Текст книги "Перелетные свиньи. Рад служить. Беззаконие в Бландинге. Полная луна. Как стать хорошим дельцом"

Глава III

1

Хотя в нашем двадцатом веке принято презирать технику со всеми ее штуками и трюками, сохраняющими время и силы, а вздыхать – по тем временам, когда жизнь была проще, в штуках и трюках тоже что-то есть.

Если бы Пенни Доналдсон была дочерью фараона и при этом захотела связаться с возлюбленным, ей бы пришлось исписать длинный папирус всякими зверюшками и послать его с нубийским невольником, а уж через сколько времени Джерри Вейл его получил бы, сказать нельзя, ибо невольники эти спешили лишь в тех случаях, когда за ними кто-нибудь бежал и колол их острой палочкой. В двадцатом же веке она послала телеграмму, и через два часа в скромной квартире на Баттерси-парк-роуд оказалась весть о том, что Пенни приедет завтра.

Внезапная радость действует на разных людей по-разному. Одни смеются и поют; другие скачут; третьи делают добро собакам. Джерри Вейл сел к столу и стал писать детектив о нью-йоркском сыщике, который пил виски, пленял женщин и имел дело с существами по имени Билли Бык, Орел Орло или Красотка Кэрри.

Через сутки, когда он его кончал – ибо детективные рассказы мыслей не требуют и пишутся быстро, – телефонный звонок прервал его посередине фразы.

В телефонных звонках всегда есть и вызов, и тайна. Она это, думаем мы, или какой-нибудь Эд, который, стремясь к Чарли, ошибся номером? Джерри любил поболтать с чужими людьми, но все же надеялся, что на сей раз это Пенни.

– Алло, – сказал он, на всякий случай – с чувством.

– Алло, Джерри. Это Глория.

– Хм?

– Глория Солт, кретин, – сказал женский голос.

Было время, когда сердце его подпрыгнуло бы при звуках этого имени. Когда-то Глорию и Джерри связывала нежная дружба, которая стала бы еще нежней, если бы прекрасная дама не обладала здравомыслием, удерживающим от союза с молодыми людьми, богатыми одним лишь очарованием. При всем различии между мисс Солт и мистером Доналдсоном, они одинаково относились к неимущим поклонникам.

Подобно Королеве фей в «Иоланте»[12]12
  Королева фей в «Иоланте» – «Иоланта, или Пэр и пери» (1882) – комическая опера Гилберта и Салливана. Сэр Уильям Швенк Гилберт (1836–1917) написал слова; сэр Артур Сеймур Салливан (1842–1900) – музыку.


[Закрыть], Глория здравым смыслом угасила золотой огонь любви. У Джерри от этого огня остались только угли, но дружба не угасла, и время от времени молодые люди играли в гольф или ходили в ресторан. Знаете, такие простые, приятельские отношения, без всяких этих сантиментов.

– Привет! – сердечно откликнулся Джерри. – Давно тебя не слышал. Что делаешь?

– То и се. Теннис там, гольф, бассейн, лошади… Вот, замуж выхожу.

Джерри это понравилось.

– Молодец, молодец. Люблю, когда люди остепеняются. Кто же он? Орел Орло?

– Прости?

– Ты прости. Оговорка. Я хотел сказать, лорд Воспер?

Глория Солт секунды две помолчала, потом заговорила неприятным, металлическим голосом:

– Нет уж, спасибо, не лорд Воспер. Я не выйду ни за какого Воспера ради умирающей бабушки. Если я окажусь с ним в церкви и священник спросит: «Ну как, Глория? Согласна?», я отвечу: «Ты что! На похороны – приду, а если ты говоришь о браке, то запомни, дорогой пастырь, что я охотней умру в болоте». За Орло Воспера! Ну, знаешь!

Джерри почуял трагедию. Почуял он и тайну. Как и весь их круг, он полагал, что свадьба этих двоих – дело времени. Орло и Глорию вечно «видели вместе» то в Каннах, то в Аскоте, то на каком-нибудь турнире. Слышать такое от Глории Солт было так же странно, как если бы Орест бранил Пилада или Макс – Морица[13]13
  Макс и Мориц – герои одноименной книжки в картинках Вильгельма Буша (1832–1908), создавшего жанр, который позже назвали комиксом.


[Закрыть].

– Вот тебе и на! А я думал…

– Возможно. Тем не менее дела обстоят именно так. Никакого Воспера я не знаю, а скоро выхожу за сэра Грегори Парслоу, Матчингем-холл, Матчингем, графство Шропшир.

– Что же случилось?

– Долго рассказывать. Увидимся – узнаешь. Кстати, увидимся сегодня, будем ужинать у Марио.

