Текст книги "Жизнь и смерть в аушвицком аду"

После этого фиаско евреи, перефразируя З. Левенталя, сжали зубы, но промолчали. А вскоре после сентябрьской селекции в «зондеркоммандо»[289]289
  В сентябре 1944 г. 200 членов «зондеркоммандо» были убиты в Аушвице-1.


[Закрыть] они окончательно разочаровались в перспективах сотрудничества с поляками.

Основных выходов такому разочарованию было два.

Первый: отказ от передачи информации «Боевой группе Аушвиц» и переход к закапыванию ее в землю (что лишало аушвицкий центр монополии на транспортировку касиб на волю). Их «курьером» стала мать сыра земля, а тот, кто захочет это найти, – обязательно найдет!!!

И второй: отныне уже твердая решимость зондеркоммандовского штаба на мятеж-соло[290]290
  Halvini, 1979. P. 127.


[Закрыть].

Когда Залман Градовский в своих записках «В сердцевине ада» писал, что все члены «зондеркоммандо» составляли как бы одну большую семью, он выдавал желаемое за действительное. Описывая селекцию и расставание одних с другими, он, наверное, хотел, чтобы мы запомнили их всех как можно более человечными.

На самом деле микросоциум «зондеркоммандо» был, при всей простоте, и весьма сложен, и весьма структурирован. Лишь часть из них кипела жаждой мести и восстания, другие (числом не меньшим, чем первые) цеплялись за любой дополнительный час своей жизни, а третьи, составлявшие большинство, были «совершенно апатичны. Им было все равно, они были не люди, а роботы»[291]291
  Свидельство Ф. Мюллера (Langbein, 1965. S. 131).


[Закрыть].

Главная линия антогонизма, конечно же, между «роботами-работягами» и «роботами – функциональными узниками». В обязанности вторых входило заставлять первых работать, что не только допускало, но и настоятельно подразумевало битье и прочее насилие. При этом среди оберкапо, капо, форарбайтеров, старших по бараку и т. п. были не только немцы или поляки, но и евреи, так что эта «трещина» и внутриеврейская.

Конфликтным потенциалом обладал и язык общения: венгерские и греческие евреи, как правило, не понимали идиш или польский, а польские, литовские и польско-французские евреи не владели венгерским, греческим или ладино. Сколько же непонимания это за собой влекло!

Были и другие оси антагонизма, испытывавшие социум «зондеркоммандо» на прочность. Например, и в аду сохранялся антагонизм между евреями-ашкеназами и евреями-сефардами![292]292
  Так, Д. Бен-Амиас сообщал о том, что ашкеназы презирали сефардов, называли их cholera или korva (от hwores – мерзавцы, ублюдки). См.: Bowman, 1993. P. xxi.


[Закрыть] Он, несомненно, достигал своего апогея во время селекций: сефарды всегда были первыми кандидатами в списки, составлять которые входило в обязанность капо-ашкеназов. Не были дружелюбными и отношения «поляков» с «русскими»[293]293
  Venezia, 2008. S. 142–145.


[Закрыть]. Просто чудо, что среди всей этой неоднородной еврейской массы, – по крайней мере, накануне и во время восстания, – предателей, в сущности, не оказалось![294]294
  Ш. Венеция полагает, что между членами «зондеркоммандо» существовали в целом солидарные отношения, залогом которых была их относительная сытость и бытовое благополучие (Venezia, 2008. S. 150–151).


[Закрыть]

Но так, без предателей, обходилось не всегда: как правило, они находились. Мы очень мало знаем о той «зондеркоммандо», на замену которой и отбирали Градовского со товарищи. Она была ликвидирована, в основном, 3 декабря 1942 года, и одним из поводов к ликвидации послужили ее намерения, а возможно и действия по подготовке к восстанию[295]295
  Langbein, 1979. S. 230.


[Закрыть]. Членов той «зондеркоммандо» предали и убили, а содержание их плана так и осталось неизвестным.

Залман Левенталь в своих записках и Ф. Мюллер в своих воспоминаниях описали первоначальный план восстания, которое, согласно Х. Тауберу и Ф. Мюллеру, намечалось на одну из пятниц в середине июня 1944 года[296]296
  Ф. Мюллер и другие писали о том, что восстание намечалось на пятницу. Но Г. Грайф и И. Левин пишут не о пятнице, а о сроке в 16.00 в воскресенье (Greif, Levin, 2015. S.152-156).


[Закрыть]. Важно подчеркнуть, что этот разработанный Каминским план относится ко времени и ситуации, когда вся «зондеркоммандо» проживала вместе – в отдельном 13-м бараке, посреди мужского лагеря (расщепление команды и ее изолированное от Биркенау расселение по крематориям случилось в конце июня[297]297
  Возможно, что эта мера была продиктована соображениями не только трудовой целесообразности, но и безопасности, об угрозе которой эсэсовцам стало известно (или стало понятно).


[Закрыть]).

План же был примерно такой: в четыре часа дня, еще до вечернего аппеля, 140 членов «зондеркоммандо» на крематориях IV и V захватывают и ликвидируют[298]298
  Согласно Ф. Мюллеру убить их собирались фирменно, по-эсэсовски – инъекцией фенола.


