Текст книги "Гимнастка неба. Поэмы и расСказки"

Серебряная Пермь
РасСказка

 
Серебряная Пермь – от Камы и до сути.
По жёлобу стекает Кама – серебро.
А нити серебра свивает время в судьбы.
Мечта моя – писать серебряным пером.
Серебряная соль предместий Соликамска
из вытертых мешков летела на лицо,
на уши пермяка – давнишняя расСказка.
В серёжки перешла серебряная соль.
Носила их в ушах знакомая пермячка.
Вся серебрится Пермь от снежных долгих зим.
И слёзным серебром (ах, память, память!) плачет
та, что когда-то я любил да позабыл.
В потоках Камы где-то – память о романах,
как потонувший с серебром корвет.
Здесь был начальным и конечным род – Романов.
Последний Михаил шлёт первому привет.
Здесь Дягилева дом – культуры русской веха.
Я в прошлое прошу себе входной билет.
Я вижу эту даль Серебряного века —
Европу покорил российский наш балет.
……
Но вот увидел я старинный подстаканник.
В нём небо до краёв. И это – точно – Пермь.
Так вышло – к старине испытываю зависть.
Вот почему пишу об этом я теперь.
 

Спутницы месяцев

Все месяцы в году носят мужские имена.

Но при каждом из них есть женщина.

ЯНВАРИНА

 
Новый год берёт начало с ночи.
Мы, как правило, совсем не спим.
Вижу сон – уже о Рождестве – воочию
неусыпным виденьем своим.
Январина – внучка дедушки Мороза
и племянница родная Января.
Прозвище – Снегурочка. Бела как роза,
та, что снегу белому под стать. Не зря
в декабре так пристально за ней следили
все фанаты белых бантов, роз и лент.
Хорошо ещё бы зорко отличили
перегибы от столь нужных перемен.
……
А она, любимица всего народа,
так легко, как будто вовсе без затей,
одаряет дивной красотой природу,
взрослых – счастьем, радостью – детей.
С лёгкостью её руки приходит данность —
под Сочельник снежно-звёздный хоровод.
Новый год был будущим совсем недавно.
А теперь уже к нам Рождество идёт.
Кажутся нам сказочными перемены,
будто разом очутились в снежных снах.
Едут среди тканных вьюгой гобеленов
Янва-Рина с Январём в цветных санях.
……
В ней видны черты всех наших дочек, внучек,
дайте только им сейчас примерить – враз
шубку Янвы на невидимых липучках,
шапку, что в мороз надвинута до глаз,
шарфик новомодный – петелькой, короткий,
варежки – теплы, орнаментом пестры
и сапожки – голенища с оторочкой,
каблучки хрустальны, а носки остры…
……
Так хотел я, чтоб продлился этот сон.
Но прервался близким фейерверком он.
 

ФЕВРАЛИНА

 
Месяцев – двенадцать, как апостолов.
Все – красавцы, будто на подбор.
Все посты в году мужчинам розданы.
Нет там женщин – это ль не позор?!
Очевидность – нет ущербных месяцев.
Каждый важен, внятен и богат.
Бог – судья календарям. Но грезится
мне – вот славно! – что Февраль женат.
Он идёт. Похоже, что красуется —
санками и снами снежных зим.
Чтобы охладить всё то, что суетно,
в заморозку он пустить грозит.
Задувает в шурфы вентиляции.
В закоулки все Февраль проник.
И с почтеньем неким на дистанции
Февралина следует за ним.
Он – Февраль! Он с властною осанкою…
Как гипноз, всех ступорит мороз.
Февралина верной маркитанкою
собирает в путь его обоз.
Жмёт Февраль-мороз на пса дворового,
отправляет по кварталам в кросс.
Февралина, женщина суровая,
снег-подстилку псу кладёт под хвост.
Их серебряная свадьба – исстари.
Видят золота они тщету.
Если надо, светлой декабристкою
удалится с мужем под Читу.
Ледяным и снежным всё обрамится.
И морозом все обожжены.
А она Февраль смягчить старается…
А она ему верней жены…
Знаю, что поможет по чуть-чуть, но всем
Февралина – ангелом в судьбе.
Встрянем мы в мороз. И вдруг почувствуем,
что согреты ею при ходьбе.
……
С мужниным умеет сладить норовом
Февралина. Оттепель – по городу…
 

ФЕВРА

Моя легенда: Почему февраль короток.

