Текст книги "Мужик в тельняшке"

В доме престарелых

(Из разговора в электричке)

Я человек, в общем-то, в возрасте. В девятый десяток пробрался. Пора где-то и приземлиться, то есть притулиться, прежде чем приземлиться. Вот я и пришёл в дом престарелых. В кабинете заведующей – крупный письменный стол. За ним – солидное существо с бампером в пол-письменного стола и любопытствующим выражением на лице, две фары, включенные на ближний свет, выше – лобное место для встречи с твердыми предметами, представляющими собой объективную реальность, данную ей в ощущениях. На голове буйная растительность – джунгли. Над головой, рядом с распределительным щитком, предупредительный плакат: «Не влезай – пришибёт!». Рядом манекен старушки с образцами летней нижней одежды, лесенка-стремянка и надпись: «Влезай здесь».

Заведующая бросает на меня пронзающий взгляд и бодрым голосом произносит:

– Новенький?

– Нет, – говорю, – старенький, то есть новенький старенький.

– Справка есть? Возраст, пол, направление и так далее.

– Вот паспорт. Смотрите. Пол мужской… был. Только я пока ознакомиться, предварительно.

– Ну, знакомиться, так знакомиться. У нас есть с кем и с чем – солярий на крыше, зубной врач от излишнего аппетита, комната смеха, где старушки собираются – со смеху помрёшь, секс-клуб.

– Как это – секс-клуб?

– Старая видеодвойка. Шоу, очень тонизирует. Идите, знакомьтесь.

На втором этаже, при входе в столовую, какие-то шутники повесили плакат: «Чтобы не портить творческой атмосферы в коллективе, надо меньше есть черного хлеба». Молодцы, старичьё – шутят. А вот ещё один, пожелтевший от времени плакат: «Сегодня Пасха – каждому по ицу».

А вот и зал. В кружок сидят бабки. Беседуют.

– Вот я всю жисть чем-то увлекалась, – говорит одна, – даже шахматисткой была. До сих пор помню, как пешки ходят, офицеры, ферзь, тура, конь. А вот как валет ходит – забыла.

– Што-што? – проснулась другая. – Куда валет ходил? Так ить к тее и ходил.

– А король? – подхватила третья.

– Нет, ейный король никуды не ходил. Он рога отращивал.

– Хулиганье в чепчиках, – беззлобно парировала первая. – Я, между прочим, и в шашки любила играть. Помню, в доме отдыха с одним мужиком… Чего гогочете? Какие шашни? Шашки, говорю! Как щас, помню: большая такая доска, а на ней… Да не я, не я на ней, извращенки старые. Шашки на ней такие – деревянные, большие, как консервные банки. Только шашек этих половины нет. Ну, пошли с мужиком в буфет, взяли консервы.

– А ишшо чево взяли?

– Да ничего больше не взяли, успокойся, только консервы и взяли. А там из консервов-то только шпроты да килька в томате. «Вам какие, – говорит мужик, – шпроты или кильку в томате?» – «И вы ещё спрашиваете? Конечно, шпроты». – «Ну, а я тогда кильку возьму». Стали играть. «Я вас ем», – сказал мужик и съел, мою банку шпротов. – «А теперь, – говорит, – ешьте мою банку, с килькой». – «Я не буду, – говорю, – у меня гастрит». – «Ну, тогда я у вас за фук съем». – И опять съел, гад. Только когда он слопал все мои шпроты и остались одни деревяшки, смотрю – он уже со мной в поддавки играет. Ну, я не вытерпела и врезала деревянной шашкой ему повыше нюхальника. Так у него, прямо на моих глазах, вот такой фонарь засветился. Вечерний ландшафт освещать.

– А я, – говорит третья бабуся, – песни любила. У меня сопра́… ано.

– Со́…опрано.

– Что со́…опрано?

– Со́…опрано, говорю, сопра́…ано твоё.

