Текст книги "Человек, который хотел выпить море"

9

Всякий раз, вернувшись домой, Лукас принимал душ, чтобы избавиться от запаха рыбы, которым за день успевали пропитаться его волосы и одежда. Так что когда сон наконец пришел к нему и он ступил на землю, которой нет ни на одной географической карте, он поймал себя на том, что ищет душ, чтобы принять его, прежде чем встретится с Зефирой.

Город спал, укрытый снежным одеялом, улицы были пустынны, как всегда зимними ночами, когда столбик термометра опускается до предельных отметок. Сугробы тускло отражали свет фонарей, дул свирепый ветер, бросал в лицо острые, словно маленькие ножички, снежинки.

На другой стороне улицы, напротив ресторана, где он провел лучшие годы своей взрослой жизни, приумножая скромное состояние, которое теперь полностью обесценилось в его глазах, на автобусной остановке припарковался серебристый «боинг». На посадку выстроилась длинная очередь, люди притопывали от холода ногами. Он крикнул им – где здесь душ? Но никто его не услышал. Он помахал им рукой, но его не замечали.

Тут из-за сугробов возник его домашний врач. Он пожал Лукасу руку и пожелал счастливого путешествия. Лукас сказал:

– Прежде мне бы надо избавиться от запаха рыбы.

Где я тут могу принять душ?

– У вас не остается времени на душ, – возразил доктор. – Просто снимите пальто.

Лукас взглянул на свое пальто – на нем были оборваны все пуговицы, кроме одной, и его сверху донизу покрывала рыбья чешуя. Но все-таки он содрогнулся при мысли о том, что придется снять пальто в такую морозную и метельную ночь. Очередь на остановке стала быстро укорачиваться, а двигатели самолета мощно взревели. Он крикнул: «Подождите меня!» И схватился за оставшуюся на пальто пуговицу, но пальцы застыли на холоде, и расстегнуть пуговицу не удавалось. В бессильной ярости он принялся рвать полы пальто, но оно было все клейкое и скользкое. А самолет тем временем начал разбег. «Подождите!» – снова крикнул он, бросаясь через улицу. Но тут на светофоре вспыхнул зеленый свет, «боинг» взлетел и быстро исчез в темноте ночи.

Когда Лукас опустил взгляд, то увидел, что автобусная остановка исчезла тоже. Исчез и его ресторан. И вся улица. Куда бы он ни поворачивался, он не видел ничего, кроме бесконечных сугробов. Нигде не было ни проблеска света, ни малейшего признака жизни.

Проклятая пуговица!

Он начал карабкаться через сугробы, окликая Зефиру по имени.

– Ты имеешь полное право сердиться и не отзываться, – бормотал он. – Я уже три раза тебя подвел. Я сам к тебе приду. Только подай мне знак. А я сделаю все остальное.

И он прислушался, ожидая ответа. Но его окружала зловещая ночная тишина.

Лукас уже решил, что ему суждено умереть медленной смертью в этой безлюдной ледяной пустыне. Но тут увидел, что по снегу, ныряя в сугробах, движется цепочка открытых спортивных автомобильчиков, словно на «американских горках». В машинах определенно сидели люди.

Не знак ли это, на который он надеялся? Неужели кефира решила все-таки дать ему еще один шанс?

Когда караван поравнялся с ним, он вскочил в первый автомобиль и обнаружил, что сидит рядом с Элен Дюваль, одной из давних посетительниц «Талассы».

– Бедняжка, – сказала она. – Да у вас зуб на зуб не попадает. – И она осторожно подула ему в лицо, чтобы его согреть.

– Не слишком усердствуй, – раздались голоса сзади. – Мы тоже хотим подышать ему в лицо.

Лукас бросил взгляд назад через плечо. Во всех автомобилях сидели сплошь одни дамы. Но в темноте он различил черты только одной из них, сидевшей непосредственно за ним на заднем сиденье, – Моны Дэвис, престарелой актрисы, непомерно увлекавшейся узо и китайской философией.

– Истинное в пустоте, а пустота истинна, – сказала она, откровенно кокетничая.