 
Вот как месяц остророгий
округлился, стал комол,*
тут же вышел на дороги
шеф Февраль и всё замёл.
Длинным шарфиком метельным
машет Февра* по дворам.
Ей Февраль – супруг. Подельник.
И партнёр по баккара.**
Есть три дня, как три потери
и утраты Февраля,
понапрасну ею ею, Феврой,
устранённых втихаря.
Лишь один вдали до срока.
Жив. И на четвёртый год
возвращается с упрёком,
високосен, дерзок, горд…
 

* Имя Февра – по аналогии с именем Федра

Героиня древнегреческой трагедии Федра,

отличавшаяся необузданным нравом, восстановила

мужа Тесея против Ипполита – его сына, а её пасынка.

Тесей изгнал Ипполита из дома. Федра предала обоих.

Ипполит же погиб под ногами собственных коней. Однако

Ипполита воскресили, и он стал царём города Ариция.

МАРТА

 
Марта, немочка, цветок…
Drive* nach osten! На восток!
Взяв «недельку» в саквояж,
отправляется в вояж.
Не из фаустовских Gretchen,
марта всё ж-таки из Maedchen**
Знает бюргер: эта Fraulein***
справится с любою ролью.
Март, так любящий котов,
сам жениться не готов.
Но увидел Maedchen, oh!..
Март, а ну-ка Hande hoch!
Будешь ты ей меценат.
А пока что – Muetzen ab!****
И уже к 8 марта
жениховство ставь на карту.
Будешь, будешь ты женатым!
Девушки – вот мирный атом!
Немочек-принцесс немало
нам Европа присылала.
Март, Марий и Александр.
Царский двор давал им грант.
Ах, принцесса, высший класс!
Так бывало каждый раз:
принц был по уши влюблён,
а она любила трон.
……
Повстречались Март и Марта,
дав весне заряд азарта…
 

* Англ. Драйв – здесь вместо немецкого дранг.

** Медхен – девочка, девушка нем.

*** Фройляйн – барышня нем.

**** Мютцен аб – шапку снять!

АПРЕЛИЯ – СЕСТРА АПРЕЛЯ

 
Апрель и я,
Апрелия, —
двойняшки,
брат с сестрой,
вспоённые капелями,
взращённые игрой
веснушчатого
солнышка
с природой…
С ивняком,
который,
чуя тёплышко,
стоит наивняком.
Висит
обратной готикой
сосулек
стройный ряд.
Цветочки —
желторотики
на солнышко глядят.
Мы с братом
акварелями
расписываем мир.
Брат говорит:
«Апрелия,
Весну благодари!
Благодари ты
матушку,
что так
кругом светло,
что мы с тобою
рядышком
и всем несём тепло…»
 

Моя легенда СЕСТРА АПРЕЛЯ

 
Зовут её так же,
как брата – Апрель.
Она озорница,
она фантазёрка.
В журчанье ручья
слышит иволги трель.
И в луже любой
открывает озёрко.
У брата её —
интерес лишь в одном —
расправу вести
с накопившимся льдом.
Обходит с ревизией
всё чередом.
Дворы озирает
придирчиво, зорко…
А вместе они
не стоят за ценой.
Приходят к природе,
приносит подарки.
……
Для птиц перелётных
над милой страной
разрезали ленту
в лазоревой арке…
 

