Текст книги "Только ты и я"

2

Они вышли на тротуар, и Мишель вытащила из кармана зеркальце, помаду и принялась подкрашивать губы. Она нисколько не стеснялась его. Белла обычно превращала наложение косметики в священный акт, а Мишель делала это едва не на ходу. Добившись густого карминового оттенка, она сунула помаду в карман.

– А вот и домик феи! – воскликнула она, указывая рукой в сторону серого многоквартирного дома с эркерами и башенками, выстроенного, видимо, еще до войны. Вся улица состояла из такого типа домов.

Мишель естественным движением взяла его под руку и тесно прижалась плечом. Руди даже слегка вздрогнул… и внутренне посмеялся над собой. Больше двух лет он не ходил под руку с девушкой…

Руди вспомнил вдруг деловитое хорошенькое личико шифровальщицы Розы Джекман. Он несколько раз подвозил ее до штаба. Однажды она заявила, что давно положила на него глаз, и предложила по скорому заняться любовью в автомобиле, уверенная, что Руди будет вне себя от восторга. Их сближение было стремительным и исступленным. Этот инцидент надолго оставил в нем чувство неловкости и досады на себя самого.

– Почему феи? – спросил он.

– А вот сейчас увидишь. Ты только не слишком заметно удивляйся, – предупредила она загадочно.

Консьержа в подъезде не было. Мишель позвонила в зеленую дверь на первом этаже, и из-за нее тотчас откликнулся глухой и надтреснутый голос: «Иду!».

Послышалось шарканье ног, постукивание палки, и им открыла крохотная, очень старая женщина с разлетающимися седыми волосами, в зеленом пончо, да еще и закутанная в вязаный зеленый шарф.

– Милая моя! Такая радость тебя видеть!

Мишель чмокнула старушку в морщинистую щеку и сразу бросилась мимо нее к батарее и приложила руку.

– У вас опять холодно, Лора! Неужели снова отключили? Нет, греют, но слабо. Но ведь мы все оплатили на прошлой неделе! Опять пойду с ними скандалить!

– Прости меня, деточка, – сказала старушка, голос ее звучал глухо, словно из бочки, – но я на твои деньги купила корм для птиц. А потом… я не люблю, когда в квартире жарко.

– Ах, Лора! – укоризненно воскликнула Мишель. – До жары тут очень далеко.

– Они привыкли прилетать ко мне на окно и смотрят так удивленно, когда кормушка пустая, – продолжала старушка. – Сейчас я тебе покажу. – Она зачерпнула из пакета пригоршню какого-то семени и с неожиданной живостью подняла раму и высунулась чуть не по пояс наружу.

Руди даже дернулся, чтобы подхватить ее, – ему показалось, что старушка сейчас вывалится. Под окном у нее были прикреплены какие-то полочки и жердочки. Она звякнула в колокольчик, и тут же две птицы слетели вниз, сели на жердочку и стали клевать из кормушки.

Старушка торжествующе обернулась к ним. Она сама очень напоминала какую-то зеленую птичку. Ее взгляд остановился на Руди.

– Это мой друг, его зовут Руди. А это миссис Фейн, – представила Мишель.

– Зовите меня просто Лора, – церемонно произнесла старушка. Глаза у нее оказались очень светлыми и слезящимися, с нависшими веками, но взгляд был цепким и внимательным. – А он совсем не похож на Винса… Он тебе больше подходит, милая!

– Посмотрите, Лора, что я принесла. Надеюсь, вам понравится, – торопливо проговорила Мишель.

Но имя «Винс» успело проникнуть в сознание Руди и оставить в нем не очень приятный осадок.

