Текст книги "Деяние XII"

– Вы хотите сказать, что Джек… Что он не был безумцем?

Президент пожал плечами.

– Думаю, был. Тогдашнее правление Клаба выбрало его исполнителем не просто так – было известно, что склонность к подобного рода эксцессам у него есть. Ведь и вам, сэр Уолтер, нравится то, что вы делаете, это увлекает вас, как любая страсть… Но ваш прадед, сделав своё дело, дальше жил тихо и смиренно, и никто его не заподозрил до самой смерти в весьма преклонном возрасте.

Милорд кивнул:

– Отец рассказывал мне про это. Еще тогда я подумал, что прадед не довёл дело до конца…

– Довёл, довёл, – с тем же неприятным смешком заверил Сахиб, – и вы тоже прикроете свою мясную лавочку. И хватит об этом.

Сахиб слегка потянулся, словно радуясь, что окончилась скучная работа и можно, наконец, приступить к игре.

– Вообще-то, я прибыл сюда не затем, чтобы улаживать всякую криминальную рутину… – широко улыбнулся он.

– Зачем же тогда, сэр? – было видно, что Милорд уже успокоился и мозг его работает с прежней эффективностью.

Они стояли в залитой светом и кровью комнате, у гинекологического кресла с раскромсанной девушкой, чьи ещё тёплые органы лежали в эмалированном лотке. Они вдыхали густой смрад бойни, но вели беседу спокойно, словно развалились в креслах библиотеки фамильного замка Милорда.

– Я прибыл ради другого вашего предка, память о котором также передается.

Лицо Милорда выразило искреннее недоумение.

– Что-то не припомню…

– Припомните, припомните… – заверил президент. – Речь об известном церемониале, который выполняет каждый мужчина вашего дома, достигнув совершеннолетия.

– О Господи! – воскликнул Милорд, энергически пожимая плечами. – Но ведь это чистейший вздор, и древность – единственное, что его оправдывает.

Сахиб покачал головой и медленно продолжил:

– Я заинтересовался им совсем недавно. Скажем… получив некую информацию. И потом – не сразу – вспомнил, что нечто подобное знаю из вашего досье. Я не настолько углублялся в вашу жизнь, чтобы помнить подробности. Слышал лишь, что речь идёт о некоем старинном стихотворении, которое молодому представителю рода следует заучить наизусть и продекламировать в присутствии старейшин?

Милорд кивнул.

– Так вот, я должен его услышать. Все это основано на чистой интуиции. И я должен проверить её, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку. Прямо сейчас.

Теперь лицо Сахиба выражало азарт охотника, завидевшего, наконец, вожделенную лисицу.

Но Милорд вскинулся.

– Сэр, именно это я называю недопустимым вмешательством в личную жизнь! Тайны моего дома принадлежат моему дому!

Лицо президента Клаба неуловимо, но разительно изменилось – как-то потухло, подтянулось, осунулось, сквозь вечный загар проступила мертвенная бледность. Он поднял взгляд на Милорда. Из глаз дохнула страшная пустота, которую Сахиб всегда носил в себе. Взгляд этот был слишком знаком Милорду.

– Нет, нет, не надо!.. – почти закричал он.

– Тайны вашего дома, как и любого другого, принадлежат Клабу. И ваша никчемная жизнь, и невеликие способности, и позорная смерть – все это принадлежит Клабу. А значит, мне.

Голос оставался по-прежнему высоким, юношеским, но звучала в нм неодолимая ледяная сила, словно вещал с иной стороны бытия, где отменялись законы, логика и чувства мира людей. Милорд с тоскливым ужасом понял, что никогда ничего не сможет противопоставить этой силе.

Покорно склонил голову.

– Ну же, сэр, я жду, – Сахиб опять был обманчиво мягок.

Милорд, казалось, мучительно вспоминает полузабытые слова.

– И повелел коронованный мученик…

Милорд запнулся.

