседки, стоявшей неподалёку, взлетели два голубя, один из которых ровнехонько «дал очередь» по электрику. Я вздрогнул и тряхнул головой, прогоняя наваждение. Что за ерунда творится? Вот сейчас смотрю на Елену Сергеевну, которая прошла мимо беседки, кивнув нам в знак приветствия. На голубей смотрю, которые кружат неподалёку. Но вообще не вижу между этими двумя явлениями связи. Откуда эта влюбленная ересь в моей башке? Опять привет от Ванечкина?! Ну, сучоныш… Ты посмотри, разошелся как.

– Рад приветствовать. – Дядя Родя остановился рядом с нами и даже культурно снял панаму, прижав ее к груди.

Я, пользуясь тем, что мать отвлеклась на электрика и даже придвинулась ближе к нему, начал усиленно посылал внутрь своей башки сигналы, которые имели весьма конкретный, матерный смысл. Если прямо сейчас, (дальше шли нецензурные выражения,) Ванечкин не смоется обратно, в бессознательное, я сделаю что-нибудь очень гадкое. Потому как вот эта романтическая чушь, которая вдруг появилась в моей башке при взгляде на Елену Сергеевну, это точно не мое. Это – чертов пионер исполняет. Значит, выходит, он, гнида такая, вполне мог проявить себя раньше, но молчал.

– Вы – матушка Пети? – С умным видом поинтересовался дядя Родя у родительницы. – Сразу видно, культурная, интеллигентная женщина. Сынок – прямо копия. Знаете ли Вы, как весело мы с Петром и его друзьями организовали для детишек самый настоящий Новый год? Да, да… Не удивляйтесь.

Мать с интересом включилась в беседу с электриком. А дяде Роде только того и надо было. Он в красках начал рассказывать о том, как мы ходили за елкой. Причем, если верить его словам, путь этот был сложный. Враги всячески мешали нашему походу. Думаю, еще немного, и в сюжете появились бы свистящие над головой героев пули. Мать Ванечкина слушала рассказы электрика со смехом. Она считала, что Родион Васильевич просто юморист и балагур. К счастью для меня. Потому что, когда в его повествовании начали фигурировать реальные события, родительница отреагировала на них так же, громким хохотом.

Потом они заговорили о том, какой прекрасный сегодня день. Учитывая состояние Родиона Васильевича, было совсем не удивительно, когда следом за рассказами пошли отрывки из стихотворений и цитаты из классиков.

Я, пользуясь моментом, подвинулся к сестре.

– Жаль, что ты малявка… – Сказал я, не глядя на Дашку.

Изображал, будто мне капец, как интересно слушать разговор матери с дядей Родей. Причём, родительница Ванечкина, будучи культурным человеком, не могла сказать электрику, что мы тут вроде семьей сидим, общаемся. А Родион Васильевич, который явно был навеселе и искал свободные уши, с удовольствием пользовался ее тактичностью. Вообще, конечно, изначально он искал Бегемота, но за неимением лучшего, решил присесть и пообщаться с матерью. И это, кстати, было отлично. Потому что говорил электрик много, быстро, сумбурно, полностью перетянув внимание родительницы на себя.

Именно поэтому я решил, самое время начать операцию по освобождению своих способностей из лап гадского Ванечкина. Есть прекрасная возможность проводить его сестру.

– Чего это я малявка? – Девчонка моментально «завелась». Взгляд ее сразу же стал колючим, а кончик вздернутого носа обиженно двигался туда-сюда.

– Ну, маленькая. Как «чего»? Я вот – взрослый. Я на море ходил. Знаешь, как там здорово… хотя, откуда тебе знать… Детям на море нельзя. Потом домой приеду, расскажу подробно.

Я высокомерно усмехнулся, а потом одними губами повторил обидное для Дашки слово.

– Малявка…

Сестра Ваничкина так взбеленилась, что стала в этот момент напоминать маленькую, но очень злую собачку.

– Так вот… – Родион Васильевич уже перескочил на какую-то другую тему. Видимо, запас стихов в его башке был не сильно большим. – Стою, значит, я, удобряю, розы и смотрю, как в небе птички высоко летают. У меня возле рабочего помещения, значит, розы. Это я себе, для красоты сделал. Испытываю тягу к красоте…

Я попытался сообразить, в каком месте возле подсобки электрика растут цветы, но точно знал, ни в каком. Видимо, дядю Родю так торкнуло материно внимание, что его окончательно понесло.

– И вот представляете… позвольте поинтересоваться, кстати, именем отчеством?

– Наталья я. Зачем же по отчеству. – Мать Ванечкина, наивная женщина, даже не замечала, что стала объектом интереса лагерного электрика.

Лишь бы Бегемот не узнала. А то, боюсь, Нина Васильевна в данном случае вряд ли с пониманием отнесется к любвеобильности своего кавалера. Хотя уж точно, матери Ванечкина этот тип не нужен и даром.

– Ага… Наталья… И вот представьте, Наталья, стою я. И тут мой взгляд перемещается на флагшток, его видно издалека. И на душе так радостно от того, что наступил новый день. Сейчас выбегут пионеры, возьмут горн, сыграют общий сбор на завтрак и… И тут я заметил что на флагштоке нет флага. Представляете? Вот прямо перед завтраком и заметил. Вчера вечером его точно спустили, и он определённо был на месте, а сейчас его нет… Не иначе как провокация, – Пояснил Родион Васильевич, а потом как-то ненавязчиво протянул руку и хапнул со стола пару пирожков, привезённых матерью. Пирожки моментально исчезли во рту дяди Роди. – Диверсия, можно сказать…