Текст книги "Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование"

Приступая к изложению моих воспоминаний о С.А. Нилусе и о «Протоколах сионских мудрецов», я понимал, что данные, которые у меня имеются, являются лишь материалами для тех людей, которые, опираясь на прояснение всех сторон проблемы, смогут решить вопрос о происхождении «Протоколов». Вот почему я твердо решил не вступать в полемику ни с французским издателем, ни с органами печати, занимавшимися этим вопросом.

Однако прежде чем описывать переплетение обстоятельств, сделавшее С.А. Нилуса обладателем «Протоколов», я хочу обратить внимание читателя на одну особенность издания 1917 г., которую обнаружил монсеньор Жуэн. Я имею в виду заявление С.А. Нилуса о том, что рукопись ему якобы передал предводитель дворянства Алексей Николаевич Сухотин[111]111
  Нилус во вступлении к своему изданию «Протоколов» 1911 г., а затем 1917 г. заявляет, что получил в 1901 г. от майора Сухотина рукописную копию документа (см.: Segel B.W. op. cit. P. 71–72, 76). Алексея Сухотина, местного предводителя дворянства (Тульская губерния), Филипп Петрович Степанов, бывший прокурор Святейшего Синода в Москве, назовет позднее (в 1927 г.) первым русским человеком, державшим в своих руках перевод «Протоколов». По словам Степанова, этот рукописный перевод передал ему в 1895 г. Сухотин, и он организовал его издание в 1897 г. Ничто не позволяет усомниться в добропорядочности Степанова, но несомненно, что предлагаемая им датировка неточна; невозможно, чтобы указанный перевод ему передали до 1901 г. О показании Степанова от 17 апреля 1927 г. и о проблемах интерпретации, которые оно ставит, см.: Rollin H., op. cit. P. 33 (et note 17), 356–357; Curtiss J.S., op.cit. P. 22–28, 72, 87; Cohn N., op. cit. P. 102–110; Romano S., op. cit. P. 15–16. Факсимильное воспроизведение показания см.: Fry L.Waters Flowing Eastwards/RISS, 1933.


[Закрыть]. Эта версия противоречит другому заявлению, которое сделал мне Сергей Александрович: в соответствии с ним рукопись получила от Рачковского госпожа К. Будучи знакомым с личной жизнью Нилуса, я очень хорошо понимал, что он не мог назвать читающей публике имя этой таинственной дамы, которая упоминалась в его книгах.

Я далек от мысли о том, что А.Н. Сухотин является каким-то мифическим персонажем, но я убежден в том, что он был посредником, курьером, которому мадам К., находившаяся тогда во Франции, поручила передать драгоценный манускрипт С.А. Нилусу, уже возвратившемуся в Россию. Из-за соображений личного порядка Сухотин стал ширмой, скрывавшей от читателей таинственную даму, госпожу К.

Что касается передачи рукописи, то она произошла при следующих обстоятельствах.

В 1900 г. Сергей Александрович Нилус, полностью разорившийся, возвратился в Россию обращенным. Он стал путешествовать, точнее, странствовать из одного монастыря в другой, иногда питаясь лишь освященными хлебцами. Именно тогда он написал «Великое в малом»[112]112
  Речь идет о первом издании «Великого в малом» (1903 г.), которое не содержало текст «Протоколов» (Cohn N., ibid. P. 89, 91).


[Закрыть]; это сочинение благодаря помощи архимандрита (затем епископа и архиепископа Вологодского Никона) было напечатано в журналы «Троицкие листки» в Сергиевом Посаде (70 верст от Москвы), а затем вышло отдельной брошюрой.

На выход этой маленькой книжки, описывающей обращение интеллектуала-атеиста и процесс мистического возрождения, откликнулись директор «Московских новостей» Лев Тихомиров, обращенный русский революционер[113]113
  Лев Тихомиров, считавшийся главным идеологом «Народной воли», в конце концов предал свою организацию революционеров-террористов (1887 г.), был помилован и стал идеологом контрреволюции. Его резкий поворот явился результатом одной из самых удачных операций психологической войны, которую вел Рачковский. Впоследствии Тихомиров стал другом Нилуса. См.: Rollin H., op.cit. P. 34, 479, 495, 557–562.