[Закрыть] «своих» эсэсовцев (7 человек) и перерезают телефонные линии. То же самое – и на крематориях II и III, где было даже 180 «зондеркоммандо» (против 10 эсэсовцев). Когда придет смена для СС, то захватывают и их, причем завладевают и их оружием, и их формой. В руки восставших тогда попало бы и автоматическое оружие. Важная роль отводилась двум лагерным зонам – «Сауне» и «Канаде», располагавшимся между двумя крематорными комплексами: они должны были соединить два очага восстания в один.

Вечером, когда снимается большая охранная цепь СС вокруг лагеря, переодетые в форму СС повстанцы «эскортируют» 10 человек с пилами и прочим инвентарем в лагерь, снимая по пути постовых мелкокалиберным револьвером с глушителем, перерезают телефонные провода и, при входе в барак, ликвидируют блоковых эсэсовцев. Далее восстание перекидывается на весь лагерь Биркенау, а оттуда и на Аушвиц-1. Заключенные нападают на своих блоковых, на больничное отделение, на женский и мужской лагеря, поджигают бараки…

В это же самое время группа из крематориев II–III, где хранился порох, перерезает проволоку в женский лагерь и взрывает один за другим все крематории. Для колючей проволоки были заготовлены ножницы с резиновыми ручками, для крематориев – взрывчатка (точнее порох, запрятанный в крематории II), каждый крематорий – без исключения – должен был быть взорван и подожжен!

Все понимали, что большинство все равно погибнет, но именно такой смерти каждый и искал, хотя в душе все же надеялся, что каким-то чудом не попадет в это большинство и уцелеет.

И вот наступил оговоренный день и приближался оговоренный час – 9 часов вечера. Все было наготове, но в 2 часа дня прибыл связной от поляков с извещением: «Отбой, товарищи! Все переносится по непредвиденным обстоятельствам, надо еще немного подождать».

Это ввергло всех в шок.

А в конце июня Молль перевел практически всех членов «зондеркоммандо», кроме лазарета, непосредственно на территорию лагерей (чердаки крематориев II и III, раздевалка крематория IV), из-за чего решительно все и многократно осложнилось. Члены «зондеркоммандо», за исключением врачей, оказались не только ближе к своим жутким рабочим местам, но и в полной изоляции от большого лагеря. Разработанный и едва было не запущенный план восстания можно было теперь забыть.

Интересно, что существует и еще одна версия того несостоявшегося восстания – версия Леона Коэна, отличающаяся от только что изложенной некоторыми мелкими деталями и одной крупной – сроком его проведения. Вместо середины июня в ней фигурирует середина августа[299]299
  Greif, 1999. S. 356–358.


[Закрыть], и именно это заставляет думать о ней все же как об аберрации памяти, поскольку переезд из барака на крематории в любом случае состоялся в конце июня[300]300
  А по некоторым данным (например, Ш. Венеции), и еще раньше.


[Закрыть].

Но саму версию нелишне изложить: она содержит немало подробностей, проливающих свет и на первую версию, в частности на совершенно иную – гораздо более активную – роль заключенных с «Канады» и «Сауны».

План восстания составлялся летом: сначала его назначили на 19-е августа, а потом передвинули на 15-е. Первая стадия: в момент смены охранников-эсэсовцев их нужно было скрутить и вколоть аутопсию. Вторая: в 16.00 оператор пара в дезкамере не ослабит, а наоборот поднимет давление пара до максимума – это приведет к взрыву здания. Работники «Канады» всё там подожгут, телефоны отключат, проволоку в женском лагере перережут и выпустят всех женщин на волю. Своих раненых решили пристреливать, чтобы они не попали в руки эсэсовцам. Леон Коэн, вместе с еще четырьмя, должен был поджечь крематорий.

Но 12–13 августа вдруг послышалась канонада. Русские?.. Так близко?.. А если так – то, стало быть, восстание и не нужно! После чего многие отказались от этого плана – многие, но не все. А 15-го августа, согласно тому же Л. Когену, обе смены «зондеркоммандо» построили, и эсэсовцы стали допытываться: «Где ваше оружие и патроны?» Они увели с собой четверых русских…[301]301
  Cohen, 1996. 107 p. См. также: Greif, 1999. S. 356–359.


[Закрыть]

Весьма трудную задачу являет собой определение первоначальной даты предполагавшегося восстания; в то же время от даты многое зависит в понимании всей той цепочки событий, что привела к реальному выступлению 7 октября 1944 года.

А. Килиан отвечает на этот вопрос однозначно: пятница, 28 июля. При этом он базируется на сочетании трех факторов, приходящихся на этот и только на этот день: а) восстание могло состояться лишь только после того, как «венгерская акция» была позади (а это произошло вскоре после 11 июля); б) оно намечалось на пятницу и в) случайно оно пришлось на день, когда в Аушвиц прибыл эшелон из Майданека с весьма сильным эскортом СС[302]302
  О том, что восстание отложили из-за того, что через Биркенау прошла и на несколько дней здесь остановилась крупная немецкая военная часть, свидетельствует и Я. Габай (Greif, 1999. S. 226).


[Закрыть].

Если эшелон прибыл на рампу Биркенау, то повстанцы из «зондеркоммандо» с крематориев II и III во главе с оберкапо Каминским могли видеть его собственными глазами[303]303
  Friedler, Slebert, Killian, 2002. S. 258–261.


[Закрыть]. В таком случае приказ о переносе сроков восстания мог отдать и сам Каминский, безо всякой просьбы или директивы от «Боевой группы Аушвиц».