– Ну, со́́прано так со́прано, – смирилась бабуся. – Я вот, помню, как молодой Робертино Лоретти пел. Голос как тысяча колокольчиков. Заслушаешься. А потом киноактер Филиппенко. Сам сказал: «Буду желудочным голосом петь». И запел. Потом, о боже, ансамбль «Звуки МУ» забулькал двенадцатипёрстной кишкой. И вот, наконец, нате вам! На сцену выходит молодой краснощёкий мужчина, опускает микрофон ниже пояса, поворачивается спиной к зрительному залу, и… зазвучала современная поп-музыка.

Старичье хохочет. Из соседней комнаты появляется Василий Иванович:

– Ну и юмор у вас, Марья Ивановна, какой-то нижепоясничный.

– Так ить жисть у нас, в доме перестарелых, Василий Иванович, такая. Вон, смотрите: Пётр Николаевич! Бла-а-родных кровей. Солнечны, воздушны ванны принимають. Голенькие лежать… на крыше, а килизму в заднице забыл. А реклама?! Вы только вдумайтесь: «Съел кусочек хлеба с рамой, и хожу всё утро…». Срам-то какой! Наше-то время другое было. Вот вы, например, настоящие стихи писали. Книжка у меня ваша была. Называется «Взбзднуздав Пегаса», кажется.

– Вы уж, Марья Ивановна, не искажайте, пожалуйста. Не «взбзднуздав», а «взгнуздав Пегаса».

– Василий Иванович, – вступила в разговор Глафира Петровна, – а это не из ваших творений тут кривоногий нам декламировал?

– Ну-ка, ну-ка, – поддержали её старушки.

– Пожалуйста, одну строчку только и помню: «Я тот, чей вздор Надежду губит».

– Нет, это не моё.

– Ой, что-то меня знобит, – запричитала одна из старушек. – Зуб на зуб не попадает. Пойду аспиринчику выпью.

– У вас, Наталья Павловна, лет пятнадцать уже зуб на зуб не попадает. Знаете, почему? Потому что у вас один зуб в верхней челюсти слева, а другой – в нижней справа. А других больше нет. Чтобы, например, орехи грызть, вам надо вот так, – Василий Иванович скорчил рожу наперекосяк. – И не аспирин вам сейчас нужен, а Спиридон. Вон он из вашей кельи вас сквозь замочную скважину взглядом буравит.

– Хулиган вы, Василий Иваныч!

– Разговорчики! Кру… гом! Шагом марш в келью! Следующие инструкции получите от Спиридона.

– Какой же вы невоспитанный, – сказала Наталья Павловна и демонстративно пошла в келью.

– Это уж точно – интеллигент, а невоспитанный, – подтвердила Глафира Петровна. – Нас, например, из поколения в поколение воспитывали. Мою бабушку французский гувернёр пестовал, моя бабушка маму пестовала, мама меня, а уж я новое поколение выпестовала.

– А Жучку вашу Тузик пестовал? – спросил Василий Иванович.

Глафира Петровна гневно отвернулась и замолчала. Василий Иванович, еле сдерживая смех, и в то же время с умоляющей миной, промолвил:

– Глафира Петровна, голубушка. Ну, простите, вырвалось. Пожалуйста, продолжайте, кто там у вас кого, как вы говорите, пестовал?

– А вы, молодой человек, хто?

И вся компания обернулась в мою сторону.

– Я, – говорю, – любопытствующий. Я как бы тоже из прошлого. Сначала мне говорили в трамвае: «Ты чего, пацан, под ногами вертишься?» Потом: «Слушай, парень, чего раскорячился?». Затем: «Гражданин! Уберите туловище с дороги». И, наконец: «Эй ты, старый хрыч! Чего застрял в заднем проходе?»

– Значит, наш, – сказала Глафира Петровна. – Знакомьтесь. Могу кое-что показать. Вот старинная картина – наша достопримечательность. Впервые она была описана знаменитым пейзажистом…

– Да-да, – перебил её Василий Иванович, – а вторично она была описана местным рыжим котом по прозвищу Чудо-барс, после чего она долго находилась в реанимации.

– В реставрации, дурень.

– Давайте лучше споём, – предложила Марья Ивановна.

– Какую? Лирическую? Сатирическую? Или как в телевизоре – истерическую?

Старушки запели лирическую, а мы с Василием Ивановичем пошли осматривать помещения.