Мишель первая прошла из кухни в комнату – судя по всему, единственную в квартире, и, вытащив из внутреннего кармана куртки пакетик, принялась выкладывать из него на стол какие-то лоскутки под восторженные восклицания Лоры. А Руди между тем с интересом огляделся. Комната была абсолютно зеленой: зеленые стены, шторы, накидки на кресло и диван, и даже дощатый пол был выкрашен зеленой краской. И повсюду – на креслах, диване, полках, пришпиленные к портьерам – сидели и висели множество лоскутных куколок. Их было много, и все разные: в шелковых, бархатных, газовых платьях, с волосами из золотой пряжи, и у каждой – Руди присмотрелся – на спине были крохотные прозрачные крылышки. И у каждой куклы было собственное выражение лица: веселое, грустное, лукавое, капризное, добродушное…

– Какая прелесть! – восклицала Лора, пока Руди рассматривал кукол. – Шифон. Гипюр! Парча! Где ты достала такие чудные ткани? Мне уже не терпится начать новую работу…

– Конечно же в театре – обрезков от всяких тканей там полным-полно. Я еще в следующий раз принесу золотой пряжи – из нее сделана борода у Просперо, я отщипну немного, будет совсем незаметно, – пообещала Мишель.

Лора с упоением принялась перебирать лоскутки. А Мишель, подмигнув Руди, стремительно пробежала на кухню и, сунув в рот лежавшую в вазочке конфету, принялась перемывать громоздившиеся в раковине кастрюльки. Она воскликнула:

– Руди! Всех этих кукол миссис Фейн сделала сама!

Она явно хотела, чтобы он выразил свое восхищение.

– У вас необыкновенное жилище, Лора, и куклы необыкновенные, просто попадаешь в сказку, – сказал Рудольф, впрочем, вполне искренне. Бабушка немного впала в детство и играет в куклы, но эта разновидность старческого слабоумия, наверное, самая приятная из всех.

– Спасибо, ты добрый мальчик. А в фей ты веришь? – спросила старушка внезапно.

– Э… как вам сказать… – Руди вспомнил, как отец читал ему «Питера Пэна». Когда-то он верил в фей, но эта вера едва ли перешагнула порог его семилетия. Впрочем, он вспомнил несколько случаев в Ираке, когда кому только ни молился… и феям, и ангелам, и Создателю… – В какой-то степени – да.

– В наше время, когда человек так бездушно губит природу, некоторые феи воплощаются в тела людей и живут среди нас, чтобы помешать этому, – сказала старушка. – Вот Мишель – одна из таких фей. Вот эти кружева я оставлю для Титании! Мишель покровительствует сама королева фей Титания, – пояснила она Рудольфу.

Бред, чистый бред – но такой приятный, домашний…

Руди перевел взгляд на Мишель, которая, закончив мыть посуду, стремительно носилась по крошечной кухне как маленький вихрь и терла шваброй линолеум. Она заговорщицки улыбнулась Руди. Ему стало неловко, что он стоит тут, как столб.

Он только хотел спросить старушку, не течет ли у нее кран в ванной, как Мишель сказала:

– Руди сразу понял, что я фея, потому и удостоился знакомства с вами! Лора, что принести в следующий раз?

– Но мы еще посидим и попьем какао, – спохватилась старушка. – Молодому человеку понравится мое какао.

– Лора, милая, нам пора идти, но я обязательно приду, и очень скоро. – Мишель натянула на запястья рукава свитера, которые закатала перед уборкой. Она разрумянилась и немного запыхалась, и, глядя на нее, Руди решил, что именно так выглядела бы фея, вздумай она воплотиться в человеческое тело, – маленькая, проворная, изящная.

Он даже поймал себя на мысли, что с удовольствием бы остался и попил какао в компании Мишель и ее чудаковатой приятельницы. Но Мишель явно спешила.

Они вышли в прихожую. С лица Лоры вдруг сбежала улыбка, и она с каким-то испугом притянула Мишель к себе за руки.

– Тебе грозит опасность! Тебя подстерегает убийца в черном! – воскликнула она, и Руди с жалостью увидел, как ее лицо задрожало.

Мишель удивленно округлила брови, но тут же успокаивающе засмеялась.

– Лора, меня правда подстерегает убийца, и правда в черном – на сцене. Это Шекспир. Ведь я играю леди Макдуф, и сцена кончается тем, что за мной гонится убийца. Вот именно это вам и представилось.

Но старушка ее не слушала, она пристально вглядывалась в лицо девушки. Но вот ее лицо несколько расслабилось.

– Все кончится хорошо. Тебя спасет фея Титания.