[Закрыть], архимандрит Никон (на страницах московской «Религиозной недели»). Отзывы благонамеренной прессы дошли до великой княгини Елизаветы Федоровны, которую заинтересовал автор книжки. Елизавета Федоровна всегда боролась против авантюристов-мистиков, окружавших Николая II, и особенно против влияния лионского магнетизера Филиппа[114]114
  Целителя Филиппа ввел в царский двор «маг Папюс»: см. об этом: Rollin H., ibid. P. 432 sq.; об антипатии великой княгини Елизаветы Федоровны (как и вдовствующей императрицы Марии Федоровны) по отношению к Филиппу см: Rollin H., ibid. P. 479–480; Laqueur W., ibid. P. 100; Cohn N., ibid. P. 89–90. Об авантюрах Филиппа и Папюса
  при русском дворе см.: Encausse Ph. Le Maitre Philippe, de Lyon. 2^e éd. revue et augmentée. P.: La Diffusion scientfique, 1954. P. 179–220; André M.-S., Beaufils Ch. Papus. Biographie. La Belle Epoque et l’occultisme. P.: Berg International. 1995.


[Закрыть]. Она не любила духовника их Величеств, протопресвитера Янышева, который не смог оградить царя от вредных мистических влияний. Великая княгиня полагала, что С.А. Нилус как русский православный христианин-мистик мог бы благотворно воздействовать на царя.

Генерал-майор Михаил Петрович Степанов, брат Филиппа Петровича Степанова, прокурора отделения Синода в Москве и дальнего родственника семьи Озеровых, был привязан к личности Елизаветы Федоровны, которая полностью ему доверяла, так что он сохранил связи с ней даже тогда, когда великая княгиня приняла монашество. Именно благодаря его посредничеству Сергей Александрович был послан в Царское Село и представлен фрейлине Елене Александровне. Это происходило в 1901 г.

Когда Сергей Александрович уезжал из Франции, он оставил в Париже очень близкую к нему особу, госпожу К. Эта несчастная женщина, потерявшая почти все свое состояние, удрученная разлукой, склонилась к мистицизму и заинтересовалась маленькими оккультистскими кружками, существовавшими в Париже. Как кажется, именно в этих обстоятельствах она получила от Рачковского, также посещавшего оккультистские собрания, рукопись «Протоколов сионских мудрецов», которую переслала Нилусу.

Весьма вероятно, что Рачковский, как рассказывали, стремился в тот момент разрушить влияние Филиппа на Николая II; узнав о роли, предназначавшейся С.А. Нилусу, Рачковский захотел воспользоваться этим обстоятельством для того, чтобы окончательно устранить Филиппа и обеспечить себе расположение нового фаворита. Как бы то ни было, когда в 1901 г. С.А. Нилус приехал в Царское Село, «Протоколы» уже находились в его распоряжении.

С.А. Нилус произвел сильное впечатление на Е.А. Озерову и на дворцовую группку, враждебную Филиппу. Именно благодаря помощи этих лиц Нилус выпустил в свет в 1902 г. первое издание «Протоколов», вошедших в качестве приложения в переделанный текст брошюры о собственных религиозных опытах. Книга появилась под названием «Великое в малом, и Антихрист как близкая политическая возможность»[115]115
  А. дю Шайла снова повторяет прежнюю ошибку; первая публикация «Протоколов» Нилусом содержалась во втором издании книги «Великое о малом», вышедшей из печати в декабре 1905 г.


[Закрыть].

Книгу представили тогда императрице и царю.

Одновременно, в связи с кампанией, которая велась против Филиппа, его противники задумали следующую комбинацию: брак С.А. Нилуса и Е.А. Озеровой, его рукоположение и представление императору, духовником которого он бы стал. Дело шло так гладко, что Нилус уже заказал себе священническое платье.

Вспоминаю, что весной 1909 г. на проветривание выставили различную одежду, и там можно было заметить сутаны Нилуса, сшитые в 1902 г.

Однако партии Филиппа удалось отразить удар, сообщив духовным властям о каноническом препятствии рукоположению Нилуса; это препятствие, природа которого мне была известна, воспрепятствовало рукоположению С.А. Нилуса.

После этого Нилус оказался в немилости, был вынужден покинуть Царское Село. Снова ему пришлось кочевать из одного монастыря в другой, не имея никаких средств, кроме скудных гонораров за сотрудничество в «Троицких листках». Брак с Е.А. Озеровой был невозможен, ибо она жила лишь на пенсию, связанную с ее нахождением при дворе и с дипломатической службой ее покойного батюшки, пенсию, выплата которой прекратилась, если бы ее получательница вышла замуж.