Вместе с тем создалась чрезвычайно неприятная и хрупкая ситуация: многие из членов «зондеркоммандо», от которых сама подготовка восстания скрывалась, были уже предупреждены о нем, и опасность предательства возросла в разы.

Каминскому же оставалось жить всего одну неделю. Второго или третьего августа его застрелил (и самолично сжег его труп!) сам Молль, обвинив, правда, в подготовке не восстания, а покушения на другого эсэсовского изверга, Мусфельдта[304]304
  См. Приложение 3 в: Полян, 2015.


[Закрыть]. По другой версии, его схватили на крематории II, где он жил, и отволокли, избивая, на крематорий I V, где убили и сожгли[305]305
  Kraus, Kulka, 1991. S. 351–353.


[Закрыть]. Крематории же в это время жгли трупы цыган, чей лагерь был полностью ликвидирован накануне. По третьей версии (Л. Коэна), Каминского убили 14 августа – в то время, когда он решил обойти свою территорию с целью предупредить об очередной отсрочке.

Маловероятно, что убийство Каминского не связано с восстанием. Весьма вероятен тут и донос, приписываемый польскому капо М. Мораве или С. Шавиньскому[306]306
  А. Килиан идет дальше и не исключает даже того, что этот донос был согласован с польским подпольем, с которым, как и с гестапо, у Моравы были свои связи (Kilian, 2003a. S. 16–17).


[Закрыть]. Так или иначе, но политический отдел, видимо, напал на его след и первым нанес удар, но такой, чтобы «производственный процесс» не пострадал (переезд на крематории стал первым таким ударом, а сентябрьская селекция – третьим; несостоявшаяся октябрьская должна была стать сокрушительным четвертым).

Каминский был главным стратегом и организатором восстания на крематориях. Большим подспорьем ему была та относительная свобода передвижений по лагерю, которой он как капо (а одно время и оберкапо всех крематориев) пользовался. У него был личный контакт с женским лагерем (в частности с Розой Роботой), с польским лагерным подпольем[307]307
  В частности, с электриком Х. Порембским, чья знакомая, Циппи Шпитцер, работала в секторе регистрации Политического отдела Аушвица-1.


[Закрыть], а через него – и с партизанами.

После смерти Каминского руководство подготовкой восстания и самим восстанием перешло к другим – и скорее всего к нескольким лицам сразу, среди которых определенно были Градовский, Доребус (Варшавский) и Гандельсман.

Залман Левенталь, светский человек с очень левыми взглядами, много страниц посвятил восстанию и его подготовке. Особенно проникновенно он пишет о Йоселе Варшавском, которого лично знал еще в 1920–1921 годах как коммуниста и одного из вожаков рабочего профсоюзного движения всей Варшавы. Позднее Йосель переехал в Париж, где сотрудничал с коммунистической прессой. Левенталь характеризует его как «очень интеллигентного человека, выделявшегося своим хорошим спокойным характером. Вместе с тем его душа пылала от готовности к борьбе». Имя «Иосиф Варшавский» было его конспиративным псевдонимом еще со времен классовой борьбы в Варшаве (другим его прозвищем было «Йоселе ди мамелес» – «маменькин сынок»), а по-настоящему его звали Иосиф Доребус. Он родился в 1906 году в Жирардуве.

Его ближайший друг, дамский парикмахер и тоже коммунист, Янкель Гандельсман, родился в 1908 году в Лейпциге, жил в Радоме, учился, как и Лангфус, в йешиве в Сандомире, за что его в шутку звали «коммунистом-ешиботником» или «социалистом закона Моисеева». В поисках работы оба эмигрировали в 1931 году во Францию. В Париже, оставаясь польскими гражданами, были активистами еврейско-иммигрантского профсоюзного движения и «Культур-лиги». После оккупации – оба активисты французского Сопротивления, оба были арестованы и интернированы. 2 марта 1943 года депортированы из Дранси и прибыли в Аушвиц 4 марта[308]308
  Вместе с ними в том же транспорте прибыли в Аушвиц и прошли селекцию на рампе их жены Бейля и Поля, но спустя некоторое время обе заболели и попали в 25-й – больничный – блок, а оттуда – прямая дорога на крематории (27 janvier: En ce jour de la Libération du camp d’Auschwitz-Birkenau. Macha Speter-Ravine. Matricule: 35332 // Diamant, 1991. P. 322–325).


[Закрыть].

Как одного из лучших во всей «зондеркоммандо» упоминает Левенталь и Залмана Градовского, а в связи с подготовкой восстания и как «своих самых близких», тех, чью память он хочет особо почтить, – Лейба Лангфуса из Макова-Мазовецкого, Айцека Кальняка и Лейба-Гершко Панича из Ломжи и Иозефа Дережинского из Лунны.

Л. Флишка и Б.-А. Сокол – правда, с чужих слов – воспринимают Градовского даже как единственного и главного руководителя восстания[309]309
  ZIH. Relacje 301/1868.


[Закрыть]. Имена Градовского, Панича, Йецкеля Рыбака и Моше Соботки называет М. Забочень[310]310
  Забочень, 1965. С. 122.


[Закрыть]. Имя Хенрика Фуксенбруннера из Кракова, хорошо знавшего окрестности Аушвица, приводит Ш. Драгон[311]311
  Greif, 1999. S. 172.


[Закрыть]. В этом же контексте всплывает еще и имя Давида Финкельштейна[312]312
  Нам сообщено В. Плосой (Освенцим).


