Текст книги "В поисках нормы. Размышления психиатра"

К счастью, преследователями своих преследователей при непрерывной шизофрении сразу и внезапно не становятся, должно пройти какое-то время, за которое окружающие уже замечают болезнь, начинают лечить больного.

Вообще по непрерывной шизофрении можно изучать всю психопатологию, динамику развития.

Возьмем для примера галлюцинации. Сначала появляются иллюзии. Объект есть на самом деле, но истолковывается неправильно. Реальное видится нереально. Куст – волк. Пень – медведь.

Затем – оклики. В шуме воды, в звуках телевизора… Осуществляется мечта рекламщиков, когда в их роликах слышится: «Петя… Вася… Маша… Пойди и купи меня!»

Постепенно иллюзии становятся более реальными. Трудно разобраться: наяву это или кажется.

Отличие иллюзий от галлюцинаций, по учебнику: если есть реальная основа, то это иллюзии. Нет реальной основы – галлюцинации.

Если все равно непонятно, тогда такое сравнение, которое мне нравится больше: иллюзия – это сплетни, галлюцинации – клевета.

Далее – начинаются истинные галлюцинации. Четкие голоса. Мужские, женские, родных, знакомых…

Затем голоса начинают вызывать страх и недоумение. Откуда они? Почему?

И вот галлюцинации становятся индифферентными для больного. Никакими и ничьими. Чужими. Сделанными. Больной осознает, что голоса – это ненормально, что их нет в реальности. Что ему их только делают и передают, над ним издеваются. На самом деле голосов нет. Ложные голоса. Псевдогаллюцинации.

И ведет он себя соответственно, и к голосам отношение меняется. Они же ложные, ненастоящие. Надоели. Пристали. Мешают.

Помню, принимал в приемном покое больного. При поступлении в больницу положено сдавать колюще-режущие пред-меты, ценные вещи, деньги. Больной поступает не первый раз, все безропотно сдает, медсестра записывает. Уже процедура завершена, больной идет в ванную комнату.

Возвращается. Достает из носка мятую пятисотрублевую купюру.

– Вот! Забирайте! Никуда от этих голосов не денешься. Все про меня знают. Представляете, доктор, говорят мне, заразы: «А пятьсот рублей в носке заныкал! Отдай!» Я ведь чего, хотел на курево и чай пронести.

И все же термин «псевдогаллюцинации» неудачен. Псевдо – значит, ложные. Получается, вроде бы и нет этих галлюцинаций.

– Почему, когда ты разговариваешь с Богом, это молитва?

А когда Бог разговаривает с тобой, это галлюцинации?

Эволюция бреда, галлюцинаций может идти долго. Параноидный этап непрерывной шизофрении может также длиться годами и даже десятилетиями.

У меня в практике был рекорд: 16 лет. Чиновник. Ходил на работу, делал привычные дела, добросовестно, аккуратно. Начальство его даже любило. Зато дома – это был совершенно другой человек. Жил один, без семьи, поэтому никто не знал, что его преследуют. Квартира запиралась на десять замков. Замок на холодильнике. Замки на окнах. Под кроватью внизу – железная пластина. Сверху сплетена решетка из проволоки, над ней водружен защитный экран из фольги. Все равно преследователи проникали, устанавливали аппараты, лучи которых проходили сквозь металл. Терпел, понимал, что ОНИ ошиблись, перепутали его с кем-то, с двойником, наверное.

В больницу поступил, так как вдруг догадался, что ОНИ ничего не перепутали, именно его выбрали инопланетяне для установления контактов с землянами. Что он наделен особыми полномочиями, о которых надо всем заявить. Заявил! В центре города на площади. Уфологов рядом не оказалось, психиатрическая больница была ближе.

Вообще надо признать, что инопланетянам как-то не везет на встречи с землянами. Знаю прекрасных умных ребят, занимающихся поисками внеземных цивилизаций из «Космопоиска». А поди ты, что ни встреча, то почему-то инопланетянам попадаются люди с отклонениями в психике.