Тем временем цепочка машин начала взбираться, словно гигантская гусеница, вверх по фасаду непонятно откуда появившегося здания. Достигнув верха, прогрохотала вдоль низкой перекладины, ограждавшей крышу, резко поворачивая на углах, затем исполнила великолепный маневр, устремившись вниз по отвесной стене небоскреба. И в этот момент Лукас углядел вдали море! Он привстал с сиденья. Последние два раза, когда он видел Зефиру, она всегда была рядом с водой.

– Стойте! – воскликнул он.

Но Элен не стала останавливать караван.

– Сидите, – велела она, хватая его левую щиколотку. – Я отполирую вам ботинки не хуже, чем чистильщик на Лакки.

Лукас попытался высвободить ногу. Но это оказалось не таким простым делом. К тому же Элен велела Моне схватить его за вторую ногу.

– Пожалуйста, не надо! – принялся умолять их Лукас, когда они начали массировать ему ступни.

– А ты не сопротивляйся, – сказала Мона. – Ведь в душе ты как раз именно этого хочешь.

По телу Лукаса, парализуя его волю, пробежала волна острого наслаждения. Но способность говорить он все-таки сохранил и произнес:

– В душе может быть. Но – что такое душа?

Женщины с изумлением уставились на него.

– Ты не знаешь?

– Растолкуйте мне. Я всего лишь простой торговец рыбой. Просветите меня!

Женщины отпустили его ноги.

– Сначала сядь, – велели они.

И тогда Лукас выпрыгнул из машины.

10

Здесь земля уже не была покрыта снегом, и в воздухе явно потеплело. По одну его руку лежало насколько хватало взгляда бескрайнее море, величественное и умиротворенное, как всегда перед восходом солнца. По другую руку простиралась песчаная пустыня. И нигде никаких следов Зефиры. Вообще никого вокруг не было. Только одинокий юноша копал землю лопатой. Тем не менее Лукас очень ему обрадовался – ведь это был Арис, друг его отрочества. Как Зефира и Нестор, он нисколько не постарел с тех пор, как Лукас видел его последний раз.

«Вот кто точно поможет мне найти Амазонку!» – решил Лукас. Но едва он приблизился к другу, как тот протянул ему лопату и велел копать вместе с ним.

– Что мы хотим откопать? – спросил Лукас.

– Седьмое чудо света! Неужели ты забыл? Мы собирались отправиться за границу и сколотить состояние, а потом вернуться и, как Шлиман на раскопках Трои, потратить деньги и оставшуюся жизнь, чтобы найти развалины, которыми мог бы гордиться наш остров. У меня все это записано. Клятва, подписанная тобой и мной, – вернуться на Лерос и найти храм Артемиды.

Лукас помнил, как они поклялись уехать с острова, но он решительно не мог вспомнить, как давал клятву вернуться, чтобы откопать храм Артемиды. Но Арис протягивал ему документ с его собственноручной подписью. Чтобы не позориться перед другом, Лукас прибегнул к полуправде:

– Я не забыл о клятве! Я просто выбросил ее из головы, когда прочел в газетах, что храм Артемиды, включенный в список семи чудес света, был возведен в Эфесе, а не на Леросе.

На глазах Ариса выступили слезы. Из них двоих он всегда был более сентиментальным и патриотически настроенным.

– И вообще мы строили массу всяких планов, – продолжал Лукас. – Невозможно было выполнить их все.

Арис смахнул слезы.

– В газетах были фотографии храма?

У Лукаса не хватило духу усугубить свою полуправду откровенной ложью и еще больше ранить чувства друга. И он сказал: «Нет, его точное местонахождение еще не выяснено».

– Так, значит, это может оказаться всего лишь слухами и дезинформацией, которую специально распространяют турки, чтобы переманить наших туристов к себе!

И он с новой энергией взялся за лопату, махнув Лукасу, чтобы тот последовал его примеру.

– Мне бы нужно сперва поговорить с Зефирой, – сказал Лукас. – Не знаешь, где ее можно найти?

– Разумеется, на кладбище. Мертвых всегда можно найти в их могилах. Захвати с собой лопату, она может тебе понадобиться. И передавай привет Зефире от меня.