ПЧЁЛКА МАЙЯ – ВНУЧКА МАЯ

 
Эй ты, чудо-пчёлка Майя, эй!
Ах ты, младшенькая внучка Мая!
На цветках твои подружки, Майя,
смотрятся, как множество камей.
Май готов мир в лучшее облечь.
И даёт словам укорениться:
медонос и медосбор, и медуница.
По весне сладка природы речь.
Как вспахать, где бросить семена —
выпускает Май свои указы.
Мухи, осы падки на проказы.
Пчёлка – работящая, одна.
Ты спешишь собрать нектар богов,
чтоб – домой (домой!), а не в офшоры,
лишь цветы откроют фотошторки,
тонкие сегменты лепестков.
А за Майей взмоют из летка,
поправляя (вот кокетки!) чёлки,
дребезжа слюдой, другие пчёлки.
Брюшки навощённые слегка.
Не в долгу – вот славно! – ни на грош
ты ни перед кем, малышка Майя.
Ничего, нигде не занимая,
взятки, так положено, берёшь.
Любит вас, пацанок, дед ваш Май.
Улей для него – почтовый ящик,
для корреспонденции входящей.
Эй, природа, письма принимай!
О лучах, что лишь под осень жнут.
О цветках – о каждом понемножку.
И о бабочках, в цветной одёжке.
Что им нравится и как живут…
На ночь с юбочки пыльцу стряхнёшь.
В улье уголок отыщешь, Майя,
крылышек уставших не снимая,
кулачок под голову – уснёшь.
 

КИТАЯНКА И – ЮНЬ

 
Есть не только что месяц Июнь.
Есть ещё китаянка И-Юнь.
Вот кивает она всем подряд,
будто каждый кивкам этим рад.
Вместе с месяцем славным Июнь
приезжает с товаром И-Юнь.
Глянув на мелочёвку её,
по-китайски скажи: «Ё-моё!»
«Родом я с островка Тайвань.
Ты в Сибиря пусти нас, Вань! —
скажет, – Сделаем всюду фэн-шуй.
Ты же рис вместе с нами жуй.»
Поднебесная краля И-Юнь
дует в лето. Мао-цзе Дунь
разошёлся на сотни цитат.
Не читай их, родная Чита!
Благовещенск, на овощь не клюнь,
что предложит кулями И-Юнь!
На просторы полей и полян
не пускай жёлтый злак гаолян!
Но, глядишь, уже месяц прошёл.
Виза кончится – и хорошо.
В Сычуань уезжает И-Юнь.
Ей на смену приедет И-Юль.
 

ИЮЛИЯ – ТЁЗКА ИЮЛЯ

 
Вот Июлия с пшеничною косою,
калачом витым уложенной. Корона!
По стерне она идёт босою,
полевая православная Мадонна.
Не возлюбленные, просто тёзки.
В полке: Юлия – в панёве, Юлий – в свитке,
вместе плавят золото колосьев.
В тигле солнышка – перевитые слитки.
Вот Июль растёр в ладонях колосочек.
И Мадонне дал пригоршню первых зёрен.
Он в тени прилёг, усталый очень,
меж глазастых васильков – культуры сорной.
 

АВГУСТИНА, АВГУСТА, АВА…

 
Расчётлива ты, Августа.
Сад жаждешь обкорнать.
От ягод полного куста
тебя не оторвать.
Ты романтична, Августа.
Росу с листочков пьёшь.
И «Ах, мой милый Августин!»
с листа опять поёшь.
В подол сбираешь, Августа,
вкуснейшие дары.
Недаром Август радостно
задал везде пиры.
 

СЕНТЯБРИНА

 
Сентябрина ты, Сентябринка!
Заплутавшая в небесах.
Ты летящая паутинка.
Серебристая паутинка.
Чуть поблекла листва на осинке.
Словно платиновая блондинка,
что из лета пришла, отплясав.
 
