Текст книги "Месть Фантомаса"

– Да, – подтвердила мамаша Косоглазка, – ром хорош.

Она доверительно шепнула приятельнице:

– Как раз этот сорт больше всего любит Нибе.

Произнеся фамилию тюремщика, торговка краденым вдруг встрепенулась.

– Кстати, – спросила она, – а Нибе в деле или нет?

Эрнестин приложила палец к губам:

– Тссс, Нибе всегда в деле, ты же знаешь, Косоглазка. Но он, как известно, предпочитает поставлять информацию, а сам работает очень редко… К тому же сегодня, кажется, у него дежурство в тюрьме…

Наконец, набросив на голову старый платок, Эрнестин распрощалась:

– Ладно, пока и до скорого, мамаша Косоглазка…

Из особняка сахарозаводчика Томери открывался чудесный вид на парк Монсо.

К этому великолепному зданию вела небольшая улица, тихая и почти пустынная, известная под названием авеню Валуа.

По обе стороны от этого авеню, выходившего на бульвар Малешерб, возвышалось несколько редких особняков.

Все эти жилища выглядели напыщенно и богато, и если авеню днем казалось спокойным, тихим, можно даже сказать безмолвным, то вечером оно было просто забито многочисленными роскошными экипажами, в которых их владельцы приезжали на приемы или балы, устраиваемые обитателями этих мест.

Сегодня вечером оживление, царившее на подступах к авеню Валуа, было не совсем обычным.

Автомобили и кареты, вытянувшись в длинную очередь, подвозили приглашенных на бал, устраиваемый сахарозаводчиком Томери, к подъезду, над которым возвышался огромный навес.

На этот прием было приглашено все светское общество, и ярко освещенные вестибюли особняка поглощали в себя самых красивых женщин, самых известных мужчин, избранных деятелей, короче, всех, кого называют «сливками парижского общества».

В то время как двое конных муниципальных гвардейцев словно кариатиды замерли с обеих сторон входа в особняк Томери, целая туча полицейских обходила экипажи, занимаясь, главным образом, тем, что отгоняла от аристократической улицы Валуа нищих и оборванцев, заполнивших, кто из любопытства, а кто и из менее благовидных побуждений, дорогу, ведущую к дому сахарозаводчика.

Полицейские помогали также пристраивать на бульваре Малешерб кареты, которые всю ночь должны были ожидать своих хозяев.

Следить за порядком из-за такого небывалого наплыва приглашенных сегодня было трудно.

Один из капралов, который не впервые нес службу во время подобных церемоний, говорил своему молодому коллеге:

– Я повидал на своем веку немало балов и приемов, но этот у Томери, поверь мне, ни в чем не уступит приему в Елисейском Дворце.

Некоторым виноторговцам, державшим поблизости свои лавки, разрешили работать всю ночь. Они прекрасно понимали, что скучать им не придется и что до самого рассвета, то есть до окончания бала, у них будут выгодные клиенты в лице водителей и кучеров экипажей.

Хотя было уже около часа ночи, на бульваре Малешерб и при подъездах к улице Монсо царило великое оживление.

Если, как можно было предположить, в гостиных особняка Томери было полным-полно народу, то за его пределами к стойкам пивных тянулась очередь из посетителей, которых быстро и ловко обслуживали виноторговцы, предлагавшие самый разнообразный выбор напитков.

Большинство этих слуг, кучеров и водителей хорошо знали друг друга, поскольку уже не первый раз встречались в подобного рода местах и, следуя давно заведенной традиции, приветствовали друг друга именами своих хозяев.

Так, можно было услышать, как во время беседы выкрикивали, приветствуя имя какой-нибудь персоны, известной в мире политиков или в предместье Сен-Жермен, а на пороге появлялся лакей в обшитом галуном костюме либо слуга с гладко выбритым лицом и напомаженными волосами.