В 1905 г. Филипп, враждебно относившийся к Нилусу, уже потерял свое влияние. Друзья Е.А. Озеровой при дворе добились от Николая II императорского согласия на сохранение за ней права на получение пенсии даже в случае ее замужества. И тогда же благодаря усилиям Е.А. Озеровой вышло в свет второе издание «Протоколов», с новыми материалами о святом Серафиме Саровском. Вспоминаю, что эта книга имела измененное название, она появилась в Царском Селе и, как кажется, печаталась под покровительством местного общества Красного Креста, с которым была связана Е.А. Озерова[116]116
  Точность этой детали показывает, что двенадцать лет спустя после описываемых событий А. дю Шайла сохранял твердую память. В типографии Красного Креста печатались все официальные документы, представляемые царю. См.: Radziwill C. Les Protocoles, des Sages de Sion/Revue Mondiale, 15 mars 1921. P. 154.


[Закрыть].

С.А. Нилус женился на Е.А. Озеровой, но каноническое препятствие, о котором шла речь выше, оставалось в силе, и невозможно было помышлять о священническом сане или каком-то духовном влиянии на царя. К тому же С.А. Нилус был человеком слишком простым и слишком грубым, чтобы оказывать продолжительное влияние на царя, и я даже сомневаюсь, что у Нилуса имелось такое желание.

После свадьбы супруги Нилус навсегда покинули Царское Село и Санкт-Петербург; первоначально они жили рядом с Валдайским монастырем, а затем, в 1907 г., обосновались рядом с Оптиной пустынью, где я с ними и встретился в 1909 г.

Как я уже говорил, образ жизни семейства отличался самой большой простотой, и пенсия в шесть тысяч рублей, которую получала Елена Александровна, в значительной своей части шла на содержание странников, слабоумных и калек, находивших приют в их доме. И здесь же поселилась после своего окончательного разорения больная госпожа К., благодаря которой увидели свет, наделали столько шума и причинили столько вреда «Протоколы сионских мудрецов», замечательное открытие «генерала Рачковского».

Два первых издания «Протоколов» (1902–1905)[117]117
  Те же ошибки в датировке относительно первого издания как «Великого в малом» (1903), так и «Протоколов» (1905) Нилусом.


[Закрыть] прошли полностью незамеченными. Мне кажется, что только в 1907 г. Л. Тихомиров откликнулся на их появление, поместив в «Московских ведомостях» редакционную статью эсхатологического характера под заголовком «Ганнибал у ворот». Быть может, поводом для ее написания стало издание Бутми, появившееся в 1907 г.[118]118
  Версия «Протоколов», принадлежащая Бутми, появилась в 1906 г. под названием: «Враги народа человеческого» или: «расы человеческой»; три тиража этой книги были напечатаны в 1906 г., «4-е издание», пересмотренное и дополненное, появилось в 1907 г., также в Санкт-Петербурге, в типографии Училища глухонемых (ср.: Rollin H., ibid. P. 35; Curtiss J.S., op. cit., 1942. P. 3; Cohn N., ibid. P. 70–71; Mgr Jouin, op.cit. Vol. IV, 1922. P. 1.


[Закрыть]

Теологические журналы, публиковавшиеся нашими духовными академиями, не проронили ни слова как об этих издания, так и о следующих. Впрочем, сомнительно, чтобы первые издания могли дойти до общественного мнения, ибо тираж их был ограничен, а в продажу они не поступали.

Из всего епископата только архиепископ Никон Вологодский, известный своими призывами к преследованиям инакомыслящих, придал значение этой книге и посвятил ей заметку в «Троицких листках».

Высшие представители иерархии не только с подозрением рассматривали публикацию Нилуса, они боялись обнаружить в ней новый сектантский аспект, ибо если пророчествуют о приходе Антихриста, то следует также объявить о втором пришествии Христа. Мне довелось беседовать о Нилусе и о его трудах с известными иерархами Русской церкви митрополитом Антонием и архиепископом Сергием, им пришлось пострадать за публичное осуждение опасности, которая шла от Распутина, они были открытыми противниками тайных влияний на царя. Нилуса эти иерархи знали только по его сочинениям, имели о нем плохое мнение, предполагая, что он преследует небескорыстные цели, во что я не верил, ибо продолжаю глядеть на него как на убежденного фанатика. Что касается оптинских старцев, то пока Нилус воздерживался от распространения своих идей, они относились к нему с большой снисходительностью и даже с некоторым вниманием. В самом деле, последнее издание «Протоколов» датировалось 1905 г., в промежутке между 1905 и 1911 г. Сергей Александрович, прибывший в Оптину пустынь в 1908 г., занимался, если исключить благотворительность и строгое следование церковным установлениям, лишь написанием духовных брошюр и книг о деяниях святых. В 1907 г. он выпустил маленький сборник рассказов на тему о смерти Мессии.