– Ужинать? Сегодня?

– Вот именно. Ты что, глохнешь от старости?

Джерри не глох, но растерялся, как растерялся бы на его месте самый заправский ягненок. Сегодня он ужинал с Пенни и считал минуты, изучал рубашки, выбирал белый галстук, заботился о том, чтобы башмаки и цилиндр блестели, как им положено, – словом, готовился к неожиданной встрече, думая о том, что будет сидеть в «Савое» с единственной на свете девушкой, смотреть ей в глаза, держать ее маленькую ручку. Как же не растеряться, если совсем другая девушка приглашает тебя к Марио?

– Нет, послушай, – сказал Джерри. – Сегодня я не могу. Давай завтра.

– Завтра я не могу. Уезжаю. Думаешь, я тебя позвала для удовольствия? Я помочь хочу. Ты мне как-то говорил, что тебе нужны две тысячи фунтов, чтобы основать сумасшедший дом. Так?

Джерри не назвал бы свой санаторий сумасшедшим домом, но сейчас было не до объяснений. Он охнул, комната перед ним медленно поплыла.

– Неужели ты…

– Да, я помогу тебе их раздобыть.

– Глория, ты просто чудо! О, женщина, ангел-хранитель![14]14
  О, женщина, ангел-хранитель! – слова из поэмы Вальтера Скотта «Мармион». Восходят к «Гамлету», V, 1 (в подлиннике там сказано «ангел-служитель»).


[Закрыть] Да… Расскажи подробней.

– Вечером. По телефону все не расскажешь. Ровно в восемь – у Марио. А я пока что оденусь. Если не одеться, посадят на балкон, а я для этого слишком горда. Есть у тебя манишка и манжеты?

– Глория, постой…

– Все, пока, спешу. Надо тут встретиться, насчет ракетки.

Наблюдатель, проникший в квартиру двадцать три, увидел бы, как выглядит человек на распутье. Повесив трубку, Джерри Анструтер Вейл долго боролся с собой, совершенно не понимая, что же ему делать.

Мысль о том, чтобы не ужинать с Пенни, не держать ее маленькую ручку, не смотреть ей в глаза, была ему отвратительна. Но если Глория подскажет, как раздобыть эти две тысячи, не безумно ли упускать такой шанс?

Прошли века, прежде чем он решил, что это безумно, и, тяжко поднявшись, стал перелистывать телефонную книгу. Пенни сказала, что остановится у какой-то леди Гарленд, и она тут была, на букву «Г». Подошел, видимо, дворецкий.

– Вы не могли бы попросить мисс Доналдсон? – Дворецкий не мог. Пенни, по всей вероятности, ушла на пример. – На что? А, на примерку! Да, да, понятно. Вы не могли бы сказать, когда она будет? Не могли бы? Тогда не передадите ли ей, что мистер Вейл очень огорчен? Он никак не может с ней встретиться, важные дела.

– Дела, сэр?

– Именно. Важное деловое свидание.

– Хорошо, сэр.

Опустив трубку, Джерри сел в кресло, живо ощущая, как бесы рвут его душу в клочья раскаленными щипцами.

А на Гросвенор-сквер, где жила леди Дора, вдова сэра Эверарда Гарленда, сестра ее, леди Констанс, тоже не радовалась. Джерри позвонил как раз тогда, когда Риггз, дворецкий, принес им с лордом Воспером чай.

Ответы его ей не понравились. «Сэр», говорил дворецкий, указывая на то, что таинственный незнакомец – мужчина, а никто не мог узнать, что Пенни в Лондоне, кроме как от нее самой. Если же она ему сообщила, что же это такое?

– Что это такое, Риггз?

– Некий мистер Вейл, миледи. Не может встретиться с мисс Доналдсон.

«Воспитание» – не пустое слово. «Леди не выдают своих чувств», – говорила гувернантка; и максима эта вела леди Констанс через всю жизнь. Там, где невоспитанная женщина просто перевернулась бы, возможно – вскрикнув при этом: «А, черт!», настоящая леди едва заметно дрожит.

– Ах, вон что! Спасибо, Риггз.

Она взяла пирожок с вареньем, выпавший из ее пальцев, и съела его в забытьи. Открытие ошеломило ее. Итак, Пенелопа Доналдсон – отпетый мошенник, как выразился бы Галли, а если верить ему, это самый худший род мошенников. Леди Констанс с облегчением вспомнила, что завтра вечером они будут в Бландингском замке, далеко от всяких Вейлов, – и ощутила, какая это тихая заводь, какая обитель покоя. Чего там только нет! Дивный пейзаж, дух старины, а главное – ни единого Вейла на много миль вокруг.