[Закрыть].

Ф. Мюллер называет еще два имени – Юкла Врубеля и польского капо (еще со времен Аушвица-1!) Владека. То был Владислав Томичек, в прошлом польский коммунист, – единственный нееврейский член «зондеркоммандо», которому евреи доверяли и которого посвятили в свои планы. Долгое время он был главным связным «зондеркоммандо» с польским подпольем. Гестапо следило за ним и, подозревая в связи с коммунистами и с подпольем, дважды забирало к себе – в 11-й блок основного лагеря. В августе 1943 года он «вернулся» в крематорий в последний раз – уже в мешке[313]313
  Müller,1979.


[Закрыть].

Есть множество свидетельств и о чрезвычайно большой роли в подготовке и проведении восстания бывших военнослужащих – греческих евреев (среди них было много военных) и советских военнопленных. Так, согласно Лангбайну, в выработке плана восстания участвовали два греческих офицера, одного из которых звали Александро (по другим сведениям – Альберто) Эррера из Ларисы[314]314
  Langbein, 1979. S. 227–238; Bowman, 1993. P.xvix. См. также: Venezia, 2008. S. 127–128.


[Закрыть]. Исаак Кабели, впоследствии профессор Афинского университета, называл и такие имена: Йозеф Барух, Йозеф Леви, Морис Аарон, Иухак Барух, Сам Карассо и Йоштов Якоэль. О Барухе вспоминает и Я. Габай.

Он же говорит и о советском военнопленном майоре (еврее по национальности) из крематория II[315]315
  Greif, 1999. S. 222–223.


[Закрыть], а Ш. Драгон – об одном русским «полковнике»[316]316
  Greif, 1999. S. 175–176.


[Закрыть] и еще об одном французе с опытом испанской войны за плечами[317]317
  Этот человек как раз и завербовал Ш. Драгона в ряды заговорщиков. Им, скорее всего, был Альтер Файнзильбер (Станислав Янковский), воевавший в Испании (см. о нем выше).


[Закрыть]. Но один свидетель – Элеазер Айзеншмидт – в качестве единоличного руководителя восстания называет советского военнопленного-еврея, майора по званию и артиллериста по военной специальности, воевавшего еще в Сталинграде[318]318
  Свидетельства Я. Габая и Э. Айзеншмидта (Greif, 1999. S. 222, 285).


[Закрыть]. Его имя, увы, осталось неизвестным, но возможно это Н (Николай?). Мотин – единственный советский военнопленный, чью фамилию в своей статье о сопротивлении в Аушвице называет М.С. Забочень[319]319
  Забочень, 1965. С. 122. Согласно Забоченю, Мотин причастен и ко взрыву крематория IV.


[Закрыть]. Или Филатов, о котором вспоминал Й. Айгер[320]320
  См. ниже.


[Закрыть].

Согласно Левенталю, особенно тесные отношения установились с неким русским майором, хотя что-то и помешало им укрепиться. О том, что организатором восстания был некий советский военнопленный с крематория II, вспоминал и Л. Коэн. Скорее всего, во всех этих свидетельствах подразумевается одно и то же лицо – тот самый «майор-артиллерист», о котором говорили Э. Айзенштадт и Я. Габай. Они же добавляли, что, кроме майора, восстание готовили еще трое советских военнопленных – и тоже евреи по национальности[321]321
  Greif, 1999. S. 356.


[Закрыть].

Интересно, что Левенталь упрекает русских примерно в том же, в чем польское подполье упрекало еврейское, – в дефиците терпения и политической мудрости, в пренебрежении конспирацией, в неумении держаться согласованного плана, в недопонимании целого. Левенталь, тем не менее, писал, что русские хотя и спровоцировали отчасти выступление в том виде, в каком оно произошло, но все же были при этом еще и лучшим элементом восстания. А вот Дов Пайсикович называет их не иначе как ни на что не годными пьяницами[322]322
  YVA. TR 17. JM 3498.


[Закрыть].

К восстанию готовились, запасались оружием. В арсенале у заговорщиков имелись 3 гранаты из Аушвица-1, несколько парабеллумов и мелкокалиберных пистолетов – всё, кроме нескольких револьверов, найденных случайно в багаже одного из чешских транспортов,[323]323
  ZIH. Relacje 301/335. S. 7.


[Закрыть] было «организовано» у поляков, то есть куплено за доллары или обменено на лекарства[324]324
  Müller, 1979. S. 229–230.


[Закрыть]. В ход шли и шабатные тупые ножи для разрезания халы: их затачивали[325]325
  Свидетельство Э. Айзеншмидта (Greif, 1999. S. 285).


[Закрыть].

Одной из главных целей восстания был подрыв крематориев, для чего была необходима взрывчатка[326]326
  Gutman, 1979.


[Закрыть]. Недалеко от базового лагеря, в цехах, в свое время построенных Круппом, разместились, начиная с 1 октября 1943 года, заводы Weichel Metall Unions Werke Verl, передислоцированные сюда из Украины и производившие взрыватели для бомб. Там работала группа еврейских девушек, но под таким пристальным надзором, что даже установить с ними контакт было практически невозможно.

Но это сумела сделать 23-летняя Роза Робота из Цеханува, член сионистской организации «Ха-Шомер Ха-цаир» и член «Боевой группы Аушвиц». Она работала в «Канаде», в обувной мастерской. Ей было поручено раздобыть несколько небольших порций взрывчатки. Порох в хранилище похищали четыре еврейские девушки: бельгийская еврейка Элла (Аля) Гэртнер[327]327
  По другим данным, она была из Сосновца.


