Текст книги "Оля. Тайны и желания танцующей с Луной. Книга 1"

– Как вы думаете, со временем все наладится? – в голос Оли проскользнули просительные нотки.

– Если все пустить на самотек, думаю, ничего само не наладится, – вздохнул врач.

– Может, таблетки какие-нибудь мне попить?

– Химия тут не поможет, – отмахнулся армянин. – Вы совершенно здоровы. Тут все дело в психологии. Во всякие афродизиаки я лично не верю. В заговоры и прочую ерунду-тоже. В моей практике они никому не помогли. А вот подсесть на них и подсадить здоровье можно капитально. А просто доить из людей деньги, нанося им вред – это не мой метод. Тем более что вы знакомая Марины Витальевны. А мы с ней дружим очень давно. Вы уже не первая ее подружка, которая приходит ко мне за консультацией. Так очень легко репутацию запятнать. А репутация в нашей профессии – это все.

– Что же делать? – Оля испугано взглянула на меня и снова перевела взгляд на врача.

– Скажите, вы взрослые люди? С вами можно говорить откровенно? – он переводил взгляд с Оли на меня, пока не убедился, что мы оба кивнули.

После этого его взгляд остановился на мне, и я почему-то почувствовал себя неуютно.

– Скажите, муж, – странное обращение резануло ухо, – а вы как по натуре – собственник?

– Нет, – отрицательно покрутил я головой, не понимая, к чему он клонит. – Счастье жены для меня важнее всего. Важнее всех материальных благ.

– Ну что же, – хмыкнул он недоверчиво, – поверим на слово, – и повернулся опять к Оле.

– Весь мой опыт врача показывает, что в такой ситуации самый лучший способ сломать блокирующие удовольствие барьеры – это сексуальное разнообразие.

– Что вы имеете в виду? – недоумевающе спросила Оля.

– Хорошо, скажу более прямо, – он не сводил с Оли глаз.

– Давно известно, если первым мужчиной женщины является ее муж, то в таких семьях у женщин довольно часто возникают проблемы аналогичные вашей. Что-то с чем-то не складывается. Поэтому способ их преодоления прост, понятен, но многими неприемлем.

– Я не понимаю, – жалобно сказала Оля.

– Скажите, вы хорошо учились в школе? – сочувствие явно чувствовалась в тоне доктора.

– Я окончила школу с золотой медалью.

Доктор с новым интересом и уважением посмотрел на Олю.

– Тогда вы должны хорошо уметь рассуждать логически. Вот есть женщины, у которых муж не первый, а значит, у нее были еще другие мужчины. И есть женщины, у которых единственный мужчина – это муж. У первых такие проблемы встречаются намного реже, чем у вторых. Сделайте сами логический вывод по поводу того, что может помочь вторым решить их проблему.

Я вскочил на ноги и замер, столкнувшись с насмешливым взглядом врача.

– Говорите, не собственник? Говорите, счастье жены вам важнее всего?

Я угрюмо опустился на стул и посмотрел искоса на Олю. Она тоже смотрела на меня. На лице ее выступили красные пятна. Она казалась виноватой и испуганной.

– Хорошо, – вздохнул утомленно доктор, – сделаю за вас этот логический вывод сам. Думаю, наиболее действенный способ решить вашу проблему – это встречи с другими сексуальными партнерами.

– Правильно ли я понимаю, что вы советуете мне завести любовника? – Оля спрашивала врача, но смотрела на меня.

– Нет, – покачал врач головой, – постоянный любовник – это очень опасно. Вам не нужна сильная дополнительная психоэмоциональная связь. Так и семью разрушить можно. Вам просто надо освободить свою чувственность, свое либидо из-под тех завалов, которыми накрыло вас воспитание вашей матушки.

– Я вас не понимаю, – злость, уже начавшую появляться в глазах Оли, вытеснило недоумение.

– Ольга Николаевна, ну нельзя же быть такой наивной, – теперь уже в голосе врача появилось раздражение. – Например, ваша подруга, Марина Витальевна, нашла такой способ…

– Вы считаете, я должна как она… обманывая мужа… – Оля задохнулась и не смогла продолжать.