Жаль инопланетян. Не там ищут контактов!

Шутки шутками, но в психиатрию лучше не погружаться с головой, можно ее, голову, потерять. Необходимо отвлекаться.

Поэтому переходим к самому любимому этапу непрерывной шизофрении – парафрении. Любимому журналистами, литераторами, кинематографистами.

Парафрения – это бред величия.

– Где у нас Наполеон?

– В шестой палате.

«Наполеонов», конечно, уже не стало. Иные времена, иные герои.

Много дочерей, жен, сыновей известных политиков.

Хоронят Брежнева. Все мое женское отделение собралось у телевизора, в том числе и Нина – «дочь Леонида Ильича». Многие плачут. Женщины, они и в болезни остаются женщинами.

– Нина, папу хоронят.

– Какого папу? Я – дочь Юры Андропова! – И улыбка до ушей.

Главная черта перехода из параноидного состояния (бред преследования и воздействия) к парафренному (бред величия) – появление доброго начала в психозе. Больной смиряется с преследованием.

Пытается объяснить, почему его преследуют: перепутали в роддоме, на самом деле его родители высокопоставленные люди, а враги об этом узнали, хотели его убить, извести, теперь он догадался об этом, надо только передать «настоящим» папе или маме, они придут, защитят и спасут. Но вскоре всякие более-менее логические построения рушатся. Никаких оправданий уже не нужно. Все и так стало ясно.

– Дайте телефон! Немедленно. Сейчас позвоню в Кремль мужу-президенту, он пришлет за мной вертолет, а вам даст миллион. Ах, не даете телефон? Указом Президента вы все уволены!

Парафренный этап ближе к конечному дефекту. «Поломки» более глубокие. Отсутствует критика своего поведения, состояния. Преобладает беспечная веселость. Настроение повышенное. Такие люди безобидны. Охотно соглашаются побеседовать с любым, даже незнакомым человеком, начинают рассказывать про своего великого «папу», «мужа» и т. д.

Такие больные всегда на виду… у журналистов, писателей, кинематографистов.

Любителям посмеяться над больными приведу поучительный пример.

Однажды умирала парафренная больная, умирала от терапевтического заболевания. Шизофреники такие же люди и так же болеют инфарктами, онкозаболеваниями и другими смертными болезнями.

Умирала в ясном сознании. На глазах слезы. Куда подевались все неадекватности, мания величия. Речь стала внятной, последовательной.

– Простите меня, дорогие врачи, медсестры. Вы единственные надо мной не смеялись, когда я такую чепуху несла. Какая у вас тяжелая работа. Спасибо вам и прощайте!

Феномен предсмертной ремиссии (выздоровления от психоза) не изучен. Почему, отчего вдруг мозг собирается и начинает нормально работать – неизвестно, но впечатляет до слез.

Нет нужды описывать подробную клинику шизофрении, это удел специалистов. Пусть они этим и занимаются. Нам важно понять суть процесса. В начале болезни перед нами мрачный, угрюмый, скрытный, недоступный, молчаливый, замкнутый человек. В финале болезни – неадекватный, беспечный, говорливый до «словесной окрошки» из набора слов, откровенный до неприличия, весь довольный и великий с полнейшим отсутствием критики к себе. Порой впечатление не личности (каким был прежде!), а полнейшей развалины. Грустная картина!

Вот куда везет паровозик.

Одно радует, что до дефекта все-таки многие больные не «доезжают», а если и «едут», то благодаря лекарствам медленно-медленно.

До парафрении (бреда величия), к счастью, добирается немного: один-два на всю больницу. А общество так и не может избавиться от стереотипного представления о Наполеонах.

Современными лекарственными средствами удается затормозить скорость шизофренического процесса. Настолько, что в благополучные 80-е годы ХХ века во всем мире стали поговаривать, что шизофрения видоизменилась. Что подобно тому, как когда-то человечество переболело чумой, испанкой, на шизофрению выработался иммунитет, болезнь стала протекать намного легче и мягче.