Небо на горизонте начинало алеть. Лукас повернулся, чтобы идти, и тут из песка выскочил петух. Захлопав крыльями, он побежал к кромке воды и нацелился клювом на горизонт, готовясь торжественно прокричать хвалу наступавшему дню.

– Эх! – воскликнул Лукас. – Он же разбудит мою жену.

Арис одним взмахом лопаты отсек петушку голову. Безголовая птица запрыгала по камням, обильно поливая их кровью, и упала в воду. Арис вошел следом в море, выловил петуха и принялся его ощипывать, обещая Лукасу приготовить птицу к его возвращению. Он был похож на античный торс, окруженный ковром из тронутых розовым перьев. Торс оракула на поверхности океана тайн и откровений.

11

Когда Лукас двинулся в сторону, указанную ему Арисом, все вокруг моментально преобразилось и засияло – это утро вступило в свои права. Он увидел ряд высоких, прямых и гибких кипарисов, стоявших на страже в аристократическом безмолвии, а под ними маленькие круглые мраморные столики. За каждым столиком сидело по человеку. Это были сплошь люди почтенного возраста, приодетые по случаю воскресенья. Они напомнили Лукасу аккуратных старичков, которые часто захаживали в отцовское заведение. Но было одно отличие. Здесь никто не произносил ни слова. Понуро потупившись, они, судя по всему, пережевывали неудобоваримую пищу своих воспоминаний, не замечая бабочек, которые порхали вокруг, словно души, прощающиеся с покинутыми ими телами.

«Если это кладбище, – подумал Лукас, – то где же тут женщины? И как я сумею узнать что-то у этих людей, не ранив их чувства, даже если они еще не умерли? Разве кому-то приятно, если его примут за покойника, особенно в таком возрасте».

Для начала он решил поприветствовать старцев. Стоило им услышать его голос, как их лица просветлели, они повскакали с мест и принялись, энергично жестикулируя, приглашать его каждый за свой столик и засыпали вопросами: кто он? Откуда? И что ищет здесь?

Когда Лукас сказал им, что ищет кладбище, их энтузиазм угас так же быстро, как возник.

– Откуда нам знать про кладбище! – сказал тучный мужчина с бычьей шеей. – Только потому, что мы немолоды?

Сокрушенно качая головами, они снова понуро опустились на стулья. Один старичок щегольского вида с козлиной бородкой и тросточкой был так раздосадован, что, вернувшись за столик, расплющил бабочку своим затянутым в перчатку кулаком.

Лукас догадался, что эти люди еще не умерли. Любопытство – признак жизни, а оно им очень даже не чуждо. И он произнес:

– Простите меня, джентльмены, если я невольно вас обидел. Я нахожусь в таком отчаянном положении, что мне сейчас не до манер.

Большинство никак не отреагировали на его слова. Некоторые досмотрели на него, слово ожидая каких-то драматических поступков. А одного старца, маленького и тщедушного, кажется, и вовсе позабавило сообщение, что Лукас угодил в переплет. И что это за такое отчаянное положение, спросил он с улыбкой много повидавшего человека, который не прочь услышать, что есть ситуации и похуже.

– Я скоро стану дедом, – сказал Лукас, надеясь затронуть в них сентиментальную струну. – Но если я не разыщу одну умершую девушку, я, вполне возможно, не доживу до рождения внука. Это очень долгая история. Я бы рассказал ее вам, если бы было время.

Денди с эспаньолкой вновь подал голос:

– Простите, но что я слышу? У него нет времени, чтобы ответить на наши вопросы, зато своими вопросами он отнимает у нас то немногое время, что нам осталось!

– Вам всего-то нужно только указать мне, где находится кладбище, – сказал Лукас. – Может быть, оно за этими кипарисами?

– Почему оно вдруг должно там быть? – возразил тучный коротышка. – Раз мы тут сидим, то и кладбище должно быть неподалеку?

Лукас, сохраняя спокойствие, ответил, что упомянул про кипарисы потому только, что, когда ему было столько же лет, сколько разыскиваемой им девушке, кипарисы всегда стояли словно часовые на страже кладбищ. Правда, в Монреале, где он живет сейчас, округ кладбищ высаживают липы и плакучие ивы.