– Позвольте дать совет, сэр, – заговорил Сахиб, – вспомните всё, и прочитайте разом. Так будет гораздо легче и вам, и мне. Я, все-таки, тоже не великий знаток старофранцузского…

Милорд утвердительно кивнул. Помолчав ещё немного, он набрал воздуха и разом произнес первую строфу:

 
И повелел коронованный мученик,
Не полагаясь на прихоти случая,
Посланцам усердным могучего ордена,
Которыми тысячи лье были пройдены,
Древо доставить в десницу далёкого
Князя юного синеокого…
 

Странные слова звучали в этой нечестивой студии, как тёмное заклинание под сводами осквернённой часовни. Яркий свет будто померк, сменившись тревожным мерцанием свечей. Неустойчивому сознанию Милорда почудился отдаленный рёв тысяч воинов и адский перезвон сражения. Неподвижная фигура Сахиба как будто выросла, её тень накрыла всё, как тень херувима на страже у врат, которые не были вратами рая.

Видение миновало, лишь мелькнув в сознании. Милорд судорожно вздохнул и продолжил слегка дрогнувшим голосом.

 
…Он «Сим победиши» напишет на знамени,
К небу возденет меч свой прославленный,
И двинет от края земного дальнего,
От брега морского последнего, тайного,
Крестную силу на рати неверные,
Чем возвратит Божий Град несомненно…
 

Здесь Милорд запнулся уже не потому, что забыл текст. Неправильное лицо отобразило изумлённое понимание. Он пристально посмотрел на Сахиба, тот, холодно улыбаясь, кивнул.

 
…Оммаж и фуа принеся победителю,
Потомок обрящет удел прародителя.
 

Милорд взволнованно произнес последнее двустишие. Казалось, он был потрясён открывшимся смыслом того, что до сей поры считал ненужным хламом.

Обычно по лицу Сахиба сложно было установить его эмоции, но теперь было очевидно, что тот полностью удовлетворен. Да что там, оно просто сияло, как у мальчика, только что потерявшего постылую девственность.

– Да что же это?! – вскричал Милорд.

– Вот так, Уолтер, – засмеялся Сахиб, – оказывается, предок ваш имел прямое отношение к Игре и Деянию.

– Я забыл, с кого начался наш обряд, – признался Милорд.

– Очевидно, потому что Джек Потрошитель был вам куда интереснее Филиппа де Патте, – насмешливо предположил президент Клаба.

– Де Патте… Да, помню…

– Доверенный рыцарь короля Бодуэна Прокажённого. Де Патте нёс Артефакт в битве при Хоттине, убедив патриарха доверить его ему.

– И спрятал…

– Ничего подобного, что засвидетельствовала ваша декламация этих довольно скверных стихов… Да, сэр Филипп был неважным стихотворцем. Но он знал, что в рифмованных строках устная информация живёт очень долго. Вот и пришлось мучиться бедному старому воину, исторгая из себя вирши.

– Но зачем?

– Затем, что король Бодуэн был Отрок и знал это.

– Откуда?

– Надо думать, просветили наши тогдашние партнёры по Игре. «Посланцы усердные могучего ордена».

– А князь синеокий?..

Сахиб недобро усмехнулся, став похожим на ощерившегося кота, и медленно произнес:

– Род Борджигинов… Это можно перевести как «синеокие»… Среди предков Тэмуджина всегда были блондины с синими глазами, что для тех краёв нетипично.

– Да-да, конечно, Чингисхан… – задумчиво проронил Милорд.

– Именно! – подтвердил Сахиб. – Больной Бодуэн не в силах был совершить Деяние, здесь успешно поработала Конгрегация. Но предшественники Artel`и успели до него добраться и убедить отослать Артефакт другому Отроку, о котором на Западе ничего не знали. Остается только догадываться, каким образом они смогли уговорить фанатичного христианина передать Крест язычнику…

– Пресвитер Иоанн… – осенило Милорда.

– Да, – кивнул Сахиб, – не сомневаюсь, что они использовали эту легенду, которую, возможно, сами и запустили в Европу.

– Факт остается фактом: Бодуэн решил удержать Крест при себе до смерти, но поручил Филипу де Патте после неё передать Артефакт агентам противника. Что тот и сделал, и хранил эту тайну, доверив её только стихам, переданным даже не сыну – кажется, он ему не слишком доверял – а внуку. Того даже звали…

– Бодуэн, – припомнил Милорд своё генеалогическое древо.