– Ни в коем случае. Решение использовать столь сильнодействующее средство, должно быть совместным. Согласие мужа – условие непременное и обязательное. Обман – это самый надежный способ разрушить семью. Обманывать мужа категорически нельзя. Марина Витальевна приняла такое решение самостоятельно, и я его как врач осуждаю. Но… у всех свои жизненные обстоятельства. Например, очень ревнивый муж при наличии желания решить проблему во что бы то ни стало. Помогло – ну и хорошо.

– Как же мне быть? – в голосе Оли сквозило отчаяние.

– Решать вам вместе с мужем. Простого решения нет. Хочу заметить, что даже просто одинокой женщине трудно найти приемлемого сексуального партнера. Еще сложнее это сделать замужней женщине, если она ищет такого партнера вне брака. Но, как показывает, например, опыт Марины Витальевны, не все так безнадежно, – в уголках губ у него мелькнула и тут же исчезла улыбка.

– Ну, то она, а я даже знакомиться не умею.

– Так ведь знакомиться не умеете из-за этих же барьеров, – врач не обращал внимания на переживания Оли. – Путь на гору состоит из маленьких шагов. Научиться знакомиться – это один такой шаг. Тут очень важен опыт и практика. Всё, даже самую ерунду, сделать в первый раз сложно, если вы раньше этого не делали. И еще труднее – когда существуют внутренние запреты. Наверное, то, что я советую – слишком радикальное решение для вас. Попробуйте тогда просто научиться знакомиться, флиртовать, ходить на свидания, целоваться. Позвольте во время этих свиданий другим мужчинам обнимать вас. Это, если не разрушит, то точно расшатает ваши барьеры. Даже это может помочь сдвинуть дело с мертвой точки. Если, конечно, ваш муж поймет всю серьезность вашей проблемы и не будет возражать.

– Я не смогу… Я даже просто знакомиться не смогу… – в голосе Оли прозвучало отчаяние.

– Без помощи вашего мужа – точно не сможете. Вы уже всей своей жизнью продемонстрировали, что вам легче забиться в норку, нежели откапывать заваленный выход к личному счастью, – сквозящая в голосе врача насмешка, похоже, сильно задела Олю.

– Мне муж не разрешит… Да и потом, что он обо мне думать начнет? А другие наши знакомые? Кем они начнут считать меня? Думаете, у нас это можно удержать в тайне? Ведь меня на свидании кто-то знакомый обязательно увидит. Да я же со стыда тогда сгорю прямо на месте…

– Вот! – толстый палец, похожий на сардельку, уставился прямо в лоб Оли и задрожал. – Вот они, барьеры! В полной красе! Весь спектр. И общественное порицание, и убеждение, что так только плохие люди поступают, и уверенность, что муж осудит. И от того, что какие-то там чужие люди могут плохо о вас подумать, вы готовы всю жизнь жить без сексуального удовольствия, разрушая этим вашу семью. Кем-то навязанная мораль опустилась в вас, связала вас, вы ей поверили, и соблюдение ее установок стало для вас важней, чем ваше счастье и благополучие вашей семьи.

– Еще ведь и считаете, – тон доктора приобрел какую-то даже язвительную окраску, – что вы поэтому такая вся хорошая, намного лучше той же Марины Витальевны! Так ведь? Получается, вас и чувство собственной значимости на крючке держит! А с такого крючка, знаете ли, мало кто самостоятельно может соскочить. Вы ведь даже гордость, наверное, чувствуете оттого, что вы такая правильная. Так ведь? Даже не отрицайте. И уверены, что все думают точно так же, как вы и ваша покойная матушка. Вы даже мужа не спросили, а уже уверены, что он осуждать будет. Хорошо хоть религиозных барьеров у вас нет, а то совсем все было бы безнадежно.

– А вы? – он уже смотрел на меня, – вы тоже будете ее стыдить и убеждать, что так поступать нельзя, будете запрещать вашей жене даже смотреть на других мужчин? Вы тоже будете свой эгоизм и нежелание помочь прятать под высокоморальные логические конструкции?

Я посмотрел на Олю, на то, как ее пальцы судорожно комкают сукно платья, и странная смесь нежности и жалости волной захлестнула меня, не давая мне дышать.