– А как принято у вас? – спросил он, надеясь хитростью выведать нужную ему информацию. – Какие деревья сажают на кладбищах здесь?

– Снова он заладил про эти кладбища!

– Не слушайте его, – сказал коротышка с бычьей шеей. – Он не оправдал наши надежды.

– Мы в нем сильно разочаровались, – подхватили прочие.

– Но это хорошо! – вскричал вдруг денди с козлиной бородкой.

Остальные изумленно уставились на него:

– Что же тут хорошего?

– А вы подумайте! Что за жизнь без разочарований? Тогда не было бы страхов, сомнений в себе и, значит, самопознания. Так что будьте благодарны за ваши разочарования. Они – величайшие учителя человечества, – продолжал денди, все больше повышая голос. – Разочарование – матерь мудрости. Скажем спасибо за горькую чашу, которую оно нам то и дело подносит.

Наступило молчание. Денди, разочарованный такой реакцией, произнес:

– Ну что же, друзья мои, опровергните меня, если можете.

– Эту тему мы обсуждали гораздо чаще, чем похороны, – сказал тщедушный старик.

– Память начала ему изменять, – зашептали остальные и уже собрались снова сникнуть на своих стульях, но увидели, что Лукас отвернулся от них.

– Ну и куда вы направляетесь? – спросили они.

– Хочу найти кого-нибудь, кто подскажет мне дорогу. Здесь должен быть официант. – Тут он заметил павильон и двинулся к нему со словами: – Надеюсь, это будет официантка. Мне всегда больше везло с женщинами. Со всеми, кроме одной.

Старички, как подброшенные, вновь повскакали со стульев.

– Кто она была? Ну расскажите же нам, пожалуйста, и да исполнит Господь все ваши желания! С какой женщиной вам не повезло?

– Зачем я стану вам рассказывать, если у вас не хватает вежливости показать мне дорогу на кладбище?

– На кладбище ведут все дороги, – сказал тщедушный старичок. – В вашем возрасте пора бы уже это знать.

– О боже! Неужели вы так и не ответите мне прямо?

– Если мы ответим вам, то разговор сразу закончится, и вы уйдете.

– Что? Разве я обязан оставаться здесь и развлекать вас, тогда как мне грозит потеря радости жизни!

Он приблизился к входу в павильон, окликая официанта, и вдруг как вкопанный замер на пороге. В павильоне перед зеркалом стоял Нестор, его старый недруг, и заправлял за ухо свежую веточку базилика. Лукас круто развернулся и отошел назад.

– Смотрите-ка, – сказал старый джентльмен с бычьей шеей. – Он не хочет, чтобы официант его заметил!

– Официант! Официант! – немедленно закричали хором вредные старички. Лукас умолял их замолчать, но они не умолкали, требуя, чтобы он задержался и Рассказал им что-нибудь. А за это обещали отвести его прямо к могиле, которую он ищет.

Лукас вообще-то знал множество всяких историй, профессия ресторатора от него этого требовала, но, как он ни напрягался, появление Нестора, видимо, так ошеломило его, что он не мог вспомнить ни одной шутки, ни одного анекдота, хранимых им в памяти.

Тщедушный старичок сжалился над ним и предложил:

– Позвольте вам помочь. Почему вы не хотите, чтобы вас увидел официант?

– Он постоянно мешает мне найти ту умершую девушку.

– Почему вы все-таки ее разыскиваете?

– Мне нужно ее кое о чем попросить.

– Вот как! – воскликнул старик, переглянувшись с остальными.

И каждый начал спрашивать своего ближайшего соседа:

– О чем бы вы попросили мертвых, если бы смогли поговорить с ними?

Вопрос так взбудоражил их фантазию, что воздух вокруг зазвенел от вопросов и ответов, доводов и встречных утверждений. Они настолько углубились в дискуссию посреди сонма роившихся вокруг бабочек, что Лукас был вынужден напомнить им о себе, дергая их за рукава. И когда они решили наконец оторваться на минутку от спора, чтобы показать ему могилу Зефиры, галдеж перекрыл молодой нахальный голос, очень знакомый Лукасу:

– Кто тут спрашивал официанта?