В некоторых западных странах под лозунгами борьбы за права человека по-закрывали психиатрические больницы и выдворили больных на улицу. В дальнейшем многие из них погибли, спасаясь от голода и холода на вентиляционных решетках метро. Некоторые дали обострения и совершили преступления, попали в тюрьму. Для них это было лучше, чем погибнуть на улице. Впрочем, спохватились там достаточно быстро. Сообразили, что все дело в хорошем лечении и уходе. Лечебницы восстановили.

Когда у нас в России грянула перестройка, пропали лекарства. В больницу стали поступать больные с такими острыми психозищами, о которых мы только в учебниках читали!

Вот такие эксперименты. Лучше бы без них.

Расскажу лучше случай из российской жизни.

Одинокий жилец многоэтажного дома страдал психическими расстройствами. Во время обострений он становился возбужденным, разговаривал с голосами, злился на них, ночью включал громко музыку, чтобы уменьшить интенсивность голосов. Кончалось тем, что соседи не выдерживали и отправляли его в психиатрическую больницу. Возвращался он спокойным. Безобидно занимался своими делами. С соседями общался доброжелательно. Те его даже жалели. Отдавали что-то из поношенной одежды, подбрасывали кое-каких продуктов. На пенсию по инвалидности не пошикуешь! И так до очередного обострения. Затем снова начинались шум, тарарам, громкая музыка.

Делегация соседей не поленилась и приехала в больницу к лечащему врачу.

– Что делать с Васей? У него такие частые обострения болезни. Он всем жильцам мешает.

Получили ответ:

– Если он не может жить один, его следует направить в дом-интернат.

Жалко. Мать у Васи была доброй старушкой. Многие соседи еще помнили ее.

– А вот когда Вася приезжает из психиатрической больницы, он хороший. Но затем становится больным.

– Лекарство не пьет.

– Нам не уследить, чтобы он всегда принимал лекарства. Как же быть?

– Есть пролонгированные препараты. Делается укол один раз в месяц, и обострений почти не бывает.

– Прекрасно! Пусть эти уколы делают нашему Васе!

– Но эти уколы стоят очень дорого. Васе с его пенсией не купить.

И что решили сердобольные соседи?

Ежемесячно всем подъездом собирают деньги Васе на инъекцию дорогого лекарства. У Васи не только количество обострений уменьшилось, он еще весь подъезд содержит в чистоте.

Вот такая непридуманная идиллия!

Это я еще и к тому, какие прекрасные препараты сейчас имеются для остановки непрерывного шизофренического процесса!

Приступообразная шизофрения

Мы зависим от внешнего мира. Для нас важно, как к нам относятся окружающие. Информацию в отношении себя мы перевариваем, обрабатываем, наш мозг выдает решение: принимаем – не принимаем, одобряем – не одобряем.

Главное, делаем соответствующие выводы.

Если страдает способность делать выводы, то рушится логика, то есть мыслительный процесс. Тогда развивается описанная выше непрерывная шизофрения.

Однако чаще мы воспринимаем отношение к себе на уровне чувств. Чувственная сфера в отличие от логики более древняя система в организме. Она не подлежит какому-либо объяснению. Горячо – холодно. Приятно – неприятно. Люблю – не люблю. Страшно – не страшно. Грустно – весело. Чувства невозможно объяснить мыслями, логикой. Они либо есть, либо их нет.

Так вот, если происходит «поломка» на уровне чувств, то развивается приступообразная шизофрения. Этот вид шизофрении самый распространенный.

Приступ болезни (по-немецки «шуб», отсюда еще название «шубообразная шизофрения») возникает остро, внезапно, быстро. Это и есть то самое «буйное» помешательство – в отличие от «тихого» при непрерывной шизофрении.

При непрерывной шизофрении пока логика сломается, сколько времени пройдет. При приступообразной шизофрении никакой логики нет: чувства логике не поддаются. Поэтому все «ломается» быстро. В считанные минуты, часы.