– Нет, доктор, – прокашлявшись, мотнул я головой, – если нужно, я на все согласен. Это же как лечебные процедуры – этот флирт, эти свидания. Она все равно останется для меня самой любимой.

– Вот видите, муж все понимает, осталось справиться с собой, – доктор был сама ласковость.

– Это же аморально, – отрицательно замотала головой Оля. – Доктор, как вы не понимаете, что это аморально? Как вы можете такое советовать?

– Почему же не понимаю? – доктор был само спокойствие.

– Да, понимаю. Более того – согласен с вами. Это действительно аморально. Но мораль существует, чтобы регулировать взаимоотношения в обществе. Морали на радости и печали отдельного человека наплевать. Мораль очень зависима от правил, принятых в обществе. У мусульман принято иметь четырех жен, и поэтому их мораль интимную близость мужчины с несколькими женщинами почему-то совершенно не осуждает, а приветствует. Для морали личное счастье одного человека ничего не значит. Мораль, преследуя свои глобальные цели, легко его растопчет и оправдает себя. Мораль, как это ни парадоксально звучит, бывает безнравственна, а нравственность – аморальна. Вы спросите – что же тогда нравственность? Отвечаю. Нравственно все, что делает человека более счастливым и не вредит при этом другим. Сделаю одно отступление. Обманывать мужа я считаю почти всегда безнравственным поступком. Да и просто обманывать близкого человека – это почти всегда безнравственный поступок. И то лишь потому, что практически всегда это открывается и наносит вред всем. Что для вас нравственно и допустимо – конечно, решать вам. Но пытаться смутить меня, упрекая в аморальности, не стоит. Нравственность я ставлю выше морали.

– А если я влюблюсь, например, это не разрушит наш брак? Вы такое не допускаете?

– Допускаю, – легко согласился эскулап. – Так нет же простых решений. И потому говорю о партнерах, а не о партнере. Вы правильно видите опасность, поэтому крайне не советую заводить постоянную интимную связь с другим мужчиной. Увлечься – это одно, влюбиться – другое, а любить и вовсе третье. Любить можно и нужно только мужа. Нужно только научиться разделять секс и любовь. С другими мужчинами в вашей ситуации можно и нужно первое, но никак не второе.

– Скажите, доктор, если ничего не делать, что дальше будет? – казалось, Оля проигнорировала все, что сказал эскулап.

– Что дальше будет? – толстяк опять спрятался за бумаги, затем со вздохом отбросил их в сторону. – Вы будете становиться все холоднее, и секс будет все меньше и меньше вас привлекать. Ваша холодность будет ранить вашего мужа.

– Да! Не возражайте! – взмахом руки он пресек попытку Оли возразить. – Это сейчас, первый год гормоны бушуют, и для него достаточно просто обладания вашим телом. В дальнейшем же отсутствие эмоционального отклика на близость, а оргазм – это именно что такой отклик, все больше и больше будет ранить его. Он подсознательно будет считать, что он виноват в этом. И эта вина будет ранить его все сильнее и сильнее. Каждая интимная близость – это будет удар по его самолюбию. А к этой боли, как и к базарной ругани, привыкнуть нельзя. Эти невидимые вами, но очень ощутимые им, укусы, как капельки кислоты, будут разъедать его любовь. Во что все это выльется – я не знаю. Возможно, разведется с вами, возможно, заведет любовницу, может быть, будет подавлена и его сексуальность, он останется при вас, не замечая, как секс перестает интересовать и его тоже. Это наиболее возможные варианты. Вас же будет задевать изменение его отношения к вам. Ваше недовольство все усугубит. Возникнет эффект домино, и все посыпется. В любом случае, рано или поздно ваша интимная жизнь закончится, чувства уйдут, и вы станете друг для друга чужими людьми.

– Да где же я возьму этих мужчин для знакомств? – Оля почти шептала. – Я же в школе детям музыку преподаю! Ну, нет у нас там мужчин!

– Я не бог, чтобы знать ответы на все вопросы, – развел руками доктор. – Но вот что я вам посоветую, так это не спешить с решениями по столь важному вопросу. Скоро лето, отпуск. Ну, так успокойтесь, отдохните и на свежую голову все обдумайте. Думаю, принять такое решение будет более трудным делом, чем его реализация.