А то еще раздастся имя какой-нибудь мировой знаменитости, например Виктора Гюго, Мак-Магона, Клебера… Это означало, что водителей или кучеров называли не по фамилии их господ, а по названиям проспектов или бульваров, на которых жили их хозяева. Со всей этой элитой слуг перемешивался всякий подозрительный сброд, девицы с непокрытой головой, нищие, которые, пресмыкаясь и раболепствуя, предлагали посторожить лошадей или присмотреть за машиной, чтобы те, кто отвечал за свой транспорт, могли воспользоваться минутой свободы и сходить опрокинуть стаканчик.

Слуги были рады, в свою очередь, поиграть в господ, и охотно принимали предложения оборванцев.

Затерявшись в толпе, Эрнестин и Мимиль внимательно смотрели по сторонам, не упуская при этом из виду своих сообщников, Дьяка и Бороду, которые напялили на себя удивительным образом преобразившие их наряды.

Борода, вырядившись в голубую блузу и нацепив на голову большую мягкую шляпу, смахивал на крестьянина или, по крайней мере, жителя пригорода, который выглядел чужим в этом обществе.

Он бродил по улице, стараясь не уходить далеко от своего дружка Дьяка.

Дьяк ловко преобразился в кучера из богатого дома, который, хотя и не на службе, все равно по привычке, а также из-за тщеславия не расстается с атрибутами своей профессии. На нем был красный в клетку сюртук с рукавами из черного люстрина. Он все время жевал табак, как это делают многие кучеры, которые не могут курить на рабочем месте, а потому и утешают себя дешевым пакетиком жевательного табака.

Внезапно Дьяк остановился перед водителем, который отходил от великолепного лимузина. Автомобиль был полностью задрапирован изнутри тканью кремового цвета, в то время как снаружи машина была со вкусом выкрашена в темно-каштановый цвет.

– Эй, Казимир, – воскликнул Дьяк, приближаясь с распростертыми объятиями и улыбкой на лице к водителю.

Шофер машинально ответил на дружеское пожатие. Однако после короткой паузы он наивным голосом спросил:

– Но я что-то тебя не узнаю?

– Ты меня не узнаешь, – вскричал Дьяк, – значит, ты не помнишь Сезара? Вспомни, Сезар, который служил у Ротшильдов в прошлом году…

Нет, Казимир не припоминал.

Но ему хотелось верить, что он знает Сезара, – с тех пор, как он поступил на службу к Соне Данидофф, он увидел и узнал столько людей, что его забывчивость была вполне простительна…

К тому же Сезар выглядел славным и приветливым малым, достаточно было глянуть на его светившуюся от радости рожу, чтобы быть уверенным, что вскоре от него последует предложение зайти в пивную. Дьяк, довольный, что так быстро и легко стал другом шофера Сони Данидофф, о существовании которого он узнал два дня назад, действительно, подмигнув, предложил:

– Послушай, Казимир, а не опрокинуть ли нам по стаканчику?

Дьяк как нельзя лучше попал в цель.

Выпивка была одним из грешков Казимира. Отличный шофер, степенный и серьезный мужчина, он имел два порока: любил выпить, о конечно, не злоупотребляя и не напиваясь в стельку, и любил поболтать.

Дьяк познакомил Казимира со своим спутником Бородой, которого он представил под кличкой Папаша Каучук.

– Славный малый, – сказал он, – занимается тем, что покупает и продает шоферам новые и использованные шины.

В этот момент подошел еще один жулик, Мимиль, вызвавшийся покараулить автомобиль. Он уже давно следил за беседой троих мужчин и вышел из тени точно в нужный момент, когда шофер княгини Сони Данидофф начал оглядываться по сторонам, надеясь отыскать какого-нибудь нищего, которому можно было доверить посторожить машину.

Расщедрившись, Казимир дал «нищему» двадцать су, прибавив при этом:

– Хорошо следи за моей «старушкой», никому не разрешай подходить к ней, а когда я вернусь, я дам тебе в два раза больше того, что ты сейчас получил.

– Спасибо, патрон! – воскликнул Мимиль, склоняясь до земли перед шофером. – Будьте спокойны, присмотрим как надо…

Молодой бандит заговорщески переглянулся со своими сообщниками, которые тут же поволокли ничего не подозревающего Казимира к ближайшей пивной, где уже гуляла многочисленная подвыпившая публика.