Человек вдруг замечает, что его не любят, что вокруг него что-то происходит, чаще всего враждебное, усиливается страх, возникает паника.

Посторонние люди подозрительно смотрят на него, усмехаются, перемигиваются. На что-то намекают. Все имеет значение: красная кофта на случайной прохожей – намек на кровь, убийство. Черная куртка – намек на траур. Кого-то собираются убить.

Вон мелькнула в толпе белая кофточка, ангел-спаситель. Он спасет и защитит. Но кофточка исчезла за поворотом, а мужик в черной куртке стоит и курит. Ждет своего часа, чтобы совершить убийство. Надо бежать, спасаться! Дома тише, безопаснее. Но в телевизоре говорят про него, показывают убийства, намекают, что так же поступят и с ним.

Мир поделен на два лагеря. Идет борьба добрых и злых сил. Он в центре всех событий. Вся борьба держится на нем. С трудом сдерживает злые силы. Устал. На последнем дыхании. Нужно что-то сделать. Нужно успеть спасти мир!

Не правда ли, напоминает голливудские фильмы? Да только там, в фильмах, логика впереди всего, а здесь – чувства. Не позавидуешь – оказаться в главной роли!

Спасать мир – это же сколько нужно энергии!

Одна моя больная была обнаружена лежащей голой на железнодорожных путях. Была зима. Градусов двадцать мороза. Привезли в больницу, как с попыткой к самоубийству. Оказалось, что она таким образом спасала мир. Держалась за рельсы и передавала свою энергию во все уголки мира, чтобы не было катастроф, чтобы победили добрые силы. Голая потому, что одежда мешала полностью отдавать свою энергию, ей же себя не жалко, мир спасать надо было.

Если бы несчастную женщину переехал поезд, мы бы так и не узнали о ее подвиге. Суицид и суицид. А вон оно как непросто все!

* * *

Другая больная бросилась с железнодорожного путепровода под проходящий поезд. Попала на крышу вагона и скатилась на обочину. Даже ноги не сломала, отделалась ссадинами. Зато рассказала, что внезапно почувствовала импульс: если бросится вниз, поезд затормозит, остановится.

Остановятся и злые силы. Она спасет мир от надвигающейся катастрофы.

Такое самопожертвование на уровне чувств и никакой логики.

Структура острых чувственных психозов-приступов разнообразна. Клиника полиморфна. Это может быть вся психопатология, описанная в учебнике: бред, галлюцинации. Может быть кататония с застыванием до обездвиженности (ступор) или с хаотичным бессмысленным возбуждением. Бывает онейроид – сновидные галлюцинации:

«…Журчит ручеек, лежу на песке, обнимаюсь с Димой Биланом, звучит нежная музыка. Кто-то все мешает быть в мире грез. Постоянно пичкают какими-то таблетками, заставляют кушать, пить. Не буду! Моим чувствам хорошо, приятно. Зачем просыпаться? Оставьте меня в покое…»

Впрочем, не будем углубляться в клинические дебри. Важно разобраться: чем отличается эта шизофрения от той?

Я люблю носить черные свитера.

В отделение поступила больная в остром чувственном приступе. Она отказалась со мной разговаривать, стала плевать в мою сторону, выкрикивала: «Сгинь, нечистая сила!»

– Успокойся, Л.! Я – врач!

– Нет! На тебе черный цвет! Ты связан со злом!

Пришлось переодеться в светлый свитер. Больная сразу же зачислила меня в лагерь добра, у нас установился хороший контакт, и дела пошли на поправку.

Привычка – вторая натура. Я продолжал носить черные свитера.

Одна из больных высказывала бред преследования, что за ней давно следят с помощью аппаратов, записывают на видео и т. д. Но все это она говорила медсестрам, другим больным. Со мной же вела себя странно: становилась напряженной, неразговорчивой, замкнутой, настороженной. Поскольку благодаря наблюдению медсестер я был в курсе ее бредовых переживаний, лечение проводилось. Однако было обидно, что у меня нет контакта с больной. Лишь спустя два месяца выяснилось, что виной тому был все тот же мой черный свитер. «Люди в черном» были включены в ее бредовую систему преследования.