В деревянном пристрое – лечебный корпус. В коридоре сидели четыре человека, с надеждой поглядывая на единственную дверь с обозначением «ОО».

– Это что, – спрашиваю, – общество с ограниченной ответственностью? Одной «О» не хватает.

– Да нет, – ответил Василий Иванович, – скорее, с безграничной безответственностью. Людей много, а очко одно.

Из кабинета врача-гастроэнтеролога вывалился ещё один пациент после процедуры очищения кишечника и присоединился к сидящим. Все ждали. На лицах напряжение. «Что-то много их накопилось», – подумал я и открыл дверь с надписью «ОО». Там никого не было. Глянул вверх – крыши нет. Зияет дыра. Я повернулся к страждущим и сказал:

– Его тут нет, он вылетел! Ракетой!

Сначала публика налилась еле сдерживаемым клокотанием. Смех готов был вырваться наружу – животы содрогались, булькали, глаза – навыкат, щеки раздулись. Расслабиться нельзя. Первый бросился к двери с воплем: «Ну, погоди!». Расслабился, значит. Остальные за ним – разбежались по лесу.

– Весело живёте, – сказал я, прощаясь с Василием Ивановичем.

– Вернёшься? – спросил он.

– А куда денешься? Вернусь, когда созрею.

И я пошёл созревать.

Техническая характеристика передвижного устройства – новоиспеченного именинника (шифр…)

Технари настолько привыкли к техническим оценкам всего и вся, что даже качества именинников оценивают по параметрам технических условий на аппаратуру.

Устройство образца тысяча девятьсот затертого года, зарубежных аналогов не имеет, создан творческим коллективом из двух разработчиков – Папой и Мамой, по техническому заданию, утверждённому матушкой Природой. Идея создания родилась у разработчиков самостоятельно, без подсказок и тематических карточек. Соисполнители (контрагенты) в паспортных данных не зарегистрированы. Экспериментальный НИРовский ЗАДЕЛ отсутствовал. Получился сразу действующий образец с руками, ногами и другими мощными интерфейсами для взаимодействия с объективной реальностью. Запрограммирован в одном из вузов Страны.

Кроме спецязыков, обеспечен русским, в устном и письменном вариантах. Программой используется всё богатство языка, включая жаргонные помехи, изображаемые на заборах.

Кроме основного назначения, может использоваться в качестве рыхлителя на даче, кухонного комбайна, а также в других, не подлежащих разглашению, интересах.

Состав комплекта: собственно устройство, авторучка, на левой верхней конечности счетчик наработки времени, галстук спереди, в ЗИПе – масса страстей и необузданных желаний.

Конструкция устройства предусматривает свободный доступ к отдельным элементам и составным частям. Допуск официально оформлен на одного оператора женского пола. Кстати, пароль к доступу может быть найден и другой операторшей, если та сумеет искусно состроить глазки или нечаянно показать обнаженную коленку.

На плоской лицевой панели преобладает любопытствующее выражение, внизу – разъём энергопитания (хлебоприемник), чуть выше, по центру – рубильник для взаимодействия с неожиданно возникающими тупыми и тяжелыми предметами.

Обеспечивает свои параметры непосредственно с момента включения. Отключается редко – нужна слишком большая доза.

Коэффициент теплоотдачи: душевный.

В своё время, при тоталитарном режиме, в присутствии высоких руководителей умел работать в ждущем режиме, а иногда выполнять функции усилителя руководящих указаний. В настоящее время режим работы – автономный, представляет собой широкополосный генератор идей.

Коэффициент собственных шумов: умеренный.

Погрешность: в зависимости от ситуации. Возрастает по мере приближения к Черноморскому побережью

В практической деятельности рационален: сначала семь раз отмеряет, а потом всё равно не отдаст.

Чувствительность: особенно чувствителен к наполняемости карманов.

Устойчивость к перегрузкам: устойчив к физическим, психическим, моральным перегрузкам и перегрузкам желудка.

Акустические шумы: практически бесшумен, но не дай Бог, если взбрыкнёт.

Вероятность скрытых отказов: нулевая. Отказы умеет скрывать.

Среднее время безотказной работы: работает безотказно много-много лет с перерывами на обед.