Едва они устроились за столиком, как Казимир из вежливости начал уверять, что узнал своего приятеля Сезара, хотя на самом деле никогда его не видел. После второго стакана он уже искренне верил, что помнит место, где он впервые встретил его.

– Это, наверное, было на приеме в Министерстве иностранных дел…

Дьяк, самоуверенно кивая головой, время от времени радостно восклицал:

– Ах, я знал, Казимир, что ты все же вспомнишь меня…

Мимиль начал скучать на своем посту, хотя Эрнестин, бродившая неподалеку, время от времени подходила к нему, чтобы обменяться парой слов. Но показываться вместе было небезопасно – вид их совсем не внушал доверия, – и они избегали долгих разговоров.

Время между тем шло, и Мимиль удивлялся, что ни Дьяк, ни Борода не подходили сообщить ему о «продолжении программы».

Но вот наконец на углу улицы Монсо и бульвара Малешерб появился величественный силуэт Бороды.

Псевдоторговец автопокрышками выходил из пивной. Он быстро подбежал к Мимилю и тихо, но четко отдал распоряжения. Борода торопился, так как времени оставалось в обрез.

– Этот идиот, – сказал он, имея в виду Казимира, – никак не остановится, все уши прожужжал о машинах и всем таком прочем. У меня башка раскалывается от его рассказов о карбюраторах и коробках передач! Уже сыт этим по горло… Но он, правда, рассказал и кое-что интересное, слушай сюда, Мимиль, это касается тебя… По словам этого болтуна, кран для выливания бензина из бака машины княгини Данидофф находится рядом с подвесом левой рессоры… В баке осталось еще около шестидесяти литров бензина, чего хватит на многие километры. Нам же нужно, чтобы эта кляча остановилась, проехав пятьсот метров отсюда, то есть на углу улиц Монсо и Тегеран, именно туда направит свою машину Казимир после бала… Итак, ты сольешь из бака почти весь бензин; когда Казимир обнаружит, что в баке горючего нет, ему придется идти на ближайшую станцию обслуживания автомобилей… В этот момент мы и появимся, чтобы освободить красавицу княгиню от ее тяжелых драгоценностей.

Мимиль с ловкостью обезьяны и умением опытного механика – что и говорить, летчиком он был неплохим, и все, что касалось машин, не было для него новым – точь-в-точь выполнил распоряжения своего сообщника, который тотчас же вернулся в кабачок, чтобы задержать Казимира до последнего момента.

Но водители и кучеры уже зашевелились. Час был поздний, и чувствовалось, что бал скоро подойдет к концу.

Казимир, вернувшись к автомобилю, щедро наградил жулика обещанными сорока су, и тот тут же пропал.

Через несколько минут Мимиль подходил к Эрнестин, ждавшей его на улице Тегеран.

– Внимание, – прошептала через четверть часа Эрнестин, пристально всматривавшаяся в направлении бульвара Малешерб. Она наконец увидела, что от особняка Томери начали одна за другой отъезжать машины.

– Внимание, – повторила она, – по-моему, бал закончился, все уже сваливают.

На забитой транспортом авеню Валуа пыхтели двигатели машин, лошади от нетерпения приплясывали на месте, раздавались громкие распоряжения.

Бал окончился, и каждый торопился занять место в своей машине, чтобы поскорее вернуться домой.

Дьяк и Борода, затерявшись в толпе, обступившей подходы к особняку Томери, не без волнения ожидали выхода княгини Сони Данидофф.

Наблюдая за покидавшими бал, оба бандита не могли не заметить, что гости богатого сахарозаводчика выходили не с веселыми лицами, как люди, довольные ужином и танцами, а испуганными, бледными, растерянными, словно они пережили сильное душевное потрясение…

– Ну и рожи у них, – шепнул Борода на ухо Дьяку, который, думая о том же, добавил:

– У них такой вид, словно они возвращаются с похорон…

В это время внутри дома послышался сначала неясный, затем все более громкий гул, перекинувшийся на улицу. Понемногу из слухов стало ясно, что на балу у Томери случился какой-то неприятный случай, говорят, даже ограбление…

В дело вмешалась полиция, точнее говоря, к месту преступления прибыли самые высшие представители префектуры города.