 
Всё ещё не пустует корзинка.
И аукает лето в лесах.
Но тем временем серебринка
вдруг в причёску вплелась паутинкой.
Лес играет свой блюз под сурдинку.
«Ну а как твоё имя?» «Сабрина».
Не увянет твоя красота.
 
 
Отломилась луны половинка.
Лето всё-таки было не зря.
Скоро время охоты утиной.
Левитан вновь задумал картину.
Сентябринка ты, Сентябрина,
ты прекрасная половина
Сентября.
 

СЕНТЯБРИНА И СЕНТЯБРЬ

 
Сентиментальна Сентябрина.
Вечно – в чувствах, сантиментах,
как в оранжевых монетах,
в бусах-ягодах рябины.
Заводная оптимистка.
 
 
Ну а данный ей природой
муж – Сентябрь совсем другого
склада. Злится на погоду.
Оттого и месяц разный —
то он праздничный, то праздный,
то пустой, то весь в зародах.*
 

*Кто не знает – стог, скирда.

ОКТЯБРИНА. Моя легенда

 
Октябрина любит яркие одежды —
золотисто-жёлтую парчу.
Чтобы выглядеть эффектно внешне,
добавляет охры к кумачу.
А Октябрь набивает короба и клети,
житницы, амбары и склады.
Муж весьма богат, Но октябрята-дети
успевают обобрать сады.
 
 
В семьях, знаем, приключаются разводы.
И меняется любви окрас.
Октябрина после мужнина ухода
от нарядов отказалась враз,
под ноги бросает – тряпки стали лишни —
ворохами. Кутается в шаль.
Быстро стала серой, бедной, будто мышка.
Октябрину даже как-то жаль.
 

НОЯБРИНА

 
Ягоды последние – рябину
сохраняет в зиму Ноябрина.
От кистей у нас рябит в глазах.
Гнётся вниз корзинная лоза.
Яблоки разносит по прилавкам,
по столам, по подоконникам, по лавкам.
Остаётся развести нам очаги,
яблочные выпечь пироги.
Полюбил Ноябрь Ноябрину:
«Будь, прошу, моею половиной!»
По натуре холоден Ноябрь.
Вроде бы спокоен он. Но яр.
Насылает на людей студёный ветер.
Примораживает у деревьев ветви.
Ну а а Ноябрина – кроткая душа —
кормит птиц с ладоней не спеша.
Нас к зиме советами готовит:
«Утепляйтесь поскорей, а то ведь
муженёк, его дружок Декабрь
и приятели Январь, Февраль
вас морозить примутся нещадно.
Я ж вам оттепели обещаю.»
 

ДЕКАБРИНА

 
Месяцев – двенадцать, как апостолов.
Все – красавцы, будто на подбор.
Все посты в году мужчинам розданы.
Нет там женщин – это ль не позор!?
Очевидность – нет ущербных месяцев.
Каждый важен, внятен и богат.
Бог – судья календарям, Но грезится
мне – вот славно! – что Декабрь женат.
Он идёт. Похоже, что красуется —
санками и снами снежных зим.
Чтобы охладить всё то, что суетно,
в заморозку он пустить грозит.
Задувает в шурфы вентиляции.
В закоулки все Дека-бр-р-р проник.
И с почтеньем неким на дистанции
Декабрина следует за ним.
Он – Декабрь! Он с властною осанкою…
Как гипноз, всех ступорит мороз.
Декабрина верной маркитанкою
собирают в путь его обоз.
Жмёт декабрь-мороз на пса дворового,
отправляет по кварталам в кросс.
Декабрина – женщина суровая —
снег-подстилку псу кладёт под хвост.
Свадьба их серебряная – исстари.
Видят оба золота тщету.
Если надо, в ссылку декабристкою
удалится с мужем под Читу.
Ледяным и снежным всё обрамится.
И морозцем все обожжены.
А она Декабрь смягчить старается…
А она ему верней жены…
Знаю, что поможет по чуть=чуть, но всем
Декабрина – ангелом в судьбе.
Встрянем мы в мороз. И вдруг почувствуем,
что согреты ею при ходьбе.
……
С мужниным умеет сладить норовом
Декабрина. Оттепель – по городу.
 