Если при остром чувственном состоянии приступообразной шизофрении больная сразу выпалила все, что она обо мне думает, то при непрерывной шизофрении все переживания были скрыты, невозможно же всем объяснять, что по логике черный цвет относится к преследователям, а с преследователями надо соблюдать осторожность, не показывать им, что ты знаешь их тайные замыслы.

При остром приступе больные как себя чувствуют, так и ведут. Испытывают страх – значит, спасаются от страха бегством, прячутся, кричат, зовут на помощь. Их поведение становится неадекватным в глазах окружающих. Поэтому, как правило, в течение суток они попадают в психиатрическую больницу.

Больная убежала и спряталась в лесу, ночь просидела под елочкой, поела немного ягод. Но главное, чувствовала себя в безопасности. Как хорошо! Как спокойно! Никто ее не преследует! И вдруг над ней пролетел случайный вертолет. «Все пропало! Меня обнаружили!» Бросилась бежать. Домчалась до поста ГАИ на автотрассе. Попросила защиты и помощи.

* * *

Аналогичный случай. Девушка ушла из дома в лес, так как ее преследовали голоса. Уходила все дальше и дальше… Голоса вроде бы становились тише… Переночевала под деревьями. Но утром вновь стала слышать голоса, как и прежде. От безысходности сама вернулась домой. «Все равно от преследователей не спрячешься! Зачем мучиться от мошкары и комаров?» – логично решила она.

Эмоции бывают сильные и слабые, продолжительные и короткие.

Так и приступы.

Никакой закономерности в силе и продолжительности приступа нет. Приступы могут быть всякие!

Зато есть закономерность в том, что приступы имеют начало и окончание.

В среднем приступ протекает от 1 до 3 месяцев и проходит.

Но шизофрения все-таки есть шизофрения – болезнь, ведущая к дефекту.

После приступа человек не остается прежним, он меняется. У него появляются черты личности, несвойственные ему ранее: замкнутость, расстройства мышления, вычурность, манерность, витиеватость речи. Эмоции притупляются, становятся монотонными, холодными. Утрачивается прежняя энергетика, снижаются волевые устремления к достижению каких-то целей.

Причем у кого-то эти изменения более заметны, у кого-то менее. Все зависит от того, насколько близко к дефекту оказывается человек после приступа. В жизни всякое бывает.

А бывает… приступ пролетит, словно ураган, оставив после себя сломанные или срезанные деревья.

«Срезанный» – меткое психиатрическое выражение о больном, перенесшем приступ. Человек как бы остается в том возрасте, в котором переболел приступом шизофрении. Чаще приступы бывают в юности, лет в 18–23.

Один мой знакомый в юности увлекался кунг-фу. Перенес шуб в 19 лет.

Ему сейчас за 50. Он до сих пор общается с двадцатилетними мальчишками, занимается с ними кунг-фу, обсуждает на равных мальчишеские проблемы, в том числе и сексуальные.

Парни к нему относятся снисходительно и спокойно. Привыкли.

Со стороны подобное поведение взрослого выглядит карикатурно.

Такие вот «срезанные» чудики. Выражение «взрослые дети» – это про них.

В то же время, если умеешь сохранить в себе детство, способность понимать ребенка – это уже совсем другое состояние. Большая разница и никакой шизофрении!

И все же после первого приступа изменения личности не так заметны, и лишь после второго, третьего их становится все больше и больше. Многие родственники отмечают, что родного человека словно подменили. Он стал чужим, холодным, а то и вовсе тупым. Шизофренический дефект начинает проявлять свое нутро.

Еще один важный момент приступообразной шизофрении: приступ болезни начинается с аффекта (мания, повышенное настроение, возбуждение или депрессия, идеи самообвинения) и заканчивается аффектом.

Это золотое правило психиатрии. Классика.