Новость о происшествии в особняке Томери распространялась с быстротой молнии. Однако, если приглашенным Томери она была известна в деталях, то бедноте, толпившейся на улице, с которой светские люди не общались, оставалось только строить на этот счет самые разные предположения.

Борода и Дьяк, разделившись и бросившись по сторонам, кое-что узнали из обрывков разговоров и возвратились с озадаченными лицами. Везде говорили об ограблении, упоминая при этом имя княгини Сони Данидофф.

Бандиты смотрели друг на друга не в состоянии произнести ни слова.

Дьяк первым нарушил молчание:

– Проклятие, можно быть уверенным, что нас одурачили, кто-то оказался пошустрее нас…

Борода молча кивнул головой. Но кто же осмелился на такое дело, которое задумал он, Борода? Кто же тот таинственный грабитель, которому удалось его осуществить?

В голове бандита вопреки его воле пронеслась мысль:

– Фантомас!..

Глава VIII. Окончание бала

Прибытие Сони Данидофф на бал к Томери стало кульминацией праздника. Танцующие на мгновение замерли, чтобы восхититься прекрасной парой, которую составляла княгиня и богатый сахарозаводчик, затем цыгане вновь ударили по струнам, и гости еще живее закружились в веселом танце.

В противоположном от оркестра углу группа людей вела оживленную беседу. Томери с довольным видом комментировал действия музыкантов в красных одеждах:

– Разумеется, – рассуждал он, – это не Моцарт, но для таких профанов в музыке, как я, цыганские мелодии имеют свою прелесть.

Соня Данидофф перебила его с легким укором в голосе.

– Ах, мой друг, не собираетесь ли вы утверждать, что относитесь к поклонникам модных песенок типа «Розового вальса» и «Улыбки весны»?!

На лице княгини отразилась легкая насмешка.

Банкир Нантей, который так и порхал вокруг нее, поспешил подхватить шутку.

– Итак, господин Томери, – спросил он, – подпишетесь ли вы под подобным заявлением?

Тут Жером Фандор, который только что прибыл на бал и раздавал рукопожатия направо и налево, услышав разговор, откровенно заявил:

– Что касается меня, то я абсолютно готов вас поддержать, дорогой господин Томери.

Соня Данидофф удивленно вскинула брови…

Томери хитровато подмигнул:

– Черт возьми! Фандор похож на меня, его, как и меня, восхищает больше «Тонкийка»…

– …чем замысловатые вариации Вагнера…

Повернувшись к Соне Данидофф, которая обдала журналиста холодно-удивленным взглядом, Фандор продолжал:

– Да, мадам, я могу признаться, мои вкусы в музыке достойны сожаления, это идет, наверное, от моего абсолютного невежества, я не понимаю современные симфонии… что мне требуется, так это роман с продолжением…

– И что же для вас роман с продолжением в музыке?

Фандор улыбнулся:

– Это просто-напросто… мелодия из кафешантана.

– Ну что ж, по крайней мере, это оригинально, – сказала княгиня.

Одна из вальсирующих пар неожиданно врезалась в компанию, мгновенно разрушив ее. Впрочем, собеседники не стремились больше возобновить разговор.

Фандор, считая, что он выказал хозяину дома достаточно внимания, предписанного светским этикетом, мечтал уже о сигарете. Он начал пробираться сквозь толпу гостей, чтобы пройти в курительную комнату.

Вокруг знакомые приветствовали друг друга, в промежутках между танцами завязывались оживленные разговоры.

Среди гула раздались два приветствия:

– Чарли!

– Эндрал!

– Ну и ну, старина Чарли, я чертовски рад встретить тебя здесь. Давно мы с тобой не виделись. Клянусь, мне ужасно приятно встретить знакомое лицо, особенно на этом балу, где я никого не знаю…

– Привет, старина, ты совсем не изменился, все тот же прямой, открытый и честный парень. Рад тебя видеть, как твои дела?