2

Когда такие девушки, как Глория Солт, говорят, что оденутся к ужину, они употребляют слово «одеться» в самом глубоком и полном смысле, предуведомляя тех, кто окажется в salle à manger[15]15
  Обеденном зале (франц.).


[Закрыть], чтобы они припасли темные очки. Джерри, поджидавший в вестибюле, просто оторопел, когда в восемь часов двадцать минут вращающиеся двери впустили блистательное видение. Поскольку он встречался с Глорией за завтраком (вторым) и на поле для гольфа, он не знал, как она сверкает за ужином.

Глория Солт была высокой, стройной и умопомрачительно модной. Хотя она прекрасно играла и в гольф, и в теннис, походила, она, скорей всего, на нильскую змейку. Мы бы поняли нервного джентльмена, если бы перед ужином он не знал, что ей предложить, аспида или коктейль.

И в том, и в другом случае он бы ошибся. Аспида она бы отклонила, как отклонила коктейль, предложенный Джерри.

– Никогда не пью. Не пойму, как вы все это пьете. Так я и сказала моему будущему повелителю: «Ни джина, ни виски». Кроме того, диета и упражнения. А то кажется, что я выхожу за двоих сразу.

– А он что?

– Юмор – признал, сатиру – не очень.

– Он толстый, да?

– Солидный.

Джерри умел приступить прямо к делу, но, если угощаешь леди, надо быть вежливым. Нельзя говорить о делах за семгой. Кроме того, ему хотелось узнать, что случилось, почему Глория поссорилась с Орло, лордом Воспером. Джерри знал его с детства, любил, а потому – огорчался.

– Не то что Оспа.

– Какая оспа?

– Это от Воспер. Я учился с ним в школе.

– Да? А ты его бил?

– Конечно, нет. Я любил его, как брата.

– Большая потеря, – заметила Глория. – Если бы Орло Воспера били по два раза в день, когда формировалась его личность, он бы не стал такой гнидой.

– Ты можешь назвать его гнидой?

– Назвала, прямо в лицо.

– Когда?

– На корте, и еще раз, когда мы входили в клуб. Да, и в раздевалке, уже без него. Там мужчины отдельно. Гнида из гнид, сказала я, абсолютный чемпион. И вернула кольцо.

– О, вы были помолвлены?

– Все ошибаются.

– Я ничего не видел в газетах.

– Мы собирались объявить перед турниром.

– Чем же он заслужил твою немилость?

– Сейчас расскажу. Мы играли смешанными парами. Да, я была немного не в форме, но это не причина после первого сета врываться на мою часть корта и играть за меня, словно я – старушка с артритом, которая научилась теннису на прошлой неделе, по почте. Играет и кричит: «Мяч, мяч!» А где же я? Сжалась в уголку? Шепчу ему: «Мой герой»? Нет уж, прости. Я ему сказала, чтобы немедленно убрался, а то мозги вышибу, если они у него есть. Он немного поутих, играл за себя, но всякий раз, как я промажу – разве можно не мазать после таких испытаний? – он поднимал брови и говорил: «Ах, ах». Когда все кончилось и мы проиграли со счетом два – шесть, три – шесть, он пожалел, что я ему не уступила. Вот тут я и взорвалась. Потом обручилась с Грегори Парслоу.

Джерри пощелкал языком, а когда Глория спросила, не подгоняет ли он лошадь таким неприятным звуком, ответил, что ее повесть очень огорчила его. Так оно и было. Никто не любит, когда его старые друзья ссорятся. Он привязался к Орло Восперу еще тогда, когда они метали друг в друга бумажные дротики, обмакнутые в чернила, а к Глории Солт испытывал ту нежность, с которой мы относимся к женщинам, не вышедшим за нас замуж.

– Оспа об этом слышал?

– Вероятно. Это было в «Тайме».

– Страдал, наверное.

– Надеюсь.

– Где он сейчас?

– Кто его знает. И ради бога, хватит о нем! Я думала, тебе интересно, что я хочу предложить. А ты ни о чем не спрашиваешь.

Джерри опять огорчился, теперь – оттого, что она превратно истолковала его благородную сдержанность.

– Мне интересно. Я не хотел тебя торопить. А то бы ты подумала, я из-за этого с тобой ужинаю.

– Из-за чего-то еще?

– Конечно.

– С виду не скажешь.

– Понимаешь, я собирался встретиться с… другим человеком. Пришлось отменить, неудобно как-то.

– Точнее, с девушкой.

Слово это не очень подходило к прекраснейшей из смертных, но Джерри перетерпел.

– Ну да.

Участливо глядя на него, Глория перегнулась через столик и погладила его по щеке.