Техника безопасности: выглядит безобидно. (Медведь тоже так думал – пришлось оставить шкуру в прихожей именинника). При нарушении правил техники безопасности в общении с устройством можно потерять глаз.

Массогабаритные показатели средние: в пиджак влезает, на стул умещается.

Функциональные возможности: повышенные. Может успешно функционировать в различных точках страны. Преимущественно на пятой точке.

Коэффициент повторяемости: повторился несколько раз в различных городах страны (мальчики и девочки). Мог бы и больше. Не всё ещё потеряно. Потенциальные возможности беспредельны. 2

Устойчивость к спецвоздействиям: устойчив к воздействиям mv (лучше пополам) в виде силикатного кирпича с крыши по кумполу спецвычислителя.

Лобовое столкновение с транспортным средством не рекомендуется. Транспортное средство приходится списывать.

Допускается отклонение от конструкторской документации путём замены зубов и других узлов на искусственные.

Транспортировка: транспортировался всеми видами транспорта, кроме спецмашины вытрезвителя. Условия транспортирования в укладочном ящике оговариваются отдельно, после физического и морального износа в возрасте ста пятидесяти лет.

Патентная чистота: справка о поиске на стадии формирования технического задания, когда Папа искал Маму, не сохранилась. Патентно чист во всех смыслах: каждую неделю умывается с мылом.

Маркировка и упаковка: порядковый номер присвоен в день совершеннолетия давно тому назад. Упаковка современная – штаны, рубашка, шлепанцы..

Цена в единичном производстве: бесценен. Может поставляться на экспорт.

Краткие характеристики транспортной части передвижного устройства:

Черепная коробка передач в норме, фары – тоже.

Карданный вал в идеальном порядке, как у грузчика.

СО, СН – выхлопные газы в пределах допуска.

В рабочем режиме:

Светодиоды горят. Интерфейсы жестикулируют.

Рубильник начищен в вышестоящих инстанциях.

К кандидатским диссертациям равнодушен, к докторским – тоже. Употребляет «Тяпницу», «Горьковскую», «Московскую», «Кедровицу», «Журавли» и «Первак». Не брезгует суповыми наборами.

Специальная комиссия в составе целого зала друзей на своём заседании сегодня отмечает, что высочайшие достоинства передвижного устройства под шифром… за истекший период далеко не исчерпаны, у него ещё всё впереди, и он ещё себя покажет.

Начало творчества

Молодой, новоиспечённый писатель собрал в стопку рукописи, положил сверху чистый лист бумаги, написал заголовок «ИЗБРАННОЕ», и вышел.

Через некоторое время вошла жена, увидела заголовок и решила привести его в соответствие с действительностью. Зачеркнула первые две буквы «ИЗ» и написала вместо них «НА». Получилось «НАБРАННОЕ». Через некоторое время вошла дочка и исправила третью букву «Б» на «В». Получилось «НАВРАННОЕ». Затем в комнате появился Тузик, схватил рукописи и стал их трепать по всей комнате, из-за чего буквы «В» и «Р» поменялись местами. Получилось «НАРВАННОЕ». Наконец, в комнату вошёл Барсик, увидел в углу кучу рваной бумаги и подумал, что ему организовали новый туалет, присел, затем пошелестел бумагами и ушёл. Получилось что? Правильно.

Творческий процесс продолжается.

Из писем А. М. Кашпировскому

Уважаемый Анатолий Михайлович! До просмотра Ваших телевизионных сеансов меня страшно раздражал муж. После Ваших сеансов освободилась от раздражения. Надеюсь в дальнейшем освободиться от мужа.

Дорогой Анатолий Михайлович! Вы действительно, чудотворец. Вы несёте с собой нам, женщинам, личное счастье. У меня на носу была бородавка, а у неё нет. После того, как мы просмотрели телесеанс с Вашим участием, мне хоть бы что, а у неё выросли аж две бородавки. Спасибо.

Недавно соседский тузик располосовал мне штанину. После Вашего сеанса, Анатолий Михайлович, рана на штанах зарубцевалась.

Паслушай, дарагой. Я был бэлый-бэлый. После сеанса черный-черный стал. Гырузины на базаре здороваются. Зато должники и родственники из Литвы не узнают, панимаешь.