Молодые люди прошли в галерею, расположенную перед гостиными, где в самом разгаре гремел бал, и направились к окну, довольные, что случай свел их после долгих лет. У них было много чего рассказать друг другу, но как часто бывает в подобных ситуациях, ни один ни другой не знали, с чего начать.

Эндрал наконец спросил первым:

– Дорогой Чарли, рассказывай же, чем ты занимался все это время, после того как мы окончили Центральную школу гражданских инженеров?

– Что тут рассказывать! Почти каждый вечер я коротаю время между площадью Мадлен и площадью Оперы, поздно ложусь, поздно встаю. Иногда бываю в свете, как сегодня, например, изредка танцую. Частенько играю в бридж с салонными дамами, вот и все. Короче, ничего интересного. А у тебя, старина, я слыхал, дела идут превосходно.

– Превосходно – может быть, сказано слишком громко, но я действительно прочно стою на ногах. Ты знаешь, мне очень повезло, когда, окончив Центральную школу, я был представлен Томери. Ему в то время как раз нужен был молодой инженер, чтобы помогать заниматься его плантациями сахарного тростника в Сан-Доминго.

– В Сан-Доминго! Боже мой, у негров!

– Да, у негров. Но живется мне там неплохо. Далековато от проторенного пути цивилизации, это правда, но в конце концов каждый выбирает себе, что ему нравится. У меня интересная работа, я женился. Моя жена – очаровательная испанка…

– Так представь же меня ей!

– Дело в том, что она далековато отсюда, я приехал в Париж один, чтобы встретиться по делам со своим патроном. Я задержусь здесь всего на две недели, но в следующем году мы с женой рассчитываем провести целых три месяца на старом континенте. Пока же я забочусь о том, чтобы улучшить свое положение возле Томери. Я не привык выезжать в свет, Томери пригласил меня на бал, и я приехал сюда из чувства долга… Но, поскольку ты знаешь весь Париж, может ты покажешь мне каких-нибудь известных личностей, которые находятся здесь?

Чарли поднес к лицу монокль и быстрым взглядом окинул пеструю толпу гостей, кружившихся в танце под звуки цыганского оркестра.

Незаметным движением головы молодой человек показывал своему другу людей, которые могли, на его взгляд, быть ему интересными:

– Для начала взгляни, старина, на этого высокого худого господина, вон того, с седеющей бородкой фавна. Это Бордье, бывший министр Общественных работ. Политика – вещь серьезная, и сейчас он заседает в ряде важных административных советов, что, кстати, приносит ему дохода больше, чем тогда, когда он входил в состав кабинета министров. Так, рядом с ним, вон тот толстяк, – государственный советник. А вот эти люди заинтересуют тебя больше: старик и юноша, которые удивительно похожи друг на друга. Это Барбе-Нантей, потомственные банкиры, занимающиеся финансами, тяжелой промышленностью и производством сахара, кстати, тоже. Слева от тебя – мужчина с внешностью кавалерийского офицера – Валлер, заместитель председателя кабинета Президента Республики. Звучит, не правда ли? Погоди, вот представители судебного ведомства…

Эндрал перебил товарища:

– Да мне наплевать на всех этих шишек. Меня гораздо больше интересуют женщины, эти обольстительные парижанки, общества которых мы, провинциалы, точнее жители колоний, лишены…

