Текст книги "Иран. Экономика под санкциями"

Вроде ничего страшного, но не будет же гендиректор лично бегать по обменникам и банкам! Этим занялась девушка-бухгалтер. Именно ее имя система вписала рядом с названием компании. Мол, необходимы личные данные отправителя.

Девушку звали Мехса Шахид Ладен. В Иране слово «шахид» несет совсем иные коннотации и используется, например, в названиях станций метро. Никому не пришло в голову, что эта фамилия будет стоить нам трех месяцев головной боли.

Потому что в срок перевод партнерам не пришел. Не пришел и через неделю. И через месяц. Мы попали на огромный штраф. Выяснить, где зависли деньги, оказалось очень непросто. С огромным трудом связались с банком в Бельгии – и да, выяснили, что перевод заморозили в связи с «подозрительной фамилией, которая, возможно, указывает на пособничество террористам». Через три месяца удалось добиться возврата средств на счет (в Италию банк их отправлять отказался).

Проблемы с внешними переводами не могли не сказаться и на отношении государства к валюте. В Иране внутреннего «железного занавеса» нет, поездки за границу (для тех, кому это по карману) ограничены только нежеланием большинства западных стран выдавать иранцам визы. Но иранцы посещают и многие другие части света. Валюта нужна также обучающимся за рубежом студентам. Поэтому, хотя в стране нет типично российской привычки хранить деньги «в долларах» (тут скорее предпочтут золото), спрос на валюту высок.

Иранец, которому нужна валюта, вряд ли пойдет в банк. Скорее, он отправится в «сарафи», а то и вовсе к уличному меняле. Последних когда-то было немало на центральных улицах и площадях иранских городов. Часть из них меняет деньги прямо на месте, часть работает зазывалами в «сарафи» по соседству. Курс может оказаться выгоднее, но шансы, что некоторые купюры будут фальшивыми или что меняла обсчитает клиента, всегда сохраняется.

Центробанк Ирана уже многие годы жестко контролирует (или пытается контролировать) курс валюты. Ведь настоящий курс иранского риала постоянно падает, и на это также влияют санкции. Серьезное падение началось в 2012 году и лишь ненадолго замедлилось после многообещающих соглашений в 2015 году. Когда Америка вышла из «ядерной сделки», обменники в Иране пришлось ненадолго закрыть из-за взрывного роста курсов валют. Постепенно ситуация стабилизировалась, но к прежним значениям риал так и не вернулся.

При этом курс ЦБ используется в основном для закупки жизненно важных товаров – продуктов, удобрений и медикаментов. Импортер должен доказать, что собирается завозить в страну именно такой товар, из особого списка, чтобы приобрести нужное количество долларов. Но простому иранцу по «льготному», правительственному курсу приобрести валюту не удастся.

У банков жесткие ограничения. Собрался в Турцию? По государственному курсу тебе смогут продать не более 500 долларов. Если ты студент, которому предстоит учиться за границей, позволено купить по льготному курсу чуть больше. И это в государственных банках. Частные не могут позволить себе роскошь торговать валютой по официальному курсу. Приходится ориентироваться на рыночный, который куда ближе к реальности. На август 2022 года он составляет около 315 000 риалов за доллар США, что во много раз превышает официальный курс ЦБ. Два разных курса доллара в одной стране открывают широкий простор для злоупотребления и спекуляций. Самая элементарная: получить «государственную» валюту, якобы собираясь завозить необходимый стране товар, а затем продать ее на внутреннем рынке – прибыль в 400–500 % гарантирована.

Некоторые предприниматели сделались долларовыми миллионерами, используя простую схему. Государству они заявляли, что собираются ввозить в страну лекарства, кормовые культуры или нефтехимическое оборудование. После чего получали валюту из расчета… 42 000 риалов за доллар.

Далее эта сумма переводилась их же собственной (разве что слегка замаскированной) компании за границей. Затем деньги возвращались в Иран и продавались на свободном рынке, где доллар на тот момент стоил 250 000 риалов.

После чего весь цикл повторялся по новой, уже с вложением «навара» на первой прокрутке. За две такие нехитрые операции капитал увеличивался в 36 раз!