– Да, думаю, он был назван так по настоянию деда. И Бодуэн тоже передал тайну внуку.

– Филиппу, – вновь встрял сэр Уолтер.

– А этот Филипп стал тамплиером, был арестован во время разгрома ордена и сожжен в 1310 году. Но до этого успел заставить своего единственного сына, рожденного ещё до вступления в орден…

– Да, я помню, кажется, Филипп был вдовцом…

– …И был очень привязан к жене, так, что решил дать обет целомудрия после её ранней смерти. Так вот, он заставил сына выучить стишок, дав, таким образом, начало обряду вашего дома. Но совершил ошибку, не объяснив сыну его смысла. С тех пор ваши предки относились к заучиванию этих стихов просто как к странной традиции… Все-таки, хорошо у нас, в старой весёлой Англии, – невпопад заявил Сахиб, опять широко улыбнувшись.

– И вы всё время это знали? – Милорд посмотрел на шефа в упор.

– Нет, конечно, – вновь став жёстким, ответил тот. – Я узнал это сейчас, на ваших глазах, когда вы прочитали стихи. Это связало все концы. Впрочем, я и сейчас знаю далеко не всё. Думаю, Artel`и известно гораздо больше. А заинтересовался я всем этим недели три назад, во Франции. И провёл с тех пор кое-какие исторические изыскания.

Милорд молчал, растерянно осматриваясь, словно не узнавая своего жуткого пыточного зала, который всегда был предметом его особой гордости и забот.

– Но я по-прежнему не понимаю, о чём идет в речь в этих стихах… – как-то даже жалобно проговорил он.

– Это как раз несложно, – Сахиб пожал плечами. – Сэр Филипп, вслед за господином своим королем, был уверен, что, вооружившись Крестом, Отрок Тэмуджин совершит новый крестовый поход, и не только освободит Иерусалим, но и завоюет всю впавшую в нечестие Европу. Потому он подготовил для своих потомков своеобразную индульгенцию, иносказательно велев им принести вассальную присягу восточному Отроку и напомнить тому о заслугах своего предка, трудами которого Крест оказался в его руках.

– Да, да, – задумчиво произнес Милорд. – Но что же…

– Что произошло дальше, хотите вы сказать? – подхватил Сахиб и замолк, словно все эти стародавние дела творились сейчас перед его глазами, а он с интересом наблюдал за играми призраков.

– Здесь мы вступаем в область догадок, – тихо проговорил он. – Мы знаем, что за год до битвы, в которой Артефакт пропал, Тэмуджин был захвачен в плен чжурчженями в результате операции наших китайских союзников. Они прекрасно знали, как следует обращаться с Отроком, потому не убили его, а попытались сломить.

Он усмехнулся, будто вспомнил что-то забавное.

– Попытка удалась частично: Тэмуджин провел в плену критический для Отрока возраст и озлобился. Мы не знаем, открыто ли ему было его предназначение. Однако когда он окончательно стал завоевателем Чингисханом, то перестал быть участником Игры, став просто её фигурой. Правда, очень важной. Думаю, китайский вариант Клаба весьма жалел, что не уничтожил его, когда это было возможно… Он не стал христианином, не возглавил крестовый поход, а обратил свои войска, прежде всего, на ненавистный ему Китай.

Сахиб помолчал еще.

– Вот так. А его потомки попытались, было, взять Иерусалим, но, если помните, «жёлтый крестовый поход» ильхана Хулагу захлебнулся – не без вмешательства Конгрегации, действовавшей тогда руками тамплиеров.

Сахиб отвернулся, рассеяно разглядывая висящие на стенах большие высокохудожественные фото расчленённых женских тел. Насмотревшись, закончил рассказ:

– Конгрегация прекратила существование в XVI веке, во время войн Реформации. Тогда же пропала большая часть её архивов. Так что восстановить тогдашний ход событий невозможно. Я лишь случайно узнал, что Конгрегация искала Артефакт ещё в начале XIV века, но, очевидно, ни в Европе, ни на Ближнем Востоке его уже не было. Судя по успехам монголов, он был далеко на Востоке. Однако, скорее всего, Чингис не владел им, иначе наверняка объявил бы о том, чтобы привлечь на свою сторону христиан всего мира. Значит, Крест был скрыт. Позже, как вы знаете, он всплыл уже в Московии. Потом опять исчез, а потом была наша удачная операция с Отроком Десятым, которая, тем не менее, не привела к обладанию Артефактом. Вот и всё, что я на сегодняшний день знаю.