– Хе-хе! – насмешливо пробормотал Чарли. – Ты неплохо ведешь себя для молодожена. К счастью, супруга твоя тебя не слышит, ведь вас разделяет целый Атлантический океан. Ладно, смотри, видишь красивую блондинку, вокруг которой крутится тьма молодых поклонников? Это знаменитая госпожа Горвиц. Она – американка, совладелица компании по производству шампанского «Горвиц и Каллас» в Реймсе; я думаю, ты знаешь этот чудесный сорт сухого шампанского? А этот нос с горбинкой принадлежит еще одной известной великосветской даме – маркизе де Ломбар. Нос выдает ее происхождение: урожденная Уэйл, она обладает огромным состоянием, а также превосходной коллекцией старинных брошек, некоторые из них украшают ее корсаж; но я тебе сейчас покажу еще кое-кого: вон та – вдова владельца металлургических заводов Аллуа… та, которая сейчас проходит перед оркестром… Недурна, несмотря на ее волосы цвета красного дерева. Она внучка знаменитого пэра Франции Флавони де Сент-Анж… Уф, можно вздохнуть с облегчением! Это пустяк, но он тебя развеселит. Дело в том, что дочки генерала де Риуля наконец-то нашли себе партнеров для танцев! Вон те бедные некрасивые создания, одетые во все розовое, словно девицы из пансиона. Благородное имя, слава отца, но без мужа и без приданого… А вот эта особа, похоже, уже нашла себе мужа. Сегодня вечером, говорят, объявят о свадьбе. Э, да это же тебя особенно должно интересовать, Эндрал, речь-то идет о твоем патроне!

– Что? Томери?

– Да, Томери, несмотря на то, что ему перевалило за пятьдесят, похоже, собирается все-таки жениться. Посмотри хорошенько на его будущую жену, вон ту величественную особу, немного высокомерную, но с благородными манерами, которая в одиночестве направляется к гостиным в глубине дома, это княгиня Соня Данидофф, дальняя родственница царя, имеющая огромное состояние. Как не восхищаться этими прекрасными драгоценностями на ее чудесной шее. Говорят, они потянут от двух до трех миллионов! Остальные украшения – соответственно… Миллионы, которые пополнят кошелек сахарозаводчика. Она ведет с ним котильон, следовательно, никаких сомнений не остается. Да, кстати, ты останешься на котильон?

– Гм! гм!

– Да, да, это просто необходимо. Я хочу поговорить с тобой и вместе поужинать. Когда еще представится случай встретиться, к тому же, если ты уйдешь по-английски, хоть ты и стал почти американцем, мне кажется, твоему патрону это не понравится. Смотри-ка, вот как раз и он идет. Да, ничего не скажешь, для своего возраста он выглядит превосходно, но… но постой! Взгляни же на него! Что с ним? Он бледен как смерть!..

Княгиня Соня Данидофф, закончив тур вальса с Томери, слегка запыхалась. Остановившись, чтобы отдышаться, красавица княгиня быстрым взглядом окинула себя в зеркале и заметила, что ее щечки слегка разрумянились.

– Как я ужасно покраснела, – подумала она, по-женски преувеличивая свои недостатки.

В этот момент она вдруг почувствовала, что ее юбка слегка натянулась. Княгиня увидела г-на Нантея, который тут же рассыпался в извинениях.

– О, простите, княгиня, – воскликнул банкир, одетый в элегантный черный фрак. – В такой толкотне чрезвычайно трудно уследить за своими движениями… Боюсь, я нечаянно наступил на подол вашего очаровательного туалета…

Княгиня запротестовала, сказав, что это не имеет никакого значения, и банкир, изогнувшись и продолжая бормотать извинения, удалился. Но, оставшись одна, княгиня раздраженно закусила губу. В таком виде она, конечно, не сможет вести котильон с Томери.

Соня Данидофф вспомнила, что, когда она прибыла на бал, Томери провел ее повесить шубку в небольшую закрытую гостиную, находящуюся в самом конце галереи. Ее нареченный сказал ей:

– Дорогая, этот будуар я приготовил специально для вас…

Соня подумала об этой комнате вовремя. Выйдя на лестничную площадку, она направилась к будуару, вошла в него, закрыла дверь и собралась привести в порядок свой туалет.

Когда она проходила мимо гардеробной, одна из горничных предложила ей свои услуги, но княгиня отказалась. Если верной Надин не было с ней, она предпочитала обходиться без чьей-либо помощи, тем более, что, приколов пару булавок, она сама сможет быстро привести платье в порядок. Что касается покрасневших щек, то немного пудры – и все будет нормально.