Понятно, что в итоге все закончилось скандалом. И запретом на получение валюты по государственному курсу «обычными» компаниями. Разумеется, особо доверенным это по-прежнему разрешено, поскольку потребность в стратегически важных товарах никуда не делась. Так из бюджета Ирана пропадают миллиарды…

Подобные спекуляции в больших масштабах еще сильнее разгоняют инфляцию. Иранское правительство постоянно придумывает все новые меры борьбы с неправомерным обогащением. Иранские же любители легкой наживы – способы обойти закон и не сесть за решетку.

Возьмем масштаб поменьше. Каким образом иранцу доказать банку, что он собирается выезжать за границу и имеет право на покупку льготной валюты? Одно время достаточно было паспорта и билета на самолет. Что привело… правильно, к обогащению множества туристических агентств. Ведь именно в их руки простые иранцы обычно и отдают свои паспорта и билеты. Так что, пусть и кратковременно, в туристическом бизнесе случился настоящий бум.

В последние годы, в попытке защититься от гиперинфляции, иранцы обратились к фондовому рынку – даже те из них, кто в принципе не понимал, как работает биржа. C 2017 по 2021 год капитализация фондового рынка в местной валюте выросла в 15 раз. В 2022 году она составляет $1,2 трлн (по официальному курсу).

В 2011 году счета на бирже имели 4,5 млн иранцев, к концу 2020 года их стало 50 млн.

К сожалению, в стремлении укрепить экономику правительство создало на бирже пузырь. Население активно призывали вкладывать деньги в ценные бумаги. Даже сам верховный лидер страны, аятолла Али Хаменеи высказался в поддержку подобных инвестиций, а его слова в Иране воспринимаются примерно как слова папы римского в католическом мире.

Но экономика страны не могла быть стабильной в условиях санкций. На годы развития биржи пришлась, к примеру, монетизация льгот, потребовавшая больших выплат населению, расширение административного аппарата, другие реформы. Даже нефть иногда не продавали, а обменивали на другие товары по бартеру.

Ценные бумаги не принесли инвесторам обещанной прибыли. А ведь бедные семьи нередко покупали их вскладчину, ради будущего детей. В некоторых случаях ради «игры на бирже» иранцы продавали всю имевшуюся недвижимость.

Когда пузырь сдулся, правительство лишь пожало плечами: мол, зачем те, кто не имел достаточного образования и не знал, как функционирует фондовый рынок, вообще связались с биржей? Формально власти предержащие правы. Реально – тысячи иранцев в один момент лишились всего, что имели.

Кто-то обеднел, а кто-то стал богаче. Умных спекулянтов на бирже хватало. И не только на бирже. В 2020 году количество людей с активами более $1 млн в Иране выросло на 21,6 % (при среднем росте в мире, равном 6,3 %). На сегодня общее количество долларовых миллионеров в Иране составляет более 250 000 человек. Для сравнения: в Саудовской Аравии таковых 210 000, а в России – около 300 000 человек.

В целом правительство Ирана регулярно предпринимает те или иные попытки привлечь средства населения для пополнения бюджета страны. Не все предприятия были удачными и тоже нередко стоили иранцам их сбережений.

Когда государству остро не хватало валюты, по всем телеканалам крутили ролики о том, как, мол, выгодно класть доллары в банк. Напрямую проценты при исламском банкинге не выплачиваются, но есть другие способы получать со своих денег доход. Опять же активно говорили о том, что хранить валюту дома небезопасно, зато в банке – хорошо и надежно. Увы, через некоторое время государство заявило, что деньги с таких вкладов можно снимать только в риалах, причем по невыгодному государственному курсу. Нет, в валюте тоже можно – но надо подождать. Месяц, два, три. Многие уставшие от ожидания вкладчики соглашались на эти условия, чтобы спасти хотя бы часть средств.

Также государство выпускало так называемые «бонды», привлекая частных граждан как инвесторов в крупные строительные и инфраструктурные проекты. Проблема в том, что на доход можно было рассчитывать только по окончании проекта, а заканчивали строительство нередко лет через десять-пятнадцать (вместо обещанных двух-трех).

Отдельно стоит сказать про криптовалюту. Для Ирана она стала настоящим спасением. Как минимум, в тех секторах, где необходимы небольшие, но регулярные переводы за границу. В основном иранцы покупают USDT и TTR. Также иногда используют Webmoney и особенно популярный в Иране Payeer.