[Закрыть], Регина Сафир (или Сафирштейн) из Бедзина и две сестры Вайсблум из ассимилированной варшавской семьи – Эстер (Тося) и Ханка, 19 и 15 лет. Порох проносили из завода небольшими порциями в 250 грамм в обуви – и на протяжении нескольких месяцев[328]328
  См.: In Honor of Alla Gertner…, 1992.


[Закрыть]. Следующим звеном этой цепи была девушка Хадасса, забиравшая эти минипорции в условленном укромном месте и передававшая их Розе Роботе и Марте Биндигер, работавшим в «Канаде»[329]329
  In Honor of Alla Gertner…, 1992. P. 135.


[Закрыть].

Далее Робота доставляла порох – в потайных кармашках в подоле своего платья – в Аушвиц-1. При этом связным между ней и базовым лагерем были Иегуда Лауфер, а со временем и Израэль Гутман.

А связным между ней и «зондеркоммандо» был электрик Айгер, оставивший об этом собственные воспоминания[330]330
  Айгер, 1945.


[Закрыть]. Ш. Венеция пишет, что роль связного исполнял высокий человек по имени Альтер. Крайне маловероятно, что это Альтер Файнзильбер[331]331
  См. выше.


[Закрыть], скорее всего подразумевается все тот же Айгер[332]332
  Venezia, 2008. S. 167–168.


[Закрыть]. Кроме того, имеются свидетельства двух земляков Розы Роботы по Цехануву: первое – Ноаха Заблудовича, также электрика (и двоюродного брата Шлойме Киршенбаума – одного из капо в «зондеркоммандо»), о выполнении аналогичной роли и им[333]333
  Zabludowich N. My experience in the World War II [P. 339]. В сети: // http://www.jewishgen.org/yizkor/ciechanow/ciechanow.html


[Закрыть], и второе – Мойши Колки – о том, что связным был цеханувец Годл Зильбер[334]334
  Kolko M. Ciehanuv Jews in the Uprising in Auschwitz [P. 386] // http://www.jewishgen.org/yizkor/ciechanow/ciechanow.html


[Закрыть]. Согласно А. Килиану, звеньями связующей цепочки были сам Я. Каминский и его подруга Шмидт, капо склада с одеждой в женском лагере[335]335
  KilianS. 17.


[Закрыть].

Собственно говоря, зондеркоммандовцам был нужен не порох, а начиненные им ручные гранаты. Их изготовлял русский военнопленный и пиротехник Бородин[336]336
  И. Гутман (Gutman, 1979) ссылается при этом на свидетельство И. Айгера (Айгер, 1945). Об этом же сообщает и Э. Кулка. Среди советских военнопленных – узников Аушвица был и некий Иван Бородин (№ 2535), родившийся в Сухолистах, пекарь по профессии (APMAB). Судя по номеру, он должен был бы поступить в Аушвиц в октябре 1941 г., но его индивидуальная карточка военнопленного, увы, не сохранилась. Первый контакт с Бородиным установили, возможно, те советские военнопленные, что прибыли из Майданека: по сведениям А. Килиана, их первоначально поселили в зоне D, но не в 13-м блоке, где размещались члены зондеркоммандо, а во 2-м, вместе с другими советскими военнопленными.


[Закрыть], заполнявший пустые консервные банки взрывчаткой и нужными химикалиями, в частности фосфорными взрывателями. Со стороны «зондеркоммандо» главным принимающим и хранителем чего бы то ни было полезного для восстания был Шломо Драгон, дневальный (штубовый) 13-го барака. Всего было сделано около 30 гранат, которые он проносил по одной-две всякий раз, когда ходил из блока 13 на крематории (туда же он пронес однажды и фотоаппарат!)[337]337
  Greif, 1999. S. 172–175.


[Закрыть]. Драгон прятал их и хранил в собственном матраце или же во внутренней части верхнего контрфорса на чердаке одного из крематориев (по другим данным, члены «зондеркоммандо» прятали их в ведрах, где у них хранилось мыло). Он же и распределял гранаты между крематориями.

По новому плану, восстание должно было начаться на крематориях IV и V, и начаться по-тихому. В тележке для перевозки кокса планировалось привезти оружие на крематории II и III, но даже это не вышло – вероятно, из-за предательства поляков или немцев из «зондеркоммандо»[338]338
  Свидетельство Э. Айзеншмидта (Greif, 1999. S. 284–285).


[Закрыть].

Благоприятными для восстания днями считались те, когда на рампу не прибывал эшелон. Воскресенье 7 октября и был одним из таких дней, но и он не подходил для восстания.

6 октября 1944 года шарфюрер СС Буш, один из начальников на крематориях IV и V, собрал еврейских капо этих крематориев и велел им в течение 24 часов составить список на селекцию, в общей сложности на 300 человек. Список этот составлялся ночью, и подавляющее большинство в нем ожидаемо составили венгерские и греческие узники, а также все советские военнопленные, на чем специально настаивал Буш.

Вот он – тот момент, который, казалось бы, делал восстание неизбежным. Но, судорожно перебирая в уме все те куцые возможности сопротивления, что еще оставались, польско-еврейские капо решили восстание все-таки не подимать.