Простившись с Лорой, Мишель и Руди вышли на улицу. Мишель, не дожидаясь вопросов, заговорила первая, словно испугавшись, что он поспешит и выскажет поверхностное и ошибочное мнение.

– Правда, она очень милая? У нее иногда бывают странные фантазии, но абсолютно безобидные. Она проводит время за шитьем таких вот куколок. Это ее феи, и ей нравится окружать себя ими. Это ее мир, и Лора не может без него жить. Без кукол и без своего какао.

– Ты ей помогаешь? У нее нет родных? – спросил Руди.

Мишель несколько смутилась.

– Ее родные… очень занятые люди. Они хотели поместить ее в пансионат для престарелых, но Лора категорически не соглашалась, и они на нее обиделись и перестали приходить. Они решили, что она создает им проблемы. А я… всего лишь приношу ей лоскутики для ее кукол, да изредка мою посуду. Но, конечно, ей помогают социальные службы. Обеды приносят из общественной столовой. Заходит прикрепленная медсестра.

– Это очень благородно с твоей стороны, что ты ее не оставляешь.

Мишель громко фыркнула.

– Нет тут никакого благородства, – горячо возразила она, словно он обвинил ее в чем-то предосудительном. – Прежде всего, мне самой нравится общаться с Лорой. Я вообще люблю старых людей, а у меня нет своих бабушек и дедушек. Я даже иногда думаю, что хотела бы скорее состариться и иметь право на причуды. Но знаешь, – медленно проговорила она, – ведь чужим помогать легче, чем своим, ты согласен? Будь она моей родной бабушкой – как знать, возможно, она бы раздражала меня.

Она абсолютно права, подумал Руди и представил своего отца, как тот сидит ссутулившись, с неизменным бокалом джина, и сетует на свою неудавшуюся жизнь. Бесконечные жалобы и нежелание что-то изменить. Вот они не виделись два года, и, вместо того чтобы мчаться сейчас на встречу с отцом, он отправился гулять со случайной знакомой. Джон, наверное, ругает его на чем свет стоит!

– А с родителями у тебя хорошие отношения? – спросил он, прежде чем понял, что вопрос, наверное, слишком деликатный.

– Родители у меня классные, но с ними бывают трудности…

– Ты живешь с ними?

– Нет, я снимаю квартиру. – Она остановилась и повернулась к нему. – Мне надо ехать в театр на репетицию, я опаздываю, поэтому возьму такси. Давай здесь простимся.

Начавшийся дождь покрыл ее каштановые волосы мелкими, сверкающими, как драгоценные камни, капельками воды. Она улыбнулась.

– Ты все еще хромаешь, это может быть растяжение связок. У меня когда-то тоже было растяжение, болело страшно. Надо наложить прохладный компресс перед сном. Ну… пока?

Неужели она вот так же легко исчезнет из его жизни, как вошла в нее? Руди вдруг почувствовал, что не может ее отпустить. Что очень хочет, чтобы она снова взяла его под руку, хочет почувствовать рядом ее гибкое тело.

– Я тебе позвоню, ладно? – спросил он.

– Позвони, если хочешь. Запомнишь мой мобильный? Записать, к сожалению, не на чем.

– Говори, я запомню.

Она продиктовала номер телефона и, помахав рукой, побежала вперед по тротуару, туда, где стояли черные такси. Она уже взялась за ручку дверцы, готовясь сесть в машину, когда Руди сорвался с места и, сильно припадая на ногу, подбежал к ней.

– Мишель! Когда кончится репетиция? Давай сходим куда-нибудь сегодня вечером?

Она посмотрела на него внимательным взглядом. Кажется, она ждала от него чего-то такого.

– Вечером я иду в гости, но мы можем пойти вместе. Позвони через два часа, и договоримся. Все, Стивен меня убьет. Он, наверное, и есть тот человек в черном, которым пугала меня Лора!

Рудольф постоял немного, глядя вслед отъехавшему такси. Трудно сказать, какое, собственно, он произвел на нее впечатление. Он два года не общался с девушками, одичал, отстал от жизни и устарел. Но она даже ни о чем его не спросила, не знает, кто он такой, чем занимается. Едва ли можно назвать это интересом. В то же время она пригласила его в гости к своим друзьям.