Видя, что мы молчим, он вздохнул и добавил:

– Если все вышесказанное категорически неприемлемо для вас… ну, попробуйте тогда разнообразить ласки друг друга, вдруг поможет.

Мы медленно шли домой. Я держал Олю за руку. Ладонь ее была холодной и неживой.

– Что будем делать? – Оля старательно отворачивалась от меня. – Я даже не думала, что все так плохо.

– Думаю, тебе надо купить более открытый новый купальник. Нужно купить бикини, а не сплошной. Я уже присмотрел белый с золотыми цветочками на лифчике и розочкой на трусиках. Очень симпатичный. Ты в нем будешь выглядеть неотразимо.

Оля остановилась и развернулась ко мне так резко, что я уткнулся в ее грудь и сбился с шага.

– Ты считаешь, что мне надо… знакомиться? На свидания ходить? Почти голой на пляже себе любовников высматривать? – грудь ее вздымалась, и сдерживаемая во время приема злость прорвалась и заплескалась в глазах.

– Я считаю, что нам надо, как мы и планировали, просто поехать в отпуск на море, – поцелуями я старался успокоить ее. Поцелуи затянулись. Когда ее губы стали совсем мягкими и податливыми, я добавил. – А все обдумать мы еще успеем.

* * *

Мягкий перестук колес сменился резким отрывистым лязгом тормозных колодок. Прямо по ходу поезда между деревьями замелькала голубая панорама моря. В запах масла, пыли и железа стал вплетаться запах разнотравья, озона и свежести. Мы стояли у окна. Тело Оли мягко качалось в моих руках, пружиня и привычно вызывая томление. Она зачаровано смотрела в окно.

– Красота какая! Пашка! Как же я хотела поехать на море! Как я об этом мечтала! И как замечательно, что ты меня вытащил!

Щеке моей стало щекотно от ее поцелуя.

– Не поверишь, но я, даже когда осталась одна, без мамы, боялась поехать одна на море, хотя очень этого хотела.

Она помолчала и добавила:

– Маринкин армянин много глупостей наговорил, но по поводу барьеров он был прав. Они у меня есть. Одна на море боялась поехать – не девушка, а недоразумение какое-то.

– Если прав, значит, будем их потихонечку вместе устранять.

Живот Оли вздрогнул и замер под моими руками. После длительной паузы отмер, задышал, но уже значительно более глубоко и часто. Оля, продолжая смотреть на море, прошептала:

– Паш, я к этому не готова…

Оля обхватила мои руки, обнимающие ее талию, и крепко сжала их пальцами.

– Паш, может, потом… не этим летом? Если честно – я так трушу. Да и куда спешить. Может, все и так наладится? Я тебе запрещать больше ничего не буду, я обещаю…

– Скажи… – она закинула руки, обхватив мою шею, запустила пальцы мне в волосы, и прижалась ко мне щекой, – если бы я вдруг… решилась бы… Я стала бы тебе противна? Ты бы разлюбил меня?

Я не выдержал. Резко развернул ее, обнял, прижал всем телом к себе и зарылся лицом в волосы.

– Ну, вот как может такое чудо быть противным? И как можно такого котеночка разлюбить?

Оля отрицательно встряхнула гривой волос.

– Это просто слова. На словах вы все хорошие. Когда же это в жизни случается – убить готовы.

С лязгом распахнулась дверь купе. Толстая баба протиснулась в коридор, прижимая нас своим огромным бюстом к окнам. Она окинула нас возмущенным взглядом и громко, на весь вагон, обличительно провозгласила:

– Даже детей не стесняются!

И потащила белье в купе проводников, что-то возмущенно бормоча про себя.

Мы переглянулись, синхронно прыснули и спрятались в своем купе.

– Я поверить не могу, что ты можешь согласиться на такое…, – она сидела и смотрела в окно, а пролетающие деревья тенями пробегали по ее пылающему лицу. – Скажи… только честно… ты разве не ревнуешь меня? Неужели можешь разрешить мне, чтобы я вела себя хоть чуточку так, как советует доктор? Неужели ты можешь даже этого хотеть?