Лукас быстро натянул на голову пальто и отвернулся.

12

Когда он осмелился выглянуть из-под пальто, Нестор исчез, но исчезли также старички и кипарисы. Осталась одна дорога. Лукас понятия не имел, в какую сторону по ней он должен следовать. Он уже собрался проклясть на чем свет этого внука дьявола, когда заметил женщину, которая несла на голове гроб.

Женщина была молодой и крепко сбитой и несла гроб с легкостью и изяществом, даже не придерживая его руками, словно он был не тяжелее мешка пуха. Она, несомненно, направлялась на кладбище. Лукас бросился ней и спросил, не знает ли она, где находится могила Зефифы. Она ответила, что – да, знает, и он, с облегчением вздохнув, последовал за ней.

Но его облегчение продлилось недолго. Откуда ни возьмись появилась старуха в черном, погруженная в скорбь. Она преградила им путь и сурово сказала молодой женщине с гробом на голове:

– Куда это ты направляешься с телом моего сына, который обряжен для вечности в пижаму, словно нищий?

Откуда-то появились люди и зашептали:

– Неужели на нем ничего нет, кроме пижамы?

Другие отвечали им:

– Она так говорит. Неужели? Подумайте, каково ему будет предстать перед Создателем в пижаме!

Это слово передавалось из уст в уста, все громче и громче, и некоторых приводило в ярость, а у иных вызывало истерический хохот. «Он в пижаме! В пижаме!» Люди воздевали руки к небу, а мать усопшего взывала к Всемогущему, требуя вечного проклятия для своей невестки. Несколько старух наподобие греческого хора, обхватив руками головы, раскачивались из стороны в сторону, припевая:

– В пижаме! В пижаме!

Старуха-мать кричала:

– Мой принц! Он всегда носил костюм, с самого раннего детства. Я проклинаю день, когда он женился на этой мотовке, растранжирившей все, что он заработал. В благодарность за жемчужную корону, которую он возложил ей на голову, эта презренная шлюха пожалела для него даже галстук!

Ей вторил хор:

– Она, должно быть, продала его вместе с костюмами, чтобы купить себе новое платье.

Мать:

– Разумеется, не черное. Нет! И никакой вуали.

Хор:

– А только посмотрите на ее походку! В такой день! Вместо того чтобы скрестить руки на груди, она шагает на кладбище размахивая голыми руками и вихляя бедрами, – можно подумать, что она собралась на конкурс красоты.

Мать:

– Вот так она околдовала и моего бедного мальчика. Он еще не успел упокоиться в могиле, а она уже снова взялась за свои штучки, надеясь подцепить нового идиота.

Женщины из хора прижали ладони к губам и в ужасе затрясли головами, а некоторые мужчины выкрикнули:

– Давайте и ее тоже закопаем!

Но другие, должно быть родственники вдовы, выступили вперед, чтобы защитить ее. Пока обе стороны поливали друг друга грязью, наполняя воздух угрозами и оскорблениями, кое-кто из женщин упал в обморок, а другие принялись обмахивать их ладонями.

Был только один способ выйти из этого тупика, чтобы Лукас и молодая вдова смогли быстро и безопасно добраться наконец до кладбища. Лукас вскинул руки к небу и прокричал:

– Вдова отрезала себе язык!

Толпа мгновенно притихла.

– А если не отрезала, – продолжал Лукас, – почему она не скажет нам, зачем обрядила тело супруга в пижаму? Мы заслуживаем объяснений.

Все обратили взгляды на вдову.

– Первое, что он делал, возвращаясь домой с работы, – сказала женщина, – это переодевался в пижаму Я уговаривала его остаться в костюме и повести меня куда-нибудь, но он отвечал, что весь день мечтал о том, как снимет наконец свой постылый костюм, потому что только в пижаме чувствует себя по-настоящему счастливым.

Наступило непродолжительное молчание, затем между родственниками вдовы и свекрови вновь вспыхнул жаркий спор. С каждой стороны оказались люди, принявшие сторону противника: кто-то из родных покойного считал, что нет ничего страшного в том, если он и совершает последний путь в пижаме, поскольку при жизни предпочитал ее костюму, а часть родичей вдовы настаивала, что мужчине подобает быть погребенным в приличном костюме, невзирая на слабость к другому виду одежды.