После перенесенного приступа часто бывает, как говорят психиатры, «депрессивный хвост».

Врачи и родственники забывают об этом. Острый психоз проходит, все радуются и спешат выписать больного из больницы, затем дома родные отговаривают принимать лекарство, «вредную химию». Ну и что, что вялый, замедленный, тоска. Ерунда, все пройдет!

К сожалению, не проходит. Депрессия вызывает суицид, и все может закончиться печально.

Много лет прошло, а я до сих пор помню молодую девушку, перенесшую приступ болезни. Поторопился, пошел на поводу у родственников, выписал. Принимать лекарство она бросила. Депрессия резко утяжелилась. Девушка покончила с собой. Прыгнула с девятого этажа.

Не доглядел, не учел. Хотя никто меня и не винил, но от собственных переживаний никуда не денешься.

Если при непрерывной шизофрении паровозик катит к дефекту по прямым рельсам, то при шубообразной – паровозик мчится, словно на «американских горках». Один приступ, другой…

Межприступный период называется ремиссией – улучшением.

Больной в ремиссии, как правило, не испытывает острых психических расстройств: бреда, галлюцинаций.

Ремиссия – хорошее состояние, но не полное выздоровление. Словно оставшийся рубец после какого-то повреждения, или, точнее, – потухший костер. Огонь (психоз) погасили, а головешки, угольки остались, тлеют. Достаточно подуть ветерку (то есть любой провокации), и все запылает снова.

Однако не все так мрачно! Можно добиваться стойких ремиссий, удлинять промежутки между приступами, да и сами приступы под влиянием лечения становятся более мягкими, стертыми. Жить с такой болезнью стало возможно.

Рассматривая в нашей книге виды шизофрении, следует понимать, что нарисованные схемы весьма условны, больше соответствуют теории, чем практике. Наша задача лишь объяснить суть болезни, а не ее клинические и диагностические тонкости. Существует масса переходов одной формы в другую, динамика процесса также варьирует, путь к дефекту может быть быстрее или, наоборот, медленнее. А может вообще не дойти дело до выраженного дефекта. Много вариантов.

Классические варианты шизофрении:

Это классика! А это – жизнь, практика.

Приступообразная шизофрения переходит в непрерывную.

Или так: переход в злокачественную форму.

Или этак: после приступа процесс становится вялотекущим.

Повторюсь, в жизни вариантов множество, не нужно запоминать их, туманить голову. Придерживаться классических схем принято во всех сферах. Зная классику, легче понять все остальное. Психиатрия не исключение.

На примере непрерывной шизофрении я рассказывал о больном чиновнике, который 16 лет скрывал свою болезнь. А вот самый короткий приступ, который я наблюдал, длился всего несколько минут.

Больной внезапно почувствовал словно толчок, прилив какой-то энергии, ощущение, что по нему прошлась какая-то неведомая сила. Длилось это состояние мгновения.

Дело было давнее, в период полового созревания. Но переживание было настолько ярким, что он его запомнил. Прошло 30 лет. Прожил жизнь одинокого чудака, тонко чувствующего эстета. Черты дефекта были очень слабыми, невыраженными, скорее помогали (особое мировоззрение, особый вкус), чем мешали ему жить. И вот в пятьдесят лет развился приступ, тоже, кстати, не очень тяжелый, однако в больницу привел.

Беседую с ним, вижу черты дефекта на протяжении всей его жизни, недоумеваю – откуда? Должно же быть у него в прошлом что-то психиатрическое?! И вдруг больной вспомнил о том мгновенном состоянии.

«А вы правы, доктор. Вся жизнь у меня потом переменилась. Я ведь до этого математику любил, физикой грезил, а после того случая стал гуманитарием, ушел в философию, литературу».

Минуты, мгновения, и перелом всей жизни. Хорошо ли это, плохо ли – неизвестно. Вспомните роман Сомерсета Моэма «Луна и грош». Чарльз Стрикленд (прообраз Поля Гогена), был заштатным маклером, тихим обывателем и вдруг, в тридцать восемь лет, в одно мгновение все переменилось, почувствовал в себе силы стать великим художником. Все бросил: работу, семью, место жительства, уехал, начал другую жизнь и… стал-таки великим художником. Но так бывает редко. Писатель описал судьбу гения.