Автор считает, что есть такое понятие: пермские романтики, к коим он относит и себя. (Фото – в молодые годы).

РасСказки о Пушкине

У Пушкина в деревне

 
У Пушкина в деревне
гусей не сосчитать…
гогочут о царевне,
которой век не встать —
вот если королевич
вдруг заплутал в пути.
И если покалечен.
Как девушку найти?!
У Пушкина в деревне
так холят лошадей!
Ведь лошади издревле
в почёте у людей.
Уж наскакался за день
поэт по целине.
Вдаль мчится Медный всадник
на этаком коне.
Снесётся под крылечком
несушка – ко-ко-ко!
И петушок, конечно —
весь золотой такой.
Он всякие напасти
поёт, поёт царям.
……
И только здесь был счастлив
поэт – взошла заря…
 

Пушкинский царскосельский лицей

 
Был месяц государственный – Октябрь.
Но мне милее пушкинско-лицейский.
Превыше кружев вытканных ганзейских,
светлее, чем в кофейне канделябр —
была одна святая благодать —
союз восторженных, вольнолюбивых,
за честь свою высокую гонимых,
за кою не грешно и жизнь отдать.
О, други-лицеисты! Честь одна!
На белых мраморах пурпурны листья клёнов.
В лицейских (sic!) октябрьских колоннах
идут друзья поэта… Имена!..
 

Лицейские друзья А. Пушкина – Иван Пущин (общались, разговаривали через тонкую стенку комнат), Вильгельм Кюхельбеккер (предмет незлобивых насмешек Пушкина), Антон Дельвиг (поэт, издатель журнала), Михаил Яковлев (устраивал встречи бывших лицеистов), Константин Данзас (часто общался с Пушкиным и был его секундантом на дуэли), Иван Малиновский (Пушкин его «любил за дружбу»), Фёдор Матюшкин (путешественник, адмирал, участник экспедиции Ф. Врангеля). С Пушкиным в Царскосельском лицее учились Александр Горчаков – известнейший российский дипломат, Модест Корф – историк, Владимир Вольховский (генерал-майор), Сергоей Ломоносов – посол России в Нидерландах, Сильверио Броглио – итальянец, погибший в освободительной войне в Греции. Всего в первом лицейском выпуске (пушкинском) было 30 человек.

Ноготь Пушкина
Поэтическая версия

 
Пушкин, франкмассонствуя, отращивал
на мизинце ноготь. Кабы знать —
для чего. «Зачем?» – его кто спрашивал,
говорил он: «Кляксы подтирать.»
Он ходил – одна перчатка с дыркою…
Чуял ноготь встреченный им гость.
С дланью этакой гулял он, ногтем чиркая
и неся чугунную литую трость.
И когда в Дантеса целил, в яблочко,
чтоб немецкий точный вышел «шлаг»,
пиковая выдернулась карточка —
зацепился ноготь за обшлаг.
В грудь предсказанной поэту «белой лошади»
метил пулю круглую послать.
Но удар пришёлся в руку, в крошево
пуговицу превратил… И устоять
удалось Дантесу. Уж смеркалося.
Взвыл разок за Чёрной речкой волк.
Пушкин всё ж, превозмогая боль, с усталостью
«Жаль Наташу», – прошептал. И смолк.
 

Мой Пушкин
По строкам поэта

 
Мой Пушкин «самых честных правил»,
когда не в силах стало спать,
стихи писать себя заставил.
Писал не в стол, писал в кровать.
 