– Прости, Джерри. Не знала. Значит, ты влюбился? Да, да, сама вижу, ты так таращишься. Когда же это случилось?

– Недавно. Я был в Нью-Йорке, а с ней мы плыли сюда.

– Когда вы поженитесь?

– Никогда, если я не раздобуду две тысячи.

– Вот как? А книги денег не приносят?

– Не так много.

– Ага… Прости, что я тебе помешала, но завтра я уезжаю в Шропшир. Буду гостить в Бландингском замке.

– В Бландингском замке?!

– Ты там бывал?

Джерри заколебался. Надо ли называть Пенни? Скорее нет, решил он. Чем меньше народу знает, тем лучше.

– Я о нем слышал, – сказал он. – Красивые места.

– Да, говорят. Совсем недалеко живет мой Грегори, мили две, так что будем с ним видеться. Наверное, потому леди Констанс меня и пригласила. Ладно, заучи слова «Бландингский замок», в них – вся суть. Подхожу к ней.

Официант принес ростбиф, и Глория отрезала себе прозрачный кусочек. Джерри взял два куска с картошкой, на что Глория заметила, что давняя любовь к этому гарниру сделала сэра Грегори таким, каков он сейчас, если о нем вообще можно говорить в единственном числе.

– На чем мы остановились? – спросила она, когда официант ушел.

– Ты подходила к самой сути.

– Правильно. Подходила. Ну, вот и суть, слушай получше, она тебе очень понравится.

Глория съела брюссельскую капустку, тем и хорошую, что от нее не потолстеешь, сколько ее ни ешь, а значит – не уподобишься сэру Грегори Парслоу.

– Не знаю, какая флора в этом замке, – сказала Глория. – Наверное, прекрасная, а фауна состоит, среди прочих, из Кларенса, девятого графа Эмсвортского, и сестры его, леди Констанс. Какие отношения у графа с моим женихом, я тоже не знаю, но с леди Констанс они друзья, так что, когда лорду Эмсворту понадобился новый секретарь, она спросила соседа. Он позвонил мне, справившись, конечно, не причинит ли мне это хлопот. «Что вы, мой повелитель! – сказала я. – Собственно, я знаю подходящего человека». Это ты, Джерри.

Ростбиф поплыл перед изумленным писателем.

– Ты не хочешь сказать?..

– Хочу и говорю: работа – твоя, бери ее. Сейчас ты гордо ответишь, что Вейлы не служат секретарями.

Джерри засмеялся. Какая гордость, когда можно проникнуть в замок, где живет Пенни, в парк, просто набитый всякими уголками, где они будут гулять и говорить! Он бы согласился стать там чистильщиком ножей.

– Согласен, – сказал он. – Это мне очень подходит.

– Вот и хорошо. Теперь – о том, что не все просто. Примерно год назад я встретила одного знакомого, с которым танцевала еще при Эдуарде Исповеднике. Его зовут Хьюго Кармоди. Он повел меня в кафе и рассказал про этот замок много интересного. Насколько я поняла, он был у лорда Эмсворта секретарем. Ты слушаешь?

– Еще как.

– Я это все забыла – и Хьюго, и его сагу, пока Грег не связал слова «секретарь» и «Бландинг». Тогда я решила сделать доброе дело, как герлскаут. По рассказам Хьюго, старый хрыч – я имею в виду графа – помешался на свиньях. У него премированная свинья, Императрица, и он ее очень любит. В сущности, он ни о чем другом не думает. Когда Хьюго там служил, у него было много треволнений, но он буквально все мог уладить, заговорив об этой свинье. Иногда он говорил с таким блеском, что лорд Эмсворт готов был отдать ему что угодно, полцарства за свинью[16]16
  Полцарства за свинью – см. «Ричард III», V, 4. В русский язык вошел старый перевод строки «Полцарства за коня»; на самом деле – «царство». В другом переводе – «корону за коня», в 8-томнике (пер. А. Радловой) – «венец мой за коня».


[Закрыть]. Вот я и подумала: если ты подготовишься как следует, хозяин даст тебе две тысячи. Нет, ручаться тут нельзя. Старые люди очень часто привязываются к нам ровно до той поры, пока мы не попросим денег. Но сейчас дело другое, ты просто одолжишь, риска нет, твой курорт принесет кучу золота. Скажи ему по-деловому: «Лорд Эмсворт, хотите подработать? А то я могу вам помочь». Предложи проценты. У таких старичков все деньги – в государственных бумагах, по три процента, а ты эти бумаги презри и спроси: «Не хотите верных десять?» Я думаю, клюнет. Нет, я не говорю, что ты получишь чек в день приезда, к вечеру, – подожди недельку, а то и месяц, умягчи его своими познаниями. Обдумай, Джерри. Редко бывает такой шанс.