Благодаря дешевизне электричества в стране майнинг распространился очень быстро, принося особо сообразительным представителям криптосообщества сумасшедшие доходы. В итоге он приобрел такие масштабы, что в мае 2021 года правительство Ирана было вынуждено наложить на него запрет на четыре месяца. На майнинг уходило столько электричества, что кое-где в стране его перестало хватать для бытовых нужд. В 2022 году был принят официальный закон, запрещающий использовать для майнинга дешевую субсидированную электроэнергию. Это не запрет на майнинг как таковой – хотя стоимость его теперь заметно увеличится. Для нарушителей предусмотрено серьезное наказание, вплоть до длительного тюремного заключения. Тем не менее сегодня Иран вовсю использует биткоин для международной торговли, а местные инвесторы зарабатывают на росте курса криптовалют. И пока иранские майнеры добывают 5 % от всех мировых биткоинов, правительство готовится к запуску CBDC – собственной криптовалюты.

Отдельно стоит упомянуть проблему дебетовых карт и онлайн-платежей. К системам MasterCard и Visa Иран никогда подключен не был. Сначала свои пластиковые карточки выдавали отдельные иранские банки (использовать их можно было только с соответствующими банкоматами). С 2002 года Иран начал развивать систему «Шетаб» («Ускорение»), аналог российской системы «МИР». Все банки обязали подключиться именно к ней. На сегодня любую иранскую карту можно использовать в любом иранском банкомате, POS и при онлайн-покупках в интернет-магазинах страны. В городах картами сейчас пользуются чаще, чем наличными: оно и удобнее, чем носить пухлые кошельки с купюрами, нули на которых не успевают за инфляцией. Работает система очень достойно, все-таки обкатывают ее уже 20 лет.

Система защиты карт и PIN-кодов в «Шетаб» несколько отличается от привычной нам. Да и киберворовство/мошенничество в Иране пока еще не приняло таких масштабов, как во многих других странах. Иностранцев, впервые столкнувшихся с оплатой картой в Иране, шокирует, когда продавец, лихо выхватив карту, сам же и вставляет ее в терминал с вопросом: «Какой у вас PIN?». Так происходит решительно везде. Только в подчеркнуто «европейском» ресторане официант может демонстративно отвернуться, пока вы набираете на терминале код.

Сначала меня это раздражало, но не прошло и пары месяцев, как я, ровно как и остальные покупатели, стала сходу выкрикивать заветные цифры через прилавок, на весь магазин. Бесконтактная оплата по «Шетаб» пока не проходит, однако есть планы по введению соответствующей технологии.

Карты зарубежных систем в Иране не работают. В редких случаях (например, при торговле дорогими коврами), клиенту могут предложить оплату Visa или MasterCard через терминал, подключенный, например, к банку в ОАЭ. Однако комиссии так высоки, что этим способом пользуются только при продаже предметов роскоши.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на банковскую систему и финансовую жизнь Ирана?

1) Санкции (в числе других факторов) провоцируют падение курса валюты и инфляцию. Правительство стремится компенсировать проблемы бюджета путем жесткого контроля валютных операций и привлечения сбережений населения.

2) Даже в условиях отключения SWIFT существует немало способов проводить международные расчеты, импортировать и экспортировать товар. В том числе с помощью открытия компаний в странах-посредниках и использования различных «серых» схем.

3) Криптовалюта стала важным подспорьем в условиях санкций.

4) Внутри страны развита онлайн-торговля и свободно используются дебетовые карты. Разумеется, иностранные карты не работают в Иране, а иранские – за рубежом.

Глава 3
Предпринимательство

Восток славится тысячелетними торговыми традициями, и к частному предпринимательству тут всегда относились с особым уважением. Неудивительно, что в период мощной модернизации страны в 1950-х – 1960-х годах было положено начало крупнейшим частным предприятиям Ирана. Продукцию многих из них (включая одежду, обувь, автомобили) охотно покупали и на Западе. Автомобильная и легкая промышленность, строительство – в частных руках все это развивалось стремительно.