Юноша откинул затылок на сложенные ладони и тихо засвистел.

– Вы думаете, он ещё существует? – скептически вскинул подбородок Милорд.

– Без сомнения, – коротко ответил Сахиб и заговорил о другом:

– Я готовлю операцию, она продлится не менее двух лет. Очень важную операцию, которую проведу лично. В ходе её мне понадобится курируемая вами агентурная сеть в СССР. Сейчас я поднимусь в вашу библиотеку и подожду, пока вы приведете тут всё в порядок. Как вы это обычно делаете, – он кивнул на вход в соседнее помещение, – ванна с серной кислотой и сливом в канализацию, подъемник для трупа, автоматический смыв крови… Потом мы сядем в вашу машину и поедем в аэропорт. По дороге обговорим детали. И вы – слышите меня? – глаза Сахиба недобро блеснули, – вы закроете этот дом и не покажетесь в нём много-много дней. Пока я не разрешу.

Лицо лорда стало непроницаемым.

– Сэр Уолтер, вы принадлежите Игре… – холодно бросил Сахиб. – Когда все умрут…

Под тяжким взглядом Милорд медленно склонил голову.

– …тогда только кончится Большая игра, – пробормотлал он.

– Вот и отлично, – весело улыбнулся Сахиб. – А за столь похвальное смирение я поищу способ компенсировать вам некоторые неудобства, связанные с невозможностью перерезать глотку какой-нибудь девице. Ведь одна человеческая глотка стоит другой, не правда ли?..

Милорд поднял голову и посмотрел на шефа с интересом.

4

Ход за мной – что делать?! Надо, Сева, —

Наугад, как ночью по тайге…

Помню – всех главнее королева:

Ходит взад-вперёд и вправо-влево, —

Ну а кони вроде – только буквой «Г».

Владимир Высоцкий «Игра»

СССР, посёлок Ржанка Энской области, 19–21 июня 1982

Ночью они сидели на вершине огромной сопки, созерцая царь-реку.

Совсем не мёрзли в своих больничных пижамах – тепло было и безветренно. И очень тихо, лишь на самой границе слуха шуршали ленивые волны. Внизу, на длинной полосе плёса, просматривался весь посёлок, с такой высоты вовсе игрушечный – кучка домов, большей частью деревянных, еле освещённых несколькими фонарями. В отдалении мощные светильники по периметру больницы выявляли кирпичные, обнесённые высоким забором с «колючкой», корпуса.

Дальше была река. Неправдоподобно величавая и спокойная, в скудном свете она отблёскивала старым серебром, развернувшись широченной лентой, так, что противоположный берег с нависшими чёрными сопками, покрытыми дремучим лесом, выглядел нереальным, словно принадлежал иному миру. Безлунное небо, усеянное пульсирующими светляками звёзд, казалось отражением реки в зеркале вселенной, её трансцендентальным двойником.

– Это место древней силы, – говорил Ак Дервиш.

– Почему, батырь? – тихо спросил Руслан.

– На планете есть места, в которых сосредоточена природная энергия. Мы, христиане, не должны поклоняться им, но обязаны знать о сущностях, которые обитают там.

– Зачем?

– Потому что они влияют на мир и на нас, – ответил Дервиш, вглядываясь вдаль ясными глазами из-под седых кустистых бровей.

Руслан долго не мог понять, как он с первого взгляда не узнал в нём старика, с детства врезавшегося в его память. Потом решил, что Дервиш отвёл ему глаза – тот мог.

– На этом участке река течёт точно с запада на восток, и твой путь лежит туда же, – продолжал старик. – Сейчас мы прямо на пересечении широты Москвы и долготы Лхасы. Это значит, здесь – одно из средоточий Игры.

– Батырь, – вскинулся Руслан, – я думал, Игра идет в Центральной Азии…

– А это и есть центр Азии, – безмятежно отвечал Дервиш.