 
В кровати, коль сказать точнее.
И там их часто забывал…
А я, скорей для развлеченья,
их дополнял и развивал…
 
 
«Какая ночь! Мороз трескучий»
наладил через Сороть мост.
Под утро выпал снег летучий.
В сугробе вязнет лисий хвост.
 
 
«Зима. Крестьянин, торжествуя»,
спешит гнедого запрягать.
Без дров-то мы просуществуем
недолго, надо полагать.
 
 
«О, нет, мне жизнь не надоела»
вдали от суесловных бурь.
Но что-то вдруг внутри запело.
Весна толкает делать дурь.
 
 
«Люблю ваш сумрак неизвестный»,
приют двух дев в селе трёх гор.
Скорее мчать в тот двор поместный!
Весна! Скворец! Любовь! Восторг!
 
 
«Звезда пленительного счастья!»
«Без вас я, сёстры, занемог…»
Летят с крыльца в порыве страсти
«две пары стройных женских ног.»
 

Монолог современника А. Пушкина

 
Глядико-ко, Наталья Пушкина!
Отменна покатость плеч…
А у самого-то Пушкина
какая прямая речь!
И что это ей в Дантесе-то?!
Не свяжет двух русских слов.
Лександр оттого и бесится,
что действует кто-то во зло.
Прямые и скрытые пакости
за то, что был бит Напольон.
Дантесу что в русской благости?!
И не был на поле он
российском. Русское чувствовать?
Его интерес – ла белл.
Он Пушкину ни сочувствовать,
ни радоваться не умел.
Как Запад-от с этим мирится?
Бретёру пора бы в костёл.
Ведь Данте – однофамильца
Дантес афронтально* подвёл.
 

* От афронт – публичное оскорбление (франц.).

На международный конкурс

«Пушкин в Британии»

По строке А. Пушкина

«Лети во мрачный Альбион»

 
«Лети во мрачный Альбион»,
моё сочувствие весёлое!
Я в мрачность Англии влюблён,
как восхищён Озёрной школою.
Он вечный странник – Альбион.
Материки прибрав по случаю,
взметает за собою он
крылатку парусов летучую.
Глядит он в прошлое своё
не мрачно, но сосредоточенно.
А будущее (как моё, твоё) —
неопределённое отточие…
А будущее – всё веселей!
А поколенья – всё отчаянней!
И всё уходят (не жалей!)
устои жизни англичанина.
А Кингдом – неспокойный дом,
печалью окна в нём зашторены.
Но позабыть стремятся в нём
страницы мрачные истории.
Не мрачен – ясен Альбион!
И светел – даже за туманами.
Недаром облюбован он
удачливыми россиянами.
 

По строке А. Пушкина

«В высоком лондонском кругу»

 
«В высоком лондонском кругу»
вам, джентльмены, невдомёк —
и с примененьем всех усилий,
что Запад есть Запад,
Восток есть Восток*.
А посередине – Россия.
 

* Редиард Киплинг

У памятника Пушкину в Веймаре

 
Памятники, бюсты, фрески…
Знать Европу до конца!
Пушкин в Веймаре – с немецким
выражением лица.
Там, за стрельчатою рамой —
Божий лик! Прекрасный фриз!
Как заточки, гвозди храмов
в небо вбиты. Шляпкой – вниз.
Что он нам – «немецкий гений»!?
Не меняем и на двух.
Дар для многих поколений —
им открытый russky duch.
 

Плод бессонницы

 
Ночь развести пожиже —
будет похлёбка бессонницы.
Слушать, как по-над крышей
сны собираются в конницу.
Если не спишь, о чём ты?
Да ни о чём! С тихим умыслом
перебирай, как чётки
то, до чего не додумался.
С конницей мчись над миром.
Крылья Пегаса полощутся…
Мысль – разбудить кумира,
того, что на Пушкинской площади.
Пушкин бы рассмеялся
над нашим «Всё». О чём вы?!
……
Если бы в одеяльце
не завезли арабчёнка…
Вот и скажи на милость
сам себе сонною небылью:
Если бы «Всё» не родилось?!
У нас ничего бы не было?..
 