– Конечно, ревную. Если вдруг ты пойдешь на свидание – места себе не буду находить. Хочу ли? Не знаю. Если это поможет тебе, и ты станешь счастливее, то-да, однозначно хочу и не только могу разрешить, но уже разрешаю тебе это.

– Даже так? – она отклонилась и внимательно посмотрела на меня. – Паш, а если вдруг… там… на этом свидании… ну… он меня… по-настоящему…? Неужели ты согласен даже на это?

Я гладил подушечки у основания пальчиков на ее ладошках и смотрел, как мелькают облака в ее глазах. Постепенно ее недоверчивые глаза стали хитрыми.

– Ну, вот представь: меня другой прямо на твоих глазах… да пусть не на твоих глазах, но ты будешь где-то рядом и будешь знать, что в это время он меня… – она запнулась. – Даже не умею об этом прямо сказать… Ну… станет меня… а я позволю ему это… вот что ты в этот момент почувствуешь? Желание убить меня? Желание убить его? И сможешь с собой справиться? Не поступишь с нами, как тогда с Серегой?

Я тонул в глубине ее глаз, искал в себе ответы на эти вопросы и не находил. Но от откровенности заданных вопросов внизу живота горячо плеснулось, и я почувствовал, как мой член упруго наливается, распрямляется и, подергиваясь, ползет по ноге вверх.

– Не знаю, что я в этот момент почувствую, – я прямо и открыто смотрел ей в глаза, тихонечко отстраняясь, чтобы не задеть ее взбунтовавшимся и ползущим по ноге предателем, – но точно знаю, что никого не обижу. Могу тебе в этом поклясться.

Оля смотрела на меня так пристально, словно пыталась разглядеть во мне что-то ей еще неведомое.

– И знаешь, Оль, – голос мой предательски дрогнул. У меня возникло ощущение, что я бросаюсь головой в омут, но я заставил себя договорить, – я столько уже по этому поводу передумал, что уже даже хочу, чтобы это быстрее случилось.

– Правда? – под притворным равнодушием ее ответа вдруг проглянуло что-то совсем другое, тревожное и манящее.

– Неужели ты этого сама не чувствуешь?

Оля отвела глаза в сторону.

– Глупости все это. Я тебя просто подразнить хотела. Нет, ну, может, если ты так настаиваешь, я с кем-то и познакомлюсь, поболтать там, потанцевать, но чтобы такое? Я даже представить себе это не могу.

– Оль, – шепнул я ей в ушко, – извини, если не то спрошу… скажи, а ты к врачу ходила, чтобы, как он и советовал тебе, пружинку вставить?

Боль от сильного шлепка обожгла мне руку. Оля вскочила, подхватила белье и у самой двери, густо покраснев, сердито скороговоркой протараторила:

– Ходила! И вставила! Но вовсе не для того, о чем ты сейчас подумал. Для того, чтобы у нас после выпивки чего не случилось, – и, чтобы скрыть смущение, показала мне язык.

Оля убежала сдавать белье, а мое сердце, заметавшееся в груди, все так же громко, гулко и тревожно стучало.

Глава 4

Утренний свежий ветерок, разгоняя тепло южной ночи, мягкими лапками играл с прозрачным шелком штор. Он трепал их, дергал, раскидывал в стороны, пропуская внутрь комнаты яркие потоки света. Золотые столбики, еще совсем недавно бессильно тонувшие в мягком ворсе ковра, перебрались уже на яркую белизну постели. Они скользили по гладкой припухлости живота, высвечивая льняной шелк волос, начинающих свой бег там, где мягкость переходила в стремительный бег сходящихся линий. Тоненький ручеек, сбегая вниз, становился чуть гуще, золотистее и шире. Ниже, встретив преграду, ручеек резко слабел и пропадал, растворившись в мраморе тела.

Ночь была влажной и жаркой, Олечка откинула простыню и спала, доверчиво раскрывшись. Капельки пота жемчужным ожерельем прятались от солнца в крохотной поперечной складочке ее живота. Ее поза была столь невинна и одновременно откровенна, что у меня ёкнуло сердце. Хотя я давно уже проснулся, но будить ее, пусть даже и поцелуями, не хотелось. Пусть тихонечко вползающее в комнату летнее утро лаской и свежестью ветерка, запахом моря, теплыми поглаживаниями солнечных лучей разбудит ее.