Анатолий Михайлович! Я не умел плавать. После вашего сеанса поплыл. Только от меня теперь всё время чем-то попахивает.

Трансформация во времени

В шестнадцатом веке благородный рыцарь сшибал на турнире три башки с противников и завоёвывал право поцеловать ручку молодой красавицы. Он целовал эту ручку, а потом всю жизнь снова и снова переживал это счастливое мгновение.

В девятнадцатом веке энергичный повеса соблазнял жену своего ближнего, а потом, будучи вызванным на дуэль, проводил следующую ночь в подготовке к этой дуэли.

В конце двадцатого века на тусовке юное создание, окружённое многочисленными молодыми почитателями, кокетливо объясняло им, что оно предпочитает безопасный секс.

И, наконец, в середине двадцать первого века папа возьмёт за шиворот своё восемнадцатилетнее чадо с молодой порослью под носом, которое все эти восемнадцать лет проторчало за компьютером, и швырнёт его в реальную жизнь. Увидев впервые молодую девушку, это самое чадо с удивлением произнесёт: «А это что за чучело?»

Генетик

Возвращаясь из командировки, Матвей Лопухов в поезде зачитался успехами генетиков. Оказывается, они каким-то образом запросто могут создать, ну, например, козлотигра. Пришёл домой, взглянул в зеркало.

А у него рога!

А рядом с женой – мужик в трусах.

– Вы генетик? – неожиданно для себя спросил Лопухов.

– В какой-то степени да, – уклончиво ответил генетик, разглядывая развесистые рога Лопухова.

Несколько слов о серьёзном

Перекройка

Жил был терем-теремок, в нём не мышка-норушка, не лягушка-квакушка, а многонациональное дружное семейство. И главное, что удерживало многочисленное семейство – это уклад жизни, уважение к старшим, единое картофельное поле, единая касса и единый пирог, от которого кусали все по очереди. Умер главный вождь, но дело его жило, семья росла, теремок разрастался вдоль и поперёк. Пролетал мимо теремка Анзор Хурцилава с мешком персиков, присел передохнуть, вдохнул аромат лесных духов молоденькой Даши и не мог дальше двинуться. Пришлось делать пристрой и наполнять теремок весёлой кавказской песней. А там, где грузин, там и вечный его соперник армянин Ашот Артовазович уже примеривает подарочные туфельки на соблазнительную ножку Любушки-голубушки. Вскоре женился на Фросе запорожец Павло Некрутибашка и загудела украиньска мова, а за ней белорусская, литовская, эстонская и чёрт-те знает ещё какая речь. И наполнился терем разноязычной многоголосицей. Естественно, не обошлось без перекосов – кое-кого заставили жениться – не балуй, чем попало. Так или иначе, в результате вполне естественного процесса появились Артовазы Сергеевичи, Сидоры Сигизмундовичи, Тевье Микуловичи, Анастасы Шаевичи и прочая национальная мешанина.

Но всё течет, всё меняется – говорится в диалектической поговорке.

И наступил момент, когда оплот многолетнего устойчивого состояния – старые аксакалы – один за другим сыграли в ящик, и нужно было выбирать из молодых. Выбрали.

– Что будем делать? – подобострастно спросило многонациональное семейство.

– Экспериментировать, – заявил только что выбранный Голова с пометиной на голове, – Сначала пусть будет гласность и плюрализм, – сказал он и плюнул между глаз Борису Популисту.

– Плюрализм! Плюрализм! – загалдели люди и начали плеваться и поливать друг друга словами, которые раньше произносить боялись, а только писали на заборах.

Петька Блюменталь притащил писчую машинку и сказал:

– Я буду свободная неприкосновенная печать. Тащите информацию друг на друга и гульдены. Чем больше гульденов, тем сногсшибательней публикации.

На следующий день под псевдонимом «Свистунов» появилась подробная статья Е. Загребайло о том, где была его троюродная сестра Зухраба Анишаевна и что и как она делала с Арсеном Залихвадзе, когда её муж – майор сухопутных войск Петро Шагайло – за тридевять земель исполнял интернациональный долг.