Джерри это и делал, обдумывал, а потому – возразил:

– Я же ничего не знаю о свиньях!

– Можешь почитать, есть миллионы книг. Да пойди ты в Британский музей, спроси, тебе скажут. Я бы на твоем месте стала свиноведом за два дня. Неужели ты думаешь, что Хьюго что-то знал? Свиней он видел только на блюде. Когда ему грозила отставка, едва он слышал шелест ее крыльев, он бежал в библиотеку и сидел там ночь напролет. Иногда он засыпал над книгой, но о свиньях узнал все. Что может он, можешь и ты, неужели не сделаешь усилия?

По-видимому, Клеопатра, столь похожая на нее, обращалась именно так к своим воинам перед битвой при Акциуме. И, как воин, Джерри Вейл вскочил на ноги, сверкая глазами.

– Хочешь потанцевать? – спросила Глория.

Джерри задрожал.

– Хочу тебя расцеловать! – воскликнул он.

– Здесь нельзя. И вообще, мы обручены с другими.

– Ты не поняла. Это поцелуи благодарности. Так целует брат любящую сестру. Просто не знаю, что и сказать! Ты говоришь, доброе дело, как эти скауты. Сегодняшнего хватит не на день, а на два года. В общем, спасибо.

Она погладила его по щеке.

– Не за что, – сказала она. – Пойдем, потанцуем.

3

В маленьком, чистеньком домике лондонского пригорода Моди Стаббз, урожденная Бидж, курила перед сном сигарету.

К завтрашнему отъезду готово было все – вещи и волосы она уложила, кота Фредди отнесла к соседке и думала теперь о том, что сказал дядя Себастьян.

Говорил он сбивчиво, она не все поняла, хотя о замке много слышала, но главное – среди опасностей дядя упомянул некоего Парслоу.

И вот она думала, не тот ли это Табби[17]17
  Табби – собственно говоря, «Табби» – это «бочонок». Мы везде переводим прозвища, но здесь рука не поднялась, очень уж красивое слово.


[Закрыть] Парслоу, которого так хорошо знала Моди Монтроз.

Глава IV

1

За исключением (и то сомнительным) миссис Эмили Пост[18]18
  Эмили Пост (1892–1960) – американская писательница, автор книги «Этикет» (1922).


[Закрыть], самых надменных герцогинь и покойной Корнелии, матери Гракхов, английская барменша, наученная держаться с королевским достоинством в любых обстоятельствах, поистине несравненна, когда речь идет об осанке.

Назавтра из вагона вышла не робкая Моди Стаббз, а блистательная миссис Бенбери. Иной представитель того, что называют мещанством, дрожал бы от одной мысли о лежбище аристократов, она же не утратила спокойствия и сдержанности, как не утратила бы их во львином рву[19]19
  Львиный ров – см. Книгу Даниила, гл. 6.


[Закрыть] или в огненной печи[20]20
  Огненная печь – см. там же, гл. 3.


[Закрыть]. Благодаря своей профессии она видела столько пэров, выброшенных за дверь ее королевства, что голубая кровь ничего для нее не значила.

Радуясь возможности возобновить былую дружбу, Галли встретил ее, и они обнялись на перроне. Потом он повел ее в «Герб Эмсвортов», не только по доброте, но и для того, чтобы подготовить получше, пока не поднялся занавес.

Когда встречаются старые друзья, они начинают с расспросов. Первый друг спрашивает второго, как там Джимми такой-то, а второй первого – как там Билли сякой-то. Не забыты и Том – ну, этот, и Дик – ну, знаешь, и Гарри – тот самый, и, наконец, Джо – как его, который замечательно изображал дерущихся котов после третьей рюмки.

Все это уложилось в путь от станции, а теперь, в саду, попивая прославленное пиво, они перешли к главному. Такой галантный человек, как Галахад, начал, естественно, с комплимента.

– Ну, знаешь, – сказал он, глядя на Моди с искренним восхищением, – ты ни на день не постарела. Поразительно!

Да, годы и впрямь почти не коснулись прекрасной сыщицы. Возможно, она была чуть величавей, чем подобие песочных часов, которое являлось взору в «Крайтириен», но и в «Гербе Эмсвортов» хозяин, его подрастающий сын и полдюжины посетителей глядели на нее в изумлении. Когда она вышла, они только что не зааплодировали.

– Спасибо, милый, – сказала она. – Ты и сам неплохо выглядишь.

В голосе ее сквозило то удивление, которое всегда сквозило в голосах людей, встретивших Галли после долгого перерыва. Явление это входит в число извечных тайн. Летописец Бландингского замка написал когда-то, что совершенно неправедная жизнь, против всякой справедливости, сохранила Галахада в удивительной форме. Как удавалось так выглядеть человеку, чья печень должна бы находиться в кунсткамере, понять не мог никто.