Исламская революция 1979 года, полностью перевернувшая общественную систему, естественно, затронула и крупных (да и средних) собственников. Одним из лозунгов ее была идея социальной справедливости – и потому соблазн «отнять и поделить» оказался слишком велик. Многие владельцы предприятий сочувствовали шахскому режиму и были вынуждены бежать за границу, а их имущество конфисковали. Кое-кого казнили, другие добровольно расставались с капиталами. В отличие от коммунистической России, в революционном Иране не было установки на полный запрет частной собственности и предпринимательства. Но предполагалось, что управлять компаниями должны «правильные и набожные», близкие народу и правительству Хомейни люди.

Как легко догадаться, новые хозяева заводов и фабрик к своей роли готовы не были, тем более в кризисных условиях революции и затяжной войны. Часто они вообще не обладали никаким опытом управления. Предприятия работали в убыток, качество падало, люди теряли рабочие места. Правительство не хотело допускать народного недовольства, поэтому такие компании поддерживались на плаву с помощью многомиллионных государственных дотаций. То есть и финансово, и с точки зрения управления даже частные компании оказались прочно связаны с государством. Их топ-менеджеры все равно получали свои прибыли из государственного кармана, а потому у них не было стимулов улучшать качество управления.

Печальным примером служит компания «Кафш Мелли» – некогда один из гигантов обувной промышленности Ближнего Востока. Кожаная обувь из Ирана пользовалась спросом за рубежом, а бренд компании служил знаком качества.

После революции главу компании сместили, и он благоразумно уехал за границу. Когда прошли годы и все несколько успокоилось, иранское правительство стало подумывать о восстановлении экономики и даже приглашении эмигрировавших специалистов. Глава «Кафш Мелли» предложил свои услуги – и выразил готовность за собственные деньги выкупить предприятие. На тот момент оно уже стало убыточным, и многие фабрики находились в плачевном состоянии. Но ему отказали как «антиреволюционному элементу».

На сегодня в магазинах «Кафш Мелли» отовариваются только самые бедные слои иранского населения, которые не могут себе позволить обувь качественнее и дороже. И все равно магазины постоянно дотируются государством, иначе их пришлось бы закрыть. Некогда процветавший бизнес фактически уничтожен.

Аналогичная ситуация произошла с компанией «Ней-Шекар», которая когда-то являлась крупнейшим в Иране производителем тростникового сахара. Компанию конфисковали – и выставили на торги за сотую долю ее реальной стоимости. Как легко догадаться, приобрели ее сами иранские чиновники (приближенные к ним лица). Далее часть капиталов была разворована, частично компания обанкротилась, и кое-кто из владельцев сбежал за границу.

На сегодня иранская экономика является скорее смешанной, с мощным государственным сектором. Еще в начале 2000-х годов правительству Ирана стало ясно, что имеющаяся модель строгого государственного регулирования крайне неэффективна. На тот момент в руках государства находилось до 70 % промышленных предприятий. И было принято решение провести приватизацию (разительно напоминающую ту, что в 1990-х проходила в России). Идея была в том, чтобы, начиная с 2005 года, ежегодно сокращать долю государственных компаний на 20 %. Пятилетний план предусматривал передачу в частные руки около 80 % госсобственности, и задачу эту к 2010 году выполнили наполовину. На данном этапе машиностроение, металлургия и нефтехимия полностью находятся в руках государства, в то время как легкая промышленность приватизирована почти целиком.

Но к кому на самом деле перешли предприятия? В основном все к тем же госчиновникам или аффилированным с ними лицам. Корпус стражей исламской революции – несмотря на то, что изначально декларировалось, что данная организация не должна участвовать в экономической жизни страны – сейчас является одним из крупнейших собственников предприятий и участников иранского рынка. Хотя и не всегда напрямую, а с использованием некоторых исламских экономических институтов, характерных исключительно для Ирана.

Так, например, именно аффилированные с КСИР организации получают все крупные строительные проекты в стране. Казалось бы, как они могут все это построить? Да очень просто – нанимают китайских подрядчиков, а разницу кладут себе в карман. И это далеко не худший вариант. Крупный мост-дамбу через соленое озеро Урмия, одно из природных чудес Ирана, вызывались построить и японцы, и китайцы, обещая сохранить уникальную экологию местности. Но проект взяли под контроль иранские строители, не рассчитавшие воздействие дамбы. Мост был закончен в 2008 году, а уже к концу 2017 года озеро почти полностью обмелело…

Частный капитал в момент приватизации мог рассчитывать или на отрасли с традиционно низкой прибылью, или на те инновационные сектора, потенциальную прибыль от которых не учли крупные государственные игроки.