Тем не менее оно состоялось и пошло по самому неблагоприятному для восставших сценарию.

Сохранилось несколько описаний начала, хода и подавления восстания.

Наверное, первым по времени письменным описанием восстания было то, что дал еще в 1945 году Иегошуа Айгер[339]339
  Айгер, 1945 (на идише).


[Закрыть]. Его специальность (он был электриком) давала ему привилегию довольно большой свободы передвижения по лагерю.

«В один из сентябрьских дней 1944 года[340]340
  Из контекста ясно, что речь идет о 7 октября 1944 г.


[Закрыть] меня вызвали в Биркенау по связи лагеря D. Я находился в цыганском лагере, отделенном от лагеря D колючей проволокой. Там, с другой стороны, меня поджидал Екель Розенцвайг (он сейчас в Австрии). Он сказал, что я должен немедленно идти к нему в блок 8 лагеря D, что я немедленно и сделал. Придя туда, я увидел членов организации сопротивления: братьев Годла и Лейбла Зильберов, Екеля Розенцвайга и Екеля Гандельсмана[341]341
  Появление Гандельсмана, члена «зондеркоммандо» на крематории III, не имевшего к тому же никакой внутрилагерной «функции», в зоне D было практически невозможно. Единственная возможность – перевод в лазарет. Но в таком случае столь рутинное возвращение Гандельсмана обратно, в зону крематориев и газовых камер, было бы невозможно.


[Закрыть], а также русского Филатова. Тут же началась дискуссия. Гандельсман, парижанин (родился в Радоме, Польша), представитель движения сопротивления «зондеркоммандо», потребовал, чтобы восстание, для подготовки которого еще требовалось время, было проведено немедленно. Он объяснил, что 200 товарищей стоят в списке на вывоз, а из «зондеркоммандо» вывозят только на тот свет. Поэтому восстание надо начать немедленно. Мы ему объяснили, что это невозможно, потому что не все еще подготовлено, что восстание нельзя делать хаотически и не по плану. Будет полный провал и единственным результатом окажется множество жертв.

После длинных дискуссий и уговоров Гандельсман отправился назад, согласившись с решением подождать с восстанием, чтобы не подвергать риску все дело. Мы же должны были сделать все возможное, чтобы товарищи из «зондеркоммандо» не были вывезены.

В три часа пополудни мы неожиданно услышали несколько взрывов. Вскоре газовая камера и крематорий 4 горели. Послышались крики, это товарищи из «зондеркоммандо» разрезали колючую проволоку, окружавшую лагерь крематория, и выскочили оттуда. Они разбежались кто куда. Вскоре, однако, были подняты по тревоге охранные войска и СС, которые начали охоту за беглецами и подняли стрельбу. Охрана остальных лагерей была немедленно усилена, так что ничего нельзя было сделать. Около 200 человек было расстреляно, раненые тоже, потому что они молчали. Наши люди, Екель Гандельсман и Иосиф Варшавский, были среди раненых. Они никого не выдали и были расстреляны.

Как мы выяснили позже, началом послужили взрывы бомб в крематории, которые наши люди уже подготовили для восстания. Это сделал Варшавский, наш человек в «зондеркоммандо». Он умел обращаться с фосфорными зажигателями. Своим недисциплинированным действием Варшавский привел к провалу всего плана.

‹…› План был разработан на основании наших знаний о лагере, и мы рассчитывали на успех, хотя было очевидно, что будет очень много жертв. К сожалению, спешка уничтожила наши планы вместе с нашими надеждами».

Картину, весьма отличную в существенных деталях, дает Миклош Нижли в книге 1960 года. Восстание, в его версии, началось не 7, а 6 октября – с приказа Менгеле сделать аутопсию трупа советского военнопленного офицера, застреленного еще утром при попытке к бегству. На крематории II, где находилась сецессионная, шла «обычная» работа, но во всем поведении «зондеркоммандо» было много необычного – неторопливость, теплая одежда, разговоры шепотом. Оказалось, что с завтра на послезавтра ожидается селекция «зондеркоммандо»[342]342
  По мнению М. Нижли, никакая не селекция, а полное уничтожение: появившись на крематориях в апреле (или, по другим сведениям, в июне) 1944 г., он почему-то свято верил в то, что ротация «зондеркоммандо» происходит каждые 4 месяца. Он даже пишет о 12-й, 13-й и 14-й «зондеркоммандо», с которыми соприкоснулся лично.


[Закрыть] и что на завтра, на 6 часов утра, в пересмену, намечено выступление, цель которого – прорваться до Вислы, пересечь ее по низкой октябрьской воде вброд и уйти в партизанские леса, начинавшиеся уже в 8 км на том берегу и тянувшиеся до словацкой границы. Однако уже в час ночи раздался взрыв и послышались автоматные очереди: все крематории были окружены эсэсовцами, но на крематориях II и IV они встретили вооруженный отпор, причем крематорий IV был не то взорван, не то подожжен.

В живых на крематории II оставили только шнстерых – зажигальщика, капо Лемке и его пипеля[343]343
  Пипелями («петушками») называли миловидных юношей, принужденных обслуживать своих покровителей (капо или оберкапо) в бытовом и сексуальном отношениях. Иные покровители имели даже не одного, а 2-3 пипелей. См., например: Venezia, 2008. S. 79–80.