Сколько мы знаем своих знакомых, сумевших перевернуть и изменить свою жизнь? Единицы. А как сами мечтаем бросить все к черту и начать жизнь с чистого листа?

Увы! Чаще рациональное, разум (а не всевозможные отговорки, к чему лукавить) перевешивают и не позволяют нам совершить задуманное. Все возвращается на круги своя. Не хватает нам чувственного переворота, молнии, всплеска. Может, только любовь сродни болезненному приступу, она лучше всех подвигает нас на решительные перемены и завоевания.

А сколько мы, психиатры, знаем случаев, когда эмоциональный всплеск, взрыв не дает результата, лишь приводит в стены психиатрической лечебницы, запускает механизм болезни.

Вот опять получается: с одной стороны, приступ – это ненормальное состояние, ведущее потом к изменению личности, к шизофреническому дефекту. С другой стороны – тот же приступ может так изменить жизнь человека, что она приобретет новые качества, совершатся небывалые открытия.

И где же она – норма? Однозначного ответа нет.

Не знаю биографии гения абстракционизма Василия Кандинского. Специально в справочнике смотреть не стал.

Был в центре современного искусства имени Ж. Помпиду в Париже. Там картины Кандинского развешаны на стене в хронологическом порядке.

Смотрел глазами психиатра. Первые картины – острый чувственный приступ! Необычайно яркие краски. Композиция выстроена каким-то непостижимым, не поддающимся логике образом, но бьет и цепляет не только взгляд, но и душу. Гениально!

Через какой-то промежуток лет… Вроде бы те же мазки, похожее построение композиции, но чего-то не хватает. Краски местами выпадают, внимание к мазкам привлекается. То, да не совсем то! Талантливо. Клиширование от достигнутого.

И более поздний отрезок жизни. Краски тусклые, блеклые, преобладают коричневые тона. Никаких размашистых линий, мелкие закорючки, козявки по всему полотну. И названия какие-то у картины появились заумные. Это уже дефект. Философская интоксикация, мудрствование, обстоятельность. Скучно.

Троюродный брат художника Виктор Кандинский был выдающимся психиатром. Он впервые описал состояние острого чувственного бреда. Описывал не столько больных, сколько свои собственные переживания. Сам перенес острый психоз, сам же его и описал на себе самом. Такой вот врачебный подвиг.

Без кавычек и юмора! Острый чувственный приступ до сих пор в психиатрии зовут синдромом Кандинского – Клерамбо (французский психиатр Клерамбо тоже сам страдал и тоже сам описал болезнь). Двойное название по авторам вполне заслуженно и вызывает уважение.

Не зря мой дорогой учитель говорил: «Шизофрения не болезнь, а просто другой вид существования человеческого организма. – И добавлял: – Который нам не понять!»

Вялотекущая шизофрения

Пару слов о вялотекущей шизофрении.

Во-первых, она есть. Если исчезли диссиденты, не значит, что такой шизофрении не было вовсе.

Во-вторых, вялотекущая, как и любая другая шизофрения, должна привести к дефекту. Это основа основ учения о шизофрении.

Она и приводит. Без выраженных приступов, без выраженного бреда и галлюцинаций. Вяло, тихо, но медленно и неуклонно.

В 70–80-е годы ХХ века с диагнозом «вялотекущая шизофрения» диссидентов, несогласных с правящим режимом, направляли на принудительное лечение в психиатрическую больницу.

В настоящее время диагноз «вялотекущая шизофрения» стал нарицательным, обозначает притеснение личности. Его стараются избегать психиатры из-за чувства вины перед своими согражданами. Этот диагноз чаще всего всплывает, когда разговор заходит о нарушении прав человека.