Как ни странно, именно санкции позволили заработать многим молодым предпринимателям в сфере IT. Консервативные и религиозные иранские «динозавры» не смогли вовремя оценить потенциал Интернета и то, насколько он важен для потребителя. Если в традиционных отраслях конкурентов очень быстро отсекали (что нетрудно, когда за тобой – экономическая мощь государства, позволяющая всегда оставаться на плаву), то взрывное развитие Интернета в Иране просто «проглядели». А предприимчивая молодежь тем временем смотрела, что развивается на Западе и как это можно перенести в Иран.

Иранцы не имеют прямого доступа к App Store или Google Play. Поскольку общемировые системы карточной оплаты для Ирана закрыты, там нельзя купить товар с Amazon или из других зарубежных интернет-магазинов. На территории страны блокируется YouTube. Тем не менее иранские предприниматели смогли создать достойные аналоги всех вышеперечисленных сервисов внутри страны и получают с этого неплохой доход. Аналогом Amazon в Иране стал интернет-магазин DigiCala. Подобием YouTube – местный Aparat. Любое приложение для Android можно купить на сайте Cafe Bazaar. Filimo с местными фильмами и сериалами заменяет иранцам Netflix. Сервис по продаже товаров Divar разительно напоминает Avito. Иранцы, для которых никогда не работал Uber, легко вызывают такси с помощью Snapp! Данный список можно продолжать и продолжать.

Государство уже разобралось, что к чему и теперь начинает чинить препятствия в виде новых законов и требовать многочисленные лицензии для IT-компаний. Более того, государственные компании тоже стали пробовать свои силы на цифровом рынке.

Например, был создан мессенджер Baleh, призванный заменить бешено популярный в Иране Telegram и WhatsApp. Мол, надо переходить на свое IT в интересах национальной безопасности. Но понимания у народа мессенджер не нашел. Иранцы шутили, что вместо двух галочек, как в WhatsApp (одна указывает на отправление сообщения, а вторая – на его получение адресатом), в Baleh галочек три (средняя означает «прослушку» сообщения госорганами).

Основными проблемами налаживания эффективности бизнеса в Иране остаются предельная бюрократизация всех процессов и острая нехватка специалистов.

Казалось бы, жителям России про бюрократию много объяснять не надо. Однако неповоротливость иранской государственной машины связана не только с традиционной восточной расслабленностью (которую могут позволить себе бюджетные организации) и пренебрежительным отношением ко времени. Как было сказано выше, многие формально частные компании тесно связаны с государством. Так зачем государство добровольно станет создавать себе конкуренцию? Все процессы осложняются и тем, что за один и тот же вопрос могут одновременно отвечать несколько госорганизаций, чьи полномочия перекрывают друг друга. При этом одна организация не замещает другую! Если нужна одинаковая лицензия от двух разных управляющих организаций, то придется получать документ от каждой из них по отдельности.

Еще менее приятно то, что законы (в том числе регулирующие бизнес) меняются в Иране чрезвычайно быстро. Вернее, основной закон может и не меняться, но постоянно выпускаются те или иные «директивы». В один день без предупреждения пересматриваются налоги и таможенные пошлины, появляются новые требования, старые документы становятся недействительными. Планировать какое-либо развитие в таких условиях крайне сложно.

Частично такая скорость государственных решений объясняется, опять же, санкциями. Ведь и они на протяжении многих лет вводились быстро и внезапно – и приходилось многое пересматривать. Но чрезмерная гибкость в ряде случаев только вредит, особенно с учетом человеческого фактора.

Наш первый визит в Организацию по регистрации компаний и интеллектуальной собственности пришелся на 2005 год. Серьезного вида девушки в черных хиджабах сидели в переполненном народом помещении и старательно забивали в компьютеры данные из заполненных вручную анкет. К слову, компьютеров явно не хватало. Процесс подачи документов на регистрацию фирмы занял несколько часов и сопровождался беготней по лестнице то вверх, то вниз, и так по шести этажам, причем каждый забег неизменно заканчивался в том же самом зале. Да, документы-то все равно пришлось переделывать. Нам не согласовали название компании.