Я, стараясь не разбудить ее, тихонько встал с постели. Искуситель, наполненный утренней эрекцией, тянул меня к темноте, прячущейся за мрамором внутренней поверхности бедер. Солнце уже добралось до груди. В золотом сиянии плавали ягодки сосков. На пальце у нее заблестело колечко. Солнце лизнуло его, отразилось и разлетелось сотней разноцветных искорок по всей комнате. Гладкая белизна коленок манила и притягивала. Я сердито и больно шлепнул предателя. Он возмущенно заколебался из стороны в сторону, протестуя и не покоряясь. Оглядывая Олю, я сделал несколько шагов назад, взял со стола фотоаппарат и мягкой походкой хищника стал обходить ее, выискивая лучший ракурс. Вот он, этот ракурс! Это была удача! Коленки у Оли во сне расслабленно разошлись в стороны. Легкий пушок золотился в темном проеме белеющих ягодиц. Губки, обычно сжатые, доверчиво и сонно разомкнулись, обтекая и обнажая, прячущуюся в складочках, горошинку и открывая взгляду гладкий перламутр внутренней поверхности входа. Обычно плотно сжатый, зев бутончика доверчиво расслабился и приоткрылся. Видеть это было столь необычно, что я замер. Чуть выше золотистая тропинка переходила в мраморную гладь лона и припухлость медленно дышащего, еле вздымающегося животика. А выше спящими котятами улеглись полушария груди. Во сне они размягчились и припали к телу, а к ним припали спящие сосочки, такие же расслабленные и размякшие.

Поляроид клацнул так громко, что я вздрогнул – из него полезла фотография. Я тревожно замер, но Олечка не проснулась. Осторожно двигаясь, я подошел к окну и взял альбом, на котором в белом прямоугольнике было написано: «Моя любимочка». Пухлый и тяжелый, он приятно оттягивал руку. Еще одна фотография с легким шелестом стала его добычей. Я заулыбался, представив, как румянец хлестнет по щекам Оли, когда она откроет альбом на последней заполненной странице.

Я перевел взгляд на Олю и увидел, что один изумрудный глаз уже приоткрылся и наблюдает за мной. Он скользнул по мне сверху вниз, и улыбка тронула уголки губ. Я взглянул вниз и увидел, что работа фотографом помогла.

– Что, сдох бобик? – потянулась она, прогибаясь.

– Прямо на моих глазах сдох! Я видела! – из глаз Оли брызнул смех.

– А какой большой был, какой страшный, – протянула она последнее слово, томно потянулась и соблазнительно поерзала по постели попкой, раздвигая и сдвигая коленки. Умелец тут же стал наполняться и пополз, подергиваясь, вверх. Оля откинулась на спину и засмеялась уже в полный голос. Смеялась она всем телом. Вздрагивали груди, смеялся животик, даже губки, уже закрывшиеся, казалось, улыбались и манили впадинкой между ними. Поэтому когда Оля отсмеялась и подняла голову, он уже опять стоял пружинисто и твердо.

– Ну, иди ко мне, – нежную зелень глаз заволокла поволока, а в голосе появилась томность и нега, – ну, давай же!

– Олечка! – я постарался, чтобы голос моей звучал как можно более строго и твердо, – хватит меня дразнить!

– Ну почему? – надула губы Оля и выгнулась всем телом, соблазнительно поводя коленкой из стороны в сторону. – Я же сама хочу… Можешь даже в любви мне не признаваться. Я и без признаний в любви сейчас смогу.

– Ну, мы же договорились, – я старался говорить так, чтобы голос мой предательски не дрожал. – Сначала научиться танцевать с другими мужчинами и не стесняться этого. Потом начнем знакомиться. А потом будем учиться ходить на свидания, а чтобы у тебя желание не пропадало этим заниматься – решили пока воздерживаться.

Заметив, что она снова надула губки, я добавил:

– Если у тебя будут успехи… то… тогда… в качестве поощрения… в виде исключения… – я тянул и тянул паузу, еле сдерживая улыбку, и победил. Оля не выдержала первая, фыркнула и засмеялась.