[Закрыть], штубового Пайсиковича, а также, по приказу Менгеле, самого Нижли и трех его ассистентов. От Пайсиковича Нижли узнал, что ночью эсэсовцы из политического управления концлагеря прибыли на крематорий IV и приступили к селекции: сотню венгерских евреев даже отправили в 13-й барак сектора D – бывший барак «зондеркоммандо». Затем отобрали греческих евреев, но когда начали выкликать номера польских – в эсэсовцев полетели бутылки с зажигательной смесью. Те открыли, – в том числе и по грекам, – шквальный огонь из автоматов, но польские евреи забаррикадировались в крематории и подорвали его. Всех греческих и венгерских на крематории IV расстреляли, как, по Нижли, расстреляли затем и всех остальных на всех четырех крематориях.

К восставшим присоединился – и то не сразу – только крематорий II: именно здесь держалось основное оружие восставших, и оно было пущено в ход. Показал себя и крематорий V: там было выведено из строя оборудование. Но в неравном бою погибли или были сразу же после боя расстреляны все, кроме упомянутой семерки, и еще 12 беглецов, сумевших форсировать Вислу, но выданных позднее польским крестьянином. Их окружили и перестреляли. Согласно Нижли, в этот день погибли 850 членов «зондеркоммандо» и 70 эсэсовцев, в том числе 18 офицеров.

Версия М. Нижли серьезно расходится с остальными и в весьма существенных деталях. Например, во времени суток (согласно Нижли, это была глубокая ночь), способе получения повстанцами оружия (согласно Нижли, его поставляли польские партизаны во время лихих ночных налетов на лагерь, в действительности никогда не имевших места) и в количестве жертв[344]344
  Nyiszli, 1960. P. 153–167. Происхождение этих различий объяснить довольно трудно. Статус М. Нижли – доверенного паталогоанатома доктора Менгеле, весьма успешно справляющегося со всеми своими обязанностями, – допускал довольно тесное общение с ним (например, обсуждая последние новости с фронтов, о которых Нижли узнавал, ежедневно читая «Фёлькише беобахтер»), но все же едва ли располагал заговорщиков к откровенности с ним в вопросах подготовки восстания. Недостоверными, если не фантастическими, оказывались и другие свидетельства Нижли, например, о футбольных матчах между командами СС и «зондеркоммандо». А ведь именно они послужили фундаментом для теории «серой зоны» Примо Леви!


[Закрыть].

Так что примем за основную версию ту, что, обобщая многие свидетельства, рисует Андреас Килиан с соавторами в книге «Свидетельства из мертвой зоны. Еврейская зондеркоммандо в Аушвице», но дополним картину деталями, встречающимися и в других источниках, не учтенных им или же оставленных без внимания.

Субботним утром 7 октября стояла солнечная, безоблачная погода. В обед на крематории II, где жили все советские военнопленные, а раньше жил и Каминский, собрался штаб восстания. Это засек оберкапо Карл Тёпфер, пригрозивший всех заложить. Но его тут же схватили, убили и бросили в печь[345]345
  Все это, предположительно, проделал Лейб Панич.


[Закрыть]. В середине дня (примерно в 13.25) около 20 эсэсовцев во главе с обершарфюрером СС Хубертом Бушем, унтершарфюрером Йоханном Горгесом и шарфюрером Куршусом появились на территории крематория V и приступили к намеченной селекции, двигаясь по списку от больших номеров к меньшим. К крематорию IV было приписано 170, а к крематорию V – 154 человека, в основном венгерские и греческие евреи. На построение вышло всего 286, так как 8 человек из крематория V, – и среди них Яков Зильберберг и Хенрик Мандельбаум, – были заняты дроблением непрогоревших костей, а еще около 30 человек были отобраны до начала селекции в строю и заперты в одном из помещений крематория IV (среди них Элиазер Айзеншмидт и два венгерских врача – Гаваш и Петер: последние, во избежание пыток, покончили с собой).

Когда до конца списка осталось уже немного, вдруг обнаружилось, что части людей из списка в строю нет. Эсэсовцы кинулись их искать, и в это время на них набросился с криками «ура» и с молотком польский еврей Хайм Нойхоф, один из самых старых (около 54 лет) в «зондеркоммандо». Его поддержали другие – с молотками, топорами и камнями. А в это время уже загорелся крематорий IV: забросав его самодельными гранатами, это сделал Йосель из Бедзина[346]346
  Свидетельство Э. Айзеншмидта (Greif, 1999. S. 283–284). Вместе с тем Ш. Драгон утверждал, что гранатами воспользоваться не удалось, поскольку помещения, где они были спрятаны, уже горели (Greif, 1999. S. 177). В то же время Я. Габай утверждает, что подрыв крематория IV – дело рук двух греков: Ицхака Барсилая и артиллерийского офицера по имени Рудо (Greif, 1999. S.224). Согласно А. Килиану, это сделал капо Шлойме Кирценбаум (Friedler, Slebert, Killian, 2002. S. 271).


[Закрыть].

В 13.50 зазвучала общелагерная сирена. В это время эсэсовцы, к которым прибыло подкрепление из казармы, уже давно прицельно стреляли из безопасных укрытий; многие из тех, кто находился во дворе крематория V, погибли.[347]347
  Сам Ф. Мюллер пишет, что перебежал из крематория V в крематорий IV и спрятался в канале между печью и трубой. Дождавшись ночи, он попытался пробраться под ее покровом в сторону «Канады», но понял, что охрана усилена, и вернулся. Там же, в трубе, он и переночевал, а наутро его прикрыл капо Кирценбаум, и он пристал к его бригаде (Müller, 1979. S.251–255). Нечто похожее сделали также Ш. Драгон и Таубер.