Может быть, ей просто не с кем больше пойти?

Руди направился к ближайшему метро, чтобы купить карточку и позвонить отцу из автомата. Сегодняшний вечер он проведет с этой девушкой, чем бы он ни закончился, а завтра с утра поедет в Рединг.

Мишель прибежала в театр, запыхавшись, – она сильно опаздывала. По роли она должна была предстать перед зрителями в потертых джинсах и свитере – именно такой видел выдающийся Стивен Бойд леди Макдуф, одну из жертв кровавого Макбета.

– Стивен спрашивал меня? – спросила она костюмершу Дженет, стягивая куртку.

– Да! Твою сцену вот-вот начнут репетировать.

– А ребенок где? Где мой сын? – Сына леди Макдуф должен был играть сын самого Стивена Бойда, девятилетний Сэмми.

– На сцене, все уже на сцене. Беги скорее.

Мишель остановилась за кулисами и махнула Стивену, что она здесь. Успела вовремя! Игра в этом театрике, приютившемся на окраине Хэмстеда, доставляла ей большое удовольствие, хотя и не приносила почти никаких денег – все здесь играли почти исключительно из любви к искусству. Выходит, не зря она три года посещала театральные курсы. Когда-то Мишель всерьез думала связать свою жизнь со сценой, потом ее увлекла экология. Но в какой-то момент продолжать учебу дальше она не нашла сил, захотелось круто изменить жизнь…

Сборы театр делал мизерные. Правда, последние два месяца Стивен Бойд, который пришел на смену прежнему режиссеру, пробовал изо всех сил добиться признания публики.

Театр давал Мишель возможность уйти от самой себя, примерять на себя всё новые маски, и свою внутреннюю боль выплескивать на сцене, в чужом облике. В этом была какая-то сладость и утешение.

Правда, без поддержки родителей, которые платили за ее жилье, а отец то и дело подкидывал денег младшей дочке, она бы не справилась. А как хотелось полной независимости…

Когда-нибудь она вернется в колледж… Мишель могла, в принципе, сделать это в любое время, она была одной из лучших студенток. И она вовсе не боялась видеть сочувственные лица соучеников и слушать сочувственные вздохи – ведь это она бросила его, а не он ее! Но насколько легче было переживать душевную драму в новом коллективе, где никому не известны подробности ее личной жизни…

Вот и кончается предыдущая сцена. Ее выход!

– Что же сделал мой муж такого, чтобы сбежать от правосудия? – произнесла она свою первую реплику, вкладывая в нее недоумение, обиду и страх.

– Не «мой муж», а «он», – недовольно поправил ее Стивен. – Мы договорились, что оригинальный текст не трогаем, а только вставляем злободневные реплики. Еще раз сначала, куколка.

Когда после репетиции Мишель вернулась в раздевалку, Дженет сказала:

– Совсем забыла! У тебя объявился поклонник, он приходил и спрашивал о тебе – адрес, телефон, все такое.

Перед глазами Мишель моментально возникло лицо ее нового знакомого – загорелое и мужественное, с мягким взглядом черных глаз под густыми темными ресницами. Но, впрочем, телефон она сама ему дала.

– Какой он из себя? – полюбопытствовала она.

– Честно скажу – внешность незавидная. Дядька старый, уже лет сорок, бледный какой-то, в черном допотопном пальто. Я сказала, что мы не даем адресов и что ты придешь через час. Но он, видать, не дождался. Наверное, геморрой у него разыгрался.

Мишель весело рассмеялась. Впрочем, задуматься о таинственном поклоннике у нее не осталось времени – зазвонил мобильник. Она прижала трубку к уху и услышала знакомый голос:

– Мишель? Это Руди. Ты уже освободилась?

– Да, только что. Ты не передумал?

– Передумал? Конечно нет!

– Просто я подумала, вдруг у тебя появились более важные дела…

– Никаких дел. Может быть, это ты передумала? – В его голосе послышалось напряжение.

– И я нет. Мое приглашение остается в силе, – засмеялась Мишель. – Я сейчас еду домой переодеться, а в десять мы встречаемся у галереи Тейт. Только не опаздывай, а то жутко холодно.

– Есть не опаздывать, – произнес Руди.