Необходимо отметить, что даже в то время нельзя было включать «старцев» в число учеников Нилуса.

Я вспоминаю, среди прочего, что отец Варсонофий несколько раз спросил меня, не докучает ли мне Нилус своими «Протоколами»; старец также вменял в вину Нилусу его желание возвести в догму собственное мнение.

Отношение оптинских «старцев» к Нилусу полностью изменилось после того, как он издал свою книгу в 1911 г. (на средства одного торговца, старообрядца из Козельска).

С.А. Нилус намеревался совместить выход из печати этого издания с началом своего проповедования о близком приходе Антихриста. Он обратился к восточным патриархам, к Святейшему Синоду и к Папе с посланием, в котором требовал созыва VIII Вселенского собора для принятия всем христианством общих мер против предстоящего прихода Антихриста. В то же время Нилус, выступая с проповедями перед оптинскими монахами, назвал 1920 год временем этого прихода. Мир в монастыре был нарушен, и Нилуса попросили навсегда покинуть обитель.

Первые признаки общественного интереса к «Протоколам» я заметил в 1918 г., во времена атамана Краснова, когда я находился на Дону[119]119
  См.: Rollin H., ibid. P. 36, 207; Cohn N., ibid. P. 225; (письменное свидетельство генерала Краснова на судебном процессе в Берне).


[Закрыть]. Издание 1917 г. прошло почти незамеченным из-за революционных волнений. Выпуском нового, дешевого издания книги руководили в 1918 г. в Новочеркасске г-н Измайлов, московский присяжный поверенный, и подполковник Родионов[120]120
  Родионов А. Сионские протоколы. Новочеркасск, 1918 (по тексту С.А. Нилуса; типография армии донских казаков); отрывок из предисловия к изданию см.: Cohn N., ibid. P. 123. К Родионову обращались за консультацией эмиссары Генри Форда в 1920 г. (Cohn N., ibid. P. 161). Книга «13 Протоколов», которую называет Родионов, могла быть опубликована в Крыму неким «Оводом», если следовать указанию Г. Бостунича, переданному монсеньором Жуэном (op. cit., 1922. P. 193); мы смогли познакомиться с 12 первыми страницами книги (четырьмя первыми страницами этих дополнительных «Протоколов»), составлявшими часть бумаг Михаила Рословлева (благодарю Ж.-Ф. Муазана за предоставленный экземпляр). Книга называлась: «13 Протоколов сионских мудрецов, или Чего хочет еврейство и к чему оно направляется?»; на обложке книги мы также читаем: «Погромы происходят потому, что не разрешено писать правду о евреях, и она рассматривается как провокация» (благодарю П. Завадского за перевод на французский). См.: Бостунич Г. Правда о сионистских «Протоколах». Митровица (Сербия), 1921. С. 18. О Григории Бостуниче (родившемся в 1883 г. в Киеве), который в 1924 г. стал называть себя Грегором Шварц-Бостуничем, см., в частности: Laqueur W., op. cit., 1965. P. 122–155; Goodrick-Clarke N. Les Racines occultists du nazisme (1985)//tr. fr. P. Jauffrineau et B. Dubant//Puiseaux; Pardès, 1989. P. 238–241 (Бостунич будет работать на Weltdienst и станет доверенным лицом Г. Гиммлера).


[Закрыть], автор романа «Наше преступление».

Книгу рекламировала газета «Часовой», известная своими призывами к погромам.

Еще задолго до отставки Краснова Донское собрание потребовало прекратить любую финансовую поддержку газеты, и она перестала выходить в феврале 1919 г.

Именно тогда центр антисемитской пропаганды и склад «Протоколов» были переведены в Ростов; после отставки Н.Е. Парамонова, который непродолжительное время руководил департаментом пропаганды правительства Деникина, распространение этой книги возобновилось. В качестве руководителя политической службы Донской армии, службы, готовившей для командования этой армии доклады по внутренней и внешней политике, я располагал данными о том, что не только Пуришкевич, но и немало других публицистов, связанных с департаментом пропаганды правительства Деникина, занимались распространением «Протоколов» в Ростове, Харькове и Киеве[121]121
  О деятельности Григория Михайловича Семенова (род. в сентября 1890 г.) во время Гражданской войны см.: Yozéfovitch L. Le Baron Ungern, Khan des steppes//tr. fr. E. Mouraviova// P.: Les Editions des Syrtes, 2001. P. 69 sq.


[Закрыть].