Проба пера – в буквальном смысле слова…*

Автор попробовал писать гусиным пером.

Здесь – строки о А.С.Пушкине.

* Проба пера

Ковёр маленького Мишеля
РасСказки о Лермонтове

 
Бабушка Мишеля
Арсеньева Елизавета
расстилала в комнате
ковёр.
Одноцветный.
Говоря при этом:
«Вот тебе мелок,
милок! «Колёр»
светлый, яркий…
Ты ковёр расписывай.
Не гляди, что портить
вещь нельзя.
Всяк художник
славится капризами.
Не пойдёт без них
его стезя.»
Бабушка Мишеля
Арсеньева Елизавета
так смиряла
буйный, дерзкий нрав
внука. «Ты рисуй,
коль хочешь, до обеда.
Что изобразишь,
сперва представь.
Божий мир рисуй.
В нём есть и Демон.
Ты его гони
подальше от себя.
Что бы ты ни думал
и ни делал,
делай, человечество
любя.»
 

* *

Если бы М. Лермонтов не был поэтом,

он стал бы художником. Когда ему

было три года, бабушка посадила его

на однотонный ковёр и дала в руки

мелки. И Миша рисовал по каовру.

* *

Ковёр – картинка

 
Рисовал Мишель
долины, реки, горы,
силуэты всадников —
в полях ковра.
А в конце ковра
маячил грозный контур.
То влекла его
Машук-гора.
Он в свои младые лета
рисовал чинары —
из далёкой, каменной
страны.
А однажды получился
белый парус.
И за ним вослед
бурлили буруны.
Но когда в поход
уехал барич —
под конём – ковёр
чужой травы – ковыль,
выбила ковёр
служанка Варя.
Над Тарханами
тянулась долго пыль.
 

Уроки Лермонтова

 
Лермонтов.
Летний бивак.
И летучий отряд.
Лошадь сломала ли
левую ногу…
Сломан ли строй…
И что-то пошло не так.
Вот и привал.
Ты писал:
«Подожди немного…»
Сказано же
так легко:
«…отдохнёшь и ты.»
«Дело»* забудь.
А Машук за тобой
в тумане —
шапка абрека…
А газыри** пусты.
Строчки – патроны.
И – будущего незнанье…
 

*Дело – так в те времена

называли бой, баталию.

** К сведению не знающих.

Газыри – карманы на кавказском

бешмете – для патронов.

Тарханы

 
Тарханы. Какие такие Тарханы?
Откуда, куда пришагали Тарханы?
Степями под Пензу пришли Татар-ханы?..
Степь вышла в луга и поля, и поляны.
Татарское в русское, словно стаканом,
лилось и лилось это слово Тарханы.
Я помню дорогу полями в Тарханы,
где лес – оторочкой, грядою листвяной…
Шёл долго – телегой – «груз 200»* в Тарханы.
 

* В июле 1841 г. на горе Машук погиб

М. Ю. Лермонтов, тело погибшего

перевезли в Тарханы.

Откуда у Пушкинской няни Арины

венчик для сковород…

 
Все помнят тот предел мечты,
как то и дело
перо летело с высоты,
перо летело.
 
 
Гусей дорога в даль влекла.
Но то и дело
перо терялось из крыла,
перо летело.
 
 
В небесный угодив пролёт,
поэт умело
чернила на бумагу льёт
пером столь белым.
 
 
Мысль острая! Перо остро!
Но то и дело
с конторки падало перо,
перо летело.
 
 
Арина с самого светла
за день короткий
уж столько перьев собрала
для сковородки…*
 

* Ушло в прошлое использование

птичьих перьев (венчиков из них)

для смазывания сковородок маслом

при жарке. У няни Пушкина Арины

гусиных перьев было в изобилии

для венчиков и метёлок.