Суровые слова, но оправданные. Галахад Трипвуд походил не на позор семьи, каким его считали сестры (Констанс, Дора, Гермиона и т. п.), а молодым трезвенником, который в жизни не пил ничего, кроме йогурта, пивных дрожжей и мелиссы. Сам он объяснял такой вид прилежным курением, питьем и твердой верой в то, что нельзя ложиться раньше трех часов ночи.

– Да, не жалуюсь, – отвечал Галли. – Сельская жизнь…

– Наверное, ты скучаешь?

– Нет, не скажи. Дело вкуса. Бедный Рожа Биффен совершенно здесь не прижился. Помнишь Рожу? Он недавно уехал, не выдержал. Жаль, он бы нам помог. Твоему дяде, при всех его добродетелях, чего-то не хватает. Я бы его не поставил в авангарде. В таких переделках нужны дворецкие иного рода – наглые, молодые, готовые на все.

– Как поживает дядя Себастьян?

– В общем, ничего. Страдает, конечно. Темные круги под глазами – из-за тревог об Императрице. Приближается выставка, он вложил в это почти все деньги. Кстати, я тоже. Одна надежда на тебя, ты уж постарайся! Следи за девицей Симмонс, опасность сгустилась там. Дядя все тебе объяснил?

– Не очень подробно. Но главное я поняла.

– Соревнование свиней? Опасность? Род защиты?

– Да, примерно. Только кто такая миссис Бенбери? Что это значит?

– Она давний друг отца мисс Пенелопы. Мисс Пенелопа гостит в замке, отец – мистер Доналдсон, король рынка, снабжающий американских собак галетой насущной. Поэтому не подражай Кларенсу, не спрашивай: «А кто такой Доналдсон?» Кларенс. Мой брат, девятый граф Эмсвортский. Конни. Моя сестра. Леди Констанс Кибл. Главная угроза.

– Я думала, главная угроза – Парслоу.

– Под опекой Конни. Конечно, такой интриган, как Табби Парслоу, хорош и без поддержки, но…

– Табби? – вскричала Моди.

– Странно, – сказал Галахад, – сколько лет я его так не называл! Видимо, ты перевела часы в обратную сторону. Ты его знала, там, у нас?

Моди отрешенно дышала. Странный свет засветился в ее синих глазах.

– Знала! Я замуж за него чуть не вышла.

– О!

– Только он не пришел.

– Не пришел?

– Не пришел в церковь. Полтора часа я ждала с букетом ландышей, а его нет и нет. Ну, я и ушла.

Галахад вынул монокль и протер его, хотя был не из тех, кто делает это часто. С полминуты он молчал, водя носовым платком по стеклышку, тогда как его гостья тихо вздыхала и обреченно прихлебывала пиво.

– Нехорошо, – наконец сказал он.

– Да, я очень горевала.

– Не удивляюсь. Любой сковырнется. Примерно то же самое приключилось с небезызвестной Марианной[21]21
  Марианна – вошедшие в поговорку слова «как Марианна на ферме, окруженной рвом» обычно связывают с поэмой А. Теннисона (1809–1892), но восходят они к IV действию шекспировской «Меры за меру».


[Закрыть], и она была сама не своя. Так и не пришел?

– Нет. Я думаю, он потратил на бегах деньги, отложенные на путешествие, а сказать духу не хватило. Тогда он жил еще не здесь, и я получила от него письмо, каждое слово помню. Вот так: «Жди меня у Спасителя в Пимлико, ровно в два, седьмого июня». Казалось бы, ясно? Потом там было, что мы поедем в Париж на медовый месяц. Все-таки как-то невежливо просить, чтобы тебя ждали в церкви, – и не прийти… Помнишь, Веста Виктория пела?

Галли кивнул.

– «Когда в соборе я ждала…»[22]22
  Когда в соборе я ждала – песенка Фреда Ли (ум. 1924).


[Закрыть]

– «…Ждала, ждала…»

– «…Ждала, ждала…»

– «Не чуя зла, не чуя зла…»

– «…Не чу-у-я зла…»

– Да, – закончила дуэт Моди. – В мюзик-холле это смешно, а в жизни – не очень. Как-то глупо себя чувствуешь. Значит, теперь он сэр?

– Как же, баронет! Ты больше его не видела?

– Никогда.

– И не написал ни разу?

– Куда там!

– Вылитый Парслоу, – философски заметил Галли. – Чего и ждать от человека, который обкормил Кнута? Наверное, ты расстроилась. Да и как иначе? Бросить доверчивую девушку… Хорошенькое у тебя представление о мужчинах! Была ты счастлива со Стаббзом?