«Протоколы» направляли в части Добровольческой армии, в подразделения кубанских казаков, впрочем, без участия кубанского правительства. Книжка давала пищу для агитации за погромы и в данном отношении принесла результаты одновременно блестящие и самые пагубные. Эта пропаганда разложила войска, оправдывая грабежи, и была одной из причин нашего поражения.

Протоиерей Георгий Шавельский, глава военного духовенства, направил полковым духовникам циркуляр против этой пропаганды, но его эффект был сведен к нулю поведением части офицеров.

Летом 1918 г. в Ростов приехал бывший профессор Московской духовной академии г-н Малахов, который начал антисемитскую агитацию, опираясь на «Протоколы». Генерал-лейтенант Семенов, городской начальник, не смог ей воспрепятствовать, ибо выступления Малахова устраивал департамент пропаганды правительства Деникина.

На Дону, начиная с февраля 1919 г. и в течение того времени, когда государственная власть существовала в Донской республике фактически как независимая власть, распространение «Протоколов» не было разрешено.

«Протоколы» сыграли важную роль в погромах на Украине. Один из моих друзей, полковник Дзугаев, осетин по национальности, рассказал мне о следующем характерном факте. Оказавшись в Киеве во время борьбы между гетманом Скоропадским и Петлюрой, он бежал оттуда, переодевшись, чтобы отправиться на Дон. Беглеца арестовали петлюровцы, первоначально принявшие его за еврея, и хотели расстрелять. Один из командиров во время допроса Дзугаева так объяснил это намерение: «Вы хотите дать нам царя с золотой головой. Так было сказано на заседании ваших Сионских мудрецов»[122]122
  О роли «Протоколов» в деятельности белогвардейских погромщиков в 1918–1920 гг. см.: Cohn N., ibid. P. 122–130; Cohn N., ibid. P. 122–130; Poliakov L. Histoire de l’antisémitisme. T. IV, op. cit., 1977. P. 203 sq. Youzéfovitch, op. cit. P. 156–157; Soljénitsyne A. Deux siècles ensemble. T. II. 1917–1972: Juifs et Russes pendant la periode soviétique (2002)//tr. fr. A. Kichilova, G. Philipenko, N. Struve// P.: Fayard, 2003. P. 192–193. Следует уточнить, что «Король Израиля» в том виде, в каком его описывают «Протоколы», отнюдь не обладает «золотой головой», это миф, порожденный слухом, инициированным «Протоколами». См. 23-е и 24-е «заседания» и версии Нилуса (Mgr Jouin, op. cit., 1920. P. 140–143).


[Закрыть]. Причины волны погромов, которая захлестнула Украину, кроются, по-видимому, в этой агитации, а не в политике Директории.

Период правления генерала Врангеля в Крыму был по преимуществу временем антисемистской пропаганды, базировавшейся на «Протоколах». Профессор Малахов, священник Востоков, журналисты Ножин и Руадзе, субсидируемые правительством, на всех перекрестках кричали об опасности «Протоколов» и о всемирном жидомасонском заговоре. Однако эта шумная кампания не принесла реальных и существенных результатов.

Заключая, заметим, что даже в России, где увидели свет «Протоколы», их влияние долгое время оставалось ничтожным. Оно проявилось лишь как попытка оправдать в принципе разбои Гражданской войны.

Вот почему я с некоторым удивлением обнаружил, что «Протоколы сионских мудрецов» переведены на главные европейские языки. Есть основания предположить, что этот интерес проявился в связи с действительно апокалипсическими событиями нашей эпохи, событиями, необъяснимыми для большого числа людей. Но мне кажется, что этот метод объяснения исторического катаклизма очень похож на тот, к которому прибегают восточные гадалки на набережной Галаты, которые бросают наугад камешки и монетки и в образуемых ими рисунках показывают вам смутные черты настоящего и будущего. В истории распространения «Протоколов» достоин уважения тот факт, что за исключением небольшой группы лиц представители Русской церкви, несмотря на ошибки недавнего прошлого, смогли удержаться от участия в этом предприятии. Особенно знаменательным было отношение к Нилусу оптинских «старцев».

Я убежден, что дух Церкви выражают не люди типа Востокова и Малахова, но отшельники, познавшие мудрость Господню. Для людей действительно религиозных, для тех, кто не рассматривает веру в качестве ancilla politics, «служанки политики», христианская эсхатология выражается не в болезненных разоблачениях какого-то Нилуса, пророка духовного упадничества, но в светоносном учении В.С. Соловьева, этого современного Отца вселенской Церкви, который в своем последнем из «Трех разговоров» о нынешних временах предчувствовал близкое единение всех сынов единого Бога ради защиты общего достояния, ибо вся наша духовная культура зиждется равным образом на вечных основах двух Заветов.