– Ну ладно, – Оля снова сладко потянулась, вызвав у меня почти неудержимое желание тут же завалить ее на спину и вогнать в нее как можно глубже уже даже немножко побаливающего от напряжения сластолюбца.

– Буду работать над собой и завоевывать право на благосклонность мужа. Как там погода?

Она вскочила на ноги, накинула на себя халат и вышла на балкон.

– Как же мне тут нравится! Какой вид на море! А какие запахи! – она потянулась, раскинув руки. Халат ее распахнулся, колыхнулась обнажившаяся грудь, но она не обратила на это внимание.

– И все под рукой. Налево пойдешь – в кафе попадешь. Кофе там, кстати, отличный. А танцы – прямо на площади перед нами! Шумно вечерами будет, да и наплевать. Люблю смотреть на танцующих людей! А какой вид на море! Как мне нравится, что можно прямо из номера в купальнике на пляж бегать.

Оля соблазнительно легла животом на широкие перила балкона.

– А направо, если пройти подальше – неофициальный нудистский пляж, – вкрадчиво добавил я, пристраиваясь к ней сзади и мягко толкнув ее в попку, – там можно и вовсе без купальника загорать и купаться.

– Цыц! – Оля в ответ оттолкнула меня и стукнула шутливо по руке.

– Хватит тебе, что я бикини купила. Можно подумать, ты не знаешь, что голышом купаться я стесняюсь. Да что там голышом, я и в бикини-то купаться еще стесняюсь. Вон, лучше на парк посмотри. Просто чудесный парк. Погуляем в парке? Давно мечтала в южном парке погулять среди пальм и цветов!

– Все у нас будет. И кафе, и танцы, и пляж, и парк. Мы сюда зачем приехали? Отдыхать или как?

– Это все прекрасно, но вот за что хочу тебя поругать, – она резко повернулась ко мне, и ее грудь упруго задрожала сосочками прямо передо мной. – Ну вот зачем эта роскошь? Эта огромная постель, эти кресла в номере. Что, нельзя было дешевле номер снять? Опять же – это же не номер, а два смежных номера. Два входа, две смежные спальни, хорошо хоть дверь между спальнями есть. Зачем все это? Мы разве в разных спальнях спать будем? А балкон – не балкон, а целая терраса со столом и креслами. Мы что, богачи и без этой роскоши никак?

– Поясняю. Две спальни – это если друг дружке надоесть успеем. Ну, или спасаться будешь, если я напьюсь и похрапывать начну. Балкон такой, чтобы можно было с комфортом ночью на небо смотреть. Знаешь, какие тут крупные и яркие звезды? А названия созвездий ты знаешь? Нет? А то, что в древней Греции любой образованный человек знал названия не менее сотни созвездий, тебя, учительница и отличница, не угнетает? На юге метеориты падают чаще, поэтому здесь их особенно много, и можно желания загадывать. Ну и главный аргумент: номер надо было заранее заказывать, а свободный был лишь этот.

– Транжира! – отмела мои оправдания Оля. Потом заметила мой взгляд, запахнула халат и шутливо стукнула меня кулачком в бок. – В следующий раз я буду номер бронировать сама, раз ты не умеешь даже номер нормально заказать.

* * *

Над площадью перед кафе, над пестрым водоворотом людей, над огнями и яркими вспышками света под потемневшим сиреневым небом металась и переливалась экспромтами соло-гитариста быстрая танцевальная мелодия. Пестрая толпа подхватывала ее быстрый зажигательный ритм, вплетая в музыку согласованный топот множества ног. Четверо молодых ребят, отдаленно напоминающих молодых битлов, колдовали на сцене со своими инструментами и надрывались над микрофонами. Под рожденный ими музыкальный угар по всей площади бесновался людской муравейник…

Прозвучал завершающий мелодию все ускоряющийся грохот барабанов, и музыка стихала. Оля – потная, разгоряченная и улыбающаяся – облегченно бухнулась со всего маху на стул рядом со мной.