Ну так и есть – он вернулся из Ирака. В какой-то момент Мишель вообразила даже, романтики ради, что он сидел в тюрьме, но нет, разумеется, нет. Когда она говорила, как осуждает контрактников, отправившихся в Ирак добровольно, то заметила, как он словно хотел что-то возразить и потупил глаза. Мишель была почти уверена, что угадала. Она снова представила его решительное и в то же время задумчивое лицо, сильные изящные пальцы… Наверняка с ним произошло что-то необыкновенное. Не похож он на человека, жаждущего острых ощущений и денег. Ничего, он еще все ей расскажет.

Мишель почувствовала вдруг необычайное воодушевление и прилив сил. Как ей повезло, что она встретила этого Руди, – без него идти на вечеринку к Винсу и Люси, отмечавшим годовщину своей свадьбы, было бы тягостно, как ни старалась она внушить себе, что ей все нипочем. Теперь она придет не одна, а это большая разница. У нее и раньше не было недостатка в кавалерах, но притащить к Люси парня, до которого ей совсем нет дела, было бы нечестно. И Мишель приходила на все вечеринки (Люси всегда ее настойчиво звала) в гордом одиночестве и была всегда самой веселой и жизнерадостной.

Но теперь… Ей в самом деле захотелось еще раз увидеть нового знакомого, в котором было что-то завораживающе загадочное.

Квартирка на Элбани-роуд в районе Уолворт, которую Мишель снимала, учась в колледже вместе с подругой Агнесс Боум, теперь принадлежала ей одной – подруга уже полгода как перебралась к своему бойфренду. Мишель вполне ладила с Агнесс, хотя та и была ужасной неряхой, но иметь всю квартиру в своем распоряжении, конечно, было гораздо приятнее.

Вся коротенькая Элбани-роуд состояла из ряда примыкавших друг к другу красных кирпичных шестиэтажных домов с небольшими квартирами. Здесь жили в основном молодые семьи и одинокие представители среднего класса. Недостатком можно было считать то, что прямо под окнами тянулась выходящая здесь на поверхность линия метрополитена, и поезда грохотали с раннего утра до поздней ночи. Впрочем, Мишель уже почти перестала их замечать. Улица заканчивалась тупиком, она упиралась в бетонную стену, ограждавшую рельсы. Если пройти вдоль стены и миновать маленький сквер, можно было выйти на оживленную в любое время суток Хайборо-стрит, где Мишель садилась на автобус или ныряла в метро.

Квартира была не из самых дешевых, и, если бы не щедрость отца, Мишель не смогла бы тут жить. Но он неизменно оплачивал ее жилье и то и дело подкидывал денег на всякие расходы. Одно время, чтобы отвлечься от грустных дум, Мишель накупила себе всяких нарядов. И теперь она в затруднении стояла перед зеркальным шкафом, не зная, что выбрать.

Еще вчера она думала, что предстанет перед неверным возлюбленным и коварной подругой (боже, какая мелодрама!), его нынешней женой, в самом своем любимом платье от Гуччи, безумно дорогом и шикарном, цвета розовой фуксии, в котором казалась настоящей красавицей – не только себе, но и другим. Это было проверено, когда она устроила у себя вечеринку для друзей из театра. Но сейчас почему-то эта идея показалась мелкой.

Ее мысли занимал Рудольф, о котором она ровным счетом ничего не знала, но очень хотела узнать. Она вспоминала, как он смотрел на нее – в пабе, в автобусе, а потом на улице. Его взгляд ни за что нельзя было назвать наглым и бесцеремонным. Мишель склонна была трактовать его, как искренний интерес. И, похоже, она интересует его как женщина… Как он сразу ухватился за возможность продолжить знакомство! Ну что же – посмотрим. Сколько можно жить монашкой? Кому она хранит верность – Винсу? Смешно. Если Руди предложит проводить ее домой, она не станет отказываться. Правда, как бы не струсить в последний момент – еще совсем недавно она была правильной домашней девочкой. Шампанское – вот что всегда подбодрит и придет на помощь!