Соня Данидофф с улыбкой рассматривала настоящий арсенал склянок, коробочек, духов, который Томери, как влюбленный и заботливый жених, выставил для нее в этом небольшом будуаре, превращенном в удобную дамскую комнату.

Здесь было все необходимое, вплоть до стакана подслащенной воды и флакончика с мятными каплями.

Соня Данидофф открыла коробку с пудрой, затем, неравнодушная к духам, она взяла один флакон с пульверизатором, на этикетке которого было написано «Экстракт фиалки», и слегка обдала пахучей струей шею и нижнюю часть лица.

Княгиня, возможно, устала от жары, царившей в большом зале, так как в тот момент, когда она ощутила запах духов, ее слегка затошнило и ей как-то сразу захотелось спать.

Соня Данидофф бессильно опустилась на низкий диван, занимавший угол комнаты. Она глубоко дышала, втягивая в себя нежный, но несколько странный запах, исходивший от флакона.

«Этот запах какой-то безвкусный, – подумала она, – найти бы просто-напросто немного одеколона…»

Не в состоянии сдвинуться с места из-за огромной усталости, накатившейся на нее, княгиня поискала глазами по столу, но, к сожалению – это был единственный пробел в арсенале Томери, – одеколона она там не обнаружила. С пульверизатором был лишь один флакон – тот, который она держала в руках.

Княгиня брызнула на себя еще раз, надеясь, что свежая струя духов оживит ее, но ее усталость, наоборот, увеличилась еще больше, и веки на миг сомкнулись…

Когда через секунду она вновь открыла глаза, в туалетной комнате было совсем темно!

Соня Данидофф попыталась привстать с дивана, на который она упала. Потеряла ли она сознание? Способна ли она была понять, бодрствует она или спит?

Она неумолимо впадала в какое-то бесчувственное состояние, правда, ощущения ее не были неприятны, перед глазами проходили яркие, светящиеся видения, которые сменялись полным мраком.

В голове зашумело. Она хотела крикнуть, но крик застрял в горле. Княгиня слегка вздрогнула. Где-то сверху она четко услышала незнакомый голос, который тихо прошептал:

– Расслабьтесь… Спите… Ничего не бойтесь…

Соня Данидофф сделала слабую попытку отреагировать на этот голос, но тут же покорно закрыла глаза, окончательно потеряв ощущение реальности происходящего…

В небольшой гостиной, специально приготовленной для невесты хозяина дома, царила абсолютная тишина, когда Томери, разыскивающий княгиню Данидофф, чтобы приготовиться к котильону, который они должны были скоро вместе вести, подошел к закрытой двери комнаты.

Он тихонько постучал несколько раз. Не услышав ответа, Томери открыл дверь. Будуар был погружен в темноту!

Удивленный хозяин дома подошел к выключателю. Комната залилась электрическим светом.

При виде представшего перед ним зрелища его лицо стало мертвенно-бледным. Соня Данидофф, побледневшая, безжизненно лежала на диване.

Неровное хриплое дыхание вырывалось из ее вздымающейся груди, по которой протянулись широкие полосы крови!

Обезумев, Томери выскочил из комнаты, чтобы позвать на помощь…

Именно в этот момент Чарли, приятель молодого инженера Эндрала, и обратил внимание на ужасно побелевшего жениха Сони Данидофф.

С испуганным лицом, нервно сцепленными перед собой пальцами рук, стараясь идти уверенным шагом, что, правда, не совсем удавалось, так как ноги, не слушаясь его, нервно дрожали, Томери направился к галерее, выходившей в переднюю…

Неожиданно один за другим раздалось несколько женских криков, нарушив очаровательную мелодию вальса, которую наигрывал оркестр…

Небольшая гостиная, откуда только что вышел Томери, магнитом приковывала внимание гостей.

Две женщины, одна из которых была мадам Аллуа, опустились, лишенные чувств, на стоящие рядом стулья. Доктор дю Марвье, знаменитый хирург, пытался сдержать у входа в комнату толпу любопытных. Среди приглашенных раздавались крики: «Трагедия! Убийство!» Утверждали, что княгиня Данидофф лежит в гостиной мертвой!