От него опять исходило ощущение нездешнего веселья, но сейчас оно не било могучей волной, а было спокойно и неявственно.

– Вернее, очень близко к нему, – продолжал он. – Отсюда на весь регион Игры расходятся силовые волны, превращающие его в кипящее человеческими страстями энергетическое море. Оттого, собственно, и идёт Игра, шла всегда, в разных формах. И лишь когда все умрут…

– …тогда только она закончится, – вздохнул Руслан.

Дервиш кивнул.

– Здесь ещё до нашей эры стоял посёлок людей, которые были древнейшим населением этого материка, чьи предки пришли, возможно, из самой Лемурии. Здесь сражались динлины, тюрки, китайцы и монголы. И, наконец, сюда пришли мы, русские.

– Я не русский, – заметил Руслан.

– Русский, – покачал головой Дервиш. – Или, если тебе больше нравится, евразиец. А сегодня дух Евразии воплотился в России, как до того воплощался в монгольской и тюркской империях.

– Ту гору, – продолжал он, помолчав, – что прямо напротив нас, кеты почитали священной и называли Дух-орёл. Неудивительно, что именно здесь тебя постигла шаманская болезнь.

– Вы уже говорили об этом, но я ничего не понял, – в голосе Руслана снова звучал вопрос.

Но ответа он не услышал. Как это не раз было в последнее время, без всякого предупреждения пришли голоса.

 
Дух с освобожденными глазами
возвещал мне про такое!..
Чуть не помер!..
В хлам мозгов проникли ураганы,
костенело время наркозовно…
 

Он не осознавал, что произносит нелепые фразы вслух. Не осознавал вообще ничего. Теперь он знал, каково приходилось Розочке, и ощутил запоздалое раскаяние за тычки, которыми иной раз награждал его. Тем более что настойчиво вещавший в нём голос принадлежал именно убиенному поэту.

 
…Всё проходят шеренги, проходят.
Злые башни органов кипят.
Боже!
Может, настанет такое,
что курганы в степи возопят!..
 

Голос смолк, будто Розочке опять с маху переломили шею. Ак Дервиш пристально смотрел на Руслана, поглаживая окладистую бороду.

– Это я и имел в виду. Ты подвержен влиянию тонкого мира. Ты – Отрок.

– Батырь, – Руслан полностью пришел в себя и вновь в нём поднимался неосознанный протест против чужих попыток решить его судьбу, – я так и не понял, что такое Отрок. Но если я слышу голоса, значит, я шизофреник…

– Ты не шизофреник, а одержимый. Вернее, можешь им стать, если дашь слабину, – сухо ответил старик.

Руслан вопросительно поднял голову.

– Когда духи избирают шамана, он заболевает. Это – естественная реакция человеческой души на вторжение бесов. Тебе становится очень плохо, в твоей жизни происходят ужасные вещи, тебя все обижают и смеются над тобой, ты можешь попасть в место, вроде этого, – старик сделал жест в сторону больницы.

– Это и есть шаманская болезнь, её начало, – продолжал он. – А дальше становится хуже. Начинаются видения. Ты вот слышишь голоса, но это не самое страшное. Иным кажется, что их разрубают на куски, заживо пожирают, вообще пытают всеми способами…

Перед Русланом предстали инфернальные существа, рвущие тело Асии. Усилием воли он удалил из сознания эту картину.

– И что потом? – голос дрогнул.

– Потом шаман, уже готовый подчиниться духам, выздоравливает и начинает им служить. Но ты – Отрок и христианин, ты можешь и должен им противостоять…

Руслан не стал выяснять, почему Дервиш записал его в христиане. Оставаться искусственным атеистом после всего произошедшего он не мог, но со своей конфессиональной принадлежностью, мягко говоря, не определился. Хотя помнил своё крестильное имя, которое в раннем детстве прошептала ему бабушка.

Однако сейчас юноша жаждал узнать более насущные вещи.

– Эти стихи…

– Они не нужны тебе. Ты принял на себя бесов покойного, – покачал головой старик. – Господин Симановский потенциально был великим стихотворцем. Возможно, с него началось бы возрождение русской поэзии, сравнимое с «золотым» и «серебряным» веком. Потому Артель и присматривала за ним. Но он поддался духам и потерял свой дар. Мы ничего не могли сделать.