– Да, вполне.

– Ну и слава богу, – обрадовался Галли. – Все хорошо, что хорошо кончается. Пусть мертвые… и так далее[23]23
  Пусть мертвые хоронят своих мертвецов – см. Мтф. 8:22 и соответствующие места из других Евангелий.


[Закрыть]. Что ж, теперь даже лучше, что Парслоу тебя обидел. Ты ничего не пожалеешь, чтобы обидеть его. Именно это нам и нужно, такой самый дух. Еще пива?

– Спасибо, нет.

– Тогда берем такси. Держись, когда увидишь Конни. С дядей – снисходительное высокомерие типа «Вот что, любезный…» или, скажем: «Любезнейший Бидж…» Единство стиля, что поделаешь.

2

Промежуток между чаем и обедом заполняется во всех достойных сельских домах писанием писем. Отяжелевшие от пончиков обитатели усадеб идут к себе и пишут друзьям. Те, кто все же заснул, пытаются снова, на следующий день.

Леди Констанс удалилась в свой будуар, расположенный рядом со спальней, чтобы перечитать письмо на Лонг-Айленд. Перечитав его, она закурила, но тут пришел брат ее Галахад.

– Да? – спросила она тем самым голосом, которым сестры ее рода спрашивают «Да?» у братьев его рода. Кроме того, она подняла брови.

Но Галли этим не проняла.

– Вылезай из рамы, Мона Лиза, – сказал он. – Что ты думаешь о миссис Бенбери?

Здесь ему требовались сведения из первых рук. Когда он знакомил этих женщин, хозяйка замка дважды моргнула, словно ее шлепнули мокрой рыбой; и это ему не понравилось. Он и без Биджа знал, как высоки стандарты у его сестры, а в Моди многое было только для взрослых. Он и сам не был уверен, что она удержалась в рамках.

Однако после первого шока все, как ему показалось, шло хорошо – и он не ошибся. Конечно, леди Констанс дрогнула, но тут же напомнила себе, что гостья ее – американка. Даже от самых светских женщин, если они из Америки, нельзя требовать особой, изысканной неприметности. Сделав эту поправку, она легко поддалась приветливости и прелести Моди, которые ничуть не уменьшились, а потому письмо, лежавшее сейчас на столике, стало таким восторженным. Леди Констанс думала о прекрасной сыщице точно то же самое, что шропширский народ, хозяин «Герба» и несовершеннолетний Перси.

– Прелестная женщина, по-моему.

– Да. Я как раз написала мистеру Доналдсону, что она мне понравилась.

– Замечательно. Превосходно. Мало того, великолепно.

– Почему тебе это так важно?

Галли укоризненно взглянул на нее.

– Дорогая Конни, – сказал он, – мне это важно потому, что я искренне привязан к Пенни Доналдсон. Миссис Бенбери – близкий друг ее отца. Представь себе, что испытает бедная девочка, если ты будешь себя вести в стиле grande dame[24]24
  Светская дама (франц.).


[Закрыть]. Это вполне могло случиться. Сколько раз, у меня на глазах, ты бывала высокомерной аристократкой! Потому тебя и не любят.

– Успокойся, – бестрепетно ответила леди Констанс. – Миссис Бенбери немного экстравагантна, но очень мила.

– И я так думаю.

– При чем тут ты? Хорошо, я тебя не задерживаю.

– Что я – Кларенс! Честное слово, никогда не видел, чтобы он так восхищался женщиной. Обычно заставишь его поздороваться – и все, бежит, как последний кролик. А сейчас – ел из рук. Идут к Императрице, как два моряка в Марсельском порту, сам видел. Поразительно!

– Галахад, я занята.

– Э?

– Я занята.

– Ничего подобного. Когда я вошел, ты курила, задрав ноги.

– Я не задираю ног.

– И захрапела бы, если бы я…

– Как ты смеешь? Я не храплю.

– Это не важно. Важно то, как ты себя ведешь. Если уж брат не может зайти, чтобы ты не окатила его холодом, плохи дела в английской семье.

Беседа приближалась к потасовке, оба были пылкими людьми, но тут вошел лорд Эмсворт, немедленно заговоривший тем высоким тенором, какой он употреблял, когда его обижали.

– Марки! – сказал он. – Пишу письмо, а марок нет. Конни, ты их взяла?

– Я не брала никаких марок, – устало ответила сестра. – Сам забываешь напомнить Биджу, чтобы положил тебе в коробочку. Пожалуйста, бери.

– Спасибо, – сказал умиротворенный граф. – Славно, славно, славно. Пишу в Шропширское, Херфордширское и Южно-Уэльское общества.