Невнятный гул растекался по всему дому. В отрывистых разговорах то там, то здесь слышался шепот: преступление, убийство, ограбление.

Новость распространялась с быстротой молнии. Сомнений быть не могло, с десятка два свидетелей видели ужасную сцену, открывшуюся перед ними в дамской комнате княгини.

Успевшие туда заглянуть, прежде чем их вытолкали обратно, рассказывали подробности:

– Да, это сущая правда! В гостиной, которую Томери специально приготовил для своей невесты, на полу неподвижно лежит княгиня Соня Данидофф, вся в крови, с шеи у нее исчезло жемчужное ожерелье, остальные драгоценности тоже пропали!

Раздавшиеся сначала крики сменило ледяное гробовое молчание. Гости разделились на группы, обсуждая наводящую ужас драму.

Еще несколько женщин упали в обморок. Мужчины стояли с бледными лицами. Везде открывали окна, чтобы пустить побольше свежего воздуха. Все напряженно ждали появления хозяина дома. Того по-прежнему не было.

– Ивонна! Марта! Идемте, дети мои, мы будем только мешать здесь, а эти тягостные переживания не принесут ничего хорошего.

Генерал де Риуль звал потрясенных случившимся дочек. Старый вояка направился вместе с ними к главной лестнице, на площадке которой был оборудован гардероб. В тот момент, когда он готов был уже надеть на себя верхнюю одежду, один из лакеев, прислуживающих в доме, подошел к нему и тихо шепнул несколько слов.

– Что?.. Что?.. – закричал генерал. – Что это значит? Я не могу выйти из дома! Меня в чем-то подозревают? Какой позор! Ну и ну!…

К нему приблизился метрдотель, изгибаясь в почтительном поклоне:

– Говорите тише, господин генерал, прошу вас. Этот категоричный приказ мы получили десять минут назад. Как только г-н Томери узнал… о несчастном случае, он приказал полицейским, которые дежурят на первом этаже, закрыть все двери и оцепить дом. За исполнением этого приказа следит капрал полиции. Вы не сможете выйти, но, уверяю вас, господин генерал, это не из-за того, что вас в чем-то подозревают, просто, приняв такие меры, надеются найти преступника, который до сих пор находится в доме, так как из него, по крайней мере в течение этого часа, никто не выходил…

Немного успокоившись и понимая поведение Томери, хозяина дома, генерал де Риуль вместе со своими напуганными дочками молча отошел к одному из углов галереи.

Гостиные особняка, особенно та, которая граничила с комнатой, где лежала несчастная жертва, постепенно пустели. Гости выходили кто на веранду, кто в курительную комнату, продолжая комментировать случившееся.

Вдруг все разговоры оборвались на полуслове.

Томери, которого не видели с момента обнаружения трагедии, появился на лестнице, сопровождаемый господином, чья простая черная куртка выглядела странно и неожиданно среди всех этих светлых и ярких туалетов, фраков разных цветов и военных мундиров.

Кто-то из гостей шепнул:

– Авар…

Это действительно был начальник Сыскной полиции.

Господин Томери, увидев лежащую без чувств графиню, не теряя присутствия духа, тут же поспешил к телефону и попросил Сыскную полицию. Г-н Авар, который как раз находился у себя в кабинете, долго не размышляя, лично отправился в особняк Томери. Последнему по-настоящему повезло, что в такой поздний час ему удалось застать в префектуре знаменитого начальника Сыскной полиции.

Проходя одну за другой гостиные дома, г-н Томери тихо беседовал с г-ном Аваром.

– Я благодарю вас, месье, что вы приехали так быстро. Как только я обнаружил бедную княгиню, я тотчас же поспешил приказать перекрыть все выходы их дома. К сожалению, я отсутствовал в гостиных около четверти часа и не могу вам сказать, что здесь произошло за это время. Если бы я мог остаться среди гостей, возможно, я заметил бы со стороны кого-нибудь странное поведение, фальшивый жест или непонятное волнение. Жаль, но…