Выхватив из шкафа первое попавшееся платье – это оказалось короткое черное платье, расширяющееся внизу, с узкими бретельками, Мишель надела его и, присев к столику, налила себе из откупоренной вчера бутылки полный бокал, отпила несколько решительных глотков и принялась накладывать на веки розовые тени.

Руди приготовился ждать в условленном месте на углу Болтон Гарденс не меньше получаса, просто успел привыкнуть, что Белла всегда опаздывала, и ему это свойство казалось присущим всем девушкам. Снег перестал идти, но теплее не стало, напротив – вдоль улицы дул пронизывающий восточный ветер, пробиравший насквозь.

Но не прошло и трех минут от назначенного времени, как сзади на его плечо легка легкая ладонь. Рудольф повернулся и увидел Мишель – она была в длинном черном пальто и легких туфлях, а шею плотно обматывал толстый зеленый шарф.

3

– А вот и я! – сказала она весело. – Надеюсь, ты не успел замерзнуть?

– Кажется, еще способен двигаться… Но на самом деле ты очень точна.

– Это плохо? Ты тоже считаешь, что девушка должна опаздывать, и все такое?

– Нет, в такую погоду я особенно склонен ценить в девушке точность.

Она подхватила его под руку и со смехом повела через дорогу, и ему вдруг стало легко и весело и исчезло напряжение из-за предстоящего визита к незнакомым людям.

– Это рядом. Сразу скажу тебе, чтобы ты был в курсе, – моя подруга детства Люси и ее муж Винс празднуют годовщину свадьбы.

– Может быть, стоит купить цветы? – спросил Руди.

– Нет! Подарков велено не дарить.

Они вошли в просторный вестибюль и поднялись на лифте на самый верх, и через минуту Рудольф оказался в центре шумного общества. Они с Мишель, кажется, все-таки немного опоздали, потому что высокая блондинка в элегантном бледно-голубом платье, судя по всему – хозяйка квартиры, сказала Мишель с шутливым упреком:

– Сама виновата, мы уже почти выпили все шампанское.

И тут же взгляд ее светло-голубых зеркальных глаз устремился оценивающе на Руди, и в нем промелькнул интерес, а потом словно бы досада. Она слегка оттопырила нижнюю губу.

– Люси, это Рудольф. А это Люси, моя подруга детства, – сказала Мишель светским тоном, не замечая игры лица подруги.

– Как Пит? – спросила она, снимая пальто и бросая его на диван в просторной прихожей.

– Пит у бабушки и дедушки. У него сейчас режутся зубы, так что я им не завидую – кричит не переставая.

Отвечая Мишель, Люси не сводила с Руди выжидающего взгляда. Он ответил ей вежливой улыбкой.

Тут с двумя бокалами в руках к ним подошел высокий парень, просто неестественно красивый – румяный блондин с ореховыми глазами и капризно изогнутыми губами. Вид у него был довольно тщеславный. Но трудно не быть тщеславным такому красавчику, подумал Руди. Сам он такой тип мужчин не слишком жаловал. И почувствовал, как Мишель слегка напряглась.

– Винс, – представился парень, переводя взгляд с Мишель на Рудольфа.

– Руди, – ответил Рудольф, машинально принимая из протянутой руки бокал с коктейлем и глядя на красавца в упор. Винс – о нем что-то говорила миссис Фейн…

Люси скользнула по мужу отсутствующим взглядом и снова в упор посмотрела на Руди.

– Пойдем, я познакомлю тебя с гостями.

Но Мишель решительно схватила Руди под руку.

– Знакомиться – это такая тоска!

Она увлекла его за собой в комнату. Под пальто на ней оказалось черное короткое платье с блестками и какими-то зелеными перышками.

Бегло оглядев сборище, Руди с облегчением увидел, что одеты все очень по-разному: кто-то в костюмах и вечерних платьях, а кто-то в джинсах. Сам он позаимствовал из гардероба Джона серый кашемировый свитер, вполне элегантный. Мишель бегло познакомила его с двумя-тремя гостями, и они сели в дальний угол на мягкий диван, обтянутый кремовой кожей. Она жадно глотнула из своего бокала, и Руди отметил, что она уже, видимо, выпила перед этим. Его словно затягивал в круговорот веселый вихрь, захотелось расслабиться и не думать ни о чем.