Лукас снова воздел руки кверху:

– Дамы, господа, давайте уладим это дело на кладбище. Не годится заставлять покойного так долго ждать.

Снова наступила временная тишина, и, пока вы обдумывали новое предложение, снова появился Нестор.

– Кто этот тип? – спросил он. – И почему он так спешит похоронить усопшего? А может, это новый любовник вдовы? Смотрите-ка, он даже лопату с собой. притащил, чтобы быстренько избавиться от тела и без помех трахать эту шлюху.

Последние слова привели толпу в сильное возбуждение, и в Лукаса полетели проклятия и плевки. Но он, сохраняя спокойствие, положил лопату на землю и взялся за отвороты пальто. Оно по-прежнему было скользким от чешуи, но пальцы уже отогрелись, и, когда он рванул края пальто в стороны, последняя пуговица легко отлетела.

– Посмотрите на ярлык, – сказал он. – Мое пальто сшито в Канаде. Я до сих пор ношу его, потому что только что приехал оттуда. А если я только что приехал из Канады, откуда мне знать вдову покойного?

Несколько человек, стоявших к нему ближе всех, испуганно отскочили назад, едва лишь он распахнул пальто. Другие с опаской осмотрели ярлык и, повернувшись к остальным, подтвердили, что пальто действительно канадского производства.

Снова Нестор подал свой ненавистный голос:

– Пускай рассудит Элен. Она знает всех канадцев.

И к своему удивлению, Лукас увидел, как черезтолпу идет Элен Дюваль. Он адресовал ей самую свою неотразимую улыбку и во имя старой дружбы попросил, чтобы она подтвердила перед этими добрыми людьми, что он никак не может быть знаком с вдовой. Но страдающая избытком самолюбия Элен, осмеянная как женщина при попытке отполировать ему ботинки не хуже, чем на Лакки, и уязвленная как политик его бегством в тот момент, когда она собралась прочесть ему лекцию о душе, сказала:

– Так и есть. Этот человек только что прибыл из Монреаля – города, где заслужил репутацию редкостного кобеля. И пахнет от него не кем иным, как озабоченным кобелем, – продолжала она с ораторским пылом. – Если бы вы только видели, как важно он прохаживался между столиками ресторана, отпускал комплимент здесь, ронял остроту там, угощал бесплатными напитками посетительниц в возрасте, жадно ловил одобрительные взгляды мужчин. Но стареющая женская плоть уже не может удовлетворить его неуемную похоть, и потасканный развратник отправился на охоту за молодым телом, готовый даже бросить тень на бедняжку вдову, несущую гроб возлюбленного мужа. Но прозвучавшая здесь, друзья мои, порочащая репутацию клевета не только поразила наши женские сердца, она также больно ранила душу бедной вдовы и, несомненно, убьет ее, как уже убила многих прежде нее. Возмущенный такой злонамеренной ложью и вопиющими преувеличениями, Лукас уже собрался ответить. Но какой-то субъект с угрюмым злым лицом схватил его за подбородок и сказал:

– Ступай с нами. И прими свою судьбу, как мужчина.

К счастью, вдова, оценив попытку Лукаса заступиться за нее, отвлекла внимание толпы на себя, громко крикнув:

– Хватит с меня! Хороните его сами. Костюм лежит в верхнем ящике комода.

Она положила гроб на землю и пошла прочь, сопровождаемая причитаниями свекрови, что только вдова может предать прах мужа земле. Люди побежали следом за женщиной, умоляя ее вернуться. Остался на месте один внук дьявола. Он в замешательстве уставился на Лукаса:

– Ты уже должен был давно проснуться. Просыпайся.

В груди Лукаса, как много лет назад на школьном дворе, вскипел гнев. Он грозно двинулся к Нестору со словами:

– К счастью, я принял таблетку снотворного!

Нестор повернулся и бросился бежать. Бросившись за ним в погоню, Лукас забыл на земле лопату, которую ему дал Арис.