Но если отбросить в сторону все эти «игры с диагнозом», то следует сказать, что клинически данная форма шизофрении имеет место и также ведет к дефекту личности. Правда, на это уходят годы.

Как-то встречался с очень известным диссидентом, отбывшим срок принудительного лечения в психиатрической больнице, затем эмигрировавшем на Запад. И вот спустя 30 лет он приехал в Россию.

Передо мной сидел настоящий вялый шизофреник: эмоции тусклые, монотонные, однообразные. Холодный взгляд, витиеватое мышление, не сразу поймешь, о чем говорит.

Прожил он свою жизнь аутистом, семьи не завел. В начале эмиграции боролся с «недостатками западной цивилизации», но вскоре перестал. Не из-за того, что смирился, а так как-то… без причины. Никаких желаний у него нет, никаких стремлений тоже. В Россию приехал просто так… Весь апатичный, пассивный, скучный. Личность, измененная по шизофреническому дефекту. Куда девался былой задор его сверхценных реформаторский идей! Увы!

Кстати, о психиатрах отзывался без обиды. Сам признавал, что в чем-то они были правы, когда направили в психиатрическую больницу.

Конечно, его ни тогда, ни теперь лечить принудительно было не нужно. Но это уже из области политики.

В учебниках упоминается еще периодическая шизофрения.

На нашем графике она должна бы выглядеть так:

А вот такой шизофрении нет. Какая может быть шизофрения без дефекта?! Это придумки ученых, которые хорошие качественные ремиссии принимали за особую форму шизофрении. Ни я, ни мои коллеги подобную шизофрению никогда не видели. Только читали о ней все в тех же учебниках.

Однако вернемся лучше к понятию Болезни. Представление о шизофрении имеем, можно двигаться дальше по оси «Шизо» по направлению от Болезни к Норме.

Пограничные состояния на оси «шизо» разнообразны.

Наиболее распространенным является тип «шизоида».

Существует мнение, что шизоидное состояние – это один из вариантов начала непрерывной шизофрении. Но это вовсе не обязательно. Шизоид – это вполне самостоятельное пограничное состояние. Оно может быть долгим, стабильным и неизменным. Не каждый шизоид превращается в дефектного шизофреника. Это лишь подтверждает правомерность кречмеровской оси «шизо», по которой можно двигаться и в сторону нормы, и в сторону болезни, уж как повезет.

Самое красивое и поэтичное определение шизоида: скрытный человек с богатым внутренним миром, куда он не каждого пускает. Но если удостоитесь попасть в его сокровенное, то поразитесь: перед вами словно откроется волшебный занавес, за ним, оказывается, идет такая бурная жизнь, кипят такие страсти!

Шизоид в чистом виде – существо безобидное и безопасное. Тонкий аналитик, умница. Но… выраженный аутист. У него преобладает внутренний мир, внешний мир его интересует мало. Одет смешно, нелепо, скорее всего в то, что оказалось под рукой.

Один мой знакомый программист при хорошей зарплате ходил по фирме в старых стоптанных ботинках. Над ним потешались, он не замечал. Когда у его ботиночек наконец отвалилась подошва, он… взял и перевязал ее тесемочкой. Так и ходил по офису.

Начальник не выдержал, купил ему ботинки, а старые выбросил. Наш любезный программист просто надел новые и все. Даже спасибо не сказал. Как само собой разумеющееся. Зато компьютерщик был классный! От Бога! Ему не до таких мелочей.

Шизоид робок, застенчив. Ему не только трудно вступать в новые контакты, знакомиться, он и старых-то друзей не особо привечает. Но если он встретится с единомышленником, если в чем-то совпадут их интересы, куда вся застенчивость, весь аутизм девается! Наш шизоид часами может рассказывать, доказывать, объяснять. И прекраснее, красноречивее собеседника вы в жизни не встретите!

Акцентуированные по шизоидному типу личности – это интроверты. От шизоида отличаются тем, что внешний мир их все же интересует. Словно улитка, они иногда «высовывают рога» из своего убежища.