Разразился скандал.

– Плюрализм так плюрализм, – сказал двоюродный отец оскорбленной Зухрабы и плюнул в личность журналисту Петьке. Дальше, нарушив, чем мог, на интернациональный менталитет общества, он сообщил, что Петька хитрый, подсматривает в скважину и недостоин чести называться неподкупной прессой.

Дальше больше – плюрализм так плюрализм. И вскоре всё и вся вокруг было оплевано, пока не наступил кризис жанра.

Ашот Артовазович толкнул в спину Витолиса Усориса и сказал:

– Убери рога, телевизор глядеть мешают.

Когда Витолис полез в стоящую на столе бутылку, Ашот спокойно объяснил ему: ты, мол, рыжий и жена твоя рыжая, а дети черненькие, и все как один похожи на Хурцилаву. Витолис взвыл и потребовал суверенитет.

Вот тогда и появился в дверях Борис Популист, дал хорошего щелбана Голове по отметине и сказал:

– Хватит мне на вас спину гнуть – хочу суверинитету.

– Ура! – воскликнули многонациональные граждане и бросились занимать наиболее выгодные позиции.

Кухню занял Главчук и его родственник Некрутибашка. Ванную комнату – компания прибалдийцев. В просторной гостиной обосновался Борис Популист. Прихожая досталась Али и Алиевой семье. Туалет – семейству Шибколадзе. Общая касса куда-то молниеносно сублимировала вместе с Борисом Абрамовичем и его сотоварищами, ярыми борцами с антисемитизмом.

Дальше – больше. Энергоресурсы (газ, электричество), согревающие: (спирт, водка и другие пиломатериалы), поступавшие ранее на кухню, были перекрыты семейством Сидоровых. Там стало нечем питаться. Попасть в туалет стало невозможно – пока оформляешь визу, папаха полная. Не растерялся бизнесмен по прозвищу Фунт, перекрыв линию подачи воды из кухни через ванную в туалет. Там нечем стало дышать. Обсетинская и Ахазская части семейства Шибколадзе не выдержали и заявили о желании самоопределения и выхода из туалетного состава. Не тут-то было. Попытка нарушить территориальную целостность вызвала несогласие с применением боевых средств подавления. Началась вооруженная борьба за право выхода из туалета.

Из комнаты в комнату стали проникать вооружённые представители соседних суверенных помещений с единственной целью – напакостить. Начались бартерные сделки. Я тебе через внешторг английской соли в суп, ты мне втихаря пару рыжих тараканов в угол, и так далее, и тому подобное.

Зачастились выяснения отношений, и только бабка Ефросинья, оставшись одна на картофельном поле, потрясая лопатой, причитала:

– Антихристы, бездельники, ить с голодухи подохнете, стрекулисты!

Когда воровство и безобразие достигли апогея, Голова, чтобы успокоить разбушевавшуюся демократию, привёл кота Леопольда, дабы призвать жить дружно. Но коту тут же отдавили хвост, а самого Голову обвинили в том, что его вчерашнее «я те дам!» не что иное, как проявление тоталитаризма, и чтобы завтра, чего доброго, не было диктатуры, Голову надо отстранить, а всё, что у него ещё есть, немедленно толкнуть за бугор. Вот тогда, мол, и наступит настоящая свобода. Когда Голову начали раздевать, он забубнил себе под нос:

– Это не конституционно, не конституционно!

Тогда со стороны демократической общественности появился старший научный сотрудник, у которого мать русская, а отец юрист, и убедительно сказал:

– Нет, конституционно, – и стащил с Головы последние подштанники.

Когда теремок начал напоминать пороховую бочку, появился посторонний мужик в чёрных плаще и шляпе с засекреченной надписью «ЦРУ» и с фитилем в руках. Демократическая часть общества тут же расшифровала аббревиатуру ЦРУ как «Целуем Русских и Украинцев». Остальная, консервативная часть общества вдруг стала искать майора сухопутных войск Шагайло с его дальнобойной пушкой. Майора нашли с фингалом, полученным им как представителем бывшего тоталитарного режима, а пушку кто-то успел толкнуть на металл.

Продолжение следует.