– Ну как прошла репетиция? – спросил он. Ему было все равно, что говорить, – Мишель продолжала держать его за руку, и он чувствовал, как по его руке постепенно разливается жар.

– Плохо. Этот мальчишка, сын Стивена, все время валял дурака. Иногда с ним никак не сладишь. – Она встряхнула пышными волосами. – Потанцуем?

Руди совсем забыл про ногу и едва не поднялся следом за ней. Но представил, как будет выглядеть со стороны со своей плохо гнущейся ногой, и проговорил, скрипя зубами от досады:

– Очень бы хотел, но проклятая нога все еще болит… Прости, я лучше не буду тебя позорить.

Она взметнула на него блестящие темно-карие глаза.

– Ведь это боевая рана… Я угадала?

– С чего ты взяла? – поразился он ее догадке.

– Догадалась. Не бойся, я не собираюсь откусывать тебе голову. Только… может быть, расскажешь, с чего тебя туда занесло? – Она не отводила от него глаз, и его все сильнее затягивало в воронку ее искрящейся женской энергии.

– Если хочешь, – неожиданно пообещал он. – Только потом. Не здесь. – Он вдруг подумал, что и на самом деле хочет рассказать о том, что случилось с ним два года назад, этой девушке. Она поймет, она сможет понять правильно.

А может быть, тебе просто не хватает женской ласки?..

В эту секунду из большого музыкального центра новейшей модели грянула музыка.

– «Бэк Стрит Бойз», – проговорила Мишель. – Посвящаю этот танец тебе… как национальному герою. – Эта ирония нисколько не задела его – потому что Мишель и правда не думала его обидеть.

Мишель выпустила его руку, отчего Руди ощутил острое разочарование, вскочила с места и пошла легкой походкой на середину комнаты, где уже пустились в пляс несколько человек.

Она словно птичка впорхнула в группу танцующих и принялась покачиваться и кружиться с непередаваемым изяществом и грацией. Руди смотрел на нее как завороженный, а Мишель, поймав его взгляд, уже не отпускала его. Он видел только ее одну в этой комнате, где было, наверное, много красивых девушек, и чем дольше Мишель танцевала, тем ощутимее становились для Руди звенящие, ослепительные нити, которые протянулись от него к ней…

Кто-то сел с ним рядом, и мелодичный грудной голос проговорил над ухом:

– Правда, она исключительно забавна? Мы все любим нашу маленькую Мишель. Только эта чудачка могла надеть с итальянскими туфлями платье, купленное на распродаже в «Маркс и Спенсер».

Рудольф, с усилием оторвав взгляд от Мишель, рассеянно обернулся и увидел Люси, которая небрежно откинулась на спинку дивана. Ее длинное платье разошлось в разрезе, и обнажилась нога до самого бедра. Он отметил, что черты ее лица были совершенно правильны, классически красивы, как у греческой статуи… И голубые глаза были такими же бесстрастными, как у статуи. Впрочем, на него они смотрели оценивающе.

– Ты давно знаком с Мишель? – спросила она, подавшись вперед и как бы ненароком положив ладонь на колено Руди.

Что же она так сразу, усмехнулся про себя он.

– Достаточно долго, чтобы понять, что она не только забавна, но и хороший друг. А вы, кажется, дружите с ней с детства? – Он перевел взгляд на руку, лежавшую на его колене. – Красивое кольцо. И какой крупный бриллиант.

Люси слегка вскинула брови, убрала руку с его колена и вытянула ее вперед, любуясь кольцом.

– Да, мы давние подруги. Вы, мужчины, не понимаете, что и женщины умеют дружить, и женская дружба может быть выше всяческих житейских ситуаций.

– Я мало понимаю в женской дружбе, – пожал плечами Руди.

Его глаза снова устремились на Мишель, которая сейчас казалась ему тонким лучиком света, скользящим в пустоте. Вот она вскинула при финальных аккордах вверх руки, и он увидел, как под платьем всколыхнулась ее грудь…

Их взгляды встретились, и Мишель улыбнулась ему тепло и лукаво.