Дело в том, что названия компаний в Иране уникальны. Нельзя открыть фирму «Ромашка», если таковая в стране уже существует. Да и вообще название должно состоять минимум из трех слов. Так что лучше заранее заготовить 5–10 желаемых словосочетаний, и специальные люди проверят, какие из них пока не заняты.

Насколько я помню, компанию в итоге удалось зарегистрировать. Но то был лишь первый шаг. Дальше – коммерческий ID-код (счет в банке без него не открыть). Затем лицензия на пользование Интернетом в коммерческих целях. Потом лицензия на пользование коммерческим (городским) телефоном. Лицензия на использование цветного принтера(!). Вывеску на наружной стене офиса пришлось согласовывать с несколькими организациями сразу: цвет букв, форма шрифта, логотип – все это придирчиво проверялось инспекторами.

Коррупция – еще одна актуальная и очень серьезная проблема для бизнеса в Иране. Кроме того, государственные компании используют порой весьма хитрые приемы недобросовестной конкуренции. Некоторые весьма специфичны и характерны именно для исламской теократии.

Когда в Иране появился первый частный провайдер мобильной связи, компания Taliya, у нас был большой праздник. Раньше мобильная связь в стране контролировалась одним-единственным провайдером – государственным. И хотя тарифы на звонки были низкими, позволить себе мобильную связь могли только достаточно обеспеченные граждане. Государственная «симка» обходилась почти в 1000 долларов (правда, и действовала она чуть ли не пожизненно). У частных компаний качество связи нередко было хуже, зато они были доступнее (после их появления на рынке госкомпания была вынуждена втрое сократить стоимость своих sim-карт).

Taliya не смогли простить другого: ее владелец первым вывел на рынок MMS-сообщения – невиданное дело для Ирана в те годы. В итоге компанию закрыли, а ее главу надолго посадили в тюрьму. Из-за MMS! Механизм простой: представители госкомпании-конкурента съездили в святой город Кум, где живет большинство шиитских богословов, чей авторитет так велик, что с ним приходится считаться даже высшим чинам в правительстве. И пришли к каждому лично с визитом: мол, ислам в опасности! Представляете, что начнется, если люди будут с такой скоростью друг другу цветные картинки пересылать? Позор и разврат! Пять-шесть уважаемых мулл обошли, те разом возмутились (многие из них и мобильника-то в жизни в руках не держали) – и вот уже готов соответствующий религиозный приказ.

История показательна. И не менее показательно то, что в дальнейшем именно эта государственная компания сама стала продавать пакеты скоростного мобильного Интернета и массу других услуг, связанных с «пересылкой цветных картинок».

Утечка мозгов – серьезнейшая иранская проблема. Страна готовит очень неплохие кадры, образование в иранских вузах соответствует высоким мировым стандартам. Но молодые специалисты почему-то не стремятся оставаться в стране, не верят, что у них там есть будущее. Первая волна эмиграции прошла, как легко догадаться, сразу после Исламской революции. В начале 1990-х за границей оказалось более 25 % жителей Ирана с высшим образованием. Но и в дальнейшем иранцы помоложе всеми силами старались остаться «за кордоном» – особенно после очередных раундов санкций. По разным оценкам, размер иранской диаспоры сегодня колеблется от 2 млн до 3 млн человек.

С одной стороны, Иран понимает сложность и глубину проблемы, стремится вводить государственные программы, которые сделали бы работу в стране привлекательной для образованных молодых людей. Но санкции, запрет на большинство вещей, легкодоступных за пределами Ирана, жесткие общественные и религиозные правила, невысокий уровень жизни интеллигенции в целом – все это не способствует желанию остаться в стране, пока ты молод и мечтаешь покорить мир. Не говоря уже о том, что в иранских реалиях такие амбиции могут стоить головы.