– День рождения? – осведомился Галли.

– А? Кажется, нет. Вчера пришло от них письмо, очень лестное. Просят выступить. Ой, господи! – вдруг всполошился он. – Цилиндр надеть придется?

– Конечно.

– А воротничок?

– Помилуй, Кларенс, не в пижаме же выступать!

Лорд Эмсворт об этом подумал.

– Да, ты права, не в пижаме. Воротничок в такую погоду!

– Noblesse oblige, – заметил Галли.

– А?

– Галахад хочет сказать, что положение налагает определенные обязанности.

– Именно, – сказал Галли. – Порази этих свиноводов. Фрак, цилиндр, воротничок – и они подумают: «Да, графы – это тебе не кот начхал!» Если же они увидят тебя в обычном обличье, они, скорее всего, восстанут. Порази их, плени, ослепи, как Соломон – царицу Савскую[25]25
  Соломон и царица Савская – см. 3-ю Книгу Царств, гл. 10.


[Закрыть]. Разве это выполнимо в куртке с продранными локтями?

– И в брюках, которые очень давно не гладили, – прибавила леди Констанс. – Вылитый бродяга. Что о тебе подумала миссис Бенбери?

– Она подумала, что я вылитый бродяга?

– Сказала она, чтобы ты не пил?

– Нет. Нет. Не припомню.

– Тогда еще ничего. Прелестная женщина, Кларенс.

– Очень красивая.

– Вы с ней подружились вроде бы.

– Да, да, да!

– Прекрасно, – сказал Галли, подходя к окну. – Я вот говорил Конни, что вы мне напомнили двух… Эй, что это?

– В чем дело, Галахад?

– Какой-то человек на террасе.

– Человек?

– Посмотри.

Лорд Эмсворт тоже подошел к окну.

– Где? Я не вижу… А, я не туда смотрел. Это не какой-то человек. Это мой секретарь.

– Не знал, что у тебя есть секретарь.

– И я не знал.

– Пойди поговори с ним.

– Я с ним говорил. Знаешь, как я боюсь секретарей, а этот мне понравился. Ты подумай, какая удача! Не успели мы познакомиться, а он говорит: «Лорд Эмсворт, вас, часом, не интересуют свиньи?» Я говорю: «Интересуют. А вас?» – «Это просто страсть. Я, – говорит, – всем надоедаю», и как стал рассказывать! Многого и я не знал. Особенно про свиней в Древнем Египте. Они умножали урожай и усмиряли злых духов.

– Большего и ждать незачем!

– А во времена Колумба…

Леди Констанс ударила ладонью по столику.

– Кларенс!

– А?

– Уходи!

– Э?

– Я пришла отдохнуть. Что, одной побыть нельзя?

– Идем, Кларенс, – сказал Галли. – Конни беспокоится. Мы ей неприятны. Побеседуем лучше с твоим одаренным секретарем. Как его зовут?

– Кого?

– Одаренного секретаря.

– Какого?

– Кларенс, – сказал терпеливый Галли, – у тебя новый секретарь. Правильно?

– Да, да, да, да!

– Так вот, я хочу узнать, как его зовут.

– А, зовут! Зовут. Да, да… Забыл.

– Смит? Джонс? Браун? Чомли-Марджорибенкс? Вавасур-Далримпл? Планкет-Дрэгз-Планкет?

Девятый граф задумался.

– Нет… А, вот! Джералд Вейл.

– Вейл?

– Да. Джералд. Он просил, чтобы я называл его Джерри.

Дверь как раз закрывалась, и пронзительный женский крик они сочли ее скрипом.

3

Дойдя до конца коридора в приятной беседе о цилиндрах, секретарях и недостатках Конни, братья разошлись, старший – в библиотеку, к книге о свиньях, младший – в парк, отдышаться.

Отдышаться ему было нелегко. Конечно, на свете может быть несколько Джералдов Вейлов, но, скорее всего, это не так. По-видимому, Пенни каким-то коварством заполучила его сюда, восхищая Галли своей предприимчивостью. Да, в новом поколении что-то есть, думал он. Там, где Эмелины и Эрментруды его юности уронили бы в разлуке слезу и вышли в конце концов за угодного семье человека, современные Пенелопы берут дело в свои руки.

Именно те черты, которые побуждали Констанс, Дору, Джулию или Гермиону поджимать губы при его имени, были причиной тому, что он все еще восхищался, гордясь, что такая девушка почтила его своей дружбой, когда наткнулся на что-то твердое.

– Простите, – сказал Джерри.

– Не за что, – ответил Галли. – Совершенно не за что. – На близком расстоянии герой мечтаний ему понравился.