Мишель увидела, что Люси подсела к Руди, и подавила в себе желание подойти к ним и вмешаться в разговор. Она продолжала танцевать, как ни в чем не бывало, но грудь неприятно защемило. Желание остаться верной своему принципу никогда не беспокоиться о мужской верности (внешне, по крайней мере) боролось с первобытным желанием запустить в голову подруге бутылку мартини.

Музыка закончилась, и Мишель отошла к дальнему столику, чтобы взять бокал с коктейлем. Голова начинала кружиться, но Мишель знала, что это пройдет, стоит потом лишь выпить крепкого чаю с лимоном. Она стояла у столика, отпивала коктейль и упорно не оборачивалась назад. Едва они вошли с Рудольфом в квартиру, как Люси просто впилась в него взглядом!

– По-прежнему пьешь только «Ирландский шоколад»? – раздался сзади голос.

Мишель обернулась. Винс. И как всегда умопомрачительно красивый.

– Вот только здесь явно мало шоколада – надо сказать Люси, чтобы не экономила на нем, иначе пропадает весь эффект.

– Как у тебя дела? – спросил Винс, заглядывая ей в глаза. – Ты все еще в этом театре?

– Мне там все больше и больше нравится, – ответила она, привычно собираясь с духом, как всегда в его присутствии, и вдруг почувствовала, что… не чувствует ровным счетом ничего.

Да, конечно, перед ней стоял парень, в которого она была влюблена, с которым встречалась полгода и за которого мечтала выйти замуж. Но жизнь повернула иначе. В одну минуту все ее мечты разлетелись вдребезги, как и вся прежняя жизнь.

Никто и никогда не узнает, чего ей стоило тогда собрать себя из осколков и твердо решить никогда не показывать Винсу, каким потрясением было для нее их расставание…

И вот теперь ей не надо было притворяться равнодушной – ей в самом деле стало все равно! Вот Винс скользнул взглядом по ее фигуре, задержался на груди, а ей хоть бы что. Мишель так удивилась, что даже захлопала ресницами. А ведь он – вот он, тот же самый, потрясающе красивый, беспечный, божественно легкомысленный, и она та же самая… Или нет? Неужели она наконец-то освободилась?

– Кстати, заходила к твоей прабабушке, – сказала она. – Не хочешь спросить, как она поживает?

– Ну и как? – спросил он, усмехаясь.

– Лора не унывает, как всегда. Но думаю, твой звонок доставил бы ей много радости.

– Намекаешь, что я бесчувственная свинья, раз не навещаю ее? – Он с досадой поднял брови. – Брось, Мишель, ты прекрасно знаешь, какой она устроила скандал, когда отец с матерью хотели отвезти ее в пансионат «Солнечный холм», очень дорогой, между прочим…

– И этим обидела вас так глубоко, что вы с тех пор бросили ее на произвол судьбы.

– Сколько пафоса! Что с тобой? И вообще, тебя-то это как касается? Больше мы ничего для нее не можем сделать. – Его лицо покраснело. Как странно было слышать подобные упреки от маленькой Мишель. Он сосредоточенно сдвинул брови и вгляделся в нее внимательно. – Она же отказалась от нашей помощи, ей нужны только ее куклы.

– И все-таки… Впрочем, не обращай внимания на мои слова. – Она рассеянно улыбнулась и немного повернула голову, словно хотела посмотреть на что-то, происходящее сзади нее, но потом передумала.

– Этот Рудольф – он кто такой? Давно с ним встречаешься? – спросил он, глядя через плечо Мишель. Что-то, увиденное там, заставило его слегка покривить губы.

– Рудольф – юрист в крупной фирме, – сама не зная почему, сказала Мишель и удивилась себе.

– Да? Не похоже. Обычно все эти юристы любят рядиться в костюмы и галстуки, – пожал плечами Винс.

– А Руди говорит, что костюм успевает надоесть ему за рабочий день, – пожала она плечами.

– И… у вас серьезно?

– О! – Она загадочно улыбнулась. – Спасибо, что проявляешь интерес к моей жизни. Я это ценю, будь уверен. Но только тебя это совсем не касается.

– Не обязательно язвить. Я спросил, потому что… ну… не хотелось бы, чтобы ты… с первым встречным…