[Закрыть] Но части восставших – и среди них большинству советских военнопленных – все же удалось достичь близлежащего леска и приготовиться к бою, часть перерезала колючую проволоку (она была не под напряжением) и ушла в сторону «Канады», один даже влетел в сортировочный барак № 14, но был схвачен тамошним охранником.

Овладев ситуацией сначала на крематории V, эсэсовцы согнали всех еще находившихся там и в крематории IV «зондеров» во двор и заставили лечь рядами ничком. После того, как расстреляли каждого третьего лежащего, в живых из 324 человек с двух малых крематориев осталось всего 44. Оцепив территорию вокруг горящего крематория, эсэсовцы начали стрельбу в направлении леска, где скрылась часть восставших.

На двух других крематориях, согласно Д. Чех, не происходило практически ничего. Отчасти потому, что выступление на крематории IV было настолько спонтанным, что другие крематории не были предупреждены, а отчасти потому, что эсэсовцы быстро, в течение получаса, взяли ситуацию под контроль Увидев горящий вдалеке крематорий и услышав стрельбу, члены «зондеркоммандо» 57 (крематорий II) – и в первую очередь русские – решили, что общее восстание началось. Они разоружили охранника-эсэсовца и бросили его, вслед за ненавистным майданекским оберкапо Карлом Тёпфером, в горящую печь[348]348
  См. также: Langbein, 1979. S. 232. К. Тёпфер сообщил о том, что знал, шарфюреру СС Буху, а тот передал дальше, что и привело к очень быстрой реакции СС. Вероятнее всего, прежде чем бросить в печь, его убили: в пепле потом нашли, согласно Э. Айзеншмидту, его ключ от крематория (Greif, 1999. S. 286), а согласно Ш. Венеция – пуговицы от его пиджака (Venezia, 2008. S. 175–176). По другой версии, предателем был Макс Фляйшер (по-видимому, второй рейхсдойче, политический; он был капо на крематории III).


[Закрыть]. После этого пути назад не было уже ни у кого. Поджечь свой крематорий им не удалось: может быть, отсырел порох. Они разоружили второго охранника, перерезали колючку и побежали по дороге, ведшей к женскому лагерю B1b. Перерезали проволоку и там, но никто из женщин-заключенных даже не понял, что произошло[349]349
  Я. Габай приводит довольно фантастическую историю о своем двукратном посещении жены в 15-м бараке женского лагеря в зоне Б. Второй такой визит, по его словам, состоялся 4 октября 1944 г., когда ему, Габаю, уже было известно о приближающемся восстании, о чем он, как хороший муж и плохой заговорщик, чистосердечно предупредил и жену (Greif, 1999. S. 214–215). Эта история строится на нескольких маловероятных допущениях: а) на допущении деконспирации восстания по легкомыслию, б) на разрешении праздных воскресных прогулок узников, живших в крематории III, по территории крематория II, где часть из них работала в остальные дни, в) на возможности петь и говорить так громко, что женщины в 15-м бараке женского лагеря (в третьем ряду от угла территории крематория III, то есть в нескольких стах метрах) могли не только услышать эти звуки, но и отвечать на них, причем так, что г) содержание разговора понимали одни только беседующие!


[Закрыть]. Беглецы же продолжили свой путь, прихватив по дороге одного узника из команды, работавшей на очистных сооружениях, – брата капо Лемке Плишко.

Тем временем эсэсовцы подтянулись к большим крематориям. Тем, кто совершил побег с крематория II (около 100 человек), отрезали путь в Райско. Тогда они приготовились к сопротивлению и забаррикадировались в конюшне. После того как эсэсовцы забросали ее гранатами и подожгли, большинство в этой конюшне и погибло.

Но бежали с крематория II не все: оставались четыре врача во главе с М. Нижли, а также несколько других узников, в том числе трое (во главе с Элушем Малинкой), пытавшихся взорвать крематорий. В живых, после вмешательства Менгеле, были оставлены только его врачи. Все остальные члены «зондеркоммандо» с этого крематория – 171 человек, как принявшие участие в восстании, так и уклонившиеся от этого, – или погибли в бою, или были расстреляны.

По ходу восстания в неравном бою погибли все организаторы восстания, кроме Я. Гандельсмана. Последний наблюдал за ходом события из крематория III вместе с З. Левенталем, Л. Лангфусом, М. Буки, Ш. Венецией и другими членами «зондеркоммандо» 58[350]350
  В комментариях к публикации записок Левенталя сообщается, что имелась заблаговременная договоренность между крематориями, что эта «зондеркоммандо» не принимает участия в восстании.


[Закрыть]. Дов Пайсикович, дневальный на крематории III, и еще шестеро человек, уйдя в этот день в лагерь Биркенау за супом, принесли в канистрах не суп, а бензин[351]351
  Friedler, Slebert, Killian, 2002. S. 270.


[Закрыть]. Но употребить бензин по назначению, кажется, не удалось. Всех членов «зондеркоммандо» во главе с капо Лемке[352]352
  За два часа до событий капо Элиэзер Вельбель с крематория V предупредил капо Лемке о том, что выступления не будет.


[Закрыть] и общим числом 85 заперли в тесном помещении патолого-анатомического кабинета Менгеле.