Свидетельство Александра дю Шайла очень стесняло безусловных защитников «Протоколов»; ими была разработана аргументация для самозащиты, которая состояла в том, чтобы порочить всех критически или скептически мыслящих людей, осмелившихся поставить под сомнение подлинность документа, указывая на еврейское происхождение этих людей или на их связи с евреями. Однако А. дю Шайла являлся более близким к русским антисемитам, чем к евреям-большевикам, воином, добровольно вступившим в Белую армию. Защититься от него с помощью риторического пояса безопасности было невозможно. Поэтому в ход пошла другая тактика: необходимо было опорочить его моральный облик, представить дю Шайла сомнительным свидетелем. Эту задачу взяла на себя Л. Фрай, предъявившая противоположное свидетельство (вероятно, внушенное) некой «русской дамы, госпожи Фермор, якобы знавшей дю Шайла в России. Этого человека она обрисовала как «авантюриста»[123]123
  Fry L., op. cit., 1931. P. 114.


[Закрыть], карьериста и приспособленца, готового на любое отречение от собственных слов ради достижения своих целей. Отсюда – предположение о том, что этот недостойный гой мог стать большим евреем, чем сами евреи… Данное предположение названная госпожа Фермор доказывает, прибегая к аналогии:

[Он] показал себя более ортодоксальным, чем сам патриарх. […] Именно благодаря ему я узнала о существовании книг Дрюмона, о которых он отзывался в высшей степени похвально; он рекомендовал мне познакомиться с этими книгами, чтобы иметь возможность судить, насколько евреи завоевали Францию, и он предсказывал ту же судьбу России. […]. Каков же было мое изумление, когда я прочитала его сегодняшние обвинения против Дрюмона, сочинения которого он называет провокационными и лживыми. А между тем он так ими раньше восхищался![124]124
  Письменное свидетельство Татьяны Фермор, датированное 9 июня 1921 г. (Париж), цитируется Л. Фрай (ibid. P. 115–117). Возможно, что речь идет о супруге Н.М. Фермора, сотрудника В.М. Пуришкевича, одного из создателей «Союза русского народа» в 1905 г. (Cohn N., op. cit., 1967. P. 115), основавшего затем свою собственную организацию – «Союз Михаила Архангела» (Rollin H., op. cit., 1991. P. 207; Laqueur W., ibid. P. 85 sq.) В 1919 г. Пуришкевич основал в Ростове-на-Дону вместе с Н.М. Фермором «Партию народа и государства», неистово антиеврейская программа которой была программой постбольшевистского правительства (Rollin H. P. 207–209). Cp. Cohn N., ibid. P. 123.


[Закрыть]

Таким образом, самое точное свидетельство об обстановке, в которой появились «Протоколы», смогло превратиться в доказательство еврейского всемогущества с помощью простого рассуждения: А. дю Шайла – приспособленец, который всегда переходит на сторону установившейся «ортодоксии»; а поскольку эта ортодоксия является еврейской, А. дю Шайла будет выражать еврейскую ультраортодоксию, ставя под сомнения «Протоколы». Итак, с помощью гоя А. дю Шайла еврейская сила смогла нанести «удар». Дальше Лесли Фрай не пойдет, не возьмет на себя труд обсуждать тот или иной пункт свидетельства: достаточно разглядеть на нем тень «невидимой руки». Сотрудница Генри Форда и монсеньора Жуэна заключала и продолжала рассуждения с безмятежностью, свойственной тому, кто уверен в своем доказательстве:

Не удовлетворившись – с полным правом – результатом этих усилий по дискредитации «Протоколов» и будучи не в состоянии получить подпись какого-либо известного автора-гоя, чтобы подкрепить ею свои бредни, евреи придумали другое средство: добиться одобрения со стороны одной из самых видных газет, которое не могло бы не произвести впечатления на широкую публику[125]125
  Fry L., op. cit., 1931. P. 117–118.


[Закрыть].

И вот невидимая сила ищет крупную газету с прочно установившейся репутацией: почему бы не Times? Таким образом, при конспирационистском видении все критические доводы, все доказательства плагиата, касающиеся «Протоколов», представляются в качестве еврейских маневров и уловок. Итак, достаточно свести к «еврейской афере» любой формальный или фактический аргумент, чтобы его опровергнуть.