Руслан вскинул голову.

– Ваша великая Артель села в лужу? – медленно проговорил он.

Ак Дервиш спокойно взглянул на него:

– Артель – не богадельня для гениальных мужеложников. Вадим Залманович мог бы сыграть роль Фета, но предпочел сочинять бессмысленные вирши и сгинуть в сумасшедшем доме. Это его выбор. Будь это не так, мы помогли бы ему. Но это так, поверь. Теперь в России вместо «бронзового» века поэзии настанет… скажем, «пластиковый», и Бог с ним. А у нас есть ты – Отрок, и мы, прежде всего, должны помочь тебе.

– Не очень-то хорошо у вас получилось, – злобно выпалил Руслан.

– Я уже доложил: тебя прикрывали очень плотно, – всё так же ровно ответил Дервиш. – Но наши люди были нейтрализованы противником. Артель не всесильна, поражения случаются.

– Я поверил тебе, когда ты мне рассказал… Но как такое могло произойти?

– Думаю, среди нас оказался предатель.

– Наверняка ваш «майор Иванов»! – Руслан вдруг в первый раз за это время вспомнил внимательные глаза и негромкую речь человека, которому он некогда безоглядно поверил.

Ак Дервиш укоризненно покачал головой.

– Наконец-то ты о нём вспомнил… Полковник Иван Викторович Тимащук убит во время этой операции снайпером противника…

Руслана словно окатили ледяной водой. Он понурил голову.

– Ты должен освободиться от поползновений бесов, избавиться от их проявления в твоём сознании, – настойчиво продолжал старик.

– Как? – почти прошептал Руслан. Ему было лихо.

Дервиш несколько минут сосредоточенно молчал.

– Это страшно и трудно, – наконец начал говорить он, – но тебе придётся. Иначе ты не Отрок. Но если ты не Отрок, ты погибнешь. Иного пути для тебя нет.

Руслан откуда-то точно знал, что старец прав.

– Что я должен сделать? – повторил он окрепшим вдруг голосом.

– В ночь летнего солнцеворота, послезавтра, ты должен пересечь реку, подняться на Дух-орёл и провести там ночь. Один. Я не знаю, что произойдет с тобой там, поэтому не могу ничего посоветовать, кроме как полагаться на своё чутьё и всё время читать молитву, которой я тебя научу. Знаю только, что ты увидишь вещи, которые покажутся тебе невыносимо страшными. Но они никак не повредят тебе, если ты останешься самим собой и не впадёшь в безумие. Если тебе это удастся, ты вернёшься живым, и заложенные в тебе от рождения силы начнут раскрываться. Мы с тобой уйдем из больницы и продолжим обучение. Если нет, значит, мы в тебе ошибались. Таковы правила Игры. Ты принимаешь их?

– Да, батырь.

Ночь летнего солнцеворота была очень темна – сполохи небесной реки плотно придавили тучи, отчего и река земная стала похожа на непроглядную дорогу. И было холодно. По крайней мере, Руслан дрожал, несмотря на старый тёплый свитер, раздобытый для него Дервишем.

Они вышли из больницы, как выходили весь этот месяц, когда старик решал, что ночная прогулка пойдет им на пользу. Дервиш просто проводил Руслана через вахту, открывал двери отделения своим ключом, они проходили через чёрный ход, потом мимо вохровской будки и выскальзывали на волю сквозь дырку в заборе, которую больничное начальство, почему-то, в упор не замечало. При этом ни санитары, ни охранники даже головы не поворачивали в их сторону. А если поворачивали, то равнодушно скользили взглядом, словно по пустому месту. Руслан как-то спросил старика, что происходит:

– Отвожу им глаза, – отвечал тот, словно сообщал разумеющееся. – Когда-нибудь и ты так сможешь. Может быть. Неважно.

Этой ночи Руслан ожидал, словно голодный пёс своей миски, одновременно умоляя все высшие силы, чтобы она никогда не наступила. От тоски даже сел клеить конверты, но быстро вскочил и, замученный тревогой, опять заметался от стены до стены, не слушая Джигита, который всё пытался что-то заискивающе говорить. С той ночи Руслан не хотел общаться с ним, хотя это именно он, правда, по понуждению Ак Дервиша, в конце концов, добудился доктора Бывалого.