– Пашка, как же я много пропустила, когда на вечера в школе не ходила! А там, куда мама меня отпускала, все было так скучно. А это постоянное ощущение, что мать за мной следит! Как же я люблю танцевать! Какое же счастье, что ты меня не послушался и вытащил меня сюда! Какая же я была дура, что так долго упиралась!

Оля передернула плечами и жадно допила шампанское.

– Я уже даже со счета сбилась, сколько я раз танцевала. Пить хочу, умираю. Закажи еще.

– Шесть медленных танцев и четыре быстрых, – отчитался я, – а шампанское сейчас еще принесут.

– Ты видишь, какая я популярная! – улыбнулась мне Оля, – даже соперники уже появились. Чуть не подрались за право со мной танцевать. Пришлось оставить их выяснять отношения, а самой убежать сюда, – Оля тихонечко посапывала, стараясь скрыть, как смех рвется из нее.

– Кто же это такие? – я удивленно стал оглядываться по сторонам, хотя всех партнеров Оли знал уже в лицо. – Кто эти влюбленные кабальеро, сражающиеся за внимание прекрасной дамы?

– Вот видишь того дяденьку с таким сексуальным животиком? Его Рустам зовут. Он такой обаятельный и веселый, ты не смотри, что толстый и лысый. Да не пялься ты на него так! Видишь, какой пупсик – улыбается, рукой машет? Это он с виду такой пушистенький. А как меня к себе прижал – я не знала, куда мне деваться.

Я взглянул на него. Рустам был довольно толстый мужчина, заметно ниже Оленьки, с лысиной, явно кавказкой национальности.

– Почему? – деланно удивился я.

Оля порозовела и отвернулась, делая вид, что высматривает кого-то в толпе. После паузы, повернулась, но тут же смущено утопила взгляд в бокале, старательно обмахивая себя меню, стараясь скрыть румянец, вспыхнувший на щеках.

– У него во время танца встал…

– Как встал? – жарко уже стало и моим щекам.

– Не как встал, а что встало! Неужели ты не знаешь, что у вас встает? – возмущение моей глупостью промелькнуло в глазах Оли и снова сменилось смущением. – И он им ко мне прижимался…

– Прямо к тебе?

Оля вскинула глаза, наклонилась ко мне и зашептала:

– Посмотри, какое у него тело большое. Он же ниже меня и ноги у него коротенькие. Ко мне весь прижался и мне прямо между ног его прижал. А он у него такой горячий, твердый и большущий оказывается! А у меня же платье тоненькое, я же все чувствую! Так я чуть от стыда не сгорела, – глаза Оли жгли меня напалмом. Она, не замечая этого, продолжала шептать, все больше пылая жаром:

– Он поднимается на цыпочки, чтобы комплимент мне в ухо прошептать. А я чувствую, как он в меня прямо снизу втыкается… – Оля оторвала взгляд от бокала и взглянула на меня блестящими от возбуждения глазами.

Я, не выдержав ее взгляда, отвел глаза и громко выдохнул, только тут поняв, что слушал Олю не дыша.

– А ты что? Почему не отстранилась?

– Ха! – фыркнула Оля. – От него отстранишься. Глянь, медведь какой. Меня облапил так, что я пикнуть не могла, не то что отстраниться. Весь ко мне словно прилип. Я вся потом в его объятиях изошла, жарко так стало, – сказав это, Оля оттянула сарафан и стала дуть, отжимая от тела бюстгальтер и поправляя пальчиком сосочек, так чтобы прохлада проникала и к нему.

Я оторвал взгляд от ее груди и посмотрел ей в глаза. Оля делала вид, что не замечает, что я смотрю на нее, но отпустила бюстгальтер и стала обмахиваться меню.

– А меня почему не позвала?

– Ой! – Оля смешливо фыркнула и отмахнулась от меня. – Не хватало еще тебя из-за всякой ерунды звать. Пусть, подумала, заводится. Пусть прижимается. Пусть потычется. Тем обиднее будет разочарование. Пусть мучается потом, раз такой нахальный.

– Меня уже замуж звал! – Оля легко и беззаботно рассмеялась. – Говорит, что у него массажный салон, и он мне, своей любимой жене, лично будет делать массаж каждое утро и каждый вечер.