Действительным автором подделки является Матвей Головинский – такую гипотезу сформулировали некоторые участники расследования и прямые свидетели уже в начале 20-х гг., но она не была включена в острые споры, развернувшиеся в первые месяцы 1920 г., вслед за публикацией «Протоколов» на немецком и на английском языках. И тем более названную гипотезу не приняли во внимание историографы «Протоколов»[126]126
  Ни А. Роллен (1939), ни Н. Кон (1967) не приняли данную версию всерьез.


[Закрыть], заметное исключение здесь составила прекрасная работа Джона Куртисса (1942); и лишь в конце 1990-х гг. русский историк Михаил Лепехинсмог установить на основе длительного изучения архивов[127]127
  См. беседу Михаила Лепехина с Виктором Лупаном, опубликованную в Le Figaro Magazine в августе 1999 г., а также статью Эрика Конана в L ’Expresse (ноябрь 1999 г.). Углубленное исследование жизни Головинского русский историк предполагал опубликовать в ближайшем будущем в парижском издательстве Editions des Syrtes.


[Закрыть], что именно Головинский являлся главным составителем «Протоколов», фабрикация текста которых ему была поручена его другом Рачковским, руководителем русского политического сыска за рубежом[128]128
  См.: Curtiss J.S. An Appraisal of Protocols of Zion., op. cit., 1942. P. 83, 91. Более подробно об этом см. ниже в «Хронологии с комментариями», а также в моей книге: Prêcheurs de haine. Traversée de la judéophobie planétaire. P.; Fayard/Mille et une nuits. 2004, III partie.


[Закрыть].

Между тем уже в 1921 г. две прямые свидетельницы, княгиня Екатерина Радзивилл и Генриетта Юрблю, четко указали на Головинского как на истинного изготовителя подделки, который трудился над ней в Париже, в частности в Национальной библиотеке в 1900 и в 1901 гг. под руководством Рачковского и его агентов (в особенности Анри Бинта, каждодневно следившего за ходом работы фальсификатора). Только лишь даты, названные двумя свидетельницами, не соответствуют исторической действительности в том виде, в каком ее можно восстановить сегодня, благодаря новым архивным изысканиям, проведенным Михаилом Лепехиным. Ошибка в датировке, допущенная Генриеттой Юрблю и Екатериной Радзивилл, относящаяся в одном и в другом случае к коротким эпизодам из частной жизни, в целом мало примечательным, произошедшим примерно двадцать лет назад, легко объяснима: обе свидетельницы grosso modo, не входя в детали, спутали дату изготовления фальшивки с датой ее публикации Сергеем Нилусом. Княгиня Радзивилл в своем свидетельстве, имевшем форму статьи («Протоколы сионских мудрецов»), напечатанной 15 марта 1921 г. в Revue mondiale (после первого ее появления в American Hebrew 25 февраля названного года), дала следующие уточнения относительно того, что, по ее тогдашним убеждениям, входило в обстоятельства фабрикации фальшивки:

В 1904 г. России пришлось пережить все несчастья войны с Японией и увидеть бури первой революции, наложившей свою печать на царствование Николая II. […] Снова стояла задача сделать иностранцев виновниками потрясений, которые происходили повсюду. Как раз в этот момент одному мелкому чиновнику из Департамента полиции […] пришла в голову мысль о том, что предоставляется хорошая возможность еще раз обвинить русских евреев во всех несчастьях, которые, как было слишком хорошо видно, грозили обрушиться на империю. Намерения […] многих высших чиновников Министерства полиции и внутренних дел заключались в том, чтобы изобразить евреев как некую всемирную опасность и приписать им мрачные замыслы, свергнуть все установленные правительства, что оправдало бы крайне жестокие репрессии, которые намеревались предпринять против них. С этой целью в Париж были направлены три индивида, точнее, два, ибо третий, знаменитый Рачковский, имеющий зловещую славу, уже там находился, выполняя обязанности шефа русской тайной полиции во Франции; в эту группу входили некий Манасевич-Мануйлов[129]129
  О деятельности Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова (1869–1918), знаменитого агента охранки, см.: Rollin H., op. cit., 1991; BenItto H.Die Protokolle der Weisen von Zion. Anatomie einer Fälschung. Berlin: Aufbau-Verlag, 1998; Aufbau Taschenbuch Verlag, 2001. P. 61, 202 sq., 248–251; Soljénitsyne A. Deux siècles ensemble.T.I: Juifs et Russes avant la révolution [2001]. P.: Fayard, 2002. P. 548–549.