Вообще, после убийства Розы статус Руслана здесь сильно поднялся. А «Блатная» палата сидела тише воды, ниже травы. Зубан и Серый снова отправились в тюрьму – их ждал суд и значительный довесок к не отсиженным срокам. Под суд угодили и Гестапо с Хромоножкой. Остальные отделались больничными наказаниями. А Руслан ходил в героях. Но это ничуть его не волновало. До сих пор он сознавал, что, скорее всего, проведет в психушке большую часть жизни: пару раз врач в московских «Серпах», где Руслан лежал на экспертизе, намекал ему на это. Потому и не рыпался. Теперь перед ним вновь сверкнула свобода и – Игра. И он ожил, как оживают под потоками небесной воды сухие лягушки в пустыне.

Перестал глотать таблетки – и «плохие», и «хорошие», перестал бесцельно сидеть за столом или бродить вместе со всеми по «греческому залу». Целыми днями тихо разговаривал со стариком или читал неведомыми путями добытые тем интереснейшие книги по истории, географии, религии и разведке.

Но сегодня он вёл себя, как раньше. А Дервиш спокойно клеил конверты, не обращая на него внимания. И лишь после отбоя подошёл к его койке и произнёс:

– Пора.

Вдали над сопками было ещё слегка розовато, но призрачное свечение неуклонно тускнело. Река рокотала совсем близко, дул приличный ветерок. Волны промозглого холода заставляли Руслана прятать кисти в рукава свитера, но и там он не находил тепла. Они быстро шли к берегу, туда, где, в стороне от мерно покачивающегося на понтонах причала, сохло на гальке множество лодок, прикованных цепями к тяжёлым бетонным тумбам. Это было гораздо выше каменистой отмели у Духа-орла на противоположном берегу, сейчас совсем невидимой. Но именно туда, по расчетам Дервиша, Руслана должно было снести течение.

Старик повозился с замком одной из лодок и тот легко открылся. Весла лежали внутри. Совместными усилиями они столкнули её в воду и закрепили весла в уключинах. Лодка тихо закачалась на мелких волнах. В воздухе стоял стылый запах ночной реки. Звуков не было, только плескалось чуть-чуть.

– Запомни, – заговорил Дервиш, голос его был глух, – я буду ждать тебя у причала всю ночь. Если с рассветом не вернёшься, ухожу, не возвращаясь в больницу. Помнишь молитву?

Руслан кивнул – желания говорить у него не было.

– На неё надейся, да на руководство своего Ангела-хранителя. И не говори с духами, не общайся! Помни: они – ничто.

Оглянувшись через плечо, Руслан увидел, что противоположный берег, наконец, стал вырисовываться. Пора бы: плечи и руки совсем онемели, свитер промок от брызг, юноша совсем закоченел бы на ветру, не греби изо всех сил. Торопился: был реальный риск попасть под буксир, тянущий длинную баржу с лесом, а то и под внушительный туристический теплоход. Но путешествие прошло благополучно – суровая река снисходительно позволила пересечь себя.

Нос лодки проскрежетал по угловатым прибрежным валунам. Руслан чуть не свалился, поскользнувшись, вытащил лодку и обернулся к горе. В душе его воцарилась стылая дрожь.

Гора уходила в непроглядную чернь неба. Кое-где проявлялись желтоватые скальные обнажения, по которым спускались похожие на длинных змей корни мрачных елей. Однако путь наверх был очевиден – надо было преодолеть несколько крутых, но проходимых мест внизу, а выше шёл более пологий склон, поросший деревьями.

Руслан был так впечатлен зрелищем, что забыл про холод. Нервно сглотнул, перекрестился и начал подъем, стремясь как можно скорее покончить с этим приключением.

Первые метры были ужасны: карабкался по камням, цепляясь за чахлые ёлочки и клочья травы, несколько раз едва не сорвался. Но мало-помалу приноровился и продвигался быстрее. Скоро даже представилась возможность передохнуть и оглядеться. Местечко, однако, было жутковатое. В двух шагах начиналась непроглядная тьма, из которой выступали корявые лапы елей. За стеной этой что-то всё время потрескивало, шебуршалось, иногда гукало… Юноша стиснул зубы и полез дальше, вернее, уже просто пошёл вверх.