В 2012 году иранец из Канады создал эффективную программу для загрузки фотографий на веб-страницу. К несчастью, она чем-то приглянулась владельцам порносайтов, которые стали ее активно использовать. Сам создатель программы ничего об этом не знал, пока кто-то не «стукнул» иранским властям. В Иране его немедленно арестовали, а верховный суд страны приговорил к смертной казни (любая связь с порнографией карается именно так). У судей просто не было достаточных технических знаний, чтобы принять аргумент, что бедняга никак не мог проконтролировать использование своего изобретения. Канадское гражданство в итоге помогло ему избежать смерти и выбраться на свободу. А что было бы с тем, у кого имелся только иранский паспорт?!

Тем не менее в стране развивается частное производство. Особенно хорошо в последние годы двигается вперед пищевая промышленность: на Ближнем Востоке хорошо знают компанию Kalleh (мясная и молочная продукция), Behruz, Chin-Chin и множество других.

Выгодным оказалось и местное производство бытовой техники – поскольку в силу национальных особенностей спрос на нее огромен. Иранцы очень трепетно относятся к обстановке своего жилища (и особенно кухни!), и наличие продвинутой бытовой техники считается престижным. Иранская семья скорее откажется от поездки за границу, зато приобретет самую лучшую рисоварку, дорогущую микроволновку и ТВ с огромным экраном. Традиционно девушкам перед свадьбой закупают приданое – а в наши дни без бытовой техники семью жениха не впечатлить.

Следующее последствие санкций: один из самых выгодных вариантов работы для частного бизнеса – дилерство. По многим причинам производить товары в Иране непросто и невыгодно. Да и продавать их приходится в основном на внутреннем рынке. Экспортировать за границу? Но под санкциями блокируются все прямые платежи, косвенные затраты резко повышают цену – и иранские товары заведомо проигрывают продукции из других стран.

Напротив, на товары из-за границы в стране большой спрос, но заграничные бренды не могут ничего продавать в Иране напрямую. Так в стране появилось множество дилеров, которые завозят сюда, например, товары класса люкс или дорогую технику через Китай или ОАЭ. Вот почему в тегеранских торговых центрах нередко можно встретить магазины с люксовыми итальянскими брендами, где все товары будут подлинными, прямо из Италии – вот только сама фирма может не иметь никакого представления о том, что ее платья и сумочки носят богатые иранки. Хотя, конечно, в приоритете тут техника, и «иранский Samsung» или «иранский Apple» встречаются гораздо чаще.

А что с иностранным капиталом? Конечно, западный мир пока инвестировать в Иран не стремится. А ведь к концу 1970-х доля западных инвестиций в Иран достигала 78 % от общего числа!

Сразу после Исламской революции новое правительство страны стало относиться к иностранцам с излишней подозрительностью. Практически все иностранные компании были закрыты, инвестиционные договоры расторгнуты.

Но с 2002 года Иран начал вновь прилагать усилия для привлечения иностранных инвесторов. Были приняты специальные законы и создана особая Организация по инвестиционному, экономическому и техническому содействию. Конечно, немалая доля ограничений сохранилась. Иностранцам нельзя приобретать в Иране землю или природные ресурсы, для них невозможны права на учреждение концессии.

Особые экономические зоны Ирана чрезвычайно интересны для иностранцев. Обустраивать их начали именно в период санкций с целью сделать страну максимально привлекательной для инвесторов. Работающие там предприниматели на 15 лет освобождаются от уплаты налогов. Там нет никаких ограничений на валютные операции, присутствующих в других частях Ирана. На территорию таких зон можно свободно ввозить импортную продукцию и там же ее хранить и реализовывать. Если в зоне действует какое-либо производство, то сырье и оборудование для него не облагаются таможенными пошлинами. Процедура реэкспорта там значительно упрощена и даже в этом случае ставки очень низкие.

На территории особых экономических зон также разрешено создание страховых компаний и банков с привлечением иностранного капитала в форме ПАО или АО, открытие филиалов иностранных банков и других кредитных институтов.

Особые экономические зоны делятся на «свободные экономические» (free economic zones, FEZ, русская аббревиатура СЭЗ) и «специальные экономические» (special economic zones, SEZ).

FEZ (СЭЗ) привязаны к важным географическим локациям и относятся к четко выделенным секторам экономики (преференции там получают предприятия конкретного направления):