[Закрыть], получивший позднее печальную известность как шпион […], а также некий Матвей Головинский, человек, который также имел довольно сомнительную репутацию, но отличался от своих коллег значительной эрудицией. Этот Головинский был сыном одной дамы, жившей в Уфимской губернии, там она владела большим поместьем, граничившим с моими землями, туда я иногда приезжала. […]. Я жила тогда в квартире на Елисейских Полях в Париже, куда он однажды пришел к вечеру и где мне представился. У меня не было никаких подозрений относительно его принадлежности к русской тайной полиции, и я встретила его, как встретила бы любого другого деревенского соседа. Он посещал меня в течение всей зимы этого 1905 г. (1904/1905 г.), его видели и люди, входившие в небольшой кружок моих знакомых, собиравшихся у меня. Однажды днем или вечером, не помню, Головинский рассказал нам, что приехал в Париж по заданию русского правительства вместе с Мануйловым, который в то время служил в Министерстве внутренних дел, и что эта миссия заключалась в изготовлении так называемых Protocols, которые обобщили бы все материалы о еврейской деятельности на протяжении веков и представили бы израильтян в качестве великой опасности, угрожающей нашей европейской цивилизации и всем царствующим династиям. Вспоминаю, что мы посмеялись над этой комбинацией, которая показалась нам более нелепой, чем что-либо другое, и это глубоко обидело Головинского. Он очень гордился замечательным делом, в котором сотрудничал, и уверял нас в том, что в один прекрасный день этот документ революционирует мир. Не раз он показывал нам его рукопись, тетрадь желтоватого цвета, с большой чернильной кляксой на первой странице. Следующей весной, то есть в начале 1905 г., Сергей Нилус […] опубликовал эти знаменитые Protocols в качестве приложения к своему мистическому сочинению. Однако книга не имела успеха.

Генриетта Юрблю, светская дама, дочь француженки и американца, убежденная антисемитка, долгое время посещавшая кружок княгини Радзивилл в Париже, подтвердила в своем интервью для American Hebrew (№ 16, 4 марта 1921 г.) «утверждения» этой женщины и уточнила:

«Отчеты» [тайных собраний сионских мудрецов] – это произведение трех агентов русской тайной полиции: Рачковского, Манасевича-Мануйлова и Головинского, целью которых было сделать евреев козлами отпущения, виновниками революции 1905 года.

Интервьюер излагает высказывания г-жи Юрблю, резюмируя их, а затем цитирует этого свидетеля, упомянувшего некоторые детали, которые стало возможным проверить лишь недавно (такие, как посещения Национальной библиотеки), благодаря архивным документам, обнаруженным М. Лепехиным:

Когда мадам Юрблю попросили рассказать что-либо о подробностях изготовления фальшивки, она улыбнулась, вспомнив агента тайной полиции, который щеголял в аристократических домах как герой хитроумного заговора, имевшего целью обмануть царя и уничтожить евреев. Он очень гордился своим произведением, сказала г-жа Юрблю. Он приходил к княгине Радзивилл, жившей на Елисейских Полях, прямо из Национальной библиотеки, где готовилась компиляция. Он приносил рукописные листки. Вспоминаю день, когда он явился с законченной работой. Она была написана по-французски, разными людьми, на пожелтевшей бумаге, завязана белой лентой. На первой странице было большое бледное чернильное пятно.

«Заключая свое интервью, г-жа Юрблю дополнила его следующим воспоминанием:

«Я антисемитка […]. Когда я услышала разговоры об этих «Протоколах сионских мудрецов», то немедленно приобрела книгу. Мне никак не приходило в голову, что она каким-либо образом связана с моими парижскими друзьями. Но как только я ее открыла, то сразу же сказала себе: «Ага! Я снова встречаю моего друга Головинского». Нет никакого сомнения […]: документ Головинского и «Протоколы» – это одно и то же».

Выводы из этих свидетельств сделал журналист Владимир Львович Бурцев, прославившийся своими расследованиями, большой знаток Департамента полиции и тайных русских служб (именно Бурцев разоблачил Азефа, полицейского агента, проникшего в революционные круги). Он написал в своей газете «Общее дело» 14 апреля 1921 г.:

То, что «Протоколы» являются мошенническим подлогом, не может вызывать ни малейшего сомнения. Цель их ясна: приписать евреям возможно большее количество преступлений и оправдать таким образом еврейские погромы.

Следовало, однако, уточнить психополитическое объяснение: конечно же целью этой фальшивки было оправдание антиеврейского насилия, которое представляли в качестве законной реакции на «еврейскую программу завоевания мира»; но главное, с помощью этого оправдания предполагалось пустить в ход стратегию отвлечения, состоявшую в том, чтобы приписать все беды России банде этнически определенных заговорщиков.