Ноги пружинили на ковре мха, таком толстом, что под ним не ощущалось земли. С усилием, рискуя потерять глаз, продирался между елочками. Лицо царапали ветки, облипала паутина, несколько обитателей которой попали юноше под одежду и теперь сновали там, надо думать, в ещё большем унынии, чем он сам. Спустя минут пятнадцать таких мучений – ему они показались часами – Руслан вылез на место, вроде бы, не столь тесное. Здесь было даже что-то похожее на еле намеченную тропку, по которой он, вытерев со лба пот, грязь и клочья паутины, осторожно двинулся.

Сгущалось нечто. Боковое зрение фиксировало какие-то проблески, сполохи, но когда оборачивался, ничего там не было: очередная ёлка или камень.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!.. – вспомнил он про молитву и начал её не очень твердым голосом.

Но сразу замолк.

Потому что на ближайшем валуне спиной к нему кто-то сидел.

Юноша ошеломленно разглядывал сутулую фигуру в больничной пижаме, лысый череп с ясно видимыми даже в этой темноте лишаями и безобразной дыркой, вокруг которой запеклась кровь.

 
…в саваны кожи
крик затянут любой.
Прерываются воздух и свет.
Мы лишь взгляды кровавим о стены.
Роскошный букет
соберет святотатец
из наших изломанных «нет»…
 

Голос был скрипуч, ещё более, чем при жизни.

– Розочка!.. – выдохнул Руслан.

Стихи прервались. Монстр повернулся к нему всем телом. Серо-голубое лицо с продавленной переносицей и висящим на кровавой ниточке глазом. Второй был цел, но интенсивно светился красным, а большой его зрачок был чернее всего, что Руслан когда-либо видел.

Огненный глаз повернулся, как колесо, черный зрачок зафиксировался на юноше, который стоял, не в силах осознать происходящее.

«Пойдем», – слово, похоже, само собой родилось в мозгу Руслана.

Роза поднялся, будто разом пророс в валуне.

Юноша почему-то двинулся за ним, как привязанный.

Розина голова лежала на плече, нелепо подскакивая при ходьбе. Из шеи торчал обломок кости. Но двигался довольно быстро, казалось, не переставляя ног, вёл всё дальше по склону, ловко лавируя между деревьями. Да и Руслан шествовал легко, как во сне.

Однако Роза всё больше удалялся и, наконец, совсем потерялся в темноте. Но Руслан каким-то образом знал, куда идти. А вскоре вместо Розиной лысины перед ним замаячил пронзительный красный огонек. Он был как последний пылающий внутренним жаром уголь в золе умершего костра, или как те тревожные огоньки, которые зимней ночью видишь из тамбура последнего вагона несущегося по снежной пустоте поезда.

Руслан шёл по каким-то высоким травам, совершенно неуместным здесь, более того, среди них то тут, то там вспыхивали разноцветные лица изысканных цветов, названий которых он не знал, да, скорее всего, таковых в человеческом языке не существовало. Огонек-поводырь пронизывал эту потустороннюю роскошь всё быстрее, увлекая в бег к неведомой цели. Но вдруг резко остановился. Руслан подбежал, очутившись среди валунов, густо покрытых могучим папоротником. Посередине чёрно-зелёной этой купели горел, переливаясь всеми оттенками красного, чудный цветок, похожий на заблудшую звезду.

Не раздумывая, Руслан подался вперед и обеими руками рванул это волшебство. Почему-то знал, что дОлжно было поступить именно так.

Цветок подался с тихим треском и остался в руках. На ощупь был теплым… живым. Руслан замер, рассматривая прихотливые светящиеся лепестки.

«Crazy!»

Грянул такой безумный хор, что юноша чуть не свалился замертво. Визг, рычание, хохот заполонили всё. Показалось: мир взорвался и летит в пустоту фейерверком адских огней под выделявшийся в общей какофонии отвратительный голос, старательно тянувший одну бесконечную строчку: «Crazy, over the rainbow, he is crazy»…